***
— Герман, что для тебя значит любовь? Давай заменим это слово на «Х». Что же значит этот «Х» по отношению к Польше? — … Я хочу быть рядом с ним, чтобы быть всегда спокойным. Когда я с ним, будто тяжёлый груз с души спадает и даёт вздохнуть полной грудью. … Обычно он со мной холоден и груб, но я знаю, что он совершенно другой. Он добрый, весёлый, мне было интересно слушать его истории, а иногда даже вживую наблюдать за ним. Я хотел бы, чтобы он вёл себя также рядом со мной, как ведёт себя с Венгрией. Я даже начал ревновать… Наверное, я преувеличиваю с ревностью, но мне постоянно хотелось убрать Вена хоть ненадолго, чтобы побыть рядом со своим солнышком… Я очень часто называю его солнышком, любимым диском света, что осветил мою скудную жизнь. … Начало февраля было самым особенным, ибо тогда я впервые с ним сблизился. И как тогда я наконец почувствовал себя кем-то значимым в чьей-то жизни. Где я не был жестоким, злым начальником, не был сыном Рейха и правнуком Пруссии, а простым человеком, у которого есть чувства и эмоции. Чтобы меня не боялись, думая, что я могу быть способен на драку и убийства… Хотя это так и есть, только вместо этого я совершил такую ужасную ошибку… — … Почему ты это сделал? Какое желание завладело твоим разумом, что ты решил так поступить? — … Желание того, чтобы он больше не смел меня сравнивать с отцом. Чтобы не делал из моей семьи кровожадных убийц и приравнивая меня к ним. Чтобы Польша больше не смел и думать о таком. … За это я хотел сделать ему больно, ибо по-другому убедить я его не мог. — Ты уверен, что только из-за этой причины ты хотел таким способом причинить ему боль? — … Меня так взбесило то, что он продолжает думать как-то иначе. Не только он мне напоминал о семье, отчего я принимал все эти оскорбления. А когда Поля повторил точно такое же… Я хотел наорать на него, кричать ему о том, что я не такое чудовище. Я любил его!.. Но он меня нет… И тогда я хотел сделать так, чтобы и он любил меня. Польша должен был быть только моим. И сейчас я не хочу окончательно потерять. Хочу постоянно держать его под присмотром, чтобы не убежал от меня. «— Тот самый импульсивный тип, что стремится к власти над своей жертвой, при этом не хотя ей причинять боль. Германия… Ты мне до боли кого-то напоминаешь».***
— … Ох, Герман, — Австрия обнял немца. — Не переживай ты так, всё будет хорошо. — После уже последней сессии мы сошлись на том, что лучше связаться с Тайванем. У него был опыт с такими, как я, потому я согласился. — С Тайванем? Хм… Опыт с Японской империей и Корейской империей? По сравнению с ЯИ ты тот ещё ангелочек, коим и всегда был для меня. — Австри, я всё понимаю, но давай смотреть правде в глаза — я насильник. Пожалуйста, хватит уже говорить о том, что я самый лучший человек в мире. Мне больно это слышать. — Герман… Дороже тебя у меня никого нет. Ты мой племянник, член семьи. Как я могу считать тебя чудовищем и изгоем?.. Я всегда верил в тебя, и то, что ты признаёшь свою вину и пытаешься исправиться, уже радует меня. Ещё раз повторяю — не считай себя ужасным, только хуже себе сделаешь. — … Я хочу кое-что сказать Польше, но для этого мне нужно успокоиться и собраться с мыслями. Сейчас нам уже пора по домам.***
На следующий день
После гостей, что после появления Германии сразу же покинули дом, Польша проснулся довольно поздно — аж в десять утра. Для него это очень много, а так как его больничный заканчивается с 23-его марта, то ему стоит менять режим. За этот месяц он давненько не сидел за своим любимым рабочим столом, компьютером и не болтал со своим «любимым» парламентом. Хорошо, что в его отсутствие не происходило ничего важного, а то Варшава сразу же побеспокоил поляка. Венгрия был по прежнему поглощён в свою работу, так как между оппозицией и партиями происходили конфликты, которые мог урегулировать только государство (его-то точно послушают). Польша не хотел вновь тревожить друзей, поэтому продолжил скучать в своей комнате, время от времени играя с щенком. Когда уже рабочий день подошёл к концу, в квартиру пришёл Германия, которого встретил Лютер, что весь день игрался с Польской, а сейчас требует внимание от второго хозяина. Поляк успел закрыться у себя и