***
— Мой ангел, — улыбнулся Джун, увидев Чимина. Он всегда так называл его, когда Пак приходил к нему в больницу, на что тот смущался и прятал глаза, радуясь, что у Джуна отдельная платная палата, и никто этого не слышит. — Как ты? — спросил Чимин, присаживаясь рядом. — Хуже чем обычно, но лучше чем вчера, — произнёс он, и Чимин едва успел поднести к его лицу металлическую чашу, прежде чем того вырвало. — Ох, сегодня у тебя была овсянка на завтрак? — хихикнул Чимин, протягивая брату салфетку. — Ага, — усмехнулся Джун. — Чертова каша, — с отвращением прошептал он, снова склоняясь над посудиной. — Так, Джун, ты знаешь правило, — строгим голосом заговорила вошедшая Нэнси, — Хорошие мальчики не плачут. Джун завертел головой, жмуря заслезившиеся глаза. — Я не специально… чёрт… — он хлопнул себя по груди. — Не могу. — Чимин, — вздохнула девушка, проверяя капельницу, — ну-ка помоги ему, скажи что-нибудь отвратительное. Пак на мгновение задумался и произнёс: — Рак — это замысел божий. Джун скривился, и его вновь вывернуло под смешок Нэнси. Чимин протянул ему ещё одну салфетку и без какого-либо отвращения, вымыл посудину, предусмотрительно поставив её ближе к брату. Джуна всегда рвало во время химиотерапии — довольно обычное явление, и какое облегчение, что в онкологическом отделении повсюду разложены специальные пакетики, а в каждой палате имеется специальная емкость, предназначенная именно для таких случаев. Рвота вообще была в этом месте чем-то естественным, и Чимина, так же как и многих других, кто знал, что такое химиотерапия, это уже абсолютно не смущало. Гораздо страшнее было, когда из-за болезни у Джуна открывалось легочное кровотечение, и он кашлял, захлёбываясь собственной кровью, она стекала по его подбородку на грудь, отчего он становился похож на вампира. — Линси умерла вчера, — сказал тихо Джун, провожая взглядом Нэнси. — О, нет… Как жаль… — Чимин прижал к губам ладонь, испуганно посмотрев на брата. Линси была на год младше Джуна и тоже болела лейкемией. Они часто виделись в больнице и успели подружиться. Она нравилась Чимину, потому что знала кучу смешных историй, а ещё потрясающе играла в преферанс, носила маски с мультяшками, всегда хранила в кармане мятные леденцы и, смеясь, называла братьев: Джуна — Майк, а Чимина — Тайсон, говоря что они настоящие бойцы и борются с лейкемией как одно целое. К сожалению, у неё не было «Ангела», и все, в том числе и она сама, понимали, что в скором времени произойдёт то, что произошло. — Её мучения, наконец, закончились, — произнёс Джун и опустил голову. — Но она боролась до конца, — произнёс Чимин так, словно возражал брату. — И ты должен бороться. Джун облизал губы и посмотрел на Чимина, и взгляд его был до боли пронзительным, словно ему одному было известно что-то такое, о чём не знали все остальные. Он быстро отвернулся, будто опасаясь, что младший, имея поразительно чуткое сердце, может его разгадать, и устало прикрыл глаза. — Вечером футбол. Посмотрим вместе? — почти шёпотом спросил он. — Да, Джун, посмотрим, — пообещал Чимин. — Не хочу, чтобы мама приезжала сегодня ко мне. Она должна отдохнуть. — Ты же знаешь, она всё равно примчится, как только сможет, — покачал головой Чимин, грустно смотря на экран телефона и перечитывая только что набранное сообщение: «Прости, Юнги, я не смогу сегодня с тобой увидеться» Отправлено. Доставлено. Прочитано. Легкая дрожь пробежала по спине — он что-то пишет в ответ. Юнги: Ладно, в другой раз. Береги себя. «Береги себя» — повторил мысленно Чимин, вспоминая как жадно вчера искал тепло в объятиях Мина, как хватался за него руками, прижимался к горячему телу. Он слышал, как громко билось сердце Юнги, как отчаянно оно рвалось из груди, к которой он так льнул, спасаясь от мучительного одиночества и собственных мыслей. Способно ли злое сердце так утешать и сочувствовать? Чимин был уверен, что нет.***
