FLASH BACK POV Пеннивайз
С нашей встречи прошло около недели. Дел у меня было по горло, нужно было готовить гнездо к спячке, параллельно насыщаясь. Плюс нельзя было забывать про запасы, а в связи с относительно низким ростом населения, приходилось порой даже уходить в соседние деревни, в поисках жертв. Я даже начал забывать про ту девчонку. Странно, но у меня не было какой-то маниакальной жажды найти и убить её. Возможно, так я просто хотел оправдать своё поведение в тот вторник. Девчушка застала меня врасплох, и на моей гордыне это отразилось не слишком хорошо. Тем не менее я быстро переключился на другие дела и заботы. Но вот наступил следующий вторник... Как обычно я блуждал по лесу, на этот раз в образе небольшой белки, дабы не привлекать внимания и не спугнуть кого не следует. Путь мой лежал назад к колодезному домику, до которого оставалось лишь пересечь местность, где сейчас расположен въезд в Дерри. В то время это место ещё не было началом деревни. Оно как бы делило дорогу на две другие. Первая вела к входу в мое подземное логово, а вторая прямиком в поселение. Естественно, я выбрал первый вариант. В деревне ловить мне было нечего, да и использовать силы на то, чтобы остаться незамеченным среди людей было глупо. Так что, обратившись из белки в клоуна, я направился «домой», спеша закончить только начинавшийся день и попробовать заснуть. Это столетие мне порядком надоело. На дворе тогда был 1774 год, и я решил, что проснусь уже в новом веке. Хотя, надеяться, что он будет сильно отличаться от предыдущего всё равно не стоило. До первой половины двадцатого века человечество развивалось ужасно медленно. Я дошёл до небольшого канала, перейдя через который, попал бы в своё родное гнездо. Но не тут-то было... Знакомый запах детской плоти заставил меня остановиться. Это была она. Та самая девчонка. Кимико. Я развернулся, смотря на небольшую тропинку, ведущую от развилки к ручью. Топот ног, прямо как в тот раз, всё приближался, но вскоре начал отдаляться. Она явно выбрала ту дорогу, которая вела к деревне. Часть меня даже растерялась, ведь встретиться с ней значило посмотреть своему позору в лицо. Легче было плюнуть на эту малявку и вернуться под землю, уснув на тройку десятков лет. Но другая часть не могла смириться с поражением. Все мы учимся на ошибках, но свою я так и не понял. Ситуация была классикой жанра. Клоун, девочка, страшный колодец. Но она лишь сказала какой-то бред и ушла, оставив меня наедине с этим постыдным происшествием. Ноги невольно двинулись в обратном направлении. Я не мог управлять ими. Колени, словно сгибались сами по себе, а ступни против воли ступали по сырой земле. Шаги ускорялись, и я едва не перешёл на бег, но, быстро сообразив, что могу просто телепортироваться, решил воспользоваться этим преимуществом. Кимико шла по просёлочной дороге, когда я очутился прямо у неё перед носом. Но девочка даже не вздрогнула и лишь немного отпрянула назад, держа в руках какой-то свёрток. Я улыбнулся в своей обычной манере, делая вид, что мы раньше даже не встречались. Уж больно не хотелось мне вспоминать тот раз. Я наклонился, как бы кланяясь, мимикой давая понять, что этот жест скорее насмешка, чем проявление уважения. — Привет, Роберт, - выпалила она так громко, что волосы на её голове немного приподнялись. Я остолбенел, едва не подавившись собственной слюной. — Я Пеннивайз! Танцующий клоун... стоп нет, я... — Вижу, идея про танцующего клоуна пришлась тебе по душе? - улыбнулась она. — Но среде всё равно не нравятся клоуны, так что я продолжу называть тебя Робертом Греем. Я больше не мог фамильярничать. Мой образ катился к чертям собачьим, и косить под дружелюбного дурочка уже не хотелось. Я принял серьезный вид, выпрямив спину и слегка опустив голову. — Я убью тебя. Ты что, настолько глупа? Даже у животных и то инстинктов самосохранения больше, чем у тебя. Я клоун. Посреди леса. Тебя вообще ничего не смущает, а? — Страшно? Бояться своей фантазии... — Я реален! Столь же реален, как вон то дерево! И этот куст! И ты сама! - вышел я из себя, показывая на окружающие нас вещи. — Вторник говорит, что ты грубишь, - нахмурилась та. — Вторник это день недели! Он не может говорить! Тебя что, в детстве на голову уронили?? - я выдохнул и потёр переносицу, пытаясь успокоиться. Этот ребёнок смог вывести меня из себя быстрее, чем сам Матурин. А он в этом мастер. — В общем так. Я иду спать, а раз ты не боишься меня просто так, я сделаю тебе так больно, что твоего отчаяния мне хватит на все двадцать семь