***
Очередной бал в королевском дворце – сколько он уже посетил таких за последние годы? – вызывал у Ричарда только вялое раздражение и глухую тоску. За прошедшие тусклые пять лет эти пестрые разнаряженные придворные, слащаво улыбающиеся при встречах, осточертели до ужаса, а сплетни, которые они охотно пускали за спинами друг друга, все так же не вызывали никакого интереса. Да и сами балы, однообразные до гложущей тоски, не отличались друг от друга абсолютно ничем, яркой, но незапоминающейся вереницей проносясь перед бывшим командором. Однако не посещать такие мероприятия Ричард не имел права: не явиться означало нанести оскорбление не только Коннору, но и самому королю, а портить отношения с венценосным любовником брата Найнс не считал нужным. Да и лишний раз расстраивать свою прелестную жену не хотелось. Ей и так приходилось нелегко: с детства привыкшая к тому, что все внимание окружающих уделялось только ей, любящая вызывать восторг, получать комплименты и при этом верящая в искреннюю любовь молодая красавица долгое время не могла смириться с тем, что собственный муж отстранен и не испытывает к ней никаких чувств. Ричард же, глядя на нее, ощущал вину и горькое сожаление за то, что сыграл нерадостную роль в ее судьбе, но исправить уже ничего не мог. Он и сам был пленником, пешкой в чужой игре, не имеющей права голоса. Когда «Возмездие» причалил в королевском порту пять лет назад, завершив свой опасный поход за сокровищем, бравую команду и командора встречала целая делегация: огромная масса придворных, желающих поскорее узнать, чем закончилось путешествие, во главе с самим искусно скрывающим нервозность Коннором. Старший брат хотел знать все в мельчайших подробностях, а оттого, стоило им остаться наедине в одной из гостиных дворца и вдоволь наобниматься, принялся задавать массу вопросов. Ричарду приходилось отвечать, искусно увиливая и утаивая некоторую информацию, причем так, что он едва сам не запутался. Но не мог же он рассказать впечатлительному братцу о том, что влюбился в пирата... Старший тогда был разочарован известием, что рассказы о сокровище оказались всего лишь сказками, но долго не печалился, сказав лишь, что доволен возвращением брата домой живым и невредимым. А король – не без участия Коннора, как подозревал Найнс – даже решил наградить одного из своих лучших командоров. И как бы Ричард ни надеялся, как бы ни упрашивал, предчувствуя неладное, – отвертеться не удалось: вместе с дарами в виде земель, людей и золота, полагающимися в таких случаях, расщедрившийся правитель повелел ему готовиться к свадьбе, пообещав в жены едва ли не самую завидную невесту королевства. Изабель действительно была сказочно красива, умна, хорошо воспитана и обладала неплохим приданым графини древнего гордого рода, но ничто из этого не помогло ей стать счастливой в браке. Первое время после свадьбы она даже пыталась добиться от мужа хотя бы симпатии, но со временем опустила руки, поняв, что его холодное сердце неподвластно ее чарам. С того времени по негласной договоренности при выходе в свет они с Ричардом изображали идеальную пару, безумно любящую друг друга, но за дверями своего роскошного особняка они становились совершенно чужими друг другу людьми. Все свое время они проводили порознь, ночуя в разных спальнях, занимаясь различными делами так, чтобы не пересекаться ни в коем случае, и встречались только за ужинами в большом зале их неуютного дома. Единственное, что связывало Ричарда и Изабель – дочь, драгоценное солнышко, над именем которой супруги спорили очень долго. Найнс, чувствуя вину перед женой, обычно старался уступать ей, пытаясь сделать ее жизнь хоть чуточку менее невыносимой, но в этом случае сдать позиции не мог. Оттого споры длились не один день, но в конце концов слово главы семейства победило; теперь маленькая Гвен была единственной отрадой в потускневшей жизни Ричарда. Никаких больше выходов в море – по статусу не положено, никаких загулов с командой – кольцо на пальце и близость к королевской семье накладывали определенные обязательства. С каждым днем удавка на шее затягивалась все туже, но бунтовать против векового уклада у Найнса не было ни сил, ни желания. Зачем, если тот единственный, ради которого стоило бы бросить все, сорваться в море и снова попасть в плен к пиратам, был слишком далеко, а возможно даже и мертв? Пиратская судьба была непредсказуема, но Ричард старался не задумываться об этом. Он всей измученной душой верил, что Гэвин где-то там, рассекает морские волны на любимой «Фортуне» и то и дело ввязывается в очередное опасное приключение, доказывая всем вокруг, что он и есть настоящий кавалер удачи. Рид наверняка даже не вспоминал о мимолетной влюбленности в командора, в то время как Ричард оставил с пиратом свое сердце… Оттянув жесткий ворот праздничного светлого костюма, Найнс ускользнул от жены в едва освещенный факелами коридор, оставляя ее щебетать с подругами о новых масках для поддержания красоты, и задумчиво покосился в висевшее на стене позолоченное зеркало в узорной раме. Дамы его возраста все чаще обсуждали средства для сохранения юности, мужчины же молодились, втягивая животы, выпрямляя спины и в общем стараясь выглядеть лучше, чем были на самом деле. Сам же Найнс совершенно не старел, но легкомысленно списывал это на хорошую наследственность, поскольку и Коннор тоже выглядел достаточно молодо. Свою роль наверняка сыграло и отсутствие пагубных привычек вроде пристрастия к алкоголю, хотя, видит Бог, Найнс не единожды спускался в подвалы под особняком и долго