Душа в час отчаяния

«Ты никогда не поймёшь, как справиться самой, и никогда не покажешь свою слабость, отпуская кого-то из своей жизни». one direction, over again

      Когда Хеджон убирает телефон, то улыбается и смотрит на Джехёна, что сидит на краю кровати. Парень берёт края её футболки и тянет на себя, подхватывая девушку за талию.         — Они в компании, верно? — спрашивает Чон и кладёт свои руки на её бёдра. Девушка кивает и льнёт к парню всем телом, обнимая того за шею.       — Да, и Доён тоже. Хочешь, чтобы я поехала с ними? — Чон кивает и отворачивается от девушки, которая смотрит на него преданными глазами. — Как мне ещё доказать свою любовь к тебе? — шепчет Хан и гладит его по волосам, зарываясь в них пальцами и тая изнутри от этой нежности.       Джехён теперь её весь и полностью, думается ей в эту минуту.       — Нужно, чтобы ты приехала вместе с ним в тот дом и сказала адрес. А всё остальное ты знаешь, — Чон поднимает голову и убирает её руки со своей головы, взяв в свои. Хан кивает ему и нехотя отходит от парня, натягивая джинсы.       — Я вернусь сразу, как закончу, хорошо, любимый? — Джехён оставляет это без ответа, но кивает, вставая с кровати.       Девушка обнимает парня и со счастливой улыбкой уходит из квартиры, даже не задумываясь о чём-то плохом. У Хеджон всё вышло — ей кажется, что Джехён её приревновал и попросил помочь избавиться от причины её страданий, от причины их расставания и всех ссор — от Ким Еджин.       «Джехён любит меня» — и эта мысль так заслонила ей глаза, что она полностью потеряла видимость. «Чон уничтожит и гадкую Еджин, которая рассорила нас; и дурака Доёна, который так легко доверился мне; и всю её семью. И останемся только мы вдвоём, как и раньше» — Хеджон думает об этом неустанно и верит в выдуманную ложь.       Чон звонит заученному номеру и говорит, что Хеджон скоро будет у дверей компании.       — Как только машина Доёна отъедет, никто из них не должен выжить.       Он слышит утвердительный ответ и бросает телефон на кровать, надевая чистую рубашку. Ему не нужна Хеджон, чтобы найти Еджин. Это не составит такого труда, когда весь Сеул как на ладони. Чон замечает на полу оставленную Хан майку, которую та, видимо, забыла надеть. Парень поднимает её с пола и оглядывает, после чего просто выбрасывает в мусорную корзину на кухне. У него на душе даже легче становится, когда он смотрит в окно и понимает, что больше никогда не услышит её.       Джехён поверил в её чувства, видя в глазах то, что никогда раньше не замечал. Безумие. Её любовь — абсолютное сумасшествие, и это свело Хан с ума настолько, что, услышав новости об убийстве других, она только согласилась и доверчиво протянула к нему руки. Она так этим надоела, что своими чувствами Джехёна даже напугала.       Ему не нужна та, которая так легко согласиться убить кого-то ради него. Ему нужен кто-то, кто умрёт сам за него, кто-то неспособный на убийство, но и в то же время кто-то готовый марать руки кровью ради него, если он вдруг окажется в опасности. Кто-то готовый на любую ложь ради спасения близких. И Джехён знает, что это будет Еджин — выросшая посреди бедности, где самым ценным была семья, она пойдёт на крайние меры ради собственного счастья и безопасности родных. Чон знает, что Ким будет многим довольна, а её стандарты всё такие же низкие, как и несколько лет назад. Еджин не возьмёт на свою душу грех и превратится в мягкий, податливый пластилин в его руках. Совсем как Ёнджи.       Джехён уверен в том, что если любовь не безумие, то это не и любовь вовсе. Хотя Чон и вовсе убеждён, что любовь не больше, чем просто минутное увлечение, но никакое другое чувство не кажется таким мимолётным, как это. Ненависть длится дольше, злость дольше, отчаяние дольше — все негативные эмоции сильнее ощущаются и больнее переживаются, а любовь — самовнушение. Всё в ней от начала и до конца не настоящее, сюрреалистическое. Не любовь, а огромный парадокс, который сжирает человека всего, заглушая все остальные чувства. И когда она проходит, то злость, ненависть, отчаяние, горесть — это вырывается и накрывает с той силой, что сдерживалась всё это время. Столько слёз и обид, что это кажется нечеловеческим испытанием, которое многие не способны пережить.       