Звон стоит в ушах, и трудней дышать, И прядется не шерсть, только мягкий шелк. И зачем мне, право, моя душа, Если ей у тебя, мой гость, хорошо. Мельница — «Рапунцель»
Утром Кристина чувствовала себя не менее ошарашенной, чем вчера. Она проснулась по своему обыкновению раньше положенного, но на этот раз не по привычке. Подгоняемая переживаниями, она выпуталась из плена огромного тяжелого одеяла и босиком прошлепала по ледяному после минувшей ночи полу. Чего теперь ожидать? Как быть? Какими будут ее новые обязанности? Вопросы бесконечным потоком кружили в голове, но ответов на них Кристина себе дать не могла, а до завтрака и начала рабочего дня оставалось полтора мучительных часа. Она заглянула в зеркало, заранее зная, что не увидит положительно ничего хорошего. Волосы, растрепавшиеся после сна, она сможет худо-бедно пригладить, но вот эта болезненная бледность и нездоровый румянец на щеках… Решив, что нужно больше уделять времени себе и своему здоровью, а не своим мрачным мыслям, Кристина быстро двинулась к шкафу. Холодный воздух забирался под ночную рубашку, проникал, казалось, даже под кожу, до самых костей, и Даэ не терпелось скорее одеться, чтобы избавиться от стужи хотя бы во внешнем мире. Ее руки тряслись не только от холода, но и от страха, который она тщательно загоняла поглубже, чтобы не сойти с ума от всех чувств и переживаний, обрушившихся на ее слабую душу. Кристина не слышала голоса своего Ангела с того злосчастного вечера, когда он ужасно рассердился на нее. Она боялась, что он будет зол на нее за то, что она согласилась на это повышение. Она звала его перед тем как лечь спать накануне, но он не откликнулся. Какая-то эфемерная надежда внезапно озарила Кристину, и она, прижимая к груди белье, вышла на середину комнаты. Она никогда не задумывалась о том, с какой стороны за ней наблюдает Ангел. Его голос всегда шел откуда-то изнутри, звучал в ее голове. Теперь же Кристина почему-то обратилась к пространству комнаты — чувствовала, что так будет правильно, хотя и не догадывалась, откуда в ней это понимание. — Ангел мой, — робко начала она, зябко переминаясь с ноги на ногу. — Друг и защитник, откликнись. Возможно, я излишне беспокою тебя по пустякам, но пойми, без твоей дружбы я ничто и никто. И я… Я так устала, — призналась Кристина. Какое-то время тишину комнаты нарушало лишь размеренное завывание ветра за окном, но внезапно, когда огонек загоревшейся было надежды начал гаснуть, раздался голос: — Ошибаешься, дитя мое. Он не был уверен, стоит ли ему продолжать эту игру, стоит ли и дальше коротать ночи за стеной ее спальни. Все это приняло совершенно неожиданный оборот, и последствия могут быть непредсказуемы… Но Эрик знал точно: остановиться он уже не в силах. Эту ночь он провел в своей комнате, рыдая от безысходности и собственного бессилия. Он свалил на пол рабочий стол со всем, что на нем находилось, хотел опрокинуть и книжный шкаф, но остановился, отрезвленный мыслью о грохоте, который поднимется. Эта невинная игра в Ангела и его преданную ученицу не приведет ни к чему хорошему, рано или поздно правда будет раскрыта и тогда… Тогда его Кристина оставит этот дом, оставит своего учителя. Он решил, что больше не будет отзываться, когда Кристина в следующий раз позовет Ангела. Быть может, это причинит ей боль, но точно не такую сильную, как когда она узнает, кем все это время был таинственный Голос и как он с ней общался. Она утешится, а новые обязанности помогут ей в этом. Но когда утром он услышал ее жалобный испуганный голос, который звал его, Эрик не выдержал. Он ответил не сразу, потому как ему пришлось воспользоваться тайным ходом из своей комнаты, а не как обычно — через лоджию лестницы, откуда путь был короче. Застарелые механизмы плохо работали, он никогда не думал, что в собственном доме ему придется пользоваться потайными коридорами и комнатами. Лестница совсем прогнила, поэтому Эрику пришлось спускаться, цепляясь за любые выступы стены. К счастью, это не заняло много времени. Он ответил Кристине сразу, как оказался у стены за изголовьем ее кровати, едва не забыв изменить голос. Теперь, когда он предстал перед ней хозяином поместья, нужно быть предельно