***
Польша и не осознаёт, как уже наступила середина месяца. Числа-то он видит, но принять это не просто не может, а банально не имеет желания. Ему так нравится проводить время в тихой, семейной обстановке. Намного лучше сидеть в этом доме, когда вокруг тебя семья собирается сама, чтобы провести как можно больше времени с «трудолюбивым» сыном и внуком. И сейчас, наслаждаясь умиротворением в своей комнате вместе с Лютером, который спит на его кровати, Польша сидит в соц. сетях. В государстве не происходит ничего настолько масштабного, из-за чего поляку пришлось бы внедриться в это дело, потому он может продолжать отдыхать на заслуженном отпуске. В его комнату как всегда без стука вошёл Вторая Речь, которому опять-таки захотелось поговорить со своим сыном. Пока Первая Речь досыпал свои двенадцать часов вместе со Сигизмундом, ПР хотел вывалить на Польску своё мнение по поводу немцев. Увидев новость, где фигурировала особа Германии, который высказался про протесты в Хемнице: «Мы не смеем исключать, что в протестах принимали участие неонацисты, выступая против иммигрантов и евреев. Я прекрасно осведомлён о нападении на еврейский ресторан. Кампания неонацистов в Саксонии имеет место быть». При этом поляк сильно смеётся, когда воображает себе, что Герман записал такое сообщение к народу, сидя в одних трусах или плавках. Но ПР пришёл к нему с иной целью, пусть тот сразу же подхватил тему. Им двоим нравилось говорить про то, какая из немцев семья «дегенератов» и насколько они высокомерные твари; возомнили себя богами, а всех остальных — их рабами. И младший поляк поддержал эту тему, так как давно не обсуждал подобное. С друзьями он либо молчал, либо просил не упоминать Германию в разговоре... — Ты помнишь тот скандал с Пруссией? — спросил ПР, на что поляк положительно кивнул. — То есть, его не смущает, что это наша, польская, честно отвоёванная, юридически закреплённая за договором территория? Его Пруссию уже все подавно забыли, ишь ты, «родной край» хотел посетить! — При том, что он родился в Берлине, — добавил Польска. — Вот! И этот, простите за мою нетолерантность, негр начал хвастаться своим происхождением, какого он великого рода немецких дегенератов! Почему ему не запретили въезд в нашу страну, как его внуку-убийце? Решение Евросоюза меня и вовсе вывело из себя! Как он мог пропустить его?! Нашего врага, так ещё и фактически признавшего наши территории Пруссией! Ничего, что эти польские территории были захвачены ещё до его рождения? Не понимаю, как ты работаешь с таким начальством, что истории не знает. — Хах, лучше вообще не упоминать историю в его присутствии, ибо мы теперь творим «новую» историю. — Ой, я тебя умоляю, — посмеялся тот. — новая история со старыми людьми, ей богу! Пока прочий сброд на нашей территории не посдыхает — не будет никакой «новой» истории. И сам прекрасно понимаешь, о ком я. — Не будь таким грубым. Всё же он — наш народ, граждане наши, а я придерживаюсь демократии. — Слушай, если у нас нет коммунистической партии — не значит, что и людей здесь таких нет. Они не предатели, а просто бездари. Их во многих странах хватает, но я смеюсь с того, что у других «развитых» стран существуют такие партии. Это же самоубийство, если люди, недовольные тем, что вот, мороженое подорожало на евро, проголосуют за мифическое равенство! — Отец, я разделяю с тобой такое мнение, но затрагивать эту тему не советую. Как-никак, я в отпуске. Обожает ведь ПР поднимать подобные темы, как коммунизм. И так понятно, что после сорока шести лет просиживания в советской тюрьме он ненавидит подобную идеологию и всё связанное с бывшим СССР. Но, как ни крути, он говорит об этом, ибо не понимает действия других государств, у которых коммунистические партии и символика не запрещены. Не его дело, — скажет с уверенностью Вторая Речь, а после будет не прочь снова обсудить это за обедом. В основном это превращается в критику всей Западной Европы, да и о Восточной тот немало говорит. К примеру, те же Балканы, которые «не такие, как все». — И как там Украина? Никак ещё не вступит в треклятый Евросоюз? — спросил ПР, играясь с Лютером верёвкой, которую щенок с рычанием пытается отобрать у хозяина. — Мне кажется, Германия его и видеть не хочет. И везёт же ему, а он до сих пор стоит на своём, — ответил поляк. — Если я не ошибаюсь, ты был знаком с его старшим братом. Мне его называть УПА или как? — Нашёл кого вспомнить, — нахмурился старший. — Естественно, что был знаком, ибо кто убил одного из моих министров? Всходня тогда совсем разбушевался, и посадить его я не имел права. Лучше бы и не слушался Францию с его «переговорами». — Всходня? А не опасно ли его так называть? — посмеялся Польска. — Мне сейчас без разницы, что он мне сделает или подумает. Главное, чтобы не совал своего носа к нам, а то вдруг найдут ещё украинцев здесь? — … Ваши личные проблемы, согласен. Ты и так мало кому доверяешь, даже на Венгрию с подозрением смотришь. — Мне хватает того, что этот немецкий отпрыск до боли похож на своего отца. — Эй, а вот это уже оскорбление в его сторону! Лучше опустим эту тему и поговорим о более хороших вещах… — … Это скучно. Вдруг раздался крик РП: — Хей, совы, спускайтесь сюда! Желательно вместе с Лютером! Оба с удивлением переглянулись, не догадываясь, что такого им хочет поведать дед. Но любопытство обоих схватило вверх, и потому они сразу же пошли вниз, а за ними следовал игривый Лютер с верёвкой в зубах. Спустившись в гостиную, они услышали шум открывающихся входных дверей в прихожей. Придя туда, оба увидели нежданных гостей — Польское Королевство и Великое Княжество Литовское, — прадеды Польши. Вторая Речь, который довольно часто встречается со своими дедами, не удивился их приходу так, как его сын. На лице Польски мгновенно появилась широкая, искренняя улыбка, которую он не мог скрывать. Хоть и засмущавшись при пришедших гостей, поляк сразу же подошёл к ним. ПК отпустил из своих нежных объятий внука, а в его глаза сразу же попался счастливый лик уже своего правнука, к которому мгновенно потянулся. Прадедушка всегда отличался от остальной семьи тем, что был очень ласковым и с нежным, весёлым характером. То ли на него повлияли прожитые века, то ли таковой всегда была его натура, которая ведёт себя отличной от «мужских идеалов» польской семьи. Если верить словам ВКЛ, которые поляк всячески опровергает, то на него так повлияла… беременность. Да, это правда — Королевство был роженицей, и потому занимал в семье место «женщины», отсюда такой мягкий характер (ВКЛ это наоборот отрицает, говоря про его «двуличность»). Но Польша когда-нибудь придавал этому значение? Конечно же нет. Как ему отказаться от тёплых объятий и глупостям с его стороны? К примеру, как тот удивляется реалистичным компьютерными играм и не отстаёт от современных трендов. Сколько у него уже «поп-сокетов»? Пять? Десять? Наверное, он пытается применить их везде, кроме телефона. Но это очень смешит и умиляет Польшу, ведь приятно видеть на нём сияющие от радости глаза при удобных новомодных штучках. ПК резко и крепко обнял своего правнука, сжимая ткань его футболки. Его тонкие губы прикасались ко лбу поляка, а одна из рук прижимала его голову к своей. Польска сразу же почувствовал пайетки на одежде старшего, ибо тот не стыдиться одеваться, как польская молодёжь. Стоит уточнять, что в основном это носят девушки? Уж лучше