смотрел на пыльные, плотно закупоренные бутылки редких вин. Это, безусловно, был самый легкий и действенный способ забыться и утопить свои страдания, но каждый раз что-то удерживало Ричарда. Это нечто, вероятно, также заставляло бывшего командора до изнеможения упражняться со шпагой или лично заниматься объездом только привезенных лошадей, чтобы не засиживаться на одном месте и не терять форму. Его образ жизни в совокупности, судя по всему, и стал той магической причиной, благодаря которой Ричард не менялся с годами. Но со временем даже эта особенность стала утомлять. Вздохнув, Найнс поправил шелковый шейный платок и, отвернувшись от зеркала, побрел в глубину коридора, надеясь хоть немного побыть в одиночестве. Больше всего ему сейчас хотелось вернуться домой, в поместье, поиграть с Гвен перед тем, как уложить ее спать, и сидеть рядом с малышкой, прогоняя дурные сны. Однако статус и обязанности предписывали еще минимум час находиться на приеме, а дочь была в одной из комнат этажом выше, под присмотром целого штата нянек и в окружении сотен игрушек. Будь воля Найнса, он бы не стал тащить Гвен на такой поздний прием, но отказать умоляющим глазам старшего брата не мог; любвеобильный Коннор обожал возиться с племянницей и радовался как ребенок каждый раз, когда Ричард привозил малышку во дворец. Фаворит короля даже пренебрегал общением с гостями, только бы посидеть лишнюю минутку с милым ангелочком, поиграть с ней в кукол или почитать сказку. И бывший командор до скрежета зубов завидовал брату в такие моменты: Коннор мог творить, что пожелает, в то время как ему, Ричарду, о подобных вольностях в отношении прочей знати оставалось только мечтать… Увидев неприметный альков в паре ярдов от себя, Найнс поспешил к нему, уже предвкушая короткий, но сладостный отдых, и вдруг пораженно застыл на месте, ощутив, как свинцом налились мышцы: на диване с закрытыми глазами сидел объект его ежедневных мыслей и мечтаний. Одетый в подходящий случаю костюм, с уложенными волосами и гладко выбритым лицом он походил на завсегдатая подобных приемов, и бывший командор на мгновение испугался, решив, что это некто другой с внешностью его пирата. Но грубые пальцы человека, которому не чужд физический труд, родинки и, наконец, едва заметный глазу шрам, перечеркивающий переносицу… Ричард тяжело сглотнул, почувствовал, как глухо и тревожно сжалось сердце, моргнул несколько раз и с трудом удержался от болезненного стона – все существо рванулось вперед, к Гэвину, желая убедиться, что это не очередной мучительный сон, а настоящий Рид, каким-то чудом оказавшийся здесь и расслабленно отдыхающий на диванчике в королевском дворце. – Гэвин… – Ричард позвал едва слышно, шагнул вперед, не имея больше сил сдерживаться, опустился на диванчик рядом и протянул руку, чтобы коснуться загорелой щеки. И, кажется, умер, когда почувствовал крепкую хватку на своем запястье, а зеленые глаза распахнулись, пригвоздив его к месту одним взглядом.***
Гэвин сквозь сон ощутил невесомое прикосновение к своему лицу и дернулся, тут же перехватив чужую руку. Волна осознания, мигом превратившаяся в испуг, жаром прошлась по спине и заставила сердце тревожно вздрогнуть: как он позволил себе так неразумно расходовать бесценное время, да еще и отключиться в самом опасном для себя месте? Неужели в погоне за надеждой Рид настолько утратил разум и осторожность, что без раздумий рискует головой? Открыв глаза, он подался было вперед, еще не зная, что сделает с приблизившимся к нему человеком, но замер, увидев точеные черты лица и стальные глаза. – …Рик? – горло будто сжал обруч, заставляя внезапно охрипнуть, а губы пересохли, словно от жажды; Гэвин пробежался взглядом по лицу командора и шумно и коротко выдохнул, прежде чем податься вперед и стиснуть Найнса в объятиях. – Я искал тебя… – Гэвин… – Ричард, голос которого дрожал и срывался, сжал его плечи и немного отодвинул, чтобы иметь возможность посмотреть в глаза. Рид прямо встретил блестящий и полный надежды взгляд, прекрасно зная, что Найнс сейчас едва ли может поверить, что на самом деле видит его, Гэвина. – Я так скучал… – Знаю, – Гэвин взял его лицо в ладони, заставляя Ричарда глухо вздохнуть. – Я искал тебя и думал, что уже не увижу. Прости, что не смог прийти раньше. Ричард мотнул головой, сбросив чужие руки, и в свою очередь притянул своего пирата к себе, крепко обнимая. Гэвин с ни с чем не сравнимым удовольствием уткнулся носом в его шею и закрыл глаза, мечтая, чтобы этот миг никогда не кончался. Что же, ради этого стоило рисковать своей жизнью, пробираясь в королевский дворец. – Я уже не надеялся увидеть тебя снова, – Найнс прижался щекой к его виску, резко втянул носом воздух и вновь отстранился, прижавшись лбом к его лбу. – Где ты был?.. Он не отрывал взгляд от губ Гэвина, но словно боялся поцеловать, как если бы переживал, что пират в его руках исчезнет; Рид мысленно усмехнулся и приподнял голову, едва коснувшись приоткрытых губ Ричарда, а после выдохнул, так и не отстранившись: – Далеко. Я думал, что смогу забыть о тебе. Эти пять лет пролетели как сон… – Ты ни капли не изменился, – прошептал Ричард, все так же зачарованно глядя на Гэвина, в то время как самого Рида эти слова будто молнией ударили, отрезвляя. Конечно, он не изменился. Морской разбойник выглядел точно так же, как и при их последней встрече, которая случилась будто вчера. Это видел Найнс, это знал и сам Гэвин, ежедневно смотрясь в зеркала и ожидаемо не находя изменений в своем внешнем виде. А Ричард, судя по всему, от радости встречи вообще