***
Так как Польша не нашёл Германию по пути к своему кабинету, то решил, что беспокоить своего начальника — ужасная идея. Лучше немного поработать… Или попереписываться с венгром во время работы. Поляк выбрал оба варианта. Прошло пару часов, Польска спокойно работал, пока его к себе в кабинет не позвал Германия. Он немного испугался, но это было неизбежно. Ему надо было с ним поговорить насчёт вчерашнего, чтобы наконец спать спокойно и без чувства вины. Польша встал с места, уверенно направившись к кабинету Германа. Как всегда, постучался, и вместо строгого «Входите» прозвучало обычное «Входи». Поляк вошёл в кабинет, немец обыденно сидел за своим столом, осуждающе глядя на него. — Ты меня звал, — сказал Польша, проследовав к стулу, напротив Германии. Тот молчал, смотря тому прямо в глаза. Польска успел привыкнуть к такому взгляду и мог смотреть тому в ответ, правда, таким образом он выдавал свою неуверенность. Тишина в кабинете его угнетала, а развязать разговор о вчерашнем Польша не мог, ибо говорить на такую тему в рабочее время он не осмеливался. Да и Герман позвал его по своей причине, поэтому в первую очередь нужно выслушать начальника. — Ну, по какой причине ты меня позвал? — спросил поляк, присев на своё место. — Хотел кое-что сообщить тебе, как своему другу, по секрету, — начал Германия, чем заинтересовал Польшу. — Через неделю мы будем снова работать в нашей штаб-квартире в Бельгии. — Наконец-то, а то надоело летать из страны в страну. То Дания, то Швеция, а сейчас Финляндия. Я уже заскучал по своему любимому кабинету, который я полностью обустроил под свой вкус и цвет, — рассказывал Польша, с улыбкой вспоминая своё рабочее место. — Я планировал рассказать об этом ещё на собрании, но решение ЕС пришло только после него, а скрывать это от тебя я долго не мог. — Спасибо, конечно, но сообщить об этом только мне — не очень правильно, остальные тоже должны узнать и начать собирать свои вещи. — Не бойся, у нас же есть самый главный сплетник и ведущий новостей, — намекнул Германия, ухмыльнувшись. — А, я понял, — уловил суть Польша, сразу же вспомнив о Франции. И снова повисла тишина. Германия не знал, о чём ещё завести разговор, а Польска боялся начать свой. Но если не сейчас, то уже никогда. — Герман, — обратился поляк. — Ты на меня не злишься из-за вчерашнего? — Нет, не злюсь. Но мне было немного обидно из-за твоего выбора, — сказал Герман, вмиг став серьёзным. — Извини меня, но Венгрия мне очень дорог, а ещё он весьма ранимый. Он со мной ещё с 1960-х годов, и с тех пор мы не разлучны. — Да, я понимаю, давняя дружба и подобное. Но ты сам хоть понимаешь, какой он? — Да, знаю. Он алкаш, использует ненормативную лексику, часто быкует на брата и иногда на тебя, дерзкий, угрюмый… Ты сам прекрасно знаешь, какой он, зачем мне перечислять его минусы? — Ибо плюсов у него очень мало или их вообще нет. Он ярко выражает свою плохую, нет, ужасную сторону ко всем окружающим. Разве это нормально? Он не раз устраивал драки на рабочем месте, сколько раз он нападал на Сербию из-за пустяков? — Родственник России, а они все одинаково противны ему. Это было заслуженно, так как серб сам… — Это не позволяет ему избивать другое государство до крови! — Германия привстал, упираясь о стол. — Всем это уже по горло надоело. Если ситуация не изменится, нам придётся пожаловаться ЕС и тогда ему точно конец. — Только попробуйте… — Польша начинает злиться. — Не смейте. Поверь, он был бы ко всем добр и мил, каковым и является, если бы не ваши действия, которые его доводят до гнева и недоброжелательных мыслей о вас. — То есть, мы виноваты в том, что просто существуем, ходим рядом с ним и дышим одним воздухом? Его все боятся, тот всем может набить морду, ибо ему никто не ответит на удары, не полезут в драку. — А ты?.. — начал Польша. — Разве не то же самое с тобой? Тебя тоже все боятся, ты можешь набить всем морду, проколоть руку чем-нибудь. И никто не жалуется. Германия замолчал, прожигая поляка своим недобрым взглядом, который просочился прямо ему в душу. Но Польска держался, не поддавался страху, он хотел добиться справедливости. Никто не смеет говорить такое про Венгрию, про его друга и товарища. — В вашей семье все такие? — Что? — спросил Герман, надеясь, что ему послышалось. — В вашей семье все такие агрессивные и опасные? Кроме тебя и Венгрии много примеров. — Польша, — стиснул зубы Германия, пытаясь контролировать себя. — Не нарывайся на неприятности. — Например… Прадед твой, та ещё падла. Ненавижу его, все ненавидят. Что Франция, что Британия, даже дед Австрии его ненавидит, являясь при этом его родным братом. — Польша, хватит. — Кстати, про братьев. А твой дед — Германская империя, правильно? А муж его кто, и «мать» его детей кто? Какая неожиданность, Австро-Венгрия! Его же двоюродный брат! Инцест в вашей семье это в рамках приличия? — Польша! — Герман сильно стукнул по столу, на что поляк дёрнулся, но на его лице красовалась ехидная улыбка. Жаль, что внутри он жутко боялся сказать лишнего, чтобы не наслать на себя гнев начальника. Польша встал, немного отойдя от стола. Он готовился что-то сказать, дрожа от страха, но также сильно желая увидеть реакцию Германа. — Четыре ребёнка вышли у них, да? Австрия и Венгрия, двойняшки. Какой-то там Веймар и… Сам знаешь, Кто. Кажется или нет, но тот пошёл в своего деда, Пруссию. Аж имя говорить противно, но ты пойми жертву. Точнее жертв. Очень много жертв. — Прекрати. — Все немцы удивительным образом похожи друг на друга. Очень. Что Пруссия, что ГИ, что и… Извини, слишком противно произносить его имя. — Что ты хочешь всем этим сказать? — Хочу сказать, что Венгрия ещё ангелочек, по сравнению с тобой. В нём я вижу преданного, милого и доброго венгра, ни для кого не опасного. А вот ты… Ты пошёл характером в свою семью. — Нет. — Да. Ты слишком высокого мнения о себе, как ГИ. Ты слишком властный, как Пруссия. И ты слишком жестокий ко всем, как Третий Рейх… Магия в том, что всеми этими чертами обладает Третий Рейх, как и ты. Ты чудовище, как и он. Германия опустил голову. Он прикусил нижнюю губу, пытаясь не заорать. Пальцы были сомкнуты в кулак. А Польша наконец спокойно выдохнул, высказав всю правду тому в лицо. Он чувствовал себя уверенно и гордо, ибо он единственный, кто осмелился