***
— Кристина, как же так… Это правда, неужели вы… — Да, Жан, все, что сказал вам месье, это правда, я люблю его и выйду за него замуж, — ответила Кристина безэмоционально, даже не взглянув на будущего супруга. Даэ выглядела болезненно-бледной, даже изможденной. Возможно, дело было в ее темно-бордовом платье с темным украшением, сильно контрастировавшим с ее светлой кожей и волосами, а возможно, что в субъекте, смущавшем ее. Эрик сидел чуть поодаль, на диване, и смотрел на нее, как на добычу. Жан опасался, что присутствие непосредственно самого Эрика при этой беседе, будет давить на девушку, но ничего не смог поделать — в конце концов, поместье принадлежало этому пауку. — Кристина, вы говорите мне правду, или то, что желает услышать этот монстр? — мягко продолжил Жан. Услышав последнее слово, Эрик чуть не задохнулся от возмущения. Он и так поступил слишком щедро, позволив этому олуху спрашивать его драгоценную невесту о подобных глупостях и тратить драгоценное время, которое следует уделить подготовке к предстоящей свадьбе. — Ты вообще имеешь понятие о том, что такое тактичность, мой дорогой друг? –преувеличенно-ласковым тоном поинтересовался мужчина. — Замолчи, Эрик. Ты конченый человек, мне не о чем говорить с тобой, — яростно парировал камердинер, отмахиваясь от хозяина, как от назойливой мухи. — Да как ты… — Прекратите! — вскрикнула Кристина, поднимаясь на ноги и дрожа от какого-то ужасного чувства, которое, в прочем, никак не отразилось на ее холодном безучастном лице. — Довольно расспросов, я устала… Мне нужен воздух… Девушка зашаталась и ее перламутровые веки на какую-то долю секунды опустились, словно она потеряла сознание. Эрик тут же очутился подле нее, выставив вперед руки, чтобы подхватить, если Кристина в самом деле упадет. — Что с вами? Вам нездоровится? — не глядя на Эрика, спросил Жан, беря девушку под руку. — Принести вам воды? — Я не больна, — неожиданно встрепенулась Кристина, скользнув в сторону от мужчин. Она подошла к окну и быстрым движением провела ладонью по глазам. — Я очень вам благодарна за заботу, но мне надо остаться одной. Прошу вас выйти. Я не в силах говорить, а тем более слушать ваши упреки и намеки. Жан не мог поверить услышанному — это говорила не Кристина. Ни разу с момента своего появления в этом доме она не говорила таким капризным, надменным тоном, напротив, она всегда была мила и приветлива, у нее всегда было в запасе доброе слово на все случаи жизни. Что стало с этим хрупким цветком? Куда исчезла вся его ласковость и жизнь? Жан собрался запротестовать, но, заметив странное возбуждение девушки, решил, что в таком состоянии разговор все равно будет бессмысленен, и направился к двери, даже не оборачиваясь. Эрик остался робко стоять на месте, не решаясь подойти ближе. — Моя дорогая, — начал он, пытаясь сдерживать ликование в голосе, — я знаю, вы попросили этого болвана выйти, разумеется, чтобы остаться со мной наедине… Вздрогнув, Кристина обернулась и впервые посмотрела на жениха, на его экзотичную птичью маску синего цвета, в перьях и с длинным клювом. — Вы очень любезны, сударь, — сказала она ровным голосом. — Но я просила выйти и вас тоже, я хочу побыть одна. Эрика как громом поразило ее смелое заявление. И напрасно он вглядывался в ее непроницаемое лицо, только чуть тронутое нервной вежливой улыбкой. Ничто не выдавало причины ее странного поведения. — Я немного отдохну и… — Нет, Кристина, вы сейчас же объяснитесь! — недовольно встрял Эрик, подходя ближе и хватая девушку за запястья своими ледяными липкими от пота руками. — Мне плохо, Эрик, оставьте меня. Очень вас прошу, — повторила она, глядя на мужчину влажными глазами. Он бросил ее руки и, раздраженный, вышел из гостиной, оставив Кристину одну. Даэ вздохнула, отошла от окна и опустилась на диван, откидываясь на спинку, и чувствуя невероятное облегчение. Это была ее первая маленькая победа. Ей пришлось уступить неистовству Эрика тогда — в Опере, но теперь… Она может немного позлить его, не так ли? Впервые в ней проснулось желание повредничать, оно показалось ей неправильным и странным, но так ладно складывалось с ее состоянием духа, что Кристина позволила этому чувству задержаться подольше. В конце концов, почему Эрик может обращаться с ней, как ему вздумается?***