забыл, что и сам не приобрел ни одного шрама, ни одной морщинки за прошедшие годы, оставаясь все таким же безупречно красивым. Время теперь обходило их стороной, и казалось нечестным, что об этом знал лишь Рид. Найнс же эти пять лет жил в неведении и наверняка задавался вопросами, ответы на которые мог получить только от одного человека… Гэвин решительно выпутался из объятий, сглотнул и сжал в своих ладонях руку Найнса, твердо глядя в его взволнованные глаза. Больше никаких тайн. – Знаешь, я должен был сказать тебе это еще тогда, у источника… – Ричард? Они оба вздрогнули и синхронно повернули головы, услышав мелодичный голос. За два арочных пролета от них в центре коридора стояла молодая женщина лет тридцати в роскошном бальном платье и с густыми светлыми волосами, собранными в высокую прическу. Ее лицо, напудренное и самую малость подкрашенное, выражало вежливое удивление, а сжавшие веер пальцы в тонких атласных перчатках демонстрировали тщательно сдерживаемое недовольство. Гэвин, которого так бесцеремонно перебили, нахмурил брови и внутренне напрягся, почувствовав неладное в том, как именно эта прелестная дама смотрела на побледневшего Ричарда, застывшего неподвижной фигурой. – Рик, это… Голубые глаза красивой миндалевидной формы устремили цепкий взор на пирата, и Рид проглотил окончание фразы, не уверенный, что хочет ее закончить. Волоски на задней стороне шеи встали дыбом от того льда, которым был полон взгляд незнакомки. Женщина тем временем сделала пару шагов, уверенно приближаясь к алькову. – Не соизволит ли мой муж представить мне своего… друга? Ее прищуренный взгляд медленно опустился на руки Гэвина и Ричарда, все еще соединенные, и Рид спешно отдернул свои ладони, словно обжегшись. Как оказалось, очень вовремя: откуда-то послышались торопливые шаги нескольких человек, гулко отдававшиеся под сводом, и в коридоре показалась девушка-служанка, которая вела за руку нарядно одетую кудрявую девочку лет пяти. Гэвин, в душе которого разом сковало холодом все живое, поразительно спокойно наблюдал, как малышка отпускает руку няни и, шустро перебирая ножками, бросается к Ричарду, но ловко перехватывается молодой знатной леди. – Гвендолин, что я говорила тебе насчет поведения во дворце? – строго обратилась она к девчушке, и та опустила глаза, пристыженная. Однако мимо внимания Рида не проскользнуло то, как малышка стрельнула любопытным взглядом в направлении алькова, и в ту же секунду женщина вновь посмотрела в их сторону: – Гвен тебя потеряла. Ей скучно наверху. Это уже предназначалось Ричарду, который так и не произнес ни слова с того момента, как его семья – его настоящая семья – появилась в коридоре. И Гэвин прекрасно понимал, почему: пусть в душе командора все еще жила эта неправильная любовь к пиратскому капитану, он не имел права оступиться. Наверняка Найнс сейчас разрывался между чувствами и долгом, который был обязан блюсти, и Гэвин собирался упростить ему задачу. – Прошу меня простить, миледи, – фальшиво улыбнувшись, он поднялся с дивана и учтиво поклонился молодой даме. – Не смею больше задерживать Вашего супруга. К тому же, мне пора возвращаться. Гэвин боялся обернуться, чтобы посмотреть на Ричарда, поэтому лишь сжал челюсти, чувствуя безжалостный холод, расползающийся внутри все дальше и глубже, и быстрым шагом устремился прочь, не медля более ни секунды. Ни в какой зал возвращаться он, разумеется, не собирался, торопясь покинуть это место – все равно уже сделал все, ради чего сунулся под нос к королю. По пути Рид стянул с себя дурацкий камзол, больше не видя нужды притворяться тем, кем он не являлся, бросил его где-то у выхода и, оставшись в одной рубашке, почти выбежал в сад, окружающий весь дворец. В условленной точке под аккуратно подстриженными яблонями его уже ждали: сидящий на неприметной скамье старпом, одетый под стать гостям на приеме, выглядел в этих тряпках так же нелепо, как и сам Рид. – Этот чертов маскарад был зря, мистер Коллинз, – ядовито процедил Гэвин, принимая из рук вскочившего с взволнованным видом помощника пояс с оружием и в два движения закрепляя его на талии. – Командор женат. У него есть дочь. Впрочем, этого и следовало ожидать. Простые, знакомые едва ли не с детства движения помогали отвлечься, успокаивали самую малость и мешали впадать в отчаяние. Коллинз покачал головой, бормоча что-то, но Гэвин из-за стука крови в ушах не разобрал слов и лишь отмахнулся. Все его существо сейчас желало оказаться подальше отсюда, убраться на другой конец света, чтобы вновь попытаться забыть о командоре. Теперь, когда Гэвин получил подтверждение, что лишь он один жил надеждой возродить былое, что разгорелось меж ними, это должно было быть гораздо проще. А те эмоции, написанные на лице Ричарда, трепетный поцелуй и бережные касания… Гэвин отвернулся от дворца, поклявшись себе не оглядываться. Все пройдет и забудется. – Возвращаемся на «Фортуну», пока праздник не закончился и невнимательный королевский флот не заметил корабль с черными парусами между скал. Рид совсем не запомнил путь от дворца до берега моря, полностью положившись на верного помощника. Несмотря на решительное стремление Гэвина оборвать все связывающее его с командором, разум пирата неожиданно восстал против него самого, а тело отказывалось двигаться, исполняя приказы. Он едва-едва переставлял ноги, погрузившись в затягивающий омут пропитанных отчаянием и горечью мыслей, и пришел в себя только тогда, когда Коллинз несколько раз настойчиво окликнул его. Гэвин моргнул, осознавая, что застыл с веревкой в руках, в