***
Кейташи, казалось, с самого рождения ненавидел ту суету, что происходила вокруг него. Боже, родился мертвым, первый случай в истории, нужно хороводы водить еще несколько лет по этому поводу. Мать едва ли не пылинки сдувала, отец не нагружал тренировками. Хотя, признаться честно, Кейташи начинал подозревать, что последнее решило его слабое тельце, а вовсе не родитель. И нечего было говорить в свои четыре года, когда единственное, что от тебя хотят слышать — заправил ли ты постельку, осточертевшую своей мягкостью, понравился ли тебе суп, напичканный тошнотворно пахнущими витаминами, и как прошла прогулка с другими ребятами на площадке. Капли барабанили по зонту. Кейташи обожал устраивать самому себе драму, поэтому и оказался в дождь на кладбище. Серая стена смывала краски окружающего мира, и Узумаки мог сосредоточить все свое внимание на небольшом надгробии с выцарапанными вручную кривоватыми иероглифами. Помнится, отец в тот вечер знатно напился, а потом, склонившись над этим самым камнем, начал вырезать по нему кунаем. Эту работу стоило доверить профессионалу. Зато у отца, в отличие от нии-сана, на надгробии все ровно, точно в ряд. С них даже денег за это не взяли, наверное, только завидев их потрепанные одежды.— Я заработаю много-много денег, мама, и вы все будете жить в безопасности не в этой глуши!
Спустя много-много лет уже двадцатилетний Кейташи вспомнит эти свои слова, усмехнется и подумает, что, вообще-то, он тогда не ошибся, сказав «вы» вместо «мы». Кто посмеет потревожить мертвых в их наверняка замечательном чистом мире? Но сейчас четырехлетний Кейташи может только пялиться опухшими, еле открывшимися с утра глазами на две ухоженные могилки, на которых пока даже земля не осела. Узумаки Сэтоши. Узумаки Исао. Под ногами их прах. Исао-Исао-Исао. Старший брат, пример для подражания,а кто жив-то в итоге?
— Тут нет никого. Зови — не зови, мама.
Мама пыталась быть опорой для всей семьи, пока муж убивался, что не доглядел за ребенком, что позволил так своевольничать и рисковать. Он, конечно, молодец, но Исао — самый ужасный брат из всех, даже не сказал, что уходит навсегда — все равно не послушал бы его. Оказалось, Исао своей ужасностью было в кого идти: через четыре месяца отец не вернулся с задания.***
Кейташи не нравилось учиться. В смысле, ему не нравилось, когда Таро склонялся над ним и требовал вызубренных правил из учебников. Второй — уже первый — по старшинству брат требовал от Кейташи дословно выученный текст, помешавшись на том, что учеба — путь к долгой жизни. Долгой, несомненно опасной и пустой. Шиноби же только и делают, что за ошибки расплачиваются жизнью своей и подчиненных, постоянно чему-то учатся, а потом сходят с ума с этой своей работой. Защита и долг?— А для чего вообще эти деревни? Почему кланы просто не могли уйти в нормальные страны? Они что, рабы, готовые положить себя на тернистый путь заказчика?