Глаза слипались, и Кристина, утомленная борьбой разума и чувств, решила отойти ко сну пораньше, вопреки просьбе Эрика посидеть с ним подольше — он занимался планированием свадьбы. Наблюдать это, а что хуже, принимать участие, когда Ангел Музыки наблюдает… Кристина не верила, что может быть такой предательницей. Ангел перестал к ней являться, не это ли было лучшим подтверждением тому, что она не была достойна небесного посланника. Полюбила земного мужчину, дала ему же себя шантажировать… А Эрик вел себя так, будто не угрожал убить всех тех людей в зале, если она не согласится. Его безразличие злило Кристину. Она не верила, что он и в самом деле мог совершить такое злодеяние, но то, с каким хладнокровием он пообещал это исполнить, как он принес в жертву ее отношения с Ангелом Музыки… От всех этих терзаний и размышлений у нее начала болеть голова, поэтому вернувшись в спальню и заперев дверь на ключ, Кристина завалилась на кровать, даже не раздевшись. Что-то холодное и влажное ткнулось ей в руку, и девушка замерла, притворяясь мертвой. Через несколько секунд юный исследователь Хёнке забрался на ее живот, и не почувствовав сопротивления, прошествовал до самого лица, обнюхал его, заставляя Кристину захихикать. — Ах, ты соскучился! — воскликнула она, светло и искренне улыбаясь, впервые за весь день. Она села на постели и взяла котенка в руки. Хёнке уперся лапами ей в грудь и смерил хозяйку презрительным взглядом. Но Кристина за эти два дня успела понять, что Хёнке только делает вид, что ему неприятны все эти нежности, а начинаешь его гладить и ласкать, он распластывается, и ни за что не уходит. И ведь это он успокаивал ее своим мурлыканьем минувшей ночью, когда она безутешно плакала и звала Ангела, надеясь на прощение и понимание. Ложиться еще было рано, сперва Кристина собиралась принять ванну и, возможно, снова попробовать позвать Ангела. Он ведь видел… Все видел, значит знает, что она была вынуждена согласиться стать женой Эрика. Подбадривая себя таким образом, Кристина вновь поднялась на ноги, отпустила котенка и направилась к ванной. Что-то белое на ее идеально убранном туалетном столике привлекло ее внимание, и она вернулась к нему, бросая мимолетный взволнованный взгляд на свое отражение. Письмо. Она снова получила от него письмо. Какая наглость. Но каким образом? Неужели он позволил себе входить в ее комнату? И все же, несмотря на возмутительность ситуации, сердце Кристины предательски сладко замерло, когда она дрожащими пальцами вскрывала конверт. Она еще хорошо помнила его предыдущее послание. Вытащив из конверта сложенный в несколько раз измятый листок, Кристина аккуратно переместилась с ним на кровать. Пока Хёнке с интересом трепал конверт, Даэ взглянула на текст, написанный красными чернилами, неровным изломанным почерком, почерком ребенка, который еще не научился соединять буквы. «Моя драгоценная Кристина, Я знаю, между нами произошла в некотором роде размолвка. Но я считаю, это не повод вести себя так отчужденно. Я знаю, что Вы всеми силами пытаетесь избавиться от моего общества (что, несомненно, сильно ранит меня, поскольку я люблю Вас так нежно и так трепетно…) Для меня Вы — воплощение Божьей милости! Кристина, будьте же милостивы к преданному Вам рабу. Теперь, когда Вы согласились осчастливить бедного Эрика, не будьте жестоки к нему, не отвергайте его. Я понимаю, что мой облик не является воплощением Ваших грез, однако, осмелюсь напомнить Вам, что Вы не выказали отвращения к нему. Это дает мне некоторое право… Надеяться. Простите за ошибки, письма, написанные сердцем, не перечитываются. Ваш Эрик » Кристина всхлипнула, пытаясь унять трепещущее сердце, которое откликалось на этот чувственный зов. Она сдалась, перестала отрицать, что ей приятно слышать и получать от него такие слова. Но разве можно теперь? После всего, что он устроил в Опере, и до нее? После того, как он утащил ее в подвал и… И как он не понимал, что ее от него отделяет не его внешность, но его отвратительный характер? Не понимая, что делает, Кристина прижала письмо к губам, потом одернула его от себя, щеки ее залил стыдливый румянец. — Ужас! — пискнула она, пряча письмо под подушку. Пошарив глазами по кровати, она забрала конверт у Хёнке, и сунула его туда же, под подушку к письму, зная наверняка, что не удержится, и перед сном перечтет его снова. И только тогда, когда все напоминания о предмете ее волнения были надежно спрятаны, Кристина выдохнула и поплелась в ванную.***
