***
После того, как самолёт в Испанию вылетел, Польша начал готовиться к своему рейсу. Лютер уже не маленький, чтобы его можно было спрятаться в кофте, потому придётся его оставить сидеть в контейнере в грузовом отсеке. Когда его начали затаскивать туда, Лютер сильно трясся. Его нёс сам Польша под присмотром грузчика, потому питомец не смел гавкать. Поставив клетку в нужное место, поляк дал ему лакомство и приказал лежать. Тот, как послушная собака, лёг и начал уплетать полученное лакомство. Путь им дастся недолгий, но самые прекрасные ощущения для Лютера уже получены на всю его собачью жизнь. Самого Польшу привели в первый класс, где не было так много людей. Будто никто из обеспеченных людей из Брюссели не хотят летать в Люблин. Обидно слегка, но в салоне хотя бы будет царить тишина и покой.***
Люблин, Польша. Самолёт успешно совершил посадку в люблинском аэропорту. Польша немедленно пошёл забирать Лютера, ибо весь полёт сильно беспокоился за состояние своего питомца. Благо грузчик самым первым отдал Лютера в клетке прямо Польске в руки. Тот уже от радости встречи с хозяином начал радостно гавкать и лапками доставать его через решётки, а дико виляющим хвостом же начал бить по ним. Поляк сразу же выпустил его и тот чуть ли не прыгал на него, царапая ещё не постриженными когтями Польшу. Славянин еле нацепил на его ошейник поводок, хотя он казался ему бесполезным, так как Лютер уже был готов хоть на голове хозяина сидеть и не слезать. После того, как Польска получил весь свой багаж, его уже ждало такси, что вскоре повезло его в место назначения — дом польской семьи. Как давно он здесь не был… Уже родные дороги, природа, даже лица прохожих он начинает вспоминать. А ведь у него регионы носят название «воеводства», и Люблинское воеводство — одно из них. Помнится ему административная реформа 1999 года, скоротившую численность воеводств с сорока девяти аж до шестнадцати. Ему стало намного легче работать, тем более, административные «старые» центры совершенно не были против такого. Один из них — Люблин, самый любимый город деда Польши, (первой) Речи Посполитой. Здесь он и родился, сам город стал его крестителем, покровителем и первым учителем. Благодаря ему его дед смог подняться до самих высот, создав великую Польскую державу. Самый младший поляк до безумия гордится своими предками, желая когда-то стать таким же, как и они — великим самодержцем. Но сейчас он прекрасно справляется со своим предназначением, — демократическая республика. На фоне своей семьи он выглядит, как самый милый и спокойный младший поляк, которого никто не посмеет и плохого слова про него сказать. Ох, если бы они знали, какой характер у Польши, то его бы не отличили от собственного отца, что раньше отличался острым языком и язвительным юмором. Не удивительно, что они как две капли воды и внешне, и внутри. Когда такси уже выехало загород, приближаясь к скромному, но вполне большому дому польской семьи, Польша начал беспокоится. Как его встретят? Как после столь долго молчания на него посмотрят, как будут к нему обращаться? Он в то же время желает как можно скорее до них добраться, и в то же время сильно нервничает. Нужно ведь радоваться, что он встретится со семьёй и пробудет с ними целый месяц. Они точно будут рады его визиту, при этом неожиданному, так как Польша об этом не сообщил. Выходит что-то на подобии сюрприза, из-за которого сам «сюрприз» сидит в машине и нервно подрагивает ногой. Лютер чувствует, как его хозяин волнуется, и потому обратил на себя внимание негромким скулением. Тот отвлёкся на него и немного приоткрыл дверцу клетки, чтобы погладить питомца. — Скоро приедем, потерпи ещё немного, — прошептал Польша, почесав щенку за