лет... Не успев закончить речь, я понял, что она не слушает меня. Просто стоит и тычет пальцем куда-то в воздух, но не слушает. Даже в глаза не смотрит. Но в один момент она словно вернулась в реальность и вновь сфокусировалась взгляд на мне, опуская руку вниз. — Ой, прости. Я тебя не слушала. Моему возмущению не было предела. Казалось, отчаянным стал я, а не она. — Ты что, больная? - процедил я. — Мама говорит, что в моей голове сидят бесы. Она не может видеть то, что вижу я. Никто не может. Одна я могу видеть Вторник, Среду, тебя, Пятницу... — Стой, стой, стой, что? Только ты можешь меня видеть? Какой абсурд. Меня видят те, кому я захочу показаться. И ты тут ни при чём. — Но... ты же в моей голове, - непонимающе прошептала себе под нос Кимико. Я прищурился и попытался вновь почитать её мысли. Глухо. Словно миллионы нитей, которыми являются нервные связи мозга, спутались, образуя один гигантский ком. Ничего, кроме имени, не разобрать. Всё равно, что читать мысли психа. — Да ты... и правда не в себе, - дошло до меня. Я ещё раз огляделся по сторонам. — Эти твои дни недели ещё здесь? — Да. Вот они, - показала девочка в пустоту. Что-то в моей голове щелкнуло. В то время люди ещё не знали про такое заболевание, как шизофрения. Я сам не знал. В средние века психические расстройства принимали за одержимость демонами и прочей нечистью. Но я-то знал, что их не существует. А вот то, что мозг этого ребёнка функционировал иначе, заметил, хоть и не сразу. Я до сих пор не могу понять, какой именно недуг поразил её. Слишком молодая для маразма и слишком спокойная для биполярного расстройства или психоза. Оглядываясь назад столько лет спустя, я склоняюсь к тому, что это была какая-то форма шизофрении, которая породила в её голове образы, отсутствующие в реальном мире. Она видела числа, дни недели, даже каких-то существ, которых сама не могла описать. Они окружали Кимико в её бреду. И я невольно стал их частью. Осознав это, я понял, почему девочка не испугалась меня. Она просто приняла клоуна за ещё одну выходку своего сознания. Такое редко встретишь, но я способен на разного вида странности. Мне стало любопытно. Она общалась со мной, подсознательно думая, что меня нет. И это удивляло. Как выяснилось позже, в деревне её мало кто считал нормальной. Родители Кимико даже прибегали к помощи церкви, но та, что не странно, была бессильна. Обряды экзорцизма и молитвы лишь еще сильнее расшатали и так неустойчивую психику юной филлипинки. Вот она и общалась лишь с теми, кто являлся порождением её воображения. Отсюда и постоянная рассеянность, странное поведение и разговоры с самой собой. Но я решил подыграть. Подыграть, чтобы потом, когда она примет меня за полноценного члена её «воображаемого» клуба, я бы коснулся её. Впился зубами в нежную детскую плоть, давая понять, что монстры находятся не только в её голове. Это было бы поистине жутко. Понять, что тот кошмар, который казался лишь выдумкой, оказался реальным. План созрел во мне мгновенно. Я улыбнулся, смотря на место, куда она показывает, давая понять, где её воображаемые друзья в данный момент находятся. — Говоришь, Среда не любит клоунов? - вспомнил я её слова. — Да. А вторник обожает. Он самый лучший. — А ты не против, если я ещё побуду с тобой? Понаблюдаю. — Почему нет? Большинство из них никогда не покидают меня, - пожала девочка плечами. — А если и уходят, то обязательно возвращаются. Она переложила неизвестный свёрток из одной руки в другую и направилась дальше. Я едва успел отскочить, чтобы она не врезалась в меня, и план не канул в лету. Похоже, девочка сама понимала, что все её видения нереальны. Она видела их, но как я понял, не могла касаться. Воображаемые друзья были недосягаемы, и, как выяснилось позже, говорить из них умеют только Среда, Пятница и Вторник. Остальные лишь кружились вокруг, создавая хаос, в котором Кимико жила всю жизнь. Чем больше я проводил с ней времени, тем сильнее была заметна та непреодолимая пропасть между ней и окружающими. Они буквально презирали и не понимали эту юную особу, а она в свою очередь даже не пыталась наладить контакт. Мне пришлось включить так называемую «блокировку восприятия», чтобы никто, кроме самой Кимико, не могли меня видеть. Вот только всё время приходилось находиться в образе клоуна, так как именно в нем девочка меня запомнила и воспринимала. Превратись я во что-то ещё, это уже не было бы похоже на её воображение. Хотя у нее было совсем иное восприятие реальности, и грань между ней и миром фантазий давно стерлась. Но