Таро тогда долго молчал и, усмехнувшись, потрепал только длинные волосы младшего. А потом принялся так интересно описывать принцип действия фуиндзюцу, что Кейташи на день рождения попросил кисть и немного специальной бумаги, на следующий же день притащив брату взрывные печати. — Вот кто тебя научил этому, а? — темные глаза сверкнули, и Кейташи изогнул бровь, явно не поняв смысл вопроса. — Так ты и учил, нии-сан. Таро чертыхнулся, заправил челку за уши и еще раз посмотрел на печати. Такое проходят во втором полугодии первого курса академии Узушио, так что вряд ли Кейташи сделал что-то потрясающее для своих лет. Во всяком случае, не стоит это афишировать, а то младшего со слова «гений» и его ответвлений псих берет, в котором тот не признается. Да и нечего доканывать, а то мало ли, неизвестно, кто победителем в этой словесной баталии выйдет. — И как тебе? — Таро у себя в голове уже выстроил цепочку, следуя которой его мелочь будет сидеть подальше от основных действий, удобно так и в тепле желательно. Мечтать не вредно, из последнего тут только Кейташи, скривившийся в лице. — Я не понимаю, как одну формулу запрограммировать позже изменить свои составляющие. Кейташи преспокойно наблюдал за тем, как его брат находился в прострации, и не спешил тормошить. Вот уж нет, второй раз он к лекарям не пойдет лечить сломанный случайно открывшейся дверью нос. А то слетятся на него, будут отчитывать. Кейташи и сам мог себя отчитать, раз уж на то пошло, и в сторонней помощи не нуждался. Критическое мышление — то, чем отличался весь их выводок, но последний каким-то неведомым образом забрал у братьев некоторый процент. — Я не спрашивал, что ты не понимаешь, я спрашивал, нравится ли тебе, Кей, — со вздохом разъяснил Таро. Формулы и формулы. Что в них такого? Постоянная зубрежка и практика — дорога на все стороны открыта, ты свободен. Кому какая разница, нравится ли ему это занятие? Себя, главное, не подорвал, а остальное значения не имеет. Кейташи же не Исао, буквально бредивший всем этим и таскающий в свою с Таро комнату кучу книжек и свитков, которые непонятно откуда брались в таком количестве. Кейташи довольно быстро развивался во всех планах, при этом знатно отставая в обыкновенных житейских вещах. Нравится суп? «Нормально» и все? А как тебе вчерашняя сказка на ночь? Те конфеты? «Почему ты не ценишь всех моих стараний?!» Младший поморщился, вспоминая повизгивающий от постоянного нервного напряжения голос уставшей матери. «Уважай меня!» — требовала она каждый раз, и Кейташи не понимал, почему должен делать то, что и так делает. Неправильно делает? Так мать и не является для него таким уж авторитетом, чтобы целовать ее ноги; Кей в свои четыре уже мог к ее приходу с работы сделать парочку простеньких блюд, а потом прятать изрезанные руки в тренировочных перчатках старшего брата. — Меня это не бесит. — О, прогресс. Тебя и не бесит? Что ж, ставлю на то, что это твое призвание. — Тогда я ставлю на то, что его призвание — детей учить! — весело откликнулись со второго этажа, а следом послышался скрип старых половиц. В дверном проеме показалась еще одна аловолосая макушка. — Если он станет учителем, то либо воспитает душевнобольных, либо эмоциональных калек, — флегматично заметил Таро. Второй по старшинству положил ладонь на голову Кейташи и начал трепать длинные пряди, превращая старательно вычесанную прическу во взбитую будто во время драки гриву. Светло-серые радужки обвели кухню взглядом и остановились на окне. — О, три дня дождь лил и свалить решил? Вовремя, — выпятив нижнюю губу, средний поцокал. — А ты чего вообще дома, Кио? — Нии-сан. Скажи «нии-сан», — с нажимом обратился к Кейташи Кио. — Кио. — «Нии-сан». — Кио. — Черт, Кейташи! — Не выражайся, прогульщик! — в тон ему буркнул младший под тихий смешок Таро. — Давай, нечего дома пляски устраивать, я спать из-за тебя не могу. Вали в академию. — Это стиль боя у него такой, Кей. Враг только шаг к нему, а он уже бедрами туда-сюда, — Таро развел руками, едва не зацепив кружку с кипятком. Кио фыркнул на высказывание старшего, надеясь, что младшенький-то получше будет, но напоролся на насмешливое «уруру» и почувствовал, как надежды его разлетелись на миллионы осколков. Собрались тут знатоки. — Во всяком случае, я превосхожу тебя в рукопашке благодаря этому, дорогой мой брат, — почти пропел Кио. — Прости, давно хотел тебе признаться, — Таро состроил самое что ни на есть искреннее выражение. — Я засыпаю, когда ты начинаешь свои ритмы пихать в бой. Это непрактично, понимаешь? Кейташи следил за всем этим с легкой улыбкой на губах. Таро предостерегал Кио, Кио пытался толкнуть свое, а потом все заканчивалось на сторонней теме. Так никогда действительно серьезных разговоров и не происходило. — Но, если тешить твое самолюбие, я даже завидую. Я впрямь неповоротлив, и светит мне разве что дальняя дистанция, когда у тебя будет возможность подобраться к врагу поближе. — И смысл выеживаться тогда?!Кейташи обожал своих братьев, пусть вслух никогда в этом не признавался. Вот так валялся на постели, пытался уснуть, а наверху то слон бегал, то слышалась отчетливая брань. Сейчас, засыпая в полнейшей тишине, он испытывал только смутное чувство ностальгии по едва запомнившемуся детству. — Да хватит пинаться! Хорошо. Тишина не полнейшая. — Заткнитесь оба! — Заткнитесь там втроем! — Учитель, — шипит похуже Орочимару, ей-богу, Кейташи сдаст Саске ему на попечение, — тоже замолчи. Определенно сдаст. Первым делом.
