Мир спасется любовью

Всю обратную дорогу она провела, сидя у окна. Бейбарсов большую часть времени отсыпался на верхней полке, так что она впервые за последние дни оказалась предоставлена сама себе… Наедине со своими мыслями, вне пристального, наблюдающего взгляда бывшего некромага. С Глебом невозможно было просто сесть и спокойно подумать, Глеб читал каждую мысль на ее лице. Поразительный дар… Поразительное знание ее самой. А чего ожидать от человека, который несколько лет следил за ее жизнью с помощью колдовства алтайской ведьмы? Эти минуты уединения следовало ценить — кто знает, когда выдастся другая возможность. Незадолго до отъезда Бейбарсов объявил, что больше не собирается тратить время на лопухоидные заказы — его работа пользовалась спросом, и на безбедное существование на последние три месяца хватит с лихвой. Это значило, что теперь он круглосуточно будет дома. Рядом. Это замечательно — время на совместное времяпровождение, на то, чтобы узнать друг друга получше, но вариться в одной и той же каше… Глеб, Глеб, Глеб. Я всю жизнь любила Ваньку, размышляла Таня. По привычке и потому, что так было положено… Потому что не видела без него жизни или не хотела видеть: настолько Валялкин въелся в мое существо, в мой мозг, мою кожу. Любовь бывает разная, и ты был прав, некромаг — я выбрала спокойную, ровную любовь, без страстей и эмоций. Просто свет — чистый и теплый. Так было проще и правильнее, и так подсказала многоглазка. Но ведь это не отменяет истины — я струсила. Позволила убедить себя, что ты — пустой раб своих страстей, что твоя любовь лишь надуманная страсть, вызванная скукой, что ты поверхностен и приземлен. Так твердили все вокруг, а я всегда была зависима от чужого мнения. Я моралистка, я живу из чувства долга, я… дура. «Умное, осознанное, взрослое» решение — сбежать от всех проблем в тайгу, позволить любить себя, отказаться от всего дорогого, отдаться иллюзии счастья. А почему? Потому что «Танька да Ванька». Как же иначе… Я думала, что знаю Валялкина. Я воспринимала его, как часть себя, а оказалось… не слишком хорошо знала. Мне даже в голову прийти не могло, что он все это время шатался к какой-то девушке… Мы всю жизнь вытягивали друг друга из бед и несчастий, мы жили в одном доме и строили совместные планы на будущее, мы даже купили кольца, а ты… Ты меня предал. Я была честна, сказала себе Таня. И мне больше не горько. Теперь я окончательно отпущу тебя — спасибо, что рассказал правду, пусть и через Ягуна, теперь будет легче. Я постараюсь быть с Глебом не потому, что так нужно, но потому, что мы больше подходим друг другу характерами, и глупо было отрицать это. Потому что, чего греха таить, он всегда мне нравился… Я уже почти полюбила его однажды, а он всегда любил меня. И ты простишь меня, Глеб Бейбарсов… Ненависть уйдет, и твой эйдос воссияет. — Не могу понять, о чем ты думаешь, — заметил Глеб, — у тебя какое-то другое выражение лица. Он лично сходил за чаем и теперь сидел напротив. — Разве? — бездумно отозвалась девушка, размешивая сахар. — Спокойное и умиротворенное. Нет вечных сомнений, составляющих главную черту Тани Гроттер. — Не эти ли сомнения всегда тебя раздражали? Губы бывшего некромага тронула легкая усмешка. — Раздражали. И крайне интересно, что ты избавилась от них только к последним месяцам жизни… Ну и как ощущения? — Странные.