могу заметить, что то время, наверное, было самым продуктивным для меня за всё существование на Земле. Я узнал о людском быте то, чего не знал прежде. До этого я чаще всего выманивал детей из сел и деревень, уводя в своё логово, а вот о логове врага мне было не так много чего известно. Оказывается, моя слава шла впереди меня. Пропажи детей списывали на чудовищ, которыми родители пугали своих детей, а пару человек даже казнили, обвинив их в тех злодеяниях, что я совершал. Я следовал за Кимико повсюду, отлучаясь лишь когда она засыпала. Жила она в небольшом домишке на окраине. В те времена роскошью считался хлеб на столе и чистая вода, так что особых изысков там найти было сложно. Ей ещё повезло, так как в доме было целых три комнаты. Поэтому она могла позволить себе личное пространство. Представляло оно из себя комнату два на два метра с кроватью, стулом, окном и конечно распятием на стене. Никогда не понимал, зачем люди их вешают. Словно это что-то поменяет. Они только падают и разбиваются об пол при любом толчке. Но тем не менее оно там было. Правда, я, разумеется, видел, чтобы Кимико молилась. Вообще, несмотря на все странности она опережала своё время. Пока остальные видели в её недуге темные силы и обходили её стороной, она четко понимала, что всё это лишь проделки её мозга, не более. Я, как мог, поддерживал эту теорию. Мне бы не очень хотелось, чтобы меня сочли за демона или беса. Я-то знал, что я во многом хуже. Изо дня в день я смотрел на то, как она живет. Ходит за водой, читает книги (что для того времени и такого захолустья было довольно диковинно), помогает матери с приготовлением еды и уходом за домом. А когда у неё появлялись свободные минуты, она уходила к карьеру, вода в котором в то время была гораздо чище, нежели сейчас. Кимико часто сидела там, разговаривая со своими "друзьями" и со мной в том числе. Помню, как я с трудом сдерживал слюни, борясь с желанием разорвать её на месте. Но без страха, это было бы совсем не то. В тот день она запускала деревянный кораблик. Игрушка, которую её отец выстругал для своей дочери. Небольшая посудина мирно покачивалась на водной глади, вводя своим монотонным движением в ступор. — Тут красивые деревья, - сказала она, кидая камень в воду. — Что думаешь, Вторник? В ответ было естественно молчание, но по её лицу можно было подумать, что ей действительно кто-то ответил. Даже для меня это было немного ненормально. Но я привык и пропускал эти монологи мимо ушей. — Вон те сосны? Ты прав, они прекрасны. — Деревья, как деревья, - буркнул я, сидя на одном из камней. — Неправда, Роберт, - от этого имени меня передернуло. Каждый раз, когда она называла меня так, внутри всё буквально завывало: «Убей эту мерзавку!», но я держался. Словно, я какая-то зверушка, которой против её воли дали новое имя. Но это было одно из условий, с которыми пришлось мириться. — Деревья прекрасны. Из них можно столько всего сделать. — Например? - вопросительно изогнул бровь я. — Например ложку или стул, или кораблик. О, или гроб. Только представь, где-то там уже растёт дерево, из которого сколотят мой гроб. Столь абсурдная с её стороны мысль меня удивила, если не смутила. Люди должны бояться говорить о своей смерти. А она наоборот, делает вид, что это какой-то пустяк. — Ты не боишься умирать? - спросил я, поворачивая голову на бок. — Боюсь конечно. Но все умирают. Жаль, что ты умрешь вместе со мной. — Мда. Жаль. Возможно, будь я действительно плодом её фантазии, эта мысль меня бы не напугала вовсе. Но на секунду я представил, что моя жизнь действительно напрямую связана с этим ребёнком, и жить мне осталось каких-то 30-40 лет в среднем. Это же кошмар! Словно понимаешь, насколько людское существование ничтожно на фоне бескрайней вселенной и тебя самого. Всё уйдут, а ты останешься. Она вздохнула, словно от чего-то устала, и отпустила свою посудину. Та начала медленно уплывать, оставляя за собой след, который мгновенно исчезал. Я даже удивился, ведь других игрушек у неё не было. Неужели она совсем не ценит отцовский труд? — Пусть плывет, - ответила она на мой немой вопрос. — Все мы поздно или рано будем плыть. — В каком смысле? - не понял я. Она встала и зашла в воду. Лёгкий сарафан намок и стал тяжелым, но как только девочка погрузилась в воду, он начал казаться более воздушным, как будто в невесомости. Она легла на спину, давая воде держать себя на плаву. Светлые волосы, подобно одуванчику мгновенно растопырились в разные стороны, становясь более мягкими и послушными. — Я словно летаю. Плыть - то же самое, что и летать, понимаешь? Вода держит тебя, не давая уйти ко дну. Нужно лишь следовать течению. И рано или поздно оно заберёт тебя куда-то вдаль. А ты просто будешь летать. Свободно, как птица, которой никогда не взмыть в небо. Её слова задели меня. Заставили задуматься. Я думал о ней весь оставшийся вечер и думаю до сих пор.***