***
Кейташи с ярко выраженной скукой сидел в середине карусели, не отводя взгляда от группы крикливых детишек. И чего им неймется? Вместо тишины и спокойствия они устраивают бесцельный ор, который нервирует окружающих, но веселит их самих. И был бы в этом смысл — можно смириться, но смысла не было. «Красноволосые демоны» больше были похожи на гиперактивных уроненных в детстве полудурков. Вспыльчивые, громкие, не понимающие очевидных — Кейташи казалось, что очевидных — вещей, бегущие от реальности. Перспектива оказаться в академии вместе с кем-нибудь из них не прельщала, а недавно введенная возможность домашнего обучения держалась на соплях и доверия не вызывала. Да и беготня с этой документацией… мать сразу заверещит о бесполезности сего действа. Беготня не прекращалась. — Ке-е-е-ей. Узумаки закатил глаза так, что, казалось, обратно они не выкатятся. — Что тебе от меня надо вечно, а? — Ты выглядишь адекватным. Слышал фразу «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты»?.. — Ты думаешь, что сразу станешь адекватным представителем нашего общества? — с легкой усмешкой вопрошал Кейташи, слегка повернув голову в сторону сына Узукаге. —…Нет, думаю, что у тебя друзей нет, а это значит, что ты никто, — мягко отозвался собеседник, а Кейташи дернулся, как от удара. — У меня есть братья. — Твои братья тебя не выбирали, — продолжал мальчишка. — Да и что о них можно сказать? Исао был упертым бараном, — Кейташи сжал расслабленную до этого ладонь в кулак, — Таро сам себе на уме, Кио на месте не сидится. Как тут можно судить? — А тебе больше заняться нечем, да? — Кейташи сорвался на громкий шепот, прекрасно зная, что он действует на окружающих похуже крика. — Мечтаешь о свободе, хочешь делать что угодно? Это слишком просто, Нэо. Меть выше, что ли. — Я это и делаю, когда пытаюсь с тобой подружиться! — Ты сам сказал, что у меня нет друзей, — уперев подбородок в ладонь, прервал Кейташи. — Значит, себя ты в этот список не зачислил. Нэо застыл, сверху-вниз наблюдая невысокую фигуру вроде-как-друга-которого-он-случайно-обидел. Спокойная рожа с серо-синими радужками поднимала в душе ярое непонимание сей персоны, но Нэо продолжал попытки подлезть к Кейташи. Нэо старше на четыре года, уже учится в академии и в скором времени сможет ее окончить благодаря досрочным. И вот делать ему больше нечего, как пытаться подружиться с малолеткой. Да таких в их деревне — пруд пруди. Ан, нет, Кейташи, видно, ведьма. Узушио в ближайшее десятилетие грозилась выйти на уровень Конохи, и трения с остальными деревнями из-за этого обстоятельства ожесточалось. На улицах давно ходят не только представители древнего клана, но и те, кто к ним вообще никак не относится, те, кто в теории мог бы оказаться врагом. «Держи врага у сердца» — как говорил Узукаге, отец Нео, и доверия эта фраза не вызывала. Да, сильная оборонительная система, да, есть внутренние организации, следящие за порядком внутри и за пределами деревни, да, есть союз с Конохой. А еще есть куча знаний в головах Узумаки, есть свитки, есть то, что может поставить на колени весь мир. Узумаки давно приравнивали к слову опасность. Негласно, но это прослеживалось в осторожных действиях и тщательно подбираемых словах, в неловких уступках. Семь барьеров вокруг Узушиогакуре казались хлипкими. Их не должно быть видно, а Кейташи видел каждую формулу, нанесенную поверх. Видел и ко многим из внешнего слоя мог подобрать деактиватор, а это, в свою очередь, сломало бы часть обороны к чертям. Вопрос был только в количестве его чакры и том, как скоро среагирует спецотряд. Кейташи бы просто не успел все это провернуть. Не сейчас, по крайней мере. Семь барьеров, прочность которых увеличивалась примерно в пятнадцать раз по сравнению с предыдущим. Круглосуточно около сотни человек трудилось над их поддержанием. Признаться, не зря: на памяти Кейташи происходило несколько успешно отбитых атак. Вопрос о том, что барьеры и их составляющие были видны, закрыт старшим братом, заверившим, что такое просто невозможно. Не в возрасте Кейташи. И не в их семье, далекой от главной ветви. Кейташи не хотелось тогда из шкуры вон лезть и доказывать скептику свое видение; лень двигателем прогресса для него не являлась, пришлось самостоятельно рыться в библиотеке, а потом искать словарь и заучивать хренову тучу редких сложных слов. Затраченных усилий это не стоило, но пять страниц Узумаки все же понял. — То есть… мы друзья? Кейташи отвлекся от изучения барьеров и выдохнул сквозь дырку от недавно выпавшего зуба. Ну, как выпавшего?— Да ладно, Кей, я помогу тебе, — Кио подозвал к себе младшего, попутно расправляя леску. — Тебе даже больно не будет! Ну, доверься старшему братишке!
