Килька
На хрен бояться! Я чувствую себя прекрасно. Это только вечером и ночью настроение омерзительное наваливается. Темнота порождает страхи, думы, слёзы. Вчера был готов сказать Коту, что не буду играть, носиться, что люблю его, что согласен на операцию… пусть даже операция на деньги ненавистного мне человека! Но я не сказал. Ночью чувства управляют, днём разум царствует. А сегодня и настроение другое. Погода отличная, светло, ясно, весело. Избегаю даже смотреть в Сашкину сторону, чтобы не разговаривать и не изменить себе. Операция на деньги моего якобы отца — ни за что! Петровна говорит, что Бэла Константиновна меня к себе призывает «зачем-то». Я не иду! Всё утро готовимся. Игра начинается после обеда. Мы расползаемся по своим штабам. Наш — за лазилками. Лагерь красных за прудиком. Между нами лесной массив, мысленно поделённый на два фронта. На нейтральной территории труба, нашли клад — добежали, дунули, конец игре! Выстраиваю своих белопогонных бойцов, произношу зажигательную речь. Мы одурело кричим «ура», распределяемся по местам. Я поведу искателей, Ксюха отвечает за хранителей, Ритка удерживает военнопленных. У каждого своя команда. У меня в основном мальчишки. Мы решаем обойти лагерь противника вокруг по нелагерной территории, при этом часть бойцов совершают отвлекающий манёвр — этакие камикадзе, обречённые попасть в плен, чтобы на нас не обратили внимания. Перелазим через забор и несёмся вокруг, вдоль него. Ветки, ёлки, кусты, высоченная трава! Всё мелькает, мальчишки бегают явно быстрее меня! Вдруг крики впереди: — Э-э-э-й! Смотрите, там кто-то бежит! Я свищу своим, машу руками, типа в стороны. Мы разбегаемся вправо, рассыпаемся, вижу: Генка на дерево, как обезьяна, залез, затихарился, другие чешут в лес. Мишка прыгает в кусты, типа спрятался! Даже я вижу его голубые шорты! Но противник бежит за нами. Йо-хо-хо! Перепрыгиваю через поваленные деревья, пни, канавки. Рядом бежит Никитос из четвёртого отряда, пыхтим, несёмся! Никита вдруг запинается и падает прямо на живот, ну и кричит! Сзади слышу: — Вон они! Туда! Туда! Я к Никитосику, поднимаю, отряхиваю, тащу дальше, он бежит медленно, но мужественный парень: — Макс, давай я в другую сторону побегу, отвлеку! — Давай! Но нас уже разглядели: — Ребзя! Там капитан! За ним, хватай! За Никитой побежало максимум двое, за мной человек пять! Ух, я бегу! Только куда? Поздно понимаю, что выбежал к реке, к той самой, куда мы ходили с отрядами, той самой, где мы были с Котом. Река-то та же самая, но берег другой, каменистый, обрывистый. Выбегаю и чуть не срываюсь вниз. Блин! Сердце –ёк! Меня сейчас скрутят, оглядываюсь, а там бугай Леха Иванов топает, как бык. Что делать? Что, что! Прыгать! Дно, конечно, незнакомое... А вдруг там мелко, а вдруг там камни? Да и хрен с ним! — А-а-а-а! — я ору и прыгаю вниз. Сердце прыгает тоже. Вода холодная, и сердце останавливается, но дна нет… Уф, хотя бы позвоночник будет цел, плыву под водой к берегу, прячусь в траве, у выступающего камня. Красные носятся по берегу: — Где он? — Он прыгнул туда! — Он не утоп? — Бегите дальше! — Может, прыгнуть? — Не сметь! — это голос Кота. — Никто не прыгает! Вниз по течению бежим! Вынырнет там! Он что, думает, что я человек-амфибия? Сколько я могу под водой выдержать? Или он уводит своих бойцов от меня? Он поддаётся? Гад! Это нечестно! Но не выпрыгивать ведь! Лежу в воде, сердце колотит, но