Мир спасется любовью

Когда Бейбарсов ушел ранним утром, она просто вызвонила Склепову: попросила срочно прибыть для разговора. Нужно отдать должное — посмотрев в глаза подруги, телеведущая не стала задавать никаких вопросов и просто телепортировала к ней по отпечатку ауры. — Это я что, в квартире Крушисусликова? — присвистнула Гробыня, внимательно оглядываясь, — о! Таня все еще была в своем вчерашнем одеянии, разве что волосы расчесала для приличия. — С каких пор ты поменяла тайгу на эту относительно уютную квартирку, а ветеринара — на экс-некромага? И с каких пор разгуливаешь по его обиталищу в наряде начинающей путаны? Рыжеволосая драконболистка вздохнула и предложила пройти на кухню, где разлила чай. Чай был с мятой, кружки черными, а сама кухня прохладной, больше от обилия контрастных оттенков. — С некоторых, — ответила Таня, обрисовывая ситуацию, как она есть, полностью и без утайки. Склепова молчала, переваривая осмысленное, кусая губы и барабаня идеально отманикюренными пальцами по столу. — Значит, от того, сможешь ли ты вновь окрутить Душимышкина, зависит, продолжим ли мы все существовать? — нервно облизнувшись, уточнила девушка. Таня кивнула. — И ты не знаешь, что делать, — протянула Гробыня. — Ни малейшего понятия. Это Бейбарсов, а он упрям… Еще упрямее меня. Если вбил что в голову, так все, сама помнишь. Он с удовольствием посмотрит, как я буду скакать вокруг, но не тронет и пальцем. — Не похоже, чтобы он был настолько против, — Склепова скосила свои разномастные глаза на наряд подруги. — Он хочет «провести последние три месяца со вкусом», и решил создать для этого все условия. Небытие его не пугает. Я вчера уже прошлась мимо него практически голой — никакой реакции. Да и если б все можно было решить одной постелью… Нет, он должен полюбить меня, искренне и по-настоящему, а я при этом должна испытывать что-то подобное. Только тогда сила Крыльев Тьмы пробудится… И при этом его еще нужно уломать создать новый мир, — кисло выдавила Таня. — Да, Дар Творца, ты сказала. Вот оно, дождались второго пришествия — только на мессию наш Крушискелетов не тянет. А сама ты что чувствуешь к нему? — Я готова попытаться, — грустно сказала рыжеволосая, — только как это сделать, когда Ему ничего не нужно? — Так пытайся. Будь искренней… Может, он от тебя и хочет искренности, а в твоих глазах одно сожаление по Ивану-Дураку. Таня устало откинулась на стену. Покрытый обоями бетон холодил кожу и немного приводил в себя. Чай, разбавленный молоком, почти не обжигал горло — Склепова давилась этим напитком и тихо мечтала о чем-нибудь покрепче, вот только алкоголем сообразительности не поможешь, да и с утра… Весь день насмарку. Наоборот, мозги замутятся, а мозги сейчас нужны. А ведь идея-то неплоха. — Я стараюсь не думать о Ваньке, стараюсь забыть. Мне уже не быть с ним — я должна любить Глеба, должна сделать все, чтобы Крылья Тьмы пробудились… Гроб, я бы с удовольствием стерла Ваню из памяти, вот только все должно быть честно, без приворотов и других магических воздействий. И я ХОЧУ, чтобы с Глебом все сошлось, но как, как это сделать?! Это ужасно — знать, что от твоей постели зависит, будут ли жить все, кто тебе дорог! Ужасно, нелепо, глупо, карикатурно, это насмешка над самой любовью как таковой. Нельзя любить насильно, а ничего другого нам не остается, нельзя заставить полюбить… Он даже от моих рисунков избавился, а теперь попросту тешит свое самолюбие, накупив дорогущего тряпья, позволяя себе лапать меня спящей и ожидая момент, когда начну на него лезть… Гроттер почти что плакала. Все выглядело так отвратительно, что хоть в петлю лезь, только это все и всех погубит. — Идем на балкон, покурить хочу, — сказала Гробыня, — моя нервная система таких новостей не выдерживает. — Весело все, — произнесла она, — так весело, что рыдать хочется. Поэты говорят, что мир спасется любовью, но в равной степени он может быть ею и погублен… * Из-за памяти о неудавшейся любви. Предположи все, что