Игра началась

Талант - это важно. У меня, вот, талант - знатно проебываться и потом хлопать ртом, как ветхая старушонка, положившая вставную челюсть в стакан с водой. В моих руках маленькая копия своей матери - крошечная девочка с большущими болотно-серыми глазами, и я плыву. Букет каких-то белых цветов - не разбираюсь в них - лежит в кресле, не дождавшись своей хозяйки, за дверьми палаты кипит жизнь, врачи и медсестры носятся по коридору, слышен женский визг и утешительное «Я с тобой». А я плыву. - Красивая, правда? - Гюрза становится какой-то совершенно безобидной мягколапой кошкой, закрывает глаза и выдыхает. - Просто красавица. - Дочь дважды причмокивает во сне. - Почему Озлем? Я не уверен, что выбью страйк, но выбиваю едва ли не сразу, а бывшая жена судорожно выдыхает. Ответь на вопрос, дорогуша. Укладываю спящую дочь в больничную люльку и сажусь на край постели. Мы смотрим друг другу в лицо, а я делаю вид, что мне абсолютно плевать на такой исход нашего брака, но букет в кресле не даст соврать. Я облажался, как всегда, на самом простом из возможного, поддался инстинктам и позволил себе слабость. Слабость превратилась в малышку-дочку. Золушка подарила Златовласку. - Почему Озлем, Джерен? Бывшая жена хмурится, щурит глаза и кривит рот так, будто я нанёс ей моральную травму, не меньше, но так и есть - и это взаимно - я решил уйти, но меня опередили. Почти за год улыбка во все тридцать два в исполнении Джерен Карачай так и не выветрилась из моей головы, и всякий раз, когда мне хотелось, наматывая светлые волосы на кулак, втащить женушку обратно в особняк, внутри поднимал голову шестнадцатилетний дебил с манией драматизма и говорил, мол, не гонись за теми, кто счастлив без тебя. И я слушал. - Джерен - Мне теперь нельзя назвать дочку, как я хочу? - Дьволица скалится и закипает, и мне так хорошо. Я будто попадаю в рай без очереди. - Она - моя дочь, и я имею право знать, почему моя жена дала ей такое имя. Я откровенно веселюсь, а гюрза подрывается и садится на больничной койке, прижимая одеяло к животу. В глазах-топях едва ли не третья мировая, пальцы белеют от напряжения, а потом она выдаёт. - С чего ты вообще решил, что Озлем - твоя дочь? Я не могла утешиться в чужих руках после развода? - Выгибает бровь. И земля из-под ног вылетает со свистом. - Ч-Чего? - Охуенно. Я начал заикаться, а женушка растягивает губы в улыбке победителя. Я проиграл, дорогуша. Олимп твой. Сдаюсь. - Идиотка. - Я снова смотрю на малышку-Златовласку и успокаиваюсь. Моя. Мне не составит труда содрать с милого личика бывшей внезапно взявшуюся смелость, я сделаю это, клянусь, но не сейчас. Сейчас есть вопросы важнее. Например, когда женушка собирается возвращаться домой. - И какие у нас планы теперь, Госпожа Карачай? - Ты всегда так пахнешь, маленькая ты дрянь? Родила несколько часов назад, но пахнешь как гребанная парфюмерная лавка в Марокко. - У нас? - Именно. - У нас с тобой никаких планов нет, душа моя. - Золушка морщит нос и отворачивается. Смотри на меня, Джерен Карачай! Смотри на меня. Хватаю за подбородок, врезаясь пальцами в мягкую кожу и разворачиваю ее лицо к себе. Посмотри. На меня. Джерен дует губы и разглядывает меня исподлобья, а в огромных зелёных глазах ни капли страха, одна бесконечная обида и злость. На голове сидит тонкий ободок с ядовито-розовым бантом: наверняка, подарок старшей сестры, которая точно знает - традиции нужно чтить. В изголовье люльки красная ленточка с тремя монетками, мешочек из прозрачной ткани цвета кармина с небольшим бумажным прямоугольником внутри. Смотрю и не могу насмотреться. Меня женили на дьяволице, но разводился я с почти что святой. Почти, потому что красавица-жена содрала с меня приличные отступные и, собрав чемодан, свалила в закат. И, сука, махнула рукой на прощание так, будто мы больше никогда не увидимся, но не угадала - впервые - я нашёл ее, достал из-под земли и планирую вернуть себе статус женатого мужчины. Братец здорово помог мне, когда, в конец заебавшись, выложил карты на стол и сообщил, что моя дорогая Малефисента собирается стать матерью моего ребёнка. И я сыграл с сёстрами Йылмаз в игру. Никто не догадался, но каждый следующий день из трёх последних месяцев был пыткой, в которой мне - и не только мне - приходилось делать вид, что жизнь идёт дальше. Я притворялся, лгал и строил святую невинность и тугодума, но в итоге все равно остался в дураках. Прибежал, пытаясь унять отдышку и выбивающее рёбра сердце, а Малефисента уже успела разрешиться. Ладно. Похуй. Смотрю на свою Золушку и теряюсь. Вывожу на едва бледной коже круги. Целую, и в голове рвутся фейерверки, сердце пропускает удар, делает сальто и запускается по новой. Моя. Обе мои. Золушка и Златовласка. И только сейчас я понял - почему Озлем. - Пойдёшь за меня замуж. - Я подумаю. - Это не вопрос. Я пропал, любимая. Я продул.