«Подчинись, подчинись!» — Ты шепчешь нежно. Ты говоришь, что я буду свободна, Я знаю, но неужели ты не видишь: Мои мечты — это я, мои мечты — это я. BarlowGirl — «Surrender»
Всю неделю Кристина не заводила разговора о своих опасениях относительно поместья, обо всех шорохах, скрипах и стуках, которые, казалось, преследовали ее. Она с воистину христианским терпением выполняла всю работу по дому и маленькие поручения Жана. На пару они вычистили гостиную, в которой, судя по количеству пыли, мусора и паутины, жили разве что привидения, но не люди. За три дня им удалось разобрать завалы книг и документов, перегородивших проход в дальнюю часть дома. Каждый день, когда все дела были сделаны, Жан учил Кристину готовить новые для нее блюда, и девушка делала успехи по части освоения новой кулинарной программы. Но тихим теплым вечером в середине сентября, когда Кристина за столом в кухне сочиняла письмо для отца и матушки Валериус, в то время как Жан взял на себя смелость подобрать девушке книгу для чтения, эта тема всплыла снова. — Кажется, вы испытываете какие-то затруднения с вашим письмом? — вдруг заметил Жан, отвлекаясь от изучения названий произведений. Кристина тяжело вздохнула, отложила в сторону ручку и устало потерла виски. Она целый час провозилась, пытаясь проявить изобретательность и написать хоть пару строк о себе, чтобы успокоить любящего отца и приемную мать, но исписана была по-прежнему только половина листка. — Что я могу рассказать своему отцу о своих делах, когда… Жан бросил на нее тревожный, напряженный взгляд. Кристина в ответ нахмурилась. — … Когда все так странно. Не могу же я рассказать о том, что, — тут она понизила голос, — хозяин не спускается вниз, а только играет на загадочном инструменте, звуки которого разлетаются по всему поместью. Такие новости заставят отца волноваться, а для его здоровья это вредно. Как бы в подтверждение ее слов, на втором этаже заиграла нежная торопливая музыка. Теперь она всегда являла себя обитателям поместья легкой, нежной или звонкой мелодией, а не кошмарной бурей, не адским пламенем, какой она была в первый рабочий день Кристины. Даэ поерзала на стуле и приобняла себя за плечи. Музыка была завораживающе прекрасна, удивительно чувственна, и Кристина бы с легкостью поддалась ее чарам, если бы не обстоятельства, при которых эти звуки рождались. — Вот что, Кристина, — мягко обратился к ней Жан, подвигая к ней через весь стол книгу, на которой остановил выбор. — Хозяин сильно болен и не может выходить; единственная радость, которая ему остается — его музыка. Думаю, он бы хотел спуститься и познакомиться с вами, выйти на улицу, но увы. Внимательно слушавшая Кристина распахнула глаза в изумлении: она напридумывала историй с привидениями, домовыми, разными чудовищами, когда на самом деле хозяин был просто болен. Стыд за свои выдумки и подозрения, жалость к ближнему полностью затопили сердце девушки. Она не могла себе представить, как, должно быть, тяжело сидеть в одной комнате, когда вокруг тебя ждет целый мир. — Простите, мне очень жаль. Я не должна была спрашивать и проявлять такую бестактность, — отозвалась Кристина, пристыженно опуская глаза к недописанному письму. Жан рассмеялся: — Не волнуйтесь так. Я собирался рассказать вам это, когда вы приехали, но вы не спрашивали и так старательно занимались уборкой, что я решил, будто бы вас не интересует ничего, кроме работы. Услышав это, Кристина немного приободрилась, на лице ее появился проблеск мягкой улыбки. Озадаченно, словно не понимая, что происходит, она дотронулась до потертой обложки книги, лежащей перед ней. Выцветшим золотом было выведено название — «Таинственный остров» — и имя автора: Жюль Верн. — Смею надеяться, что Вы не читали это произведение, — заметил Жан осторожно. Вздрогнув то ли от порыва ветра, залетевшего в кухню через щель, то ли от резкого звука, внезапно раздавшегося на втором этаже, то ли от слов, разрезавших ненадолго воцарившуюся тишину, Кристина подняла прояснившийся взгляд на Жана и