Как хорошо, что некого терять, И можно плакать. Ахматова
Зачем они позвали меня с собой в поход? Мы ведь едва знакомы, хоть и учимся в одной параллели. Костёр, гитара, дурацкие песни… Неужели им нравится эта атмосфера? Маришка, это наверняка ты. Снова распустила свои белоснежные локоны и зачем-то вплела в них сильно пахнущие цветы. Раньше ты носила две косы, как она, в день нашего знакомства. Ты была честной и искренней, зачаровывала своей добротой и грацией, не была похожа на остальных. Была интересной загадкой, которую все стремились разгадать, пробуя снова и снова. Но мне ты никогда не нравилась, как ты того хотела. Я всегда видел в тебе эту двуличность, но я и представить не мог, что та милая девочка на самом деле избивает своих соперниц за гаражами. И… мне правда жаль, что я узнал об этом не от тебя. Да, ничего бы не изменилось, да, я мог бы и не узнать. И нет, я не принял бы тебя, Марина. Все рассчитывали, что ты нормально отнесёшься к моему отказу, и внешне так оно и было, но теперь… Что сказал бы Марк, если увидел всё это? Сигареты, дешёвый алкоголь, шорты, смахивающие на нижнее бельё, и этот яркий, гламурный макияж? Тебе не нужно это, чтобы привлечь чьё-либо внимание. Ты и так всегда на первом месте, в центре любой компании. Резникова, ты же никем не брошенная, никем не обиженная. Так на кой чёрт? Хочешь стать элитной шлюхой? Серьёзно? «Мне четырнадцать — я не хочу взрослеть. Мне пятнадцать — я не хочу понимать. Мне шестнадцать — я хочу жить!», — ты говорила это каждый раз, когда речь заходила о вашем с Ляхтичем будущем. Шутила, что не для того общается со мной, чтобы обсуждать такие серьёзные темы и сплетничать. Смешно, теперь смешно, честное слово. Тебе было на него плевать, он был для тебя очередным мальчиком на побегушках! Ты мучила его почти три года, а ведь он тебя любил!.. Мы с Марком были хорошими друзьями, правда. А когда вы начали встречаться, я был невероятно счастлив, счастлив за вас. Но чёрт знает зачем ты его обманула, зачем воспользовалась им, а потом… ты предала его, предала! Он застукал тебя с другим парнем. Знаешь, как он был унижен? Знаешь, какого осознавать, что тебя так долго водили за нос? Ты похожа на свою мать, Резникова. Такая же холодная, бесчувственная ледышка. Хотя не мне об этом говорить. Но… прости меня, прости. Я не дал тебе того, чего ты так отчаянно хотела, не полюбил тебя. Я не понимаю, о каких таких чувствах может идти речь? Мы дети, просто ты, наверное, слишком рано повзрослела. Ладно, моё отсутствие никто не заметит, ведь нас в этом лесу порядка шестидесяти, не считая семерых уже пьяных учителей. Боже, какая безответственность. Мы — семнадцатилетние максималисты, у нас в голове гуляет восточный ветер. Неужели не боитесь, что мы придумаем что-нибудь из ряда вон выходящего? Если кто-нибудь потеряется? Кто-нибудь умрёт? Вам также будет до фонаря? Но мне нет до вас никакого дела. Просто не хочу быть причастен к тому, что моих учителей закроют в комнате с решётками. Интересно, а ей фиолетово?.. Я её сразу же заметил, она приехала с другой школой. Выглядит совсем не так, как раньше. Хотя ничего толком-то и не изменилось. Только одежда, только её цвет. Не знал, что ты кадет… Я и раньше был в этом лесу. Года четыре назад отец меня сюда приводил порыбачить, тут недалеко есть красивое озеро с поломанным мостом. Ты идёшь туда? Я тоже хочу его увидеть. И не только его…***
Какая красивая… даже несмотря на уродливую военную форму ты всё также прекрасна: светлая кожа, глаза, которые отражают звёзды, волосы, заплетённые в два тугих хвоста, мягкая улыбка. — Я тоже по ним скучаю, — как же странно каждый раз начинается наш разговор. — Мне плохо без них. — Почему молчишь? Нечего сказать, или просто ждёшь чего-то? — Знаешь, а я ужасный человек. — Ты лучшее, что я видел в своей жизни. — Ты когда-нибудь целовался? — Нет. — Зачем же я лгу тебе? — А хочешь? — тянешься ко мне, волосы приятно щекочут шею, а как близко твои губы… непростительно близко. — Только если скажешь своё имя, — смеёшься и ложишься прямо на землю. Глупая, холодно же. Сколько тебе? Тринадцать? Почему ты такая? — Василиса. И твои сладкие губы накрыли мои, а руки тянут вниз, к сырой траве. Дурочка, я же так и не смог представиться. Отпускаешь меня, но не уходишь. Ты пока не уходишь. Спасибо. — Я Фэш, сокращённо от Фэшиар, — тебе опять весело… мне, наверное, не понять, но я чертовски хочу тебя прижать к себе и потрогать твои медные волосы. Наверное, я сошёл с ума. — Мне пятнадцать. — Я думал, ты младше, тебе двенадцать, и ты будешь бояться, стесняться, мило краснеть… Как жаль, что это не так. — Мне плевать на твой возраст, Фэш. Большего мне знать не надо, — поднимаешься на ноги, отряхиваешься. Как красиво моё имя звучит в твоём исполнении, умоляю, скажи его ещё раз. — Прощай, Фэшиар! — Прощай? — и почему я такая тряпка?! Я должен был попросить её остаться… и сказать, что это был далеко не первый мой поцелуй, не первый, но самый лучший. Как жаль, что я не смог увидеть в темноте её пунцовые щёки и хитрую улыбку. Она снова оставила мне часы. Значит, мы обязательно встретимся ещё раз. Я буду ждать, ждать столько, сколько потребуется. И буду носить эти дурацкие розовые часы, чтобы однажды отдать их… А Луна сегодня полная… И как же мне нравятся эти случайные встречи.