промолчать, потому что это уже давно сказал ВКЛ, за что успел получить по голове раньше всех. — Родненький мой правнук, — прошептал Королевство, продолжая тереться об голову младшего. — сколько месяцев я не видал твоей улыбки? Не ври о том, что ты вдруг стал таким трудолюбивым. Береги себя лучше от проклятой работы вдалеке от собственной державы. Будто в командировку ездишь на целые года. Если бы прадедушка знал, что даже работа в Брюсселе на Евросоюз не отменяет работу собственного государства, от которого вдали нагрузка ещё сильнее превышается, он бы понял, что не такая уж это работа простая. Но как это объяснить бывшему королю? Лично ПК — никак. — Всё, Королевство, отпусти Польшу из своего плена, — обратился к тому Княжество, положив руку мужу на плечо. Княжество Литовское, как прадед, отличался от ПК своим сложением и характером. Не то, что он строже, как ПР, — литовец более спокойный и сдержанный, нежели любитель обнимать всех по несколько раз в день. Не такой яркий персонаж в жизни Польски, но и немаловажный. У кого же была история, связанная с Литвой? И нет, он не является ему родным отцом и вообще родственником, а опекуном — таким же, как и Беларуси, вернее Народной Республике. Литва и БНР — страны, рождённые от людей, да и всем известно, что первые государства произошли именно от них. Это не было таким удивлением, ибо подобное считалось естественным процессом создания стран-людей (как Косово и так далее). И ВКЛ, как властелин их земель во своё правление, взял на себя законную опеку над будущими государствами. Отсюда как раз выходит вечный спор между литовцами и белорусами — кому по праву принадлежит наследство Княжества Литовского? Стоило бы спросит его самого, так как Польша сам не раз интересовался, но ответ был всегда один: «… истинные наследники моих территорий — народы, что проживали на ней, дали мне присягу и те, которым я даровал новую жизнь. Я не желаю, чтобы развязывались междоусобицы литовцев, белорусов, поляков, русинов и прочих наций. Единственный мой наследник по крови — Речь Посполитая, Республика объединенных народов, двоих и больше, и никто более. Принять к себе Литву и Беларусь было моим долгом, как государства». И всё же польская семья принимала в свою семью больше Литву, нежели семью белорусов. Но был один нюанс: Литва считал своей семьёй всю Балтию, то есть Латвию и Эстонию, с которыми он нашёл больше общего, чем попытался бы найти у поляков. Радует, что он не поднимает тему о «наследстве Княжества Литовского», хотя многие догадываются о его взглядах на этот счёт. И всё же он запомнился Польше, как тот человек, что наоборот, в частом недопонимании. Несколько месяцев ему объясняли, что такое маскулизм, а тот всё дальше продолжает думать, что мужчины в этом веке стали слишком чувствительны, как ПК. А про феминизм он вообще несколько лет не мог понять, бывая просто в шоке с «агрессивности» женщин. И сейчас Княжество, скорее всего, снова будет не понимать смысла во всех новомодных вещах на Королевстве, часто задавая самый заезженный вопрос: «Хорошо, и что?». — Дай мне с правнуком побыть! — воскликнул ПК, не отставая от Польши. — Уж лучше свои кроссы-кроссовки снял бы наконец, — сказал ВКЛ. Лишь спустя несколько просьб Польски тот отстал от него, сняв обувь. Но после этого прадедушка сразу поспешил к своему внуку, несильно его обняв. ПР не нравилось поведение своего дедушки, но как он смеет возразить ему? Уж слишком сильно влияет на него его невинный, будто детский характер. Поцелуев ему удалось избежать, хотя Королевство знал, что тот дико не любит такие приветствия. — Дедушка, прекрати, — попросил Вторая Речь, пытаясь освободиться от объятий. — Чего ты всегда такой хмурый? Над тобой сегодня словно чёрные тучи нависли, — разочаровано сказал ПК, отпустив внука. — Что испортило твоё настроение? Я могу как-то помочь? — Всё наладится само собой, не беспокойся за меня так. — Так, — обратился ко всем Княжество. — Что это за герой, будто из того мультсериала? Этот, как его там… Его рука указала на Лютера, что, как и в первые дни, обеспокоенно, но с интересом выглядывал из-за стены. — Хах, Княжество, он далеко не Скуби-Ду, — ухмыльнулся Польска. — Это Лютер, мой питомец. Ко всему прочему он польский огар, хотя он ещё слегка пугливый щенок. Увидев собаку, ПК прикрыл улыбающийся рот, а на лице отобразился совсем лёгкий румянец. В отличии от своего сына, РП, что в первую встречу набросился на Лютера с объятиями и ласками, он медленно подошёл к питомцу и попытался аккуратно с ним познакомиться. Щенок, как только ему протянули руку, решил сразу же спрятаться в гостиной от его глаз. Но ПК проследовал за ним, тихим голосом подзывая к себе. — И как поживает мой правнук? — спросил ВКЛ, приобняв РП за плечо. Как-никак, он был больше всего привязан к собственному сыну, в которого многое вложил (как минимум — частицу своей души). — Провожу время с семьёй, — ответил Польска. — Хотел к вам съездить, да вот только… — Я прекрасно знаю, что тебе лень, — перебил его прадед. — Но я всё прощаю на этот раз. Надеюсь, тебе есть что рассказать своим старикам. Младшего поляка часто бесило то, что от его отца до прадеда называли себя стариками. Конечно, им всем более ста лет, а Королевству недавно исполнилось более тысячи лет! Польша так и не перестанет задаваться вопросом: как Княжество Литовское, будучи на двести лет младше него, стал «отцом»? Сказать эту обычному человеку — как говорить о скором сошествии инопланетян на Землю. Да и как они могут выглядеть в своё тысячелетие так молодо, будто они совсем недавно вышли из-под юбки своей матери? ПК будто нет больше тридцати пяти, что уж говорить о реальном возрасте. — Да вы все здесь такие молодые, почему сразу стариками себя называете? — спросил Польша. — Потому что старших всегда почитают, — ответил ВКЛ. — И, несомненно, нужно почитать наши древние города и Королевство. Только вот он всегда готов прикидываться глупым ребёнком, лишь бы носить новомодные вещи. Оставшаяся часть семьи прошла в гостиную, где ПК всё же удалось погладить Лютера, не оставляя попыток подружиться с ним. Остальные же решили присесть и вновь поговорить о младшем поляке. На удивление, РП дал присесть своему отцу на кресло, а сам расположился на диване месте с ПР и Польской. Видно, что сын ВКЛ отдаёт дань уважения своим родителям. У них сложились очень хорошие отношения. Даже несмотря на то, что в детстве Речь Посполитая, по рассказам Королевства, при любых объятиях или поцелуях сразу же противился и велел прекратить «срамоту». — Почему мой правнук так сильно похудел? Я не узнаю его даже! — спросил Княжество. — У тебя из-за государственных дел нет времени даже на простой перекус? Куда твои мышцы подевались? Будто у нас армии нет. — Ты преувеличиваешь, отец, — сказал Речь Посполитая. — Всё на месте, просто избавился от лишних килограммов. Но что лучше: кулак или нож? — Пистолет, — ответил ПР, на которого все странно глянули. — … Что я не так сказал?***