так сложится, твоего Валенка попросту бы траванули или свели с Зализиной при первом же появлении Душимышкина в Тибидохсе. Телеведущая курила вторую сигарету подряд. Очень дорогой табак, понимала Таня, принюхиваясь. Такой же дорогой, как и у Глеба, только тот, похоже, особой тяги к данному виду порчи организма не испытывал. Гробыня делала затяжку за затяжкой, а ее подруга стояла рядом и мерзла… Царил апрель, и на крытом балконе все еще было прохладно. — А ты не думала его споить? — поинтересовалась Гробыня, — а потом и соблазнить, и все прочее… Алкоголь раскрепощает. — Я пить не умею. Идея хороша, но преждевременна. Сначала б отношения наладить, а уже потом все остальное. Да и как он воспримет? Боюсь, даже выпив, он меня к себе близко не подпустит. Вернее, подпустить-то подпустит, только… — Только нужна любовь, да такая, чтобы наутро не исчезла, — закончила Склепова, — я не знаю, что тебе сказать и что посоветовать. Один совет уже дала: будь искренней. Бейбарсов чего хотел всегда? Чтобы ты принадлежала ему. А ты, прости, все еще душой принадлежишь Валялкину, и твоя сексапильная тушка в этом доме погоды не делает. Девушки разговаривали еще долго, пока Гробыня не объявила, что у нее скоро эфир. — Я прошу… Не рассказывай никому, просто молчи. Пусть о Рагнареке станет известно как можно позднее, — попросила Таня. — Разумеется, Гроттерша. Я не дура. Вернее, может, и дура, только не такая, чтобы своему муженьку портить возможно последние месяцы жизни…

***

— И как пообщалась со Склеповой? — поинтересовался Глеб. Помня вчерашнее, Таня приготовила единственное, что умела — блины, и теперь старательно оттирала сковородку. Никакой магии. Уже второй день она соблюдала соглашение, слишком уж многое было поставлено на карту. С Феофилом они лишь разговаривали, да и то, положенные пять минут… — Откуда узнал? — Несмотря на блинный запах, в зале пахнет сигаретами и дорогими духами. Да и это платье я тебе не покупал… У тебя не слишком много подруг, так что все очевидно. — Нормально пообщалась. Поплакалась ей, повздыхала, — иронично ответила девушка, уходя от ответа. Они, кажется, договаривались не врать… — Получила кучу советов о флирте? — хмыкнул Бейбарсов. — Мы не говорили на эту тему. Мне просто требовалось обсудить все с кем-то. — Ясно. Серое платьице-майка, обтягивающее и короткое, про которое говорил парень, действительно было из гардероба Гробыни. Та телепортировала ей целый чемодан приличного тряпья, подходящего для домашнего ношения — чем могла, тем помогла. Действовать следовало деликатно и не торопясь, подтвердила телеведущая, после того, как дала ей кучу постельных советов, от которых у Гроттерши покраснели даже уши. — Как ни странно, съедобно, — похвалил экс-некромаг ее стряпню, — блины теперь будут на завтрак, обед и ужин? — Если захочешь, то могу. Но ты же уже на второй день взвоешь… Таня убирала со стола, а он продолжал наблюдать за ней, за каждым ее движением. Склепова немного ее накрасила, — так, чтобы было практически незаметно, и теперь экс-некромаг в очередной раз наслаждался происходящим. Девушка, которую он когда-то любил, находилась на его кухне. Она выглядела так хорошо, как никогда, исполняла его требования, даже добивалась внимания… Полгода назад он был бы счастлив от этого факта, а вот теперь чувствовал лишь равнодушие и желание отплатить тем же, чем столько времени кормили и его. Интересно, а если ее сейчас прижать к гарнитуру и задрать платье, как отреагирует? — мелькнула мысль в голове Бейбарсова. Смутится, отшатнется, попытается соблазнить, другие варианты… Было любопытно, но желание уточнять сейчас отсутствовало. Слишком просто и быстро для развития событий. Он собирался провести эти три месяца со вкусом, и испортить их сиюминутным любопытством глупо. Только и ждет, скорее всего. Перед сном она отправилась в душ, и дверь в ванную не закрыла. Бейбарсова нужно было спровоцировать, сказала Гробыня, но как это сделать… Бестолку все. Бывший