***

Проблемы возникли у самого дома — в крошечном переулке их окружила толпа отвратительных существ, пластилиновых либо «сшитых» из разных частей тел. Таня понимала, что не успеет достать кольцо, лежавшее на самом дне сумки… Пожалуй, не стоило так трепетно относиться к договору с человеком, потерявшим магию. Свои мозги надо иметь, сказал бы дед Феофил, и был прав. — Уйди. Ты без кольца, — произнес Глеб. — Сам уйди, — огрызнулась девушка, — кстати, ничего, что нас со всех сторон окружили? Что им вообще надо? Мне казалось, они не суются лишний раз… — Может, мой эйдос и прогнил насквозь, но он все еще эйдос мага. Два мага без колец — слишком приятная добыча… Пожалуй, не стоило запрещать тебе носить перстень. — То есть запрет на магию снят? — Не радуйся раньше времени… Эссиорх, ты мне нужен, — произнес Бейбарсов, — знаешь, больше всего в отсутствии сил меня раздражает беспомощность… — Ты считаешь, они напали только ценности наших эйдосов? Свора медлила и скалилась в спину, и времени на «потрепаться» было предостаточно. — Разумеется, нет. Комиссионеры и суккубы знают, что при любом исходе событий перестанут существовать. Им терять нечего — только обрадуются, если их господа потеряют последнюю возможность спастись. — Но ведь наступление Рагнарека держится в секрете! В черных глазах Бейбарсова отразилась усталость. — Значит, что-то стало известно. Вопрос в том, как много… Какой-то мерзкий пластилиновый человечек, представившийся Тухломошей, вытащил артефакт, отдаленно похожий на Раздиратель некромагов. Видимо, многое стало известно — эти твари пришли не отобрать эйдос, а уничтожить их. Уклониться от луча непредставлялось возможным, и Таня просто заслонила собой Бейбарсова, сомкнув за его плечами руки с такой силой, чтобы он не мог ее сдернуть… Их прикрыли щитом в самый последний момент — с одной стороны появился страж мрака, с другой — златокрылый, и оба, к вящему удовлетворению драконболистки, просто испепелили всю шелуху. — С каких пор ты обзавелся персональными телохранителями? — поинтересовалась Таня, сидя на Бейбарсове. В процессе чудесного спасения оба оказались на асфальте. Парень с интересом разглядывал два полушария под тонким свитером — погода стояла достаточно теплая, и рыжая ходила в расстегнутой куртке… — Мне больше интересно, какого лешака они вообще допустили подобное, — лениво ответил Глеб, отлепляя мусор с ее одежды, — нас должны защищать почище врат Эдема. Какое поразительное самообладание перед лицом опасности, в очередной раз восхитилась ничтожная дщерь Гроттеров. Интересно, а если за его спиной из пушки выстрелить, что он сделает — просто недоуменно поведет плечом на громкий звук? — Они еще и жалуются, — хмыкнул страж мрака. — К обеспечению сохранности главной мебели Нижнего Новгорода можно относиться и получше, — бросил экс-некромаг, а златокрылый только закатил глаза и щелкнул пальцами. Страж света подошел к ситуации с юмором, и телепортировал главную надежду магического мира прямо в кровать. Бейбарсов не преминул поменяться с ней местами — и вот на покрывале лежала уже Таня. — Белье и пальто придется стирать, — констатировал экс-некромаг. Ты думаешь о стирке?! — мысленно завопила девушка, — а если во всем мире начнется паника, то что?! Они за нами пришли, значит, о твоем Даре уже знают… Ты соображаешь, ЧТО будет, коли вся общественность будет в курсе, что единственный спаситель сейчас сидит, сложа ручки, и думает обо всем, кроме спасения?! — Златокрылые и стражи мрака дружно уничтожают комиссионеров и суккубов по всему миру и, в особенности, в Нижнем Новогороде. Шумиха никому не нужна, а эти твари верткие, — сообщил Ратувог, — им хаос выгоден. Если начнутся беспорядки, все слишком осложнится. Поразительное, кстати, единодушие… Не думал, что мы однажды встанем рука об руку со стражами мрака. — Пред лицом конца света случаются любые чудеса. — Эся, ты и правда веришь, что все получится? — спросила Улита. Накормленный Люль спал. В кухне крохотной «однушки», кроме уже упомянутых, сидели Эссиорх и Корнелий, и наблюдали через огромное «окно» за происходившим в квартире бывшего некромага. — Я знаю, — ответил ее муж. — Времени мало, а упрямства у них обоих… — Мир спасется любовью. Страшная сила эта любовь… Из-за нее начинали войны, убивали и предавали, совершали подвиги, пускались на безрассудство… Именно любовь