аккуратным во всем, что касается Кристины. — Ошибаешься, дитя мое. Его ответ касался всех произнесенных ею слов: она никогда не беспокоила его своими разговорами, а то, что она считала себя никем без его дружбы… Он не мог позволить ей так думать. Как могла она называть себя «никем», когда для него — была всем? — Ангел мой, ты здесь… — в неверии прошептала Кристина и сделала шаг по направлению к кровати. Эрик напрягся. Он не знал наверняка, удалось ли его милой Кристине разобрать, откуда слышится Голос, хотя был почти уверен, что это невозможно. Чревовещание никогда не подводило его прежде. Но Кристина только села на краешек не заправленной постели, шмыгнула носом и мечтательно прикрыла глаза. — Как хорошо, что ты пришел. Я так счастлива! Ты не приходил вчера, и я боялась, что ты… Может, не одобряешь, что я согласилась стать помощницей хозяина, месье Эрика. — Глупости. Я уверен, новая работа — хороший шанс для тебя. — Почему ты так думаешь? Он не ожидал этого вопроса и тут же понял, что сам виноват — потерял бдительность. Ангел не должен вести себя, как человек. — Прости, если я говорю что-то не то, просто… Я ужасно волнуюсь. Можно поделиться с тобой? — Я слушаю. Кристина поднялась с кровати и повернулась к ней лицом. Ее руки потянулись к завязкам ночной рубашки. — В общем… Эрик не сразу осознал, что происходит. Он пришел в себя, лишь когда Кристина наклонилась, чтобы разложить новенькое форменное платье на одеяле, и рубашка соскользнула с ее левого плеча. — Что ты делаешь, дитя мое? Он старался не выдать дрожи в голосе, хотя сердце зашлось беспокойным ритмом. — Переодеваюсь, нужно собираться к завтраку, — доверчиво отозвалась Кристина, приспуская рубашку со второго плеча. Конечно, она не стеснялась. Ангелов не принято стесняться. Но обычно ангелы и не следят за своими ученицами из-за стен. Он поспешно отвернулся и выдохнул. — Так чем ты хотела поделиться? — спросил он деловито-спокойным тоном, надеясь, что рассказ Кристины отвлечет его. На какое-то время в комнате воцарилась тишина, слышен был лишь шорох тканей, и Эрик мог только гадать, какое выражение приняло лицо Кристины — повернуться он не смел. Скорее всего, она боролась сама с собой, с желанием утаить свои страхи от друга и покровителя. Так часто бывало. — Месье Эрик… — наконец нарушила молчание Кристина. От неожиданности он забыл обо всех мерах предосторожности, повернулся лицом к комнате и прижался к доскам. Он и не предполагал, что его ангела тревожит… Хозяин? — Он несколько пугает меня. Я знаю, у меня нет никакого права так говорить о нем, он не сделал мне ничего дурного, напротив… Предложил важную должность, когда я проявила такую неблагодарность. И все же… — Вчера ты увидела его впервые, не так ли? — сглотнув подступивший к горлу ком, спросил Эрик. Постепенно его сердце снова начинала охватывать боль, но не отголоски той, которую он причинил себе сам своими гадкими мыслями, а новая боль, вызванная словами Кристины. И хуже всего было то, что это были не просто слова — это были ее чувства. Сжав руками одну из отходящих досок, он следил за быстрыми передвижениями Даэ по комнате. Она переоделась в новое, гораздо более симпатичное платье, чем простой наряд горничной, собрала волосы в элегантную прическу, хотя несколько прядей по обыкновению выскользнули из нее. — Да, мой Ангел, впервые. Я знаю, что это только первое впечатление, но месье показался мне очень… Эксцентричным. Сил Эрика хватило только на то, чтобы сказать ей: «Не волнуйся, твой Ангел приглядывает за тобой» и потом уйти. Он не помнил, как снова преодолел весь этот путь до своей комнаты; не помнил, как рвал на клочки какую-то из своих старых работ, которая попалась под руку. В себя от приступа злости он пришел, лишь когда извлек из сундука маску Трагедии и примерил ее перед зеркалом. — Хороший выбор для такого же хорошего дня, — язвительно заметил он сам себе в зеркало. После беседы с Ангелом Кристина почувствовала себя значительно лучше. Он приглядывает за ней, значит, ничего плохого не случится. Он будет рядом, значит, все будет хорошо. Перед выходом из комнаты она еще раз подошла к зеркалу, чтобы удостовериться, что все в порядке. Убедившись, что