Мин задумчиво прикусил губу, посмотрев на пустой стул перед собой. «Ты сегодня придёшь?» — написал он в сообщении, но Чимин, прочитав, молчал. Прозвенел звонок, и ответ стал очевиден. Юнги бросил на парту рюкзак, нехотя доставая учебник, как вдруг телефон в кармане завибрировал. Чимин: Я в школе. Юнги: Где ты? Пак прочитал, но не торопился отвечать, прошло несколько минут, прежде чем он начал печатать сообщение. Чимин: На стадионе. Мин мельком взглянул на пустой учительский стол и быстро поднялся, хватая рюкзак. — Эй, ты куда? — удивлённо спросил его Гэри. — Надо, — на ходу убирая обратно учебник, произнёс Юнги. — Скажи, мне стало плохо. — уже у двери обернулся он к другу. Чимин сидел совсем один на самой дальней скамейке и снова что-то писал в своём ежедневнике. «Плохой знак», - подумал Юнги. Совсем тихо рядом с ним играла старая французская песня, очень-очень знакомая Мину, но он не сумел вспомнить, где мог бы слышать её. Подходя ближе, Юнги замедлил шаг и, встретившись с Паком взглядом, присел рядом, но почему-то не решался с ним заговорить. Чимин выглядел расстроенным и был заметно бледнее, чем обычно. — Красивая музыка, — тихо произнёс Мин, пытаясь прочесть название песни на экране телефона, лежащего на скамье между ними. — Non, je ne regrette rien, — произнёс на французском Чимин. — Что значит — «Нет, я не жалею ни о чём», её второе название звучит как «Лебединая песня Эдит Пиаф». Она о судьбе самой певицы, и её отношении к жизни. С этой песней Эдит Пиаф, по прозвищу «Маленький воробушек» выступила в последний раз, прежде чем скончалась «Ни о чём не жалея» из-за своего пристрастия к морфию. — Оу... Я, кажется, слышал её в каком-то фильме… — «Начало», — шёпотом подсказал Пак. — Точно, — улыбнулся Юнги. — Под эту песню герои фильма просыпались. Чимин кивнул и опустил грустный взгляд на свой ежедневник, прикусывая, и без того уже искусанную, губу. Впервые Юнги видел его таким измученным, и хоть глаза его были сухими, казалось, что он вот-вот заплачет. — Как ты, Чимин? — тихо спросил Мин. — Джуну ничего не помогает. Ему становится только хуже… — Чимин, я спросил не о Джуне, а о тебе. За твоим братом, уверен, смотрят много глаз, а что насчёт тебя? — Меня? — едва слышно переспросил Пак, поднимая взгляд. — Да, Чимин, как твои дела? — произнёс Юнги, делая особый акцент на последних словах. Чимин, немного помедлив, протянул ему свой ежедневник. Мин опустил глаза на открытые перед ним страницы. Мои кошмарные сны стали реальностью, а реальность кошмарным сном. Мне хочется кричать от ужаса, но я не могу произнести ни звука. Моя участь — носить маску спокойствия, терпеть и говорить, что «всё хорошо», когда на самом деле мне больно, одиноко и страшно. Юнги задержал дыхание на вдохе, посмотрев на Чимина, что весь сжался и, опустив голову, медленно склонился, прижимаясь виском к его плечу. Он закрыл ежедневник, откладывая его в сторону, и повернулся к Паку, невесомо касаясь щекой его волос. Несколько минут они сидели неподвижно в полной тишине, пока Чимин вдруг не спросил: — Юнги, пойдёшь сегодня со мной в парк на старый фильм? — В парк на старый фильм? — переспросил Мин. — В городском парке каждое первое число нового месяца на большом экране показывают старые английские фильмы, — Чимин