Любовь запирает человека в своей клетке, а когда уходит — оставляет его на растерзание тем чувствам, которые разум удерживал глубоко внутри.       — Ты поймёшь меня, Еджин. Поймёшь моё стремление показать тебе тот мир, который ты никогда не видела, — Джехён улыбается своим мыслям и надевает пиджак. — Я лишь хочу помочь тебе.       Он берёт телефон и пульт от машины, покидая квартиру. По его подсчётам Хеджон должна быть уже у дверей компании, если она села на такси. Чон садится в свою машину и выжидает момента, когда может выехать на работу. Ему просто необходимо увидеть новости, что обрадуют его. Джехён должен быть уверен, что всё прошло чисто и идеально, чтобы его план понемногу осуществлялся и фигуры в нём принимали реальные образы.       Ёнджи он больше не слышал.       Еджин сидит на диване гостиной, сжимая в руке свой телефон. Что-то внутри подсказывало ей, что нельзя пропустить ни одного звонка. Все опасения оправдались, когда поступает входящий звонок от неизвестного номера. Несмотря на страх, Ким кивает Чону, и тот уводит Еджа в другую комнату, уже подготовленную для сестры, а она сама соскакивает с дивана.       Девушка принимает вызов и узнаёт в мужском голосе секретаря отца.       — Еджин… Не говори ничего Еджа, — его голос слегка дрожит, словно он боится сорваться, а на заднем фоне снова оглушительный шум. — Твои родители и Доён попали в автокатастрофу. Сейчас их везут в ближайшую больницу, — Ким падает на пол, больно стукнувшись коленом об угол журнального столика, но это было последним, что её волновало. Эта боль притупилась, лишь слегка пощипывая, а вот внутри — хаос.       — Какая больница? Скажите мне, пожалуйста. Я хочу поехать туда. Я уже выхожу, говорите! — под конец голос девушки предательски сорвался, переходя на писк, и она заткнула рот ладонью, удивляясь тому, как сильно он изменился.       Мужчина сначала медлит и отговаривает, но угрюмое молчание и это напряжение чувствуется даже через трубку телефона. И он сдаётся.       — Больница при университете Ёнсе. Каннам Северанс. Их всех отвезли туда, — Еджин собирает в себе силы и встаёт с пола, пробегая мимо озадаченного Чону. Она на ходу берёт свою куртку и проверяет карман, чтобы убедиться, что кошелёк в одном из них. — Будь осторожна. На дороге «Ёнджу», не доезжая больницы в два квартала, ещё одна авария. Там сейчас образовалась пробка, скажи таксисту, чтобы объехал больницу с другого заезда.       Ким бросает трубку и выбегает из дома, на ходу натягивая куртку, почти не ощущая холода. Это скорее было на чисто подсознательном уровне, ведь на улице наступила зима и температура упала ниже нуля. Не застёгиваясь и пробегая на другую сторону дороги, Еджин бежит вдоль дороги, пытаясь таким образом увеличить шансы на то, чтобы поймать такси. У неё терпения не хватит стоять на месте и просто ждать, когда кто-либо проедет. Пробежав несколько кварталов и выходя на одну из развязок, Ким замечает вдали, чуть дальше от поворота, жёлтую машину такси, с табличкой, высвечивающую зеленый свет.       Без размышлений сев в неё и назвав адрес, Еджин нервно стучит ногой по коврику, когда водитель заводит мотор и выезжает на дорогу. Он щёлкает счётчиком, но, если раньше Ким всегда следила за маршрутом, чтобы не было накрутки лишних километров, сейчас ей абсолютно всё равно на то, сколько в итоге ей обойдётся эта срочная поездка. Лишь бы быстрее, чтобы успеть. Непонятно зачем Еджин туда едет: она осознает то, что их уже увезли на операционные столы, а ей там и вовсе места нет. Но она просит водителя быть быстрее и вновь предупреждает об образовавшейся пробке на одной из главных улиц.       