волосы аккуратно уложены, воротничок не топорщится, Кристина серьезно посмотрела в глаза своему отражению и приказала себе улыбнуться. Вышло так себе. Она не отчаялась и попробовала еще раз, на мгновение представив себе улыбающееся лицо отца. Светлое теплое чувство затопило ее сердце, и легкая, но такая долгожданная искренняя улыбка наконец появилась. Тихонько напевая себе под нос веселую деревенскую песенку, Кристина покинула спальню, миновала коридор и прошла в кухню. Что-то внутри нее нервно сжималось: вдруг хозяин, месье Эрик, решит позавтракать с ними? Он ведь уже спустился, показался раз, да и столовой в доме не было — только эта кухня с большим деревянным столом, несколько грубоватым, зато прочным и надежным. Умом Кристина понимала, что это все ее фантазии, вызванные страхом перед первым рабочим днем на новом месте, однако никак не могла побороть в себе эти волнения. Жан, который обычно вставал раньше всех, еще не пришел. В последнее время ему давались тяжело ранние подъемы, и Кристина полностью взяла на себя обязанности по приготовлению завтрака. Пускай не привыкшая к роскоши Кристина и накрывала на завтрак скромно, жалоб на приготовленную ей еду не поступало. Постепенно она осваивалась на кухне, и готовить становилось все приятнее. Этим утром объятая огнем волнения Кристина едва смогла справиться с кашей. Руки дрожали, мысли постоянно улетали куда-то далеко. Поэтому когда она разливала кашу по тарелкам и украшала порции сушеными фруктами, Кристина испытывала какие-то смутные сожаления по поводу рассеянности в самый важный день в ее жизни. Когда в кухню вошел Жан, как всегда опрятно одетый, в выглаженной форме, добродушно улыбающийся, дышать стало чуточку легче. Чем бы ни закончился этот день, Кристина знала: рядом всегда будет плечо, на которое можно опереться. — Доброе утро, Кристина. — Доброе утро, Жан. Как ваше колено? — осторожно спросила Даэ. Жан по-прежнему улыбался, но его глаза, которые обычно так лучились добрым светом, выдавали тревогу. Кристина несколько раз моргнула, потом опустила глаза на свои руки. Она не знала причину этой перемены в камердинере, но догадывалась, что дело не в больном колене. — Я бы хотел поговорить с вами до завтрака. Это не потерпит отлагательств. — Конечно, месье, — взволнованно отозвалась девушка, опускаясь на стул. Мужчина присел напротив, тотчас вытягивая вперед ноющую ногу. На лбу у него выступил пот. Впрочем, он ничем не выдавал своих чувств. — Вы, конечно, до сих пор взволнованы произошедшим? — Жан невесело усмехнулся. — Извините меня, я ничего не мог сделать тогда и теперь, боюсь, тоже не смогу. Вы добровольно согласились на новую должность. Я уверен, что все будет хорошо и вы справитесь с новыми обязанностями, но помните: если что, я всегда здесь, если понадобится помощь. — Благодарю, Жан. Вы очень добры ко мне. Даже больше, чем я заслуживаю, — сказала Кристина, и голос ее дрогнул. — Вчера я повела себя недостойно и подвела вас. — Глупости, дитя, — ласково обратился Жан, его волнения куда-то заметно отступили. — Вы поступили опрометчиво, но ни я, ни месье Эрик не можем винить вас за ваши страхи и… За вашу застенчивость. Главное, что вы вернулись и что с вами ничего не случилось. Кристина сдавленно поблагодарила Жана. Глаза ее наполнились слезами раскаяния и благодарности. Она и не надеялась на такую доброту, когда искала работу. Они наскоро позавтракали, потом Жан, как обычно, отнес третью порцию наверх. Через полчаса он вернулся с посудой, вдвоем они убрали в кухне, и, когда все утренние дела, мыслимые и немыслимые, оказались переделаны, Кристина обратила взволнованный взгляд к Жану, а тот коротко кивнул ей в ответ. Пришло время. На негнущихся ногах Кристина следовала за мужчиной по направлению к гостиной. Однако, выйдя к двери гостиной, они почему-то не остановились перед ней. Жан свернул направо — в узенький коридорчик, скрытый полумраком, вызванным отсутствием окон. Кристина и не догадывалась о его существовании, и теперь шла, удивленная до глубины души эти открытием. — Нам сюда, — шепнул Жан, остановился и открыл низкую дверцу у стены. Кристина последовала за ним и обнаружила, что комната гораздо больше и