сказать ему это в лицо. Теперь Германия должен расплакаться, показать свою слабость и сдаться. Прямо как ГИ и Рейх. — Ну что ты, Герман, не обижайся на правду, — начал Польска. — Они и правда ебаные ублюдки, и ты таким же и являешься. — Halt die Fotze! — громко крикнул Германия. — Fick dich ins Knie! — Что? — не понял того Польша, но по голосу немца было понятно, что он его обматерил. — Scheisskerl, — обратился к тому Герман, подняв на него голову. На его лице была улыбка, которая не предвещала ничего хорошего. — Что ты там пиздел про меня? — Эм… — Польше нечего было сказать, так как сейчас он не понимал природу эмоций Германии. — Что ты там говорил про моего отца? — Германия отошёл от стола. — На кого я там похож? — Ну… — поляк понял, что слегка переборщил, но сейчас в нём играла гордость. Даже если Герман на него нападёт, это лишь подтвердит его слова. — Ты похож на Рейха. — Ах ты ж… Понятненько, — улыбался Германия, тихо смеясь. — Значит я похож на отца? И что дальше ты мне предъявишь? — То, что ты сейчас безумный. Реально на него похож… — Польска понял, что оказался в очень плохой ситуации. — Подойди ко мне и скажи это ещё раз, — сказал Германия. — Чего? — испугался Польша. Конечно, поляк молодец, что высказался перед ним, но он забыл учесть тот факт, что если Герман на него реально нападёт, то это будет очень больно. Их и остальных стран разделяет целый этаж, поэтому крики и мольбы о помощи Польши вряд ли услышат. А Венгрии вообще повезло, он находится аж на четыре этажа ниже. Зря им дали такое высокое здание, бедного поляка никто не спасёт. — Я сказал, подойди сюда, — повторил Германия. Лицо с улыбкой за пару секунд стало злым. Снова этот пронзительный взгляд. — Нет, не пойду, — сказал Польска, скрестив руки. — Arschloch, — выдал немец, а после не выдержал и ринулся к Польше. От резкого движения Германа поляк автоматически побежал в противоположную сторону. Оба расположились на разных концах стола. Польша не хотел, чтобы его избили, а при виде кулаков Германии он боялся оказаться рядом с ним. Славянин надеялся, что они будут кружить по столу, а после он в подходящий момент убежит в сторону двери. Но Герману не хотелось играть в кошки мышки, поэтому он сразу же бросился за Польшей. Тот не ожидал резкого рывка и не сразу среагировал. Поляк повернул в другую сторону, но немец оказался шустрее и схватил того за воротник. Польска сразу же потерялся, не зная, что делать. Бездействием славянина воспользовался Германия, развернув его в свою сторону, он схватил его двумя руками за шиворот и повалил на стол. Польска очухался только тогда, когда его голова стукнулась об жёсткий стол. Он схватил Германа за руки, пытаясь их убрать, но ни в какую. Лицо немца излучало ярость, из-за губ виднелись его острые зубы. Глаза были настолько напряжены, что казалось, будто сейчас их голубая радужка окрасится кроваво красным. — Как ты смеешь говорить такие вещи о моей семье и обо мне?! — спросил Германия, сильнее сжав ткань рубашки поляка. — Но это чистая правда! — на свои слова Польша получил сильную пощёчину. — За что?! — Откуда ты знаешь, какой у них характер? С каких пор в твоей тупой башке такие мысли?! — с каждым предложением Герман отвешивал тому пощёчину. — Германия, прекрати! — Не смей ничего говорить о них, и никогда не сравнивай меня с ними! Ты меня понял?! — Да! Я тебя понял! — через боль сказал Польша, прикрыв глаза и стиснув зубы. Но гнев немца не утихал, он лишь становился ещё сильнее. Герман не скрывал от себя то, что он хочет что-то сделать с поляком. И тот его прекрасно понимал, и чтобы сильнее его не бесить, не сопротивлялся, ждал, пока тот всё обдумает и примет верное решение. Польше ничего не оставалось делать, как смотреть прямо в лицо Германии. Неожиданно, его губы искривились в улыбке, а после прозвучал тихий смешок. Такое выражение лица намного сильнее пугало поляка. Обезумевший. — Герман? — осторожно позвал Польша. — Нет, я по-другому тебя накажу, — сказал Германия, убрав руки с воротника славянина. — Что?! — испугался Польска. Герман взял поляка за бок и резко перевернул его, чтобы тот встал к нему спиной, а если точнее, раком. Польша пока и не догадывался, что тот удумал на свою больную голову. Он приподнялся на локтях, но сразу после этого немец схватил его за волосы и уткнул щекой прямо в стол. Пока поляк пытался убрать руку Германии, тот свободной рукой начал поглаживать его с талии и до бедер. Поляк не понимал, что он творит, но из-за того, что его крепко впечатало в стол, ему было вдвойне неприятно. Рука Германа сразу же с бедер перешла на его ремень. Послышалось, как щёлкнула бляшка ремня. Поляк и моргнуть не успел, как тот снял с него этот элемент одежды. — Что ты делаешь?! — встревоженно спросил Польша. Он убрал руки с одной руки немца и попытался как-то отобрать у него свой ремень. Но это была его ошибка. Его руки быстро обвили его же ремнём, а затем и застегнули. Польша в панике пытался выбраться, но не получалось. Как Герману удалось так крепко затянуть ремень? Пока поляк отчаянно пытался выбраться, Германия продолжил. Он полез к его ширинке и расстегнул её. Вот тут-то Польша реально запаниковал. Он начал трясти задом, чтобы убрать руки немца фактически со своего паха. Герман, схватив того за край штанов и даже его боксёров, начал неспеша снимать со славянина нижнюю одежду. — Эй! Перестань! Что ты, блядь, творишь?! — кричал Польска. Германия, присев, спустил с него нижнюю часть одежды, а после он поднялся, оглаживая тонкие ноги поляка. Такие действия немца доводили его до мурашек. Глаза расширились, а в голове витали ужасные мысли о том, что сейчас может произойти с Польшей. Не может же он его прямо на рабочем месте изнасиловать. Нет, не может, их услышат. Или не услышат? Разница в целый этаж. Ну хоть кто-то, хотя бы одна страна, пусть поднимется к ним. Германия не такой уж для них опасный… Герман встал ровно, наклонился к Польше и прикрыл тому рот. Его голова была прямо над головой поляка, неровное дыхание немца было отчётливо слышно и ощутимо на его шее. Он почувствовал, как тот упирается в него сзади. — Отпусти! — сквозь его руку сказал Польша, вертя головой, чтобы убрать её со своего лица. — Тише, Поль… Успокойся, — прошептал немец, водя второй рукой вдоль его спины. Его