Игра началась

А дальше что? Сижу на каменной ступеньке, вчитываясь в скачущие перед глазами буквы. И все-таки папаша оказался тем ещё быком-осеменителем. Интересно, сколько у меня ещё таких неизвестных родственников? Штук сто по всей Турции? Или только в Стамбуле? Отец-Чингисхан. Мечта идиота. Да, отец, поднасрал ты, конечно, от души. Когда я был маленьким, то мечтал о брате или хотя бы о сестре, но чем старше становился, тем лучше понимал - если моя жизнь ничего не стоила для Шениз Карачай, то моих братьев или сестёр рыжее чудовище стёрло бы с лица земли даже не моргнув. К двадцати стало ясно - мне не нужны родственники. Их необходимо защищать, а я даже себя защитить не мог. Мелко трясся в кресле и не мог самостоятельно сходить посрать, вынужденный ждать, пока очередная нянька поменяет подгузник. А папаша, как назло, отбросил тапки двадцать с лишним лет назад. Кому перешёл дорогу Мюмтаз Карачай, и кто осмелился направить на него дуло глока - я не знаю. Отца едва успели похоронить, а я уже падал из окна своей комнаты, раскинув руки, как Роза Бьюкейтер из Титаника. Самое смешное - во мне было столько ебанного желания жить, что рыжая тварь не смогла удержать меня даже при помощи транквилизаторов и психотропов. Не важно, Недим. Это все - никому не нужная хуйня. Важно лишь то, что я встал на ноги и пришел вернуть свой долг. Но, оказывается, тяжело раздавать долги, когда примешивается обычный человеческий фактор, и в моем случае рулеточный шарик прыгнул в слот под названием Джерен Карачай. Я облажался по всем фронтам с маленькой дрянью, но это больше не злит. С расстояния соседней подушки двуспальной кровати белобрысая сука оказалась домашней кошкой, выпускающей когти лишь изредка, да и то - по делу. Женушка здесь, сидит рядом и сжимает худыми пальцами мое предплечье, а я медленно прихожу в себя. И смотрит так... Затравлено, будто виновата в том, что мой драгоценный родитель любил потрахаться всласть. Защита его, конечно, интересовала в самую последнюю очередь, и теперь нас двое. Я и мой единокровный брат. Или ещё больше, но я не собираюсь барахтаться в этом родственном дерьме. Разглядываю лицо Джерен. Ни грамма косметики, в каких-то совершенно дебильных потертых джинсах и вязанном свитере, но выглядит так, что ангелы Виктория Сикрет сошли бы с ума от зависти. - Дженк знает? Отрицательно качает головой, вжимаясь в меня так, что внутри снова просыпается голодное чудовище. Только вот чудовищу больше не хочется физической близости. Нужно что-то ещё, а что - никак не въеду. - Я отправила копию Джемре и попросила молчать столько, сколько возможно. - Утыкаюсь носом в светлые волосы и вдыхаю. - Зная мою сестру, могу сказать, что у нас есть от силы неделя. - Хорошо. - Странное ощущение спокойствия. Прижимаюсь губами к макушке. - Хорошо, детка. Она елозит носом по моей щеке, и внутри впервые ничего не трясётся от желания либо оторвать хорошенькую голову, либо, прижав Джерен грудью к столу, трахнуть. Карачаевская подстилка слишком быстро стала незаменимой частью моего дня. Странное чувство. Не хочу думать и путаюсь пальцами в тёплой платине волос. - Я отправила копию Шениз. Гюрза. - Хорошо. - Что будешь делать? - Закончу с местью и свалю. Падший ангел поднимает большие зелёные глаза, а я чувствую себя куском дерьма, но я ей ничего не обещал. В конце-концов, мы лишь товарищи по несчастью. Наверное. Вынужденные подельники, потому что другого выбора нет ни у неё, ни у меня. Наверное. Я ничего тебе не обещал, дорогуша. Ничего не было. - Разведемся, отдам тебе половину, или сколько тебе там полагается по закону? - Пытаюсь оправдаться перед ней, но кажется, будто перед самим собой. - Будешь жить, как хочешь. Ты же об этом мечтала. - Да. - Хорошо. Мышцы щеки рвано сокращаются. Потом она прячет пальцы в длинных рукавах свитера и входит в дом, а я верным псом плетусь следом. На столе остывает ещё нетронутая пицца, Джерен звенит чашками, наливая чай. Злое нечто внутри меня молчит слишком долго, и я волнуюсь, что во время последней пьянки с братцем меня укусили сопливые подростки. Они кончают от стекла в сериалах о любви, а у меня совсем другие пристрастия. - А ты что будешь делать? Выкладываю пиццу на тарелку. - Учиться пойду. - Женушка ставит на стол две чашки с чёрным чаем. Терпеть не могу чёрный чай, но молча глотаю. - На кого? - На переводчика. Или лингвиста. - Садится на соседний стул и подтягивает колени к груди. - Почти одно и то же. И до меня постепенно доходит, что я вообще ничего не знаю о своей жене. То есть, скоро все закончится, я знаю. Уеду куда-нибудь учиться. Может, последую примеру старшего брата и отправлюсь в Новый свет за лучшей жизнью. Не то что бы меня сильно волнует, но все же. - Почему раньше не пошла? - Денег не было. - Хорошо. Я разглядываю закат за окном, бьющиеся в окно голые ветки деревьев и хочу одного - чтобы вся эта гонка на опережение закончилась. Заставить ведьму Шениз потерять все, вырвать собственными руками власть из цепких пальцев. Заставить ее смотреть, как родные дети отвернутся от неё из-за лжи длиной в 20 лет. Шениз отобрала мои детство, юность и молодость. Я отберу у неё даже крохотную надежду на спасение. Птичка касается пальцами моей ладони, и я отмираю. Не хочу сдирать с неё белье и последние остатки гордости, не хочу вжимать в постель, сдавливая хрупкую шею пальцами и не хочу видеть в глазах женушки страх. Не сегодня. - Эта боль никогда не пройдёт, верно? Заглядывает в глаза так преданно и так по-настоящему, что мне рвёт крышу. Неужели я стал тем, кого ненавидел? Влюбился в Малефисенту? Не сходи с ума, Недим. - Все пройдёт, детка. - Сгребаю хрупкие ладони и тяну на себя, птичка слетает со стула и оказывается у меня на коленях. Стискиваю в объятиях, а мозг выходит по-английски. - Что только не прошло. Все пройдёт. Малефисента целует в висок. Все уже прошло.