Так прошло лето. Я следовал за Кимико по пятам, изучая её жизнь и жизни окружающих её людей. Этот опыт был бесценным. Лето кончилось, и наступила осень. Домашних хлопот стало больше, а девочка с каждым днём выглядела всё более уставшей. Её заставляли работать на пашне, кормить скот, убирать в доме и ходить в лес, принося оттуда грибы, сезон которых настал в октябре. До моей и так отсроченной спячки оставалось около пары-тройки недель, но я всё никак не решался отобедать этой девчушкой. Казалось, что-то вечно меня останавливало. Каждый день происходило что-нибудь новое, и я просто не мог не досмотреть спектакль до конца. Хотелось узнавать больше и больше. А новой информации было так много. Даже мой лексикон заметно вырос. Я уже не путал слова и строил более сложные предложения, от чего становилось легче заманивать к себе детей. Периодически я покидал Кимико, бывало даже посреди дня, если уж слишком проголодался. Но потом приходил, проводя с ней всё свободное время. — Говорили, что в соседнее поселение приезжал бродячий цирк, - сказала она, разгребая сено в конюшне. — Цирк? И почему ты не пошла? - удивился я. — Я думал, дети любят цирк. — Среда их не любит. Ты же его знаешь. Не то, что Вторник. Он... — Самый лучший, - закончил за неё предложение я. — Знаю, ты уже говорила. Много раз. — Ну, потому что это так. Она воткнула вилы в стог сена и улеглась на него. Вечер выдался ясный. Луна ярко освещала поле. Кимико смотрела в небо, жуя колос и что-то мыча себе под нос. Я даже не пытался понять, что именно. Самому мне было удобно стоять рядом, укрывшись в высокой траве. На секунду я подумал, что вот он, тот самый момент. Момент, когда я могу закончить начатое. Ночь, никаких свидетелей, лишь стрекот кузнечиков в траве и шуршание колосьев. А где-то вдали тихо завывал пёс, посаженный на цепь. В такие моменты всё словно замирает, оставляя лишь тишь, изредка нарушаемую посторонними звуками. И одним из таких мог стать крик маленькой девочки, который бы вряд ли кто-то услышал. — Парят над полем светлячки, Один погас, другой. Но танец одного из них Унёс его покой. Отринув древности закон, Их дружба возникает. И сострадание и тепло Ту дружбу согревает. Идут бок о бок, день за днём, Встречая чудеса. Чтоб им, распутав нить времён Пред будущим предстать. Превратности судьбы встречая, Что будет с ними — я не знаю... Я даже не сразу понял, что это Кимико что-то напевает себе под нос. Смысл был мне не очень понятен. Но мотив был неплохой. — Что это? — Колыбельная. Мне её мама пела, когда я была младенцем. — И что она значит? — Значит, что если ты найдёшь того, кого любишь и кто любит тебя, то ничто не сможет вас разлучить. — А как же смерть? — Смерть? Ну, иногда она только сближает. — Я не понимаю тебя. — Это ничего. Иногда я сама себя не пони...кхе-кхе. Кхе-кхе-кхе! Она вдруг закашлялась. Это был сильный кашель. Не похожий на обычный при простуде или даже пневмонии. Он усиливался, заставляя её мышцы сокращаться, а горло надрываться в судорогах. Я стоял над ней, наблюдая, как она давится собственной слюной, и ничего не делал. Просто смотрел. В ту ночь она буквально доползла до дома, кряхтя и зарываясь пальцами в землю. А я шёл рядом. Она ни разу не обратилась ко мне за помощью, лишний раз доказывая, что не верила в мое присутствие. Но я был там. И её мучения доставляли мне удовольствие. Этот страх, когда не знаешь, что с тобой происходит. Отчаянно хватаешься за жизнь, надеясь на помощь. Как же я обожал это. Но в таком состоянии она бы вряд ли смогла в полной мере оценить эту шутку, которую я для неё так долго готовил. Поэтому я решил, что оставлю это на потом. На завтра или послезавтра...Конец FLASH BACK