Терпения оставалось всё меньше, а голова забивалась страшными картинами. Мозг воспроизводил различные аварии, которые видела Еджин когда-либо в своей жизни. Её тошнит от того воспоминания, когда она проезжала с папой по улице и увидела аварию двух машин, столкнувшихся на перекрёстке. Одна была перевернута и полностью разбита, стёкла рассыпались в диаметре метра от машины, земля была заляпана кровью, а рядом лежащие изуродованные трупы накрывали белой простыней.       Еджин помнит, как из-за пробки простояла возле этих машин несколько долгих минут, наблюдая за тем, сколько жизней ушло и скольких людей уже похоронили в своих мыслях люди. Больше всего запомнилась тогда пятнадцатилетняя девочка-подросток, лежавшая неподалёку от второй разбитой машины, которая осталась на боку. С обеих сторон машину поддерживали в таком положении жёлтые столбы, закреплённые на разрушенной поверхности. Удалось вытащить только девочку, а мать оставалась внутри.       Ким не видела её, но и представлять особого желания не было. Она до сих пор помнит тот ужас, который испытала, когда девочку, уже мертвенно-бледную, с открытым переломом правой ноги и сильным кровотечением из раны (что Еджин смогла разглядеть), так как вокруг неё на горячем асфальте образовалось тёмное пятно, накрыли белоснежной тканью. Врач сделал какие-то пометки на бумаге и положил сверху её тела, которое вроде только час назад было живым человеком со своими мечтами и целями.       Ким заплакала в машине и хотела отвернуться, но не могла оторваться от развернувшейся картиной. И сейчас Еджин, уже почти доехавшая до больницы, боялась опоздать. Боялась, что, когда приедет, ей в лоб скажут о смерти всей семьи, вывезут ещё не остывшие тела когда-то дышащих и любимых людей, и увезут прямиком в морг. Ей не хочется думать о том, что в больнице её будут ждать разрушающие новости.       Таксист останавливается напротив главного входа на другой стороне дороги. Ким отдаёт ему деньги и, не дожидаясь, пока тот отдаст ей сдачу, выбегает из машины и перебегает дорогу, заранее оглядевшись по сторонам.       Внутри, когда она отворила двери и забежала внутрь, всё было слишком спокойно. Еджин потерялась в рутинной работе врачей, проходящих мимо сестёр и пациентов. Ким хватает за руку какого-то врача и произносит имена, на что получает спокойный ответ пройти к стойке регистрации.       — Третья и четвёртая операционные на пятом этаже. Поднимитесь на лифте и поверните сразу направо, пройдите до конца и проверьте имена на табло.       Еджин подбежала к лифту и ждала его приезда, явно нервируя рядом стоящих пациентов, которые пришли вместе с ней. Девушка не обращала на них внимания, понимая, что они не поймут её состояния сейчас. Лифт поднимался наверх невероятно долго, а остановки на каждом этаже Ким ужасно раздражали. С каждой секундой она теряет всё больше надежды оказаться хотя бы немного ближе к семье. Пока Еджа в безопасности в доме Намджуна, Еджин позволяет себе слабость. Она кусает нервно подушечки пальцев и, стоит только высветится цифре «5», девушка выходит и бежит согласно инструкции. Она преодолевает несколько кабинетов, врывается в двери операционного отделения и бежит дальше, видя в конце несколько человек и светящееся табло с именами.       Достигнув нужного места, она глазами ищет родных. Мать и брат в операционных, какие и назвала девушка на регистратуре. Два разных хирурга, но имени отца Еджин найти не может. Она лелеет внутри надежду на то, что отец оказался не в критическом состоянии. Несколько часов ожидания подкосили девушку; Ким не знала, куда себя деть от ужаса, накрывавшего её каждый раз, когда на табло сменялся статус кого-то из пациентов. В конце концов сменившееся на «операция закончена» у двух родных подкрепляет страх того, что всё намного хуже, чем думает девушка.       Через несколько минут из двух разных операционных выходят врачи и, заметив взволнованную девушку со стоящими в глазах слезами, они догадываются о том, что она тут из-за их пациентов. Первый хирург — взрослый мужчина. Он снимает маску, и Еджин видит множество морщин, более глубокие — на лбу. На них не было операционных халатов, так что это значительно легче. Если бы девушка увидела на них кровь, то точно упала бы в обморок. И не из-за боязни и страха перед кровью, которая резко притупилась и забылась, а просто потому что она — их. Её людей, которых она так сильно боится потерять.       