infinity

      Окей, я конечно раньше попадала в неприятные ситуации… очень неприятные. Но ни в одной из них я не выглядела так ужасно, как сейчас! А дело вот в чем. Пару дней назад меня выписали и разрешили вернуться домой. Первым же делом я побежала к зеркалу, дабы оценить работу того… человека. И все было… куда хуже, чем я ожидала. Мне так и не удалось вспомнить, что именно произошло, но судя по огромному фиолетовому синяку с левой стороны лба, который тянулся ниже к уху, и множественным ушибам в районе ребер, я явно там не загорала. Боль и эти временные уродства на моей коже волновали меня, но не больше, чем мои родители.       Видели бы вы их лица!       После двухчасовой лекции о том, как сильно они переживали за меня, меня ждала лекция с темой: «Каким местом ты думала? Где твои мозги? Мы тебя так не воспитывали!». Н-да, даже лекции по начертательной геометрии поинтереснее будут. В общем, родители под руководством брата устроили мне неслабую взбучку.       Ну да, оступилась немного, ну и что? Разве жизнь дана не для того, чтобы совершать безумные поступки, а потом разгребать последствия? К тому же… благодаря этой, казалось бы, ужасной ситуации, я наконец узнала об истинных чувствах Шона ко мне. И это не могло не радовать!       Не знаю, влияло ли мое болезненное состояние на это или нет, но в последние несколько дней Шон был очень милым, словно маленький котик… вернее огромный кошак. А еще, он узнал о моей тайной любви к кексам и принес пару штук на днях. Моей радости не было предела! К тому же, больничная еда отстой. Но это не самое главное. Он почти все время проводил со мной, развлекая всякими историями. Под вечер мне и медсестрам с трудом удавалось выгнать его. Сердце сжималось, когда он умоляюще смотрел на меня и просил остаться. Я и сама была бы этому безумно рада! Но здравый смысл говорил мне о том, что парню нужен сон, хороший сон, и в больнице он его не получит.       В общем, мне оставалось лишь надеяться на то, что Шон так и останется «милым котиком», даже после моего возвращения домой. Но если уж говорить совсем начистоту, то какую-то часть меня безумно привлекал «Мистер-очень-холодный-и-равнодушный-а-если-ты-решишься-подойти-ближе-чем-положено-то-пожалеешь-и-вообще-не-лезь-не-в-свое-дело».       Я странная, это мы выяснили уже давно!       Ну-с, как бы там ни было! Несмотря на мой не самый лучший внешний вид и все еще сохраняющуюся слабую боль в некоторых частях моего тела, учебу никто не отменял. Но мне хотелось выглядеть более… похожей на человека что ли. Для этого пришлось стащить мамину пудру, правда она не очень-то помогла, но по крайней мере фиолетовый синяк сменился на ярко выраженный желтый. Может мне стоит использовать пластырь?       — Роб, ты готова? — пора дать кличку моему братцу, а именно — «Вхожу в комнату без стука и плевать, чем ты там занята».       — К твоему переезду? Давно! — стараюсь съязвить, на что парень неуверенно качает головой, тем самым показывая, что все плохо и сарказм явно не мое.       — Ха-ха, очень смешно. Давай шевелись, я отвезу тебя в универ.       — В этом нет необходимости, Гриффин. Шон заедет за мной.       Не могу сдержать улыбку, когда говорю это. «Шон заедет за мной» — боже, это даже в голове странно звучит! Кажется брат не разделяет моей минутной радости. Вместо этого, он топчется на месте, молчаливо потирая затылок.       — Что?       — Н-ничего, — говорит медленно, значит что-то скрывает. Сверлю его взглядом, пока надеваю куртку, и через пару минут он сдается. — Это не самая хорошая идея, Роб. Родители не будут в восторге… да и я… тоже.       — Что? — снова повторяю. — В восторге от чего? От того, что меня подвезет Шон, а не ты? Да какая разница?       — Да нет, то есть да… — он путается, а значит нервничает. Гриффин мечется по комнате, а затем издает вздох отчаяния, и уже без прежней нервозности, жестко и кратко говорит: — Мы не хотим, чтобы ты общалась с ним.       Нахожусь в ступоре некоторое время. Типа, что? ЧТО?! НЕ ХОТЯТ?! Очень интересно… почему же никто не спросил чего хочу я? Не им решать, общаться мне с Шоном или нет! И с чего это вдруг мне что-то запрещают? Тем более выбирать с кем МНЕ общаться? Эгоисты, да и только…       — Робин, ты скажешь что-нибудь? — вопрос брата отрывает меня от моего внутреннего монолога.       — Мне пора, — беру портфель и перекидываю через плечо, — Шон ждет меня, — быстро бросаю, выходя из комнаты, но замечаю как его лицо исказилось от раздражения.       — Робин? А где Гриффин? — мама встречает меня у самого выхода. Кидаю на нее короткий взгляд и тут же поджимаю губы, дабы не наговорить ничего лишнего. Но похоже она не собирается просто так отпускать меня. А вот это зря, Миссис Моррис.       — Он разве не собирался отвезти тебя?       — Да, но я уже договорилась с Шоном, так что…       — Секундочку, — женщина, что называет себя моей матерью, делает жест рукой, заставляя меня остановиться на месте, — мы с отцом хотели поговорить об этом вечером, но раз уж так сложилось, ладно. Робин. Ты что творишь?       — Собираюсь поехать на учебу, а ты между прочим мешаешь! — стараюсь держать эмоции под контролем, но с каждой секундой это делать все трудней. Да чего они все так взъелись на Шона?       — Я не об этом, — говорит она строгим голосом, и я понимаю, что в последний раз слышала его, когда лет десять назад, вопреки всем запретам, пошла кататься на велосипеде во время ливня. Естественно упала, подвернула лодыжку и разодрала колени. Ах, да, и испачкала одежду! Раз уж она снова говорит так, значит я натворила что-то действительно плохое. Только когда я успела? Если последние две недели проторчала в больнице.       — А о чем тогда?       — Об этом парне… Джоне.       — Он Шон, мама, и ты это прекрасно знаешь, — меня жутко бесило, с каким пренебрежением и выражением лица она говорила о нем. Но я всеми силами старалась держать себя в руках. Ссора с матерью — не лучшее начало дня, верно?       — Да какая разница? Ты его больше не увидишь!       — Что? С чего это вдруг?!       — Да с того! — она вскрикивает, и я невольно съеживаюсь. Ее голубые глаза мечут молнии, губы сжаты в тонкую полосу, а челка, казалось, потрясывается от нарастающего гнева. — Тебя могли убить, Робин! Из-за него! Синяки — это пустяк, ты еще легко отделалась, дорогая моя. Я молчала, когда он приходил к тебе… надеялась, что ты поймешь сама. Но раз уж до тебя так и не дошло, то позволь открыть глаза! Он опасен, чертовски опасен!       — Но, мама! — приходится повысить голос, чтобы прервать ее. — Шон не виноват! Я сама полезла во все это, ладно? И позволь напомнить, это не он избил меня! Да и к тому же, пытался защитить, когда…       — Пытался?! Ах, он пытался, — с ее уст срывается истеричный смех, и я чувствую, как нарастает моя внутренняя тревога, — пытался затащить тебя в постель, может быть?! Ведь это именно то, что люди вроде него, делают с такими девочками, как ты!       — Господи, а секс-то здесь причем? Мы даже никогда не говорили об этом! Да и тебя это не касается! — вдох-выдох, Робин, вдох-выдох.       — Еще как касается! Я не позволю, чтобы моя дочь шлялась с каким-то оборванцем, а потом я была вынуждена находить ее, лежащей при смерти в больнице или еще где похуже!       — Хватит! — я говорю с такой злобой в голосе, что на секунду сама пугаюсь этого, но быстро собираюсь. Это срабатывает, и мне удается остановить ту околесицу, что несла моя мать. — Ты его совсем не знаешь. Шон он… вовсе не такой, каким ты его представляешь! Он просто невероятный, потрясающий… и я по уши влюбилась в него! И ты, мам, не сможешь изменить этого и заставить меня уйти от него, ясно? Я не сделаю этого, никогда.       Даже в такой, казалось, накаленной обстановке, я не могу сдержать улыбку, когда говорю о нем. Влюбилась. Похоже, это первый раз, когда я произнесла это вслух. Нечестно! Я хотела, чтобы первым это услышал Шон. Мне казалось, что мама должна заметить, как я вся свечусь, стоит мне упомянуть его имя. Должна понять… ведь когда-то и она была влюблена. Но, видимо, я ожидала от нее слишком многого, чего-то невозможного, потому что она оставалась невозмутимой и продолжала «держать» лицо.       — Ты так уверена? Поглядим… — она скрещивает руки на груди, и лукаво выгибает одну бровь, — тогда ноги твоей не будет в моем доме, пока ты не перестанешь водиться с парнем из нижнего берега! Погуляешь на свежем воздухе, проветришь голову, и может быть тогда до тебя дойдет, что он — нам неровня.       Как она может? Как она может говорить подобное о Шоне, да вообще о ком-либо? Кто эта озлобленная женщина и куда она дела мою настоящую мать? Никак не могу выкинуть сказанные ею слова из головы. Рассудок туманится от приближающейся волны гнева. Черт, нужно сваливать и быстро, ибо тут намечается конфликт вселенского масштаба.       — Ты права, — говорю, и наблюдаю за тем, как ее лицо вытягивается от удивления, а на губах назревает зарождающаяся улыбка, и затем добавляю, — Шон действительно неровня нам… ведь он куда лучше нас!       Мысленно аплодирую себе стоя, огибаю женщину и выхожу из дома. Стоит мне вдохнуть свежего воздуха, как все мое тело содрогается от боли, то ли физической, то ли моральной. Что происходит? Разве таблетки, которыми меня пичкали, не должны были помочь? Ах, наверное, все дело в жутком стрессе, что я пережила минутой ранее. На полусогнутых иду по дороге, стараясь как можно быстрее отойти от дома на приличное расстояние. Благо очень скоро вижу знакомую машину.       О, нет       Нужно срочно что-то сделать со своим состоянием, а не то Мендес заметит и устроит допрос с пристрастием, к которому я совершенно не готова. Скрипя зубами, выгибаюсь, стараясь встать прямо, и натягиваю самую, как мне кажется, неподдельную улыбку на лицо.       — Привет! — говорю, как только моя попка приземляется на пассажирское сиденье. Окидываю Шона взглядом, и не могу скрыть своего восторга перемешанного с удивлением! На кареглазом белая футболка, БЕЛАЯ! ЧТО?! Серьезно, чел, белая? Не черная, не темно-синяя, белая? Вот это поворот. Я успокаиваюсь и тогда парень одаривает меня нежным поцелуем в… щеку… в последнее время, на большее он почему-то не осмеливается. Может это из-за моих синяков? Я невольно дотрагиваюсь до больного места.       — Эй, в чем дело? — он отводит мою руку от лица, обхватывая ее своими изящными пальцами.       — Я тебе больше не нравлюсь? Ну то есть, с этими ушибами я выгляжу довольно отвратно.       Парень удивленно поднимает брови и с его прекрасных губ срывается тихое: «Воу!».       — Ты прекрасна, Робин, — он внимательно рассматривает каждый миллиметр моего лица, и мне становится неловко, тогда он добавляет, — мне, конечно, больно смотреть на твои синяки… но это не меняет моих чувств к тебе. С чего такие выводы вообще?       — Ты же меня не целуешь! Ну… в губы, — я быстро выпаливаю и тут же краснею от собственных слов. Боже, зачем я вообще подняла эту тему?       — Роб… — брюнет нервно выдыхает, — это вовсе не из-за этого. Просто ты… — он говорит медленно, обдумывая каждое сказанное слово, -…мне кажется, ты пока не готова к этому.       — Но мы же целовались прежде, — мой черед удивленно вскидывать бровями. Мне кажется или он просто пытается отмазаться от поцелуя со мной? Похоже я и впрямь ему противна…       — Один раз… — два, Шон, забыл? Тогда, в больнице… хотя он был мимолетным, спасибо моей боли за это. — Я не совсем это имел в виду, — парень нервно ерзает на сиденье, — знаешь, мне довольно трудно сдерживаться, когда ты просто находишься рядом со мной, не говоря уже о поцелуях.       Я мысленно стараюсь сопоставить между собой все слова, что говорил парень, и найти в них смысл. Некоторое время я пребываю в смятении, но потом, словно гром среди ясного неба, над моей головой загорается лампочка, и я, абсолютно не думая, выпаливаю:       — Ты что, хочешь заняться со мной сексом?       Боже, почему сегодня все разговоры сводятся именно к нему? Мир будто помешался…       — Робин! — он повышает голос, но тут же осекается, тряся головой. Оу, Мистер-сами-знаете-кто, все еще с нами. Одна часть меня ликует, а другая забивается в угол, трясясь от страха. — Я не… нет…       — Нет?! — теперь голос повышаю я и звучу куда опаснее, чем парень рядом. Он тут же вспыхивает:       — То есть, да!       — Так да или нет?       — Да! Конечно же хочу, Робин!       — Хочешь… — я говорю, и в голове тут же появляются непристойные картинки с участием Шона. От этого мои щеки вмиг краснеют и горят настолько сильно, будто их обожгли пламенем, блин, дракона.       — А ты нет? — он подмигивает и его губы изгибаются в полуулыбке. Я знаю чего он добивается. Хочет снова смутить меня, а затем посмеяться. Ну, нет, Мендес! На этот раз у тебя ничего не выйдет.       — Хочу, конечно, — я говорю, стараясь звучать максимально игриво, и накручиваю выбившийся локон на палец. Эм-м, ладно, кто-то должен, нет, просто обязан, научить меня флиртовать! — Просто не уверена, что с тобой.       Шон издает наигранный разочарованный вздох и хватается за грудь, делая вид, что я ранила его в самое сердце. У него, похоже, и мысли не возникло, что я могла говорить это всерьез. Конечно… разве мне нужен кто-то, помимо него? И снова это странное чувство… Два месяца назад мне было абсолютно все равно на него, а теперь я не представляю своей жизни без этого кудрявого чуда. Удивительно, как быстро все может измениться, правда?       — Ладно, мы можем сменить тему? Мне неловко, — признаю свое поражение. Еще сочтемся, Шон. Парень заливается смехом и кивает, соглашаясь с моим предложением.

***

      Я, конечно, понимала, что слова моей матери о том, что я могу больше не возвращаться домой — полнейший бред, сказанный на эмоциях. Но идти домой и впрямь не хотелось, по крайней мере сегодня. Поэтому мне нужно было найти выход из этого непростого положения.       — Эй, Дарс, я могу переночевать сегодня у тебя?       Я наблюдала за тем, как зеленоглазая медленно откладывает вилку, с наколотой на ней картошечкой, щурится и смотрит на меня с подозрением. А затем говорит:       — Я никогда не против твоей компании, в любом случае. Но в чем дело? Обычно, о подобных вещах мы договариваемся заранее.       — Долгая история, — и не самая приятная, — так можно?       — Да, конечно.       Она говорит, и я уже радуюсь тому, что проблема решена. Но тут с ее уст срывается несколько ругательств, и я напрягаюсь снова.       — Совсем забыла! Мама и ее парень под номером семь собрались в поход. Ночь, лес, палатки, костер и прочая хрень. И берут нас с Джулс с собой. Извини, Роб.       К слову, Джулс — младшая сестра Дарси.       — Да все нормально, — говорю, успокаивая подругу, — а что случилось с парнем номер шесть?       