Ешь, молись, еби. Игры на выживание

Плачет Глебоснежка: вот оно пришло

В первые несколько минут Глеб не почувствовал ровным счетом ничего и начал было уже надеяться, что желание говорить о себе неприглядную правду так и не появится. Но минут через 20 он ощутил, как нутро скрутило в тугую спираль, а мозг - наоборот расслабило, и молчать стало невыносимо, словно бы этим молчанием он сам выкручивал себе руки и зашивал рот. Потом голова совсем поплыла, и Глеб, словно в тумане, рухнул на пол, переставая понимать, кто он, и где находится. Откуда-то сверху из серой пустоты прогремел вопрос: - Глеб Самойлов! Расскажи нам про суды со своим братом. Глеб пьяно улыбнулся. Голова была словно оторвана от тела и плавала в каком-то горьковатом темно-зеленом киселе. - Суды… Братику надо было поменьше заниматься самодеятельностью. Поменьше ездить в туры с Агатой без меня. Тогда ничего бы этого не было! - Вы хотите сказать, что подали на него в суд в отместку за его сольный тур с песнями Агаты Кристи? - Именно так! Он поехал один и не захотел брать меня. Дескать, я ненадежный алкаш. Дескать, я плохо пою. Фальшивлю. Отвратительно веду себя на сцене и вообще. Радченко его зато прекрасен как майская роза! - Ну, с этим судом все понятно, а что насчет суда из-за денег? Что там все-таки за история была? Он действительно был вам что-то должен? - Ха! Конечно, нет. Задолжали нам обоим орги... - А чего на брата тогда иск вкатили? - Ну, так с тем иском не выгорело, я надеялся, что выгорит с этим. Тут ведь и расписка от него была. Он же жопу оргов ринулся прикрывать, я же сначала на них бычил. А Вадик их тут прикрыл, словно мать родная. - Получается, что лично он никаких денег у вас не брал и ничего по сути вам должен не был? - Именно так. - Получается, вы все это время врали? - Врал. Ну, а что мне еще оставалось? Он гоняет туры без меня, со сцены мне в любви признается, а по жизни знать меня не желает. Да если бы не этот ваш эксперимент, я бы с ним еще лет десять бы не общался! - Ну что, Кейт, ты довольна? - профессор повернулся к лаборантке и окинул ее озабоченным взглядом. Та закрыла лицо руками. - Ушам своим не верю. Я ведь столько лет внимала каждому его слову. Я ведь верила ему! А он нагло врал все это время, смешивал брата с грязью, весь наш фандом на посмешище выставил… Не прощу тварь! - Так, Катя, стоп, стоп, - попытался успокоить ее профессор. – Теперь мы поднимем его в зал, и пусть с ним разбирается сам Вадим. Мы в это не вмешиваемся, ты же знаешь условия. - Знаю! Но я знаю и регламент №5! А согласно ему… - Не продолжай, - остановил ее профессор. – Чего ты хочешь? - Вадим все это знает и так, поэтому Глеб выберется сухим из воды. А он должен ответить за содеянное. Я требую приведение в исполнение регламента №5. - Пункт? - Десятый, - не задумываясь, отозвалась Катя. - Ты уверена в этом? – с ужасом выдохнул профессор. - Абсолютно. - Ну будь по-твоему, - и нажал кнопку внутренней связи. – Регламент 5, пункт 10. Заберите и поднимите в зал. Раздался оглушительный скрип, и пол залы медленно поехал вниз. Подопытные едва успели отскочить к стенам. В полу открылось гигантское отверстие, из которого тут же что-то начало медленно подниматься. Через минуту стало ясно, что это огромная стальная клетка, внутри которой хищно скалился, оглашая залу страшным рыком, неописуемых размеров гризли. Подопытные не сразу заметили лежавшего у его ног бесчувственного тела, лишь в страхе взирали на хищника. - Сейчас его выпустят! - завизжал Панайотов и тут же исчез в коридоре. Вадим хотел было ринуться за ним, но буквально окаменел, заметив вдруг, что в клетке медведь был не один: у его ног медленно ворочался и потирал затылок постепенно приходивший в себя Глеб. Вад подбежал к клетке, забыв о том, что лапа медведя вполне могла протиснуться между толстых прутьев. - Глеб! Что произошло?! Медведь угрожающе зарычал, и тут из динамиков вновь раздался голос. На этот раз женский. - Регламент нашего эксперимента