Он громко вздыхает и подбирает нужные слова, видя в глазах напротив непроглядную надежду на чудо. Но слова уже заучены, они сидят в его голове ещё с самой первой смерти на его карьере. Пятнадцать лет каждодневных слёз и криков, разбитых душ и слов, прозвучавших в проклятиях. Мужчина ещё утром встал и вновь подумал о том, сколько жизней уйдёт на операционном столе и сколько он не сможет удержать. Самой отрезвляющей мыслью было: «А сколько удастся спасти?».       Еджин не хочет принимать эту реальность, ведь в глазах напротив чётко написано, что все её надежды напрасны. Мужчина собирается с силами и поднимает глаза на девушку, озвучивая то, что полностью уничтожит её.       — Я сделал всё, что было в моих силах. Но травмы были слишком серьёзные, женщина потеряла много крови. Мне жаль, — колени Еджин подкашиваются, когда врач касается её плеча и постукивает несколько раз, будто бы пытаясь успокоить. Он уходит быстро, чтобы больше не видеть столько боли в глазах. К девушке подошёл второй врач — женщина, лет сорока. Она уже сняла маску с лица и шапочку, перебирая пальцы между собой.       — Ким Доён… Кем он Вам приходится? — Еджин отвечает, что старший брат, и женщина понятливо кивает. — Его состояние тяжёлое, но нам удалось сохранить функциональность жизненно важных органов и вновь запустить сердце, которое остановилось во время операции, но… Организм переживает ужасный стресс, а мозговая деятельность очень слабая. Мы ввели его в искусственную кому, чтобы дать организму восстановиться. Единственное, что Вы можете, — надеяться на чудо. Но если мы определим остановку функциональности мозга, то Вы должны понимать, что Ваш брат умер. Аппарат жизнеобеспечения будет поддерживать работу сердца и дыхание, но как только мозг умрёт — Вы должны будете согласиться на его отключение. Мне жаль.       Снова слова жалости, лёгкое касание руки к плечу, уходящий врач, оставивший Еджин с её агонией один на один — девушка проваливается в пропасть. Плотный, непробиваемый, пустой вакуум, который заглушает весь мир вокруг и притупляет абсолютно всё внутри. Ким не замечает того, как прислоняется к холодной стене и скатывается по ней вниз. Вскоре мимо неё провозят каталку с телом, накрытым небесно-голубой тканью, сквозь которую ничего нельзя увидеть. Ким чувствует то, как её сердце сжимается до колкой боли, которая словно тупой нож проходит насквозь.       Рана внутри будто начинает кровоточить, но Еджин не находит в себе силы встать с пола и коснуться ладони матери. Ещё утром она держала её за руки и целовала в щёку, провожая вместе с отцом на работу. Ещё утром девушка смотрела в любимые глаза и ощущала родное материнское тепло от объятий. Ким провожает пустым взглядом мёртвое тело, что только недавно было её мамой, называла Еджин ласково «солнышко».       Реальность до сих пор кажется совершенно неосязаемой, чужой. Когда вывозят Доёна, к телу которого уже был подключён аппарат, а в локтевые сгибы воткнуты огромные иглы, Еджин сжимает рот ладонью. Её начинает трясти. Она будто во сне слышит его мягкий голос и чувствует нежную кожу рук на губах, когда целовала его ладонь перед тем, как он уехал. Его «вечером» не наступило.       Его увозят в отделение интенсивной терапии, оставляя Еджин сидеть на полу и сотрясаться в глухих рыданиях.       — Мама… Я хочу домой… — Ким не слышит саму себя, явно полагая то, что её голос просто пропал. — Вернись ко мне.       Еджин думала, что её мир остановился в этом моменте. Мозг противно проецировал недавние семейные прогулки и совместные ужины, за которыми они всегда шутили и смеялись, вместе готовили и мыли посуду, пили не торопясь чай и делили между собой испеченные мамой бананово-ореховые кексы.       