кивнула. Задумавшись, она прослушала, что сказал ей мужчина, и осознать смысл сказанного ей помогла так вовремя сработавшая интуиция. — Благодарю вас, — Даэ вежливо улыбнулась и положила книгу поверх своих вещей. Стрелки кухонных часов медленно подбирались к десяти — если Кристина хочет встать утром пораньше, то нужно отправляться спать прямо сейчас. Кроме того, после разговора о хозяине девушка чувствовала себя крайне неловко, даже притом, что Жан сам собирался рассказать ей о положении дел в поместье. Единственным выходом из ситуации было удалиться к себе как можно скорее. — Доброй ночи, месье, — быстро сказала она, отвернувшись, чтобы скрыть пылающие румянцем щеки, и при этом едва не выронила свои письменные принадлежности. — Доброй ночи, мадемуазель, — по-доброму рассмеявшись, отозвался Жан, снова склоняясь над книгами. — Будьте так любезны, затушите свет по пути к себе. На секунду Кристина замерла, удивленная его просьбой. В этом доме даже при свете дня стоял мрак, что уж говорить про вечер и ночь… — Как же вы…- хотела спросить она, но мужчина, не оборачиваясь, рукой указал на свечу, стоявшую на столе. — Хорошо, я затушу свет, — согласилась Даэ, тут же делая шаг во тьму коридора. Впечатлительная Кристина выросла на сказках, легендах и преданиях Скандинавии, поэтому в темноте ей то тут, то там мерещились бледные лица призраков, высокие сгорбленные тени демонов и скрежет смертоносных когтей. Одну за другой она тушила свечи и газовые горелки, постоянно оборачиваясь назад, лицом к темноте, страшась увидеть кого-то или что-то за спиной. В прихожей, возле подставки для зонтиков, Даэ увидела грима* — ей показалось, что он оскалил пасть и медленно двинулся навстречу. Почему-то в этот момент она заметила, что музыка больше не играет. Как давно? Прибавив шагу, она вполголоса запела старинную шведскую песенку. Отец научил ей Кристину, когда она еще была малышкой Даэ, крохотной белокурой девочкой со смешно торчащими в стороны волосами. По шведским преданиям, эта легкая песня из двух попеременно повторяющихся куплетов могла отгонять злых духов, что приходят к людям по ночам. Проходя мимо лестницы, Кристина случайно бросила на неё взгляд, и ей показалось, что в темноте второго этажа мерцают две точки. Решив, что это драуг**, она запела с удвоенной силой, прижимая к груди книгу, как защиту от всех напастей. Когда Кристина наконец достигла своего коридора, сердце ее было готово вырваться из груди. Она остановилась на секунду, перевела дух, затем двинулась дальше, не сводя глаз с лампы, висящей вдалеке и озаряющей мигающим пламенем пространство. Даэ на мгновение перевела взгляд на дверь своей комнаты, и свет тут же погас. Опрометью она бросилась к себе, одной рукой пытаясь нащупать на поверхности стены дверь, другой придерживая выскальзывающие вещи. Оказавшись в своей комнате, Кристина захлопнула за собой дверь и, подрагивая от холода и тревоги, двинулась к тумбочке, по памяти стараясь найти оставленную там свечу. Этой ночью Кристина спала беспокойно, а проснулась под утро в слезах от кошмара. Всю ночь ей виделись огромные черные псы, мертвецы, заглядывающие в окна, черти, сидящие во всех углах дома, и жестоко смеющиеся над беззащитной девушкой. Отец рассказывал ей, что у нее есть ангел-хранитель, который следит за ней и оберегает от всех невзгод и напастей. Кристина ждала, что он явится ночью и защитит свою подопечную от всех чудовищ, но он не пришел.***