Испания, Жероны. В отличие от Польши, что большую часть времени просиживал дома, его коллеги познавали весь испанский город. Конечно, была большая часть стран, которая предпочитала не выходить за территорию санатория в целях собственной безопасности. Но экстремалы по жизни, как Чехия и Словакия, похоже, с удовольствием любят попадать в скандалы. В двадцатых числах они, два гения, как их назвал Венгрия, пошли в ресторан возле санатория. Они немного перекусили и после заказали себе пиво: словак, как обычно, малиновое, а чех светлое. Суть была в том, что к ним пристала какая-то женщина, которая, потеряв всякий стыд, начала осуждать их за употребления алкоголя. По словам Чехии, с собой у неё было где-то четверо детей, которые испортили всем посетителям настроение своими криками и беготнёй. Официанты и менеджер пытались заставить женщину их успокоить, но та якобы оправдывалась тем, что «они просто дети». И потому Словакия, не имея к ней никакого уважения в ответ, сказал следующее: — Как вы, государства, можете употреблять алкоголь? — спросила та, стоя над их головами. — Как вам не стыдно? — А вы рожаете каждые два года, вам не стыдно портить людям жизнь? — ответил словак, сделав глоток пива. После этого женщина вызвала полицию, и она без шуток приехала на место. Если верить версии Чехии, где полиции наврали о том, что братья матерятся на всё заведение, употребляют алкоголь в больших количествах и плохо отзывались о ней и её детях, то полиция, мягко говоря, была в шоке. Дело было закрыто на месте, но вот скандал будет на слуху каждого гражданина Евросоюза. И до Польши это дошло в том числе, и он со своей семьёй посмеялись с этого. В это время Германия начал почаще выходить к остальным странам, что тоже являлось немаловажной новостью. Но был один небольшой минус: к ним в санаторий пробрался очередной сумасшедший фанат стран-людей. Да, бывают и такие индивидуумы, для которых главная цель в жизни — увидеть государство вживую и делать с ним всё, что душа пожелает. Немало таких людей отправили в тюрьму и даже в псих. лечебницу. И вот, в санаторий под видом уборщика пробрался какой-то молодой парень, что при виде мимо проходящего Германии потерял сознание. Вызвали скорую помощь, а вскоре всплыло, что он незаконно пробрался на территорию санатория явно в плохих целях. Но то, что по Герману сходят с ума даже парни, точно удивило других европейских стран. И как не вспомнить всеми любимого Нида, который является антонимом к слову «лестница». Чтобы осуществлять передачи еды или вещей, он использует балконы, дабы перемещаться из номера в номер. Когда Люксембургу надоело видеть у себя следы от грязной обуви голландца, он пожаловался Германии. Он не является крысой, так как такое поведение многим уже стало поперёк горла. Когда немец «по-своему» поговорил с Нидерландами, совсем чуть-чуть повысив голос из-за присутствия рядом невиновного Бельгии в номере, тот оставил всех своих соседей в покое. Возможно, голландец не испытывал большего страха, чем его бельгийский сосед рядом из-за того, что он до этого решил выпить с Италией крепкого вина. Некоторым стало ясно, почему Нид каждый день приходит и дарит итальянцу шоколадки, благодаря за «спасение». Пока Австрия рассчитывал на спокойный отпуск в не напряжённых с Венгрией отношениях, венгр думал об обратном. Его отношения с братом, естественно, очень сильно улучшились. По крайней мере, австриец не вызывает у него раздражение или другой негатив, а это уже многое для них значит. Но Венгрии не нравились его намерения, о которых он смеет лишь догадываться, а именно улучшение отношений Германии и Польши. Ему прекрасно стало ясно, что тот планирует быть третьей, неизвестной для поляка стороной, которая пытается волшебным образом заставить видеть в немце что-то хорошее. И венгру, как тому человеку, что поклялся себе защищать Польшу от таких властных придурков, как Герман, очень не нравилась такая затея. У него не складывается в голове то, что Австрия пытается подружить поляка с немцем, который довёл первого до слёз. Для Венгрии мужские слёзы — не позор, а самая крайняя линия, через которую никогда в жизни нельзя переступать, но это случилось. Действовать таким гадким, причём в довольно большом знании психологии, способом на Польску — поступок самых настоящих засранцев, если убрать из эпитетов нецензурные выражения. И на этот счёт Венгрия поговорил с Австрией.***
Поздний вечер, двадцатые числа. Венгрия, успев проанализировать поведение Австрии на протяжении нескольких последних месяцев, пришёл к тому, что ему нужно влезть в дело Германии и Польши. Он не желал медлить, а потому сразу же направился к номеру брата. Тот живёт вместе с немцем, но он не помешает их разговору состояться. Поднявшись на нужный этаж, венгр громко постучался к ним. Из-за его настойчивости австриец мигом поспешил открывать гостю дверь. — Привет, Вен, — поздоровался Австри, улыбнувшись при виде брата. — Нам нужно поговорить… у меня в номере, — более грубым тоном сказал Венгрия. — Наедине. Австрийца, разумеется, напряг такой настрой венгра, ибо он давно не слышал такого тона от родственника в свою сторону. Но он не стал заваливать того вопросами, зная, что вместо ответа получит только раздражённый вздох. Австрия вышел из номера, закрыв за собой дверь, и после проследовал за Венгрией в его комнату. Он жил один, потому лишних ушей не будет. Оказавшись на два этажа ниже, венгр, закрыв дверь, тяжело вздохнул. Ему трудно поднимать тему про Польшу, так как он не считает правильным обсуждать своего близкого с кем-то сторонним, кроме чеха и словака. Но Венгрия собирается это сделать во благо самого поляка, и потому придётся опять нарушить свои моральные принципы. — … Я не хочу обвинять тебя во всех твоих грехах, да и вспоминать не желаю, — начал тот, опустив взгляд на пол и присев на свою кровать. — Думаю, ты прекрасно знаешь то, что ты от меня скрываешь вместе с Германией. На секунду сердце Австрии сжалось, думая, что венгр имеет в виду пятничный инцидент. Однако его мозг быстро сообразил, что узнать он об этом не мог никаким образом. Его брат сейчас был бы в бешенстве, если мог об этом знать, да и вряд ли он разбирался с другим лицом вместо самого Германа. — … Можешь мне сказать об этом прямо, чтобы мы оба знали тему, которую ты собираешься поднять? — попросил австриец, присев на свободную кровать напротив Венгрии. Прозвучал сдержанный вздох со стороны венгра. Австри прямо-таки заставляет его сразу выдать свои предположения. Прошлый план подловить того на лжи был провален в самом начале, но вряд ли это так сильно расстроило Венгрию, как фактическое предательство со стороны родного брата и друга Польши. — … Я знаю про твой план. — Какой ещё план? — в недоумении спросил тот. — Не делай вид, что понятия не имеешь, про что я. Неужели ты, как и вся наша семья, предал моё доверие? Доверие Польши, Чехии и Словакии. — Венгрия, я правда не понимаю, к чему ты клонишь, потому я не притворяюсь. Венгрию всё сильнее гневила ложь, но он держал себя в руках. Он сам не желает портить с кем-то отношения, особенно когда большая часть Евросоюза приписывают его в изгои из-за политики и «сложного» характера. Однако и терпеть такое он себе никогда не позволит, как и своим близким приятелям. — У тебя с Германией есть план насчёт Польши. Я слышал ваши диалоги в аэропорту и санатории. Он соврал, упомяная санаторий. Единственный разговор, на который он мог опереться — это разговор в аэропорту перед вылетом в Жероны. Австрия понимает, что сейчас любым своим лишним движением может выдать себя, поэтому он предпочел полностью замереть, смотря тому прямо в глаза. Он продолжал делать вид, будто ничего не понимает, удивлённо подняв брови, но продолжая поддерживать зрительный контакт. Руки, что