— Не думаю, что есть необходимость в покупке праздничной скатерти. Та, что я привез из Персии еще… — рассуждал вслух Эрик, корпя над бумагами. Жан, сидящий рядом, вовсе не желал исполнять роль советника, помощника, но Кристина посмотрела на него таким умоляющим взором, когда Эрик стал сердиться на халатность прислуги, что ему не оставалось ничего другого. Но, по крайней мере, он мог уколоть хозяина побольнее, слушая его рассуждения о «нормальной» свадьбе, «нормальной» жизни, «обычной» семье. Жан чувствовал, что за всем этим скрыто что-то ужасное, что-то, что пришлось пережить Кристине, что-то, что устроил этот любитель фокусов и хитростей. — Ты собираешься обедать при Кристине? — светским тоном поинтересовался камердинер. — Конечно, нет, безмозглый дурак! Я буду смотреть, как моя прекрасная жена обедает, — надменно отозвался Эрик, испепеляя Жана взглядом — Ну, а ваша прекрасная жена может сама выбрать себе наряд? Без вашего вмешательства? — хмыкнул мужчина, почесав подбородок. — Или вы хотите сунуть свой нос и в магазин женского белья? Ах да, прошу прощения, месье, я совсем забыл… — Если ты хочешь жить, ты подумаешь десять раз, прежде чем закончить это предложение! — взорвался Эрик, вскакивая со стула и тут же его опрокидывая. Когда он злился, становился похожим на рассвирепевшего индюка. Жан счел нужным умолчать об этом, иначе точно поплатился бы своей шеей в одной из удавок хозяина. — В самом деле, — с притворным сожалением вздохнул Жан, — я совсем забыл о манерах. Простите месье, что вечно сую свой нос в чужие дела. Со стороны Эрика раздался глухой рык, и сие действо неминуемо бы закончилось кровопролитием, если бы со стороны внезапно не раздался звонкий девичий смех. Оба мужчины разом обернулись на необычный звук: уже давно Кристина не смеялась так заливисто, так, будто она на самом деле счастлива. — Что вас так рассмешило, любовь моя? — стараясь звучать спокойно и терпеливо, осведомился Эрик, расправляя складки на пиджаке. Но Кристина смеялась не над их с Жаном склокой… К веревочке она привязала один из фантиков, что Эрик постоянно оставлял на любой горизонтальной плоскости, и играла с Хенке, который барахтался на полу животом кверху, пытаясь сбить лапками новую игрушку. Эрик смотрел на Кристину, маленькую, хрупкую, и не мог поверить своему счастью. В молочно-белом платье со шведским узором на подоле, которое он подарил ей, окруженная белым дневным светом, она была самим совершенством. Ангелом, спустившимся с небес. Она приведет его к неземному счастью. За то время, что эта чудесная девушка провела в этом доме, она сделала для него больше, чем родная мать, которая даже не могла подарить собственному сыну один единственный поцелуй. А Кристина… Эрик постоянно вспоминал ее поцелуй на своих руках, и его сердце сжималось от сладостной боли. Совсем скоро… Она станет его женой, забудет обо всем плохом, снова полюбит его и он сможет… Он почувствовал, как его шею и уши заливает краска, поэтому поспешно прокашлялся и важно заявил, отбрасывая прочь все посторонние сейчас мысли: — Кристина, мне кажется, вы слишком невнимательны, когда мы здесь планируем нашу свадьбу. Даэ не отозвалась, продолжая о чем-то самозабвенно мурлыкать с котенком. На секунду она наклонилась, ткань ее юбок зашуршала, и подняла Хёнке на руки. Эрик тяжело сглотнул. — Кристина! — вспыхнул мужчина. — Вам совсем не интересно? Или вам нравится доводить вашего бедного Эрика? На последних словах Жан громко хмыкнул, чем вызвал очередной недовольный взгляд хозяина. Кристина вздрогнула и медленно обернулась, позволяя жениху насладиться испугом в ее глазах. — Я… Простите, я не слышала, что вы меня звали. Кажется, речь была о праздничном обеде, да? Я бы хотела обед и… Хочу пригласить на него Равеля