Мир спасется любовью

Таня очнулась уже утром, на диване. Вероятно, у нашедшего ее на полу Бейбарсова, все же, проснулась совесть — постель была расстелена, а сама она… переодета в его рубашку, настолько длинную, что доходила до середины бедер. Ее собственная одежда аккуратной стопкой лежала на крохотном столике, и девушка смутилась. Впрочем, она сюда шла, прекрасно осознавая, что пойти придется на многое, и уж переодеванием дело не ограничится… И дело не в том, что понадобится затащить Бейбарсова в постель — сложнее всего будет научиться испытывать к нему искренние теплые чувства, что крайне тяжело делать из-под палки. Глеба дома не было. На столе, под крышкой, обнаружилась пожаренная яичница и банка кофе. Таня прочитала оставленную ей записку: экс-некромаг просил приготовить ужин. К записке прилагался подробный пошаговый рецепт, написанный ровным каллиграфическим почерком — похоже, о ее кулинарных способностях парень не испытывал иллюзий… Никакой магии, договорились они — а жаль. Что ж, будем соблюдать соглашение. Ванна оказалась крохотной, но уютной. Подставляя голову под струи воды, Таня с интересом читала этикетку на пузырьке с шампунем. Любимое занятие лопухоидов, помнила она по жизни с Дурневыми. Она помыла волосы, и теперь пахла Бейбарсовым — его ароматом лайма и мускуса, и это было странно. Чистое полотенце обнаружилось рядом: как ни странно, экс-некромаг продумал и это… Заботливый хозяин, и дома у него порядок. Назвала бы идеальным мужчиной, не будь он таким… таким. Пятнадцать минут спустя Таня ковыряла вилкой остывшую яичницу. Перстень лежал рядом — Феофил философски посочувствовал, но ничего внятного не сказал. А чего говорить? И так все ясно, дела — беда да полная задница. Пользуясь отсутствием хозяина, девушка продолжила осматривать дом. Нет, почти спартанские условия… На застекленном балконе обнаружилось кресло да столик с пепельницей, почти нетронутая пачка лежала рядом. Гроттерша принюхалась: табак пах сладковатой вишней. Около компьютера — аккуратно сложенная стопка чертежей, судя по всему, архитектурных. Книги на полке оказались сплошь по графическому дизайну, из обычной литературы было всего лишь несколько потрепанных классических романов… От скуки Таня включила телевизор, пощелкала пультом. Интересного ничего не шло, и она убавила звук до умеренной громкости: болтовня, раздававшаяся из динамиков, неплохо разгоняла эту практически могильную тишину. Бывший некромаг - тоже некромаг, и вкусы соответствующие. Квартира оформлена в черно-бело-серых оттенках. Никакого уюта, подумала рыжая: понятие о нем у Глеба было весьма своеобразное. На шкафу обнаружилась знакомая папка, и она вновь не смогла удержаться... Вот только папка оказалась пустой — из нее исчезли все портреты рыжеволосой. С глаз долой, из сердца вон, решил экс-некромаг, а вышло все вот как… Опять не тем местом, черед пень-колоду. А ведь во всем виновата вечная битва света и тьмы. Вот, до чего довело вечное противостояние двух основ всего сущего. Без солнца нет тени, без тени солнце все спалит… И в этом бою нет и никогда не будет победителей. И уже скоро никого не будет… * Рано или поздно этому, наверное, следовало произойти. Чего удивительного? Нельзя так просто играть с равновесием. Когда вечером Бейбарсов вошел в кухню с двумя огромными пакетами, она все еще пыталась разделать куриную тушку. По тельцу бедного животного стекали капли Таниной крови, поскольку она умудрилась порезаться, а бинтов не нашла. Закатив глаза, парень молча отобрал у нее нож, усадил на стул и теперь деловито залеплял пластырем ее пальцы — бережно, осторожно, но лишний раз стараясь не прикасаться. И, закончив, принялся за готовку сам. — Для женщины, спутник которой больше всего в жизни любит поесть, ты совершенно не приспособлена к домашнему хозяйству, — заметил Глеб, промывая куриные останки от крови некогда любимой девушки. — Я в последний раз что-то готовила еще несколько лет назад, на день рождения Ягуна, — сообщила Таня, наблюдая за его быстрыми умелыми действиями. — А в тайге что? — А в тайге мы либо ели с самобранки, либо стряпала не я. Экс-некромаг равнодушно пожал плечами и слизнул почти засохшую на ноже алую каплю. — У тебя легкие проблемы с