уютнее, чем можно было бы предположить. Мужчина подвел ее к дивану и жестом предложил сесть. — Хозяин сейчас придет, подождите немного. И, Кристина, — он посмотрел ей в глаза со всей серьезностью и шагнул к двери. — Все будет хорошо. Ей очень хотелось в это верить, но при мысли о том, что вот-вот она останется наедине с этим пугающим своей таинственностью хозяином, страхи возвращались и начинали беспрестанно крутиться в голове. Кристина честно пыталась бороться с подступающей паникой и новым приступом застенчивости, но выходило плохо, а новые попытки, казалось, только удлиняли время. Наконец ее страх достиг той ужасающей крайности, когда голова начинает кружиться, а мир перед глазами — плыть. Поэтому когда дверь с тихим скрипом отворилась, Даэ быстро поднялась на ноги, и сердце ее болезненно сжалось. Она едва не попятилась назад, увидев, какую маску надел месье, но вовремя опомнилась. Прежде чем она успела поздороваться, хозяин заметил, мельком оглядев ее: — Прекрасно, вы готовы. Кристина хотела ответить: «да, месье», но скоро стало очевидно, что от нее этого не ждали и не требовали. Самозабвенно Эрик продолжал: — Как вы, наверное, уже догадались, это мой кабинет. Здесь мы будем работать. Держите, это теперь ваше, — он сунул руку в карман пиджака и затем протянул Кристине. — Теперь вам придется многое держать в голове, а это, поверьте, не такое уж и простое дело. Она не сразу поняла, что он ей что-то протягивает. На широкой мужской ладони, облаченной в черную перчатку, было трудно разглядеть маленькую книжечку в переплете точно такого же черного оттенка. От взгляда проницательных глаз не укрылось то, как замешкалась Кристина, прежде чем аккуратно принять записную книжку. — Да я вижу, вы близоруки, моя дорогая, — сказал хозяин с некоторым раздражением, будто эта неприятность расстроила какие-то его планы. — Что ж, мадемуазель, для задания, которое я поручу вам сегодня, это не критично, но в ближайшем будущем с этой проблемой мы должны разобраться. Кристина, никак не ожидавшая такого напора, такого потока слов, едва не забывала дышать, но держалась в целом мужественно. — Благодарю вас, месье, — наконец удалось сказать ей. Эрик на мгновение замер, вглядываясь в ее бледное лицо, потом рассеяно кивнул и отвернулся. Кристине показалось, что даже его маска, рот которой был распахнут в немом крике горя и отчаяния, стушевалась. Мудрое сердце и проницательный женский ум сразу сообразили, что, должно быть, этому странному мрачному человеку редко приходилось слышать в свой адрес слова благодарности. — Сегодня я проверю ваши умения и навыки, — комнату снова наполнил его звучный голос, в котором отчетливо теперь слышались ехидные нотки. — Что скажете, справитесь с моим несложным заданием? И Кристина, мысленно пообещавшая себе, отцу, матушке Валериус и Ангелу музыки, что справится со всеми испытаниями, которые подбросит ей судьба, ответила робко: — Да, месье. То, что Эрик назвал «несложным заданием», на деле оказалось огромным страшным на вид строительным чертежом, который Кристина должна была скопировать на другой лист. Ей была вручена чертежная бумага, карандаш, чернила и необходимые инструменты; для нее было расчищено и выделено место за огромным длинным столом возле окна. И Кристина боролась добрые полтора часа, прежде чем издать вздох, полный отчаяния, и с досадой отбросить карандаш. Хозяин, в это время что-то усердно писавший по другую сторону стола, поднялся, тихо подошел и заглянул в чертежи поверх плеча новоиспеченной ассистентки. — Скажите мне, что вы делаете? — обманчиво ласковым тоном спросил он, прикусывая указательный палец правой руки. В словах его таилась какая-то скрытая угроза, какой-то яд, и Кристина, испуганная внезапным появлением хозяина за своей спиной, не посмела ответить. — Бог мой, это ужасно! Вы никогда не держали линейку в руках? У вас же все перекошено. Вы знаете, что такое компоновка в листе? С такой композицией у вас не поместится весь Южный фасад. Почему вы не сказали мне, что вы никогда не чертили? Его без того жуткая маска теперь казалась Кристине воплощением ярости, гнева и уродства. Изогнутый рот, суженые прорези для глаз — маска теперь не была