Рядом, но далеко.
5 марта 2020 г. в 11:23
Тина почти пинком заталкивает парня в соседний отсек, запирая дверь.
— Винс, прекрати! Не надо твоей ревности! Хватит, я не выдержу больше!
— Не выдержал я! А ты не понимаешь, почему это происходит?
— Думаю, что понимаю… — она переходит на шёпот.
— Тогда почему?!
— Почему, да? — она рывком поднимает голову. — Да потому что мы всю жизнь должны были ненавидеть друг друга! Как вышло наоборот? Я же… искренне ненавижу тебя…
— И у тебя наоборот? Шутишь так что ли? — инстинктивно он тоже начинает шептать.
— Посмотри на меня. Посмотри! Похоже, что я шучу?! — Тина встряхивает друга за плечи.
— Ты похожа сейчас на моё отражение по утрам.
— Ты плачешь утром? Почему не ночью? Вроде, легче, — Тина пожимает плечами.
— Ночью мама или Кол услышат. Утро — моё единственное время, когда я могу сделать это. Ночью есть сны, боль накатывает утром. Потому что во сне ты есть, а в реальности тебя нет! Нет ничего и никого.
— Нет?
— Потому что Тины и Винса тоже больше нет. Ни для кого, даже для нас самих. Почему? Почему Андерсены обречены любить Бруксов? Даже будущих, почему?!
— Винс, не говори так!
— Это правда! Просто ответь!
— Я не могу ответить. Я не знаю ответ!
— Если даже ты не знаешь, что же делать мне? — он шепчет, поглаживая пальцами мокрую кожу на щеках напарницы и пряча её лицо в своих ладонях.
— Отпусти. Не надо.
— Я не могу тебя с ним видеть. Это Кирилл Терусин!
— Это — Твой Друг.
— Нет и не был!
— И для меня он просто друг. Просто друг, Винс, — она проводит по шраму на подбородке парня большим пальцем, пытаясь удержаться.
— Кто же не друг?
— Да ты! — обнимают слишком крепко, хочется кричать. До боли. Как в ту ночь с тем парнем. Он думал, что боль такую причинил. Больно было от другого.
— Даже моей матери нравился твой отец, пока он не встретил твою маму. Мой сказал мне, когда мужчина не может быть с любимой женщиной, он ищет утешение в постели других, — Андерсен мотает головой, захлёбываясь голосом. Кусает губу каждый раз, чтобы не сорваться. — Я не хочу другую, я не хочу никого. Я боюсь этого!
— Молчи. Мама сказала мне тоже самое.
— И что?
— Пришлось попробовать, — она пытается сбежать из собственной шкуры, жмуря глаза.
— И как тебе с ним было?
— Ну, как тебе описать этот кошмар? Я готова была убить и его и себя, несмотря на то, что он старался. Я теперь не знаю, кого ненавижу больше. Себя или…
Он проводит рукой по щеке.
— Таннер, скажи пожалуйста.
— Ты убиваешь меня.
— Тина…
Она сглатывает, снова поднимая голову.
— Я люблю тебя, Винс. Может, хоть раз сам скажешь? Это больно — не знать.
— Зачем? Причинить нам ещё большую боль? Это уже сделали за нас. Что же тогда тебе не больно, слышать о ненависти?
— Да, только так я могу убедить себя, что тоже тебя ненавижу.
— А я не могу. Вот парадокс, представляешь? Ты можешь мне сказать, что ненавидишь, а я не могу говорить «ненавижу» той, которую люблю.
— Отпусти.
— Ни за что. Пока ты не перестанешь дрожать, — он пытается убрать руки и не сжимать так сильно. — Мы — два обречённых человека, которые борются против самих себя. Мы больше не Тина и…
— Винс… Добей меня уже просто! — она вырывает руки, а ударить не может. И просто опускает вторую ему на плечо, сдавливая другой его бедро ещё крепче.
— Если бы я мог. Если бы я только мог… любить тебя меньше…
— И что мне делать? Я не могу есть и спать, не могу говорить и думать.
— Дай быть рядом. Помнишь наш договор? Бежать вместе, сражаться вместе, побеждать вместе…
— И тонуть тоже вместе. Только… рядом с тобой нет кислорода и бежать без него не получится.
Его удивление сменяется горькой улыбкой.
— Рядом с тобой нет ничего! Только… в тебе.
Она опускает голову, окончательно затихает от едва слышного шёпота, словно они оба хотели, даже сами себя никогда не услышать. И уходит, почувствовав руки как цепи сквозь одежду.
— Зачем? Отпусти…
— Затем, что я хочу добить тебя. Как ты просила. Я исполняю просьбы.
— Лучше бы я молчала, — она ударяется лбом об дверь тихо, слыша серьёзный голос за спиной.
— Лучше бы, Таннер.