Игра началась

Господин главный акционер. Звучит солидно, только вот кресло велико. Нихрена не смыслю во всех этих акциях, облигациях, венчурных и трастовых фондах, но упорно делаю вид, что да. Хотел поиграть в большого босса и, кажется, доигрался, потому что едва не заключил сделку, которая могла нанести удар не только по кошельку, но и по репутации Карачаев. Едва не разрушил плоды многолетнего труда отца и дяди. И чувства покойного папаши мне до лампочки, но дядю разочаровывать совесть не позволяет. Признаю, для игр такого уровня нужно хоть какое-то хиленькое образование, а я застрял на уровне прыщавого восьмиклассника с раздутой до небес манией величия. Наполеон, блять. Растоптанная братцем непоколебимая уверенность в собственной правоте ветошью валяется в углу кабинета, а Дженк маячит перед глазами, активно жестикулируя верхними конечностями. Понял я все, понял. Остынь, человек-факел. - Ты хоть башкой иногда думай, Недим! - Сокрушается старший брат. - Хоть иногда. - Если бы ты в своё время думал башкой, а не задницей, Дженк. - Осекаюсь, вспоминая недавний ночной кошмар. - Что тогда? - Кузен вспыхивает моментально, и пламя перекидывается на меня. Со стороны это выглядит как гребанные петушиные бои. Будем биться до момента, пока кто-нибудь из нас не упадёт замертво. Сдохнем оба в один день. Как романтично, аж блевать тянет. - Может быть тогда я бы прислушивался к твоим идиотским ремаркам. Мы же опытным путём выяснили, что иногда они очень даже к месту. Я научился владеть собой на таком уровне, что контролирую каждый свой писк. Но лажаю, как обычно, в самых простых вещах. Взять что ли пару уроков у своей женушки-змеи? Кузен закатывает глаза, и мне хочется эти глаза вырвать и затолкать ему в задницу, и чтобы ни звука. - Ладно. Перемирие временно, но мне хватит. - Хорошо. Мы с братцем делаем большой скачок вперёд, сталкиваясь лбами только на словах. Неделю назад мы буквально готовы были разбить головы друг друга. Но воздух все ещё хоть ножом режь. Нужно отвлечься, а затем шевелить мозгами как следует. Мне нечего делать на фирме, но просто так сдаваться не собираюсь. Не собираюсь отдавать Дженку все, что у меня есть. Он и без этого почти все у меня отобрал. Хренов альфа, любимец нашпигованных цацками эскортниц элит-класса и каждой второй школьницы, достигшей возраста согласия. Они раздвигают ноги перед Дженком Карачаем так широко, что видно все генеалогическое древо, отдаются с таким пылом, что на простынях остаётся выплавленная дыра по форме их задниц и кричат. Они так кричат, что стёкла выносит звуковой волной. Но почти год из спальни моего братца ни единого звука. Конечно. Джемре не даёт. Джемре из тех, кто выскребет мозг десертной ложкой, а потом никакой физической близости уже не хочется. И вот живет мой дорогой кузен монахом, испытывает свои яйца на прочность и завязывает бантиком член. Будто меня эта проблема ни разу не касается. Хоть голову в тазик со льдом окунай. Каждый раз превращаюсь в капающего слюной идиота, стоит белобрысой сучке выйти из гардеробной в микроскопических шелковых шортиках и хреново скрывающем розовые соски полупрозрачном кружевном топе. А как она наклоняется к прикроватной тумбочке - крышак съезжает начисто, и я всерьёз задумываюсь о том, чтобы проткнуть себе глаза перьевой ручкой Феррари да Варезе, доставшейся от папаши-фанфарона. - Недим, блять! Кузен вырывает из воображаемого мирка своим коронным выражением лица «Ты говна хлебнул, родной?». Недим, блять, Недим. Концентрируйся. Фокус съезжает с лица Дженка снова. Подбираю слюни. - Что? Мне хреново, мне так невообразимо хреново, что я согласен даже лечь под поезд, только бы выбить из башки маленькую Карачаевскую шлюху. Лицо этой самой шлюхи появляется в проеме. - Муженёк, я так скучала, что решила забежать к тебе ненадолго, утолить нашу тоску. - С языка женушки капает яд. Чертова гюрза, не меньше. Ты забываешься, дорогуша. Киваю на дверь. На лице кузена маска Пьеро, а меня раздирает нестерпимое желание придушить говнюка. Себя пожалей, братишка. Язычок дверной ручки щёлкает и встаёт в паз, а женушка, скинув с плеч нечто из личной коллекции Салли, шумно падает задницей в мягкий диван у стены. Как можно чувствовать отвращение и стояк одновременно - не въезжаю до сих пор, а Джерен взбивает пальцами платиновую гриву. Тварь белобрысая. Сердце утробно вибрирует за рёбрами. - Смотрю, ты где-то достала эликсир храбрости, любимая. - Что за лицо, детка? Снова страх? Люблю страх в этих глазах, а в голове разрываются фейерверки. - Эликсир храбрости, бессмертия и ещё любви, муженёк. - Женушка припечатывает чёрный прямоугольник диктофона к журнальному столику. Мышцы на лице беспорядочно сокращаются, и мне почти больно от того, насколько я облажался. И костей не оставит. Гиена. Бросаюсь к диктофону, но рогатая дрянь снова на шаг впереди - прячет взрывоопасную коробочку в сумку. Сколько невинности во взгляде, Джерен Карачай. И сколько дерьма внутри. - Где ты это взяла? - В кабинете у кудрявой мозгоправши. - Совершенно естественно. - Стащила. - Добивает гюрза. Отлично. Просто, блять, замечательно. Найду психологичку и оторву голову. - И что тебе нужно от меня? Я - сапер, и выход у меня только один: обезвредить бомбу, потому что жить хочется страшно. - Ничего. Отбитая на всю голову мразь. Выпотрошу, клянусь, я тебя выпотрошу. Прячу руки в карманы. Пальцы сводит от желания придушить. - Но мне кажется, что у нас не должно быть секретов друг от друга, любимый. Голливуд умывается кровавыми слезами от игры моей благоверной, а я закипаю, как старый облезлый чайник. Почти мгновенно. Выдираю женушку из кресла, вгрызаясь пальцами в свод челюсти, и мне хорошо. Мне хорошо, я почти счастлив и почти рычу от кайфа. - Я покажу запись папе Агяху. - Голос рогатой дряни мелко дрожит. Слишком близко. Слышу, как мозги вытекают в ноги. - Что. Тебе. Нужно. Джерен? - Проверим содержимое твоей головы, дорогуша? Встряхиваю. - Не знаю, что ты задумал, но хочу с тобой. Молчу. Молчу. Твою мать. - Иди ко мне. Мозг собирается в кучку и рвётся на куски, забрасывая ошмётками черепную коробку. Ты конченный, Недим Карачай. Конченный.