ушко. Они завернули на улицу, в конце которой будет находится сам дом семьи. У поляка аж сердце заколотилось, что самому стало слышно сердцебиение. Такого волнения не было очень долго, да так, что рука сама невольно прижалась ко рту. Польска попросил водителя остановиться неподалёку от дома, чтобы в поле зрения его обитателей не попало такси и не испортило сюрприз. Как и поляк просил, они остановились там, где машину прикрывают посаженные ещё РП деревья. Он любит и ценит природу, потому вокруг дома всегда должен царить покой и свежий, чистый воздух, а не городской дым и прочая суета. Польше выдали весь багаж, который состоял из одного чемонада и рюкзак, а после водитель уехал восвояси. Лютера выпустили из перевозки и тот снова игриво бегал вокруг поляка, негромко лая и нюхая новый, не знакомый ему воздух и запах совершенно других листьев и травы. Повод ему незачем, а вот идти до дома с огромной клеткой было не совсем удобно. Свежий воздух помог Польше немного успокоится: вдыхая его, страх постепенно исчезал, ощущался новый прилив сил. Дом его семьи всего в паре метров от него, и там точно находится ПР. Отец, что не видел собственного сына, не считая новостей с его фото. А как младшему будет приятно увидеть его, позабыв даже его голос и теплоту. Как он за ним ухаживал в первые месяца работы в ЕС. Польска совсем тогда исхудал по мнению ПР, что пришлось тому его откармливать каждый день, и ужин был самым большим. Польша надеется, что подобные повторится и этом месяце. Подходя к дому, перед ним предстал высокий забор, которого он не припоминал в прошлый раз. Уж слишком он высокий, почти что во весь рост Польши, но второй этаж вместе с чердаком было видно. Тогда придётся звонить отцу, чтобы тот открыл ему ворота, которые были затемнены. Он надеется, что по ту сторону его не будет сквозь них видно. Набрав нужный номер, Польша придумал план, как сохранить эффект неожиданности, то бишь сюрприз. — Хей, отец, привет, — поздоровался он, не сумев скрыть встревоженность в голосе. — Весьма неожиданно, привет, — поздоровался ПР. — Снова нашлась минутка приделить старику внимание? — Можно и так сказать, — неверно посмеялся младший. — Я тебе недавно подарок запланировал, так, чтобы порадовать. Там тебе просят ворота открыть, чтобы отдать. — Подарок? Мне? А ведь наш праздник ещё даже не наступил, как и сама зима, — сказал тот, намекнув на их общий день рождения. Польша сбросил трубку и стал ждать, когда он наконец встретится с отцом лицом к лицу. Послышался шум во дворе, как ПР открыл входную дверь и пошёл по дорожке прямо к воротам. Каждая мышца на теле резко напряглась, а губы плотно сжались. Он застыл на месте вместе с Лютером, что обратил своё внимание на приближающееся шаги и встал, готовясь начать защищать хозяина с помощью своего громкого лая. Ворота открылись. Из-за них медленно показался Польская Республика. Он остался внешне таким, как и был прежде: всегда ухоженные вьющиеся, слегка похожие на кудри волосы, темно-зелёные глаза и его ярко выраженные скулы, что и отличали сына от отца. Его вид был всегда серьёзен на людях, в его глазах всегда было видно то, через что нему пришлось пройти в этой жизни, потому его глаза будто потемнели от пережитого. Но всё мужество ПР резко пропало, когда перед ним предстал его живой, здоровый сын, что при виде отца не скрыл своей яркой улыбки, а руки невольно развелись в стороны, призывая к объятиям. Старший застыл на месте, долго не понимая, реальность ли то, что сейчас стоит перед ним. Лишь в одно мгновение в голове что-то щёлкнуло, выйдя из состояния шока. Перед ним всё же стоял Польша, его единственный, неповторимый сын. — Polska?.. — выдал ПР, отпустив ворота, что продолжали