По раскисшей земле Кристина шлепала в сторону деревни; ветер раздувал и трепал ее рубиновый плащ. Она надеялась, что не заблудится, ориентируясь только лишь по словам Жана, потому что, если верить его же рассказам, путь лежал через небольшую рощу, и если свернуть не в том месте, можно из рощи попасть в лес, где полно всяких бродяг и бандитов, бежавших с каторги и скрывающихся от жандармов. Жан предлагал сходить с Кристиной: как можно отпускать девушку одну через такие места? Но у него с утра разболелось колено из-за частых дождей, и Даэ решительно отказалась от его помощи, наказав мужчине сидеть и греться у камина, и не тревожить ногу. Роща из тоненьких низких деревьев оказалась не такой уж и жуткой, как Кристине она представлялась, заблудиться тут практически невозможно, но была другая опасность: красный плащ девушки ярким пятном горел среди всех этих серых однообразных стволов, начинающих жухнуть листьев и бледного неба. Если неподалеку окажется лихой человек, беды не миновать. Поэтому Кристина старалась двигаться быстрее, игнорируя грязь под ногами и хлещущие лицо тоненькие веточки, при этом не теряя голову — так второпях недолго пропустить нужный поворот. Когда она дошла до конца рощи, спустилась в небольшой овраг и так и не обнаружила никакой пометки на дереве, которая, по словам Жана, должна была означать поворот, Кристина начала нервничать. Она вернулась немного назад, стараясь не делать никаких лишних шагов, чтобы не сбиться со своего пути; на одном из гибнущих деревьев висела синяя лента. Обрадовавшись, Даэ свернула влево. Буря продолжалась и когда Кристина входила в деревню; людей на улице почти не было, а если где-то и мелькали загорелые лица, то они тут же исчезали, поспешно скрываясь в стенах своих домов. Ничего из описанного Жаном в деревне не наблюдалось: церковь оказалась на деле крохотной капеллой, толпы людей, желающих туда попасть не было. Возможно, из-за дождя все вокруг казалось таким унылым и серым. Решив не заострять на этом внимание, Даэ направилась прямиком к капелле. Как и следовало ожидать, внутри этой бедненькой храмовой постройки никого не было. Низкое квадратное помещение с темными каменными стенами и железными решетками на крохотном оконце из цветных стекол. Несколько свечей догорали на своих местах перед табличками с именами. Какое-то мгновение Кристина смотрела на них, потом быстро отвернулась, чувствуя, что на глаза наворачиваются слезы, и двинулась к алтарю. Эти свечи стояли там в память об усопших. На короткий миг в голове появилась картинка: вот она, Кристина, тоже зажигает свечу в память об отце. Всего на секунду ей подумалось: «А что если…» Даэ одернула себя — нельзя сомневаться в том, что отец поправится. Господь не может быть так жесток, чтобы дать ему умереть. Но разбушевавшаяся фантазия уже делала свое дело. Плотина, которую Кристина так тщательно всю эту неделю возводила вокруг своих мыслей, прорвалась вместе с горькими слезами отчаяния и страха. Она не могла плакать в поместье, не должна была беспокоить своими проблемами Жана и… хозяина, если его вообще было возможно чем-то побеспокоить. Но здесь, перед лицом Господа, она могла, наконец, облегчить душу от постоянных переживаний. Кристина упала на колени перед алтарем и коснулась лбом пола. Плечи ее вздрагивали от рыданий, но она не смела издать более громкого звука, чем всхлип. — О чем ты плачешь, дитя мое? — красивый звучный голос нарушил тишину капеллы, эхом пронесся вдоль стен и замер. От неожиданности Кристина перестала плакать. Она встрепенулась и неловко поднялась обратно на колени. Возможно, священник пришел? Но когда Даэ обернулась назад, она увидела, что тяжелая входная дверь по-прежнему закрыта и никого, кроме самой девушки, нет. — Показалось, что ли… — едва слышно прошептала она, передернув плечами от холода и сырости. Постепенно горечь и безнадежность снова окутали Кристину. Ее руки сильно задрожали, и она обхватила себя за плечи, чтобы хоть немного утешить себя. — Кристина, успокойся, — покровительственным тоном сказал тот же голос, и девушка стала медленно отползать от алтаря, стараясь не паниковать. — Кто вы и… откуда знаете мое имя? — срывающимся голосом спросила она. В капелле по-прежнему никого кроме нее не было. Голос начал отвечать, но неожиданно замолчал. В эту секунду в памяти Кристины прозвучали слова, сказанные ей отцом: «Всех великих композиторов и музыкантов Ангел музыки посещал хотя бы раз в жизни. Чаще всего Ангел спускался к людям, когда те меньше всего ждали его, когда они пребывали в унынии или печали. Вдруг они слышали небесные звуки и божественный