пылать так ярко

— не смотри на меня, когда я сплю. у вильяма перед глазами волосы взлохмаченные и темные, как смоль, а не лунно-белые, что метаются по подушке и плечам, не отсвечивают на солнечном свете. волосы криса слишком короткие и жесткие, не такие, как у нуры. вильям просто не может не сравнивать их. магнуссон вспоминает нуру, которая, кажется, была зависима своей независимостью. сатре, что с полным силой взглядом гордо поднятым подбородком, ходит по костям. крис же по костям не ходит, он их бросает и ломает, выжигая предсмертные слова. потому что шистада сможет уничтожить лишь костер. вильям часто их сравнивает, даже не задумываясь. крис совсем не похож на нуру, которая так ему нужна. но с нурой никогда не было так, как сейчас с крисом. это разрывает магнуссона на две неровные части, и кому достанется большая, даже не представляет. *** во взгляде шистада — океан, полный затонувших кораблей, вильям боится, что когда-нибудь потонет в них. у сатре же спасательные шлюпки и правильность, которой так не хватает вильяму. с крисом не так. с ним стоны до хриплого шепота, с ним синяки на скулах и костяшки в мясо. с шистадом безбашенность граничит с безумием, крышу срывает до помутнения. с крисом магнуссон любит до иссушения, до молитв, прошептанных поздней ночью на грани отчаяния. а с нурой просто удобно, нужно, правильно, ведь в жизни вильяма и так слишком много грязи, вранья и безумия. с сатре все равно не так. с ней не падает сердце с высоты десятиэтажного здания в самую бездну, кожа чересчур бледная, как у призрака, потому что нура сама, как призрак прошлого, которое должно было стать великим будущим, но потерялось в фантомах и болоте, что топит с головой. вот только вильям все равно не может их не сравнивать. сатре чистая, нетронутая, знает себе цену и не соглашается на меньшее. она топит льды в своем океане, а не людей. чинит, а не ломает. нура сжигает свою душу в адском пламени, чтобы согреть других. у нее в каждом движении грация и гордость, сатре будет ходить так по головам на пути к своему светлому будущему, пока остальные будут топтаться около ее ног. а кристофер совершенно другой. он грязный, жестокий, поломанный и не собранный воедино. в глазах люди бьются о льды и айсберги, крис тонет в своей лжи. шистад бросает других в костер, чтобы он горел еще сильнее, ярче. крис не пойдет по головам, а сразу по костям и жизням, становясь на самый верх, где кровью и грязью добился успеха. *** вильям разрывается. разрывается между нежностью нуры и страстью криса. между чистотой и грязью. между правильностью и любовью. магнуссон с крисом много трахаются, потому что так легче, когда слова не лезут в глотку, когда есть, что сказать, но нельзя, потому что сложности не для них. магнуссон смотрит на шистада и вспоминает нуру. любить криса — проигранная игра, в которую играешь всю ночь и уже в шаге от победы, но теряешь все. любить сатре — нужно. она не разобьет сердце, не измельчит душу на мелкие кусочки и в конце не пройдется по костям, говоря, что вильям просто ожидал то, чего нура не сможет ему дать. а крис — да. вот только у шистада тоже щемит в груди от одного единственного взгляда, ком встает в горле, когда хочет сказать, но сил просто не хватает. крис просто до безумия боялся, что выбор падет не в его сторону, потому что тягаться с нурой — бездна, из которой даже кристофер не сможет выбраться. он так боялся, что вильям разобьет ему сердце, поэтому разбивает его магнуссону. боялся, что просто не выдержит, потому что вильям слишком хорош. шистад ненавидит любить. — не понимаю, почему ты выбрал не ее, почему меня. почему, вил? но вильям молчит, потому что не выбирал. у них всегда так — слишком боятся пуль, поэтому берут и стреляют сами. в конце концов отказ от выбора — тоже выбор.