♬ Jazzotron Vs Jamie Berry — Kiss me (electro swing)
Робер пробормотал в подушку, чтобы Мэллит выключила воду в такую рань и спала дальше, и, разумеется, его не услышали. Прежде чем он вспомнил, что никакой Мэллит тут нет и быть не может, прошло ещё полтора сна. До будильника оставалось около получаса, когда Робер наконец вспомнил, что происходит, и сел в постели. Не резко — медленно, озадаченно. Задумался. Выглянул в гостиную через коридор — на диване лежало безупречно сложенное одеяло, а с кухни тянуло чем-то очень вкусным. Нет, это сон, причём дикий. Не может такого быть. Умывшись для бодрости духа, Робер толкнул дверь и прошёл на кухню, и всё равно он был не готов узреть там Рокэ, жарящего яичницу на плите с таким видом, будто это его яичница и его плита. Немую сцену нарушало лишь шипение со сковороды и, наверное, очень громкие матерные мысли в голове Робера. — Что это? — наконец спросил он, имея в виду всё и сразу. — Арендная плата, — меланхолично отозвался Рокэ, не оборачиваясь. — Кофе ваш. — Зачтено, — сдавленно подтвердил Робер и прошёл к шкафчику, где хранилось всё необходимое для кофе. Сейчас точно не получится, потому что нельзя варить кофе в полнейшем смятении духа. — Ещё бы вы не зачли. И не надо так нервничать, я что, первый посторонний на вашей кухне? — Не первый, но то была женщина. — Разницы-то. Ну как вам сказать, месье… — Не расстраивайтесь по пустякам, в отличие от вашей женщины, я скоро отсюда исчезну, — равнодушно заметил Рокэ, гоняя лопаткой яичницу. Робер хотел было вмешаться, но ни капли масла не шлёпнулось на многострадальную плиту. — Честно говоря — ладно, не лучшая формулировка, но ваше лицо вызывает желание быть честным — не припомню, на каких основаниях вы меня пустили вчера, однако куда дошёл — туда дошёл. Беспорядки, знаете ли, выматывают… — Вы не ранены? — Нет. Робер недоверчиво прищурился, но пришлось поверить на слово: Рокэ выглядел слегка невыспавшимся и не более того. Ссадина на лбу казалась совсем незаметной. — Честно так честно, я вчера целые сутки был дураком, врединой и грубым хозяином, — безжалостно охарактеризовал себя Робер, занимаясь кофе. — Надеюсь, этого вы тоже не припомните. — У нас с вами разные взгляды на жизнь. Что до грубости, я полагаю, неоговоренный визит в три часа ночи того заслуживает. Впрочем, я бывал здесь и раньше, и позднее, — намёк не звучал издевательски, и Робер усилием воли промолчал. Вопрос закрылся сам собой, и дальше готовили в тишине. Будильник как раз протрещал в спальне два победных раза и затих — времени хватало с лихвой. Очень странно и в то же время неожиданно легко было снова оказаться на этой кухне не одному, Робер даже не заметил, как устроился на бывшем месте Мэл… сколько можно… Стул как стул… Завтрак вышел вкусным, а молчать показалось как-то невежливо, и он брякнул первое, что пришло на ум: — Возвращаясь к женщине… Она ведь могла ночевать у меня, это вас не остановило? — Вы же расстались, — заметил Рокэ, как будто это был общеизвестный факт. От прискорбной кончины кружку с кофе спасло лишь то, что Робер держал её не в руках, а на столе. — Откуда вы знаете? — глухо переспросил он. — Ну, только в обморок не падайте. Когда мы были здесь в первый раз с Эмилем, женские вещи и запах духов присутствовали, потом их резко не стало. В ванной тоже ничего предосудительного, да и, честно говоря, будь вы в отношениях, не проводили бы столько свободного времени с бравой полицией. Я могу не продолжать? — Можете не… Теперь это и мне кажется очевидным. Признаться, я боялся, вы скажете что-то вроде «по глазам видно». — Собирался, — подтвердил Рокэ, задержав взгляд на его лице. — Но всё свелось бы к скучным доказательствам… — И то верно, — Робер был готов биться об заклад, что только что произошла умышленная недомолвка. — Как этот кофе? — Всё такой же ужасный. Налейте мне ещё. — Вы издеваетесь… — Я завтракаю. Издевательство — это когда битой по голове, — пояснил полицейский. — Вы бы не ходили в одиночку в позднее время. Зачем вам друзья в полиции? Если надо, присоединяйтесь