Больше Кейташи Кио верить не будет. Небрежно вытянув руку из кармана кофты, мальчишка протянул ее в сторону Нэо. — Друг, да я тебя первым делом общаться научу. «Ну, попробуй, — подумал Кейташи. — Только потом не откосишь».***
— Ты куда собрался? — облокотившись о дверной косяк, Кейташи нахмурил брови на переносице и как можно тише сглотнул вязкую слюну. — Куда, Таро? Таро застегнул щитки на руках, поджав тонкие обескровленные губы. Что ему отвечать младшему брату, который и без этого все понимает? Нужно ли вообще что-то говорить? Во рту вот сухо, хорошим решением было бы осушить стакан воды, после чего рухнуть на кровать в недолгих размышлениях. Оставаться дома даже особо не хотелось: вот прибежал Кейташи, скоро появится и Кио, от которого даже у самого спокойного человека все пойдет кругом. — Скажи мне! А у старшего даже без Кио немного кружилась голова от всего происходящего, и в уголках глаз копилась непозволительная влага. Девять лет прошло с начала войны, а конца все не предвиделось. Она забирала жизни молодых и старых, забирала таланты, забирала все, что могла сгрести под себя, и даже не давилась от того количества сгубленных судеб. Постоянная боевая готовность и попытки облегчить существование небоеспособным жителям вылились в тотальную неосведомленность о том, что происходит за границами на самом деле. Шиноби гибли десятками в каждой битве, и, констатируя общеизвестный факт, это непозволительная роскошь. — Ты согласился, да? Таро ненавидел, когда Кейташи говорил на грани слышимости. Казалось, что младший брат может предпринять нечто неожиданное, выбивающее из привычной колеи. Но в этот раз все мольбы Таро не были услышаны, а Кейташи продолжал стоять на месте, задыхаясь в собственных мыслях. Каге всеми правдами и неправдами старался огородить детей от войны, вел людей сам, выслеживал врагов даже внутри собственной деревни и расправлялся с ними сразу же. Однако не так давно верхушка дала разрешение на набор группы поддержки, состоящей из будущих выпускников академии, троих джонинов и шестерых чунинов. Все, что от них требовалось — искать и по возможности спасать своих людей на поле недавнего боя. Но кто в здравом уме оставит тело Узумаки и уйдет, не прихватив столь ценный экспонат с собой? — Зачем, нии-сан? Группа поддержки на деле должна только выигрывать время и по возможности сбегать, зная, что раненые находятся в безопасном месте. Несмешным было то, что людей катастрофически не хватало, и подобная роль отводилась тем, кто даже в глаза не видал техники сильнее D-ранговых. Узушио была поистине могущественна, но оказалась загнана в угол практически всеми деревнями, участвовавшими в войне. — Какая разница, когда умирать? — глухо на выдохе отозвался Таро, пряча лицо во взмокших ладонях, таким образом прячась и от разочарования, скользнувшего в чужих радужках. Подумать только, Таро плачется в присутствии самого младшего из братьев! Даже не столько плачется, сколько подает пример опустившего руки человека, а это определенно на пользу не пойдет. Все мечты о прекрасном будущем бились о суровые реалии, в которых они — кладезь знаний, подопытные крысы, живучие и могущие выдержать множество пыток. Таро, уверенный в себе Таро на этот раз предстал перед Кейташи затравленным зайцем. Сколько стараний, сколько пустых слов лилось из уст старшего уважаемого брата, оказавшегося… Оказавшегося кем? Люди боятся умирать в первую очередь потому, что боятся неизвестности на другой стороне. При этом те же люди добровольно идут на более «уважаемую» гибель, упоминаний о которой не останется уже через год. Самообман и нежелание видеть конец — это ли двигало Таро? Откуда столько тупости, прослеживающейся обычно в более взрослом поколении, в десятилетнем мальчишке? Таро был отражением Исао. Такой же непонятный, открывшийся только в самый последний момент, странный и идущий к цели. Только у одного целью было желание защищать своих, а у другого — сдохнуть до всеобщего конца. Кейташи склонил голову к плечу. — Я не