неспеша открываться дальше. — Cześć, ojciec, — поздоровался Польша и, отпустив контейнер и чемодан, сделал шаг вперёд к отцу. Как только младший приблизился, ПР сразу же кинулся к нему на встречу, заключив в свои отцовские, крепкие объятия. Польска обнял того крепко в ответ, пока тот уткнулся ему в шею, чтобы вдохнуть запах его родной части души. На деле это помогла ему сдержать море эмоций, испытуемых сейчас. ПР направил их в свои объятия, делая тому не только тепло, но и боль. Польша терпел, ибо не хотел прерывать такой важный для него момент — его долгожданная встреча с отцом. — Teraz jestem tutaj, ojcze, — полушепотом сказал младший, положив свою голову на плечо ПР. — Myślałem, że nieszybko ciebie potrafię zobaczyć, porozmawiać z tobą, objąć ciebie… — сказал старший, поглаживая спину Польски. — Powinieneś być na pracy. Dlaczego przyjechałeś do mnie? — Jesteś o wiele lepszy od urlop w Hiszpanii. Nie mogłem pojechać tam, tracąc szansę spotkać się z tobą, — ответил тот и прикрыл глаза от удовольствия того, что выбрал правильное решение. Простояли оба в объятиях ещё долго, при этом находясь в абсолютной тишине наедине со своими мыслями. В голове ПР царил полный кошмар недопонимания и одновременно радости и счастья того, что его белокурый «мальчик» наконец-то с ним. Его рука со спины перенеслась на кудри младшего, такие мягкие и нежные, как и весь Польша. Чувство близкой, родственной связи сейчас объединило их и не давало отпустить друг друга. ПР мог ощущать не только то, как его сын дышит и меняет расположение рук, а даже его сердцебиение, чья частота сначала достигала апогея, а после возвращалась в норму. Отец не мог устать наслаждаться этим прекрасным моментом, да если он будет длиться ещё целый час. Но Польша, к сожалению, попросил того отпустить, ибо сам он буквально заключён в сильных руках Второй Речи. Старший отпустил его, но после сразу же положил свои руки на плечи Польски, разглядывая того лицо. Оно всё такое же невинное, слегка пухлые щёки покрылись лёгким румянцем, а его улыбка от радости и смущения была шире некуда. — Сын мой, — обратился к тому ПР. — а ты всё таким же и остался. Хоть приехал ко мне не исхудавшим, как в прошлый раз. — Отец, я тебя прошу, у меня такая кухня в Бельгии, что никогда не будешь голодным — всё есть, — похвастался Польска. — Кстати, прошу любить и жаловать моего нового маленького друга. Парень указал на Лютера, что до этого очень аккуратно и тихо обнюхивал ноги ПР. После того, как на него перевёл взгляд старший, то ли он испугался, то ли засмущался, что решил спрятаться за своим хозяином. Польша с этого лишь посмеялся, сказав питомцу не стесняться и представиться перед отцом, но тот совершенно не понимает, что это за человек. — Это кто у тебя? — заинтересовался ПР, пытаясь увидеть испуганное животное. — Его зовут Лютер, польский огар, — ответил Польска и отошёл в сторону, чтобы питомцу не было где прятаться от глаз Второй Речи. — Он ещё щенок, где-то семь месяцев. Остерегается незнакомцев, но весьма любвеобильный и преданный, если попытаться с ним подружиться. Очень послушный, дрессировка поддаётся легко! ПР знал, как обращаться с животными, потому присел на корточки и медленно протянул тому руку. Лютер дёрнулся, но не убежал и начал обнюхивать руку незнакомца. Старший дотронулся до того подбородка, и когда тот не сопротивлялся, то начал сначала поглаживать, а после почесывать вдоль шеи и до ушек. Щенок стоял ровно на месте, иногда принюхиваясь к его запаху. — Не из пугливых, — похвалил Лютера ПР, продолжая гладить. — Видно, что у тебя с ним хорошая дисциплина, даже лаять на меня не смеет. Польша на всякий случай прицепил к ошейнику поводок, чтобы тот смог пройти