рука остановилась возле задницы поляка, точнее, возле своих штанов, паха, который упирался в Польску. Снова послышался щелчёк. Глаза Польши расширились, на лбу начали появляться капельки пота. Он в страхе начал быстро вертеть головой, двигаться всем телом, чтобы выбраться из-под немца. Он знал, что сейчас произойдёт. Знал, что будет очень-очень больно, причём в самом чувствительном месте. Нет, он не может сейчас стать жертвой сексуального насилия! Германия не может такое с ним сделать! Такого не должно произойти! Поляк начал более агрессивно вырываться, пытался укусить немца за руку, но тот держал крепко. Герману не нравилось такое сопротивление, и чтобы такого не повторилось, он укусил его за шею. Польша закричал в его руку, от сильной боли у него полились слёзы. Он стиснул зубы, чтобы не шуметь, хотя в этот момент шуметь было необходимо. Жаль, что его крик был приглушённым, и то, что это может возбуждать немца. Лучше молчать и придумывать план. Время на исходе. Германия отстранился от шеи поляка, на ней красовался небольшой багровый след от острых зубов. Один из многих, оставленных им на Польске. Немец расстегнул две пуговицы, что закрывали вид на шею и плечи. Этот больной ублюдок хотел снова взглянуть на свои «творения», которые ещё не успели зажить на теле. Послышался тихий, зловещий смешок возле уха Польши. — Господи… — приглушённо сказал поляк, пуская дорожки слёз. Германия легонько поцеловал свежее место укуса. Польска прикрыл глаза, мысленно молясь о том, чтобы тот остановился. Впервые за долгое время он поверил в какое-то чудо, нежели как раньше полагался на свои силы, как его учил Венгрия. Но сейчас он в безвыходной ситуации, а Герман не планирует останавливаться на «простых поцелуйчиках». Сзади немец расстегнул ширинку, поляк почувствовал, как из его штанов выпирает его член, который упирается ему прямо возле очка. — Отпусти! Пожалуйста, не делай этого! Убери руки! — приглушённо кричал Польска, вновь делая попытки выбраться. Германия чувствовал, как ему было страшно, и его это забавляло. Он ещё даже не начал, а поляк уже кричит непонятно из-за чего. Но ничего страшного, сейчас всё будет… Польша знал, как сейчас улыбается Герман. Лукаво, недоброжелательно, чуть показывая свои острые клыки. Эта улыбка напугала бы всех вокруг, теперь её Польша будет видеть в своих кошмарах. Или, в результате сильного страха, он себе выдумал её, а может уже где-то подобную встречал… Уж лучше не сравнивать Германа с кем-либо, а то если поляк представит, то вместо этого немца он будет видеть страну намного ужаснее него. Польска почувствовал, как к его анусу пристроился член Германа. Он был готов снова начать шевелиться, чтобы отвлечь немца… Но Германия вошёл в него. Зрачки Польши резко сузились, острая боль прошлась по всему телу. Он громко закричал, и, не смотря на прикрытый рот, крик был слышен. За ним последовали ещё крики. Герман не останавливался, он входил медленно и неспеша, растягивая этот момент. Немец запрокинул голову назад, томно вздохнув от приятных ощущений внутри поляка. Внутри всё сжималось, что доставляло малый дискомфорт, но в то же время это ему нравилось: как Польша сейчас мучается, как продолжает кричать ему в руку, которая стала мокрой от его слёз. Даже когда Германия вошёл в свою полную длину, тот не переставал кричать, лишь спустя некоторое время сильно стиснул зубы. Ему следует беречь свой голос, ибо он ему ещё пригодится. Польска снова начал бить немца связанными руками по животу, но для него это было лишь простым прикосновением, от которого он просто посмеялся. Герману нечем было заткнуть рот Польше, поэтому придётся пару минут держать его рот закрытым. Трахать его будет немного трудно, но для немца это не было проблемой. Он, держа славянина за рот, встал вместе с ним ровно. Польше было неудобно, зад был зажат между столом и самим немцем, руки сзади связаны, шевелить ими было почти невозможно. Германия запрокинул голову поляка на своё плечо, другую свою руку он положил на его бедро. Польска из-за чужого органа в себе не понимал, что вокруг происходит и в какой он позе, он чувствовал лишь острую боль. Герман сделал первый толчок, долгий, медленный, но грубый. Поляк снова громко простонал от боли, вертя головой в разные стороны. Немцу было приятно, он тихо вздохнул прямо в его ушко. Он понимал, насколько сейчас Польше больно, поэтому решил поддразнить его. Германия кончиками пальцев гладил того по животу. Славянину было щекотно, но эти ощущения не сравнятся с тем, что сейчас тот чувствует у себя в анале. Его стенки сильно сжались, от чего казалось, что член был слишком «большой», будто он сейчас разорвёт поляка. Второй толчок, и острая боль вновь прошлась по телу. Ещё из-за неправильной позы боль исходила из-за спины и живота вдоль, а «поглаживания» немца лишь дразнили Польшу. Он кричал ему в руку, не имея даже возможности стиснуть зубы. Третий толчок, снова боль. Никакого удовольствия это соитие не приносило Польше, лишь страдания, которые будут длится очень долго. Его бесило тёплое дыхание немца, которое иногда прерывалось резкими вздохами от наслаждения. Какого наслаждения? Наслаждения тем, что ему очень приятно двигаться в Польске? Или от того, что славянин страдает, кричит, моля прекратить? А может от того, что Германия наконец сделал это с ним, — овладел его телом. Всё вместе. Ему хорошо от того, что это случилось, хоть поляку сейчас совсем плохо от его движений. Медленные толчки стали резкими, более частыми, но не слишком. Польша начал привыкать к боли, между стонами теперь была разница в пару секунд, так как у него немного получалось сдерживаться. Но со временем крики поляка начали утихать, становится всё более тише, походя на сдержанные стоны*. Это означало, что он выдохся, у него даже нет сил кричать, будто его парализовали и кроме боли он больше ничего не чувствует, кроме яркого света ламп он больше ничего не видит. Германия понял, что теперь он будет менее громко стонать, поэтому убрал руку с его рта. Тот наконец-то мог нормально дышать, наклонив голову вперёд. Но очередной резкий толчок заставил пустить стон, который раздался на весь кабинет. Герман снова поставил Польшу раком, теперь он может продолжить процесс так, как хотел изначально. Он раздвинул ягодицы