Straight to Hell

      На утро его поприветствовали хуёвое настроение и болезненное осознание: «Я плохой».       Пусть сознательной долей себя Танджиро и оставался человеком, но всё-таки он демон. Он плохой. По крайней мере, таковым он являлся в глазах остальных людей.       Танджиро есть Мудзан. Его наследник. Да, не по своей воле, но факт остаётся фактом. И потому все охотники сомневаются в нём. Даже сам Камадо не доверяет себе. С того момента, как у него в сознании начали всплывать рандомные воспоминания Кибутсуджи, Танджиро неволей начал сочувствовать Мудзану. Именно потому что в его венах теперь текла кровь демона, парень собственной шкурой ощущал отчаянное желание жить и упорное сопротивление смерти — эти два наставления двигали Мудзаном.       Юноша не знал, бывало ли такое у других демонов, но в опасных ситуациях — таких, как недавние события, беря в счёт даже тот момент, когда он до смерти испугался катаны Гию, — у Танджиро появлялся совершенно не свойственный прежнему ему инстинкт самосохранения. Конечно, парень всегда заботился о своей жизни, однако в обличии демона это чувство стало куда острее. В страхе его предостережения затмевали рассудок, выдвигая на передний план тот самый вопиющий инстинкт. Под ногтями обычно появлялось настороженное напряжение, знаменовавшее о готовности в любой момент атаковать.       Проще говоря, в страхе Танджиро становился диким животным, словно брошенным на жестокое выживание.       Поэтому Танджиро и плохой — независимо от того, кто перед ним находится, и того, является ли страх ложным, он всегда готов атаковать существо, вызвавшее этот самый неконтролируемый страх.       Паралельно мыслям о своей сущности и присущей ей натуре Камадо невольно заходил на темы прошедших дней.       Как обычно, несмотря на все эмоции, которые он ощутил в течение дня, вчера он быстро заснул. И, слава богу, в этот раз кошмары оставили его. Но всё же очнулся парень в довольно подавленном настроении. Первой мыслью было: «Предаст ли Гию-сан меня когда-нибудь?»       Пока раздумывал над этим, юноша пришёл к выводу, что не может понять, какие из его догадок являются правдой, а какие — нет. Та же история с Канао, Иноске и Зенитсу. Они же просто не могли так поступить. Хотя, это утверждение постепенно становилось «прозрачным», словно и не было никакой случайной встречи с ними, словно они всегда ненавидели его — демоническое отродье, убившее их товарища, друга. А ещё Незуко… Уже на протяжении нескольких лет он не может узреть её в виде человека. Канао говорила, что она пока что живёт вместе с ней в поместье бабочки. Но Камадо постеснялся спросить, какого мнения его сестра о нём, а теперь жалел об этом.       Сегодня Томиока разбудил Танджиро очень рано, и они почти сразу же отправились в путь, уходя всё дальше и дальше от людей, которым он хотел задать сотни вопросов. Не привыкший к столь раннему подъёму, парень зевал и потирал слипающиеся глаза. Но осознание того, что сейчас наверняка творилось в организации охотников на демонов, заставляло юношу двигаться вперёд.       Камадо шёл чуть позади Гию. Снова смотря ему в спину, парень размышлял над тем, мог ли Томиока ему наврать. При любом упоминании злополучного решения других столпов запах Гию был как всегда чист, мужчина не лгал. Если нюх не обманывает Танджиро, то Гию и впрямь намерен оставаться на его стороне, хоть пару дней назад и признавался в том, что не может полностью доверять демону. А вообще, говоря о правдивости слов Томиоки, так он никогда не лгал парню: либо говорил прямо, либо ничего не говорил.       Однако… Если Гию ему не врёт, то что на счёт Иноске, Зенитсу и Канао? Ориентируясь на их запахи, Камадо с полной уверенностью мог заявить, что вчера, когда они впервые за долгое время встретили Танджиро, не желали его смерти.       Юноша не хотел признавать происходящего, но и не хотел не верить Томиоке. Гораздо легче было поверить в то, что нюх его обманывает.       