за ним в дом. Когда ПР закончил знакомство с щенком, он решит взять клетку и чемодан сына и помочь ему дойти до входа. Те, закрыв за собой ворота, прошли к дому. Дворик ничем примечательным не отличался от того, что видел Польска раньше: украшенный ровной кирпичными дорожками, а по бокам небольшие участки с кустами и газоном для декора. Летом особенно видно, как за ними хорошо ухаживают: листья прям светятся на солнышке. Лютер с удовольствием всё здесь исследовал бы и устроил бы раскопки, но его хозяин вёл прямо за собой, не давая ему свободы, которая ему так необходима. — Смотри, у нас Речь Посполитая в гостях, поэтому готовься к ещё одним объятиям, — предупредил сына ПР, пытаясь поднять его чемодан по ступенькам. — И да, для твоего Лютера будет небольшой сюрприз как раз. — Какой ещё сюрприз? Так ты видел его у меня в Инстаграме? — Я удалил его к чертям, одни проститутки и Франц там сидят. Вторая Речь всё же смог дотащить багаж Польши и открыть дверь. С клеткой Лютера всё автоматически становится сложным, но поляки с этим прекрасно справляются. Войдя в здание, они сначала разулись, а ПР принялся нести все вещи в гостиную. Польска же пытался сейчас успокоить Лютера, что, несомненно, боялся нового места и запахов в нём. Для него это будет обязательный стресс, но рядом со своим любимым хозяином он справится с таким давлением. В данный момент парню нужно будет постараться, чтобы заставить того пройти в дом, однако Польша пришёл к выводу, что лучше дать Лютеру самому всё сделать. Поляк слегка поможет ему — сам пройдёт дальше, а тот по-любому когда-то начнёт исследовать дом. Если учует запах великолепных польских блюд, то сделает это намного раньше. Придя в гостиную, Польска увидел отца и Речь Посполитую вместе. Последний был в небольшом удивлении и смятении от услышанной новости ПР, а как только заметил своего внука, то сразу же засветился от радости. Дед умеет намного быстрее осознавать ситуацию и реагировать соответственно. Он подался прямо к Польске и обнял его не такими крепкими объятиями, ибо боялся сделать ему больно. — Внук мой запропавшийся, сколько лет уже не видали тебя? — воскликнул РП, тёршись об голову младшего. — Ни вида, ни голоса своего не подал за последние месяцы! Как можно поступать так со своей единственной семьёй, Поль? — И я же ведь приехал к вам сегодня, причём на целый месяц, — ответил Польска, прижавшись к своему деду. Он всегда отличался нежностью и сентиментальностью по отношению к внуку, а вот с сыном, наоборот, был более взыскательным. — Ради нас отказался от Мальдив и Гаваях, как великодушно с его стороны, — сказал ПР без капли сарказма. — Ой, в этих Жеронах такой отдых, что после него дай бог трезвым и целым вернуться в Брюссель. Это отпуск, после которого нужен ещё отпуск! Вдруг Польша почувствовал, как об его ногу что-то начало тереться. Подумав, что это Лютер просит внимание, он попросил деда отпустить его и решил представить ему своего питомца. Но взглянув вниз, вместо его коричневого друга показался огромный, светло-серый и пушистый комок шерсти, что направил свою такую же большую морду на поляка и мяукнул. Что здесь делает кот?! Откуда он, да при этом такая громадина. Польска даже испугался его, отойдя от него на метр, а тот неспеша подошёл к нему и снова потёрся об его ногу. А какие у него уши с торчащими на углах кисточками, будто это рысь светлого окраса. Поляки, заметив шок и страх на лице младшего, посмеялись с него. Они совсем забыли ему сказать, что завели себе кота, да не простого, а настоящего мейн-куна. — Это тот сюрприз, про который я и говорил, — сказал ПР, с ухмылкой смотря на растерянного сына. — Сколько ему? Двадцать лет?! — в шоке спросил тот. — Всего лишь