к патрулю, что-то мне подсказывает, Эмиль будет только рад. — Спасибо за беспокойство, но я лучше и впрямь посижу дома, — перспектива гулять с патрулём в магазин за хлебом Робера не прельщала. — Это не беспокойство. Чем меньше горожан, праздно шатающихся по улице, тем меньше мне работы. Ужасный кофе ещё остался? — Третья чашка, — с осуждением проворчал Робер и заглянул в кофейник. — Есть, но я возражаю. — Неполная, это не считается, — лениво возразил Рокэ и отобрал кофейник. — Тем более, вы почти не оставили… какая досада… — И что же, я и впрямь могу злоупотреблять приятельством с ажанами? — закинул удочку Робер, пока была возможность. Пока эта возможность не удрала на службу. — Я вам не судья. Чем хотите, тем и злоупотребляйте, — залпом допив кофе, Рокэ поставил пустую чашечку на край стола. — К слову, не так уж и ужасно. Можете считать, что мы квиты. — Что? — Робер растерялся от неожиданности, ведь кофейная эпопея обещала длиться вечно — более того, если б не кофе, он бы… ладно, может, не стал бы, но… — Рад, что вы всё же оценили, однако… — Однако что? Пока вы размышляете, я успею уйти, так что соизвольте побыстрее. — Ничего особенного, — отмахнулся Робер и тоже поднялся. В самом деле, чего он… бегает, кончилась история и кончилась, всякое бывает. Они и впрямь рассчитались друг с другом, чем не красивый конец? Выходить в такую рань было совершенно незачем, и Робер ограничился тем, что проводил гостя до двери. В голове толкались дурацкие мысли, совершенно не готовые к озвучиванию; Рокэ критически рассматривал собственную перепачканную куртку, в итоге решив её не надевать, и, кажется, действительно уходил. — Раз мы квиты, значит ли это, что на кофе вас больше не ждать? — Робер знать не хотел, как прозвучала эта фраза, по его ощущениям, голос предательски… нет, не дрогнул, прозвучал в совершенно неверной интонации. Жалобной такой. Отвратительно. — Это приглашение такое или вы пытаетесь спровадить меня окончательно? — рассмеялся Рокэ и окончательно сбил его с толку. — А смысл, вы всё равно приходите сами! — Тогда и в приглашении смысла нет. Хорошего дня, — он вышел быстрее, чем Робер придумал ответ получше, и, к сожалению, ничего не забыл, чтоб догнать и сказать ещё какую-нибудь важную глупость. Пошатавшись по квартире без дела, Робер глянул на часы и стал ещё медленнее, чем раньше, собираться на работу. Что ж с ним так сложно-то? Сложно и интересно… И по-другому уже не получается. Этим утром Робер пообещал себе две вещи: во-первых, не сходить с ума, гадая о невозможном, во-вторых — выговориться кому-нибудь насчёт Мэллит, чтоб забыть уже раз и навсегда. Жизнь и впрямь продолжалась, как бы он ни пытался её остановить, и это было хорошо.***
Хобби. Или домашняя зверушка. Или всё-таки хобби? Бродя по улице в одиночку в очередной бессмысленный выходной, Робер пришёл к выводу, что время надо чем-то забивать. Денег хватало, поскольку жил теперь один — хватало даже с лихвой (надо перестать питаться кофе и бутербродами), значит, вопрос лишь в заполнении пустоты… Зверушка — это хорошо, приятно, привычно; второе живое существо в доме, отношения-то он явно нескоро заведёт, так заведёт хотя бы животное. Что-то останавливало, например, мысль о собственной… ненадёжности? В свой адрес Робер всегда слышал характеристики вроде «серьёзный и ответственный», но в последнее время сильно сомневался в их правдивости. Хоть бы о матери подумал, когда пялился в мутную реку — и то в голову не пришло. Но мать далеко и в окружении остального, психически стабильного семейства, а зверюшка будет одна дома, голодная и холодная… Стоп. — Да не собираюсь я с крыши прыгать, — буркнул Робер, обращаясь к самому себе. — Оно и правильно, — одобрил человек, стоявший с ним на переходе в ожидании светофора. Вот чёрт, надо завязывать думать вслух. — Физическая активность — это, конечно, хорошо, а самоубийство звучит не очень. Более того, вы в полёте замёрзнете и проголодаетесь! — Вы правы. Извините, я не заметил, что говорю вслух, — весёлый парень, наверное, но можно ж было