Ветер в крылья

Майское утро в Эссексе еще дышало туманной прохладой, которая с ночи притаилась в прозрачной дымке над лугами, в искристых каплях росы на высокой траве и на молодых листьях принарядившихся деревьев. Солнечные лучи пробивались сквозь эту тонкую листву, словно через нежно-зеленые витражные стекла, заливали изумрудные холмы и вьющуюся по ним дорогу. Мир понемногу согревался, вспоминая о том, что через пару недель в эти края возвратится лето, окончательно изгоняя память о холоде и щедро даря драгоценное тепло. И Маргарет казалось, что еще вчера она бежала вдоль этой дороги по пояс в траве, непоседливая девчушка, предвкушающая встречу с родными своей матери в старом замке Брумов. И совсем недавно здесь звучал тихий смех ее матери, шагавшей по тропинке под руку с ее отцом, молодым и полным сил. Жизнь была безоблачной и счастливой, как самая добрая сказка, и Босвортское поле было всего только местом на карте, ничем не примечательным среди тысяч других, а свирепым сражениям было место лишь в легендах и в играх мальчишек. В иное невозможно было поверить тогда, в этом благодатном и мирном краю. А сейчас Маргарет меньше всего могла поверить в истину, которую подтвердил бы ей любой календарь. В то, что эту знакомую до ярда землю она покинула не вчера и даже не месяцем раньше. И все же знание перевешивало взметнувшийся карнавал воспоминаний – с того момента, как «Сан Антонио» унес ее вниз по Темзе, шел уже одиннадцатый год. - За этим поворотом уже должна быть видна дубовая аллея, - Маргарет слегка привстала в седле, умело опираясь на луку и на стремя. – Она ведет через старый парк и прямо до замка. Наверняка все уже давно на ногах, ранние наши птицы… - Если они не распрощались с прежними привычками, так оно и есть, - слегка улыбнулся Морелла, плотнее запахнув свой плащ на груди. – Потрясающие все-таки люди. Выйти из дома в такой холодный час, и не по делам, а попросту ради удовольствия! - Вы шутите, дон Карлос, не иначе, - лукаво заявила Маргарет, добросердечно поддразнивая мужа. – Весна в разгаре, теплее некуда, если не сравнивать с гранадским маем! Ты же со мной согласен, Хосе? – обратилась она к миловидному мальчику, ехавшему верхом на пони между ней и Мореллой. – Или ты будешь на стороне своего упрямого отца? - Если вам угодно, здесь теплее, чем было по утрам на корабле, - с серьезным видом ответил мальчик, но черные глаза его поблескивали весело и оживленно: он прекрасно понимал шутливый тон родительских споров. – Так что если не сравнивать с гранадским маем… - Все мне понятно про вас обоих. Теплолюбивы как коты, - мягко засмеялась маркиза. – В замке точно отогреемся, а до него рукой подать. Скоро будем там, если я еще не позабыла, где старые ворота. Или если их не перенесли, когда перестраивали… В последнее она не верила всерьез, зная, как трепетно все поколения Брумов относились к своему семейному гнезду. Некогда пребывавший в запустении замок был восстановлен, но это возрождение было призвано продлить его жизнь, а не возвести новое здание на месте старого. А уж прежние врата Маргарет нашла бы и среди безлунной ночи, столь особое место в ее сердце было отведено для этой дороги. Тут обитала память ее детства – а теперь ее дети с восторгом неопытных путешественников любовались цветущей долиной Дедхэма, звонкой испанской речью приветствуя английскую красоту. Девятилетний Хосе время от времени приостанавливал своего пони, и выносливый лохматый конек замедлял свои шаги, послушный маленькому всаднику. Серьезный черноглазый мальчик был юной копией Мореллы, в каждой черте унаследовав его красоту и уже начиная проявлять гордый отцовский нрав. Он явно был счастлив, что мог ехать рядом с родителями, как взрослый, и пытливо всматривался во все, что попадалось им на пути. Свое почетное место между