решил посидеть на балконе. Но не тут-то было, как всегда. Через время к нему постучался Германия, но на этот раз тихо и аккуратно, а то обычно стучал так, что инфаркт можно было получить. Хорошо, что дверь на балкон была открыта. — Поль, можно мне с тобой поговорить? — раздался взволнованный голос Германа. — Я немного хочу с тобой побыть… Нам двоим очень тяжело сейчас, но позволь мне хотя бы сейчас с тобой спокойно поговорить. Поляк удивился такому предложению и вот-вот хотел отказать ему, но его резко передёрнуло. О чём он хочет поговорить? Молить прощения? Польска его не простит никогда. Но интуиция говорила, что немца всё же нужно впустить, ради благ обоих. Может, и по другой причине. Например, о работе, как они теперь будут работать после инцидента. Самому поляку интересно узнать, как он будет себя чувствовать и вести, но это уж точно не будет здорово. Польша с неохотой впустил Германию, но сразу же отошёл от него. Взглядом он уже выбрал предметы, с помощью которых он, возможно, будет защищаться. Но Герман не подавал никаких намёков на плохие намерения, а скорее на своё плохое состояние. Сейчас он был то ли уставшим, то ли сильно опечаленным после приёма с Швейцарией. Поляку интересно, как всё прошло, но лезть с вопросами он не делал из принципа. — Ну, и о чём же ты хочешь со мной поговорить? — спросил Польска, презрительно смотря на немца. Тот, молча сев в кресло, продолжил разглядывать соседа. Ему важно заметить его состояние сейчас, чтобы подобрать нужные слова. Поляк, естественно, плохо себя чувствует рядом с ним, но в данный момент он чувствует себя более менее нормально. Стоит продолжать в той же спокойной обстановке, а то и лучше не затрагивать тему, о которой хочет сказать Германия. — … Поль, я понимаю, что сейчас извинения тебе — ничто, и ты даже не хочешь их слушать. Но я больше так не могу… Мне так грустно видеть тебя будто потерянного, серого и расстроенного. Я так же прекрасно понимаю, что это моя вина, и я полностью беру на себя ответственность за тот ужасный поступок… Я не стану перед тобой оправдываться, ибо смысла это не имеет… Но имей ввиду то, что я всегда желаю тебе только счастья. Правда, я хочу, чтобы ты был самым счастливым человеком в мире. Чтобы ты всё такой же яркий и весёлый гулял с друзьями; каждое утро просыпался с той мыслью, что сегодня тебя ждёт что-то необыкновенное и интересное, а не с тем, что рядом с тобой живёт полный мудак. … Я хочу тебе сказать, что я больше никогда не сделаю тебе больно. Делая тебе больно, я больше врежу себе. Теперь больше такого не повториться, я тебе обещаю. … Выбор за тобой, ненавидеть меня или простить. Но пообещай мне одно… Не просто мне, но и себе самому — пойди к Швейцарии. Мне он, к сожалению, не может помочь, да и никто не сможет… Но тебе он обязательно поможет. Лучше него, разве что, может быть пьяный Венгрия, что начинает философствовать. … Надеюсь, ты меня услышал. Теперь я не стану тебя тревожить… Ещё раз, приношу свои извинения за всё случившееся и за то, что я доставил тебе столько проблем Германия высказался. Это не было сказано от всей души, ибо он не мог рассказать всё, что думает и чувствует. Он не хочет снова своими словами ранить Польшу, потому будет обязан держать всё в себе. Он будет сильнее вредить себе, но зная, что делает это во благо поляка. Герман сам не знает, что именно чувствует к этому растерянному солнышку в его жизни. Он будет стараться найти ответ, правда, немец с болью думает о том, что вскоре потеряет к нему интерес. Но точно не сейчас, и точно не в ближайшее время. Он застрял в его сердце так, что никто не сможет его оттуда достать. После недолгой паузы Герман вышел из комнаты. Польша продолжал сидеть в полном шоке, смотря на дверь, за которой скрылся немец. Он и в жизни не мог подумать, что такой самодовольный человек извинится перед ним за свои грехи. Даже Венгрия не извиняется за многие свои поступки, но такое действие от Германии слишком странное. И естественно, что поляк его ни за что не простит. Это попросту невозможно. Слишком больно он ему сделал, что и через год такой ужасной поступок не забудет… к большому сожалению. Но в то же время его мучало чувство вины. Он не знает, почему ему стало его только что жалко. За что его жалеть? Только при одном чувстве сочувствия к Герману Польша начал сам на себя злиться, пытаясь подавить в себе его. Благо он понимал, что за такое нельзя никогда прощать, это очень неправильный, ужасный поступок, для которого пустые извинения не нужны. Польша не должен прощать его. — … Сукин ты сын, — тихо промолвил поляк, опустив голову и схватившись за неё. — Почему мне тебя чертовски жалко?..***