пытались недавно перебирать пальцами, слегка сжались в кулаки и не шевелились. — Я удивлён, Венгрия, — выдал австриец явно сдержанно. — Мне действительно стоит признаться: я пытаюсь наладить отношения Германии и Польши, но делаю это не в целях Германа или своих собственных. Поля, как его секретарь и коллега, должен находиться с ним в хороших, чисто трудовых отношениях. Ты и так прекрасно осведомлён тем, что между ними возникает множество конфликтов. И я это делаю только с согласия самого Польши и Германии, а не самовольно. — Оу, то есть слова про то, как Польша будет вести себя «паинькой» перед Германией — чисто деловые отношения? Слова, сказанные им, тоже были ложью. Но она была таковой для венгра, а вот для Австрии, наоборот, правдой, хоть и с иной формулировкой. Он действительно думал, что поляк остудит свой пыл после отпуска и в последующие месяца, но не опустится перед Германом. То есть австриец принял для себя слова, сказанные братом, как ложь. — Нет, я такого никогда не говорил, — твердо ответил тот, сложив руки в замок. — Я не стану задвигать о морали, мол, "так нельзя", "это плохо" и всё в таком духе. — … А ты, как я вижу, мастер в психологии. Правда, ты лишь сильнее меня выводишь. — Извини, но я не дипломированный психолог, потому и найти к тебе подход я вряд ли смог бы. — … Несмотря на то, что тебе идеально удаётся прятать от меня правду, тебе не удастся от меня скрыть абсолютно всё. Говоря о том, что Германия с Полей будут жить вместе, ты тоже имеешь в виду служебные отношения? Только не делай тупое выражение лица снова, это было сказано в нескольких метрах от меня. Австриец начинает понимать, что Венгрия точно услышал один из разговоров о поляке. До такого розыгрыша даже сами скандинавы не додумались бы, как самые отбитые шутники в Евросоюзе, уже не говоря о венгре. И сейчас, при попытке соврать, Австрия подвергает себя ещё большей опасности. Терять доверие брата, который отстранился от всей семьи, и только спустя столько лет смог прийти к примирению, ему больше всего не хотелось. Хотя он сейчас стоит будто на самом краю обрыва и при лишнем движении готов с него свалиться. — … Скажу кратко: я помогаю им наладить отношения, ибо весь негатив доносится из их личных междоусобиц. Я прекрасно понимаю и осознаю, что мои действия неправильны. И, снова повторюсь, я делаю это при ведомости обеих сторон. И пока Польша не против моих действий, у тебя нет основания как-либо мне препятствовать или влезать в это дело без согласия Поли и Германа. — Да из-за этого пидора Польша, возможно, впервые за свои годы проронил свои слёзы! В моем же присутствии! Какое ещё налаживание отношений с этим безжалостным мудаком?! — Венгрия! — не выдержал Австрия и громко воскликнул. — Пока Польша находится вдалеке от нас и не имеет возможности рассказать свои причины до перемирия с Германией, ты не смеешь затрагивать со мной или кем-либо ещё такую тему! Если ты так сильно желаешь, чтобы я не совал свои руки в их отношения, — пожалуйста! Только не удивляйся тому, что эти двое разнесут квартиру за несколько минут! Австрия был взбешён, что встревожило даже венгра, который не видел его таким ни разу за всю свою жизнь. Это было простым замечанием, но такой тон речи австрийца был для Венгрии в новинку. Он и не скрывал своего удивления: глаза широко раскрылись, а рот мигом захлопнулся. Австри, поняв, что перегнул палку, глубоко вздохнул. — Надеюсь, ты меня понял, — уже более тихо сказал он. — Если ты желаешь поговорить о Польше, то, пожалуйста, говори об этом с ним лично. Я не собираюсь объясняться, словно перед отцом. — Зачем его сразу упоминать?! — Без него никак. Не попрощавшись, австриец покинул номер венгра. Это был самый напряжённый разговор для обоих, в частности для первого. Он был рад, что смог сохранить спокойствие и контролировать свой язык, из чего вышел сухим из воды. По крайней мере, ему самому так казалось, потому напряжение после разговора быстро пропало, как только он зашел в свой номер. Венгрия же остался без ответа. Слова австрийца были для него лишь оправданием своих действий, перекладывая вину на Германию и Польшу, что якобы позволили ему «помогать». Он пребывал в гневе и разочаровании в своём брате. Он тоже контролирует свои эмоции, но долго сдерживать себя тот не способен. Венгр, сидя несколько минут в раздумьях, взглянул на часы: полдевятого, а значит бар на пляже ещё открыт. Взяв с собой деньги, он вышел из номера и пошёл вниз, чтобы окончательно остудить свой пыл.***
Уже перевалило за полночь, а Венгрия находился всё в том же баре. Бармен уже давно закончил свою смену, оставив последнего посетителя с полным бокалом пива. Венгр был пьян, но не настолько, чтобы вырубиться прямо на барной стойке. Ему не давали уснуть мысли о Германии и его намерениях насчёт Польши. Всевластный немец имеет множество возможностей к осуществлению своего плана, держа при себе глубоко просвещённого в психологии Австрию, репутацию среди стран Евросоюза и поддержку самой организации. Поляк хоть и был сильным, но после февраля он стал более замкнутым. Многое утаивает от Венгрии, пусть тот сам не понимает, почему его самый близкий человек перестал доверять ему. Есть ли в этом вина венгра? А может, этому послужило влияние Австри и Германа? Он не хотел верить, но и отбрасывать это предположение не стал. И в любом случае, был бы причастен к этому австриец или нет, виноватым выходит только один человек — Германия. Злость всё нарастала внутри венгра. Он не испытывает к тому ничего, кроме ненависти. Человек, имеющий огромную власть в своих руках, начинает злоупотреблять ею. Это прекрасно подтверждает немец, возомнивший себя богом, который решает судьбу Польши. Кто он такой? Евросоюз должен был ещё давно обдумать своё решение по поводу предоставления ему такую должность, как начальство над Восточной Европой. Венгрия даже предполагает то, что ЕС уже сам боится как-то противостоять Герману, а, может, и заодно с ним со своими мечтами о «мире и равноправии». Алкоголь начинал брать верх над разумом. Но вместо того, чтобы заставить его уснуть, он придавал ему сил. На это влияет его гнев, который необходимо куда-то выбросить. Бармен и его стойка ни в чём не виноваты, как и все остальные вещи вокруг. А вот немец — главная причина такого подавленного состояния. Считает ли он себя слабее или ниже него — для венгра это пустые слова, ибо на такое он не обращает внимание. Ему в голову начали приходить новые планы расплаты за причинённый Германией вред. Руки уже чесались набить немецкую самодовольную морду, и желательно до таких же слёз, какие были на лице Польски. Венгрия услышал шаги недалеко от себя. Повернув голову, он раскрыл глаза от удивления, когда увидел приближающегося к нему Германа. «Вот так удача,» — подумал бы венгр, если был бы трезвым, но сейчас у него не пронеслось в голове ни единого слова. Руки невольно сжались в кулаки, а изо рта вышел горячий, протяжный выдох, после которого он сразу встал и пошёл к немцу. Тот из-за темноты не смог увидеть разгневанное лицо Венгрии, не говоря о готовности его рук набить ему лицо в который раз. Лишь когда венгр приблизился к нему достаточно близко, у него проскользнула мысль о возможной драке. Но не успел Германия осознать этого, как в его лицо с высокой скоростью прилетел кулак. Немец смог удержаться на месте, но это выбило его из колеи. Схватившись за дико