отцом и матерью он покидал лишь для того, чтобы, слегка отстав от них, поравняться с ехавшим позади легким экипажем. Из окна то и дело высовывались два очаровательных личика, горевших неуемным любопытством. Фелисия и Федерико, двойняшки семи лет от роду, вместе со своей гувернанткой проделывали неблизкий путь в карете. Их каштановые локоны отливали золотистыми бликами на утреннем свету, когда две беспокойные головы вновь показывались снаружи. Старший брат то возвращался к ним, теряя часть своей серьезности и пересмеиваясь с озорными младшими, то догонял родителей, вновь чинный и внимательный, ответственный наследник благородной семьи. Улыбаясь при этой мысли, Маргарет с нежностью думала о том, что слово «ответственный» было здесь вовсе не шуточным. Всю дорогу Хосе вел себя именно так: юный кабальеро, готовый взять на себя заботу о младших, развлечь или успокоить их, когда нужно. По счастью, все трое хорошо перенесли долгое плавание, а благодаря попутному ветру и ласковой погоде оно стало для детей ярким приключением, а не мучительным и опасным испытанием. Англия была для них невиданным и диковинным краем – но Морелла со своим богатым опытом королевского посланника рассказывал им немало забавных или примечательных историй о далеком северном острове, его городах и людях, причудах и обычаях. Повести Маргарет были не менее красочными, полные тепла и сердечной памяти об этих местах - о родине, друзьях и семье… На этом берегу мирно уснул вечным сном Джозеф Кастелл из Толедо. И теперь сюда возвратилась, пусть и ненадолго, его внучка – и привезла с собой его правнуков, старший из которых носил его имя на испанский манер. И эта ирония судьбы – наследник могущественной семьи Морелла, потомок короля, названный в честь изгнанника-еврея, - была, пожалуй, самой милосердной из возможных. - Отчего-то я уже предчувствую, что скажет ваш отец, когда увидит всех нас, - с ноткой юмора протянул д’Агвилар, чьи мысли, оказывается, тоже были обращены к старшему поколению семьи. – Он заявит, что с таким обозом разбивают лагерь у стен осажденного города, не меньше. И что для штурма одного несчастного замка это откровенный перебор… - А я скажу ему: пусть радуется, что Бетти не прибыла день в день с нами! – фыркнула Маргарет, явственно представив себе добродушную ворчливость отцовского голоса. – Вот тогда бы точно пришлось разбивать лагерь, потому что если наша графиня приедет, то уж со всей роскошью и свитой… - Судя по всему, здесь уже стоит говорить не «если», а «когда», - легкая насмешливость в словах испанца была беззлобной, даже дружелюбной. – Любезная Бетти не из тех, кто легко отказывается от задуманного, а вы, помнится, говорили, что она не на шутку загорелась этой идеей. А дон Алонсо всю жизнь был легок на подъем, и уговорить его сорваться в дальний путь – не Бог весть какая трудность. К тому же его брат уже полгода как новый посол в Лондоне… - Тогда ни Холборну, ни Дедхэму не миновать такой процессии с гербами и громкими именами, что мы на этом фоне покажемся скромнейшими из странников, - все еще улыбаясь, Маргарет обернулась на миг, глянув через плечо на вьющуюся позади дорогу. Следовавшая за ними кавалькада, говоря по совести, не производила впечатления скромнейшей: здесь, в Эссексе, она скорее сошла бы за внушительных размеров отряд. Помимо изящного экипажа, что вез младших детей, за маркизом и маркизой ехали человек восемь из числа слуг, а за ними неспешно тянула повозку с багажом четверка мощных фламандских лошадей. И все же Маргарет без труда могла себе представить гораздо более торжественную и красочную процессию – в этом деле ее белокурая кузина знала толк и не могла отказать себе в поводе лишний раз покрасоваться на людях. В том не было ни беды, ни вреда, и хотя эта причуда Бетти неизменно забавляла Маргарет, в