Через небольшое время к ним пришёл Австрия. Он посидел с Германией, причём оба они не выходили из комнаты очень долго. Обычно Герман ходит то в коридор, то на кухню, то на балкон, то в гостиной сидит, а тут всё время у себя сидит. Даже Лютеру было интересно, что там с хозяином, но ему не открыли. Пришлось ему играться в комнате Польши, зато второй хозяин рядом. Но уже под самую ночь Австрия решил заглянуть к Польске. Сказал, что ненадолго, а на деле он целый час рассказывал о том, что происходило у них на работе в течении недели. Оказывается, что поляк не пропустил ничего примечательного, если его не волнует личное мнение Франции по поводу выборов в РФ. — Эх, — устало вздохнул Австри после рассказа. — … Ты почему Германа обидел? — Что? — удивился Польша. — Не обижал я его, да и если бы обидел, то он это заслужил. — Да, но почему тогда он плакал? — Плакал?! Польша был в шоке. Не то, что ему сильнее стало жаль немца. Ему было смешно от этого. Германия же известен тем, что не проявляет грустных эмоций, а тут он плакал. Даже не верится. — Я пришёл, а он весь в слезах. — Он что, ударился мизинцем и плачет из-за этого? — посмеялся Польска. — Польша, — серьёзным тоном обратился австриец. — Ты имеешь полное право его ненавидеть, но прекрати уже над ним издеваться. Ты прекрасно знаешь, что ты больше всех можешь сделать ему больно даже простым словом. Не делай больше так. — Я просто пошутил. — … Поля, ты не замечаешь, насколько стал агрессивным? — Ну… Бывает иногда. — Иногда? Ты сам меня позавчера оскорбил! Да и не только меня. — Это было только позавчера. — Да не в этом дне суть!.. — Австрия тяжело вздохнул. — Швейцария уже в Брюсселе… Но он мне сообщил, что не сможет лечить Германа дальше. И я его понимаю, ибо так невозможно работать. Как никак, они родственники друг другу. — И поэтому ты меня посылаешь к родственнику Германии, чтобы он меня «вылечил»? Дай угадаю, лечение будет, а-ля «Прости Германа и будешь жить с ним вместе и прекрасно!». — … Польша, Швейцария, к твоему несчастью, является опытным психиатром. Он практически вылечил Франца, что так страдал от «любви» к Британии, наладил семейные отношения между Сербией и Хорватией, и другим очень сильно помог. Он не желает ни Герману, ни тебе ничего плохого. Считать его плохим только потому, что он является нашим родственником, очень неразумно. — Он же Германа вылечить не может, да и Франц до сих пор твердит о том, чтобы Британия к нему вернулся. Какой из него врач? — Если ты так сильно хочешь узнать ответ, то иди и напрямую спроси у Швейцарии. Хотя, ты и не получишь ответа вовсе, ибо он соблюдает врачебную тайну. — Зато ты её нарушаешь, — усмехнулся поляк, на что получил раздражённо: «Поля!». — Ладно-ладно, я стебусь. — … В любом случае, Швейцария приехал сюда ради тебя. Он, вернее, мы все хотим тебе помочь, но особенно Герман. Он же тебе во всём признался… Германия никогда не хотел причинить тебе зла и хочет исправить свою ошибку. Пожалуйста, пойди к Швейцарии. Хотя бы ради себя самого… и Венгрии. Польша давно думал о том, как записаться к Швейцарии, но ему определённо мешала боязнь перед психотерапией. Не просто сам процесс, а то, как будет вести себя швейцарец и как самому адекватно себя вести. Честно, он даже вживую его не видел. Да и сам поляк не до конца понимал, по какой проблеме стоит обращаться: как жертва изнасилования или как слишком агрессивный тип личности? Но если ему говорят, что он в последнее время начал на всех орать без причины, при этом сам этого не замечая, то скорее надо лечить его от импульсивной агрессии. — Ладно, я потом с ним поговорю. Вижу, что из-за меня самого Польшу выгонят из Евросоюза.***