некромаг был невозмутим и на открытую дверь не обратил никакого внимания. Наверное, смеялся еще, пока она плескалась. Мысль пришла внезапно — идиотская, глупая, дерзкая. Для мужчины любовь и постель неразделимы, а он должен был желать ее… Ладно. Спровоцировать, так спровоцировать, подумала Таня. Вчера почти прокатило, попробуем и сегодня. Она отжала и расчесала волосы и замотала на груди полотенце, не такое уж и длинное. Новый приступ режущей головной боли — Склепова, кстати, оказалась не такой чувствительной к колебанию магического пространства и сознания уж точно не теряла — идеально совпал по времени с ее запланированным падением. Падая, она снесла ногой прислоненное к стене обрезанное зеркало, и удовлетворилась ровной глубокой царапине на боку бедра, чуть выше колена. На ней так живого места скоро не останется, подумала Таня. В этот раз она не отключилась, но на грохот в ванную Глеб таки заглянул. Заглянул, поднял на руки тело в полотенце, оттащил на диван и принялся вновь обрабатывать порез. Полотенце прикрывало ее формы кое-как, а Гроттер морщилась от головной боли, не обращая внимания на пощипывание от перекиси водорода и прочую возню с ее бедром. Она знала, что выглядит беспомощно, а ситуация крайне двусмысленна… Наконец, на нее лег еще один пластырь. — Ты ходячее бедствие, — сообщил Глеб. — Спасибо, — пробормотала Таня, — а теперь отвернись. Не скажу, что меня все это смущает, но около того. Нет, полотенце прикрывало все прелести, но по коже все еще текли капли с ее волос, а сама она пахла тем самым цитрусовым шампунем, купленным экс-некромагом. — Как скажешь, — ответил Глеб, послушно отворачиваясь в сторону. Таня скинула полотенце и, изогнувшись, рассматривала налепленный пластырь. Она знала, что отражается в зеркальной поверхности балконной двери, куда и в данный момент и была повернута голова парня. Морщась, надела первое попавшееся под руку — легкое домашнее платье, почти облегающее, и скользнула под одеяло. Время… Требовалось время. — Я все. Еще раз спасибо за помощь, и извини за заляпанную кровью ванну. Я слышала треск — зеркало, кажется, пострадало… Если не возражаешь, уберу позднее. — Сам уберу, — неожиданно хриплым голосом отозвался Бейбарсов, выключая свет в комнате и выскальзывая на балкон. Натянув одеяло почти до самого подбородка, Гроттер смотрела на его силуэт, обрамленный светом луны и фонарей. Молодой человек постоянно подносил к губам сигарету. Он курил быстро и как-то судорожно — а закончив, тихо прикрыл пластиковую дверь и прошествовал в ванную. Из помещения раздалась тихая возня, треск собираемого стекла, а затем с коридора повеяло холодной сыростью. Глеб Бейбарсов, бывший сильнейший некромаг настоящего, молча стоял под потоками практически ледяной воды. Заболеть он не боялся — иммунитет все еще был достаточно хорошим, даже без регенерации. Нет, его «напрягало» другое… Закончив самоистязание, Глеб оперся на столик вокруг круглой раковины. Пахло цитрусами — этим чертовым шампунем, выбранным им самим, да кремом с ароматом грейпфрута. Стоял ряд плотно завинченных баночек с женскими мордо-мазательными делами. И чего он так заморачивался ради этой девицы? Тряпки, тюбики… Постоянные царапины. Из ведра, в которое он собрал осколки зеркала, пахло этими же чертовыми цитрусами и железом от гемоглобина. Бейбарсов потряс длинными, до плеч, волосами, и, тяжело выдохнув, прикрыл глаза. Он стоял так достаточно долго, а когда, наконец, вышел из комнаты, Таня уже спала. Спала крепко, свесив с дивана одну вытянутую руку, и закинув за голову другую. Тонкое одеяло соскользнуло и приоткрыло залепленный пластырем порез на полусогнутой ноге. Полуобнаженная грудь мерно вздымалась, а лицо рыжеволосой было мирным и спокойным. Меньше трех месяцев. Уже меньше… ________ Поэты говорят, что мир спасется любовью! Но нам с тобой другой пример известен пока: Мир, залитый кровью, сожженный войною — из-за любви дурака! («Легенда о вратах», мюзикл «Последнее испытание»)