поляка, наблюдая, как член продолжает с небольшой скоростью двигаться в нём. Польска стиснул зубы, но из него всё равно вырывались стоны. Рук он не чувствовал, те сильно затекли, а из-за того, что стол был высоким, его ноги немного свисали, не касаясь пола. Неожиданно толчки стали менее быстрыми, ибо Германия остановился для того, чтобы развязать Польше руки. Когда руки оказались развязанными, они по началу не слушались поляка, соскользнув со спины на стол, но после Польша выставил их немного вперёд, чтобы как-то придерживаться за стол. Герман вновь продолжил быстро двигаться в нём, поэтому поляка шатало туда-сюда. Польша понимал, что у него нет сил, чтобы сейчас сопротивляться немцу. Его это очень огорчило, и он старался потерпеть до конца. Славянин даже не стискивал зубы, ибо сдерживать свои стоны было бесполезно, так как Герман только их и ждёт с его уст. Жаль, что у Польши было настолько ужасное состояние, что он не мог издать и простого писка, а Германия двигался всё быстрее и интенсивнее. По кабинету теперь были слышны одни шлепки и неровное дыхание немца, которому становилось всё приятнее и приятнее, что предвещало скорый конец мучений Польски. Руки Германа блуждали по телу поляка: по его плечам, талии, спине, бедрам и даже ягодицам, иногда несильно шлёпая их, от чего из славянина вырывались сдержанные: «Ай!». Удивительно, но Польша знал, что немец вот-вот должен закончить, ибо чувствовал, как член того начинает пульсировать. Тихие вздохи Германа начинают меняться на открытые стоны. Польша поджал под себя руки, закрыв своё полностью покрасневшее от пережитого лицо, готовясь к тому, что в него в любой момент могут кончить. Резкий толчок, Германия вошёл во всю длину, запрокинул голову и томно простонал. Польска почувствовал, как внутри него что-то происходит, как что-то растекается по стенкам. Что-то склизкое, липкое, неприятное внутри, его было немного. Ещё один внезапный толчок, которого поляк не ожидал и заставил его айкнуть. В него ещё раз кончили. Герман был абсолютно удовлетворён. Он остался ещё на пару секунд внутри Польши, а потом, после того как восстановил дыхание, вышел из него. Поляк с облегчением вздохнул, когда наконец почувствовал свободу. Польша обессиленно упал со стола, пытаясь восстановить своё дыхание. Он ничем не мог пошевелить, ноги отказывались работать, руки сильно дрожали. Поляк понимал, что сейчас он свободен и может убежать, но состояние тела было настолько ужасное, что ему просто хотелось потерять сознание прямо тут. Ему уже всё равно на то, что будет с ним дальше, самое страшное он уже пережил… Или не пережил. Единственное, что у него получилось, это взглянуть на Германа, который свысока глядел на измученного Польшу. Его глаза были пусты, в них не было ни жалости, ни вины за содеянное. На такое безразличие по отношению к себе Польска сильно разозлился на него, от чего появились силы, чтобы свалить отсюда. Он быстро надел на себя штаны и, даже не успев застегнуть ремень, выбежал из кабинета. Снизу ему было очень больно, но желание убежать от злого Германии было ещё сильнее, поэтому он терпел. Кроме таза болела и левая нога которую слишком сильно сжимали, но это было для поляка маловажно, хоть он чуть не споткнулся на ровном месте. Выйдя из кабинета начальника, чтобы никто не увидел его в таком виде и состоянии, он сразу же забежал в свой. Закрыв дверь, он снова обессиленно упал на пол, скатившись по двери вниз. Томно вздохнув и запрокинув голову назад, из глаз снова потекли слёзы. Чтобы не всхлипывать и не создавать шум, он сильно стиснул зубы. Было слишком больно. Физически и морально. Он не мог поверить тому, что это произошло именно с ним. Польша раньше думал, что такое случается только с девушками, но это произошло и с ним. И это сделал его же начальник, которого он всей душой теперь ненавидит. Поляк взялся за голову, пытаясь узнать, что он сделал не так. Не может же немца так сильно разозлить обычный пиздёж Польски, который он сказал от балды. Так бы он его просто избил, а тут им что-то другое двигало. Польша не догадывался, почему и зачем, но ясно одно — это случилось… Нет, поляк не может это принять. Он не гей, не пидарас, не пидор, нет. Нет! И он не похож на того, кого можно прямо на рабочем месте просто так взять! Он ни в чём не виноват, но на него помимо всего прочего давит чувство стыда, которое только ухудшает его состояние. — За что… — сквозь слёзы спросил у пустоты Польша, опустив голову. Он отполз в угол, поджав под себя ноги и уткнувшись лицом в колени, тихо плача. Раньше он вёл себя как «мужчина», стараясь сдерживать себя и свои эмоции, но в этот момент ему было так горько и больно, что ему необходимо было дать себе волю. Он уверен, что ему станет немного легче, но забыть этот «позор» ему не дано. И не думать о случившемся он не мог, в голову приходили те самые моменты, где он открыто тихо постанывал, которые шли в сопровождении частых шлепков. Ему было отвратно от этого, хотелось сквозь землю провалиться, отмотать время назад и не послушаться тогда Венгрию…***
Польша довольно долго просидел, давясь своими же слезами. Под конец его отпустило, но неприятное чувство вины за что-то никак не покидало бедного поляка. Его сильно тревожило ещё и то, что Германия был рядом, хоть и в своём кабинете, его присутствие рядом с ним сильнее давило на поляка. Работать он не планировал, да и работать сейчас ещё и на имя Германа сильно злило его. От злости он скинул стопки ненужных бумаг на пол, но это ему не помогло, и поднимать их он не собирался. В коридоре послышались чьи-то шаги, но из-за своих всхлипов поляк не услышал их. В дверь кто-то постучал, на что Польша испугался. Он подумал, что это Германия, и в страхе начал отползать назад от двери. К его счастью, в кабинет вошёл Австрия, который сразу увидел испуганного, всего заплаконого и в помятой одежде поляка. — Польша… — с грустью вздохнул Австрия и подошёл к нему, но тот всё равно был напуган и отполз от него. — Польша, спокойно, я Австрия, я не сделаю тебе ничего плохого. Австриец присел, чтобы быть на уровне поляка, немного приблизился к тому и положил руки на его плечи. Польша бегал глазами по нему, пытаясь удостовериться, что это действительно Австрия. Неужели у него настолько помутнел разум, что он не