подразумевает только месть подопытных друг другу. Однако при его составлении было сделано одно единственное допущение на случай, если вдруг выйдет так, что подопытные смогут задеть чувства не только друг друга, но и экспериментаторов. В таком случае лаборанты вольны сами выбрать способ наказания провинившегося. Итак, Глеб Самойлов! Я долгие годы была твоей верной поклонницей. Я моталась за тобой по всей стране, я верила каждому твоему слову, но все оказалось ложью. Ты предал мою любовь и растоптал мои чувства. За это я растопчу тебя! - Да вы сбрендили! – заорал, срывая голос, Вадим. – Он же разорвет его на клочки! - Если вы успели заметить, когти этого гризли подстрижены, а обрубки гладко отполированы, а в пасти зафиксированы плотные каучуковые капы, которым не страшны и клыки. Так что, по части сохранения жизни ваш брат в полной безопасности. Но вот в остальном… - Да что он сделал-то такого! – Вадим рухнул на колени и вцепился пальцами в прутья. - Он во всем признался. Рассказал нам все про суды. И теперь его ждет бурный коитус с этим прекрасным гризли. - ЧТООООООО?! – взревел Вадим, округляя глаза, а вслед за ним к клетке подбежал и Охлобыстин. - Нет, я все могу понять! – прокартавил он, размахивая руками на камеру. – У Руслана отняли победу, он таким образом худо-бедно отомстил Чумакову, запихнув ему в зад биту. Ну, понесло парня немного, с кем не бывает. Но чтобы дойти до таких бездн! Да вы же в аду на самое дно попадете за такое!!! Разве можно так с живым человеком? У него фаллос, поди, целый метр! - А Вы плохо знакомы с биологией, - злорадно хихикнула в динамике Кейт. – Фаллос медведя не так велик, как может подуматься. У того же коня, к примеру, он действительно впечатляющих размеров, а вот член медведя по размеру сравним с крупным мужским членом. Всего-то 19 сантиметров. Охлобыстин нахмурился и ответил: - Но сам факт! Это же дикий зверь! - Правда, у медведя там и не совсем член, конечно, - продолжала Кейт, не взирая на протесты Ивана. – Орган его правильнее было бы называть бакулюмом. - Это еще что за напасть? – крякнул из угла Стив. - Кость в ткани пениса, - отозвался Михалыч. – Да, у медведей костлявый член. - А у меня он какой, а? – хохотнул Стив, перехватывая руку тренера и подтягивая ее к своему паху. – Пощупай, а? - Стив! Кажется, мы давно кросс не сдавали. А ну-ка пойдем, побегаем, а то здесь сейчас такое начнется… Я бы этого видеть не хотел, - быстро протараторил Михалыч, и парочка исчезла в коридоре. - Пощадите, - едва слышно молил Вадим. – Не троньте его. Я же имею право его простить! Он же мне боль причинил, а я его прощаю! - Вы прощаете его за самого себя. А прощать его за его фанатов Вы права не имеете. Поэтому отойдите лучше подальше от клетки, а то у медведя гон, может ненароком зашибить лапой. И да, Глеб… Вам лучше расслабиться и лежать тихо, не шевелиться и не издавать никаких звуков. Иначе он озвереет и здорово покалечит Вас и без помощи когтей с зубами. Раздевайтесь, встаньте на карачки и раздвиньте ноги пошире. Так процедура пройдет для Вас максимально безболезненно. По ее окончании мы опустим клетку и уколем медведю снотворное. - Нееееееет! Вадик!!!! Что они делают??? Спаси меня! Вадим принялся изо всех сил шатать прутья, но добился лишь того, что медведь снова угрожающе зарычал, обнажая пасть с синими капами на зубах. - Глеб, Вам лучше сделать так, как я сказала, иначе все может закончиться печально, - повторила Кейт. – Раздевайтесь. - Вадик! – вопил Глеб, не слушая ее, но тут же удар могучей лапы отправил его в нокдаун, и медведь навалился на младшего Самойлова всей своей многотонной тушей. - Раздевайтесь, Глеб! Дайте ему понять, что Вы не будете оказывать сопротивления, иначе Вам не поздоровится! Глеб медленно стянул красные трусы с призывной надписью и тут же разрыдался. Он кое-как встал на карачки, отклячив тощий зад, развел ноги в стороны и завыл. По щекам его струились горькие слезы. Медведь словно и ждал этого, очевидно, усмотрев