вытащила твоего учителя из мрака и не дала упасть Мефодию Буслаеву. Бейбарсов в третий раз объяснял Тане, как включать стиральную машину. Девушка запоминать алгоритм упорно не желала — и тот, закатив глаза, просто насыпал порошок ей за шиворот. — Любовь — тот свет, что согревает души. Да, порой она губит и ввергает в отчаяние, как и произошло с этим человеком… Но ведь достаточно всего капельки надежды, немного терпения, веры и стараний, и тогда то, что мертво, воскреснет из небытия. Любовь — это свет… Взвизгнув, рыжеволосая выдрала коробку с порошком из рук бывшего некромага, и теперь с азартом вытряхивала ее на обидчика. Тот, весь белый, прикрывал рукой глаза, старался отряхнуться и отталкивал наскакивающую на него Таню. — …Свет вечный, — завершил хранитель из Прозрачных сфер. Смеясь и переругиваясь, постоянно наталкиваясь друг на друга, обитатели черно-белой квартиры совместными усилиями устраняли последствия своей перепалки. Стиральная машина, которую Бейбарсов, все же, включил, шумела и пыталась взлететь… Эссиорх поднял руку и убрал «окно». — Как ты думаешь, что будет после того, как не станет ни Эдема, ни Тартара? Ни стражей света, ни стражей мрака? Улита обращалась к мужу, но ответил ей, как ни странно, Корнелий. — Этот мир получит второй шанс. Для него все начнется заново — эйдосы людей не будут испытывать давления ни с той, ни с другой стороны, и станут свободны. Они обретут истинные желания, продиктованные собственным разумением, а не нашептываниями. А что касается посмертия… Без Эдема и Тартара, без вечного блаженства и вечных мук, по завершению жизненного пути души просто будут становиться энергией и частью всего мироздания. Это не так страшно, как кажется… — грустно сказал бывший страж света, — это не небытие — это и есть вечная жизнь. — Эх… хотела бы я знать, что ждет нас в новом мире. Если, конечно, эта некромагическая зараза откроет портал. — Очищение огнем, — прозвучал ответ Эссиорха, — и новая надежда. — Я уже чешусь вся от этой чертовой химии, — пробурчала Таня, — и да, я иду в душ первой. Как пострадавшая сторона. Они только что убрали основные масштабы разрушений. Оставалось малое — отмыть пол и перестирать одежду, которая была на них. — А ничего, что это моя квартира? — А ничего, что ты первый начал? — Пф… Лезь уже в ванную. На каждое действие всегда найдется противодействие, думала Таня, сидя по самые уши в пене и глядя на расположившегося напротив некромага. Тот, в отличие от нее, никакой неловкости или смущения не испытывал — а вот она поджала к груди колени и избегала любого лишнего прикосновения. А чего она ожидала, принципиально решив «залечь» в воду минимум на полчаса? — Воистину, я не могу тебя понять, — наконец, изрекла она. — Понимать меня не обязательно. — Да, обязательно только любить и кормить вовремя. Хотя, накормишь ты себя сам… Эй! — Издеваешься? — мрачно спросила Таня. Ее голова покоилась на плече парня, и спиной она отлично ощущала все его тело, к которому в данный момент вынужденно прижималась. Ванна была пусть и длинная, зато узкая, так что полулежала она практически в «тисках». Рук Бейбарсов не распускал, предпочитая играть то с пеной, то с ее волосами, от которых нещадно несло стиральным порошком… — Разумеется. Гроттер, расслабься уже… — его пальцы пробежали вниз по ее плечу, — мы просто лежим в ванне… Да, очень близко друг к другу… Но ведь это не проблема, не так ли? — Не проблема?! — Ты живешь в моем доме, расхаживаешь передо мной в костюме Евы… Наконец, мы вчера очень неплохо провели время, — насмешливо произнес Глеб, — премного, кстати, благодарен за помощь. — Помощь?! — Да. Давно хотелось. У тебя, кстати, отличный потенциал, — очаровательно улыбнулся змей-искуситель. Сволочь. — Выпусти меня, мне холодно, — ежась, пробормотала девушка. — Температура воды около семидесяти градусов. — И?! — Еще немного, и будет кипяток… Кстати, если ты сейчас встанешь, твоя очаровательная пятая точка окажется как раз напротив моего лица. Меня это совершенно не смущает, но тот факт, что в тебе внезапно проснулась святоша, крайне веселит… Выругавшись, Татьяна Леопольдовна вернула голову на место. — Вина хочешь? — разумеется, Глеб прихватил с собой бутылку красного полусладкого… — Я с тобой сопьюсь. — От таких количеств? — экс-некромаг только фыркнул. Кажется, это она должна за ним таскаться, а