чуть отстранился, чтобы посмотреть на Юнги. — Ничего, если ты не хочешь… — Я пойду, — перебил его Мин. — Честно сказать, я впервые слышу, что в нашем парке проводят такие мероприятия, но мне очень хочется сходить с тобой. — Значит, до вечера? — уточнил Пак, словно до сих пор не верил, что Юнги действительно согласился, и встал со скамейки. — Да… если ты не собираешься идти на учёбу, — ответил Юнги, наблюдая, как Чимин убирает в рюкзак свой ежедневник. — Я буду ждать тебя в семь у входа в парк, — произнёс Пак, уходя. Однако, несмотря на то, что Чимин обещал его ждать, Юнги до последнего боялся, что тот не придёт, вспоминая слова Пака о том, что жизнь его ему не принадлежит. Он облегченно выдохнул, заметив знакомую фигуру у входа в парк. Чимин стоял к нему спиной и рассматривал афиши, скрестив на груди руки. Он вздрогнул, испуганно обернувшись, когда чужие руки коснулись его плеч, но вмиг расслабился, увидев за спиной Юнги. — Надо было что-то взять? — спросил Мин, замечая у ног Пака спортивную сумку. — Я всё взял. Идём, — потянул его за руку Чимин. Он вёл Юнги за собой куда-то вглубь парка. Они прошли мимо белого экрана, осторожно обходя уже устроившихся на газоне зрителей, и остановились немного в стороне от основной массы людей. Чимин достал из сумки покрывало и, постелив его, сел, прислоняясь спиной к широкому стволу старого дерева. — Когда у меня получается прийти, я всегда сижу здесь. — Один? — спросил Юнги, присаживаясь рядом. Чимин кивнул, быстро отводя взгляд, и передал Мину буклет. — Как важно быть серьёзным… — прочёл название фильма Мин. — Драма, комедия… Великобритания… 1952? Ого, он хоть в цвете? — Да, и как по мне, так это лучшая экранизация Оскара Уайльда. Очень… театрально. Впрочем, кто, как не англичане должны были сделать это лучше всех. Юнги, улыбнувшись, посмотрел на экран, где уже начинался фильм, и с первых минут понял, Пак был прав — это настоящий английский театр, но в этом и заключался весь шарм. — Джека, что, в самом деле нашли в саквояже? — тихо спросил Мин, чуть склоняясь к Чимину. — Да, — прошептал Пак, протягивая ему термокружку с горячим чаем. Юнги отвлёкся от экрана, удивлённо посмотрев на Чимина. — Ты действительно подготовился. Что там у тебя ещё в твоей сумке? — с улыбкой поинтересовался Мин. — Ещё один плед, сейчас прохладные вечера. — Я об этом не подумал. — Мне стоило тебя предупредить, ты оделся слишком легко, — Чимин развернул шерстяной плед, накидывая его на спину Мина. Юнги придвинулся к Чимину поближе. — Мы поместимся вдвоём, — прошептал он, укутав Пака вместе с собой в тёплую, мягкую ткань, и затих, вновь увлечённо смотря на экран. Чимин тоже сидел неподвижно, но ближе к середине фильма заёрзал, устраиваясь удобнее, и Юнги почувствовал, как тот, несмело прижимаясь ещё ближе, положил голову ему на плечо. Он взглянул на Пака украдкой, боясь спугнуть его робкую нежность. Девушка с экрана произнесла — «Какая же это по-настоящему прочная помолвка, если её не расторгнуть хоть раз», и на лице Чимина промелькнула улыбка. Юнги вдруг представил, как Пак приходит сюда холодными вечерами, сидит в одиночестве под этим огромным деревом, укутавшись в плед, и иногда едва заметно улыбается, продолжая так же грустно смотреть на экран. Он нашёл на ощупь под пледом руку Чимина, с удивлением замечая, какая она маленькая и как легко помещается в его ладонях. Пак тихо вздохнул, ощутив его прикосновение, и до конца фильма оставался неподвижным, лишь иногда он слабо шевелил кончиками пальцев или слегка поглаживал большим пальцем Юнги, ладони которого согревали его сильнее, чем шерстяной плед, даже после того, как экран погас, и они расстались. Частичка ласкового тепла, что подарил ему Мин, сохранилась внутри, в самом его сердце.***