годик, внучёк, — ответил дед, смеясь. — Его зовут Сигизмунд, но разрешаю называть его Сигизмундиком из-за его милой внешности. — Что будет дальше-то?.. У меня тоже сюрприз, только отец уже знает, а тебе, дед, советую пройти в прихожую и посмотреть. Первая Речь стал заинтригован, потому послушался совета внука. Вскоре послышались счастливые и умилительные возгласы старшего, что увидел щенка возле дверей. Теперь ему, как любителю животных, не отстать от собаки ни на секунду. Польска мысленно пожелали Лютеру удачи. — Ты, наверное, устал с дороги. Не хочешь поесть? В самолётах, если честно, жуть, а не еда. Я тебя лучше накормлю, так что скорее садись за стол. Быстро, однако, ПР успеет переходить с предложения на утверждение и приказы. Но Польша даже не думает этому сопротивляться, да и как отказаться от отцовских блюд, которые он с самого детства не пробовал, а вкус всё же сохранился на языке.***
После отменного семейного обеда, на котором Польша сильно объелся яблочного пирога, оладий и сахарных плюшек, семейство вместе с питомцами решило отдохнуть в гостиной. Лютер на запах еды всё же осмелился выйти, за что и получил вознаграждение последний кусочек мясного рулета, который РП обещал когда-нибудь съесть. Сигизмунд же невзлюбил непрошенного гостя в виде Лютера, и потому он часто на него шипел, но не создавал бойни. Лютер — умная собака, потому не желал с ним пересекаться и предпочитал быть всегда рядом с Польской, к которому кот тоже пытался лащиться, но в ответ получал лишь собачье рычание. Вечер с самого начала выдавался настолько комфортным, что Польше было не по себе от таких ощущений. Он не чувствует себя здесь в какой-либо интриге, нет ощущения опасности или того, что кто-то к нему пристанет со своими каверзными вопросами или тяжёлыми темами про прошлое и настоящее. Не нужно будет обращаться к кому-то из соседей за помощью, если случится что-то непредвиденное в его же доме. Это то самое чувство безопасности, которого Польске так сильно не хватало. Ему не нужно ждать, когда кто-то выйдет из кухни и он смог туда зайти поесть или приготовить, — он сам с радостью зайдёт туда в присутствии отца или деда, чтобы пообщаться. Правила в этом доме будто не существуют для поляка, ибо он сам их придерживается на автомате. Беспокоиться ему тут не о чем, разве что только об отношениях Лютера и Сигизмунда. — Знаете… — задумался Польша, обратив на себя внимание семьи. — С вами мне так легко стало. Я больше не испытываю постоянно напряжения и усталости, тут так тихо и мило. Атмосфера совершенно другая, здесь я могу почувствовать себя в полной безопасности без страха о непредвиденных событий или новостей. Лишь спокойное, небольшое семейное убежище для меня, так ещё и со свежим воздухом вокруг. Оно придало мне сил на целый год. — Со семьёй нужно чаще видеться, а то совсем загнёшься в Брюсселе, — сказал Речь Посполитая, у которого на ногах мирно спал Сигизмундик. — И тебе отдых будет, а нам прекрасное времяпровождение со своим внуком и сыном. — Эх, если бы я смог остаться здесь подольше… Но работа государства трудна, даже с поблажками в Евросоюзе. У меня там свои друзья, с которыми я боюсь разлучаться. Вы сами понимаете, как они для меня важны, и как я им нужен. Венгрия даже посмел пустить слезу, когда покидал меня. — Венгрия? Пустил слезу по тебе? — удивился ПР. — А где же его стойкость? Хах! — Да он ему чуть ли не родным братом стал уже, — добавил РП. — Что не вижу в интернете, всё время вместе ходят и пьют до беспамятства, а интернет всё помнит! Кстати, апрель 2016 мы всё ещё помним. Завязывай так сильно пить, это крайне порочит твой статус среди государств. Ох, апрель 2016… когда Польша встал на барную стойку, снял