глубине души та всякий испытывала радость при виде сияющего лица подруги. В конце концов, понять Бетти было несложно – по крайней мере тем, кто знал ее еще в Холборне и видел бойкую говорливую красавицу, мечтавшую возвратить благородной фамилии Дин прежний блеск, но бывшую только прислугой в доме богатой родни. Когда маркиз Морелла с женой прибыли в Англию в первый раз, со дня сражения на Пласа дель Торос прошло чуть менее полугода. Раны испанца благополучно зажили, а удобно подвернувшееся дипломатическое поручение, быть может, вовсе не случайно оказалось предложено ему именно тогда. Фердинанд вполне мог держать в уме свои соображения, временно отсылая племянника из Севильи – и какими бы ни были его мотивы, для самого Мореллы это предложение пришлось весьма кстати. Оно дало Маргарет возможность окончательно успокоить свою душу, повидаться и примириться с отцом, проведать Питера с Инессой. И хотя новая встреча Кастелла с д’Агвиларом была поначалу напряженной, как воздух перед грозой в ожидании разряда молнии, но спокойствие Маргарет стоило того – и это понимали оба. Новая ссора не нужна была никому, а старые обиды вернее всего было оставить в прошлом ради лучшего будущего. Замок Брумов в тот год все еще восстанавливался после долгого перерыва в работах. Питер вместе с Инессой посвящали немало сил тому, чтобы воплотить свою идею, вернуть фамильному гнезду гордую красоту и вместе с тем домашний уют. К этим хлопотам прикладывала руку и Бетти, тепло сдружившаяся с Инессой, которой помогала совершенствовать английскую речь в обмен на уроки испанского языка. Прибывшую из Севильи кузину она встретила с самой сердечной радостью - но с роскошного Мореллы решительно стряхнула знатную долю его привычной уверенной невозмутимости. С остротой язычка Бетти могла состязаться разве что ее память – и напористая англичанка едва ли не дословно пересказала испанцу все его сладкие речи, обещания и клятвы, что звучали в Холборне годом раньше. А получила она за свою помощь и доверчивость не слишком-то щедрую награду – горькие взгляды Кастелла, да тревогу за умчавшегося в погоню Питера. Справедливое возмущение Бетти улеглось лишь после того, как маркиз и маркиза вместе дали ей твердое слово: на сей раз она едет в Испанию с ними, как почетная гостья, что бы ни случилось и какими бы ни были обстоятельства. И слово это они сдержали – не только на радость ей, но, как выяснилось, и к счастью для себя. Еще по пути в Лондон Маргарет поняла, что ожидает ребенка, а когда все они возвратились на испанский берег, ее положение весьма серьезно давало о себе знать. Вдобавок призыв к оружию заставил Мореллу оставить жену в безопасности севильского особняка и двинуться с армией на восток, к стенам осажденной Гранады. Один из первых королевских военачальников, он отважно сражался за надежду вернуться в свой родной край уже под испанским знаменем – а за много миль от него Маргарет готовилась подарить жизнь их первенцу. И слишком хорошо им было известно, что роды способны унести жизнь женщины так же безжалостно, как битва – жизнь мужчины… Разлученные, они молились друг за друга, прося всех святых оберегать каждого из них в опасный час. И вспоминая те тревожные месяцы ожидания писем и вестей, Маргарет чувствовала, как сердце ее переполняется нежной благодарностью кузине. Бетти была рядом с ней – неунывающая, полная жизни и планов на эту самую жизнь, в которые совершенно не входили чьи-либо похороны. В самые беспокойные моменты Маргарет находила утешение в ее обществе: та умудрялась парой метких фраз ободрить ее и возвратить ей хотя бы тень улыбки. Бетти разгоняла ее страхи, как яркая лампа ночной сумрак – и за несерьезным нравом молодой англичанки проступало нечто куда более глубокое. То была душевная сила человека, пережившего немало