то время как старпом уже находился в шлюпке, готовой отплыть от берега. Еще минута – и все будет навсегда закончено… Под пристальным взглядом помощника Рид, прокляв все на свете, обернулся, с тоской посмотрев на виднеющийся за деревьями дворец, который переливался холодным светом – как самые далекие, недоступные звезды на небосклоне. Точно так же далек от него, Гэвина, был тот, кому принадлежало его истерзанное сердце… – Капитан? – Мистер Коллинз… – Рид оглянулся к нему с вопросом во глазах, и тот отрицательно покачал головой, а после и вовсе демонстративно уселся в лодке и скрестил руки на груди, показывая, что никуда не поплывет. Гэвин, ощущая призрачную благодарность, деланно раздраженно вздохнул и кивнул в ответ, сжав кулаки. – Ждите меня здесь. Решившись, он спешно кинул шпагу прямо на песок рядом со шлюпкой, нервно растрепал тщательно уложенные волосы и повернулся спиной к морю. – И, мистер Коллинз… – голос звенел уверенностью, потому что единственное, что Гэвин знал наверняка – то, что он должен быть с командой. Несмотря ни на что. – Я точно вернусь. К сожалению. С этими словами он сорвался с места, бросившись в обратную дорогу. Небольшой лес, который отделял дворец и сад от берега, Рид преодолел очень быстро, а перед высокими воротами он сбавил шаг, настороженно оглядываясь. Заходить внутрь было не слишком хорошей идеей – в саду точно стояла стража, и вероятность того, что они узнают одного из гостей в таком виде, была минимальной. Гэвин остановился у позолоченной створки, переводя дыхание, и с прищуром вгляделся в темноту сада, местами освещенного фонарями: где-то слышались шаги прогуливающихся парочек, смех и беседы, откуда-то доносился едва слышный напряженный разговор, возможно, даже какой-нибудь заговор, однако Риду не было никакого дела. Никого и близко похожего на Найнса, разумеется, рядом не было, и после нескольких томительных секунд Гэвин, усмехнувшись, укорил себя за дурацкую надежду и глупую идею с этим возвращением. Было же очевидно, что Ричард вряд ли пошел за ним, вряд ли искал его… Пират повернулся, собираясь идти обратно на берег, и зацепился взглядом за высокую фигуру, вынырнувшую из кустов в десятке шагов от него. Тонкий полумесяц, висевший в чистом небе, был неважным помощником, и Гэвин напряг глаза, всматриваясь в человека. – Рик?.. Он не знал, услышали ли его, или Ричард узнал его мгновениями раньше, но уже через пару мгновений его до боли стиснули сильные руки, а губы накрыли чужие, самые сладкие на свете. Поцелуй, наполненный радостью встречи и горечью от расставания – прошедшего и будущего – выбил все мысли и заставил оба сердца сбиться с ритма, а после застучать в унисон. Гэвин и Ричард не давали друг другу произнести ни слова, цеплялись друг за друга и сжимали объятия все крепче, задыхаясь от переполняющих эмоций. Как оказалось, куда проще было поведать все так – через поцелуи, через касания передать, как оба они скучали, как одинаково мучительно проживали день за днем в надежде еще хоть когда-нибудь встретиться, как верили, что судьба однажды окажется к ним милостива. Так невозможно было соврать или не поверить. Гэвин обхватил Ричарда за шею, подумав о том, что это происходит в последний раз, и ему больше не доведется вот так чувствовать своего командора. Оттого поцелуй стал жадным и ненасытным, а Найнс простонал почти жалобно, принявшись гладить все, до чего дотягивались его ладони – спину, плечи, талию, бедра… – Я не отпущу тебя, – уверенно проговорил он, когда поцелуй прервался, и, видит дьявол, Гэвин хотел бы, чтобы так и случилось на самом деле. Чтобы они вместе нашли выход, сразились со всем миром и победили. Он был готов пойти на любые жертвы, вступить в бой с каким угодно чудовищем, если бы в конце концов это привело его к Ричарду. Но существовали вещи, борьба с которыми была заведомо проигранной. И из-за них Гэвин не мог остаться. – Я должен уйти, – воспользовавшись тем, что командор, едва решивший, что все наладится, впал в ступор при попытке переварить эти слова, Рид выскользнул из его объятий и быстро сделал несколько шагов прочь от него. Тело ныло так, будто каждая клеточка тянулась обратно к Ричарду, но Гэвин знал, как нужно поступить правильно, и, возможно, впервые в жизни не хотел быть эгоистом. Ричард заслужил свое счастье. – Я всегда думал, что у тебя обязательно будет семья вроде той, что я видел во дворце. Жена, дочь… Ты назвал ее Гвен, – Гэвин грустно усмехнулся, спиной отступая еще на пару шагов. Он вернулся на едва заметную тропинку, которая вела через лес к берегу, и выставил руку вперед, жестом останавливая подавшегося к нему Найнса. – Это – то, что тебе нужно, а не какой-то… пират. В широко распахнутых глазах Ричарда горело желание объяснить все – про жену, про малышку-дочку, про долг командора – все то, что Гэвин без лишних слов понимал. Как бы Найнс ни хотел, он был связан по рукам и ногам своим происхождением, окружением, обязанностями, воспитанием… Из них двоих именно Рид был по-настоящему свободным и вольным делать все, что душе угодно. И его душа сейчас больше всего на свете хотела остаться с Ричардом, но по иронии судьбы это было то единственное, чего он не мог себе позволить. – Я был рад встретить Вас, командор, – сердце, казалось, безвозвратно разорвалось на куски, когда Гэвин в последний раз взглянул на Ричарда и, круто развернувшись, бросился бежать, почти не разбирая дороги. Командор что-то кричал вслед, и голос его был преисполнен боли, расслышав которую пират только ускорился, уговаривая себя не оборачиваться. Стоило