с себя галстук и начал вертеть им, что-то крича про политику ЕС в явно плохом плане. Успел он получить за это такую взбучку вместе с остальными друзьями, что два месяца не осмелился подойти к бару или клубу. На третий же месяц у него началась сильная ломка и он вернулся к прежней привычке. — Я всё понимаю, больше не смею допиваться до такого состояния, — сказал Польска. — Лучше вообще не пить алкоголь так часто, на людях так тем более, — строгим тоном сказал Вторая Речь. — Я тебе не запрещаю употреблять ликёры, коньяк, виски… запрещаю лишь пиво в таких количествах. От этого становятся очень зависимыми, а мне нужен здоровый мальчик, не алкашня. Ты ведь такой умный, ответственный мальчик, зачем ты себя так показываешь в гнусном свете? — Прости, отец… — раздражённо вздохнул младший, ему такая тема тяжело поддаётся обсуждению, так как в большинстве случаев его заставляют стыдиться себя. — Не хочу поднимать эту тему, я приехал сюда отдыхать и проводить время с вами… мне вас так не хватало, и стыдно было звонить, зная, что я так долго не выходил на связь… — … Если бы ты смог понять, как нам было тяжело тебе звонить, когда ты долго не выходишь на связь, — сказал ПР, отведя взгляд в сторону. — Мы уже начали читать ленту новостей каждый день, чтобы узнать, что произошло. У тебя был переезд, от Венгрии узнал про проблемы с квартирой, и не хотели тебя беспокоить и напрягать. Думали, что ты сам соизволишь позвонить… А в итоге ты пропал. Это было очень больно. Мы тебе должны звонить? Говорить: «Поль, а почему не звонишь? Мы же без тебя жить не можем, ждём и ждём твой звонок, это мы ведь тебя просим звонить, будто мы деточки, требующие внимания!». Ты это так понимаешь? — Нет… — Почти на полгода забыть о нас! Специально ждали, когда ты наконец сможешь освободиться на несчастные пять минут, и это не каждый день. Мне Венгрия сам уже начал писать, что с тобой происходит, и не я его просил об этом! А теперь ответь мне на вопрос: что тебе мешало? Одна неприятная тема была заменена более тяжёлой. Польша виновато отпустил и отвёл голову от них, сгорая от вины и стыда. Он не может объяснить такое поведение, не сказав про Германию, Австрию и Швейцарию. Про инцидент он боится сказать Венгрии, а своей семье это попросту будет немыслимо. Да даже про Германа он боится заикнуться, чтобы на него не посыпался больший шквал негодования. ПР такой человек, что не побоится обсудить это дело с Евросоюзом, как было в апрель 2016 года. И что Польске сейчас им сказать? То, что у него случилось что-то такое, что лишило его сил на пять месяцев? Что это «такое» случилось тогда? Кто это сделал? А что ты чувствовал? Здесь будет настоящий приём психолога в виде ПР, только с ним никак не расслабишься. Да и как он отреагирует на то, что у Польши была депрессия? Он его начнёт жалеть и гладить, как папа своего маленького сыночка? Или преподаст ему урок и станет осуждать его за такое поведение и бестактность? Вторая Речь хоть и любящий отец, но он всё такой же мужчина со своими идеалами, которые он хочет осуществить на Польше ради его благополучия. Всё так запутано! — Поль, не молчи, — приказал Речь Посполитая, имея от ПР более мягкий, спокойный голос. — Почему ты боишься нам сказать правду? Ты боишься того, что мы разозлимся? — … Возможно, — ответил Польша. — Хах, он боится меня! — удивился ПР. — Для меня большим оскорблением станет то, что ты боишься мне что-то рассказать. Ты ведь мой сын, как я могу злиться на тебя за то, что у тебя была депрессия? Ты ведь по-любому навязал себе что-то и не мог выкинуть это из головы, при этом к этому добавилась квартира, поездки, собрания, заседания… Но я не думаю, что за столько лет ты так запросто резко потерял