разочарований и бед, и притом не потерявшего веры в себя и в новый день. Прежде Маргарет не разглядела этого в своей давней спутнице и подруге – теперь же видела ясно, и вслед за изумлением в душе ее поселилось горячее и прочное уважение к Бетти Дин. Легкомысленные речи кузины о том, что все закончится наилучшим образом, оказались правдивее любого пророчества. Когда настало время, Маргарет родила легко и в срок – а спустя несколько недель уже с маленьким Хосе на руках встречала живого и невредимого мужа. Морелла примчался к ней из Гранады, как только позволили обстоятельства – город сдался католическим правителям, испанский флаг реял над Альгамброй, и войне с маврами настал конец. Гранада вновь была их краем – отныне и навсегда, став явью вместо золотых грез, что когда-то грели Маргарет на исходе английской весны… А теперь, десять лет спустя, вновь цвел май, разливая по долине бесчисленные прозрачные волны травяных и сладких ароматов. И Маргарет, погрузившись в свои воспоминания, одновременно не теряла из вида живую красоту настоящей минуты. Миновав поворот, кавалькада уже приближалась к той самой дубовой аллее, которая раскинулась впереди во всем великолепии своих густых темно-зеленых крон. Недалеко от дороги, почти в сени самых молодых дубов, приютился небольшой добротно выстроенный дом из красного кирпича и потемневшей от времени древесины. Плющ вился по его стенам, цепляясь едва ли не за самую крышу, а позади дома поблескивала в мягких утренних лучах небольшая речушка, утекающая затем вниз по склону холма. На скамье возле дома сидели два человека: седобородый старик с тростью в руках и пожилой мужчина, плотный и крепко сложенный. Они вели неспешную беседу, время от времени поглядывая в сторону речки, где под невысоким ясенем стояли двое детей. Высокая черноволосая девочка лет девяти на вид замерла у самого ствола, протянув ладонь – и шурша коготками по коре, к ней осторожно спускалась рыжая белка. Зверек принюхивался, чуя угощение, и в конце концов насмелился взять орех с руки – чтобы затем шустро взлететь на ближайшую ветку и, усевшись там, забавно грызть зажатое в лапках лакомство. В нескольких футах от девочки притих мальчик помладше, сжимая в руке небольшой увесистый камень – но поглядывал он в другую сторону, и было видно, что этот снаряд приготовлен не для белки. Неподалеку летали серые вороны, которые были вполне способны напасть на зверушку, но, вероятно, уже успели познакомиться с метко брошенной галькой и приближаться не рисковали. Первым на прибывших путников обратил внимание именно мальчик. Выронив свой камень, он что-то крикнул старшей девочке, и вместе они ринулись к невысокой калитке, с любопытством разглядывая вереницу всадников и украшенную гербом карету. Затем они побежали обратно к дому, остановившись возле сидевших на скамье пожилых джентльменов, что-то говоря наперебой и оживленно размахивая руками. Опираясь на свою трость, седой старик поднялся и, сопровождаемый своим собеседником и детьми, направился к ограде. Кавалькада была уже достаточно близко к ним, чтобы Маргарет могла разобрать звонкие голоса ребят и до замирания сердца знакомые тона откликавшихся им взрослых. - Вот они, посмотрите! Такие красивые, и сколько народа! - Бог ты мой, хозяин, да вы только взгляните! Провалиться мне на месте, если я уже не видел тут кое-кого – посреди арены у всей Севильи на глазах! - Клянусь бородой Авраама!.. Клэр, Питер, бегите-ка домой и позовите родителей. Скажите им, что наша Маргарет приехала и половину Испании с собой привезла. Да пошустрее! - Не упоминали бы вы лишний раз Авраама, хозяин. Опасный он человек, этот Авраам, в христианских странах. Лучше уж сказать «клянусь ключами святого Петра» или… поосторожнее, якорь мне в печень! Не снесите мне забор! Придержите коня, высокородная