— Чего?! Ты серьезно просто стоял и смотрел?! - не выдержал Ричи, вновь прервав клоуна. Тот остановился, сохраняя спокойное лицо, и повернулся к неудачнику. — Помнится, когда Беверли давилась собственной кровью на карьере, ты отнёс её в больницу, - напомнил Майк. — Это было другое время. Я был более... диким. Плюс, я хотел съесть её. — Д-даже после того, как провёл с ней ст-т-только времени? - отчаянно спросил Билл. — Да. Это был первый раз, когда я контактировал с человеком так близко. И мне были чужды её чувства. — Кажется я понял, - подал голос Матурин. Все обернулись на Черепаху, который сидел в позе лотоса, подобно Будде. Не хватало лишь ещё нескольких пар рук и проколотых мочек ушей. — Напомните-ка мне, кем стал Пеннивайз, после того, как вы победили его в коллекторе? — Человеком, - немного неуверенно ответил Бен. — Совершенно верно. Именно тогда он почувствовал, что такое настоящая злость, радость, сожаление, боль, обида, тоска, утрата. Можно перечислять бесконечно, но, думаю, мысль вы уловили. — Хах, похоже, в то время он еще не мог всего этого испытывать, - дошло до Марш. — Тогда понятно, откуда такая черствость, - согласился Урис. — Сам не узнаешь, пока не попробуешь. — Такое себе, если честно. Это я про вашу человеческую долю, - скривился Пеннивайз. — Так что, она смогла добраться до дома? - с надеждой спросил Эдди. — Смогла. Вот только... особо ей это не помогло...FLASH BACK POV Пеннивайз
На следующий день в их дом пришёл врач. Кимико рвало, она кашляла кровью. Они сочились через рот и ноздри, пачкая простыни, которые её мать меняла каждые несколько часов. Лекарь поставил весьма плачевный диагноз. Желудочное отравление в то время было смертельным. А у семьи не было денег даже на поездку в город, где её мог бы осмотреть более квалифицированный, по тогдашним меркам, специалист. С каждым днём ей становилось всё хуже. Она похудела и стала похожа на спичку, медленно догорающую свои жалкие секунды. И съесть столь неаппетитное и тощее тело мне хотелось всё меньше. Да и бояться сил у неё не было. Она просто лежала целыми днями, сплевывая кровь в небольшой деревянный тазик. Всё чаще и чаще она отказывалась от еды и предпочитала просто спать или перечитывать книги, которых у неё и так было совсем мало. Порой её родители проводили с ней целые дни, и из-за этого мне приходилось лишь молча наблюдать. Странно, но в такие моменты она даже не смотрела на меня. Похоже, единственный причиной потакать своему больному сознанию в создании воображаемых друзей была лишь нехватка общения и человеческого тепла. Наверное, их отсутствие и дало толчок для развития психического недуга. Но внутреннее состояние и восприятие не могли сравниться с теми проблемами, которые настигли Кимико в физическом плане. Она увядала. Она умирала. Как-то вечером, когда она уже легла спать, я покинул её дом, отправившись за новой порцией страха и плоти. Сумерки уже окутали деревню, вытягивая и искривляя тени домов, деревьев и загонов. Жители расходились быстро, так как к зиме день становился всё короче, а темнота несла в себе немало ужасов, которых так боялись, да и боятся до сих пор люди. Сменив свою форму на более незаметную, то бишь полевую мышь, я блуждал по селу в поисках того, кем можно было бы поживиться. Но как на зло, предусмотрительные родители уже загнали своих отпрысков домой, так что ловить было особо нечего. Рисковать и вторгаться в людские жилища мне не очень хотелось, тем более страданий Кимико на первое время мне было достаточно. Единственным местом, где всё ещё горел свет была мастерская. Старик, работавший там, всегда засиживался допоздна, что-то стругая и попивая самогон. Я пролез в небольшое отверстие в двери и забрался внутрь. Он сидел за своим столом, забивая во что-то гвозди. Рядом валялись опилки и какие-то доски. Подобный беспорядок я у него видел нечасто. На секунду я даже подумал, что его внук, десятилетний пацан, сегодня ночует у него, вот и развёл бардак. Но, к моему большому сожалению, запаха детской плоти я не учуял. Зато молодой помощник, работавший у старика за пару корок хлеба в день, прохлаждался рядом, не отказывая себе в удовольствии приложиться к рюмке. — Что, дед, долго ещё? - спросил он, едва не разлив жидкость на пол. — Вместо того, чтобы разбазаривать мои запасы, лучше бы помог, заспанный ты неблагодарный - прохрипел старик, сгорбившись над столом. — А ты за словом в карман не лезешь, - усмехнулся парень. — Иди лучше в лес, сруби дерево. Нужна ещё древесина. — Чего? Ночь на дворе. И мне в такое время идти одному в лес? - в пьяном угаре начал возмущаться тот. — Ты выпил столько моего самогона, что уж точно не замёрзнешь. А не пойдёшь, я тебе не заплачу. — Я работаю у тебя в подмастерьях уже два года, и платишь ты мне одним хлебом! Старик повернулся к нему, прожигая своим взглядом, в котором была видна вся его долгая жизнь. Парень слегка закашлялся, то ли от злости в глазах старика, то ли от того, что алкоголь в крови начал расщепляться. — Сруби небольшое. Молодую