23-его марта, ровно спустя месяц больничного, Польша должен вставать на работу. Он уже не привык так рано просыпаться, а именно в семь утра, чтобы всё успеть. Благо Германия ему никак не мешал проводить свои ванные процедуры. Даже позавтракать дал в одиночку, а не как обычно рядом сидеть и пытаться завязать разговор. Уже возле штаб-квартиры ЕС Польша вспомнил, что он так и не смог написать объяснительную. — … Сука!!! Как он мог забыть про банальную бумажку, которую написать можно было за несколько секунд? Вероятнее всего, его мысли были заняты тем, как скорее прикончить Германию. И сейчас это желание возросло до небес. При этом сам Евросоюз ни разу не позвонил поляку и не поинтересовался. Он знает, что организация не совсем доволен его поведением, но ради приличия мог хотя бы про заяву спросить. Теперь с самого утра у Польши не выдалось настроение, и он обязательно его снесёт на своего вице-президента или на кого-нибудь из ЕС. Первым делом Польске нужно было прийти к ЕС, чтобы тот хотя бы знал о его присутствии на рабочем месте, а также и дать ему ключи от кабинета. К счастью, он давно привык к Союзу и не боялся к нему зайти, ибо был частым гостем из-за своего ведения политики, а благодаря своему любимому парламенту с ним можно было устраивать целые чаепития. Это, конечно, шутки, но по-другому это не объяснить. Стоя перед дверьми в кабинет ЕС, который являлся самым главным в штабе, он без раздумий вошёл. За столом сидел расслабленный ЕС, что резко напрягся после прихода Польши. По его хмурому взгляду было ясно, что он очень чем-то недоволен. «— Только не заявка, прошу, только не она, » — пронеслось в голове поляка. — Добро пожаловать, Польша, — холодным тоном поздоровался ЕС. — Надеюсь, ты успел отдохнуть и выздороветь за этот месяц. — Да, больничный… — поляк выглядел неуверенно, ибо он даже не знает, что ему будет за отсутствие простой бумажки для чертовой бюрократии. — Я благодарен тебе за то, что ты незамедлительно написал заявление о больничном. Раньше ты всегда медлил, а сейчас наконец смог исправиться. — А? Славянин сильно удивился. Он не помнит, как в выходные и рабочую неделю успел её написать, ибо даже не знал, по какой причине он будет нетрудоспособным. Может, он перепутал? Да быть такого не может. — Заявление о больничном, то есть о продлении отпуска с 23-его февраля по март этого числа. Также прилагается листок нетрудоспособности, подписанный Швейцарией. Но так как Швейцария удосужился приехать только на прошлой неделе, у тебя не было достаточно времени выздороветь. К сожалению, вновь продлить «отпуск» не получится. — … Да, о продлении отпуска… «— Кто посмел от моего лица написать заявление, так ещё и уговорить Швейцарию подписать документ? Это точно Германия, никто другой. Вот так и работает бюрократия в Евросоюзе между государствами. Удивлён, как тут ещё коррупция не прошла. Хотя… » — задумался поляк, но Евросоюз это заметил и хлопнул, испугав его. — Тебе пора приступать к работе. Варшава уже приступил к своим обязанностям, а тебе уже стоит серьёзно поговорить со своим парламентом, пока нам не пришлось ввести против вас санкции. — Какие ещё санкции?! — Из-за ваших судовых реформ, что противоречат 7 статье Договора о ЕС, — Союз продолжал едко улыбаться, часто так показывая свою злость и презрение. — Помимо миллионов евро в день, тебе придётся урезать зарплату. Не понимаю, за что тебе её недавно подняли. — Мне ещё и зарплату подняли?.. Я обязательно обговорю этот момент с президентом и министром иностранных дел. — Да и не только. Настолько Польша не любит немцев, что просит новые репарации в триллионах злотых, то есть миллиарды долларов. Как Германия тогда обрадовался, слов нет. Если Евросоюз заявляет, что Германия «так сильно обрадовался», говоря при этом с улыбкой, то Герман на самом деле был очень сильно зол. Польше иногда хочется сделать так, чтобы он смог хотя бы на день закрыть всему своему правительству рот. Жаль, что это только его мечты. — Можешь приступать к работе. Желаю хорошего рабочего дня. У меня и так дел много из-за Британии, что бесится из-за попытки покушения на семью Скрипаля.***
Конец рабочего дня