узнает австрийца в лицо? Убедившись, он спокойно выдохнул, крепко обняв Австрию, радуясь хотя бы тому, что это не Герман. — Я рядом, Польша, не волнуйся, — молвил он, гладя поляка по голове, чтобы немного успокоить его. — Он… Он… — заикался Польска, снова вспомнив о немце. — Я знаю, Поль, я знаю, что он сделал, — с сожалением сказал Австрия. — Т-ты всё знаешь?! — испугался Польша, отпрянув от австрийца. — Никому не говори, прошу тебя! — Не скажу, — заверил Австрия, пытаясь встать вместе с поляком. — Ты сейчас как? — Ужасно, — ответил Польша и встал вместе с ним, но ноги до сих пор дрожали. — Почему, зачем… — Просто забудь об этом, прошу, — попросил австриец, положив руку Польски себе на плечо, придерживая его самого. — Пошли, тебе надо домой. — В смысле, уже домой? — со слабой улыбкой спросил Польша, взглянув на приятеля. — Тебе да, домой. Ты сейчас в плохом состоянии, тебе стоит отдохнуть. Я отвезу тебя домой, не бойся. — Я хочу домой… — Ты скоро будешь дома, не волнуйся. Австрия повёл Польшу к лифту. Когда они вышли, поляку стало очень некомфортно, так как за ними в теории может наблюдать Герман. Возможно, у него паранойя, но после изнасилования это вполне оправдано. Или нет. Они быстро спустились на первый этаж. Польша постоянно оглядывался и обнимал себя, боясь, что его кто-то увидит в таком виде и что-то заподозрит. Но пока Австрия рядом с ним, он чувствует себя в безопасности. Они вышли из здания и направились к стоянке. Как Польша помнит, Австрия ходит либо пешком, либо его подвозит Германия, так как они чаще всего живут либо вместе, либо по соседству. Поляку очень сильно не хотелось в таком состоянии ходить по городу, хоть бери и весь город обходи, лишь бы не попадаться никому на глаза. Австриец остановился возле машины Германа, от которой Польше стало немного не по себе. Всё, что связано с этим немцем, немного пугало поляка, так как он думал, что Германия может быть сейчас где-то рядом, а может сейчас и в самой машине. Машина внезапно издала звук, от которого поляк дёрнулся, но это просто австриец разблокировал двери. — Садись, Поль, — сказал Австрия, открыв дверь на задние сиденья. Польша не хотел туда садиться, боялся, сам не зная чего. Австриец, понимая боязнь своего приятеля, решил первым сесть в машину, на сиденье водителя. Поляк удивился, ибо думал, что если Германия его постоянно подвозит, то у Австрии нет водительских прав. Польска немного осмотрел салон, а потом смог сесть. — У тебя разве есть права? — спросил Польша, закрыв за собой двери. — Да, уже давно как. А ещё мне Германия разрешил тебя отвести на своей машине. — Он?! Разрешил? — удивился поляк. — Да, а ещё он сожалеет об… Он понял свою ошибку, но вряд ли ты его простишь… Он просит прощения, не надеясь на него, но он хотя бы вразумился наконец. Им снова займётся его психотерапевт, — говорил Австрия, заведя машину и выезжая со стоянки. — За такое не прощают… — нахмурился поляк. — Этого больше не повторится, я тебя уверяю. — Ага, верю… А что за психотерапевт? — Его личный психотерапевт, который им занимается. Я, конечно, понимаю, агрессию у него сложно отнять, но чтобы Герман был способен на такое преступление… Мы не знали, что у него настолько всё запущено. — Это я виноват, я его разозлил и поплатился за это… — Нет, ты не виноват. Ты ни в чём не виноват. Я не отрицаю, что он это сделал от злости, но это не аргумент. Он сделал это по своему желанию, значит он виноват в этом. Не смей винить себя. — Он собирался меня просто избить, но в один миг он передумал это делать, и сделал ещё хуже… Что заставило его это сделать? Что им двигало? Ты не знаешь? — Нет, не знаю… Но Польше всё равно казалось, что Австрия ему что-то не договаривает. Он теперь видит и в австрийце что-то опасное, будто он был в заговоре с Германом, чтобы навредить невинному поляку. А может эти мысли навеяны паранойей, которая давно преследует Польшу. Что бы там не было, сейчас ему нужно побыстрее оказаться дома, чтобы у него было время подумать. Салон был довольно комфортный и мягкий, и пока Австрия будет везти его домой, а по пути обязательно будут пробки, Польска может пару минут поспать. — «Надеюсь, усну навсегда,» — пронеслось в голове Польши.***
— С тобой точно всё будет хорошо? Может, мне остаться? — спросил Австрия, стоя у входной двери. — Всё нормально. Но скажи, зачем ты забрал мои кухонные ножи? Зачем мне эти пластиковые? Я не буду себя резать, только еду. — Я за тебя беспокоюсь. Ты можешь в один момент… Ладно, не думай об этом. И пытайся себя контролировать. Если что, я всегда на связи. — Хорошо… Австрия, обувшись, открыл дверь и уже уходил, пока его не остановил поляк. — Австри… Можно тебя так называть? — Конечно, как хочешь, — остановился австриец. — Австри… Ты был за одно с ним? — Не понимаю, о чём ты? — Ты помогал ему со мной подружиться? Ты специально отвлекал Венгрию, чтобы Герман был со мной? Австрия молчал. Он хотел что-то сказать, но боялся, ибо сейчас Польша в плохом состоянии, чтобы услышать ответ и потерять доверие к австрийцу. — Ты был с ним за одно? Ты ему помогал? — … Да, помогал. Но только не в этом случае. Я виноват, я не должен был влезать в ваши отношения, и брата не должен был отвлекать. Извини меня. — Тебя я прощаю… Можешь идти. — Удачи тебе, Польша. Tschüss! Австрия скрылся за дверью, а Польша закрыл её на два замка. Теперь он точно в безопасности, один. Поляк последовал на кухню, после слабой истерики у него пересохло горло. Чашечка чая с ромашкой — самое лучшее сейчас. Хотя ему понадобится целый бокал, чтобы успокоиться. Сделав себе горячий чай, он сел за стол и начал разбирать сегодняшний «инцидентик». Он не успокоится, пока не поймёт, кто виноват. Польша не понимал одного: почему он это сделал? Почему он вместо того, чтобы продолжить давать ему довольно сильные пощёчины, взял и изнасиловал его? Ясное дело, что немца разозлило то, что поляк оскорбил его и его семью, но чтобы так отреагировать на слова — уму не постижимо… Несколько недель они вполне себе дружили между собой, но сегодня всё резко поменялось в худшую сторону. Почему именно этот способ «наказать» Польшу?.. Частые посиделки у себя в кабинете, внезапная забота со стороны немца, «случаные» прикосновения к чувствительному телу поляка, преследование, и особенное