Камадо, несомненно, волновался из-за этого, но непонятливость и неопределённость происходящего не позволяли полностью прочувствовать ситуацию. У парня был лишь вопиющий инстинкт самосохранения.       — Ургх… — недовольно рыкнув, Танджиро посмотрел на высокие серые, как мех крысы, облака. Они застилали весь небосвод, скрывая лучи восходящего солнца. В воздухе витала неприятная мокрота, из-за которой в носу становилось влажно, а тело пробирал мороз. Трава пригибалась к земле под весом капель прошедшего дождя; с каждого листика, с каждой хвоинки падали крохотные сферы воды, со звоном разбиваясь о землю.       Вскоре после начала пути они вышли из ещё спящего города, теперь их дорога лежала через лес.       С течением времени утренний туман стал развеиваться, и тучи, на удивление, начали быстро расходиться, уже к полудню освобождая голубое (но всё же немного бледное) небо.       Где-то ближе к зениту поблескивало серо-жёлтое солнце, и Танджиро снова не мог понять, радовался ли он ему или нет. Хотя вряд ли он сейчас был в силах перебороть своё замешательство и своего рода грусть. В его-то ситуации… Оставалось лишь благославлять богов, что солнце было не настолько яркое, чтобы Танджиро от него становилось плохо.       — Ну… — протянул парень, стараясь забыть о вчерашнем дне, и о позавчерашнем, и вообще обо всём, что с ним происходило с тех пор, как он стал демоном, стараясь заставить свой разум слепо сфокусировать всё внимание на данной проблеме, невзирая на подсознательное отторжение всей этой ситуации. — Куда мы пойдём?       Ещё и неизвестно, сколько они будут скитаться.       — Я не знаю, — твёрдо ответил мужчина, хотя в голосе его присутствовали нотки неуверенности.       «Ну, ты хотя бы честен», — вздохнул парень. Неужели они так и будут идти просто вперёд? Танджиро надеялся, что так охотники не нагонят их. Однако в глубине души теплилась надежда на обратное: ему хотелось снова встретить своих друзей и понять, что у них на уме. Боже, эта мысль прямо приелась к нему.       — Я думаю продолжить идти на север, — сказал Томиока и, взяв на себя инициативу рассуждений, достал из короба дешёвую карту, приобретённую в том городке.       Развернув на земле лишь половину карты, закрепляя два конца большими камнями, а остальной рулон придерживая коленом, Томиока указал пальцем в какую-то точку:       — Мы сейчас здесь.       — У… Угу, — промычал в ответ Танджиро, склоняясь над картой и внимательно вглядываясь. Стоит признать, карта вызывала у него неописуемый интерес: раньше он совсем не видел карт, ибо направлял парня обычно ворон, когда сопровождал на задания.       — По пути у нас есть город. До него день ходьбы, — когда Гию почти невесомо провёл пальцем по карте, Танджиро вдруг поймал себя на мысли, что смотрит не на саму карту, а на руку Томиоки.       «Нет, отвернись, идиот», — сказал себе демон, пытаясь всматриваться именно в карту (хотя он толком и не понимал, что там изображено).       Пока Танджиро ловил себя на мысли, что снова и снова пялится на ладонь своего товарища, Гию уже свернул карту и сложил её в короб. А потом почему-то застыл, задумываясь над чем-то, но вскоре встал с земли и закинул деревянный ящик на спину.       — Пошли, Танджиро.       — П-постойте, Гию-сан! Наверное, уже настала моя очередь нести короб! — встрепенулся демон с заботливо возмущённой гримасой.       — В полдень поменяемся, — таков был ответ.       — Вы с самого раннего утра его тащите, — Камадо был обеспокоен тем, что Томиока всегда берёт на себя все дела и ответственность. Он действительно относится к Танджиро как к ребёнку, не позволяя ему и ящик нести, — и не факт, что я не усну вечером, во время своей смены, — нахмурился парень. Ну, ящик был и впрямь тяжёлым: в нём умещались катаны, карта, еда на ближайшие несколько дней и прочая полезная штука, набранная в городке.       Но вместо того, чтобы сказать что-нибудь против, Томиока отвернулся и молча продолжил путь.       — Х-хей! Подождите, — бросил Танджиро, нагоняя товарища.       Следуя вслед за непреклонимым Томиокой, Камадо не раз просил отдать ему ящик; Гию сдался лишь в полдень, после того, как они устроили небольшой перерыв, хотя он и так намеревался устроить обмен в это время. После того, как демон торжественно воскинул короб на свою спину, он смог со спокойной душой идти дальше. Тучи зловеще сгущались вокруг солнца, иногда и вовсе скрывая его от глаз людских, но вскоре рассеивались; ветер то бушевал, то пропадал где-то; то холодело, то теплело; погода менялась ежеминутно.       Время от времени Танджиро оборачивался назад, всматривался в бледно-синюю даль и на силу заставлял себя развернуться обратно, навстречу сухому ветру. На самом деле он не понимал, что происходит. Ещё двумя или тремя днями ранее он с горем пополам позволял себе прогулки до дерева на соседнем холме, теперь же — он был жуть как далеко от дома. Взирая на весь пройденный путь, он то ли с трепетом, то ли со страхом обращал внимание на редкие далёкие силуэты каких-то людей: он ожидал увидеть своих давних знакомых.       Зачем? Смутный ответ на вопрос шлялся где-то на дальних просторах его сознания, но Танджиро не мог его поймать.       Демон обернулся снова, педантично повторяя себе: «Это последний раз». Бросая внимательные взоры на тропу, уходящую в даль, в место, где солнце сливалось с землёй, Камадо прокручивал в голове некоторые недавние события, чем только угнетал своё самочувствие. Какое-то отчаяние окутывало сейчас его душу, облачённую в чужую оболочку. Всякая деталь сложившейся ситуации досаждала парню, и лишь Томиока, идущий чуть впереди, радовал его неспокойную душу.       Его спокойствие было чрезмерно заразительным. Его ровная крепкая спина, его уверенный шаг и его однородный запах — всё это придавало уверенности. Она развеялась лишь в тот момент, когда Гию обернулся на Танджиро, а тот недоумевающе и с грустью в глазах смотрел назад, как несмышлённый ребёнок, обиженный складом вещей. Тогда на лице Томиоки проскользнула жалость и воздух пропитался отчаянием.       Бледное небо отдавало персиковой нежностью на горизонте, а на самом стыке пестреющего небосвода с рыжелистной землёй закат тянулся розовой полосой. Шум ветра протяжно гремел в ушах, уносясь в каком-то далёком направлении; он трепал волосы, иногда насмешливо вплетал в них сухие травинки, листики. Один раз Камадо даже позволил себе протянуть руку к растрёпанным чёрным волосам Томиоки: какой-то лист намертво запутался в жёсткой копне.       Вскоре, когда солнце чуть задело горизонт, их подобрала проезжая тележка — хвала богам! — демон уже чувствовал первые задатки вечерней сонливости.       Приятно было спустить короб с плеч, усесться на мелкую лавочку, укреплённую к внутренней стороне бортика, и просто расслабиться.       Только успокоившись телом, Танджиро заметил своё тяжёлое дыхание. Грудная клетка буквально разрывалась каждый раз, когда лёгкие жадно заглатывали много свежего воздуха. Сердце колотилось. Он устал.       Кучер был разговорчив и дружелюбен — болтал без умолку! Сил не хватало, чтобы отвечать на вопросы, и Камадо в большей степени обходился простыми «да» и «нет». Гию же только молчал, смотря в одну точку. Танджиро осторожно поглядывал на него, боясь слишком долго задерживать взор.       На душе лежала смута: дарованная природой свобода боролась с пожирающим нутро отчаянием. Внутри всё волновалось, от боли скрутило желудок. Но вместе с тем в ноздри бил пряный осенний аромат, словно уносящий тревогу прочь.       Это странно и очень некомфортно. За своими туманными мыслями и тайными поглядываниями на Томиоку, Танджиро терял счёт времени. Купол ночи постепенно опускался.       Когда парень уже не выдерживал натиска сонливости и собирался уложиться прямо в чужой тележке, вдалеке, сквозь синеющий покров наступающей ночи, проблеснули огоньки — далёкие пышные огни города. Скоро они прибудут.