Спустя некоторое время, когда Еджин помогли встать на ноги, они отвели её в палату к Доёну и отцу — по указаниям Намджуна их положили в платную палату двумя этажами выше. Девушка садится рядом с братом на маленький стул на колёсиках и не поднимает взгляд на его лицо. Она дрожащими руками тянется к бледной руке, которая оказалась совсем холодная, безжизненная и будто бы чужая. Это не тот холод, с которым он брал её за руку и смеялся от того, что у сестры руки до ужаса горячие. Страшный холод, пробирающий Еджин до последней косточки; леденящий душу; вселяющий нечеловеческий страх за то, что перед ней не её брат, а пустая оболочка без души.       Доёна человеком делало его бьющееся сердце, пропускающее через себя горячую кровь. Её братом его делала живая душа, запертая в этом теле двадцативосьмилетнего парня. Вакуум трескается, и эта боль обжигающая. Хуже любого огня. Глубже и необъятнее любого океана. Еджин поворачивает голову немного влево и давится воздухом. Доён сейчас словно скульптура, неподвижно лежащая на матрасе. Даёт знать, что он жив, только поднимающаяся и опускающаяся грудь. Больше ничего.       Еджин не чувствует его рядом, боясь признать смерть до последнего. Повернуться к отцу непосильная задача, и Ким только молчит, спиной ощущая пронзительный холод, исходящий от тела родителя. В её голове жужжит целый рой давящих на сердце мыслей, от которых она хочет избавиться. К ней заходит врач, который сообщил о смерти матери. Желчь поднимается к горлу и застревает там, из-за чего девушка корчится в лице и опускает голову.       Он протягивает ей бумаги о свидетельстве смерти, которые ей необходимо подписать как единственному совершеннолетнему родственнику, опекуну, чтобы она подписала и отдала обратно, а взамен получила другие документы, на которых чёрным по белому написана дата смерти. Ким сжимает в руке ручку дрожащими пальцами и еле как расписывается, забирая протянутые документы.       Еджин кладёт их на кровать к ногам Доёна и опускается на стул, закрывая лицо ладонями.       Девушка морщится и хрипит от сдавливающей горло боли. Все органы болят и будто изнутри пульсируют, а Ким больше и не пытается сопротивляться внутренней истерике. Мама мертва. Отец еле живой и Доён на грани. Еджа в панике осталась одна в неизвестном ей доме. И это всё сваливается на хрупкие плечи Еджин, которая никогда не знала такой боли, как сейчас. Её всю бросает из стороны в сторону, а снаружи выходит только через слёзы и болезненные хрипы.       — Ты обещал вернуться… Ты обещал, что никому не дашь меня в обиду. Вы оба обещали, что мы будем счастливы.       Люди вокруг, разбитые точно так же, как и она, её не замечают. Их самих волнуют только их близкие, но даже если бы кто-то и косился на неё, Еджин бы вряд ли это заметила. Она не может понять своих чувств внутри. Они такие поверхностные, непонятные — в них будто нет больше жизни.       Еджин вспоминает то, как отец в детстве брал её за руки и говорил, что ничто не подскажет правильное решение лучше, чем голос сердца. Оно будет право даже тогда, когда разобьётся, когда Ким будет казаться, что оно не бьётся. Родитель всегда говорил ей, что эмоции, запертые в нём, живые. Они словно цветы — цветут и благоухают, пока кто-то их не растопчет; но пока есть вера — всегда вырастут новые.       Сердце будет биться даже тогда, когда девушке будет казаться, что её мир сломался. Что ей больше нет смысла жить. И эмоции, живущие в нём, помогут понять, что она ещё человек. Сейчас Еджин хочет от всего избавиться. Её душат эти эмоции, на стеблях цветов будто выросли шипы и пронзают тонкую кожу насквозь. Её жизнь развалилась в один миг. И Еджин без понятия, как собрать всё заново.       — Еджин… — тихий хриплый голос прозвучал за спиной девушки. Она оборачивается и замечает, как отец приоткрыл глаза и смотрит в сторону, пытаясь отыскать дочь. Девушка тут же подходит к нему и берёт его за руку. — Ты здесь… Где Еджа?       — Она у Намджуна. С ней всё хорошо, — восклицает Ким и улыбается, игнорируя свои слёзы.       — Хорошо, хорошо… Вы рядом со мной.       И Ким целует отцовскую ладонь, закрывая глаза.       — Хеджон мертва, господин Чон. Также, как и мать Еджин. Брат в коме, отец в очень тяжелом состоянии, но в сознании, что делать с ними? — Джехён задумчиво отводит взгляд и поворачивается в кресле, оглядывая взглядом открывающийся панорамный вид города.       — Оставь их, эта проблема сама решится. Пока не поздно узнай, где сейчас Еджин с сестрой и сообщи мне.       — Мы не можем отследить их. Каждый раз машина, на которой уезжает Еджин, пропадает из вида, — молодая девушка положила на стол перед парнем тонкую папку с фотографиями и досье на семью Ким. Джехён вновь поворачивается к столу и открывает её, внимательно исследуя каждую страничку.       — А номера? Не смогли найти их? — девушка отрицательно качает головой и показывает фотографии, на которых видно, что номера сняты специально.       Он пролистывает и берёт в руки конверт с фотографиями сестёр. Фотографии младшей смогли сделать всего пару штук, и это когда та выходила из школы и её сразу забрала машина в тот день. Снимков с Еджин было определённо больше, и Джехён с каким-то особым садизмом осматривал каждую из них, чтобы впитать эти эмоции на её лице в себя. Вот, какой она стала — бледной, слабой и такой беспомощной. Беззащитной. Вся её душа вывернулась наизнанку, и теперь всё чётко видно на её лице.       Глаза — пустые. Взгляд нечитаемый.       Она горбится в спине и натягивает на голову капюшон от куртки, когда выходит из чёрного джипа и идёт в больницу, и наоборот из больницы в машину. Джехён смотрит и улыбается, пугая этим свою секретаршу. Ей не в первой работать с людьми, подобными ему, но его преследуемая цель всё ещё была ей непонятна.       — Мне нужна младшая сестра Еджин. Займись её поисками. Найди их.       Девушка кланяется и выходит из кабинета. Джехён закрывает папку и торжественно хлопает в ладони, радостно восклицая.       — Ещё недолго осталось, Еджин. Надеюсь, ты сильнее, чем я думаю. Не хочу думать о том, что ты покончила с собой из-за такой ерунды. Впереди тебя ждёт ещё долгая жизнь рядом со мной, принцесса.       Парень улыбается и откидывается на спинку кресла, держа в руках одну старую фотографию, на которой Еджин улыбалась. Это было за месяц до её дня рождения, когда она гуляла со своей подругой. Её волосы были распущены и уложены лёгкими волнами, на ней была простая летняя майка и джинсовые короткие шорты, поверх она надела серый лёгкий кардиган и взяла сумку через плечо. В тот день Ким гуляла до поздней ночи, вернувшись домой только в час, когда её встретил Доён.       Такая счастливая и невинная, абсолютно не подозревающая о том, что происходило уже тогда в её жизни. Джехён проводит большим пальцем по её сияющему радостью лицу и вздыхает, бросая её к остальным на стол. В этот момент к нему приходит Лукас, заходя без стука и нагло занимая место напротив парня.       — Ты причастен к этому, я прав? Зачем? — Вон начинает разговор сразу без лишних приветствий и вопросов.       Он пришёл сюда только за тем, чтобы услышать ответы на, казалось бы, такие простые вопросы.       — Усмирить её высокомерие. Не хочу я жениться на тех, кого предлагают родители. Благодаря тому, что я сделал и делаю для компании, отец позволил выбрать ту, что захочу. И я приведу в этот дом Еджин, — Джехён пожимает плечами и опирается локтями о деревянный стол, обложенный документами и фотографиями.       Чон ненавидел отца всем существом, но идти против его желаний никогда не мог. Только тогда, когда брат погиб, он решился изъявить желание хотя бы жениться по собственному желанию. Отец долго не соглашался, но Джехён улетел в Пекин. Он сделал всё, что мог и не мог, для компании, так что родитель пошёл на уступку.       — Ты разрушил её жизнь и думаешь, что она согласится выйти за тебя?       — Не тебе говорить мне о плохих поступках, Юкхэй. Только не тебе, — Джехён презрительно щурится и замечает, как друг напрягся. — Я не оставлю ей другого выбора, как женитьба, — Вон хмурится и сжимает руки в кулаки, когда слышит слова друга.       