отношение к славянину. Польска точно не знает, но начинает догадываться, что Германия… Влюблён в него?!.. Это объясняет поведение немца рядом с ним, но если он был действительно влюблён в него, то никогда бы не совершил такую ошибку, которая испортила их отношения напрочь. Тем более, если бы он его по-настоящему любил, то контролировал свои желания, а не покушался на его честь и тело. Он бы не хотел овладеть телом поляка и насиловать его. А может он давно хотел это сделать с Польшей. Он привлекателен и даже он сам это не отрицает, часто хвастаясь этим перед знакомыми и девушками, но чтобы из-за своей внешности прямо изнасиловали… Поляк начинает немного понимать девушек, которые прошли через этот ужас. Но себя было больше всего жалко. — Погодите… Польша давно понял, что Германия — гей, но в его случае он настоящий пидорас. Но если Герман выбрал в качестве своего парня/партнёра именно Польску, то неужели поляк похож на гея?! Его это сильно обидело. Он не может быть геем! Он давно для себя решил, что он гетеросексуал… правда, в момент… «тот самый» момент, который он снова на свою голову вспомнил… ему было тогда очень плохо, он опять вспомнил, как Герман двигался в нём. И как-бы он не пытался от себя это скрыть, но отчасти он чувствовал, как ему было малую часть приятно, когда немец его гладил. Особенно по спине, плавными и довольно нежными движениями заставляя его чаще вздыхать, хоть он бы тогда поклялся себе, что ему было щекотно. Это была уловка, чтобы поляку было приятно и специально на благо утех Германа тот неконтролируемо так вздыхал, когда не мог вообще ничего произнести. Польша держался, пытался, но по его вздохам было понятно, что ему приятно от его действий. Но от резких и частых толчков это походило на стоны боли, хоть Польска под конец процесса уже переставал что-либо чувствовать… То есть, если ему отчасти нравились действия Германа в самом ужасном моменте жизни для поляка, то Польша — гей?* — Нет, ну нет… Нет! — крикнул славянин, от злости разбив чашку, в которой ещё осталось немного чая. Польске снова стало плохо от своих мыслей. Он ненавидит геев, и осознавать тот факт, что ему понравился «половой акт» с Германией… Теперь он ненавидит и себя. Стало тошно от себя и своего тогдашнего поведения. Польша, встав из-за стола и так и не решившись за собой убрать осколки от чашки, пошёл в свою комнату. На краях глаз скопились капельки слёз, всё снова по кругу. Войдя в спальню, он с грохотом упал на кровать, обнял одну из подушек и уткнулся в неё. Он чувствовал, как ткань начинает намокать. Поляк вжался в подушку, специально царапая её. Он отрицал то, что он гей. Нет, он не гей. Это всё Германия виноват, поставил Польшу в неловкое положение, когда он не может контролировать себя. Польска хотел ему отомстить, чтобы он был наказан по закону… Но… Кто его накажет? Никто и подумать не посмеет на Германа. Поляка посчитают за сумашедшего и ему будет вечность припоминать этот «бред». Действительно, кто поверит тому, что Польшу изнасиловал Германия прямо на рабочем месте? В другой стране, тем более это сильно подпортило репутацию их двоих, а поляка особенно. Почему именно Польску? Ладно, запад Европы, они понимающие, но восток… Венгрия. Самый преданный, лучший друг, товарищ, чуть ли не родной брат. Польша ему мог сообщить об этом в первую очередь, правда… Он ярый гомофоб. Поляк боится ему сказать об этом. Если он всё расскажет венгру, то тот может подумать, что он действительно «пидорас» и бросит его одного. Польша больше всего боялся того, что Венгрия отвернётся от него. Он единственный, кто реально поддержит, придёт в трудную минуту и всеми способами постарается развеселить его, даже когда ситуация обречена на ужасный финал. Забота, которую очень ценит поляк в нём, и простые разговоры обо всём на свете, которые с каждым разом всё интереснее и увлекательнее. Польша не хочет это всё потерять в один миг, поэтому… придётся скрывать этот ужасный инцидент от своего лучшего друга. Как бы сложно и больно это ни было скрывать, но ради их же дружбы придётся. Неужели Польше не к кому обратится за поддержкой и помощью? Сейчас он реально остался один, против целой толпы врагов? — Nienawidzę cię, Niemсу.***
Два выходных для Польши прошли серо и непонятно. Он часто начал забываться, теряться во времени. Каждый вечер он считал за утро, ибо начал часто сам по себе отключаться. Поляк не знал, из-за чего именно это происходит, но понимал, что дело связано с тем, что произошло в пятницу. После того случая Польша будто стал другим человеком, замкнутым, обессиленным и запутавшимся в себе. Он до сих пор не понимал природу своих эмоций и чувств. Иногда он плачет без остановки, сам по себе, как только вспоминает те моменты, когда Германия делал грубые толчки, а поляк мог только и делать, что слабо вздыхать на его движения. Зачем он это постоянно вспоминал? Почему не мог просто забыть о таком? А что ему делать одному дома, когда рядом нет поддержки, а просмотр ТВ или зависания в телефон не помогают поднять поляку настроение. За эти выходные он испытал кучу негативных эмоций, в особенности злость, вдобавок с чувством вины. Польшу преследуют мысли о том, что именно он виноват в том, что его изнасиловали. В глубине души он понимает, что он ни коем образом не виновен, даже Австрия ему об этом сказал, а австриец умный и мудрый, дурного не скажет. Но не смотря на его слова, поляк думает иначе. Не стоит отрицать ещё тот факт, что он также винит и Германию за содеянное. Польска раз сто проклинал его, бил свою подушку, представляя, что это Герман, правда, не только подушку, а и другие вещи в доме. И при этом внезапная ярость могла прийти в любой момент. Даже если он находится в ванной, он будет кидать об стену всё, что под руки попадётся. Хорошо, что его любимые духи с запахом вишни не пострадали, а то Польша бы горевал ещё и из-за них. Тем более, эти духи ему подарил Венгрия, даже простой флакончик был в этом момент для него очень ценным, ибо он напоминал ему о нём… Венгрия… В трудные моменты Польши венгр всегда был рядом, даже оставался на несколько дней у него. Те же разговоры на ровном месте, просмотр любимых боевиков с пивом, а вечером можно было погонять вместе в танчики… Поляка это успокаивало, радовало, веселило, но без венгра