ноющую челюсть, он увернулся от следующего удара в живот. Сейчас его тактика — уклоняться от агрессивных и резких ударов венгра, что будет даваться ему с трудом. Разум был будто отдельным от тела, которое само могло избегать Венгрию. Однако тот был настолько взбешённым, что, не доставая до него, побежал на немца и повалил вместе с собой на пол. У венгра не было какой-либо тактики и хода драки, ибо единственной целью было одно: избить его любыми способами, в особенности лицо, ведь ни с чем более ему не справиться. Прозвучал довольно громкий удар об древесину. Германия стиснул зубы от наступившей по всему телу боли, попутно пытаясь схватить нападавшего за руки. Получилось остановить лишь одну, но вторая рука Венгрии повторно зарядила ему по челюсти. Теперь Герман снова потерялся и не имел сил удерживать руки венгра. Последовала очередь кулачных ударов по бровям, губам и носу. Венгр бил со всей силы, но она не была настолько большой, чтобы что-то сломать. Пока немец пытался сбалансировать дыхание и попытаться привести свои руки и ноги в порядок, Венгрия схватил его за воротник футболки и приблизил к себе. Лицо Германии не было напуганным, как тот представлял в своих мыслях, а наоборот, таким же разгневанным, с образовавшимися синяками и царапинами. — Только попробуй снова приблизиться к Польше! Я на тебе ни одного живого места не оставлю! Уёбище! Герман быстро сообразил, что их головы приближены, а потому он сильно стукнулся лоб о лоб. Венгру было достаточно больно, из-за чего он ослабил хватку. Это позволило немцу схватить его за пояс и из последних сил перевернуться вместе с Венгрией. Теперь Германия был на нём, но немец сразу же отстал от него. Во многом благодаря тому, что такой шум и гвалт привлек другие страны страны, которые уже направлялись в бар, а увидеть их в таком положении — огромный минус для репутации Германа. Удар головой не смог нейтрализовать венгра и он быстро встал на ноги, хоть и придерживаясь об стол. Он снова набросился на немца, но тот успел вовремя схватить его за руки, сжав их. Атаки ног Германия блокировал своими же, в особенности он защищал свой пах от возможного удара. Он бы мог, как и в прошлый раз, ударить Венгрию в это же место, но тогда даже сам Франция был рассержен за подобное. Проблем ему сейчас вовсе не требуется, когда он наконец-то начинает меняться. И, как догадывался немец, на такой шум прибежали некоторые страны. Это были Швеция, Финляндия, Дания и Эстония, что прогуливались рядом, а после услышали крики Венгрии. Увидев драку ещё тогда, когда венгр избивал Германа на полу, они как можно быстрее спустились в бар и попытались разнять их. Финляндия набросился на агрессивного и сильного венгра и, на всякий случай, скрутил его и прижал к полу. Тот ещё сильнее разозлился, но его положение уже является проигрышем. Швеция поспешил к немцу и, увидев раны, обомлел и прикрыл раскрывшийся от удивления рот. — Опять драка, — полушёпотом произнёс Эстония, стояв рядом с Данией в стороне. — Почему Венгрия так озверел в последнее время? Венгрия только спустя время смог осознать, что его никуда не отпустят в таком состоянии. Он сдержал своё раздражённое пыхтение и прикрыл глаза, пытаясь хоть на вид выглядеть сдержанным. Однако эмоции бурлили в его голове, и венгр не мог содержатся от следующих высказываний. — Это за то всё, что ты сделал с Польшей! После случившегося я больше никогда не оставлю тебя в покое! Слышишь?! Все присутствующие ошарашенно глядели на Венгрию. Все, кроме Германии. Он сохранял невозмутимый вид, больше сосредоточив внимание на своём внешнем виде. Тот специально пропустил сказанное мимо ушей, ибо замысливаться потом над сказанным — себе же хуже. Сейчас ему нельзя выдавать какие-либо эмоции на глазах других стран. — Германия, — обратился к тому швед. — что он имеет ввиду? — … Я понятия не имею, — прошипел немец, отряхивая себя. — Я не виноват, что у поляка слишком нежные чувства к критике. Услышав ответ немца, поражённый Венгрия попытался освободиться из захвата финна, но к тому лишь добавился Дания, который помог сдержать венгра. Низший был дико разочарован тем, что виноватым тут считают опять его, а не Германа. Рассказать всем то, как Польша плакал перед ним, словно ребёнок, — быть такой же крысой, что и Австрия в своё время. Общественное одобрение не стоит того, чтобы поляк ходил и стыдился перед всеми. Да, он самый чувствительный в их компании, но не плакса, которая истерит с каждого плохого слова в его сторону. Венгрия в безвыходной ситуации: все против него и никто не желает ему верить. Германию, как своего начальника, все будут оправдывать или замалчивать его грехи перед высшим руководством и общественностью. Неудивительно, что о скандале с Бельгией и Грецией знают только страны ЕС и некоторые другие, как США и Канада. И то американец винит во всём остальных европейцев, что позволяют ему совершать такое на рабочем месте и сами же испортили его к ним отношение. Со стороны он прав, ибо то же самое произошло и с венгром, но Венгрия не желает, чтобы его сравнивали или приравнивали к немцу. В итоге трое скандинавов с эстонцем отвели Венгрию в его номер, где его встретили шокированные Чехия и Словакия. Они тоже слышали шум, но не знали, что там присутствовал их друг. Приняв его, они положили его на кровать. От него веяло алкоголем, потому братья, которым сказали о драке, тяжело вздохнули. Стоит надеяться, что другие страны об этом не знают, и чтобы до самого Евросоюза это дело не дошло. Германия — одно дело, а вот после повторной драки Венгрии светит что-то очень плохое и непредсказуемое. И Польше на этот раз они не станут сообщать, в его же собственное благо.***
Отпуск подходит к концу. До сентября осталось чуть больше недели, но у Польски есть опасения, что эти дни пройдут так же быстро, как и предыдущие. Ему так нравилось просыпаться в девять, а то и в десять-одиннадцать утра. Когда вместо тебя готовят вкусные домашние блюда прямиком из детства, которое никогда уже не вернуть. При тебе всегда есть поддержка в персоне старшей Речи Посполитой, который принял тебя после сложного признания. Рядом с тобой почти всё время находятся прадеды, которым хочется узнать всё-всё-всё из жизни своего единственного правнука, что всегда находится вдали от них. Польша успел несколько раз пересказать истории за столько лет. И хоть он не раз им рассказывал, каждая старая история для них будто новая. Младшему поляку всегда нравилось, когда его так внимательно слушают и соглашаются с его мнением без всяких поучительных уроков. Польша успел несколько раз за месяц объехать весь Люблин, а также походить с РП по базарам и прикупить несколько фруктов. Конечно, он объелся ими и несколько дней неважно себя чувствовал, но зато поляк был очень довольным. И как же не вспомнить о любимцах польской семьи, — Лютере и Сигизмунде. Эти двое так и не поладили между собой, часто рыча и шипя при близкой встречи. Польска увидел в характере кота кое-что человеческое — присвоение себе чего-либо. Сигизмунд пытался как можно чаще встречаться с ним: ложился на него, терся и даже облизывал руки Польши. Это, разумеется, выводило Лютера из себя, и потому тот начинал гавкать, а второй сразу же бросал попытки подлизаться к младшему поляку. Польская семья в основном только смеялась с этого и не препятствовала животным. Если мейн-кун пытался добиться особого внимания