получается в точности наоборот… Как — таскаться… За исключением вчерашнего и закрывая глаза на его мелкие «шалости», Бейбарсов вел себя практически как обитатель Эдемских садов… Определенно, он умеет издеваться. Назвался груздем, полезай в кузов; вломилась в его дом, не удивляйся, что поменялись местами. А чего она так нервничает, ей не этого ли надо? Вино, горячая вода, прикосновения рук к плечам… Цитрусы перебили запах порошка — экс-некромаг сам отмыл ее волосы. — Чёрные глаза — жара, В море сонных звёзд скольженье, И у борта до утра Поцелуев отраженье… Она сама не знала, что заставило ее процитировать стихи Киплинга, вот только они сами собой всплывали в памяти. …Синие глаза — луна, Вальса белое молчанье, Ежедневная стена Неизбежного прощанья. Васильковые очи Валялкина, наконец, оказались выжжены из ее души. Он сам их выжег — она лишь отпустила чувство тоски. — Изумрудные — как лес Что Алтая, что Буяна, Страсть, любовь, упрямство, спесь И отчаянье до пьяна, — ответил Бейбарсов, импровизируя. Вот как… Ну что же. — Черные глаза — пожар, Иссушающее пламя, Бездна, омуты, Тартар И хождение по краю. Нет, я не судья для них, Просто без суждений вздорных До скончанья дней должник Роковых, бездонных, черных. Стеснение куда-то ушло. Она все так же лежала прямо на нем, закинув ногу на бортик ванны, а Бейбарсов играл каплями на ее бедре. Никаких приставаний или намеков, всего лишь… близость, и в близости этой было что-то печальное и, вместе с тем, пугающее. Мира скоро не станет, мир гибнет, а они… Они проводят время вот ТАК, и все, кто отправил ее сюда, принимают это и верят… — Думаю, Редьярд от наших художеств бы в гробу перевернулся. Не думала, что ты знаешь его, — протянула Таня, — у тебя своеобразное понятие о романтике. — Я, конечно, вырос в землянке, но у нас все было не настолько плохо. Старуха поощряла развитие общего кругозора — чем-чем, а чтивом нас хорошо обеспечили. — Ясно. В голову Тани вдруг пришла мысль: а если развернуться и… Нет. Слишком ценный момент, чтобы портить его пошлостью. Ценный? Пробку выдернули минут десять назад, воды в ванне почти не оставалось. Волосы бы сполоснуть еще раз, подумала Таня, потягиваясь за лейкой. — Ты чего творишь… Отдай… Глеб!!! — …Домывайся, — шепнул ей на ухо экс-некромаг, поцеловал за ухо и оставил ее одну. Когда дверь закрылась, Таня со стоном опрокинулась назад. Верх бесстыдства. Извращение. А ведь они, по утверждению Бейбарсова, не состоят в отношениях, даже не спали в том самом смысле этого слова… Валялкина вот она видела обнаженным только по пояс, и кроме как объятий, ничего между ними не было. А тут — такое. Да еще и… Как стыдно. Стыдно за то, что, одурманенная вином, она прижималась спиной к экс-некромагу и постанывала, за то, что выгибалась, как кошка и упиралась ногами в бортики, пока тот «игрался» с душевой лейкой, за то, что когда ее тело пронзал спазм, впивалась зубами в его предплечье… А эта зараза просто целовала ее в шею и обнимала за талию. — Ты аморальный развратник и развращенец, — сообщила Таня, появившись на кухне. «Аморальный развратник и развращенец» невозмутимо пил чай и с легким сожалением рассматривал наглухо запахнутый шелковый халат. Следует в очередной раз отдать должное его самообладанию — Бейбарсов полугодичной давности не преминул бы ее облапать, а этот спокойно сидел рядом. — Зачем… это было? — Гроттер, поскольку совращать меня ты особо не торопишься, пришлось начать самому. А то, знаешь ли, скучно уже. Влажные волосы парня растрепались по широким плечам — на нем не было ничего, кроме черных льняных брюк. Что ж, спасибо… — А как бы ты отреагировал, начни я внезапно на тебя лезть? — резонно поинтересовалась Таня, — сомневаюсь, что положительно. — С интересом. Я же говорил. — Веселить тебя? Уволь… — она фыркнула, налила себе чай и уселась напротив. — Я ради этого и согласился, чтобы ты жила в моей квартире. Тяжко, знаешь, ли, без зрелищ. Первое время было забавно, я даже удовлетворялся, но теперь… Миру жить меньше трех месяцев, Таня Гроттер, а ты, пардон, тупишь. — Ты себе сам противоречишь… Бейбарсов только закатил глаза и начал стругать бутерброды. — Мне… нехорошо, — пробормотала Таня, едва они вышли в зал, — кажется, оно опять. По рукам вновь пошли искры — черно-серебристые. Интересно, если она попробует надеть перстень Феофила, какого цвета они