олицетворением грусти и горя, она больше не плакала, она кричала, бросалась грозными и сердитыми словами. — П-потому что… Вы хотели проверить мои умения и навыки, — тихонько сказала Даэ, прикусывая губу. — Отлично, теперь мы оба знаем, что вы ничего не умеете. Проверять умения и навыки можно только тогда, когда они есть. Кристина прикрыла глаза и мысленно сосчитала до десяти. Нельзя терять выдержку. Только не сейчас и только не с ним. Он хозяин и начальник, она не имеет права обижаться на его слова, как бы грубо они ни звучали. — Должен признаться, меня устраивает ваша аккуратность. Кристина, — он вдруг вздрогнул, — я знаю, чем вы будете пока заниматься. Вы должны переписывать мои заметки, замечания и пояснения, чуть позже вы научитесь делать чертежи, и тогда, — произнес Эрик вдохновенно и посмотрел прямо в глаза Кристине, — я дам вам копировать мои эскизы. Сквозь прорези маски она увидела горящие янтарные глаза. Но это не напугало ее. Даэ смутило восхищение, которым они горели. Впрочем, длилось это недолго — всего каких-то пару секунд, — а затем месье Эрик выпрямился во весь свой рост и сказал: — Думаю, вы можете быть мне полезны, мадемуазель. Кристина бы и хотела улыбнуться, но это утро отобрало у нее последние силы, так что она лишь склонила голову в знак благодарности и смирения. Эрик, не заметивший усталости своей подопечной, тут же положил перед ней целую стопку всяческих бумаг. — Перепишите все это до вторника. Если закончите раньше, я дам вам еще поручение. Кристина с сомнением подняла первый листок, и при одном взгляде на кроваво-красный текст, коряво нацарапанный на листе, глаза ее распахнулись от удивления и ужаса. Где-то слова были перечеркнуты, где-то заплыли такими же красными кляксами, в некоторых местах что-то было написано прямо поверх предложений. Разобрать это… Возможно ли? Переписать целую стопку таких черновиков и записок? Не помня себя от шока, Кристина произнесла: — Простите, месье, но… вторник уже завтра. Это, казалось, совсем не удивило Эрика. На какое-то мгновение он замер, потом мрачно ответил: — Видите ли, Кристина, эти бумаги я должен отправить завтра. Так вышло, что вы теперь тоже являетесь частью моего архитектурного проекта. Теперь вы тоже одно из звеньев в этой цепочке. Поэтому лучше поторопитесь, Кристина Даэ. Он произнес последние слова так, будто бросил ей в лицо оскорбление. Но Кристине теперь было не до обид, какими бы ни были его слова и тон. Весь ее ужас перед этим человеком, вся застенчивость и робость достигли той точки, когда перестаешь испытывать всякий страх вообще. — Простите, месье Эрик, но… Почту не развозят по вторникам. После того, как эти слова прозвучали, Кристина вдруг пришла в себя и съежилась на стуле, опасаясь развязки. Она не знала, что теперь ее ждет. — Я знаю это. Поэтому мы прогуляемся с вами до деревни и отправим почту там.***
В обеденный перерыв Кристина не произнесла ни словечка в ответ на настойчивые вопросы Жана. Ей было тяжело говорить о том, что она сама едва успела осознать, так что она успокоила мужчину словами: «Все в порядке», и принялась за еду. От усталости — физической и эмоциональной — наконец разыгрался аппетит. После обеда Кристина без помощи Жана вернулась в кабинет и с удвоенной силой взялась за работу, стараясь не обращать внимания на взгляды, которые месье Эрик время от времени бросал на нее. Несколько раз он поднимался со своего места и подходил, видимо, проверить, как продвигается работа над чистовиками. Так и не находя, к чему придраться, он возвращался обратно, а вскоре и вообще перестал контролировать процесс и полностью погрузился в свои дела. До поздней ночи Кристина возилась с бумагами. Руки ее, покрытые чернильными пятнами, дрожали от усталости, глаза слипались, шея неприятно ныла. Кристина отказалась от ужина, когда Жан зашел позвать ее на перерыв. Но Даэ не проронила ни слова, не издала ни звука, боясь, что Эрик сочтет ее непригодной для такой ответственной должности, заметив хоть одно лишнее движение с ее стороны. Глубоко за полночь работа была закончена, и Кристина отодвинула от себя стопку листов и подняла робкий взгляд на Эрика, который, несмотря на позднее время, все так же