только дать слабину, позволить Найнсу заронить в его душу хотя бы тень сомнения в правильности его действий – и Гэвин уже не смог бы уйти… Деревья, густая листва раскидистых кустов и царящий в лесу сумрак сыграли свою роль, запутав Ричарда, который, разумеется, последовал за Ридом. Гэвин же не останавливался до самого берега, на полной скорости влетел в воду, поднимая тучу брызг, и чуть не рухнул на колени прямо перед мерно покачивающейся на волнах лодкой: песчаное дно проваливалось, а водоросли цеплялись за ноги, будто пытались задержать. Старпом, по выражению лица Гэвина сделав свои выводы о произошедшем, подхватил его и втянул в лодку, а после молча протянул капитану одно весло, понятливо не спрашивая ни о чем. Рид вцепился побелевшими пальцами в гладкое древко, и они со старпомом слаженно сделали первое движение. – Через сотню ярдов нас уже не будет видно… Месяц не так ярко светит сегодня, верно, мистер Коллинз?.. Помощник издал какой-то странный звук, похожий на согласие и отрицание одновременно, но Гэвину было плевать – он до боли сжал челюсть, глядя на удаляющийся и скрывающийся в ночной темноте берег. Еще никогда в своей жизни он не хотел чего-то сильнее, чем вернуться обратно, но внутренний голос твердил, что нельзя снова врываться в размеренную жизнь Ричарда, портить все своим присутствием и разрушать его счастье, когда у него уже есть идеальная жизнь: семья, должность, статус. Что еще требуется человеку? И обладает ли кто-либо другой правом отбирать у него все это в угоду собственным интересам? Рано или поздно Рид убедит себя, что в кои-то веки поступил правильно, и, возможно, ему это даже зачтется. Вдруг добрый поступок спасет его душу?.. – Я оставил свою шпагу на берегу… – вдруг пробормотал Рид задумчиво, когда понял, что слишком торопился уплыть, а старпом почему-то не подобрал его оружие. Коллинз тут же перехватил весло, собираясь развернуть лодку, но Гэвин вздрогнул, ощутив, как волна страха прошила все его тело. – Нет! Мы не будем возвращаться за ней. Пусть… Нельзя было поворачивать назад, даже если он оставил там кое-что поважнее собственной шпаги. Слева зажглась пара десятков опознавательных огней: притаившийся между скал корабль с черными парусами встретил своего капитана и вскоре тихо отплыл, увозя беспокойную душу на другой край света.***
– Гэвин! Пират бросился бежать, заставляя Ричарда застыть и сперва недоуменно нахмуриться: зачем? Вновь хочет исчезнуть, едва вернувшись? Или та картинка идеальной семьи, которую Рид увидел, была настолько убедительна, что Гэвин решил уйти с дороги? Ноги, после поцелуя еще немного дрожащие, теперь и вовсе будто налились свинцом: передвигаться было крайне сложно, но Найнс все же нашел в себе силы побежать следом. О, как много он должен был объяснить этому непутевому пиратскому капитану, возомнившему, что он один может принимать решения! Мысли теснились в голове, и Ричард старательно подбирал выражения, желая донести до Рида истинную правду без прикрас. Пробираясь через темный лес, спотыкаясь на попадающихся под ноги корнях и ощущая, как одежду цепляют острые ветки, бывший командор старался не задерживаться, понимая, как дорога сейчас каждая секунда. Дороги не было видно, и Ричард бежал наугад, подчиняясь какому-то чутью. Чтобы не задумываться о правильности маршрута, он сосредоточился на том, что сделает, когда догонит пирата: схватит за плечи и поцелует, а потом поведает все о том, как жил эти годы. Расскажет, что его мнения вовсе не спрашивали, организовывая поистине королевскую свадьбу, и что только маленькая Гвен удерживала его от того, чтобы не бросить все и не вернуться в море. Хотя теперь, когда Гэвин был так близко, Ричарду начало казаться, что дочь вполне способна вырасти и без него, а ему, быть может, давно пора пожить немного и для себя… Однако слушать его никто не захотел: заплутав в лесу, Найнс слишком поздно вылетел к морю. Следы на песке, еще не смытые водой, давали понять, что здесь совсем недавно были двое, но к приходу Ричарда берег опустел. Слышен был только умиротворяющий плеск воды, а в темноте, окутывающей простирающуюся до горизонта морскую гладь, уже ничего нельзя было разглядеть. – Гэвин! – Рид испарился, словно сон, растревоживший душу; Ричард с надрывом прокричал его имя и опустился на колени, сжав рубашку на груди. Сердце, еще совсем недавно обретшее крылья, ныло и кололо, будто его на живую резали тупым ножом. Он снова бросил, решив все за них двоих, как и тогда, после источника. Гэвин снова и снова сбегал, руководствуясь какими-то своими принципами, и не оставлял Ричарду ни одного шанса заставить своенравного пирата передумать. Обида, злость, отчаяние, горечь теснились внутри, и Найнс чувствовал, как они перемалывают его, выжимая все соки, выжигая эмоции подчистую и оставляя после себя безжизненную пустыню. Появление Гэвина было сродни глотку свежего воздуха, принесенного с недоступного Ричарду моря; несколько минут, проведенных с ним, стали ярким пятном в череде серых будней золотой клетки, в которой был вынужден существовать Найнс. И тем больней было осознавать, что, едва поманив свободой, Рид снова исчез. Ричард долгое время сидел неподвижно, опустевшим взглядом всматриваясь во тьму и все глупо веря, что Гэвин вот-вот вернется. Потом поднялся на затекшие ноги, поправил смявшийся костюм и грустно усмехнулся: – Растревожил душу – и пропал, словно тебя и не было… Он развернулся, найдя в себе силы наконец уйти с берега, как вдруг заметил поблизости что-то. Приблизившись, Найнс с удивлением увидел брошенную