— Держи, — Юнги прижал к груди Хосока несколько тетрадей, радуясь, что встретил его до начала уроков. — Что это? — спросил он, отлипая от кирпичной стены. — Конспекты. Чимин передал. — Передал? Мне? — Хосок приподнял в недоумении одну бровь и открыл верхнюю тетрадь. — Он верит, что они помогут тебе, но побоялся подойти сам, потому что уверен, что ты поймёшь его неправильно. Чон быстро пролистал несколько страниц, и Мин был уверен, что сейчас он швырнёт конспекты в мусорку, но, к великому удивлению, этого не произошло. Он осторожно закрыл тетрадь и сунул её под подмышку. — Мог бы и сам… — Хосок не успел договорить, из-за угла вывернул Гэри с Хёджином, грубо толкнув в его сторону Чимина. Чимин, налетев на Хосока, на мгновение замер, глядя ему прямо в глаза, и резко отпрянул. — Посмотрите, какое явление, сам Пак Чимин почтил нас своим присутствием, — улыбаясь деланной улыбкой, проговорил Хёджин. Пак, наконец, заметил Юнги, и весь мир его мгновенно сузился до одного лишь лица, растерянного и бледного. «Береги себя», — эхом прозвучал в голове голос Мина. Какого-то другого Мина. Не этого, что сейчас слушал, как его дружки отпускают унизительные шуточки и молчал, и не этого, что наблюдал, как Гэри хлопает ему по щекам и ничего не делал. — Тебе здесь не место, как ещё мне это объяснить? — Гэри резко дёрнул Чимина, заставляя его оторвать взгляд от Мина и очнуться. — Юнги подержи его. — скомандовал он. — Что? — переспросил Мин, испуганно посмотрев на друга. — Подержи его, — повторил Гэри, толкнув к нему Чимина. Чимин почувствовал, как осторожные руки Юнги сомкнулись у него на груди, совсем не крепко, едва касаясь, но это было больнее, чем, если бы он сжал его с силой, сломав ему рёбра. — Эй, ты совсем? — возмутился Хёджин, когда Гэри выдернул у него изо рта сигарету. — Ты с ума сошёл? Не надо… — протянул Хосок, осознав, что собирается сделать друг. Юнги сильнее прижал к себе Чимина, взволновано посмотрев на Хосока. Чон скривился, с отвращением наблюдая, как Гэри задирает Паку рукав, зажав между пальцами тлеющую сигарету. Покачав головой, он медленно перевёл взгляд на испуганного Юнги, и застыл, широко распахнув глаза, словно вмиг обо всём догадался. — Прекрати, Гэри, — взволнованно попросил Хосок, не отводя глаз от Юнги. — Ты что, боишься? — обернулся к нему Гэри. Пак, зажмурившись, выдернул свою руку из руки Гэри и, инстинктивно сжавшись, развернулся лицом к Юнги, прикасаясь лбом к его груди. — Черт, возьми, Юнги! Ты держишь его или обнимаешь? — возмутился Гэри. — Хватит! — выкрикнул Хосок и, выдернув у него из руки сигарету, бросил её на асфальт. — Ты сбрендил? Это ведь оставляет шрамы. — И что?! Какие же вы все сыкуны… — замотал головой Гэри. — А ты чего так вцепился в него?! — прикрикнул он на Юнги, замечая, что тот продолжает держать вжавшегося в него Чимина за плечи. — Уходи, — тихо сказал Юнги, слабо отталкивая от себя Пака. — Уходи отсюда, Чимин, — повторил он, видя, что тот медлит. — Давай, давай… — Хосок слегка подтолкнул Чимина вперёд. Чимин поспешил сделать то, о чём его попросили. «Юнги, у тебя что за проблемы?» — спросил за его спиной Гэри, но Пак уже не услышал ответа, потому что как только он завернул за угол школы, то сразу бросился бежать. Закрытая лестница как всегда скрыла его от посторонних глаз. Он сел на грязные ступеньки и, уронив голову на колени, зажмурился, изо всех сил стараясь