гемоглобином, — заметил он. — Прости?.. — Пониженный. Может, я больше не некромаг, но кое-что все еще могу. Да уж… Если Ванька смирился с потерей дара легко и безболезненно и воспринял все как данность, для Глеба это стало личной трагедией. Он любил свою магию так же сильно, как и Таню, а потом разом потерял обе эти ценности. Магия была для него всем, поняла она, вот только теперь он принципиально предпочитал небытие… Идиот. Упрямый идиот. Как с таким бороться?! А с собой?! — Поскольку тебе все равно нечем заняться, не хочешь разобрать пакеты? Еду в холодильник, остальное сообразишь, — услышала дщерь Гроттеров и кивнула. Кроме продуктов, Бейбарсов подумал о женском шампуне и косметических средствах. Определенно, заботливый хозяин, пронеслось в голове у Тани… Валялкин вот никогда не задумывался об организации быта, а этот подходил к нему обстоятельно и со вкусом. Она сравнивает, снова сравнивает этих двух абсолютно разных людей! Следовало поскорее прекращать. Так будет легче выгнать из сердца одного и загнать туда другого. С последним, наверное, не должно быть так сложно — один раз он туда вполне успешно проник, да так, что она его «почти полюбила». — А это что? Таня недоуменно смотрела на обнаруженную в пакете стопку женских вещей. — Мой дом — мои правила, Гроттер. Твои драные свитера меня категорически не устраивают. — А… размер? — Все, что мне нужно было для определения твоего размера, я посмотрел ночью, — невозмутимо отозвался Бейбарсов, — отчего ты с таким скептицизмом взираешь на эти платьица? Разве ты не должна меня соблазнять?.. Девушка закатила глаза. Похоже, эти три месяца он с удовольствием поиздевается над ней, и отыграется и за многолетнее «кидалово», и за локон, и за Валялкина… Спасение мира, спасение мира, — старательно успокаивала она себя и отгоняя мысли, что эта скотина слишком много себе позволяет. Да, есть у него причины для гнева. Да, они обоснованны… Но она-то тоже не желала, чтоб все так выходило. — В рюкзаке в прихожей еще тряпье, — добавил Глеб, опуская курицу в соус. — Ты, похоже, получал удовольствие, скупая это барахло? — Разумеется. Я же сказал: мой дом — мои правила. В рюкзаке нашелся ворох ночной одежды да нижнего белья. И не постеснялся же прийти и выбрать… Хотя, о чем она? Глеб был некромагом, и чувство стыда, как и брезгливости, у него отсутствовало полностью. А самое интересное, что размер, и правда, оказался ее. — Быстро же ты свыкся с тем, что твой дом оккупирован, — съязвила Таня, — как-то даже слишком охотно. — А почему нет? Полгода в уединении заставляют переосмыслить добровольное женское общество. Женщина — это как домашний зверек. И часть интерьера, и досуг, и… — Значит, зверек и интерьер? — Извини, Гроттер, на «полезное приобретение по хозяйству» ты не тянешь, — хмыкнул Бейбарсов, — даже с обычным рецептом не справилась. Что ж, от каждого по способностям. Делай, что можешь — радуй глаз и разбавляй компанию. — Неужели не было желающих скрасить одиночество? — съязвила Таня. — Я сам попросил сестер оставить меня в покое. Они решили только вопрос с армией — эта квартира у меня от покойной бабки. И, упреждая дальнейшие вопросы, отвечаю «нет», моей родной бабки, самостоятельно почившей от старости. Готовил экс-некромаг, как выяснилось, отлично. А вот посуду пришлось мыть ей — по крайней мере, под краном, а не в двух тазиках… Еще вчера — тазики со стылой водой, колодец, сруб старой покосившейся избушки, кучка дров, парящий метеором Тангро… Ванька, топящий печь. Вкусный запах дров и пыль. А теперь — идеально убранная черно-белая квартира, Бейбарсов, платья и дорогущий шампунь с цитрусами. — Тоскуешь? — услышала она голос за спиной, — позволь напомнить, я не держу тебя здесь. — Вовсе нет. — Да. Ты эту вилку трешь уже пять минут, — криво усмехнулся Глеб, — и, кстати, мы договаривались не врать. — Внезапно все, — помедлив, призналась Таня, — и слишком глобально… Она поставила посуду на вафельное полотенце, обернулась и вжалась спиной в столешницу. Руки Бейбарсова легли по обе стороны от нее… Он просто стоял и смотрел на Гроттер. Стоял близко, в нескольких сантиметрах от нее, и ничего не предпринимал. Экс-некромаг был спокоен, как скала, и абсолютно непроницаем. В его черных очах