знаю, что должен сказать тебе, Таро. — Извини. Младший Узумаки расправил плечи, будто и не было ломоты во всем теле и желания закатить истерику, открыл рот и застыл. Поток обвинений застрял в глотке. Таро он больше не увидит. Таро сгниет далеко и в одиночестве, если повезет. Сгорбившись, Кейташи упал прямо на осевшего в бессилии брата, цепляясь худощавыми пальцами за кофту последнего и стараясь унять дрожь. Таро же уйдет с высоко поднятым подбородком, махнет на прощанье и выдавит самодовольную ухмылку, в последний раз буркнет что-то назидательное Кио, клюнет мать в щеку и даст Кейташи задание изучить технику из стащенных специально для него свитков.***
День за днем с ухода старшего брата просиживая в комнате за изучением всевозможных материалов, Кейташи понимал, что ему-то далеко даже до Кио с его умениями. Некрасиво вышло: Кей всегда думал, что средний является самым слабым и что обойти его труда не составит, но Кио подозрительно… углубленно понимал весь материал, с которым к нему подходили и просили объяснить. Но это еще полбеды. Основа заключалась в том, что Кио во владении тайдзюцу обошел всех своих одногодок. Просто взял, принес бумажку с этим фактом, положил перед матерью и тихой поступью направился к себе. Несложно было догадаться, как на нем отразилась потеря брата. Тогда Кейташи увидел в нем пример. Исао, Таро и Кио учили младшего одним своим существованием, буквально тыкали им в то, что до Кейташи не доходило. Смотреть шире, копать глубже, не хвататься за сиюминутные придуманные в голове давным-давно образы. И не пялить на людей так, словно они путаются под ногами. Выросший в относительной разбалованности, Кейташи допустил привычку не слушать окружающих. Оказалось, зря. Переписав в потрепанную тетрадку последнюю часть разобранной с Кио формулы, Узумаки перевел взгляд на раздражающе тикающие в тишине часы. Тик-Таро, наверное, уже мертв.
-так. Кейташи мотнулся назад, случайно не рассчитав силы, с которой оттолкнулся от края стола, и с грохотом слетел со стула на пол. Он не встал, лишь подтянул колени к груди и обнял их руками. По полу сквозил осенний ветер из-за открытых во всем доме окон. Вот так валяться было не лучшей идеей, но подняться сил Узумаки в себе внезапно не нашел. Россказни про их необъятную чакру может и не были выдумкой — Кейташи не было с чем сравнивать — только не было от нее совершенно никакого толка, если совершить столь привычное действие не представлялось возможным. Кончики пальцев холодели, похоже, от холода. Стоило закрыть окна. Скрипнули ступени, чужая ладонь застыла у открытой двери в незавершенном стуке. — О, — Кио удивился, застав брезгливого Кейташи спавшим на полу. Красота да и только. Растянув губы в подобии улыбки, старший Узумаки тихо прошел к кровати, стянул с нее одеяло и, вернувшись к обнимающей саму себя фигуре, укрыл ее. — Только скажи мне потом, какая я скотина. Кио позакрывал оба окна, прикрыл дверь и направился вниз. — Извини, Нэо, Кей очень устал и теперь спит, — на самом деле, тут не за что было извиняться, но друг младшего не обратил на это внимание, бесстыдно рассматривая внутреннее убранство дома. — Тогда не могли бы вы передать ему… М, послание, — Нэо замялся. — От моей сестры. И замолчал, не зная, как отреагирует на цитату Кио. Нэо, конечно, был наслышан о энергичности и дружелюбности последнего. Только тот, кто сидел перед ним сейчас — собранный и несколько снисходительный парнишка с синяками под глазами — совсем не соответствовал услышанному. — Ну? Не беспокойся, можешь выражаться, — заговорщески приложив палец к губам, Кио весело подмигнул икнувшему собеседнику. — «Ты, необщительная задница, ни разу не угадал, и друзья у меня появились, даттебане!» Моргнув несколько раз, Кио неожиданно рассмеялся, сочтя «необщительную задницу» за самое точное описание Кейташи.***
Эпидемия — Романс о слезе
Зрачок в центре иссиня-серой радужки то значительно расширялся, то сужался до размера точки от карандаша на бумаге.— Тут нет никого. Зови — не зови, мама.