будут? — Заденет… ОТОЙДИ ОТ МЕНЯ!!! — успела выкрикнуть рыжая прежде, чем упала на колени и ее сознание отключилось. Она потеряла способность соображать, и, пожалуй, это было к лучшему. От нее полыхнуло темной магией, а потом тело девушки поднялось вверх, точно подвешенное за лопатки. От этих самых лопаток в стороны взметнулись огромные крылья — того же черно-серебристого цвета, вполне материальные. А в следующее мгновение вокруг нее полыхнуло щитом, защитившим помещение от разгрома ослепительной магической вспышкой. — Что ты с ней делал?! — вопросил Эссиорх, внимательно глядя на Бейбарсова, — ты же знаешь, КТО она. — Ничего противоестественного или оскорбительного, — ответил некромаг. Рыжеволосая продолжала висеть в воздухе, крылья сияли и занимали почти половину зала. — Прочти меня, если не веришь. Хранитель из Прозрачных сфер пронизывающе посмотрел на экс-некромага и кивнул. — Верю. — Чем это вызвано? Красивое зрелище, и пугающее. — В ней пробуждается любовь, — ответил Эссиорх, — такое будет продолжаться и дальше — по крайней мере, пока она не примет чувства. Маги караулят подобные «вспышки», но, сам понимаешь, блокировать ТАКОЕ у них сил не хватит. А все почему? Твоя потенциальная пара. Самое интересное, друг мой, что обладай ты магией, тебя б так не колошматило… Колошматит лишь тех, чье сердце не справляется. Глеб равнодушно смотрел на девушку, хранитель молчал. Взгляд его, направленный на экс-некромага и рыжеволосую, был печален. Когда Таню «отпустило» и она рухнула на пол, тот проронил: — Зови, если что. — Все целое? — удивилась Таня, придя в себя. Очнулась она на диване, уже под самую ночь — Бейбарсов сидел у нее в ногах и смотрел, как она спит. — Эссиорх, — разомкнул уста экс-некромаг, — все тот же Эссиорх. — Ясно. В этот раз… сильно? Я вообще ничего не помню. — Не особо. — И как это… — Эмоциональная нестабильность, душевные волнения. Если ты хорошо себя чувствуешь, я, пожалуй, пойду поработаю и спать. Когда он был у самых дверей, Таня остановила его. — Могу я… просто посидеть рядом с тобой? — Коль имеешь такое сильное желание. Таня сидела на кровати, поджав под себя ноги, и наблюдала, как парнь неторопливо водит по холсту кистью. Она не ожидала, что тот ответит согласием — все казалось слишком… интимным, слишком личным. Более интимным, чем то, что произошло в ванной. Глеб был полностью поглощен картиной. Изредка он отходил назад, присматриваясь к тому, что получалось, и на девушку демонстративно не обращал никакого внимания. — На сегодня все, — сообщил он, закончив фрагмент лесного массива. Остров выходил слишком… живым. — Доброй ночи, — ответила Таня, — спасибо, что разрешил посмотреть. В этот раз у дверей ее остановил он. — Останься сегодня, — услышала рыжеволосая. Спасибо, хоть штаны не снял… Хотя какая уже разница? Снова в одной постели, под одним одеялом, на расстоянии меньшим полуметра. Они молча рассматривали лица друг друга, а потом Таня с осторожностью прикоснулась к его волосам. День, и правда, был насыщенным, и слишком… близким. Лайм и мускус. Рука Бейбарсова поднялась навстречу, и их пальцы переплелись. — Доброй ночи, — произнес Глеб. Жадные губы ощущаются по всему телу, вырывая стоны и вздохи. Бедра разведены в сторону… Ничего вокруг более не существует, только бездна его черных глаз, его руки. Трепет. Щемящая болезненная тяга. Давление снизу… Таня отогнала видение. Их руки все еще были сомкнуты. Это и есть то чувство, которое должно спасти мир? Желание прикасаться, слиться воедино, вдыхать аромат кожи, целовать до опьянения. Или это обычное вожделение? Перед тем, как разрешить миру погибнуть, ты полюбишь меня, Гроттер, прочитала она во взгляде. В сердце поселилось что-то непривычное — то, что она никогда не испытывала, чего всегда боялась. Болезненная тоска, грусть, вина, горечь, сладкое томление, от которого замирает в груди, радость от обычного присутствия, простого прикосновения. Свет вечный. Не любить его — убить Всех пред окончаньем света… Я уже не вижу жизнь Без очей ночного цвета. Свет вечный. Основа всего сущего… Я не сдамся, пообещала себе Таня, — я пока не знаю, что делать, но… Я обязательно пойму. Иногда лучшая стратегия — «ничегонеделание» — дает лучший результат, чем все приложенные старания. Времени мало, но оно есть… Пока есть. Я… хочу тебя, Глеб Бейбарсов, — неожиданно призналась она себе.