Игра началась

Безумие на дне глаз-болот меняется на какую-то слепую покорность. И странную, пробирающую до костей, нежность. Раньше я ждал подвоха. Затягивал узел галстука на шее, застегивал перламутровые пуговицы рубашки и ждал, что Джерен Карачай накинется на меня ведьмой из детских сказок и сотрёт в порошок. Сейчас я наблюдаю, как жена кормит дочь из бутылочки и не могу отвести взгляда. Вижу две пары зелёных глаз и превращаюсь в хлюпика. И мне хорошо. Запонки с горошинами обсидиана садятся в петли рубашки, поворачиваю язычок защелки и слышу, как в пазы встают щеколды. На первом этаже меня уже ждёт брат, наверное, нервничает и топчется на одном месте, обнимая невестку за плечи. Наверное, целует в щеку на прощание, говорит, что будет скучать, а она улыбается, обнажая ровный ряд белых зубов. Но они даже представить себе не могут - что на самом деле значит скучать. На моем телефоне сотни фотографий дочери, и совсем не важно, что на каждой второй Озлем выдувает беззубым ртом пузыри из слюны. Я счастлив так, будто прошёл через лоботомию. Я скучаю по маленькой копии моей клыкастой гюрзы даже в те моменты, когда она обнимает крохотной ладошкой мой палец и радостно агукает. Я дебил, но она того стоит. Озлем округляет маленький рот и зевает; затем выплевывает в лицо женушки остатки молока, а эта чокнутая смеётся, играя пухлыми пальчиками дочери. Ты точно больная, детка. Но и я недалеко уехал. - Я позову маму Сехер. - Просовываю голову в дверной проем. Теща появляется спустя несколько минут, забирает нашу дочь из рук Джерен, мажет по нашим лицам своими вечно заплаканными глазами, и мы остаёмся одни. Не совсем, конечно - между нами мой костюм сицилийских гангстеров и чёрный шёлк ее халата. Я - взрослый, относительно здоровый мужик, и у меня есть потребности, а брату не стоит ждать меня так долго. Я приеду позже. Когда закончу дела с женой. Отправляю короткое сообщение и слышу раскатистый смех Дженка на первом этаже. Ты понимаешь меня, братишка. Двадцать лет мы не могли стать друг другу хотя бы друзьями, но за какой-то жалкий год превратились в Винчестеров, вот только со сверхъестественным не боремся, но в остальном очень даже похожи. - Куда такой красивый? Исчадие ада поднимается с постели, стирает с лица остатки молока полотенцем и скидывает с плеч шелковый халат, виляет задницей в каком-то безумном белье из кружева, блестящих металических колечек и бархатных лент, а я, как в самый первый раз, пытаюсь удержать слюни во рту. Прячется в гардеробной, и я цепным псом бросаюсь следом. Ловлю женушку уже внутри, и она жмётся к груди острыми лопатками, под моими пальцами греется мягкая кожа, и голод длиной в полгода превращает меня в животное. Я не сидел евнухом в своей комнате, тоскуя по ушедшей любви, но, кажется схожу с ума, как прыщавый девственник периода позднего пубертата по весне. Сучка шумно выдыхает и улыбается самой бесстыжей на свете улыбкой, и я цепляюсь зубами за мочку уха. Ты же помнишь, что согласилась на все в той палате, детка? Помнишь мои пальцы на подбородке и как открыла тёплый, мягкий рот навстречу? Помнишь несуразное платье в пол, дочь в руках и повторное «да» в анкаринском ЗАГСе полтора месяца спустя? Помнишь, как стонала в свернутое жгутом полотенце тем же вечером, врезаясь лбом в мое плечо? Потому что я помню все. - Поеду делать вид, что работаю. Запускаю руку в трусики женушки, и она вздрагивает и трется задницей о мой пах. Реагирую мгновенно. - Ты очень красивая, ты знаешь? Очень красивая. Моя гюрза. Ее смех тонет в стенах гардеробной, и я готов отдать жизнь за красную королеву. Ты проиграл, Недим. Доволен? Очень. Голодная тварь внутри меня в конце-концов получает то, что ей нужно - женщину, готовую идти за мной по раскалённым углям, и сказки о морали и честности тускнеют слишком стремительно, потому что рядом с Джерен Карачай нет никакой морали. Одно только желание защитить ее любой ценой. Любой ценой - значит не жалеть никого. Месть долгое время оставалась бессменным маяком, но теперь главной целью становится женщина, которая откидывает голову на мое плечо в ответ на ласки. Джерен отдаётся так самозабвенно, что меня выносит; вжимаю ее грудью в шкаф, цепляюсь пальцами за тонкие запястья и фиксирую в прогибе поясницы. В ответ на каждый толчок женушка вздрагивает, кусает и облизывает мои пальцы и глухо стонет, а я наматываю светлые волосы на кулак и мечтаю получить ещё больше, чем имею сейчас. Я имею свою жену - имею так, как хочу и столько, сколько хочу. И мне мало, блять, мне не хватает. Я как вышедший из леса волк, которому бросают мясо, а он не никак не может насытиться. Красная королева стонет и насаживается на мой член ещё глубже, прогибается в пояснице ещё сильнее, и я дурею. Тише, детка. В этом особняке слышен каждый вздох. Тёплая платина волос затягивается петлей вокруг моих пальцев, и я хватаюсь крепче, а женушка поднимает голову, открывая мне обзор. Красавица - тушь неровными разводами засыхает на щеках, светлые локоны липнут ко лбу и шее, а по желобу позвоночника скользит пот. Я, конечно, не Джонни Синс, но тоже кое-что умею. Отбери у меня Малефисенту - и Бог тебе в помощь, потому что от меня нельзя спрятаться. Тонкие лопатки рвано сходятся на ее спине, и я слышу рык вперемешку с почти что воплем, закрываю рот ладонью и кончаю. Хорошо. Блять, не сойти мне с этого места - вот так хорошо. Джерен упирается локтями в витрину с украшениями и тяжело дышит, а я застегиваю брюки. Пальцы сводит судорогой - я ещё не в себе. С третьего раза ухватываюсь за язычок молнии. Затягиваю ремень и оправляю съехавший на бок галстук. - Поедем сегодня в океанариум, любимый? - Несколько минут - и Джерен уже гладит пальцами мою рубашку. - Ты, я и Озлем? Моя домашняя кошка. - А потом заедем в детский. - Целую жену в висок и хватаюсь пальцами за рычаг дверной ручки. - Видел там костюмчик с надписью «I love daddy”. Надо бы купить. - Ты идиот, Недим Карачай, ты знаешь? - Улыбается во все тридцать два. - Знаю, детка. Люблю тебя. - А я тебя.