одеваться не так… броско? Впрочем, модный костюмчик вполне себе вязался со смазливым лицом, а вообще Робер отродясь с такими типами не ладил. Точнее, ладил так давно, что предпочёл забыть. — Такое случается, когда живёшь один. Мой вам совет — заведите собаку, — посоветовал тот, фамильярно стукнул Робера по плечу и первым шагнул на зелёный свет. Робер из принципа подождал, пока он исчезнет куда подальше, и перебежал дорогу в последние секунды. Ну ладно, хорошее настроение у человека, а у тебя — плохое почему-то, так нечего дуться на весь мир. Он нарезал миллионные по счёту круги по Монмартру один, потому что Эмиль был занят — вот так и понимаешь, что у тебя на весь город один-единственный друг. С коллегами так не погуляешь, пусть вы и знакомы тысячу лет. Тянуло делать глупости, и Робер был почти к ним готов — ерунда, что глупости творятся спонтанно, к ним тоже нужен тщательный подход, а лучшая дурость — та, что взбрела тебе в голову не случайно, а после длительного планирования. Глупость — как война, необходима стратегия. Смертельно хотелось видеть Рокэ, и плевать, что он об этом подумает: из головы не шло всё их кратковременное знакомство, от и до. Рокэ был тем, кто волей случая или же нарочно спас ему жизнь, Рокэ был тем, кто вообще заметил, что эту жизнь надо спасать, и дважды появился вовремя, Рокэ был тем, к кому до боли хочется подойти и так же — до боли — страшно это сделать, даже зная, что в конце вряд ли придётся об этом жалеть. Кажется, он не из тех, кто устроит скандал из-за полутора не к месту сказанных слов; может, конечно, высмеять так, что до конца жизни будешь следить за языком, однако не без причин. Не просто так. А ещё он готовит вкусно, что, разумеется, не имеет отношения к делу. Очередная случайная мысль дала по голове, когда Робер переходил следующую улицу, и он удивился, как не замечал этого раньше. Со стороны Рокэ было очень мило угадать, что Робер не так давно живёт один… А сам-то? Был бы человеком семейным — свободное от напряжённой работы время проводил бы дома, а не шатался по всяким малознакомым роберам, ещё и с ночёвкой! Почему-то мысль о том, что заинтересовавший (да так, слегка) его человек тоже может быть одинок, вселяла надежду и тепло. Вообще-то, такому не радуются, но… Но, может, хватит себя вести влюблённой школьницей? Взял мобильник да позвонил, пошлёт — значит, пошлёт. — И так всегда, — пробормотал Робер, останавливаясь под тенью дерева и глядя на телефон, который уже звонил сам. — Эмиль? — С утра был Эмиль! Ты там вечером ещё не занят? — Конечно, нет, чем я могу заниматься. Но ты собирался ехать… — Никуда я не поеду, у нас чрезвычайное пришествие. Нет, не оговорился… Хочешь, познакомлю кое с кем? Встречаемся в участке, а оттуда в бар какой-нибудь, не всё ж кофе со сливками жрать! — Вот как оттягиваются стражи порядка. — Так же, как и все остальные, — деланно обиделся друг. — Так ты идёшь или нет? Там не все полицейские, если тебя это смущает… Не арестуем… Короче, я буду рад, Герарда помнишь? Этот малец всему рад, учись. Рокэ тоже придёт, потому что это один из тех редких случаев, когда у него нет выбора. — Я подумаю, — пообещал Робер, разрываясь между желанием тихонько посмеяться над собой или же сделать это вслух. — Во сколько, говоришь? И из-за чего вечеринка, что-то случилось? — В половине восьмого, ну я тебе напишу. Случился Валме, о котором я тебе недавно говорил, — хмыкнул Эмиль, и на заднем плане символично залаяли служебные собаки. — Ты же помнишь? — Помню, — воистину, всё в этой жизни связано. — И знаешь, если я правильно сложил два и два, мы с ним уже встречались.***
