Игра началась

Будь моя воля - заорал бы, как перевозбужденная малолетняя фанатка на концерте Раммштайн. Но я не могу, а собственный крик вбивается камнем в глотку, и остаётся только беспомощно хрипеть, стирая голосовые связки в говно. Темно. Значит до утра есть время. Пытаюсь отряхнуться от остатков кошмарного сна, но детали липнут к мозгам, как пчёлы к лукуму. Храброе сердце морщится во сне и, накрываясь одеялом, переворачивается на бок. Будь я хотя бы в половину таким смелым, давно бы избавился от балласта в виде тайны ребёнка Карачаев. Тайна ребёнка Карачаев - звучит, как сюжет для новой книги писателя-фантаста, где в конце очаровательный пухлый карапуз совершенно чудесным образом оказывается жив. Растираю затёкшую шею ладонью и никак не могу избавиться от неприятных последствий кошмара. Мне снова семь, почти что восемь, я снова в комнате Недима. Смотрю, как он цепляется руками за оконную раму, и не помогаю младшему брату спастись. Мама слишком быстро появляется на месте моего преступления, но это совершенно нормально, она же моя мама, она всегда рядом. Ты пытаешься скинуть свою вину на мать, Дженк? Маленькое чудовище выросло и стало огромным зубастым монстром. Мама тут не при чем, Дженк. Кажется, схожу с ума, потому что картинки в голове становятся слишком реальными и неправильными. Сюр. Боже! Какой бред, Дженк. - Джемре. - Зову спящую жену по имени, и шёпот растекается маслом по комнате. Храброе сердце пялится на меня во все глаза, а я хочу оторвать себе язык за то, что снова впутываю ее в свои личные травмы. - Разбудил? Жена сползает с кровати, касается ступнями ворсистого ковра и складывает ладони на коленях. - Нет. Ее голос шелестит и бьется о стены. Птичка. Она спрашивает «Что случилось», но знает наперёд. И я не понимаю, зачем ты лезешь под рёбра, Джемре, если все равно однажды уйдёшь, забыв все свои клятвы и обещания? «Я с тобой» «Я рядом» Эти слова говорят друг другу в браке? Не знаю. В голых ветках путается ночной ветер, и Джемре сползает с кровати на ковёр, подбирает ноги и обнимает пальцами мое колено. Ты могла бы быть счастлива со мной. Мы могли быть счастливы, но ты выбираешь не меня. И черт с ним, я привыкший. Но ты не выпускаешь поводок из рук, а я тащусь как питбуль на этом поводке и делаю вид, что я - милый пудель по имени Маркиз. Джемре снова пялится во все глаза, ожидая ответа на свой вопрос, и я рассказываю. О том, что простить себя не позволяют ночные кошмары, в которых маленький Недим неизбежно срывается с окна, а я даже не чешусь. О том, что вижу маму рядом, но это, скорее, подсознательное. О том, что совершенно не понимаю, как исправить ошибку длиной в двадцать гребанных лет, где я - верный пособник маминого «Это все ради тебя, сынок». Развесил уши, кусок идиота. Может, все и правда было ради меня, но совесть никак не утихает, вырывая острыми когтями куски плоти. - Ты слышал о ложных воспоминаниях? - Хмурится. - Читал в статье по психологии лет сто назад, а что? Рецензии на статью были просто разгромные, и мне казалось, что имплантирование ложных воспоминаний извне просто-напросто невозможно, что это фантастический бред и что психика человека так не строится. Но сейчас вспомнил кое-что совершенно невообразимое. Помню, как мама водила меня к психологу втайне от отца, помню неприятное лицо доктора, но больше не помню ничего. Мама водила меня к нему раза два, поэтому я даже не запомнил имени мозгоправа. «Это для того, чтобы ты излечился от травмы» «Я не брошу тебя. И ты не бросишь меня» Чувствую вязкий комок мокроты в горле и откашливаюсь, а жена продолжает что-то просчитывать в своей голове, и я, как влюблённый в свою воспитательницу детсадовец, расплываюсь в дебильной улыбке. - Дженк. - Снова этот материнский тон. Прекрати, Джемре, я уже не ребёнок. Устало мычу в ответ. - Тебе нужно сходить к хорошему психологу. Только не к психологу Недима. - Она мажет ладонью в воздухе. - Ойа не внушает мне никакого доверия. В голове всплывает лицо докторши-садистки в белом халате. - Что скажет мне психолог? Что мне необходимо закрыть гештальт? Что одним сеансом не обойтись? - Закрываю глаза. Мне хочется орать, но в особняке ночь. Жена поднимается с ковра и делает нечто совершенно ненормальное, и меня сносит ударной волной, а в животе скачут гребанные лоси. Она гладит пальцами мое лицо. Охренеть! Джемре прикасается ко мне сама, ей не нужно притворяться любящей женой, заботливой спутницей жизни и делать вид, что ей не плевать. Но она - охренеть - прикасается ко мне обеими ладонями, придерживает подбородок, и я растекаюсь мороженным на солнце. Блять, будь я чуточку тупее, мог бы подумать, что она сейчас поцелует или хотя бы прижмётся щекой, но я не тупой. Не настолько, чтобы поверить в такой исход. Сжимаю пальцами плечи под тонким шелком пижамы. Приятно, хоть сдохни прямо сейчас. Киваю, мол, спасибо за поддержку и ловлю приступ эйфории от совершенно ненормальной для нашего типа отношений близости. Ловлю ещё один, когда храброе сердце садится на софу справа от меня. - Мы что-нибудь обязательно придумаем, Дженк. Потом не слышу ничего. Мне так хорошо, что я согласен даже на лоботомию, если она попросит. Я душевнобольной, но меня это не волнует.