прогнать подступившие слёзы. Лязг ставней заставил его встрепенуться. Юнги с трудом пролез внутрь. Пак разочарованно вздохнул, меньше всего на свете сейчас ему хотелось бы видеть Мина, и было совершенно непонятно, как он вообще нашёл его, а главное — зачем? — Вот тебе ещё один ответ, Юнги, почему мы не можем быть друзьями, — тихо произнёс Чимин, посмотрев на Юнги. — Не говори так, — замотал головой Мин. — Урок уже начался, уходи… а то твои друзья заметят, что мы отсутствуем вместе. — Чимин, пожалуйста, прости. Я не знаю, почему повёл себя, как кретин. — Знаешь! Всё ты знаешь, Мин Юнги. Тебе слишком хочется оставаться тем, кто ты есть сейчас. Больше всего в этой жизни ты боишься оказаться на моём месте. Боишься вернуться туда, где уже был… — Пак поднялся и резким движением руки указал Юнги на двери. — Уходи к своим друзьям и оставь меня в покое! — Ну, прости меня, Чимин. Я поступил… — Подло, — перебил его Пак, закончив за него. — Ты не сказал им ни слова. Хосок заступился за меня. Я просто отдал ему свои тетрадки, и он помог мне. А ты? Я впустил тебя к себе в душу, и что сделал ты? — Я не хочу выбирать между тобой и ими… — Нет, ты уже выбрал сегодня. И не меня. Знаешь, почему я доверился тебе? Потому что в какой-то момент я решил, что ты особенный, что ты не такой как они. Но нет! — Пак пнул в злости ногой по пустой банке от лимонада, и та шумно врезалась в стену. Лицо его потемнело, черты ожесточились, и Юнги достаточно было одного взгляда, чтобы понять — он в гневе. — Ты такой же! Такой же самовлюбленный придурок, готовый растоптать любого, кто хоть чем-то отличается от других, лишь бы не отличиться самому, — дыхание его стало сбивчивым, а в голосе появилась заметная хрипотца — явный признак приближающихся слёз. — Я хочу быть ближе… Мы можем быть друзьями… Ты говорил это специально? Чтобы мне было ещё больнее? Что, Юнги, наигрался? Наигрался мной? — Чимин принялся бить Юнги кулаком в грудь, но удары его были слишком слабыми, чтобы причинить ему боль. — Ты специально решил поиздеваться или вляпался в меня случайно? Давай, теперь соскреби меня, как грязь с подошвы своих кроссовок… — Да замолчишь же ты?! — крикнул на него Юнги и, грубо притянув к себе, поцеловал прямо в губы. Чимин замычал, отталкивая его от себя, но Мин настойчиво прижимался к нему всё сильнее, придавив собой к грязной стене. Губы его приятно пахли какой-то сладкой жвачкой и были удивительно мягкими. Пак зажмурился, вдруг перестав упираться руками ему в грудь, и медленно разомкнул плотно стиснутые зубы, чуть приоткрывая рот, мгновенно ощутив, как дрожь волной пробежала по чужому телу. Движения Юнги были умелыми и уверенными, он будто рисовал своё имя поцелуем на его губах, часто и тяжело дыша, и Чимин несмело ответил, пытаясь повторять за ним. Он совсем еще ничего не знал о поцелуях и делал это впервые, но то, что происходило — ему нравилось и казалось очень приятным. И плевать, что это неправильно. Никто кроме них двоих об этом не узнает. Руки Юнги сползли ему на талию и ощутимо задрожали. Пак невесомо обнял в ответ, глубоко вдыхая его запах. — Ты нравишься мне, — прошептал Юнги, оторвавшись от Чимина с шумным вздохом. — Ты нравишься мне, Чимин, — повторил он и снова прикоснулся к губам Пака, прикоснулся и сразу отстранился. Чимин смотрел на него, рвано дыша, и молчал. Зрачки его были настолько расширены, что глаза превратились в две чёрные бездны. Ресницы вмиг стали мокрыми, щёки загорелись румянцем, он плотно сжал губы, напрягаясь весь, как струна и резким толчком оттолкнул от себя Юнги, бросаясь к дверям.