голос, запоминавшийся на всю жизнь». Кто бы это еще мог быть, как не он? Кристина ощутила, как в груди у нее разгорается какое-то пламя, а в голове начинает пульсировать. Пошатываясь, она поднялась на ноги, губы ее растянулись в улыбке счастья, надежды и неверия. — Прости, если я по неосторожности своими вопросами оскорбила тебя, Ангел. У меня и в мыслях не было… — Ангел… — произнес Голос, то ли вопросительно, то ли утвердительно — Кристина на это внимание не обратила. — Ты Ангел музыки, правильно? — охотно, стараясь сдерживать радость и воодушевление, продолжила она, сжимая в кулачках края плаща. — Папа́ рассказывал мне о тебе. Слава Богу, что ты здесь… От переполнявших ее чувств, Кристина снова чуть не разразилась слезами, и ей пришлось умолкнуть, чтобы перевести дух. Какое-то мгновение Голос молчал, потом снова заговорил: — Все верно. Я знаю твоего отца, Кристина. Он очень талантливый скрипач, и он хотел, чтобы я присмотрел за тобой. Немного погодя, Ангел спросил: — Раз уж я здесь, может, ты поделишься со мной своим горем? Ты так плакала… Растроганная этой нежной заботой Кристина, утирая рукавом скатывающиеся по щекам слезы, поведала Ангелу все свои горести и тревоги. Она не боялась и ничего не таила. Это ведь Ангел, ему можно рассказать, он точно знает, как быть, он найдет для нее слова утешения. — Кристина, — строго сказал Голос, когда Даэ закончила и притихла. — Пойми, дитя мое, на все воля Божья, в том числе и на болезни. Если Господу будет угодно забрать твоего отца, так тому и быть, — тут Кристина снова собралась заплакать, и Голос поспешно добавил: — Не нужно слез. Продолжай верить в спасение, это действительно может помочь. И знай, что бы ни случилось, ты не останешься одна. Теперь я всегда буду идти следом. Кристина согласно закивала и улыбнулась. — Ангел мой, скажи, дозволено ли мне будет поговорить с тобой еще? — осторожно спросила она, почему-то внезапно смущаясь своей просьбы. — Конечно, Кристина, в любое время. — Но… Понимаешь, мне разрешено приходить сюда только на выходных… Она не знала, как закончить это предложение, почему-то все слова, которые она произносила, казались ей слишком грубыми, неприемлемыми для беседы с небесным созданием. — Только позови меня, я услышу тебя везде, — сказал Голос. — Благодарю тебя. Благодарю, — зашептала Даэ, прикрывая слезящиеся от счастья глаза. — Теперь ступай, дитя мое. Не веря своему счастью, Кристина вышла на улицу, совершенно не глядя под ноги, и тут же наступила в глубокую лужу. Пока она выбиралась на незатопленную часть дороги и пыталась вылить из башмаков воду, сбоку к ней кто-то приблизился. — Добрый день, мадемуазель. Кристина, все еще думавшая об Ангеле, не сразу расслышала эти слова. Человек прокашлялся и повторил: — Добрый день, мадемуазель. Даэ отвлеклась от чистки башмаков и подняла взгляд на незнакомца. Им оказался молодой человек, чистенько и опрятно одетый, если не обращать внимание на поношенность вещей. У него были выразительные голубые глаза и темные усы. Его светлые волосы промокли от дождя, но, казалось, эта неприятность его совершенно не волновала. — Добрый день, — учтиво отозвалась Кристина, лихорадочно соображая, зачем этот мужчина подошел к ней и заговорил. Она не раз слышала о существовании нехороших, неблагородных людей, которые творят ужасные вещи, и знала, что девушка может с легкостью оказаться в беде. И раз кроме них двоих на улице никого не было видно… Видимо, заметив замешательство девушки, молодой человек поспешно сказал: — Я заметил вас, когда вы входили в деревню. Я ждал вас у входа в церковь, хотел с вами познакомиться. Кристина не отвечала. Почему-то такая решительность ее возмутила и, пожалуй, насторожила. — Меня зовут Равель де Шарби, я сын мельника. — Сын мельника? — переспросила Даэ, решительно ничего не понимая. — Да, сын мельника, — подчеркнул он, видимо, решив, что это должно впечатлить девушку. — Я унаследую от отца все его дело. Конечно, у меня есть старший брат… Если бы он не сбежал с какой-то девкой, то он