Лукас знает, что Джехён не хотел причинить ему боль, но получился абсолютно другой эффект. Слова друга задели и попали в самую гнилую точку, какая только может быть. Вон встаёт с места и смотрит на Еджин, уже разбитую горем и отчаянием. Взгляд и безысходность, с которым он сам когда-то также имел дело, как Чон. Те же беспомощные глаза, в которых не проблёскивало ни капли надежды.       И всему причиной какой-то парень, который решил, что у него в руках весь мир.       Лукас жмурит глаза и разворачивается, направляясь к двери. Ему нечего бередить старые раны и вспоминать то, что давно прошло, переболело, зажило. Лукасу нельзя снова вспоминать то, что тот старался похоронить под землёй. Он выходит из кабинета и натягивает свою самую обворожительную улыбку, чтобы секретарша вновь отложила все свои дела и уделяла время, внимание только ему одному.       — Джиён, раз ты свободна завтра, то давай увидимся.       Девушка кивает и подпирает голову ладонью, чтобы продолжить смотреть на парня. Но Лукас не намерен задерживаться здесь ещё дольше, так что поворачивается и уходит, на ходу позвонив Тэхёну.       — С ними всё хорошо? — задаёт вопрос Вон, вновь игнорируя всяческие приветствия. Не то настроение, чтобы тратить время на пустые разговоры. С Тэхёном они увидятся ещё вечером.       — Я бы так не сказал. Еджа не выходит из комнаты. Чону еле как уговаривает её хотя бы воду пить, витамины принимать, понемногу есть, — Тэхён выходит из дома старшего брата на передний двор к своей машине и зажигает сигарету. — С Еджин всё обстоит намного хуже. Я не видел, чтобы она за эту неделю хоть что-нибудь съела помимо воды, — Ким выдыхает дым и поднимает голову, наблюдая за тем, как он растворяется в воздухе.       Обе руки промёрзли, но сегодняшняя погода намного лучше, чем всю прошедшую неделю. Хотя бы солнышко немного вышло. Несколько дней назад выпал снег, хотя Тэхён привык к абсолютно голым дорогам и земле в середине декабря. Вон же думает вовсе не о декабрьском холоде и неожиданно выпавшем снеге, который все ждали ближе к январю. Лукас не может выбросить из головы ту фотографию Еджин, на которой она безумно похожа на неё — его погибшую сестру.       Вон застёгивает пальто и выходит на улицу, где его тут же встречает швейцар. Мужчина, может, чуть старше парня лет на десять, протягивает тому пульт и провожает до припаркованной машины прямо напротив главного входа компании. Лукас слегка кивает головой и быстро садится в машину, положив телефон на панель и засунув в ухо наушник.       — Джехён намерен жениться на Еджин.       После слов Лукаса Тэхён давится сигаретным дымом и ещё долго кашляет от того, как в горле всё горит и першит. Ким не мог поверить в услышанное, потому что Чон никогда не показывал своей заинтересованности в женитьбе после смерти брата. Если раньше у него и проскакивали такие мысли, что уже через несколько лет придётся связать себя узами брака с какой-нибудь девушкой из богатой семьи, то после того случая и вовсе об этом говорить не хотел.       — И как он собирается это сделать? «Я убил всю твою семью, разорил компанию и хочу жениться на тебе» — так, что ли? — Тэхён резко замолчал и огляделся, боясь увидеть разъярённое или растерянное лицо Еджа, или Намджуна, или ещё кого. Ещё больше он боялся увидеть Еджин, так что, посмотрев по сторонам ещё несколько раз, продолжил разговор. — Думаешь, если я расскажу Джехёну о том, что девушки у моего брата дома, он продолжит доверять мне?       — Вполне возможно. Я знаю, что он задумал. До вечера, — Вон снимает наушник и бросает его на соседнее сиденье, сбрасывая звонок.       Лукас заезжает на парковку больницы и выходит из машины, оглядывая многоэтажное здание. Поднимаясь на седьмой этаж, он заранее надевает чёрную маску на лицо и натягивает козырёк кепки вниз, чтобы никто не смог узнать его, если он встретит знакомых. Да и чтобы Ким его не узнала. Хотя тоже вряд ли — Ким сейчас не волнует никто и ничто, но подстраховаться стоит. Дойдя до нужной палаты, Вон останавливается и видит Еджин, которая сидит к двери лицом.       