и его семью. Эрик рассеяно моргнул, не понимая, это такая жестокая шутка или его невеста и правда столь наивна, что полагает, будто он позволит этому свершиться. — Никогда. — Но, Эрик… — Я сказал, этому никогда не бывать. Это отрепье, этот мальчишка… — Вот как вы заговорили? — неожиданно вскинулась Кристина, подходя ближе. Хёнке на ее руках угрожающе зашипел. — Вы называете его отрепьем, что ж, это и обо мне тоже. Я тоже дочь крестьянина. Теперь вы знаете, кого берете в супруги, — гордо заявила Даэ, и глаза ее сердито сверкнули под стеклами очков. — Не надо драматизировать. Вы прекрасно знаете… — начал распаляться Эрик. — Это я драматизирую? Жан поспешно вскочил со стула и встал перед Кристиной: — Пойдемте обедать? Я сейчас проверил часы… Мы отстаем от расписания, заведенного в доме. Кристина вздрогнула, словно ее окатили водой, и Хёнке вывернулся из ее рук и спрыгнул на пол. — Да, вы правы, Жан, — смущенно пробормотала она, краем глаза поглядывая на жениха, тоже начинающего приходить в чувства. — Пойдемте обедать. На мгновение она задержалась возле Эрика и тихо добавила: — Надеюсь, вы не будете морить себя голодом, и тоже пообедаете.***
В подобной суете прошел остаток недели, и чем ближе был условленный день свадьбы, тем сильнее волновалась Кристина. Поначалу все казалось таким несерьезным, таким далеким, казалось, Эрик может передумать в любой момент. Но он не передумал. В пятницу из самого Парижа приехали портнихи для примерки платья и нового белья. Вместе с до смерти смущенной и перепуганной Кристиной они заперлись в ее комнате, и делали последние исправления в свадебном наряде. — Милочка, вы не можете выйти замуж, имея в своем гардеробе эти ужасные сорочки. Скажу вам как женщина женщине, этим мужчину не соблазнить. Даэ, которая до этого времени и не помышляла о том, что будет после свадьбы, едва не потеряла сознание, возможно, и не от удивления, а туго стянутого корсета, но это напоминание породило череду новых тревожных мыслей. -С-соблазнять. А… зачем его соблазнять? — робко спросила она у портних, не имея подруг, которым могла бы задать подобный вопрос. Обе женщины переглянулись, а затем добродушно расхохотались, заставляя Кристину краснеть еще сильнее. Белье, сшитое по последней моде, действительно оказалось красивым, изящной работы, края сорочек были отделаны тонким кружевом, привезенным из… Какой-то страны. Кристина пропустила эту информацию мимо ушей, все еще думая о предстоящем таинстве и дрожа от холода и волнения. Платье было сшито по эскизу Эрика, и, помня все предыдущие его шедевры, Кристина была страшно разочарована, увидев на себе в отражении зеркала большое кремовое пирожное, или даже целый торт. Вычурно пышное, до отказа расшитое кружевами, тесемочками и ленточками, оно дурно смотрелось на ней, оно не сидело. А когда на голову Кристине, убранную и без того сложной прической этим вечером, водрузили какую-то немыслимую шляпу, увешанную жемчужными нитями, белыми цветами и в довершение — фатой, девушка не выдержала. Она быстро скинула с себя шляпу и стала быстро расшнуровывать верх платья. — Вам что-то не нравится, мадам? — спросила удивленно одна из портних. Другая ткнула компаньонку локтем в бок. — Мадемуазель, не мадам. — Простите, мадемуазель, вам что-то не нравится? Еще есть время, мы можем исправить… — Нет, все прекрасно, — мягко отозвалась Кристина, вяло улыбнувшись женщинам. — Я просто очень устала. Помогите снять пожалуйста. Как только Кристина освободилась от оков платья и переоделась в свой простенький старый наряд, в котором только приехала в этот дом, она оставила женщин собирать свои инструменты, а сама поскорее убежала в гостиную, надеясь застать там Эрика и Жана. Этим вечером ей была нужна компания — оставаться с мыслями наедине было выше ее сил теперь, когда до свадьбы оставалась пара дней. Эрик сидел на диване перед погасшим камином, привычно сгорбившись над каким-то очередным списком. При появлении Кристины в дверях, он поднял голову, на его не скрытых белой маской губах появилась лукавая улыбка. — А-а, моя невеста уже вернулась с примерки… Как вам ваше платье, любовь моя? И прежде, чем Кристина успела ответить, он