сосну или дуб. — И что будем мастерить? - с задором спросил тот. — Детский гроб. После этих слов парень больше не задавал вопросов. Он оделся и, взяв с собой фонарь и топор, вышел из мастерской, направляясь в сторону леса. А старик так и остался сидеть, стругая деревянную доску, и тихо что-то бурчал про то, насколько эта поганая жизнь несправедлива. Я же направился следом за парнем, который оказался ещё глупее, чем ожидалось и сначала шёл совсем в противоположном от леса направлении. Но я последовал за ним не ради его компании. Я знал, для кого будет изготовлен этот гроб. Похоже, родители Кимико уже смирились с тем фактом, что их дочь в скором времени отправится в небытие, и решили, что гроб можно сделать заранее, ведь на его изготовление может уйти неделя, а то и больше. Мы шли около получаса, пока пьяница наконец-то не остановился у небольшой ели. Было понятно, что дерево он выбрал совершенно случайно. Первое попавшееся. Просто потому что оно оказалось ближе к деревне. Я обратился в белку, и пока тот решал с какой стороны начать рубить, пытаясь совладать со своим пьяным телом, начал осматривать его. Вот какое оно, то самое дерево, из которого сколотят гроб юной девочки. Маленькое, ничем не примечательное и столь же молодое, как и сама Кимико. Парень наконец совладал с собой и начал рубить по стволу. Дерево начало покачиваться, и я спрыгнул, дабы не свалиться прямо на «дровосека». Ночь выдалась светлой. Сейчас таких ночей уже нет, да и наверное никогда не будет. Хруст древесины и падающего дерева разнесся по всей округе. Помню, даже стая грачей, мирно сидевших на соседнем дереве, взмыла в воздух, громко крича.***
После этого прошло ещё пять дней. Кимико больше не вставала с кровати и отказывалась есть. Лишь пила воду, которую её желудок тут же извергал. Всё это время я не появлялся у неё дома. Лишь изредка наблюдал через окно комнаты со стороны улицы. Сам не знаю почему. Мне было обидно, что смерть добралась до неё раньше меня, но и грустно, что вскоре она насовсем уйдёт из этого мира. Это был вторник. Её родители вышли из дома, оставив дочь одну буквально на полчаса, чтобы забрать гроб, который соорудил тот паренёк. Старик умер в тот самый вечер, когда он срубил елку, и теперь, он уже был владельцем этой мастерской. Гроб он сделал хороший. Я видел его. Крепкий и точно под размер Кимико. Когда родители ушли, я решил, что пора мне последний раз взглянуть на это маленькое существо, которое ещё не успело познать хотя бы крохотную часть этого мира. Я очутился сразу в её комнате. Мерзкий запах болезни ударил мне в нос, но я сдержался и не подал виду. Кимико лежала в кровати, тяжело дыша, а изо рта у неё текла кровь, которую она уже устала вытирать и сплевывать. Но вот лицо Кимико оставалось всё таким же спокойным. Словно ничего страшного не происходит. Рядом лежали какие-то грифели и небольшой листок бумаги. Я подошёл к кровати. Она медленно повернула ко мне голову, которая уже практически не могла двигаться из-за нехватки сил. — Роберт? - сорвалось с её губ, которые она едва открыла. — Меня зовут Пеннивайз. Я решил, что на смертном одре тебе можно будет это узнать. — Пеннивайз... танцующий клоун? - выдавила она улыбку. — Без разницы. — Знаешь... я думала, что уже не увижу... тебя. Но ты всё ещё в моей голове. До последнего... вздоха. — Я реален, Кимико. Реальнее, чем ты можешь себе представить. Я водил тебя вокруг пальца, потому что хотел съесть. Вот и всё. — До...кажи. Вторник тоже говорит, что он настоящий. Но он лишь в моей голове... Я не стал ждать и взял рядом лежащий лист бумаги. Этого хватило. Если бы она могла подпрыгнуть на месте от неожиданности, то непременно это бы сделала. Её сердце забилось в разы быстрее, а слабое дыхание стало более частым и прерывистым. Даже зрачки немного сузились, что говорило о крайней степени удивления. — Кто... ты? — Ты не поймёшь. Можешь называть меня дьявольским отродьем, Сатаной, как угодно. Но знай, я во многом хуже. — Хах... а я то думала, это всё мои... Она не закончила предложение из-за очередного приступа тошноты. Нагнувшись над тазом, она начала извергать из своего организма рвоту, смешанную с кровью. Я стоял и смотрел на это, сжимая в руке лист. — Я умираю... - прокряхтела она. Но в её голосе не было сожаления. — Знаю. Твой гроб уже готов. — Правда? И... какой он? Из какого дерева? — И-из ели, - немного опешил я. — Тебя совсем не удивляет, что я настоящий? Ни капельки? Как такое возможно? — Какой смысл... Всё равно мой путь закончен. Я скоро тоже... — Будешь