На протяжении работы Германия вовсе не вызывал к себе Польшу. Они даже не смогли обсудить вопрос о репарациях, что запросил один из польских депутатов. Зато Польска смог спокойно обговорить тему о санкциях из-за судовых реформ ещё 2017 года. Министр иностранных дел Польши Яцек Чапутович в итоге попросил Европейскую комиссию прекратить использование статьи 7 Договора о Европейском Союзе против нации в обмен на поправки к предложенным спорным судебным реформам. 7-ая и 2-ая статьи Договора о ЕС поляк больше всего ненавидел, ибо это означало фактическое исключение из Европейского союза. Можно сказать, именно у Польши и Венгрии была такая уникальная возможность вылететь из Союза. Уже не раз они обговаривали эту тему и все риски, потому договорились вести себя жёстко по отношению со своими парламентами. Посмотрим, как поляк сможет выйти сухим из воды, ибо санкции могут ввести до конца этой недели, а ему дали всего один день на попытку договорённости. После рабочего дня Польска сразу же пошёл к Венгрии, у которого дела успели наладиться. Возможно, он врёт и на самом деле проблемы одни и те же, но ситуация стала более уравновешенной. У Чехии и Словакии как всегда всё хорошо, потому им всегда приходится ждать поляка и венгра. Сегодня пятница, последний день недели, потому они вчетвером, по традиции, пойти и отдохнуть в каком-нибудь баре. Но сегодня не их день, ибо Польша сильно устал. У него сейчас желание прийти домой, поужинать и сразу спать. Его друзья расстроились, а без него идти в бар вообще не хочется. Они решили прогуляться до дома поляка, но случилось как всегда: Чехия увидел кафе-мороженое и затянул туда всех. Пообщались о политике, жизни, и обязательно обсудили … Когда Польша пришёл домой, то к нему сразу же подбежал Лютер, что начал от радости прыгать на него. Похоже, это единственное, что заставило поляка радостно улыбнуться. — Что такое? Скучал по мне? — спросил Польска и поднял щенка на руки, а тот радостно его облизывал. — Оставили тебя одного, да? Ничего, теперь мы два дня будем вместе. Не хочешь завтра увидеть Венгрию? А чеха, словака? Ты моя радость маленькая. Разувшись, Польша прошёл в гостиную и положил Лютера, который сразу же набросился на лежащую игрушку на полу. Поляк, сняв с себя ветровку, сразу же почувствовал усталость. Ему даже не хочется сейчас готовить для себя, но если он не поест, то он и вовсе не уснёт. Придя на кухню, он застал там Германию, что приготовил себе ужин. Но, судя по двум тарелкам с одинаковыми блюдами, он приготовил ещё и на Польшу. Немец не раз так делал, будто он таким способом хочет подружиться с Польской. То, что доверие поляка лежит через его желудок — это метафора Чехии, а вот через печень с помощью алкоголя — Венгрии. Герман, увидев Польшу, сразу же подошёл к нему с тарелкой супа-пюре. Славянин перевёл свой невозмутимый взгляд с тарелки на немца. — Знаешь, каково моё желание сейчас кинуть эту тарелку на пол? — язвительно произнёс Польша, прищурив глаза. — А ты знаешь, каково будет моё желание избить тебя? — с таким же выражением лица сказал Германия. — … Вероятно, такое же сильное, — ответил поляк и через силу взял тарелку супа. Придётся Польше и этот ужин провести с Германом. Оба сели за стол и приступили к трапезе, по крайней мере славянин пытался как можно быстрее всё съесть и пойти в свою комнату. Но немец точно хотел завязать с ним разговор. — Думаю, что ты уже знаешь, что Меркель посетила недавно твоё государство, — начал Германия. — Как всегда, пытаемся добиться мира и понимания с вами… — Мне кажется, что из-за «Северного потока — 2» вы хотите добиться мира с Россией, — с презрением буркнул поляк, глядя в тарелку. — И не преплетай меня к тем судебным реформам. Голова от них уже болит. — Как скажешь. Надеюсь, что вы примете верное решение. … Надеюсь, что в Венгрии Орбан не победит. Он меня так сильно бесит. — И не говори. Сам Венгрия боится, что из-за этого «диктатора» его выгонят с Евросоюза. Вен у нас чуть ли не зек с целыми тремя нарушениями договора ЕС. Словакия ему на третьем юбилейном сделал тату маркером… — Польша понял, что слишком заговорился перед немцем. — Ещё Орбан умудряется сравнивать Сингапур и Россию, — посмеялся Герман. — Все уже знают его причастность коррупции и его обогащение. А вот с Веном почему-то жадина-говядина. — Жадина-свинина он. Ты видел его морду в 2001 и