на песке шпагу, а еще спустя один удар сердца признал ту, что когда-то едва не забрала его жизнь. Как Гэвин мог оставить ее здесь? Слишком торопился, желая сбежать, или намеренно оставил прощальный подарок… Бережно подобрав оружие, Найнс стряхнул с него песок, повесил на свой пояс, любовно огладив рукоять кончиками пальцев, и поднял взгляд на едва заметный горизонт. – Надеюсь, когда-нибудь ты за ней вернешься… Или найдешь свое счастье в другом месте и забудешь и обо мне, и о своей шпаге. Небо над морем, кажется, едва уловимо посветлело в ожидании рассвета, что Ричард воспринял как добрый знак. Впрочем, стоило ли искать подсказки в окружающем мире и верить в чудо, если тот, кто мог совершить это чудо, с каждым мгновением становился все дальше? Найнс кивнул сам себе и, не оборачиваясь, широким шагом отправился прочь, осознавая с небывалой четкостью, что больше им увидеться не удастся никогда.***
Дни текли однообразной рекой, один в точности повторяя другой. Жизнь дворянина и главы рода была до скучности размеренной, тихой и спокойной, без волнений и лишних нервов, при этом точно расписанной вплоть до минут. Деловые встречи, объезд владений и территорий, решение вопросов, планы на будущее, которое и без него было уже распланировано… И Ричарда – того, кем он стал – устраивала такая жизнь, в которой он точно знал, что будет ждать его завтра. И не хотел даже думать, что возможно по-другому. Маска равнодушия быстро срослась с его лицом, меланхолия и холодность стали вечными спутниками; о его беспристрастности и невозмутимости ходили слухи, его выдержке и терпению завидовали, а несгибаемостью восхищались. Сплетницы шептались, что вместо сердца у бывшего командора камень, а то и вовсе пустая дыра, которую он совершенно не стремился ничем заполнить. Даже собственная жена верила, что в его груди кусок льда, неспособный чувствовать. Ричард предпочитал ни с кем не спорить, если подобные слухи обеспечивали его покой. Он исправно выполнял то, что должен был делать, не позволяя никому обвинить его в пренебрежении статусом и обязанностями, но никогда не делал ничего сверх меры; он появлялся на приемах и балах, выказывая уважение хозяевам, но не присоединялся ни к задушевным разговорам, ни к политическим заговорам, держась особняком от придворных. Его обсуждали, гадая, что же вызвало такие изменения в прежде по-настоящему живом командоре, но спросить так и не решались: одного взгляда стальных глаз было достаточно, чтобы отбить охоту любопытствовать. Единственным человеком, способным вызвать улыбку на бледном лице, оставалась Гвен, в воспитании которой Ричард неизменно принимал участие, каждый день уделяя время дочке. Он наблюдал, как она играет в куклы, учил читать и писать, выводил в сад и даже брал с собой на прогулки верхом; служанки, тайком наблюдая за ними из окон поместья, вздыхали и шептались о том, что отцом Найнс все же был неплохим. И только старая нянька, когда-то вырастившая Коннора и Ричарда и теперь по просьбе последнего занимающаяся девочкой, молчала в стороне: лишь она знала, что Найнс каждую ночь приходил к Гвен, читал ей сказки вместо няньки или даже едва слышно пел, убаюкивая малышку. Когда же ребенок засыпал, Ричард не спешил уходить. Пожилая женщина, сидевшая чуть в отдалении на небольшом диванчике, при неровном свете пары свечей видела безмерную тоску в глазах отца, когда тот гладил дочь по волосам, и ощущала, как у нее самой щемило сердце. Она не знала, что за страшную боль несет в себе тот, кого она помнила маленьким улыбчивым мальчишкой, но ее душа болела за него, как за родного сына. Время шло, малютка Гвен взрослела; умная и красивая, она должна была стать завидной партией для любого дворянина и уже произвела неизгладимое впечатление, посетив в компании отца пару важных приемов. Однако Ричард не слишком торопился отпускать ее из отчего дома, справедливо полагая, что необходимо выбрать мужа получше. Да и мнение дочери стоило учесть: помимо цвета глаз и тонких черт лица, от отца ей передались любовь к морю, смелость, азарт и страсть к приключениям, которые ни одна нянька не могла вытравить из нее. Дочь время от времени заставляла весь особняк встать вверх дном, устроив какую-нибудь сумасбродную выходку; Ричард же слушал очередную жалобу на непокорную девчонку от служанок и каждый раз обещал поговорить с Гвен. Однако эти обещания так и оставались неисполненными: Найнс смотрел на свою дочь, ни капли не раскаивающуюся, и видел себя – такого, каким был он сам много лет назад. Именно Гвен однажды, сев рядом с отцом в их любимой гостиной, взяла его руки в свои и прямо поинтересовалась, почему он не изменился. Опешив от такого странного вопроса, Ричард сперва почувствовал недоумение, а потом и удивление, когда выслушивал терпеливые пояснения дочери. Затем он вместе с Гвен подошел к большому зеркалу и вгляделся в свое отражение, замечая то, на что раньше не обращал внимания, обычно слишком занятый или равнодушный для самолюбования: за прошедшие годы все окружающие – включая его жену, как любезно напомнила дочь – хоть немного, но постарели, в то время как он… Ричард завороженно коснулся гладкой поверхности своего отражения, понимая, что за годы у него не появилось ни морщин, ни седых волос. Холодок прошелся по спине, когда он понял, что Гвен права: его жена выглядела на свой возраст, его дочь уже была подростком, пока он сам был прежним. Старость по неизвестной причине обходила его стороной, болезни и всяческие недомогания следовали ее примеру – он постарался и так и не смог вспомнить, когда