Забившись в самый угол дома, Кейташи дрожал от страха и холодного пота, чертившего полосы по его спине и вискам. Нескончаемый грохот с улицы действовал на натянутые нервы так, что Кейташи даже не мог двинуться с места, не услышав при этом очередной отчаянный крик. С таковым Узумаки проснулся, сбежал с кровати в кромешной темноте и застыл в метре от двери, сломленный этим же звуком. Дома никого не было, иначе он бы не сидел здесь в одиночестве, не закрывал ледяными руками уши и не жмурил глаза, чтобы не видеть отблески битвы в окне. Вдохнув и шумно выдохнув, Кейташи тихо завыл. Где Кио? Почему старшего брата нет сейчас поблизости, куда он мог ломануться на ночь глядя? Кейташи отнял ладонь от уха, слыша только стук собственного отдающегося эхом сердца, расплывчато наблюдая, как по пальцам ползут тонкие струйки крови. Скрипнув зубами, он прикусил свой язык, в тот же момент с усилием поднимаясь. Кио говорил, что так сбрасывают легкое гендзюцу. Но картинка происходящего не проходила, и Кейташи очень сомневался, что кому-то вдруг понадобилось издеваться над ничего не умеющим ребенком таким образом. Штукатурка посыпалась с потолка с угрожающе покачивающейся люстрой от еще одного мощного землетрясения, едва не сбившего Узумаки с ног. — Кейташи! Кей… Кейташи, ты здесь?! Кио. Кейташи пробежал до двери, казалось, за доли секунды и еле успел отшатнуться, прежде чем она слетела с петель прямо к его ступням, а сам Узумаки оказался крепко схвачен за запястье. Кио с одышкой дикими глазами оглядывал помещение, прикладывая к кровоточащему боку чужой жилет, от которого жгучими волнами расходилась режущая боль. Резче, чем планировал, он притянул к себе хныкающего Кейташи и позволил себе немного расслабиться. Буквально на мгновение, чтобы в следующее же напрячься до предела и вслушаться в происходящее. Как и ожидалось, все вышло из-под контроля, и барьеры пали. Пали так неожиданно, что сторожившие умудрились растеряться и попробовать решить все самостоятельно. Кто и когда успел слить врагам информацию о том, что действующие барьеры будут разрушены, чтобы сразу же были воздвигнуты другие? И кто оказался таким могущественным, раз за такой короткий промежуток времени успел перебить большинство отвечавших за это людей? Мелкий Кио с еще более мелким Кейташи далеко не убежит. Схватив ничего не соображающего брата за шкирку, Кио обхватил его обеими руками и, встав на подоконник, оттолкнулся в сторону ближайшего дерева. В кои-то веки дом на самом краю деревни оказался их спасением, а не проклятием, из-за которого в академию приходилось вставать раньше. Кио пересек за пару минут сотни метров, стремительно отдаляясь от эпицентра действий. Уйти далеко, естественно, им бы никто не дал. Кио хохотнул, приземляясь вместе с Кейташи у каменистого берега шумной реки. Бежать некуда. — Эй, мелкий, — толкнув того в плечо, старший заглянул в искаженное страхом лицо, — давай в прятки? — Какие еще… Тихий отзвук пощечины потонул в гуле реки. — Я буду считать до ста. Если я найду тебя в течение суток, то умру, понял? Кейташи клялся больше никогда не верить Кио. Глянув вслед убегающему младшему брату, Кио уперся лбом в камни, сдерживая душераздирающий вопль.