Она с огромной надеждой смотрит на отца и держит его руку так, будто это её спасательный круг в открытом океане, в который её выбросили из корабля. Вон опирается плечом о стену и слегка выглядывает, чтобы подольше понаблюдать за девушкой и не быть раскрытым. Девушку, как видимо, ничего не напрягает. Ни медсёстры, что крутятся вокруг Доёна и то и дело проверяют аппарат, капельницу, что-то записывают в его личное дело; ни Лукаса, которого заметили в коридоре все люди, которые навещают здесь своих близких, что уже долгое время лежат в коме.       Ничего и никто — только лежащие без сознания брат и спящий отец, чьи шансы на выживание равны нулю. Лукас уверен в том, что даже если они и очнутся, Чон доберётся до них прежде, чем те выйдут из стен больницы. Вон без понятия, как Намджуну удаётся водить Джехёна за нос и уводить Еджин из-под зорких глаз его людей, но он ему даже чем-то благодарен. Так у девушки будет время прийти в себя, чтобы потом полной сил столкнуться с Джехёном и его ненормальным желанием женить её на себе. Лукас не знает, как помочь, да и хочет ли он на самом деле помочь Еджин, или это просто такой гвоздик в его голове заржавел?       Парень ловит себя на мысли, что хочет просто искупить перед собой вину. Сделать вид, что, спасая Ким, он помогает той, чью жизнь спасти не успел. Не смог.       Об этой ситуации не знал никто, кроме Джехёна. И, видимо, Чон подсознательно или сознательно решил, что это лучший вариант — заставить девушку выйти за него замуж, не оставляя ей другого выбора. Вон был виноват в том, что его сестра тогда вышла замуж за того, кого ненавидела; он был виноват в том, что её жизнь перестала ей принадлежать; в том, что она была несчастна; и виноват в том, что не замечал её горя.       Лукас шумно выдыхает и прячется за углом. Люди проходят мимо него, медсёстры подходят и интересуются, к кому он пришёл и нужно ли помочь, врачи деловито просматривают портфолио пациентов и не замечают парня. В больницах никогда ничего не меняется — там, где люди теряют всякий смысл, продолжает кипеть жизнь, как и раньше. Всё такое же одинаковое и простое, не имеющее сердца и нравственности — Лукас ненавидит эти стены, потому что они не удержали её жизнь. Они просто закрыли на это глаза, ничего не сделали, убили его драгоценную сестру, которая нуждалась в помощи.       Вон помнит день, когда она позвонила ему. Это была поздняя ночь, уже давно за полночь. Её голос был хриплым, дрожащим, пропитанным слезами, так что парень тогда сразу спохватился и выбежал из дома, даже не зная, куда ему ехать. На фоне слышались автомобильные клаксоны, скрип старых шин, еле различимый шум воды — Лукасу хватило несколько мгновений, чтобы завести машину и понять, где его сестра сейчас.        « — Прости, что не могу защитить тебя. Прости меня, милый, я… Я не могу. Не могу так жить больше, пойми меня, хорошо? Мне так страшно… — Лукас слышал, как она заплакала с новой силой и чуть ли не кричала от той боли, сковывающей её изнутри. Он пытался достучаться до неё, остановить свои слёзы, ехать как можно быстрее, но ничего не получалось. Ему каждая проходящая минута казалась вечностью, казалась последней. — Я люблю тебя. Живи хорошо, Юкхэй».       Никого не было рядом с ней, когда вся её жизнь была разбита. Не было рядом даже любимого младшего брата, из-за которого она так глупо попалась в чужую ловушку. Лукас ненавидит себя с каждым днём сильнее, потому что семья давно забыла о ней, муж решил не беспокоиться больше, раз она умерла; и только Джехён однажды помог решить возникший конфликт и вытащить друга из передряги.       Все двигались вперёд, старались жить по-новому, оставляя его бедную сестру во вчерашнем дне и забывая о ней даже мелочи. Но Лукас помнит день, когда ей пришлось согласиться. Она смотрела на брата глазами полными слёз; девушка не могла позволить брату умереть или сесть в тюрьму, не могла допустить того, чтобы он стал очередной игрушкой в руках отвратительного тирана. И тогда сказала на предложение Юнги кошмарное, тихое, всеразрушающее: «Согласна».