последний раз подхватывал хотя бы насморк, не говоря уже о чем-то серьезном. Внешность Найнса абсолютно не подверглась изменениям, оставаясь той же, что и в бытность его командором королевского флагмана. Когда он ходил по морям на самом лучшем корабле в истории, когда храбро рисковал жизнью в стычках с врагами, когда только-только повстречал Гэвина… Воспоминания о нем, бережно хранимые в дальнем уголке памяти, все еще причиняли светлую боль, да и тоска никуда не делась, лишь ослабнув со временем, но обещая остаться с ним до конца его жизни. Вот только жизнь, похоже, не собиралась заканчиваться. Ричард тогда не сумел придумать связный ответ для Гвен, списав все на хорошую наследственность и правильный образ жизни, но с тех пор утратил покой, снова и снова возвращая взгляд к своему отражению. Что-то, похожее на не до конца оформившуюся мысль, не давало спать по ночам, беспокоило и тревожило, все время отвлекая от дел, как зудящая заноза, засевшая так глубоко, что ее невозможно было вытащить. Найнс раздражался, злился сам на себя и вновь ловил отражение своего ни на день не постаревшего лица в озере у дома, в начищенном до блеска серебряном кувшине, в зеркале в столовой, находясь в обществе супруги, которая вдруг стала смотреть на него с подозрением. Она, вероятно, думала, что у него был какой-то секрет, но не торопилась спрашивать, предпочитая, чтобы Ричард рассказал сам. А он все продолжал беспокойно вертеться в мягкой постели, мерить шагами свой кабинет и однажды – не то чтобы слишком случайно – порезал ладонь о нож для вскрытия писем. Рана затянулась так быстро, что Ричард не успел даже увидеть царапину: когда он повернул руку, кожа была неповрежденной, будто ничего не происходило. Лишь пара капель крови на лезвии да короткая боль, прострелившая руку мгновениями раньше, давали понять, что ему это не показалось. Объяснять себе подобные случаи становилось все сложнее, особенно когда Найнс намеренно испытывал границы своих возможностей, то сорвавшимся ножом разрезая кожу, то пропуская удар от Гвен в спарринге на шпагах. Во всех ситуациях раны заживали бесследно, возвращая его тело к тому состоянию, в котором Ричард проживал уже не один год. Поверить в чудеса было практически невозможно, но иного выбора не оставалось. Еще некоторое время Ричарду понадобилось, чтобы окончательно признать: старость и смерть ему больше не страшны, а вместе с этим пониманием пришло осознание, что пора бежать. Наконец-то. «Возмездие» изрядно подряхлел; нынешний его капитан не слишком заботился о благосостоянии судна, предпочитая списать его, а не ремонтировать, и плачевный вид величественного и роскошного прежде корабля причинял Ричарду почти физическую боль. Однако несколько тугих мешочков с золотом, пара бумаг с печатью и размашистой подписью фаворита короля, томительная неделя ремонта – и вот уже свежий морской ветер обдувал лицо Найнса, а разношерстная команда из отчаянных моряков, перешептываясь и подпихивая друг друга локтями, ждала указаний. – Ветер нам благоволит.... – пробормотал Ричард себе под нос. Он не верил сам себе, понимая, что собственными руками предает свою семью и уклад жизни, но вместе с тем не мог надышаться, чувствуя, как впервые за долгое время грудь распирает от переполняющих его эмоций: он был свободен, молод – несмотря на прожитые годы – и наконец отправлялся вдогонку за собственным счастьем, которое ускользало от него прежде. Корабль был снаряжен и готов к длительному плаванию, он покачивался на волнах и словно рвался в бой, поддерживая своего капитана. Ричард закрыл глаза и запрокинул голову, подставляя лицо солнцу и ветру. Он буквально ощущал, как жизнь, прежде утекавшая по каплям и почти покинувшая его тело, теперь вернулась с утроенной силой: сейчас Найнс мог сбросить опостылевшую маску, тугие одежды и груз обязанностей со своих плеч и делать то, что придет в голову, не подчиняясь более ничьим указаниям и не боясь, что о нем подумают. Стены, которые он сам выстроил вокруг себя, рушились, освобождая его душу, и для абсолютного счастья Ричарду не хватало лишь одного. И он был решительно настроен отыскать Гэвина, где бы тот ни был. Существовало лишь одно место, которое точно было связано с пиратством, и дорогу к которому Найнс по счастливой случайности знал – помнил из старых карт, попавших к нему в руки давным-давно. Оплот пиратства, разбойничий остров, место, где закон и честь – пустые слова… Но где искать пирата, как не в пиратском логове? – Господа! – он вспрыгнул на фальшборт, схватился за веревку и обвел притихшую в ожидании приказа команду прищуренным взглядом, а после широко улыбнулся, бросив взгляд на чистый горизонт, и мысленно пообещал Риду скорую встречу. Пусть даже прошло так много времени, Гэвин должен был узнать его. – Мы идем на Тортугу! Энтузиазм от скорой встречи был с Найнсом все время плавания вплоть до прибытия на пиратский остров, однако Гэвина там не нашлось. Ричард не слишком расстроился, все с тем же бодрым настроем принявшись расспрашивать местных жителей, отправился проверять пару зацепок и точных указаний на острова, где Гэвин мог находиться, снова опрашивал местных и снова получал размытые ответы и неточные направления… Так прошел год, и поиски пришлось прекратить: все так или иначе слышали о капитане Риде, но никто не мог сказать, где он. Варианты звучали разные – от женитьбы на хорошенькой красавице или беспробудном пьянстве на необитаемом острове до лютой гибели в глотке кракена. Ричард уговаривал себя не сдаваться, с упорством снова и снова отправлялся в путь