от Польши, то Лютер налаживал отношения с другими членами семьи. Оказалось, что на второй-третий день он привыкал к новым лицам и был довольно дружелюбным. Конечно, он не привязывался к ним так сильно, как к своим хозяевам, но всегда принимал лакомства и объятия старших. Кстати, о втором хозяине. Щенок скучал по нему. Он часто скулил, глядя куда-то вдаль. Несмотря на присутствие второго хозяина, ему хотелось встретиться и с первым. Германия был ему очень близок, ибо в первые дни своей жизни он видел именно его лицо; чувствовал тепло рук, которые держали его при сильном холоде. А в последнюю встречу тот не подавал особых признаков печали, а потому питомец не может осознать, что это разлука будет такой долгой. Дни идут, рядом с ним всегда был Польша, а под вечер хочется посидеть рядом с Германом. И сейчас, почти под самую ночь, когда поляк не хочет спать из-за фильма в телефоне, Лютер снова скулит. Рядом с ним лежит мячик, с которым чаще всего играл немец. Польске пришлось отвлечься от просмотра, чтобы с досадой посмотреть на щенка. Ему жаль, что тому приходиться переживать подобное, но сам поделать ничего сейчас не может. Единственный долг, который тянет поляка обратно в Брюссель — Лютер, который хочет увидеть Германию. Как человек немец для него противный до жути, но обращаться с животными он умеет. За всё время совместной жизни Герман ни разу не повысил голос на пса, который всё же устраивал пакости. Даже поляк не сдержался, когда щенок разбил экран его телефона, кинув его со столика. Конечно, Польша не кричал, как конченый, а просто сделал более грозный голос. Однако от немца в сторону собаки не было даже подобия на это. Возможно, работал его недовольный взгляд, от которого Лютер виновато опускал голову. В общем, Германия ведёт себя с щенком достойно, по мнению Польши. — … Хочешь с Германом встретиться, да? — тихим голосом спросил поляк. Лютер знает имя своего хозяина, а потому при первых же буквах его имени поднял голову на Польску. Тот повторил вопрос, после чего пёс ненароком гавкнул и радостно замахал хвостом, готовясь вот-вот встать и побежать в сторону входной двери. Его маленькая голова подумала, что Германия где-то рядом, отчего он махал головой в разные стороны. Поляк хихикнул, наблюдая за псом, и грустно вздохнул, поняв, что дал тому ложную надежду. — Иди ко мне, Лютер, — Польша чуть подвинулся, и к нему подсел щенок. — Подожди немного, пару дней… Увидишь ты своего хозяина, кладоискатель. От радости пёс облизал щёку славянина, а тот только улыбнулся, почёсывая щенку за ушко. — Ты не понимаешь, насколько больно он мне делает… однако ради тебя приходится идти на такие жертвы. Да, снова я перекладываю ответственность на кого-то другого, нежели самому что-то делать… Ты меня не понимаешь, но ты всё же чувствуешь, что я ощущаю. Да, мне сейчас сложно найти деньги на отдельную квартиру, а ещё скандалы с Евросоюзом, Германией, Австрией, проблема с тем, у кого ты будешь жить… Спасибо, что ты всегда со мной.***
Двадцать седьмое, двадцать восьмое, двадцать девятое… тридцатое августа. Последние дни Польша провёл в слегка подавленном состоянии, ведь ему вскоре предстоит улетать. Чемодан собран, контейнер для Лютера на месте. Нет только желания уходить. Не один Польска грустил: другие члены семьи тоже были опечалены, пусть и старались не показывать это ему. К сожалению, один РП чувствует себя паршиво среди всех родственников младшего поляка, ибо понимает, что того ждёт рядом с Германией. Он старался не накручивать себя, полагаясь на то, что Польска будет в безопасности рядом с Венгрией, Чехией и Словакией. На это надеялся и сам Польша, но более увереннее, чем его дед. Конечно, рядом с ним не будет поддержки Речи Посполитой, но стоит бороться с Германией в одиночку. Поляк должен справиться, и он обязательно добьётся этого. Последний день он провёл с утра до ночи вместе со всей своей семьёй. По крайней мере, ужин был самым ярким, но не менее грустным событием за день. Был приготовлен шикарный ужин: любимый рассольник Польши, салат, нежный вишнёвый рулет, яблочный пирог, паста и даже кебаб, который пожарил РП вместе с ВКЛ. Сигизмунд также пытался попробовать что-то со стола, но ему категорически нельзя. Даже Речь Посполитая препятствует этому. В итоге кот с обидой смотрел на семью и пса, который наслаждался оставшимся сырым мясом, а после сам стоял возле Польши и просил кусочек мяса, строя глазки. К сожалению, ему нельзя жареное. — Что ты на меня смотришь своим невинным взглядом? — спросил младший поляк, опустив голову на щенка. — Тебе нельзя свинину, да и вообще жареное. Нельзя. — Какая несчастная собака, — посмеялся ПК, сидя возле Польши. — Переживёт ли такой малыш ещё один полёт? — Ему, кажись, не терпится вернуться обратно в Бельгию, — ответил поляк, вздохнув. — … Хотелось тут на подольше остаться, да работа государства — дело всей моей жизни. Эх… Повисла тишина. Присутствующим было жаль Польску, в коем-то роде им близка подобная ситуация. Младший поляк часто завидует им, ибо они полностью свободны. Есть возможность, что в далёком будущем его место займёт кто-то другой, и он сможет проводить время со своей семьёй. Но сейчас она ему необходима как никогда. Польша уверен, что он обязательно переживёт все последующие месяца рядом с Германией. Он хочет лишь как можно быстрее и спокойнее пройти через всё то, что ожидает его в Брюсселе. Польске нужно сейчас собраться всё мысли и откинуть их куда-то вдаль, чтобы спокойно поужинать со своей семьёй. Еда оказалось настолько вкусной, что он чуть ли не пошёл по второму кругу: суп, салат, кебаб, пирог... Рулет, к сожалению, успел съесть Королевство — такой же любитель сладкого, как и его правнук. Это подметил Княжество Литовское, за что ПК отобрал у него кусок пирога. — Откройте кто-нибудь окно, прошу вас, — сказал старший поляк, вкушая нежный пирог. За длинный язык ВКЛ остался без выпечки, которую, честно, не особо любит, но ест их из-за уважение к труду Второй Речи. А вот младший поляк будто не чувствовал ни голода, ни сытости, ибо клал в свою тарелку всё, что оставалось на столе. ПР нравился такой аппетит, но его сын начал уже перегибать палку. — У внука так разбушевался аппетит, что страшно руку рядом ставить — вдруг и её съест, — пошутил РП, который ел медленнее всех в семье. — Зато будет повод поддерживать форму, ведь быть худым — ещё нормально, а вот быть с территорией во всю Британскую империю — такое себе удовольствие, — добавил ПР. — Лично я не отказался бы от Мальдив, — сказал Княжество, мимолётно взглянув на своего мужа. — Ты был бы не против? — С красной рыбой любой отпуск мне нравится, — ответил ПК. — В кого же Польша больше пошёл: во Вторую Речь Посполитую или в Королевство? — задумчиво произнёс ВКЛ, закатив глаза.***