сейчас?.. Так, ладно, хватит. Я хочу поужинать и спать. — … Не избегай со мной диалога. — Слушай, ты можешь дать мне нормально поесть хоть раз в жизни? Ты уже заколебал мне трепать мозги со своими разговорами. Разве так сложно помолчать хоть пять минут?! Наступило гнетущее молчание, где Герман себя очень неловко чувствовал. Его взгляд вмиг погрустнел и уставился в свою тарелку, из которой он наконец начал есть. Польша же на пару секунд обрёл спокойствие и любимую тишину. Правда, вскоре к нему вновь пришло ненавистное чувство вины за свои слова. Он же просто высказал своё недовольство, так в чём проблема? Но это чувство не покинет поляка, пока он не извинится, а делать этого он не просто не хочет, но и вовсе не может. Из-за этого он также не может нормально начать есть суп, который приготовил Герман. Да что ж такое? — … Ладно, я виноват, не бери все слова в серьёз. Я просто хочу поесть. Но немец будто и не услышал этого, что слегка взбесило Польску. — Эй, я вообще-то признал свою вину. Герман? — но тот даже не шевельнулся. — Германия? Оглох что ли? Скажи что-нибудь. … Германия, не зли меня. Ладно, хорошо, я извиняюсь за своё поведение. Доволен? Герман только поднял голову, смотря на Польшу тусклым холодным взглядом. Раньше этот взгляд мог бы напугать Словакию или Францию, но поляк видит долю печали в этих глазах. — Герман, ну, ты как маленький! Хватит на меня обижаться! — взбесился Польша. Внезапно славянина резко передёрнуло. Он осознал, что начал всё чаще злиться на немца и раздражаться при нём. Всё бы ничего, но он даже не понял того, что раньше он его до жути боялся. Особенно в первые дни, когда они начали жить вместе. Польша помнил, как когда Герман начал приближаться к двери, то его резко бросало в тревогу. А сейчас он без какого-либо опасения смеет повышать на него голос и критиковать его. Кажется, что Польша наконец сблизился с Германией, правда, не в хорошем для обоих ключе. — … Польша, ты не должен извиняться. Я же молчу, как ты и просил ранее, — ответил Герман, продолжая ужинать. — На это разрешаю отвечать… — тихо сказал поляк. — … Что решил по поводу Швейцарии? Он тебя ждёт. — Поговорил с ним во время перерыва, договорились всё в воскресенье обсудить. А почему ты у него больше не лечишься? — … Потому что он мой родственник, ты это знаешь. И он не может меня нормально лечить. Не хочу об этом говорить… Порекомендовали Тайвань. Когда у него будет свободное время, тогда и обращусь. А так только на советы Австрии и надеяться… — … И ты думаешь, что он и меня вылечит? — Ты жертва, он имел с этим опыт. — Имел опыт?! Кого там ещё это самое… ты понял! — Ну, не с самим изнасилованием, а опыт с абьюзивными отношениями, порой даже очень сложными. Я уверен, что тебе он сможет помочь. Да и не только в этом дело… Ты стал очень агрессивным. Не по отношению ко мне, а и к другим. Боюсь, что ты со всеми перессоришься, а потом станешь изгоем, как некоторые. — Некоторые? Как Венгрия? Но… Ладно, я не могу этого скрывать, ты прав. Почему-то ты впервые оказался прав. — … Не пойми меня неправильно, но я всё равно беспокоюсь за тебя. Я знаю, что тебе не нужны мои сожаления и прочие сопереживания. Знай, если тебе плохо или некомфортно, я не буду обижаться и попытаюсь хоть как-то войти в твоё положение, как бы сложно мне ни было. — Хватит передо мной постоянно объясняться и всячески извиняться. Мне это тоже не нужно. — … Я тебя понял. Дальше они продолжили есть в тишине. Польшу сильно бесило то, что после этого Герман ведёт себя уж слишком печально и мрачно, причём в грустном оттенке. Он прекрасно понимал, что это из-за него. Даже если Германия делает это не специально, всё равно бесит. «— Будь проклят тот, кто научил меня к сочувствию к таким мудакам, как Германия».***