Первым делом его обслюнявили псы. Пришлось опуститься на колени и по очереди приласкать страшных и опасных зверюг — иначе бы просто не отпустили. Вообще-то Робер расстарался и надел красивую рубашку — исключительно на случай приличного заведения, но собаки добрались до воротника и обслюнявили и рубашку. — Извините, — скорее с радостью, чем с раскаянием, объявил Герард, появляясь вслед за псами. Вот куда уходили поводки. — Они с нами не пойдут, нельзя. Хозяина провожают… Вы знакомы? — Относительно, — отозвался Робер, чувствуя, как об ногу трётся чья-то плотная кожаная шлейка. Это перебор. — А ваши собаки всегда такие дружелюбные? Мне казалось, их воспитывали иначе… — Только когда рядом я! — возвестил о своём прибытии, разумеется, Марсель, в том же самом прикиде, в каком Робер увидел его сегодня утром. Первый пёс, второй пёс и Герард вильнули головой при его появлении. — О, а это и вправду вы… — Совпадение, — представившись, Робер снова опустил глаза на собак: — И всё же, чего они? — Они вас любят. Я ревную, — доверительно сообщил Марсель, состроив обиженную гримасу и тут же отвлекшись: — Герард, пока не ушли, отведи их обратно в вольер. Сам не смогу, у меня дрогнет рука, защемит сердце и я останусь жить среди собак. Знаете, если вы когда-нибудь заведёте щенка, — он снова обращался к Роберу, — либо никому его не отдавайте, либо бросайте всё и сами становитесь служебным собаководом. Разлука невыносима! Так вы успели завести собаку, Робер? Прошло несколько часов. — Нет, хотя я и вправду думал о питомце, — рядом с этим воплощением жизнерадостности Робер чувствовал себя по меньшей мере неуместно. — Вообще я ветеринар, поэтому не знаю, надо ли мне это ещё и дома. — Да, это мне рассказали. Спасибо, что приглядели за моими зверюгами, — Марсель протянул руку, Робер её пожал, отругал себя за предрассудки — классный парень, весёлый и открытый, а главное — насчёт собак точно не врёт: не доверять тому, кто искренне любит животных, просто глупо. — Давайте сразу на «ты», если вы не строгих моральных принципов. Всё равно напьёмся и будем «тыкать», так какая разница, когда начинать? Кстати, насчёт моральных принципов, Лово несколько раз заваливал итоговые тесты, потому что не хотел кусать человека, несмотря на то, что человек был в защитном костюме… Буквально за пять минут Робер выслушал подробнейшую биографию бравых овчарок. Марселя было не остановить, он и не собирался. Как там, журналист, корреспондент? Подходит, даже слишком. — Извините, задержались, — Эмиль вышел на крыльцо, не сказать чтоб утомлённо выполз, за его плечом снова маячил Герард. — Можем идти. Ли потом подъедет, он, в отличие от меня, добросовестно поехал домой… — Так я оторвал вас от семейного ужина? Какой кошмар! — Не совсем. Не знал, что ты такой ценитель семейных ценностей! — И правильно, потому что я такой ценитель ужина, — поправил Марсель, и все рассмеялись. — Надеюсь, все согласны, потому что мы сейчас в тако-ой ресторан пойдём… — А говорили, в бар, — робко вмешался Герард. — Дитя моё, — многозначительно сказал собаковед и хлопнул его по плечу, — общество этих жутких полицейских и меня дурно на тебя влияет. Робер, вот ты влияешь? — Не было возможности, но я поддерживаю Герарда. — Алкоголики, — не без нежности сказал Марсель. — В бар так в бар. А где… — он обернулся к Эмилю, очерчивая в воздухе какую-то дико непонятную фигуру. Тот закатил глаза: — Где-где, ты правда думал, что он придёт вовремя? — Даже ради меня? Ты ведь сказал ему, что я буду? — Сказал, думаю, поэтому и опаздывает… Забыл сказать, не вздумай спаивать Герарда, — строго добавил Эмиль. Упомянутый младший сотрудник возмущённо шмыгнул носом, но вслух ничего не сказал. — И меня. Мы завтра пусть во вторую смену, а дежурим! — Как раз протрезвеете, — обнадёжил Марсель и возглавил процессию, выводя их на нужную улицу. Может, он и был тут внештатным сотрудником, зато определённо основным кутилой.***