продолжал чертить. Этот высокий худой человек сидел, изогнувшись под странным углом, в маске, которая наверняка мешала кропотливому труду, требующему точности измерений. Эрик трудился почти в темноте — не догорела лишь одна тонкая свечка. Так как мужчина не обратил никакого внимания на невинный жест Кристины, должный говорить о том, что она справилась со своими обязанностями, Даэ поднялась со стула и осторожно сказала: — Месье Эрик, извините, что отвлекаю. Я закончила. Ничего не сказав на это, мужчина поднялся, забрал бумаги и тотчас спрятал их куда-то в стол. Кристина в напряжении ждала: что же дальше? А дальше Эрик проводил ее до двери, вручил свечу и забытую на столе записную книжку. Нужно было что-то сказать, как-то попрощаться… Кристина, опустившая было ладонь на ручку двери, обернулась с улыбкой, но один взгляд на темную мрачную фигуру Эрика, замершего перед ней, заставил забыть все слова и даже буквы. Улыбка медленно погасла, уступая место беспокойству и напряжению. Несколько секунд Эрик и Кристина просто смотрели друг на друга. Потом, очевидно, сделав над собой какое-то усилие, мужчина сказал: — У вас… чернила, — даже ненароком не касаясь маски, он попытался показать на себе. Кристина, внимательно следившая за каждым движением хозяина, не сразу поняла, о чем он говорит. — Что? — Ваш лоб, вы испачкались, — нетерпеливо пояснил Эрик и было протянул руку, облаченную в перчатку, чтобы стереть чернила. Его рука замерла в нескольких сантиметрах от лица Кристины, потом резко опустилась вниз, а сам мужчина неловко отшатнулся назад. — Вы… посмотрите в зеркале, — торопливо бросил он. — Спасибо, — удивленно отозвалась Кристина, после чего усилием заставила себя вновь улыбнуться и добавила: — Доброй ночи, месье. Ответом ей послужил тихий вздох и робкое: «Доброй ночи, Кристина». Она преодолела половину коридора, когда ее нагнали слова: — Завтра ровно в девять буду ждать вас у ворот, будьте готовы.***
Перед тем как лечь спать, Кристина, смертельно уставшая, опустилась на стул за свой крохотный письменный столик и принялась писать отцу. Раз появилась такая возможность, почему бы и ей не отправить письмо? Кроме того, по ее подсчетам, матушка Валериус к этому моменту уже должна была истратить все остававшиеся у них деньги. Тяжко вздохнув, Кристина запустила руку в банку, куда откладывала деньги на покупку новых башмаков. Если зима в этом году не начнется раньше положенного ей срока, еще можно будет повременить с покупкой обуви, а если же нет… Даэ вздрогнула, представив себе эту картину: ей придется купить плохонькие башмаки и, вероятно, холодные. Так или иначе, тем, которые она носит сейчас, осталось жить недолго. И эта правда беспокоила Кристину время от времени. Кроме служебного платья и ночной сорочки, у девушки было чрезвычайно мало одежды, да и та теперь уже часто требовала починки. Красный плащ, который служил несколько лет верой и правдой, совсем не защищал от зимней стужи. Вопрос с тёплой одеждой стоял так же остро, как и с новыми башмаками. Иногда Кристине хотелось плакать, когда она думала о том положении, в котором оказалась, и жалела, что у нее нет брата, который мог бы защитить ее и отца, который бы нашел выход из положения. Она опустила в конверт три купюры и несколько монет, затем поместила его в конверт побольше, чтобы обезопасить деньги. Прочно запечатала его и дрожащей рукой надписала адрес и имя матушки Валериус. — Дитя мое, вы еще не в постели? — внезапно прогремел строгий голос, и Кристина выронила перо, оставив на конверте несколько маленьких клякс. Она торопливо вышла из-за стола и, сложив руки в молитвенном жесте, сказала: — Мой Ангел, я… Я только хотела написать отцу, он без меня тоскует. — Хорошо, Кристина, — Голос смягчился. — Поскорее ложись спать, уже очень поздно. Как ты понимаешь, урок музыки придется отложить на завтра. — Да, конечно, — рассеяно отозвалась Даэ, совсем потерявшая счет времени и забывшая об уроке музыки. — Ложись, я буду играть тебе, пока ты не уснешь. И Ангел играл ей, и нежные звуки скрипки очень скоро убаюкали Кристину. Несмотря на то, что Голос обещал играть, пока его ученица не уснет, Даэ слышала волшебную музыку даже сквозь сон.