После ужина все разошлись по своим комнатам. К сожалению, в доме всего три спальни: для РП, ПР и Польши, но с временным проживанием ВКЛ и ПК кое-кому пришлось уступить свою комнату. По недовольному лицу Речи Посполитой, укутанного в одеяло в гостиной на диване, можно было понять, чья кровать занята. Если бы он только знал, что Вторая Речь решил провести всю ночь рядом со своим сыном. Для Польши это было удивительно, но он решил насладиться временем с ним. В последний день от него никто не отходил ни на шаг, но его отец, видимо, решил дольше всех побыть рядом с ним. ПР трудно отпускать его в Брюссель, не зная, когда им предстоит ещё раз встретиться. Неизвестно, будет ли Польска отмечать с ним общий день рождения, Святого Николая, Новый Год… Он не понимает, как тому проводить такие важные праздники с друзьями и знакомыми, нежели в семейном круге. Младший поляк ведь безумно счастлив здесь, но почему-то новогоднее обращение к народу записывает в Брюсселе. Из-за этого вся его семья старалась сделать этот месяц незабываемым для поляка, чтобы он почаще приезжал. Никто из них не знал, что его отталкивает от этого места, если не работа и суровое начальство. Сыграв последнюю партию в дурака, победивший ПР слегка взгрустнул, отводя глаза в сторону. Младший поляк понял, что тот хочет что-то сказать, но боится портить недавнюю весёлую обстановку. — Если хочешь что-то сказать, то уж лучше не молчи, — сказал Польска, складывая карты. — … Ничего такого, — ответил тот приглушённым голосом. В нём будто что-то подрывается, из-за чего его недавний азарт начинает тускнуть вместе с радостью, полученное от времени с сыном. — Жаль, что время так быстро проходит. Совсем недавно было шесть утра, а теперь десять вечера… Вторая Речь пытался развеять обстановку, да и своё настроение поднять. Однако у него это плохо получалось. Трудно придумывать шутку из воздуха, когда у тебя будто тяжесть в собственной груди. — Мне самому хотелось, чтобы эти дни прошли как можно дольше, — добавил младший. — … Почему бы не остаться здесь? Что тебя отталкивает от нас, или, наоборот, что тебя тянет в ту Бельгию? Ты можешь спокойно работать у себя в государстве, при этом не отставая от своих коллег. — … Отец, все мы люди — нам нужен социум: друзья, приятели рядом. Я вышел таким человеком, что мне нужны рядом друзья, как Венгрия, Чехия, Словакия и прочие приятели в Евросоюзе. Мне с ними хорошо, как и с вами… Да, мне стыдно за то, что я вас оставляю на такое долгое время, но я всегда стараюсь найти время для вас. Позволяли бы финансы и ваше банальное желание — пожили вместе со мной в Бельгии хоть некоторое время. Свой дом — лучше, но и остальной мир такой же прекрасный. Хах, я уже начинаю философствовать… — … Тебе так дорог Венгрия? Где бы ты ни был, я всегда вижу тебя с ним, не учитывая тех двоих братьев. Я не понимаю, как вы можете быть вместе. Вы такие разные: он из германской семьи, агрессивный, из-за своей политики выставляет Евросоюз полным посмешищем, как организацию. Хотя подобные организации, как ЕС и ООН могли спасти мир от голода и войн? — … Да, он мне важен, отец. ПР ожидал пояснений, но поляк замолчал и отвернул от него голову. Польша уже обсуждал эту тему со Швейцарией неделю назад, и подозрения обеих сторон не были позитивными.***
Воскресенье, 26 августа.
… — Почему Венгрия является для тебя авторитетом? — спросил Швейцария. Польша, немного поразмыслив, быстро пришёл к ответу: — Он, на мой взгляд, очень ответственный. Венгрия прожил достаточно много времени, чтобы иметь опыт в работе и жизни государства. До моего рождения он правил, и поэтому перед распадом СССР он был тем, кто приспособил меня к жизни, которую я сейчас имею. Если не считать вмешательство в неё Германии, я сказал бы, что вполне доволен тем, кем сейчас являюсь. И если у меня возникают какие-либо проблемы, то он первым идёт мне на помощь. Конечно, только когда я ему об этом прямо скажу… Честно, он — моя защита в Евросоюзе. Когда Герман… сделал это, то венгр, узнав о моём подавленном состоянии, сразу же устроил с ним драку. Это было неправильно, но… мне стало очень приятно, что он, не зная причин, заступился за меня. Может быть, после той драки Румыния и Болгария боятся мне лишнее слово сказать, чтобы не получить кулака в нос. — … Ты считаешь Венгрию своей опорой? — В каком-то смысле да. Конечно, я самостоятельный: смогу допрыгнуть до самой верхней полки... Вы меня поняли. При разговоре о венгре Польска аж повеселел. Швейцарец принял это во внимание, ибо предыдущие приёмы были довольно серьёзными, где тот имел нейтральное, а то и печальное состояние. — Когда ты говоришь о нём, на тебе невольно появляется улыбка. Видно, что Венгрия тебе очень дорог. С кем бы ты его мог сравнить? — Я бы сказал, что он очень уникальный. Вроде бы я всё перечислил: поддержка, защита, весёлый характер, да и щедрый со мной. Он может прикупить мне от сладостей до алкоголя, а вот нормальную еду только мне приходится готовить. А так, если сравнивать с кем-то, то я даже понятия не имею… отец? Дед? Что-то вроде близкого ко мне человека. — Венгрия — тот самый близкий человек, которого можно подставить под характер и поведение твоего отца и деда? — Хм… скорее всего под отца, ибо они оба строгие и серьёзные, когда задвигаются сложные темы, как ЛГБТ, Евросоюз, Германия и так далее. В прочем, во многом я с ними согласен, да и если бы они встретились, то точно бы поладили. Эти двое как две капли воды. — Они очень похожи? — Естественно, что не прям один и тот же человек, но довольно схожи между собой. К примеру, они оба придерживаются своего единого мнения. Вернее, у них точки зрения просто сходятся. Это ведь со всеми происходит. — Верно, и в то же время мы можем различать всех друг от друга. К примеру, как Словакию от Словении. Но есть ещё один вопрос: ты как себя чувствуешь рядом с Венгрией? Ты нуждаешься в нём? — … Вроде как человек нуждается во внимании, и я не исключение. Помимо этого я нуждаюсь в поддержке и в защите, в особенности когда рядом Германия. — Ты считаешь Германию — врагом, а Венгрию — своим телохранителем, который решит твои проблемы? — Как бы… не то, что я… типа… Этот вопрос загнал Польшу в тупик, заставив задуматься. Он не признаёт того, что использует своего друга в качестве живого щита или охранника. — Польша, такие отношения — нормальные, в этом ничего странного нет. Всегда есть нюансы, о которых нам нужно знать. У меня нет никаких подозрений на ещё одну травму в тебе, но этот вопрос также нужно обсудить. К чему наш разговор ведётся: Венгрия является твоим идеалом мужчины в абсолютно любом плане, но и человечным, ибо ты осознаешь многие его ошибочные утверждения. Но чувствуешь ли ты себя равным ему? Не по Конституции и правам человека. Поляк снова задумался, но на это он потратил больше времени. Его преследовало множество разных теорий о его месте рядом с венгром. Польска считает себя рядом с ним в безопасности, при любой сложной ситуации либо постоянно думает о том, как Венгрия мог бы поступить, либо шёл прямо к нему за помощью. У кого могут быть подобные отношения? Если на ум сразу же пришёл его отец, то не совпадение ли это случаем? Они во многом похожи своими принципами, характером и схожей моралью. Но разве поляк чувствует себя с ними одинаково? Идентичны ли отношения отца и сына с отношениями этого сына с венгром, в котором тот продолжает видеть авторитет?.. — … Я не уверен в своих словах, ибо могу только догадываться. Моя дружба с Венгрией похожа на отношения отца и сына? — В этом деле ты сам должен прийти к ответу: сравнить себя рядом с отцом и рядом с Венгрией. И какой бы ответ ни был — это нормально, пока тебе это не доставляет проблем. Ты независимая личность, которая может поспорить со старшими, несмотря на их авторитет.***