отражалась полная невозможность прочитать, о чем он думает, а губы кривились в горьковатой усмешке, не сходившей с его лица. — Переоденься, — произнес он, внезапно отстраняясь, — от твоего свитера пахнет сыростью и дровами. И затем выброси уже эту тряпку, от которой за версту веет Валенком. — Как хочешь. Бейбарсов ушел в зал, а через несколько секунд завопил телевизор. Драконболистка скрипнула зубами. Его дом, его правила… Ох, с каким удовольствием она прибила б эту экс-некромагическую заразу. Когда она зашла в зал и принялась разбирать принесенные вещи, парень только приподнял бровь: Таня сложила в мусорное ведро все, кроме одной детали нижнего белья. Твои правила? Да пожалуйста. Играй, издевайся, только ты все равно остаешься некромагом по сути, так что посмотрим, сколько ты выстоишь… Ты создашь этот гребаный новый мир и откроешь туда врата, а перед этим на коленях будешь ползать, признаваясь в любви… Отвернувшись, Таня, не торопясь, натягивала комплект — какая-то шелковая ночнушка да короткий халатик с укороченными рукавами, а после отшвырнула ногой спущенное исподнее. Нужно тоже выбросить, подумала она, вытаскивая очередной «дар данайца», кружевной да бесстыдный, и направилась со всем этим в ванную. Там, в зале, пока она переодевалась, то ощущала на себе черный, оценивающий взгляд.

***

Таня присела на противоположный конец дивана с вытащенным со шкафа томиком Александра Дюма. Немного не в ее вкусе чтиво, но альтернативы все равно нет. Поджала ноги, поправила подол халата… — Соблазнение по методике Тани Гроттер? Не выдержал все-таки, усмехнулась девушка, поднимая на него взгляд. Бейбарсов, вольготно растянувшийся на ее диване — все равно пока спать не собиралась, время «детское», лениво щелкал пультом и смотрел то на нее, то на телеэкран. Наконец, на поверхности телевизора возникло то, что устроило экс-некромага — какая-то документальная передача про архитектуру итальянского кладбища, и, удовлетворенный «фоном», он сосредоточил все свое внимание на Гроттерше. Вкус у Глеба был отменный. Таня знала, что выглядит хорошо, даже слишком — а с учетом того, что она утром обнаружила в ванной старую бритву, за себя и вовсе краснеть не приходилось… Не придется, случись что. На войне все средства хороши, это ей еще Склепова говорила. Ей, кстати, надо будет позвонить — может, посоветует чего путного. — А ты думал, я устрою тебе спектакль со стриптизом? — хмыкнула Таня. — А ты не его устроила десять минут назад? — А ты ждал продолжения? — Не отказался бы. — Я тебя не понимаю, Глеб. Сначала ты говоришь мне «убирайся» — а не проходит и суток, как уже обряжаешь в развратные тряпки и ждешь, что я начну вешаться тебе на шею, — сказала девушка. — Гроттер, я уже говорил. Нас ожидают три крайне интересных в плане межличностного общения месяца. И, коль мне осталось жить столь короткий срок, я хочу провести его со вкусом. Должен же я знать, ради чего вдруг захочу поступиться своими принципами? Переспать с тобой мало, понимала Таня… Ты должен любить меня. Должен потерять голову, а потому спешить нельзя. Посмотрим, кто кого. — Скотина, — мило улыбнулась она, вытягивая стройные ноги. Диван оказался достаточно узким, и положить их можно было разве что на Бейбарсова, что она и сделала. — Я не собираюсь скакать вокруг тебя, как куртизанка, — сообщила Таня, перелистывая страницу. Экс-некромаг только фыркнул и обратил внимание на передачу. Она так и уснула: с книгой в руках, сложив на него конечности, в бесстыдной сорочке с глубоким вырезом и широко распахнутом халате. Уснула, зная, что Бейбарсову вновь придется ее перекладывать, что он не сможет себе в этом отказать, что, пока она будет дремать, тот не отведет от нее взгляда... а ей большего и не нужно. Старая любовь не забывается. Любовь — настоящая — никогда не забывается, особенно, если это любовь некромага. Нужно просто подождать, просто потерпеть… Посмотрим, кто кого. _________ * В противоборстве вечном Со светом бьются силы зла. Святые безупречны, А войску смерти нет числа. Тьма восстанет, свет воскреснет! И каждый бой — последний, Но в нем никто не победит. Без солнца нет и тени, Без тени солнце все спалит. Ночь растает, свет исчезнет… («Увертюра», мюзикл «Рукопись мастера»)