летать. Да, я помню, - закончил за неё предложение я. Листок в моей руке немного помялся. Я развернул его, поднося к лицу. На нем кривыми линиями, которые провели детские руки, была нарисована девочка, вокруг которой летали странные чёрные пятна и какие-то неведомые существа. — Что это? - не понял я. — Это мой... портрет, - пояснила Кимико и, подняв свою дрожащую руку, ткнула пальцем в существо, которое было ближе всего к ней на рисунке. — Вторник. Он самый лучший. — Так вот, каким ты его видишь, - вздохнул я. — Интересно. Вдруг, мне жутко захотелось рассказать этому ребёнку абсолютно всё. Захотелось открыть ей тайну мироздания, моего происхождения и прошлого. Впервые за сотни лет на земле мне вдруг захотелось с кем-то поговорить. И неважно, что я хотел сделать это на смертном одре своего собеседника. Правда, инстинкт всё ещё кричал мне «Съешь её! Обглодай до костей!» Но я не хотел. Первый раз в жизни я не хотел этого. Быть может, этому виной пара ребятишек, которых я съел день назад, но там точно было что-то ещё. Тогда слова привязанность, сострадание, жалость ещё не имели для меня весомого смысла. Но.... этот ребёнок. Что-то во мне изменилось с нашего знакомства. — Кимико, знаешь... Я повернулся к ней, столкнувшись со стеклянными глазами. Они смотрели на меня, застыв навсегда. Тело девочки было неестественно повернуто в мою сторону, а рот слегка приоткрыт. Капля крови медленно стекала по бледному подбородку, капая на простыню. Запах исчез. Кимико умерла. Я стоял и смотрел на её остывающее тело, которое ещё источало человеческое тепло. И больше не было ни Пятницы, ни Среды, ни Вторника. Все её «бесы» исчезли вместе с ней. И хоть это был всего лишь человеческий ребёнок, которых в этом мире миллионы, эта девочка что-то изменила во мне. Я исчез из дома прежде, чем её родители вернулись. Больше я не видел ни их, ни самой могилы Кимико. В деревне поговаривали, что мать после смерти дочери не вынесла утраты и повесилась в её же комнате, а отец уехал в другой город, похоронив её на местном кладбище. Дальше моя жизнь вошла в привычное русло. Я охотился и уже был готов залечь в спячку на долгие двадцать семь лет. Настала зима. Мои запасы пополнились до нужного количества, и я ушёл под землю. Зарывшись поглубже, я дошёл до одного из подземных каналов, где позже проломал канализационные катакомбы. Там было одно укромное место, вниз по течению, где я частенько любил засыпать. Оно всегда оставалось нетронутым, так как люди ещё не спускались так глубоко. Я добрался до него за пару часов и принялся обустраивать свой ночлег, как вдруг заметил, что в одном из каналов что-то застряло. Сначала я не придал этому особого значения, но спустя время, любопытство всё же взяло верх. Усни я, при пробуждении эта вещица скорее всего бы уже исчезла спустя столько времени. Поэтому я решил взглянуть. И какого же было мое удивление, когда я наткнулся на тот самый кораблик, который летом запускала Кимико. Видимо, его принесло туда подводное течение. Поток, который угодил под землю. От него уже не пахло ею. Лишь тиной и сыростью. Не знаю, что двигало мною в этот момент, но эту игрушку я не стал класть в общую кучу, которая в то время была ещё не столь велика. Я оставил её в своём логове, где и уснул. И признаться честно, так долго я не засыпал ещё никогда.***
КОНЕЦ FLASH BACK Пеннивайз закончил свой рассказ и посмотрел на слушателей. Во время повествования он словно ушёл в себя и даже забыл про неудачников с Черепахой, которые окружили его. Эти минуты, проведённые в воспоминаниях, навеяли тоску и ностальгию, и монстр знал, что теперь они будут преследовать его ещё очень долго. Потребуются годы, чтобы вновь унять эти чувства и спрятать глубоко внутри. Но почему-то ему всё равно стало немного легче. А вот на детей накатило совсем иное чувство. Эдди даже отвернулся, быстро вытирая слезы с лица. А вот Ричи плакать не стеснялся и своей театральной натурой давал понять, как сильно его тронула эта история. Остальные тоже из последних сил пытались держаться, стараясь не показывать слабости. Один лишь Матурин спокойно сидел, смотря на клоуна. — Это... ужасно, - выдавил из себя Стен. — Так вот значит, почему твой любимый день вторник, - дошло до Бена. — А имя Роберт Грей, наследие какого-то пьяницы, который умер давным давно? - иронично вздохнул Майк. — И та колыбельная. Ты услышал её от неё, а не от какой-то матери, как говорил тогда, - поняла Марш. — Выходит... что так, - нехотя процедил Пеннивайз. — Минутку... тот корабль, который ты дал