самозабвенно продолжил: — Впрочем, я знаю, оно великолепно. И все же, до вашей красоты ему далеко. Его тяжелый взгляд опустился на нее, и пригвоздил к полу. Кристина смущенно порозовела и отвела взгляд. Еще вдобавок вспомнились эти глупые россказни портних. — Я смутил вас? Простите, это вышло невольно, — сказал он, и в его голосе звучало коварство барса. Даэ совсем забыла зачем пришла, что хотела, от растерянности она даже не догадалась опуститься в кресло, так и продолжая дрожать перед Эриком, как лист на ветру. К жизни ее вернул Жан, быстрым шагом пересекший гостиную. — Кристина, к вам пришли. Она обернулась к нему с удивлением, но камердинер лишь пожал плечами, смотря прямо на Эрика, поднявшегося на ноги и вдруг вытянувшегося в струнку. — Какой-то мужчина. Я спросил его кто он и зачем пришел, но он так взволнованно стал требовать Кристину, что я… Кристина бросилась в прихожую, не дослушав мужчину. Это отец. Ее сердце чувствовало, что приехал отец. Ему стало лучше, и он решил навестить ее… Вдруг девушка резко остановилась, сраженная страшной мыслью — что если он приехал потому, что узнал обо всем: о свадьбе, на которую она не пригласила ни Матушку, ни его? Она не хотела говорить им об этом… Они бы разволновались, приехали… Да и какими бы глазами смотрели на нее? Служанки не выходя замуж за хозяев домов, где они работают. Кристина услышала шаги за спиной и поспешила вперед, не дожидаясь, пока ее или несчастного настигнет изнывающий от ревности Эрик. Дверь на улицу была приоткрыта, но в прихожей никто не дожидался. Не рискнул зайти? Кристина сделала глубокий вдох и взялась за ручку двери. Человек, который так хотел видеть ее, оказался и в самом деле неожиданным гостем. — Месье Клод… Невысокого роста, плотно сбитый широкоплечий Клод Моро, был их соседом в Париже и владельцем овощной лавки на углу. Кристина помнила его с детства — вместе с Матушкой Валериус они часто заглядывали в лавку за свежими ингредиентами для супов и рагу. Клод был добрым незатейливым малым, поэтому сразу полюбился девочке. Иногда они встречались в доме, и тогда обменивались пожеланиями друг другу хорошего дня. Теперь месье Моро стоял здесь, на пороге дома Эрика, побелевший то ли от холода, то ли от волнения, которое он никак не мог унять. Дрожащими руками он снял шапку, которую всегда нахлобучивал на свой низкий лоб. — Мадемуазель… — Месье Клод! — с воодушевлением и облегчением улыбнулась Кристина. — Вы привезли нам овощи или вы по поручению Матушки? Она взяла его заледенелые огрубевшие мясистые руки в свои, коснулась пальцами старой протертой шапки. — Боюсь, что второе, — сказал мужчина хрипло, опуская взгляд. — Мадемуазель, мне поручено передать вам прискорбную новость, — начал он заученно, но потом что-то заставило его вздрогнуть, лицо его еще сильнее побелело, и он всхлипнул, — батюшка ваш…скончался. Нынче утром. Боже. Это шутка… Наверное, это чья-то злая шутка. Не может быть все так… Она сделала все, чтобы сохранить жизнь отца, за те деньги, что она отсылала ему и Матушке, врачи давно должны были избавить его от болезни. Не может все быть так… Господь не может быть так несправедлив. Боже. Ее сердце разваливалось на куски, живое, оно пульсировало, истекая кровью. Улыбка медленно сошла с ее лица, начисто стирая с него какое либо выражение. Она не шевельнулась, не заплакала, ни один мускул в ее лице не дрогнул, выдавая хоть какие-либо эмоции. — Спасибо, Клод, — сказала она заторможено, глядя уже не на мужчину, а сквозь него. — Я знаю, прийти с такой новостью было не просто… Вы все сказали мне? — Мадемуазель, еще мне веле… — поспешно начал тот, утирая слезы крупными, как пеньки, пальцами. — Раз это все, тогда… Я, пожалуй, пойду. Она развернулась и направилась в дом, не вполне представляя, куда идет и зачем. Происходящее казалось каким-то страшным сном, вроде тех, что она видела часто ночью. Кристина миновала Эрика и Жана, безмолвно застывших возле шкафа, сделала несколько шагов по направлению к коридору, ведущему в ее комнату, внезапно остановилась. Несколько секунд она недвижно стояла, не произнося ни слова, а потом рухнула на пол, потеряв не только сознание. Но и последнюю надежду.