дышу… Противник постепенно отдаляется, и я осторожно выползаю. Бегу обратно. Навстречу чел! Ух ты, обезьяна Генка! Встречаю его как родного, шепчемся, решаем продвигаться в лагерь красных, как задумали, они всё равно меня где-то у реки ищут. Наш клад красные ещё не нашли, так как звуков трубы ещё не было. Бежим опять, стараемся бесшумно, не переговариваемся. Подкрадываемся, отдышаться не могу, а здесь забор высоченный, у дыры стоит «красный» караульный. Генка шепчет: — Там есть дерево, которое над забором провисло, давай через него! — Давай! Практически ползём. Вся одежда в грязи, в траве, в еловых иголках. Ползти ещё тяжелее, чем бежать, а надо ещё, чтобы не заметили! Дерево огромное перекинулось стволом через забор, Генка на него карабкается и ползёт. Я за ним. Хотя Кот меня мартышкой и называл, навыка лазить по деревьям нет совсем! Оказывается, это нелегко! Пальцы в кровь! Ноги дрожат! Высоко! Генка подтягивается к толстой ветке, свисает на руках и спрыгивает уже на территорию лагеря. Мне бы так! Вот что я за вожатый! Вон Кот! Не позволил ребятне прыгать за мной в реку! А я? Спокойно смотрю, как ребёнок с дерева прыгает! А если ногу сломает? Я тоже подтягиваюсь на руках до ветки, блин, чуть не падаю. Сердце — ёк! Дышать, дышать, дышать… Свисаю, прыгаю, чёрт! Ещё и неудачно, ногу подвернул! Затыкаю свой рот! Шуметь нельзя! Ковыляя, бегу к Генке в кустарник. Мы на четвереньках ползём в стан врага. Наблюдаем. И где здесь может быть клад? Красные носятся, приводят пленных. Ни фига себе, сколько они арестовали, сколько погонов пообрывали у наших! Блин! Ведут Ксюху! Она задорно поёт: «Врагу не сдаётся наш гордый Варяг…» Но наш клад не нашли! Прибегает Кот с командой измазанных героев. Ведут Никитку и ещё одного парня из четвёртого отряда. Слежу за Котом, он озирается, ищет глазами. Меня? Ха-ха-ха! Не видит, потом он бежит к прудику, смотрит куда-то вниз, щурится и идёт обратно. Кот машет руками, что-то кричит, руководит, в общем, операцией. Какой он классный! Настоящий капитан! Все в рот ему смотрят! Бог войны — Марс в оборванных джинсах! Так, а зачем он к прудику ходил? — Ге-е-енка! — шепчу своему однополчанину. — Мне кажется, что у них клад где-то в воде. Кот туда ходил, проверял. — И как мы его достанем? Так просто не подбежать. — А если под водой? — Ой! А я не умею… — Ясен пень, что не ты пойдёшь… жди меня здесь, сигнализируй всяко… И я ползу через кусты в обход пруда. В какой-то момент один из мальчишек красных подбегает прямо к моему носу. Кричит: — Саня, Саня, а не могут они через то дерево пробраться? Смотри, как висит… Слышу Кота: — Могут! Поставьте туда парочку наших! Блин! А как мы назад вообще собирались идти? Парень убегает. Я ползу дальше. Я — поползень. Начинается прудик, интересно, он глубокий? Воняет болотом и говном. Я соскальзываю в воду, в грязь, задерживаю дыхание под водой. Надеюсь, задница не возвышается над «равниной моря», как круглый, джинсовый айсберг! Надо выныривать за воздухом, я терплю, терплю… переворачиваюсь в воде и одним лицом: а-а-ап! Воздуха! Шум в ушах, и воздуха мало! Ещё: а-а-ап! Вижу, впереди мешок чёрный, а внутри… йо-хо-хо! Заветная красная коробочка! Надеюсь, нашу белую они ещё не нашли! Держу за ручки пакет и волочу по дну в обратном направлении, нужно выйти у кустов. Воздуха мало! А-а-ап! Всё равно мало. А-а-ап! Слышу сердце. Кажется, что все слышат вокруг: и пиявки, и птицы, и Генка, и красные… Еле добрался до берега! Лежу в грязи как свинья, встать не могу, накатило… Как бы выползти, сил нет, воздуха мало… Голову поднимаю, вижу Генку в кустах, тот глаза выпучил, мне машет, руками накрест показывает, голову прикрывает, что-то мне сказать хочет, о чём-то предупредить… Верчусь, блин, Кот к тому берегу идёт! Он сейчас увидит пропажу! Но не могу встать… И Генка, просто народный герой, выскакивает из кустов и бежит в обратном направлении, машет руками: — А-а-а-а! — отвлекает. Ух, за ним погоня, а он уворачивается, кубарем летит! Не могу ведь я Генку подвести, нужно тоже бежать. И я поднимаюсь, и я тоже народный герой, бегу. Ноги не слушаются, щиколотка колет... Почему их «клад» такой тяжёлый? Пиастры ведь из картонки сделаны! Бежать тяжело, джинсы мокрые, кроссовки мокрые и тяжёлые, и воздуха мало, и сердце захлёбывается этой грязной жижей, бегу наугад куда-то, но слышу за спиной: — Сто-о-о-ой! Не уйдёшь! Это их капита-а-ан! Это Киля-а-а-а! — Держи-и-и! И слышу за спиной ещё один крик: — Н-е-е-ет! Что «нет»? Хочу оглянуться, но меня сбивает чьё-то тело… Я лечу… А! Это вратарь, Леха, приве-е-ет… Я лежу на земле, но чувство, что под землёй, горло слиплось, давит за грудиной... это знакомо, блин, страшно, страшно, ДЕТЕЙ УВОДИТЕ! Я хочу это крикнуть, но не получается! Дети не должны видеть… Глаза не закрывать, посмотреть ещё раз на небо, на траву, на муравьёв, не закрывать! Цепляться за небо, за траву, за муравьёв... Страшно, мама, что мне сделать? Прости, мама! Я всё-таки к тебе... а кругом, как в банке, голоса: — Я его догнал, я догнал! — торжествующий. — И Генка наш! — развесёлый. — У-у-у! Гад! Наш клад чуть не захапал! — угрожающий. — Потащим его в плен, пытать! — бодрый. — А что он лежит и как рыба ртом делает? — насторожённый. — Смотрите, пена изо рта розовая, фу-у-у, — брезгливый. — Нет! Киля! Киля! А как же парашют, как же ЮАР с тарзанкой? Не смей, дыши! Не смей… — любимый.Кот
Я реву, а не надо бы. Что делать? Дыхание изо рта в рот? Поможет? — Живо за Бэлой Константиновной! — ору своим, а у самого слёзы без остановки. — Киля, Киля, не смей, борись, ты не можешь! Набираю воздуха, запрокидываю ему голову, вдуваю, руками скрестно, раз, два, три, четыре, ещё воздуха. Его глаза закрыты, губы синие, в уголках розовая пена. Вдуваю ещё, раз, два, три, четыре… Чёрт, нужен укол какой-нибудь! Поднимаю его, он очень-очень тяжёлый, Киля не помогает, не прижимается, одежда мокрая… Но я бегу, это мой Килька, неужели уроню и не донесу… Нет не уроню, донесу, спасу! Бегу, его голова трясётся, лицо мокрое, от моих слёз… Уже на аллее вижу навстречу Бэлу Константиновну. Она бежит с каким-то необыкновенно большим шприцем: — На землю его, — кричит мне. — В траву! Я укладываю Килю. Врачиха грубо всем велела отойти, так как за мной бежала испуганная ребятня. Она порвала его рубашку. И сделала укол… прямо в сердце? Ужас! Вижу, Бэлу Константиновну саму трясёт. Она мне: — Саша, вдувай в него воздух… И я вдуваю ещё, а она стучит по сердцу… В какой-то момент я почувствовал, как Килька дёрнулся и выдохнул… Бэла Константиновна меня остановила: — Звони, Саша, срочно! Набираю номер: — Анатолий Юрьевич! — я практически ору. — Надо срочно, у него приступ, вы обещали чартер... что можно сделать? У-у-у-у… Я реву, меня не сдержать, мне наплевать на детей, на всех… Киля лежит синий и глаза закрыл.