Пока Дарси, с нескрываемой ненавистью, рассказывала о бывшем парне ее мамы, я думала о том, где мне провести эту ночь. Я могла бы остаться у Одри, не уедь она с родителями к дальним родственникам на неделю. Ну почему, когда мне нужна помощь, никого нет рядом?       Вы можете сказать: «Хватит ныть и разыгрывать этот дешевый спектакль. Просто иди домой». И отчасти будете правы. Но мне просто не хочется возвращаться туда, после всего того бреда, что наговорила эта женщина. И к тому же, хочу доказать ей, что я уже взрослая, и вполне могу обойтись без ее постоянного контроля и чрезмерной опеки. Н-да, только как оказалось, доказать это — довольно проблематично.       Прозвенел звонок, и Дарси, попрощавшись со мной, ринулась в аудиторию, доедая свою картошечку прямо на ходу. А я так и осталась сидеть за столом, в полностью опустевшем кафетерии.       Что мне делать?       Похоже я не такая уж и независимая, какой себя представляла. Это бесит! И мама бесит! Почему она ведет себя так? Почему думает, что может решать за меня?! Мне восемнадцать, я взрослая, черт возьми! Знаю-знаю, для наших родителей мы навсегда останемся детьми. Но она перегибает палку. У меня есть своя голова на плечах. Да, иногда она отваливается и укатывается в неизвестном направлении, обрекая меня на совершение безумных поступков. Но потом же возвращается…       И причем здесь Шон тогда? В ее представлении, он видимо подталкивал меня на совершение глупостей. Но это же не так! И Гриффин… ладно, мама, но Гриффин? Они же вроде друзья, разве нет? Почему он может с ним общаться, а мне нельзя? Как-то это нелогично.       — Ты чего здесь?       Вопрос вытащил меня из моих мыслей, чему я была несказанно рада, потому что чувствовала, как начинала выходить из себя, от всей несправедливости ситуации. И я обрадовалась еще больше, когда увидела перед собой Шона. Будет звучать слишком глупо, если я скажу, что успела соскучиться по нему? Мы виделись часа два назад… а кажется, будто прошло недели две, не меньше. Парень галантно отодвинул стул рядом со мной и присел на него, вытягивая вперед длинные ноги. Ну почему мои не такие же длинные? Это бы решило проблему с джинсами… не пришлось бы их подворачивать!       — У меня окно, а ты?       — Искал твоего брата. Эрл сказал, что видел его здесь.       Я пыталась контролировать свои эмоции, но похоже у меня не особо получилось, потому что Шон заметил перемену моего настроения при упоминании Гриффина.       — В чем дело? — он пододвинулся, чтобы быть ближе ко мне, а мне в это время хотелось убежать как можно дальше, лишь бы не смотреть ему в глаза. Я просто не хочу говорить об этом! Но знаю, стоит ему чуть-чуть на меня надавить и все! Все! Расскажу обо всем, что произошло, не упуская ни малейшей детали.       — Что? Все нормально, — я попыталась отмахнуться, на что парень (в очередной раз) закатил глаза и откинулся на стул, скрещивая руки на груди, всем своим видом говоря мне: «Да кого ты пытаешься обмануть?».       — Мы с ним поссорились, вроде как.       — Поссорились?       — Ну-у, не совсем. Мне просто не хочется общаться с ним некоторое время, — а еще он не хочет, чтобы я общалась с тобой, Шон.       — Что-то серьезное? — он говорил это таким тоном, будто знал, в чем тут дело. Да еще этот его внимательный взгляд, которым он, казалось, испытывал меня на прочность. Проверял, насколько быстро я сдамся.       «Через пару секунд, безвольная ты наша!» — мое подсознание саркастически усмехнулось       Ой, да иди ты. Не до тебя сейчас!       — Не особо. Просто небольшие разногласия, — это он еще не знает о том, что я и с матерью поссорилась. Господи, почему я такая проблемная?       — Ясно, — произнес Шон и снова пододвинулся поближе ко мне, все тем же внимательным взглядом рассматривая мое лицо. Я чувствовала приближающуюся волну жара, но не в хорошем смысле, понимаете. Он давил на меня, при этом не произнося ни слова! Как это вообще возможно? Через пару минут этой мучительной пытки, он холодно спрашивает: — Ну и почему ты мне врешь?       Мурашки пробежали по телу. То ли от тона его голоса, то ли от того, что меня раскрыли. Если честно, меня начинает бесить это. Почему он заставляет меня испытывать подобное? Чувствовать себя так, будто я совершила нечто ужасное, что привело к катастрофе глобального масштаба. А я всего лишь не сказала всей правды! И не потому, что я такая вредная или скрытная. А потому, что боюсь. Просто боюсь. Если он узнает о том, какое мнение у моей семьи о его персоне, то как он отреагирует? Шон непредсказуемый. Может я и научилась лучше его понимать, но его книга все еще прочитана лишь на треть, в то время как к моей вышло продолжение…       Что если он снова уйдет? Не захочет справляться с этими… этими трудностями? Или вообще решит, что моя мать права! Нет, нет-нет-нет, иногда лучше утаить правду. Это ведь не считается обманом, верно? Я просто не буду рассказывать всего…       — Ладно, — на выдохе говорю и выдерживаю паузу, — это моя мама… в ней проблема. М-м, мы повздорили с утра. Она была не в восторге от того, что я натворила… тогда. И-и вот!       Я нервно теребила рукав своего коричневого свитера, пока наблюдала за тем, как парень переваривает сказанное мною. Ну поверь мне, пожалуйста! Очередной ссоры за сегодня я попросту не переживу. Тем более ссору с Мендесом! Вспоминая прошлое, он снова будет игнорировать меня несколько дней.       — Прости, — он шепчет, покачивая головой. Мои глаза тут же расширяются, когда я слышу это.       — Что? Нет-нет-нет, — пытаюсь дотронуться до него, но брюнет отстраняется и встает со своего места, — ты не виноват, слышишь? Это наши с ней дела, ты вообще ни при чем!       Я резко вскакиваю, чтобы не дать ему уйти. Нет, я не могу снова потерять его! На все мои уговоры остаться со мной парень не реагировал, и тогда я решила прибегнуть к кардинальным меры.       — Что ты творишь?! Пусти меня, Робин!       Шон ругается, когда я обхватываю его руками, ограничивая все его действия. Наверное, это глупо. Он же просто может оттолкнуть меня, не прикладывая к этому особых усилий. Но к моему удивлению, почему-то не спешит избавляться от меня, играющей роль назойливой коалы, обхватившей эвкалиптовое дерево (Шон — дерево, если что).       — Ты не виноват! Сколько раз я должна повторить это, чтобы до тебя наконец дошло? — я немного отстраняюсь, чтобы посмотреть на его лицо, но при этом оставляю руки скрещенными у него за спиной, на случай если он все же решит сбежать. Он выглядит спокойным, но зуб даю, внутри у него бушует настоящий шторм.       — Скажи мне правду, Робин, — он просит, и мне все труднее держаться.       — Но это и есть правда! Что ты хочешь от меня услышать?       Он с легкостью скидывает мои руки и отстраняется. Начинает шагами мерить комнату, при этом нервно теребит волосы одной рукой. Оу, кажется я нарушила его «душевное равновесие». Я молча наблюдаю за ним, и когда его взгляд наконец падает на меня, он останавливается, засунув руки в карманы черной джинсовой куртки. Он больше не выглядит спокойным, и близко нет.       — Не знаю, Робин. Например то, что твои родители считают меня опасным? Они боятся, что их любимая дочурка связалась с плохим парнем, верно? Боятся, что я… испорчу тебя, да?       В этот момент я чувствовала опасность, исходившую от Шона. Она заставляла меня делать шаг назад каждый раз, когда он делал шаг вперед. Я отходила, стараясь увеличить расстояние между нами, пока не уперлась в стол. Не могу сказать, что именно так пугало меня. Может его глаза, которые буквально метали молнии. Или голос… такой жесткий и холодный. Я не знаю! Но это «что-то», чего я не могу объяснить.       — И ты не хочешь говорить мне потому, — всего лишь двумя шагами он преодолевает расстояние между нами и становится настолько близко ко мне, что я чувствую его обжигающее дыхание, — что просто боишься, Робин. Ты ведь знаешь, что они правы, верно?       Он говорит спокойно и медленно, в его тоне нет ни намека на враждебность или злость, но вот глаза… его прекрасные карие глаза, которые смотрели на меня с теплотой и нежностью несколькими минутами ранее, вновь потемнели до неузнаваемости. Мои колени дрожат, а сердце отстукивает бешеный ритм. Неужели мы снова проходим через это?       Шон не дает мне времени, чтобы ответить на вопрос и добавляет:       — Как бы ты не пыталась скрыть этого, Робин, но я знаю, что ты боишься меня.       После этой фразы у меня перехватывает дыхание. Что? Боюсь его? Я не отрицаю, иногда он может быть чертовски пугающим, но чтобы бояться? Нет! Шон молча наблюдает за мной и ждет моей реакции. Чего он добивается? Хочет, чтобы я расплакалась как пятилетняя девочка и убежала домой, напрочь позабыв о нем? Ха! Если так хочешь избавиться от меня, Мендес, то нужно было думать об этом раньше…       — Знаешь, — я говорю, тем самым прерывая повисшее между нами молчание, — большего бреда я от тебя еще не слышала, Шон.       Мои слова будто отрезвили парня, и его глаза судорожно забегали по моему лицу, видимо, пытаясь найти подвох. Тогда я и продолжила:       — Я не боюсь тебя. Я боюсь, что ты уйдешь, и я больше никогда тебя не увижу…       Его рот приоткрывается от удивления, пелена постепенно исчезает с глаз, а тело заметно расслабляется, будто он избавился от практически неподъемного груза, который держал все это время.       — Ты не… — он тут же замолкает, потом шумно выдыхает, и я слышу как он позволяет себе опустить пару ругательств, а затем говорит, — ты меня с ума сводишь, Робин!       Он шипит на меня, и я стараюсь разобрать его последнюю кинутую фразу. «С ума сводишь» — это в хорошем или плохом смысле? Знаете ли, подобные вещи можно трактовать по-разному. И я в очередной раз удивляюсь, насколько быстро может поменяться его настроение. Всего несколько секунд назад мне казалось, что он был готов убить меня, а сейчас… тоже хочет, наверное, но уже меньше.       Я молчу и собираю по крупицам всю ту смелость, что во мне еще осталась, чтобы, воспользовавшись близостью наших тел, обнять его. Мне приходится встать на носочки, чтобы обхватить его плечи руками. Я замерла в ожидании, что он оттолкнет меня или что-то вроде, но к счастью, уже через секунду его теплые ладони покоятся на моей талии. И тогда я позволяю себе опустить свою голову на его плечо.       — Можно мне остаться у тебя? — мои щеки розовеют, когда я спрашиваю. И мне остается только радоваться, что в этот момент у него нет возможности увидеть мое лицо.       Мысль о том, чтобы остаться у Шона, пришла сама по себе. Я даже не обдумывала это прежде, чем спросила, а стоило бы…       — Что? — в его голосе слышится хорошо различимое удивление. Кажется, мой вопрос застал его врасплох.       — Ну… на ночь, Шон. Я просто… я не хочу возвращаться домой сегодня.       Я снова напрягаюсь, когда он ничего не отвечает. Это значит «нет»? В голове всплывают воспоминания о той ночи, когда ему нужна была помощь, и я не раздумывая впустила его, а ведь тогда мы даже не общались! Я чувствовала нарастающую обиду на парня в перемешку со злостью, но это все резко исчезло, стоило ему поцеловать меня в макушку и тихо прошептать:       — Конечно, Робин. Ты можешь остаться.