маркиза, дайте хоть калитку отворить! - Отец! – оказавшаяся у ограды в считаные секунды Маргарет вихрем слетела с седла, крепко и нежно обнимая старого Кастелла. Тот, казалось, разом стряхнул с себя печать прожитых лет: его морщинистое умное лицо сияло радостью, живые черные глаза светились молодым огнем. Счастье долгожданной встречи было таким, что улыбка Маргарет едва не мешалась со слезами, когда она льнула к отцу и пожимала руку постаревшему капитану Смиту. Морелла остановился и спешился в нескольких шагах позади нее, терпеливо ожидая, пока пройдут самые бурные минуты первых приветствий. Теплая полуулыбка на лице испанца была искренней: он лучше кого бы то ни было знал, как ждала его жена этого доброго часа. - Ума лишиться можно: целый полк! – качая головой, заявил Смит, когда все они, наконец, поздоровавшись по-человечески, вышли на дорогу. – Давайте так сделаем: раз вы пройтись решили, я пока возьму ваших лошадей и провожу всю эту ватагу до старого замка. Не знаю, где они там разместятся, но чем раньше прибудем, тем скорее разберемся… - Благодарение небесам, что еще и Бетти не решила сегодня же к нам наведаться, - добродушно отозвался Кастелл, заставив Маргарет и Мореллу рассмеяться в один голос. – Я верно понял из ваших недавних писем, что и ее стоит ждать к лету? Питер с Инессой все расспрашивали о ней, да и я сгораю от любопытства. Как многое меняется на свете: наша Бетти Дин – испанская графиня! - А чему тут удивляться? – взявший коней под уздцы капитан Смит усмехнулся многозначительно. – Так оно и бывает: кто вдруг сделается испанской графиней, кто Севильской орлицей… - Господи, это-то откуда?.. – Маргарет закрыла лицо ладонями в шутливом смущении, но меж неплотно сомкнутых пальцев был виден блеск ее озорных глаз. – Уже и в Эссексе от славы не скрыться?! - Я же говорил, что о вас баллады петь станут! – торжествующе откликнулся довольный моряк, уже бодро шагая по тропинке и уводя за собой получившую все нужные распоряжения кавалькаду. – Еще бы я ошибся! Вот и вышло по моим словам – а песня вещь летучая, ей мили нипочем, и за море упорхнет без труда! - Уж нам об этом можете не рассказывать, - Морелла фыркнул, провожая его взглядом и оборачиваясь к своим спутникам. – От Севильи до Гранады по улицам эти песни звенели, и до сих пор иногда звучат. Отважная девушка на поле боя, на глазах у всего города остановившая кровопролитие и невредимыми ладонями задержавшая лезвия мечей – эту историю народ полюбил всей душой… - Хотя все видели: руками я клинки не ловила, - веселый румянец все еще играл на щеках маркизы, которая шла между отцом и мужем. – Но так всегда бывает, слово за слово, и легенда обретает новые детали… И кто же, интересно, донес ее до самой Англии? - Надежный вестник, который уж много лет сообщает мне о самых важных вещах, творящихся на испанской земле, - улыбнулся Кастелл, рассеянно поглаживая серебристую бороду. – Хуан Бернальдес повеселил нас всех, прислав пару-тройку куплетов вместе с прочими добрыми новостями. Это было, конечно, еще до того, как он перебрался в Париж несколько лет назад… К слову об этом – благодарю вас от всего сердца, маркиз, за то, что вы помогли ему с безопасным отъездом. Хуан писал мне тогда, что в Севилье оставаться ему было рискованно… - Как в пороховом погребе, - кивнул д’Агвилар. – Сеньор Бернальдес в свое время откликнулся на нашу просьбу о помощи, а я привык стократно благодарить за добро. Так что я и сам был рад знать, что ему теперь ничего не грозит. Да и ваша безопасность для нас – огромное благо. Очень хорошо, что вместо громкого имени Джона Кастелла в торговых кругах теперь звучит несколько куда более скромных английских имен, хотя ей-богу, за ними чувствуется все та же знакомая деловая манера… - Что поделать: человек быстро угасает, если не