свою работоспособность. — … Мне стыдно об этом говорить, пап, — сказал тот, назвав случайно ПР папой. В детстве он часто обращался к нему на «tato(uś)», и эта привычка до сих пор осталась. — Папой буду тогда, когда снова буду тебе подгузники менять, а сейчас ты говоришь с отцом, что хочет понять своего сына, как родное дитя, — сказал ПР. — Говори. … И я дам тебе карамельные конфеты. В голову младшего поляка будто что-то ударило, что он вспомнил момент из прошлого. Вернее, моменты из детства, когда отец мог выведать из него любую правду, в обмен обещая ему дать карамельные конфеты. Конечно, он давал всего пару штук и после раскрытия правды преподавал ему уроки воспитания, но вкус нежной карамели заглушал крики и чувство вины за содеянное. — … Пап, отец… — тяжело вздохнул поляк, так и не осмеливаясь смотреть тому прямо в лицо, лишь устремил взгляд на виляющий хвост спящего кота. — Ты знаешь про моего начальника — Германию. В феврале у нас возник конфликт… где он не выдержал и… такое сказал… я не могу это выговорить. Польска прикрыл свои глаза и сжал губы, сдерживая себя от эмоций. Почему ему снова больно об этом вспоминать, будто это произошло вчера. В горле появился ком, который не давал нормально продолжить говорить. Поляку сложно врать семье прямо в лица, но если скажет правду, то сделает намного хуже. Это будет огромный позор для всей польской семьи, хоть те будут стараться поддержать его. Польша не хочет позорить честь своей семьи, он слишком сильно её любит, чтобы говорить ей такие вещи. Как это сможет пережить ПР? Он за сына собственную жизнь готов был отдать, а сейчас его сокровенное посмел оскорбить очередной наследник немецкой семьи. А как это оценит Речь Посполитая? У него ведь была подобная травма… тот ни за что бы не пожелал спустя века услышать то, что его единственного внука постигла та же участь. Польска не хочет делать им больно. Отец и дед молчали, давая ему закончить свой рассказ. — … Он попал в мою самую слабую точку, убив во мне хоть какое-то подобие государства и личности на целые недели… К этому добавилось и то, что мне пришлось жить с Венгрией отдельно из-за чёртового хозяина квартиры, что сделал ошибку и не желал её решать. А теперь на работе язвит этот еб… Герман! Не даёт даже нормально работать и нагружает меня всякой хернёй, из-за который я даже на обед выйти не готов! Даже алкоголь не помогал, из-за него я мог только нормально уснуть… И вот за что мне это?! Почему ему дали неограниченную власть над нашим регионом? И почему именно я попал под его раздачу?!.. Мне больно об этом говорить, ибо перед вами я чувствую себя какой-то тряпкой, об которую вытерают ноги! Польша не смог сдержать своих слёз и пытался их как можно скорее от них избавиться. Эмоции помогли его лжи выглядеть более правдоподобно, но сейчас его охватил безумный стыд. Выглядеть сейчас, как рыдающая размазня перед ними — полный позор для него. Польска помнит слова отца о том, что он не смеет плакать из-за простых слов, но и объяснить, что Герман «сказал» это не словами — невозможно. ПР с разочарованием смотрел на своего сына, но ему не было стыдно за него. Было очень жаль его, но вот как помочь и объяснить, что слова Германии никогда не нужно воспринимать всерьёз, тоже нельзя. Тот его не будет сейчас выслушивать и учиться «правильному» поведению и оценке такой ситуации, потому Вторая Речь начал подбирать подходящие слова, чтобы успокоить своего рыдающего сына. — Поль, послушай… — ПР мимолётно заметил строгий взгляд РП в его сторону. Это был намёк, что не стоит сейчас давить на внука, иначе старший не позволит тому и слова сказать после. — … Мы сейчас тебя понимаем так прекрасно, как никто другой. Я знаю, что он тебе