эти попытки себя занять чем-то были в пустую. Венгрия, не смотря на свой «взрывной характер», был очень хорошим для Польши другом. Конечно, не стоит забывать Чехию и Словакию, которые тоже были неплохими друзьями для него, но венгр был с ним с самого начала, он незаменимый и надёжный. Они никогда не сравнятся с ним… Поляку было больно вспоминать о Венгрии, так как его больше всего сейчас не хватает рядом. Но, как на зло, в голову приходят моменты из тех времён, когда они только начинали дружить, а именно в период советской оккупации Восточной Европы. Поначалу Венгрия был замкнутым и очень агрессивным ко всем, в частности и к Польше. А потом они приехали вместе в Москву, было собрание, но до собрания они встретились и гуляли наедине в каком-то музее. Заговорились, даже во время собрания не закрывали свои рты, а после него им пришлось разойтись… Пока они не пошли на военную подготовку, фактически в армию. Вот тогда они сдружились, прошли вместе через многие сложные и парой абсурдные ситуации. Потом появились Чехия и Словакия, а ещё к ним неожиданно присоединился Украина, правда, уже где-то в 70-х годах, но не в этом суть. Суть в том, что Венгрия наконец раскрылся, и они оба нашли себе новых друзей и приятелей, с кем-то даже помирились… Когда Польша вспоминал моменты из той жизни, то ему становилось ещё хуже. Он хотел рассказать венгру то, что случилось, но боялся, что тот оставит его одного. А если он вдобавок расскажет об этом всем, то поляк останется вообще один без какой либо помощи от кого-либо. Все будут либо за Германию, либо против Польски. Впрочем, оба варианта схожи своими результатами, ибо все будут против славянина и будут доверять только Герману и его грязной лжи. А ЕС вообще может отправить поляка обратно к себе в страну. Члены ЕС всегда должны быть вместе, в том числе и работать всегда вместе в одном месте, лишь два раза в год они могут взять себе отпуск и отправиться к себе на месяц. Но когда страну выгоняют по определённым причинам, то считай, что государство ушло с позором обратно к себе. Это знатно подпортит репутацию Польши перед своей столицей и другими членами ЕС. Поляк не сможет перенести этот огромный стресс, поэтому лучше сидеть и молчать, в следующий раз надо держаться как можно дальше от немца. Жаль, что он не может отказаться от работы его личного секретаря, только через ЕС и только по конкретной причине. А Австрия и не думает спешить занимать его место. И правда, они за одно…***
Воскресенье. Польша, ни о чём не думая, сидел возле окна, глядя на прохожих. У них точно нет никаких проблем, все такие счастливые ходят, болтают о своём, под ручки ходят. Эх, человеческая беззаботная жизнь. Как славянину её сейчас не хватает, просто на один миг оказаться простым рабочим, с семьёй, без семьи, с девушкой или без, — неважно, просто хочется наконец забыть тот позор в пятницу. Хотя, это уже бесполезно, боль так до конца и не прошла, больно трогать свой зад и садиться куда-либо, ибо после частых ударов по заднице очень неприятно, так ещё и сразу в голову приходят те моменты… Фу, противно. Внезапно кто-то постучался в дверь. Польска никого не ждал, а стук был таким громким, что он аж подскочил. Только близкие ему люди могли стучаться в его дверь… — Польша? Ты там? Это был голос Венгрии… Такой… Приятный и заботливый голос. Поляк аккуратно встал со стула и тихонько прошагал к двери, заглянул в глазок и увидел венгра. Тот головой упёрся об дверь, пытаясь что-то услышать внутри квартиры. — Поль? Ты там? Открой, пожалуйста. Польша хотел открыть дверь. Хотел с распростёртыми объятиями поприветствовать друга. Хотел ему всё рассказать, выразиться и объяснить. Но его окутал страх. Вмиг чувство радости превратилось в тревожность, поляк медленно отошёл от двери. — Польша-а, открой! Я знаю, что ты там. Что Польша ему скажет? Что его изнасиловали? А дальше что, венгр начнёт обзывать его пидорасом, говорить, что он сам виноват и бросит его, такого беззащитного на волоске от моральной гибели? За дверью стоит его самый близкий друг, брат, товарищ, единственный, кто может спасти его от опасности и депрессии. Но если поляк всё расскажет, то может его потерять навсегда и жить в одиночестве с позором на всю жизнь. — Польша, что с тобой случилось? Я хочу тебе помочь, впусти меня, прошу! А что, если Венгрия сейчас на него обидится? Он бывает иногда слишком ранимым, поэтому он может обидеться даже на самые безобидные вещи. Он знает, что славянин от него что-то скрывает, а между ними ещё никогда не было секретов. — По-о-ль! Польска попал в капкан. Он не умеет врать, поэтому ситуация безвыходная… Нет, только не надо опять. Польша, только не плачь. Он пытался контролировать себя, часто потирал глаза, но слёзы начали литься уже сами по себе. — Уйди, прошу, уйди… — шептал поляк, сев на диван. — Поль, почему ты мне не открываешь? Это я, Венгрия. Польша поджал под себя ноги, закрыл уши, чтобы не слышать обеспокоенный голос своего друга. Он хочет его впустить, но не может. Страх, боль, слёзы — вот, что сейчас ощущал поляк. Страх за ценную для него дружбу с венгром, за самого венгра. Боль, которую он испытывал все выходные, без поддержки, без венгра. Слёзы от безысходности в ситуации, где любое его действие ставило под угрозу их дружбу. — Польша, это всё из-за Германа? Я знаю, что это всё из-за него, но скажи мне, что случилось. Я же твой друг! — Не могу… — всхлипнул Польша. Сердце бешено колотилось у обоих. У Польши из-за смешанных негативных чувств, из-за страха разрушить долгие узы дружбы. У Венгрии, потому что он боялся за состояние поляка. Раньше такого не было, тот всегда с радостью впускал венгра к себе и всё рассказывал, а тут… Он не догадывался, что могло с ним произойти, но точно знал, что это произошло по вине Германа, никак иначе. Венгрии было стыдно за себя, ибо это он надоумил Польшу поговорить с немцем, а после этого разговора тот замкнулся в себе, не подпуская к себе даже самого близкого человека. — Польша! Пусти, прошу! — Нет… — шептал Польска. — Что он с тобой сделал? Почему ты мне ничего не рассказываешь? — Потому что… — плакал Польша. — Польша! Венгрия продолжал стучаться к нему, пока что-то не пробубнил, чего поляк не понял, а после ушёл. Спустя пару минут Польска не выдержал и выбежал из квартиры, крича имя венгра. Но никто не отозвался. Слишком поздно, он ушёл. Польша в полном разочаровании обратно вошёл в квартиру. Закрыв за собой дверь, он со всей силы ударил её ногой. Было больно, но эта боль не сравнима с тем, что сейчас испытывает поляк. Он очень хотел, чтобы Венгрия пришёл обратно, обнял его, погладил по голове и начал успокаивать его, придумывая разные забавные шутки, чтобы на Польше невольно появилась улыбка. Чтобы слёзы грусти сменились на слёзы радости и смеха. — Почему ты от меня ушёл. Вернись, прошу…***