мне для школьного проекта... - Каспбрак разинул рот, уняв слезы и смотря на клоуна. — Этот самый, - качнул тот головой. — Н-не такой уж ты и б-б-бессердечный, - сделал вывод Билл. — Мне... жаль ту д-девочку. — Да. Мне тоже. Люди уходят, но память о ней будет со мной до конца моих дней. — Может, поэтому ты решил приглядывать за миссис Харис? У неё ведь тоже было психическое расстройство, - грустно предположил Урис. — Что-то вроде искупления, да? - усмехнулся Ричи. Но смешок вышел неправдоподобным, ибо смеяться не хотелось никому. Пеннивайз вздохнул, опуская глаза. Всё-таки было что-то, что он не успел сказать Кимико в тот день. — Ты поражаешь меня всё больше и больше, мой космический друг, - подал голос Матурин, который до этого молча сидел и наблюдал за происходящим. — Я не для тебя стараюсь, - фыркнул клоун. — Знаю. И всё же... Черепаха встал и подошёл к своей противоположности. Тот тоже поднялся и немного отшатнулся, не понимая, что тому от него нужно. Неудачники напряглись, так как лицо Мэта было серьезным. Он просто стоял и смотрел на клоуна. Тот в свою очередь скривился, находясь в неком смятении. Он ненавидел, когда оппонент делал что-то, неподдающееся логике. Пеннивайз прекрасно знал, насколько непредсказуемым этот тип может быть, даже несмотря на его безобидный вид. — Чего тебе над... Не успел монстр договорить, как руки Матурина обхватили его предплечья и прижали к себе. Лицо клоуна уткнулось в его плечо, в то время, как Черепаха продолжал прижимать его к себе всем телом. Сначала никто даже не понял, что именно произошло, но после пару секунд ступора, до Пеннивайза наконец дошло. Мышцы напряглись, а зрачки неестественно сузились. Волосы поднялись дыбом, словно у кота, которого схватили против его воли. Правое веко дёрнулось, и монстр упёрся ладонями в туловище Черепахи, пытаясь отстраниться, но хватка противоположности была сильнее. — О-отпусти меня! Эй, ты! Мне не нужна твоя жалость! — Я знаю, знаю, - как можно мягче сказал тот, и начал поглаживать клоуна по голове, провоцируя на ещё большую ярость. Пеннивайз залился краской, вцепляясь в тело Матурина когтями, но тот лишь продолжал улыбаться, прижимая его к себе. Неудачники тем временем находились в полнейшем оцепенении. — Я разорву тебя на части, если не отпустишь меня! Слышишь?! Я не шучу! — Мэт, лучше отпусти его, он может разозлиться, - посоветовал Майк, зная, на что способен монстр в гневе. Ричи встал с пола и начал подходить к клоуну, вытянув руки в сторону, но тот быстро кинул на него гневный взгляд. — Даже не думай об этом, Тозиер. Очкарик быстро вытянул руки по швам и остановился, понимая, что ещё большей сентиментальности Пеннивайз не вынесет. Черепаха отпустил монстра, и тот, одернув рубашку и всем свои существом показывая, насколько эти «объятия» были ему противны начал отряхиваться. Матурин же лишь усмехнулся, понимая, насколько по-детски это выглядит. — Так или иначе, теперь у меня есть кое-что другое, - шмыгнул носом клоун. — И что же это? - с ухмылкой спросил Ричи. Пеннивайз не успел ответить, как вдруг услышал грохот, раздавшийся на улице. Недолго думая, он помчался к двери. Остальные проследовало за ним, тоже услышав странный звук, похожий на удар обо что-то металлическое. Клоун вышел на крыльцо, оглядываясь по сторонам. Во дворе стояло темно-синее авто, которое врезалось в их почтовый ящик. Марш даже ахнула, ведь Пеннивайз при ней два часа вколачивал его в землю пару месяцев назад. Дверь машины открылась, и из неё вышел парень в очках, рубашке и жилетке. По его внешнему виду уже можно было сделать вывод, что он далеко не местный. Практически никто в Дерри не носил столь дорогих (как им показалось) костюмов. Все стояли молча, пока незваный гость думал, как лучше обойти авто, чтобы не вляпаться в грязь, которую сам же развёл. Монстр уже хотел было начать разборки, ибо прощать порчу имущества тому, кто не додумался даже поздороваться, он не собирался. Но тут открылась ещё одна дверца, со стороны пассажирского сидения. Бежевая юбка едва не задела грязный бок машины, но её обладательница ловко выпрыгнула из салона на траву. Белые кудри легли на оголённые плечи. Пеннивайз замер, не веря своим глазам, как и все остальные неудачники. Один лишь Матурин всё так же спокойно стоял и наблюдал происходящее. Девушка повернулась в сторону крыльца с лицом, на котором отображалась гримаса стыда. — Боже, простите! Я говорила ему, что поворачивать рано! - выпалила она. Клоун спустился на пару ступенек ниже, но потом вновь замер. — Ш...Шарлота?