После ужина Польша не мог уснуть. Даже рядом спящий Лютер никак его не убеждал в том, что уже довольно поздно. Пёсику уж точно на всё происходящее в мире всё равно, а вот у его хозяина уйма проблем. Даже сейчас ему тяжело, ибо из-за частой бессонницы он вспоминал последние события за месяц больничного. Итоги были печальными, как и сам Германия сейчас: к Швейцарии так и не сходил, сбил свой режим, в первые дни вёл себя как плакса, а теперь для всего ЕС он истерик. Собственное правительство ставит его в очень опасное положение в Евросоюзе, которое может повлечь за собой полное исключение из его состава. Успокаивало лишь то, что Венгрия ведь как-то состоит в нём, значит до такого не должно дойти. Польска понял, что с таким состоянием, что у него ничего не болит, а тело ломит, он не уснёт. В таких случаях ему часто помогал алкоголь, да крепкий, чтобы он побыстрее смог уснуть в кровати в удобной позе. Конечно, на следующий день была такая же история, но ночью он хотя бы мог поспать. Не выдерживая больше сильный дискомфорт, Польша встал, при этом приказав Лютеру спать дальше, вернее, сидеть. Тот сначала не понял и хотел пойти за ним, но поляк убедил его сидеть своим злым выражением лица. После чего поляк пошёл на кухню, надеясь, что у него осталось хотя бы пиво в холодильнике. Но придя на кухню он увидел незакрытый шкафчик, в котором обнаружился коньяк Германии, который немец пил буквально пару раз. Тут Польша задумался: пить ли без разрешения или же мучаться с ломкой всего тела? Выбор пал на первое. Тихо достав стеклянную бутылку и рюмку под коньяк (снова же Германа) Польска сел за стол. Его всё равно мучали сомнения по поводу того, что коньяк ему поможет. Но что ему терять? Германия же хочет «извиниться», значит и это простит ему. Польша понимает, что он назло пользуется этим, и хоть это неправильно, ему нравится получать из всего выгоду. Чуть-чуть налив в рюмку, он, выдохнув, сделал первый глоток. Было горько, но в то же время приятно горячо в горле. Давно он не чувствовал такого, ибо от пива совсем не те ощущения. Но вкуса он не почувствовал, так как помнил, что однажды из-за коньяка он сильно обжёг свою слизистую. Повторив глоток, при этом немного подержав напиток во рту, он наконец ощутил приятный вкус, напоминающий ореховый. Ещё и запах настолько приятный, что заставляет мозг наконец расслабиться. Из-за коньяка в голове начались всплывать моменты, когда Герман ещё только пытался понравиться Польске. А как поляк запомнил тот день, когда тот приходил к нему домой, кормил, впервые болтали не о политике, а о друг друге. Возможно, Польше тогда было действительно приятно то, как немец себя вёл. У всех он угрюмый строгий начальник, а у него будто подросток, что впервые пытается подружиться с тем, кому испытывает непростые чувства… Всё так резко поменялось. Поляк даже не знает, почему он это сделал. Почему он смог совершить такое преступление против того, кого якобы «любил». Разве такое возможно? Это настоящая дикость. Кажется, в этом и было желание Германии изначально: просто использовать Польшу, да чтобы не сопротивлялся этому. Но Польска не такой, совсем неудобный. Тогда почему Герман до сих пор не отстаёт от него? Неужели вновь хочет это повторить?.. Дальше мысли Польши поплыли и стали слишком запутанными. То немец плохой, то немец сам запутался в себе, то он вообще любит, но не умеет это правильно выражать. Состояние уже было более расслабленное и уже тянуло в сон. Поляк бы заснул, но из-за дискомфорта от ломки тела не дало это окончательно сделать. Вдруг в коридоре раздались шаги, которые славянин не услышал. Германия шёл прямо на кухню, а там он увидел полуспящего поляка, что всё ещё сидел, положив руку под щеку. Немец недоумевал, что тут произошло, пока он спал. Всё же он заметил, что половина его коньяка теперь в теле этого полуживого идиота. Но такое состояние Польши всегда веселило Германа. Он и не мог подумать о том, что пьяный поляк может быть настолько милым, а порой и весёлым. Помнится момент, когда он относил Польску после бара домой, а тот увидел котика, отчего его внимание и тяга была переключена не на бутылку ликёра, а на котика. Герман еле как закинул славянина в машину, а тот всё хотел забрать кота с собой, даже если у того уже был хозяин. Вот в тот вечер немец впервые задумался о том, как им в будущем завести собачку, а может и котика. Но сейчас у них есть одно счастье — Лютер, что так сильно радует и веселит раненую душу Польши. Германия решил подойти к пьянице, стараясь не напугать его. Он максимально тихо и аккуратно закрыл и положил коньяк на место, а после хотел забрать и рюмку. К сожалению, на рюмке Польша