Герои.

После использования фаерболов у мужчины горели пальцы и ладони. Неприятное ощущение, хоть и коротковременное. Но сам он был на удивление довольным, отрешенно наблюдая, как распадается виртуальная реальность, и он оказывается в до боли знакомой тренировочной комнате. - Ты показываешь неплохие результаты, - этот спокойный голос уже начинал раздражать за эти годы, что он провел в СОЛДЖЕРах. Но, увы, приходилось терпеть данную личность также, как и многие другие. - Неплохие, - эхом повторил тренируемый в ответ, поудобнее устроив в еще неприятно зудящей ладони любимый меч, который почти сразу же полыхнул на свету не хуже огненной материи. - А у тебя когда-нибудь появится в скудном для общения лексиконе слово "хорошо" или "отлично"? - Только если это касается обеда, да и то такое явление редко, - усмехнулись в ответ. О, Богиня, за что ему такой собеседник? "Кстати, а где моя книжка?" Предмет исчез. Как будто вместе с иллюзией. Мужчина с прищуром посмотрел на подозрительно ехидного собеседника. - Се-фи-рос. Где моя книга? - У меня, - не стал отрицать очевидного длинноволосый. И почти сразу же в его руке появилась спрятанная по-началу пропажа. - Ух, как глаза сразу загорелись. Гро-о-озно так. Нет, он терпит его, наверное, совершенно по-особому. Он как огонь. Опасный, разрушительный, горячий. Яркая личность, что просто светится внутренним пламенем, заставляя любоваться им и все прощать. Все его выпады, язвительные замечания, вспышки ярости и знаменитое цитирование старинной поэмы. Мягкий. Еще одна его особенность. Он мягкий, сердечный, эмоциональный, любознательный. То, за что можно простить ему почти все, стоит только узнать получше. Однажды мужчину даже застал генерал в непривычном виде и в непривычном месте: в комнате материи, в простых джинсах да в свободной рубашке. Он стоял в самом углу, перед мольбертом и с красками в руках. Сосредоточенный и такой... далекий. Сефирос словно боялся смахнуть это наваждение, гадая только, что выдумал его давний друг. Оказалось, что рисовалось закатное небо. "Как глупо бы это не было", - прокомментировал сам художник, на удивление беззлобно улыбаясь длинноволосому. Хотя, наверное, он был доволен вытянувшимся лицом собеседника и скрытые под улыбкой эмоции явно были далеки от ангельских. - Ты в деревне еще чем-то занимался, помимо как на сеновале с девками обниматься? - решил все-таки прийти в себя Лучший. - Ну видишь ли, девок было мало, Анжил где-то вечно пропадал, а тебя не было под боком. Что ж мне еще оставалось делать? - мужчина усмехнулся, отложив краски и теперь теребя серьгу. А картиной он был все равно доволен. Наверное, эти неуверенные и осторожные, но легкие и верные мазки отражали его душу. Идея попробовать показать собственные слабости оказалось такой интересной и странной одновременно, что мужчина просто не мог не попробовать. Воздушные рваные лоскутки облаков, что дополняют окрашенный в золотые цвета с красноватыми оттенками небосклон. Хрупкое равновесие: день, олицетворяющий свет, уже безвозвратно ушел, а ночь, мрак которой поглощает человека, еще не настала. Момент, когда поздно что-то выбирать, ибо назад не вернуться, а вперед идти - навеки пропасть. Его давняя головная боль. Его давняя слабость. - А почему ты не завершил ее? - спросил Сефирос, наблюдая, как собирает свои вещи его друг. - А? Прости, задумался. Не завершил... Наверно, потому что не знаю, что там. Не разобрался в себе. Кто я? - и с тихим фырканьем закрыл небольшой чемоданчик, забирая его вместе с мольбертом и направляясь к себе, оставляя Лучшего из Лучших задумчиво смотреть ему вслед. "Кто я?" Сейчас этот вопрос вызывал на лице у мужчины улыбку. Ведь он давно понял, кто он. Ночь все-таки взяла свое, поглощая последние цвета в его душе, те золотые искры от умирающего заката. И даже его крыло показывает, что карабкаться к свету поздно: монстру ни к чему белые перья. Поэтому, смотря на Анжила, ему хотелось рвать и метать. Или смеяться. А может, как и нужно таким как он, убивать. Мужчина не мог определиться. Но точно знал одно. Больше всего на свете он хотел вернуться. Вернуться к своей обычной жизни. Не оглядываться назад и видеть гору трупов за спиной, а просто жить спокойно и беззаботно. Чтобы плече не ныло от этого черного напоминания своей сущности и старой раны, что была получена по собственной глупости. Чтобы друзья были рядом и весело улыбались, а не с тупой болью в глазах смотрели на свои мечи. Он не хотел умирать, но так жить ему было в тягость. И какая ирония, он не боялся смерти. Ведь он точно знал, что его судьба сложиться точно так же, как в поэме. "Пусть даже нет надежды никакой, клянусь, Что возвращусь к тебе, на место то, где ты стоишь сейчас". И его не забудут. "Подобно бризу легкому в волнах, твой подвиг будет жить – нежно, но незыблемо". Когда же он сможет сказать спасибо тому, кто сможет понять его и отпустить? Когда же он сможет наконец увидеть Богиню? Когда и за ним вернется смерть? Когда же он сможет извиниться перед Анжилом за свое поистине чудовищное поведение?