занят делом, - развел руками Кастелл в ответ на внимательный взгляд испанца. – Пусть даже через письма и доверенных людей, пусть отсюда, из Дедхэма, а не из Лондона… но по правде сказать, не мне одному эта торговля обязана своим процветанием. Без умницы Инессы я теперь просто как без рук! Говорил десять лет назад и повторю теперь: я думал, что потерял единственную дочь, и вдруг на старости лет обрел вторую… - Не терпится увидеть ее и Питера, - в голосе Маргарет слышалось тепло и предвкушение новой радости. – Это ведь их дети сейчас были в саду? Те, которые в замок побежали? - Клэр и маленький Питер, - с нежностью подтвердил старый купец. – Эти пострелята – самая большая радость в моей жизни. Зовут меня дедушкой, ласкаются ко мне, вечно просят моих рассказов и всюду за мной следом бегут. Так что пятеро внуков у меня теперь – а я счастливейший пращур на свете. Думаю, они с вашими детьми подружатся раньше, чем мы до конца аллеи дойдем. Инесса их обоих учила испанскому… - А мы всех троих – английскому, так что общий язык они найдут, - Морелла был явно обрадован словами Кастелла не меньше, чем Маргарет. – А что до Инессы, то я и не сомневался: она в любом месте освоится, да так, что вскоре окажется незаменимой. У нее ваши взгляды на жизнь: без занятия она оставаться не умеет, а новое дело схватывает на лету. - На лету – не то слово. Никогда бы не подумал, что очаровательная молодая особа может сочетать в себе столь острый ум и деятельную натуру, - в голосе Кастелла звучали гордость и одобрение. – А что же расскажете о другой очаровательной особе, которую вы двое умчали за море? Как это вышло, что Элизабет Дин шлет теперь письма за подписью графини де Сантильяна? - Вот где впору баллады сочинять, - Маргарет лукаво переглянулась с мужем, в чьих темных глазах промелькнула хитринка. – Отец, если бы ты только видел Бетти в тот год! Представь себе: Гранада взята, Испания празднует триумф, Севилья охвачена торжеством. Балы, приемы, знатные сеньоры, возвратившиеся в столицу после многих месяцев войны, окрыленные дамы, дождавшиеся своих родных и возлюбленных – словом, жизнь света превратилась в сплошной карнавал. И среди всего этого великолепия вдруг появляется девушка, блистающая, как белоснежная роза в цветнике! Таинственная незнакомка, новое лицо в сиятельных кругах, и притом какое лицо… - И притом какое имя! – добавил д’Агвилар, и за серьезностью его тона явственно читался почти мальчишеский задор. - Прекрасная леди вошла в знатное севильское общество как кузина маркизы Морелла, что само по себе высокая рекомендация, скажу без ложной скромности. Но дальше выяснялись такие подробности, от которых даже мы опешили, услышав впервые. Когда любезная Бетти начала излагать историю сэра Дина де Дин, высадившегося в Англии вместе с Вильгельмом Завоевателем, а потом взялась за все последующие поколения вплоть до Войны Роз… - Я уже и не говорю о саксонской семье ее матери, еще более знатной, чем выскочки-норманны, - подхватила Маргарет. – Эта родословная изрядно сбила с толку всех, кто имел неосторожность полюбопытствовать и не потрудился заранее ознакомиться с тонкостями английских летописей. Никто не понимал, о чем речь, но кто же добровольно признается в своем невежестве? В общем, романтический ореол вокруг нашей Бетти возник мгновенно. Знатная дама, наследница двух благородных семей, вынужденная искать гостеприимства в чужой стране, поскольку на ее родине увяла Белая роза династии Йорков… А держалась она так, словно всю жизнь провела в мраморных дворцовых залах. До чего же к лицу ей пришлись богатые наряды и манеры высокородной особы! Неудивительно, что вскоре ее «небесно-голубым прельстительным очам» и «северному золоту кудрей» уже посвящали прочувствованные стихи. Вдобавок, пошел слух, что некоторые знатные