— … Я вас одинаково ценю, вот и всё, — ответил Польша, перебирая пальцами. — Обязан ли я объяснять все позитивные стороны в нём, если я ценю вас за ваши одинаковые черты? Он такой же сильный, умный, уверенный, моя правая рука и поддержка. — Разве есть кто-то равный твоему отцу? — спросил ошеломлённый Вторая Речь и невзначай фыркнул. — Пойми, что когда я только стал независимой страной, единственный, кто мне помог подняться на ноги после такого потрясения — был Венгрия! Он помог мне стать тем, кем вы все сейчас так гордитесь. И перечёркивать всю его помощь только из-за того, что он родился от Германской Империи и Австро-Венгрии — оскорбление и в мою сторону! Младший надеялся на то, что отец поймёт его и обдумает его слова, но вышло совсем по-другому. ПР на несколько секунд завис на месте, смотря удивлёнными глазами в его. Вдруг сердце его сжалось до боли, из-за чего пришлось схватиться за него. Его здоровье было в полной норме, но больно стало от слов сына. На первый взгляд они были простыми, но не для Второй Речи. «… когда я только стал независимой страной, единственный, кто мне помог подняться на ноги после такого потрясения — был Венгрия!..» ПР не было рядом с ним в те года — лишь спустя почти три года он смог вернуться во Варшаву к своей семье. Он должен был быть рядом с сыном. Когда Польша вступил в Евросоюз, то рядом с ним первее оказался Венгрия, а не Вторая Речь. Отец понимал, что в такие важные в жизни моменты для будущего государства — самые памятные в жизни, и рядом всегда должны присутствовать самые близкие люди. Но получилось так, что у него отняли такую возможность. Из-за этого большая ненависть к коммунистическому режиму, что отнял у него возможность быть рядом со своим сыном. Отсюда и то, что при вступлении в Евросоюз Польша был рад присутствую Венгрии рядом, нежели разочарован в отсутствии ПР рядом. И пусть то, что Вторая Речь плакал в последний раз почти век назад, слова его сына позволили ему пустить одну слезу. Он сразу же стёр её, но поступили другие, из-за чего пришлось отвернуться от младшего. Не хотелось говорить что-то в своё оправдание, ведь Польше это не нужно. Стараясь сейчас как можно больше проводить времени с ним и ожидая его столько месяцев, в последний день ему заявили, что его не было рядом тогда, когда он нужен был своему сыну. Младший пришёл в замешательство, ибо не мог понять, что он сказал. Придвинувшись к отцу, он взял того за плечо и повернул его к себе. Увидев слёзы, у поляка аж сердце дёрнулось. Впервые в жизни он видит слёзы своего отца. Неужели ему, самому дорогому для ПР человеку, удалось довести его до такого? Стало настолько стыдно, что хотелось самому выплеснуть эмоции, но вместо печали его охватил страх. Руки Польши сами отпустили отца, боясь сделать тому ещё больнее. Он отполз от него, не понимая, что сейчас происходит. Для него слёзы ПР — то, чего нельзя было и в голове представить, а тут ему приходится видеть собственными глазами. — Отец, что случилось? Я тебя… что я сделал? Скажи! — встревоженно спросил Польска. — … Меня огорчили твои слова, — вполголоса ответил Вторая Речь, обняв себя. — Ты явно ошибаешься, я не специально! Что я сказал, что это… тебя так расстроило? ПР не злился на него, но был расстроен тем, что тот в качестве аргумента в сторону Венгрии выбрал эти слова. Младший начинал догадываться, что именно послужило такой острой реакции отца. — Отец, прошу, прости меня. Опять что-то вякнул, за что по голове получил бы от других! Но я не специально, отец! — … Чтобы оправдать своего дружка, ты решил сказать это прямо мне в лицо. Как ты мог сделать это не специально? — Я не хотел тебя опустить или оскорбить! Просто это значит, что Венгрия — хороший, а не такой ужасный, каким ты его представляешь. — И ради его достоинства ты решил напомнить мне о том, что меня не было с тобой рядом? Ты прекрасно знаешь, почему я не был рядом тогда! — И поэтому я сейчас здесь с тобой! Ты мне нужен, как и Венгрия, и вы… вы оба для меня — родные. Вы помогли мне встать с колен и ценить себя. Оба меня всегда поддерживаете, где бы я ни был. Я хочу, чтобы ты ценил и его, а не думал, что я выбираю между вами. — Что ты мелишь, Польша? Что ты хочешь мне этим сказать? — То, что без одного из вас я никто, и звать меня никак! Отец, — Польска взял того за руку. — ты, несомненно, самый дорогой человек в моей жизни. Ты меня воспитал и отдал всё во благо процветания нашего народа, тобой гордились и гордятся миллионы поляков. А Венгрия — тот, кто помог мне идти дальше. Он не был обязан, как и ты сейчас, учить меня ведению политики и жизни государства, но Вен продолжает быть рядом. И кем бы ты его не считал, — цени его за то, что он помог мне, не занижая твои старания. Брови старшего опустились, губы поджались, а взгляд зелёных очей был полутусклым; руки будто свисали с его тела. Второй Речи сложно принять то, что чужой человек, из семьи бывших врагов стал значимым для сына. Польша понимал, что его слова не помогли даже успокоить отца, а лишь свели его в подавленное состояние. Не зная, как ему помочь, младший приблизился к нему и несильно обнял. Тот никак не противился объятиям, но тяжесть на душе не позволяла ему шевелиться. Силы сразу же пропали, тот не мог даже повернуть голову на Польску. — Отец, прости меня, идиота… и я ведь твой идиот, — сказал младший, положив голову на того плечо. Польша не заметил, как у самого появились небольшие слезинки. — С одной стороны хорошо, что ты дал мне такую свободу, — Польска говорил, чтобы не сидеть в гнетущей тишине. — Я стал более самостоятельным и независимым, чем если был бы всё время под твоей большой, сильной рукой. И я ценю каждый проведённый с тобой и со всей семьёй день, в частности сегодняшний. Ты не думай, что я ценю кого-то чужого больше, чем вас. Если бы я не был сейчас с вами, то тот отпуск в Испании был таким же кошмаром, как и прошлые месяца… Прости меня за такие слова, я не хотел причинять тебе боль. Пока младший продолжал с прикрытыми глазами обнимать отца, подбирая ещё темы для пустой болтовни, Вторая Речь думал над тем, как лучше поступить. Ему больно, но разве ему нужно чувствовать себя оскорблённый, когда его единственный сын извинился несколько раз и сам чуть ли не роняет слёзы? Старший решил посмотреть это со стороны Польски, которому не мог вовремя помочь в первые дни правления. Если поляк поднялся до таких высот, не позабыв о своей человеческой натуре, то выходит, что Венгрия действительно ему очень помог. По своей же логике, он не должен быть обижен на венгра за то, что тот самовольно, не прося ничего взамен поддержал его сына. Если углубиться в мораль и психологию, то, возможно, ПР не должен прощать его за сказанное… Однако должен ли он прислушиваться к каким-то правилам поведения, когда ему становится жаль Польшу? Мысли, сердце и душа говорят ему, что не должен. — … Чего ты разнылся на моём плече? — спросил Вторая Речь, усмехнувшись. — Кто бы говорил, — сказал тот, услышав его слабый смешок. За сказанное младший всё же получил по макушке: ему испортили укладку волос, потрепав по голове. ПР так быстро может простить только Польшу. Он никогда не желает иметь с ними плохие, напряжённые или натянутые отношения. Как отец и сын они должны быть как две капли воды, каковыми и являются внешностью и характером. Когда-то и Вторая Речь может сказать какую-то ересь, из-за которой младший тоже может оскорбиться. Старший не видит смысла создавать такие долгие обиды. По его мнению, на такое способны только женщины, но это уже его личные взгляды и стереотипы о людях.