в Глебе нечто, напомнившее ему самку. Глеб вцепился в прутья, ощущая, как жесткий мех коснулся его зада, а лицо обдало зловонным дыханием одного из самых страшных хищников на планете. А затем мир разорвался надвое – на «до» и «после». «До» было много плохого и очень плохого, но «после» плохо было абсолютно все: адская боль, в секунду пронзившая все его естество, и мысли о том, что это всего лишь 19 сантиметров, никак не помогали Глебу расслабиться. Бездонное унижение от того, что тебя насилует гигантский гризли у всех на глазах, а ты ничего не можешь с этим поделать. Сморщенное лицо рыдающего брата, так и не отошедшего от клетки, а наоборот – пытавшегося вломиться туда и навалять дикому зверю за то, что он творил сейчас с его мелким поганцем. Глеб ощущал хруст собственного позвоночника от опирающейся на него жирной меховой туши. Все тело выкручивало, кости, казалось, превратились в хрящи. По ногам струями стекала кровь, образуя на полу клетки лужицы, разодранный в клочья зад мерзко хлюпал с каждой новой фрикцией. - Это вам за ложь, Глеб, - раздавалось из динамика. – За скотство, за нарциссизм, за бессовестность. Эти слова эхом отдавались в его воспаленном от боли мозгу. Толчок, еще один. Впечатление, будто тебя таранит чугунная шпала. Чумакову от биты и близко не досталось ничего похожего. Унижение, стыд, страх поглотили Глеба, отодвинув на задний план разрывающую естество боль. Наверное, его теперь всю жизнь будет мучить недержание. Наверное, ему теперь придется носить памперсы. Наверное, он сойдет с ума и до конца жизни поселится в психушке. Ибо остаться в здравом рассудке после такого – задача непосильная даже для Маркиза де Сада, Захера Мазоха и Зигмунда Фрейда. Толчок, еще один. Медведь ревет, ускоряя темп, и Глебу кажется, что его сейчас разорвет надвое. Бакулюм по ощущениям врывается в легкие и лезет наружу из глотки, пронзая Глеба насквозь. Но нет, это всего лишь пресловутые 19 сантиметров… - Глебушка… - где-то на заднем плане слышится причитание брата. Кажется, он стоит совсем рядом, сжимает его судорожно вцепившиеся в прутья пальцы, гладит их, целует и плачет, плачет навзрыд. Шерсть, казалось, заполонила нутро Глеба. Она везде – в кишечнике, во рту скрипит на зубах, лезет в глаза, уши и нос. С ног сшибает отвратительная вонь немытого звериного волоса – мочи, фекалий, пота, гормонов, подсохшей спермы… Видимо, Глеб – первая самка у гризли за очень долгое время. И тот отрывается на всю катушку. Глеб потерял счет времени. Сколько прошло? Час? День? Целая жизнь? Боль уже ощущается как что-то естественное, неотделимое от Глеба. Бакулюм стал частью его тела. И Глеб уже не ждет кульминации, а только тупо ударяется лбом о прутья клетки от очередного грубого толчка и мечтает сойти с ума, чтобы навсегда забыть обо всем. Толчок, еще и еще один, и гризли, наконец, погребает его под своей многотонной тушей, довольно урча. Фрикции прекратились, но бакулюм еще внутри, из него еще бьет струя горячего медвежьего семени, вытекает из разодранного заднего прохода и льется на пол клетки. А рядом рыдает Вадим. И это последнее, что ощущает теряющий сознание Глеб. Пол снова поехал вниз, а вслед за ним и клетка, а Вадим принялся колотить кулаками по мрамору. - Твари! Грязные ублюдки! Вы за это ответите! Я вас всех засужу! Я вас кастрирую, переубиваю, расчленю и сожру! Всех до единого, слышите?! - Успокойтесь, Вадим Рудольфович, - раздался голос Кати из динамиков. – Ваш брат на несколько дней задержится у нас. Думаю, мы вернем вам их с Алексеем дня через 3-4 – смотря как они пойдут на поправку. А пока даем всем вам небольшую передышку. Можете есть, спать и развлекаться: в спальнях есть телевизоры, а за складом имеется и библиотека. Всего хорошего! – динамик пискнул напоследок и затих. Вадим царапал ногтями пол и выл, безостановочно выл. К нему подошел Иван, сжал его в объятиях и погладил по голове. - Чувак, когда мы выберемся отсюда, я помогу тебе их убить. Клянусь.