кавалеры уже безуспешно добивались ее руки и были отвергнуты непреклонной красавицей… На этом месте Маргарет была вынуждена прервать свой рассказ на секунду-другую, чтобы совладать с подступившим смехом и сдержать его хотя бы до озорной улыбки. Дело было в том, что под «некоторыми знатными кавалерами» подразумевался один-единственный кавалер – ее муж, маркиз Морелла. Севильская знать вовсю перешептывалась о том, что еще во времена своего посольства в Лондоне неженатый д’Агвилар ухаживал за сеньоритой Дин, предлагал ей руку и сердце, но получил отказ, после которого был убит горем – и чудом ожил, встретившись на свое счастье с ее кузиной. Маргарет было бы впору вспыхнуть ревностью, вот только она прекрасно знала, что этот нелепый слух искусно запустил сам Морелла. Искушенный в интригах испанец этим маневром добавил Бетти еще большую привлекательность в глазах света: дама, устоявшая перед красивым и богатым племянником Фердинанда, была достойна всеобщего внимания. Масштабов этого внимания, однако, они и предположить не могли. Известие о том, что сеньорита Дин была соперницей Маргарет и разбила сердце маркиза Морелла, быстро дошло до самой королевы. Изабелла же, вероятно, решила порадовать себя невинной забавой и уязвить Маргарет, памятуя о турнире на Пласа дель Торос и о любви севильцев к молодой маркизе. Небольшая месть не требовала особых усилий – и свою игру испанская королева повела умно и утонченно, приближая к себе Бетти и всячески показывая свое к ней расположение. Восхищаясь английской красотой сеньориты Дин и ее прелестным акцентом, оказывая ей самый любезный прием, Изабелла подала пример, которому охотно последовали остальные. Бетти купалась во всеобщем обожании, едва не теряя голову от этого стремительного взлета на пьедестал – и была слишком горда и счастлива, чтобы задумываться о причинах происходящего. Наблюдая за этим спектаклем, Морелла и Маргарет честно старались не выдавать обуревавшее их веселье. Маневры королевы были им кристально понятны – но своим желанием невзначай ранить их Изабелла Кастильская сделала им столько добра, сколько не принесла бы и намеренными стараниями. Она буквально сняла с них все заботы о судьбе Бетти – чужестранки, бесприданницы, бедной служанки из купеческого дома, - и своими руками превратила ту едва ли не в самую желанную невесту во всей Севилье. - Стоит ли говорить, что в претендентах на ее руку недостатка не было? – с улыбкой рассказывал Морелла, когда все трое уже почти миновали сень дубовой аллеи. – У нее была возможность выбирать, и этот выбор делает честь ее уму и сердцу. Дон Алонсо де Сантильяна – мой друг с давних лет, один из немногих людей, кому я доверяю всецело. Хотя, когда я узнал об их помолвке, каюсь, испугался, что Алонсо меня вскоре проклянет… - он виновато развел ладонями, поймав на себе укоризненный взгляд жены. – Но по счастью, нет, все обошлось благополучно. Они действительно подходящая пара во всех отношениях – оба совершенно неугомонные, жизнь без бурных страстей им не в радость, а если не предвидится красочных событий, так создадут сами! Этот беспокойный дуэт надолго запомнят и в Лондоне, и в Эссексе, когда они все-таки сорвутся в дорогу… - Бетти счастлива, и в этом нет сомнений, - Маргарет говорила, не поворачивая головы, захваченная знакомым видом, что открылся за древесными кронами. Старый замок был уже совсем близко, увенчанный зеленеющими от дикого винограда башнями, окруженный рвом и тисовой рощей. – О ее бедности теперь не вспомнит никто: граф де Сантильяна достаточно богат, чтобы и вовсе не беспокоиться о приданом супруги. Он добрый друг и замечательный человек, но в денежных вопросах на редкость беспечен: благо, здесь Бетти его выручает. При всей своей любви к роскоши она не раз говорила мне, что сэкономила немало в интересах