мог наговорить своим гадким языком. Такие слова преследовали всю нашу жизнь. Пытались вбить это нам в головы, чтобы мы бросили оружие и сдались. Хотели покончить с нами, как с народом. Им пришлось объединяться в союзы, чтобы покончить с главным конкурентом. Почему же?.. Они не могут жить с тем фактом, что есть на свете государство, что сильнее их, что лучше их. Мы желаем мира, мы никого не боимся и нас любит весь цивилизованный мир. А они что? Завидуют. Как думаешь, Германия посмел бы опуститься до таких слов, чтобы утвердиться? Польша чувствовал, как его отец говорит это с гордостью, чтобы подбодрить сына. Но тому стало только хуже. ПР говорит правильные вещи, но совершенно не те, чтобы он успокоился. Германия не ненавидит Польску, он хочет его всего. Заполучить, как собаку, что всегда будет безответно любить хозяина и подчиняться ему, выполняя всевозможные команды. Это делается не только из огромного желания верховенства над ним. Герман любит его жутко. Он готов сделать из поляка собаку, так и возвысить его над всеми в ЕС. Пытается заманить его на свою сторону, чтобы потом делать с ним ужасные, извращённые вещи… это Польшу и пугает по сей день, но он сохраняет в себе силы держаться дальше. Но когда-то всему приходит конец, и неизвестно, кто первым из них сдатся. — … Поль, ты помнишь, кто ты есть, — начал РП. — Ты поляк, ты замечательный сын, и мой славный внук, и яркое золотце для прадедушек. Ты для всего нашего народа — талисман, самая главная его ценность. Ты ведёшь его за собой в светлое будущее, контролируешь парламент и верховенствуешь над ним. Польшу в мире все знают за многое: за историю, наследие, народ, ресурсы, юмор и просто за твой весёлый характер. Множество людей и стран радовались твоему появлению, у тебя появились новые друзья и приятели, с кем ты бок о бок правишь. Не забывай об этом, когда станешь выслушивать очередное мнение какого-то выскочки, чей отец не уделял внимание в детстве. Голос РП был успокаивающим, он был таким со времён его правления. Диалоги с ним всегда были приятны, от него всегда веяло чем-то добрым. Слова Речи Посполитой часто заседали в голове, иногда в самое сердце. В слова про Польшу сам Польска начал верить, а лёгкая улыбка ПР лишь подтвердила их правильность. Приятно, когда такой человек может сказать что-то хорошее о тебе… Младший поляк, немного успокоившись, оглянулся на семью. Они единственные, перед кем Польша никогда не стеснялся. Даже если он получит осуждение с их стороны, главное, чтобы те были всегда в курсе его жизни. И хоть он некоторые моменты, в том числе и пятничный инцидент, будет всю жизнь от них скрывать, это не заставляет их думать о том, что тот что-то скрывает. Они хоть и давили на Польску сейчас, но тот понимал, что делали они это из-за того, что им он важен. Если бы то же самое сделал ПР, то Польша поднял бы целую панику и через пару дней был уже в Люблине вместе с Швейцарией. Он их понимает, как и те его. Радует, что с ним теперь будут любящие его люди, которые на целый месяц станут ему тем самым лекарством, что так необходимо израненной душе поляка. — Знаете… я так рад, что приехал сюда… Без вас… я ничто, — вымолвил Польска и, встав, сел рядом с ПР на диван и обнял его. ПР сразу прижал к себе ищущего утехи и заботы сына, что уткнулся тому в плечо и обнял в ответ. — Какие нежности, — посмеялся Речь Посполитая, взяв Сигизмундика и обнял, но тот почему-то раздражённо мяукал и пытался выбраться, используя когти. Но внутри Польши осталась какая-то неопределенность в своём поступке. Правильно ли он сделал, что скрывает это от своей семьи, хотя она, наоборот, первым делом должна быть в курсе таких вещей. Поляк как-то неуверенно себя чувствует…