бы получил мельницу в наследство. Все это он продекламировал, приняв такой напыщенный вид, что Кристина едва удержалась от улыбки. — Вы, наверное, из того жуткого поместья? — продолжал Равель, совсем забыв, что Кристина так и не представилась. — Больше неоткуда. Тут в округе только наша деревня да тот дом. Вы кухарка или горничная? Вы очень худая, значит, горничная. Он говорил что-то еще, когда Кристина направилась домой. Что-то про «увидимся и еще обязательно поболтаем». Больше всего она боялась, что он пойдет за ней. Оказаться с ним в этой роще… Но очень быстро Даэ позволила себе успокоиться и даже рассмеяться — ее Ангел сказал, что следит за ней. Он уж точно не даст ее в обиду ни разбойникам, ни сыновьям мельников. В поместье ничего не изменилось за те два часа, что Кристина отсутствовала. Жан все так же дремал в кресле у потухающего огня, выставив обмотанную шерстяной шалью ногу перед собой. Он встрепенулся, когда девушка стала шевелить кочергой догорающие поленья. — Вы уже вернулись? Ну Слава Богу. Не стоило вас отпускать одну. Хотя, — он деловито прищурился, — вы выглядите заметно повеселевшей. Это хорошо. — Мне просто… удалось осуществить задуманное, — Кристина широко улыбнулась, заправляя выбившуюся из прически белокурую прядь за ухо. До приезда в поместье Кристина и не представляла, что может быть настолько счастливой. Весь оставшийся день она провела в заботах о себе и своих личных делах. Занималась ли она починкой ботинок, подметка которых не выдержала столкновения с осенней слякотью и начала отваливаться, стирала ли белье в ледяной воде, вышивала ли — Даэ все время бесконтрольно улыбалась, даже не силясь прекратить это. С появлением Ангела, казалось, дышать стало легче. Она теперь не одна. Кристина очень хотела поговорить с Ангелом еще, но она боялась потревожить его. Все-таки он ее защитник и наставник, а не подружка, с которой можно болтать просто так. Однако этим же вечером, когда она приготовилась ко сну и наконец забралась под одеяло в холодную постель, Голос, что весь день занимал ее мысли, зазвучал снова. — Кристина, дитя мое, — обратился он. В этот раз он не был строг или суров, Голос звучал мягко, даже ласково. Даэ тут же сделала неловкую попытку быстро выбраться из кровати, при этом она запуталась в одеяле и едва не упала. Не уцепись она за тумбочку, позорного падения было бы не миновать. — Прости, — выпалила она, поднявшись, наконец, на ноги. — Ангел, ты звал меня? — Да. Звал, — коротко отозвался Голос. — Я пришел пожелать тебе приятных снов и спросить… — Да? — осторожно поинтересовалась Кристина, в тайне для себя уже решив, что это «да» и будет ответом на любой вопрос, на любую просьбу ее Ангела. — Скажи, готова ли ты посвятить свою душу всецело служению мне? Готова ли ты исполнять все мои приказы и подчиняться мне? Будешь ли ты мне послушной ученицей? Ни на секунду не задумавшись, Кристина ответила: — Да! Тут же она ощутила, как неведомое ей раньше чувство эйфории захватывает ее всю, одновременно с этим, она почувствовала, как отныне крепко связала себя и свою волю этим «да». Даэ быстро утешила себя тем, что своей воли у нее быть теперь не может и не должно, Ангел знает лучше. Но она была не в силах противиться мрачным мыслям, начавшим роиться в голове, и вопрос как-то сам сорвался с ее губ: — Ангел, скажи, что будет, если я не смогу исполнить твою волю? Что если это окажется невозможным? — Тогда, — безжалостно ответил Ангел, — я уйду навсегда. Кристина, ты обижаешь меня своими вопросами. Только что ты согласилась безоговорочно подчиняться мне, и тут же у тебя возникают сомнения? Только не это. Он не может уйти, не может оставить ее, когда она только что обрела его. Слезы навернулись на глаза Кристины, когда она представила себе безрадостную и тоскливую жизнь, полную безнадеги. — Прости меня, мой Ангел. Этого больше не повториться, я обещаю. — Хорошо, дитя мое, я тебе верю. Не плачь. Даэ кивнула, украдкой утирая слезы, и улыбнулась. — Доброй ночи, Кристина. — Доброй ночи… мой Ангел.