мужа, и что в ее руках дела в их имении идут все лучше и лучше. - Ее запалом и упорством можно горы свернуть, если найти нужное русло, - согласился Кастелл, прищурившись и всматриваясь в две высокие фигуры, что спешили им навстречу через подъемный мост у ворот замка. – А вот, наконец-то, и благородная чета Брумов к нам явилась. Не иначе, Инессу не сразу отыскали в саду… Сияющая от радости Инесса и в самом деле уже приближалась к ним быстрыми шагами, укутанная в подбитый мехом плащ, к краю которого успел прицепиться ворох колючих травинок. От английской прохлады испанская целительница спасалась утепленным нарядом, а сейчас явно согрелась и разрумянилась на ходу. Бок о бок с ней шел Питер, все такой же долговязый и спокойный, со смягчившимся взглядом ясных серых глаз. Годы были милосердны к ним обоим не меньше, чем к Маргарет и д’Агвилару, не отняли красоты и сил, щедро даря опыт и время. И обнимая друзей посреди поднявшегося столпотворения и бурных приветствий, Маргарет была благодарна всем земным и небесным силам за эту долгожданную, наконец-то ничем не омраченную встречу. Память о прошлом была везде. Пронизывала древние камни замка, распускалась молодыми листьями на ветвях вековых дубов. Солнечными бликами сверкала на доспехах, застывших подобно часовому у подножия широкой лестницы. Это были те самые выщербленные белые латы и расколотый щит с золотым соколом, которые Питер привез с собой из Севильи после судьбоносного турнира. А взглянув на южную сторону замка, где раскинулся просторный сад, Маргарет увидела ожившее и претворенное в реальность воспоминание об ином саду - в далекой солнечной Гранаде, в старинном мавританском дворце. Ранние весенние травы уже цвели в нем, и многие из них, посаженные заботливыми руками Инессы, наверняка были целебны и берегли здоровье ее семьи. Тропинки сплетались и расходились между кустов жасмина и боярышника, уходя вдаль, к каменному бассейну в окружении склонившихся к воде ив. Насколько позволяли обстоятельства и климат, все здесь, вплоть до ступенек и скамей, было отзвуком и отпечатком былого. Но посреди этой самой памяти, - подчас нелегкой и горькой, а порой животворной и обнадеживающей, - посреди нее с майской легковесной радостью цвело их будущее. Сероглазая Клэр, забравшись на невысокую ветку раскидистой ивы, с любопытством слушала красочный рассказ приютившегося рядом Хосе, охотно добавляя что-то к его повести. За небольшим прудом слышался смех двойняшек и маленького Питера, втроем убежавших туда и уже затеявших шумную игру. Дети сдружились в мгновение ока, в юной беззаботности своей оказавшись мудрее родителей. Когда-нибудь они узнают, какой путь прошли все мы ради этого мирного дня. Когда-нибудь – но не сейчас. Сейчас достаточно того, что все мы здесь. Что все мы живы, и с нами – новое утро мая… Она стояла у входа в сад, слушая родные голоса и видя любимые лица, ни на одном из которых давно не лежала недобрая тень. Переглянувшийся с ней Питер, умиротворенный и молчаливый, ласково обнимал Инессу, оберегая ее от ранней прохлады. Морелла уже завел оживленный разговор с целительницей и с благожелательно откликавшимся Кастеллом – расслабленно, бестревожно, с неизменным своим обаянием. В саду резвились пятеро детей, рожденных и выросших в любви, наперекор всему – расстояниям и границам, крови и королям, человеческим приказам и каверзам судьбы. Огромными незримыми крыльями, что распахнулись у нее за спиной, Маргарет нежно обнимала весь сад, укрывая ими самых драгоценных людей на белом свете. Тех, ради кого она впервые ринулась в полет – и за кого, не раздумывая, снова и снова летела бы и в бой, и в шторм, и к самому краю горизонта. Выдержала и выстояла, не боясь никаких испытаний – как прежде, так и теперь. Небо над головой было ясно. Орлиные крылья - крепки.