и разыскивал тех, кто мог видеть или знать про Гэвина, но раз за разом все рушилось, и надежда на встречу становилась все бледней. Сколь продолжительна жизнь пирата? Она яркая, но короткая: забрать ее способны случайная пуля, неравный бой, даже чей-то острый клинок в подворотне безымянного поселения… После того, как он в сотый раз услышал версию о том, что Рид сгинул в неизвестных морях, Найнс почти смирился с ней и мысленно попрощался со своим пиратом. Сердце, едва воспылавшее верой, вновь истекало кровью и беспрерывно ныло, а Ричард, понимая, что мир окончательно утратил свои краски, всю дорогу домой корил себя за глупую надежду встретить Гэвина еще хоть раз. Он же попрощался с ним тогда, на королевском балу… Возвращение домой после года отсутствия вызвало небывалый переполох и панику. Придворные осаждали поместье Найнсов и наперебой спрашивали о чудодейственном средстве, которое позволяло сохранять молодость так долго, увядающая жена кривила тонкие губы в холодной улыбке и неотрывно следила за Ричардом, при этом понимая, что ничего особенного он не делал, а дочь, когда радость встречи немного поутихла, с присущей ей прямотой спросила, где же отцу удалось найти мифический эликсир бессмертия. Ричард и сам немало думал о подобном, но в отличие от прочих он точно знал, что не пил никаких магических зелий, не проходил ведьминские ритуалы, а значит, должен был так же, как и прочие, взрослеть и стареть, подчиняясь времени… Темной ночью ему пришлось снова сбежать из дома в поисках ответов, которые затянулись на долгие годы; в следующий раз Гвен встретила Ричарда удивленно расширенными глазами и уже с обручальным кольцом на пальце. Видеть отплывшего из Англии несколько лет назад отца совершенно не поменявшимся было для нее дико, однако утолить ее любопытство Найнс все так же не мог. Он и сам не понимал, как получил такую долгую жизнь: возможно ли, что в этом был виноват тот источник с водой и странной жидкостью, в который они попали вместе с Гэвином? Но тогда Рид должен был быть живым… Дочь клятвенно пообещала поднять все архивы, обратиться в церковь, сделать невозможное, чтобы раскрыть тайну бессмертия отца, но времени ждать разгадки у Ричарда не было. Стремительно расползшиеся слухи о том, что приближенный к королевской семье дворянин продал душу дьяволу в обмен на вечную молодость, пугали и вынуждали Найнса бежать прочь – он не мог подставлять свою семью, обрекая их на косые взгляды от знати и нападения фанатично настроенных людей. Вновь собрав команду из тех, кому было плевать на слухи, Ричард отплыл из Англии, еще не зная, что придется попрощаться с ней почти на сотню лет. Приобретенное бессмертие было и даром, и проклятием: где бы он ни остановился, все вокруг него менялись, рано или поздно начинали что-то подозревать, отчего Ричарду приходилось снова и снова передвигаться и менять местоположение. Он не мог задерживаться на одном месте, не раскрывая тайны о себе, но при этом успевал учиться чему-то новому, открывал для себя мир, который, в отличие от замершего во времени Найнса, рос и изменялся слишком быстро. Ричард издалека следил за своей семьей, за тем, как появляются его внуки, правнуки и далее, как они проживают свои жизни и умирают, уступая место собственным детям – новым поколениям. Он изредка пытался помогать своим потомкам, чувствуя себя кем-то вроде хранителя рода и с грустной улыбкой наблюдая, как они совершают ошибки, учатся и оступаются, как делают выбор и живут с ним, выстраивая свою хрупкую жизнь. Иногда Ричард вспоминал Гэвина, бережно перебирая их общие моменты из прошлого. К сожалению, судьба была несправедлива к ним: мало того, что они провели вместе совсем немного времени, мало, что Рид ушел слишком рано, покинув Найнса, так еще один удар пришелся с той стороны, откуда Ричард не мог ожидать. Человеческая память недолговечна: даже самые прочные и надежно сидящие в сознании воспоминания со временем тускнеют, обрастают пылью и теряют свой блеск, утрачивая детали. Так случилось и с Ричардом: однажды он понял, что, несмотря на всю любовь, по-прежнему тлевшую в его сердце, он уже не мог вспомнить, как выглядело лицо Гэвина. Кажется, он обладал коричневыми волосами, нагло ухмылялся и был чуть ниже самого Найнса, но лицо… Лицо стерлось из памяти, затопленной новыми событиями и знакомствами, случившимися за сотню лет. Ричард искренне пожалел, что не догадался создать портрет своего пирата, но что-либо делать уже было поздно, и оставалось лишь сохранить остатки воспоминаний на листах дневника, который он взялся вести. В итоге первые страницы толстого альбома были исписаны быстрым почерком командора, торопящегося сберечь ускользающие детали. Он записал, как им было хорошо вместе и как мало времени им было отмерено, упомянул первую встречу, чувство ненависти и соперничества, гнев и ярость, страсть и любовь, реакции на касания и поцелуи… Никто больше не мог занять место Гэвина в сердце Ричарда, хотя последний честно пытался найти замену. Однако все эти партнеры были пустыми и блеклыми, холодными и безжизненными после обжигающего энергией и страстью Рида; в конце концов Ричард бросил эти попытки и целиком обратил свое внимание на вновь изменяющийся мир. После очередного передела территорий мировыми лидерами на арене появились перспективные новички, и Найнс с его отточенным за годы чутьем точно знал, на кого нужно поставить, чтобы снова оказаться в выигрышном положении. Давно следовало в очередной раз начать подыскивать себе местечко, с которого было бы удобно наблюдать за течением жизни.