На первый взгляд бар оказался именно таким, как себе представил Робер: полутёмное и шумное пространство, забитое сомнительно танцующими людьми, пляшущими по стенам неоновыми огоньками и отражениями движущихся ламп, продолговатая барная стойка во всю стену, к которой не подступиться, и ослепительный блеск огромнейшего количества бутылок. Громкость замиксованной музыки была такая, что сердце гулко ухало в груди, а слух прощально помахал ручкой ещё на пороге. Что ж, плохой вариант развития событий: какое-то время вежливо посидеть со всеми, потом по-тихому свалить домой. Роберу было жаль, ребята-то классные, но такую обстановку он никогда особенно не любил, а сейчас… нет, приписывать себя к старикам ещё рано, но выражение «слишком молодёжно» всё равно на язык просится. А потом случился второй взгляд: Эмиль долго и безуспешно кричал что-то в ухо ближайшему сотруднику, тот изо всех сил старался понять, тут в поле зрения появился Марсель — и, как фэнтези-проводник какой-нибудь, отвёл их в сторону… в свободный коридор с забронированными отдельными номерами! — Это потрясающе, — Робер не удержался от комментария вслух. — Предупреждайте в следующий раз, ладно? — Меня тоже так напугали, — с доверительной улыбочкой поведал Герард. — Я никому не сказал, что не люблю шумные места, и пришлось целых полчаса… флиртовать с какой-то девушкой, пока они не признались, что пошутили. Месье Валме обещал больше так не делать. — И что же, не делает? — Да постоянно, но я уже всё знаю, поэтому только подыгрываю, — сообщило это юное дарование. — Я всё слышал, — наигранно обиделся Марсель, — хватит ябедничать, иди помоги мне лучше… Робер с интересом (и в куда лучшем расположении духа, чем пять минут назад) осмотрелся: комнатка небольшая, но уютная, совершенно не похожа на этот дурацкий развратный бар. Музыка звучала так же громко, но приглушённо, и оттого не казалась отвратной. Несколько вешалок для верхней одежды, низкие диваны, стоящие друг напротив друга, и заранее накрытый столик — на нём стояли базовые закуски и несколько стаканов воды, больше пока ничего не было. — Мы в прошлый раз в другой комнате были, — вынес вердикт Эмиль, тыкая пальцем в настенное панно. — На такой же штуке нимфа висела, а не русалка. — Эмиль разбирается в женщинах, — констатировал Марсель, высовываясь в коридор и подзывая официанта. — Так, держите меню, не скромничайте — я всех угощаю… Эмиль, возьми мне что-нибудь съедобное, я пошёл ловить твоего брата… Ну и цены здесь, однако. Робер постарался найти что-то дешёвое, но не преуспел. Судя по лицу Герарда, он смущался отчаянно, Эмиль же злорадно хмыкнул и заказал дорогущий салат. — Всё нормально, он из нас единственный, у кого есть деньги… в широком смысле слова. Вот пусть кормит голодающих работяг. Робер, ты правда подумал, что мы будем в общем зале зависать? — На какое-то время да, сейчас понимаю, что это было глупо, — и в самом деле, он подумал-подумал и так и не смог представить бравую компанию в подобной обстановке. Ну, пожалуй, один Марсель в атмосферу и вписывался. Эмиль развалился на две трети дивана, запрокинув голову, и Робер пристроился с краю; напротив сидел Герард, заняв местечко для своего проводника по миру девушек и баров. Расстановка сил обещала измениться со временем, и чёрт с ней, уже хорошо. Когда он в последний раз куда-то ходил с друзьями? Ладно, поставим вопрос иначе — когда были такие друзья, если считать от окончания университета? Работа да любовь, не считать же редкие торжественные визиты к родственникам. Лионель появился одновременно с Марселем, салатом и напитками. Робер порадовался, что уже успел выпить, так как в прошлый раз холодный цепкий взгляд брата Эмиля ничего хорошего ему не внушил. Впрочем, тот слишком устал на работе, чтобы что-то кому-то внушать, и вообще в неформальной обстановке оказался вполне себе человеком. — …а потом меня укусила черепаха, — отключившись в середине от болтовни Марселя, Робер вернулся в реальность крайне вовремя. Речь шла о каком-то репортаже в Турции, где, вместо того чтоб работать, спецкор отправился дружить с черепахами. — Я и не представлял, что у них такие острые зубы. — Я тоже иногда очень хочу тебя укусить, — открыл тайну Лионель, полулёжа на диване рядом с братом. С развязанным галстуком и не за рабочим столом он и впрямь был не таким жутким. — Твоё здоровье, Валме. — У черепах не совсем зубы, — заметил Робер, протягивая руку за высоким бокалом, в котором плавало что-то бирюзовое. Вкусно, наверное, и зонтик красивый. — Можно даже утверждать, что у современных черепах нет зубов. — Растеряли в ходе