Понедельник, вечер. Польша по наставлению Австрии не стал ходить на работу, да и сам желания видется со всеми не имел. Особенно с Германией и Венгрией. Как же хорошо, что у поляка есть Австрия, который с помощью Франции и других «важных» государств смогли договориться с ЕС, чтобы Польшу дистанционно подменила его столица. Конечно, никто точно не знает причину, почему славянин не ходит на работу, даже столица. Француз хотел спросил об этом у самого Германа, но тот так и не ответил. Это хорошо, что немец не подаёт виду, и Австрия как всегда вовремя. Интересно, почему никто не смог дозвониться до Польски. Ах, да точно, поляк же специально поставил режим «не беспокоить», да и не так часто он сидел в телефоне, в основном несколько часов лежал в кровати, с грустью вспоминая хорошие моменты с Германом… Которые он готов был сжечь вместе с самим немцем. Жаль, что не может, а так хочется. Хочется ещё Венгрию рядом, но лучше поляк «пару месяцев» помучается, а потом он снова будет в расцвете сил. Эх, Польска всегда был очень оптимистичным, жаль, что иногда это было из жалости к себе. Такое он, к сожалению, никогда не забудет и будет всегда вспоминать это, когда будет думать об этом или даже просто смотреть на Германию. Польша сейчас лежал на диване, глядя в потолок, паралельно слушая мультфильм «Рапунцель». Он не вникал в сюжет, он его толком не знал, и не хотел знать. Ему было всё равно, ему главное было то, чем можно было рушить тишину. Он не любил тишину, она его больше всего бесит, так что хотя бы пару часов телевизор будет работать без остановки просто так. Похоже, за эту неделю он хорошенько раскошелиться за «просмотр» ТВ. Кто-то позвонил ему. Телефон лежал прямо рядом на столике. Высветился контакт «Чехия». Долго он ни с кем не общался, хотя бы одному своему другу он должен ответить и сказать, что с ним всё хорошо. Ага, хорошо ему, ему без них ужасно и скучно. Он решил ответить на вызов. — Да, — сухо сказал Польша. — Польша? Это точно ты? — послышался взволнованный голос Чехии. — Да, это я, Польша. — Да, он ответил мне!.. С тобой точно всё хорошо? Все о тебе беспокоятся, в частности я со Словакией и Венгрией. — Да, я просто немного приболел, не хотел никого заразить… — вздохнул Польска. — «Да-да, пизди дальше, зато сохранишь дружбу.» — Приболел? Серьёзно, ты просто приболел?! — Да, а что? — Нет, просто после того, как ты не открыл Венгрии, то он так забеспокоился о тебе. Начал винить во всём Германа и… Ну… Как тебе сказать… Венгрия, он сегодня… — Что «Венгрия, сегодня»? Он что-то натворил? — привстал с дивана Польша. — Ну, сегодня произошёл неприятный инцидент с венгром и Германом… Что ещё сказать… — Что за инцидент?! Что Венгрия сделал с ним? — Он начал подозревать, что Германия что-то с тобой сделал, избил или что похуже. И вот, сегодня утром он не выдержал и пошёл к Герману и… Произошла драка. — Что… Драка?! Какая ещё драка?! Драка между ним и немцем? Венгрия не пострадал? А Герман? — К сожалению, пострадали оба. Их успели разнять Австрия, Италия и Франция, прямо во время драки и криков. Венгрия сейчас у себя, ему врезали прямо в нос, а ещё спина болит. — Боже… Венгрия… Господи, нет. Вы ему хоть помогли как-то? С ним сейчас всё более менее? — Конечно, помогли. Думаю, всё хорошо, он крепкий, выдержит. А Германия, ну, венгр ударил его по губам и глазу, но с ним тоже должно быть всё хорошо. Это надо было видеть, будто драка двух бойцов ММА. — Не шути так, я вообще-то беспокоюсь за них… Ну, за Венгрию больше. Ох, как же хорошо, что ему не так сильно навредили. — Конечно, хорошо, правда… Есть одна проблема. — Что ещё за проблема? — Ты же знаешь, что ЕС не одобряет поведение Венгрии по отношению к другим государствам. Не очень дружелюбен к остальным. Ему дали условия, и одна из них — не устраивать драки. И вот… — Ну, говори, не тяни, прошу. — Германия решил поговорить с ЕС. Говорил ли он или нет, но от Австрии мы узнали, что Венгрию собираются отправить обратно. — Что… В смысле «обратно»? Я же его просил, не отправлять его обратно. Почему… — Извини, но мы не можем ничего поделать. Герман пострадал из-за него. Мы не знаем, что делать. Даже Австрия не смог его переубедить, а другие никак не хотят заступаться за венгра. Поэтому… Венгрию, к сожалению, отправят обратно. Польша не мог верить своим ушам. Как это? Его лучшего друга отправляют на родину, за тысячи километров от поляка. Это значит, что… они больше никогда не увидятся?.. Нет, Польска этого не вынесет. Он не протянет без венгра и недели. Нет, не сможет. Ему нужен Венгрия, ему нужен лучший друг, его поддержка, защита и опора. Только он по-настоящему сможет защитить его от злых и опасных лап немца. — Нет, он не уедет. — Но нам Австрия сам сказал… — Я сказал, что он никуда не поедет! Я сам лично приду к Германии и снова всё ему выскажу! Мне всё равно, будет ли он на меня кричать или изобьёт. Слышал, мне всё равно! Венгрия — наш друг, и я не дам его в обиду. Если он меня простоянно защищал от хулиганов и других барыг, то и я должен ему помочь, особенно в такой сложной ситуации, где только я смогу переубедить Германа. Хотите, ничего не делайте, но не предпринимайте попыток мне помешать. Я спасу своего друга! — … Л-ладно? Польша, ты точно здоров? — Да, абсолютно здоров. — По тебе этого не скажешь. Ты точно уверен? Может, не надо так сильно рисковать? — Чехия, послушай, однажды он спас меня от злого Союза, который хотел сильно надрать мне зад за то, что я сделал какую-то хуйню, но Венгрия принял удар на себя. Думаешь, я не помню то, что он сделал для меня? Он мой друг. — Точно больной, выпей таблеток. — Мне не нужны таблетки, тогда у Венгрии не было обезболивающего, чтобы принимать на себя удары об стол. И мне не понадобятся.