приоткрыл глаза и, не поворачивая голову, косо взглянул на немца. — Что такое?.. — промычал Польска. — Что ты тут делаешь? — Три часа ночи, Польша. Спать пора, а не распивать мой коньяк, — шёпотом говорил Герман и встал возле поляка. — Чего не спишь? — Ммм… Тело ломит, очень сильно, — протянул Польша, потянувшись и кинув руки на стол. — Тяжело очень, коньяк еле как помогает. — Тело ломит?.. Может, тебе сделать массаж? Где больше всего болит? — Не трогай меня, извращенец… Плечи, спина, ноги, руки… Но Германия на этот раз не послушался его. Сперва он положил руки на его плечи, ожидая реакции, которой не последовало. Это так он подумал, а на деле Польша полностью раскрыл глаза от такого резкого действия. После Герман начал легонько поглаживать плечи, отчего поляк раскраснел. Ему это не нравится, а сильно смущает, тем более он не понимает, как нужно себя сейчас вести. Алкоголь не даёт ему нормально повернуть голову, а поглаживания всё больше заставляют его погрузиться в сон. Да, ему сейчас приятно, но явно не от того, что это делает именно немец. Его лёгкие движения были чуть ли не по всех плечах и всей спине, особенно в зоне лопаток, что больше всего болели. Удивительно, что оба на вид спокойны, хоть внутри они испытывают смешанные эмоции. Польша не знает, что делать, ибо ему становится легче, когда давят на конкретные зоны. Германия же понимает, что тому очень неловко, но с другой стороны он хочет помочь ему, чтобы тот наконец уснул… И это также была возможность наконец-то прикоснуться к нему. Было бы лучше без футболки на Польске, но он до такого боится доходить. Дальше немец принялся несильно растирать спину. Раньше массаж спины ему делал Австрия, и тот на всякий случай решил научить его этому. Как видно, сильно пригодилось. После подготовки Германия наконец начал разминать кожу поляка, пока тот, сложив руки и положив на них голову, спрятал своё лицо. «— Знаешь мои уязвимые места и прекрасно этим пользуешься, скотина, » — подумал Польша, закрыв глаза. Герман не мог сделать полноценный массаж из-за положения Польски, потому ждал, пока тот окончательно уснёт под лёгкие поглаживания. Через пару минут славянин погрузился в сон. Чтобы убедиться, немец слабо тыкнул в его щёчку — ноль реакции. Значит, наконец-то успокоился и уснул. Подождав ещё некоторое время, он повторил действия, а после наклонил Польшу в сторону. Похоже, он крепко спит, что даже не чувствует, как его трогают. Германия заставил спящего откинуться на спинку стула, чтобы осторожно взять того на руки. Лицо Польски напряглось, но тот всё ещё не проснулся. Герман понёс того обратно в комнату, которая, к счастью, не была закрыта. На кровати до сих пор в одеяльце лежал Лютер, что при виде хозяев сразу же проснулся. Немец уложил Польшу на кровать рядом с щенком, а сам сел рядом. Он не решился продолжать массаж, ибо может его разбудить. Не хочется, чтобы такое нежное личико сменилось на злое, что постоянно орёт на всех. Когда Польша спит или пьян, то он выглядит намного добрее. Поляк, возможно, не чувствовал взгляд Германа на себе, ибо тот смотрел четко на его лицо. Сейчас оно казалось особенно приятным, даже привлекательным. Тот самый тихий, невинный и ненаглядный Польша. … Германии всегда нравится такой тип людей: снаружи они сильные и смелые, а внутри они всегда такие милые и стеснительные. Поляк был таким. За этот месяц немец точно в этом убедился. Иногда хочется не отходить от него ни на секунду, а быть рядом, слышать его смех, слышать его радостный голос… но этого больше не будет. Губы Польски больше всего привлекали интерес и желание. Они такие нежные, тонкие, тёмные… Не хватит слов, чтобы описать их сейчас. Но для Германа они манящие. Так и хочется к ним вновь прикоснуться, как в зале собраний… Не выдержав, он накрыл уста Польши своими. Это был лёгонький поцелуй, не более, чем прикосновение губ. На большее немец не посмел так поступать с слишком уязвимым поляком. Просто последний поцелуй. Отстав от того, Германия встал, погладил Лютера на ночь и вышел из комнаты. Он мигом направился в свою, а затем кинулся на кровать, закутавшись в одеяло. Эту ночь Герману предстоит вновь провести в слезах, в глубине души надеясь, что это не конец.