эволюции? — посочувствовал Марсель, подгоняя ему тарелку с фруктами. — Спасибо… Что-то вроде того. У них там то ли наросты, то ли специальные пластины, и чем хищнее черепаха — тем они острее. Кушать-то надо. — Абсолютно согласен с выводом. Возможно, в прошлой жизни я был черепахой. — Ты был самой назойливой черепахой в моей жизни, — снова подал голос Лионель. Герард хихикнул, потом рассмеялся в голос над словами непосредственного начальника. Весело они напиваются в этой своей полиции! — То есть, являешься. Я уже пил за твоё здоровье? — Ну ты и… Да, но можешь выпить ещё, мне не жалко. Эмиль, скажи своему брату, что у него плохо получается скрывать свою неприязнь ко мне. Эмиль? — Я представил… — Робер сидел рядом и давно заметил, что друга трясёт от смеха. — Я представил… черепаху… с виниловыми пластинками, такими, знаете… Во рту! Какие нежные чувства к старому винилу ни испытывай, не заржать оказалось трудно — все и провалились с треском. Если степень опьянения определяет либо откровенность разговоров, либо их бредовость, Робер только что вывел новую степень — «откровенный бред» называется. Но какой же приятный, весёлый, ни к чему не обязывающий бред! Смеяться, пить и забыть — вот и всё, что порой бывает нужно. — Русалка-то тебе чем не угодила? — Одно лицо с подстрекателем, которого я допрашивал сегодня утром, — объяснил Лионель, меняя позу, упираясь локтями в колени и глядя на панно так, словно оно находилось за решёткой. — И не только лицо… — Отсутствие задницы? — Лифчик из ракушек? — Форма носа? — Да, Герард, форма носа. — Эта хвостатая женщина кого-то мне напоминает, — пробормотал Марсель, запрокинув голову и глядя на русалку в окружении рыбок снизу вверх (и вверх ногами). — Но я никак не могу понять, кого. Декоративное панно притянуло к себе всё внимание в скромном помещении. Робер не стал вставать, выразив тем самым своё неуважение к русалке, и наблюдал с дивана, как компаньоны изучают современное искусство. Нормальный, между прочим, нос… Да и хвост приличный, компенсирует… Дверь скрипнула, и Робер, решив, что это официант, с готовностью обернулся ко входу — хорош, небось, до невозможности, нога на ногу, в расстёгнутой сверху рубашке и ничуть не трезвее остальных. Надо полагать, Рокэ оценил. — Робер, оцени эту русалку по десятибалльной шкале, — потребовал Эмиль, придирчиво рассматривая панно. — Одиннадцать, — отозвался Робер, всё ещё пялясь на Рокэ. Тот вежливо улыбнулся, слегка склонив голову в знак благодарности, и как ни в чём не бывало повесил пальто на крючок. — А с чего ты взял, что русалок оценивают именно так? — А в чём их, по-твоему, надо? В морепродуктах? — Ставлю этой русалке пять морских звёзд из пяти доступных, — вынес вердикт Рокэ, оценив ситуацию, и все подпрыгнули. — Ну что опять? Забыли о моём существовании? — Как можно, свет моих очей? — по статистике, Марсель должен был споткнуться, но он этого не сделал, беспроблемно преодолел путь до порога и повис на шее у Рокэ. — Не убивай, я та-ак скучал… — Это мой любимый момент, — прокомментировал Лионель, отвлекаясь от русалки. — Эффект неожиданности. Полное поражение. Бесцеремонное вторжение в личное пространство, которого не избежать никому… даже тебе. Жертва вторжения изобразила неприличный жест свободной от Марселя рукой и поинтересовалась: — Кто угощает? — Я, — сознался захватчик. — Отлично, тогда я беру самый дорогой коктейль, который здесь дают. — Сволочь, — разулыбался Марсель и наконец отлип. — Пойду скажу официанту, чтобы тебе добавили какую-нибудь отраву. — Жду с нетерпением. Вы уже успели допиться до русалок? — мельком взглянув на злополучное панно, Рокэ пристроился рядом с ошалевшим Герардом напротив Робера. — Судя по Герарду, да. — Я в кондиции, — доложил самый юный участник попойки. — Я вижу, — шепнул полицейский. — Единственный здесь, кто не в кондиции, это я, но это мы сейчас исправим, — после чего он весело подмигнул Роберу, а Робер отсалютовал бокалом прежде, чем подумал, что происходит и почему ему внезапно разонравился Марсель. Так, самую малость…