Мир спасется любовью

Когда он вернулся, Таня жарила картошку. Кроме блинов это было единственным блюдом, которое она могла состряпать… Принесенная к завтраку колбаска имела запах бумаги, пусть и стоила чрезвычайно много — а ведь даже самая нехитрая пища со скатерти намного лучше того, что продается в местных супермаркетах. Гроттер сегодня выглядела очень… уютно, и органично смотрелась на этой серой кухне. Черная рубашка, длинная, на полторы ладони не доходила до колена — но она кричала о принадлежности к Глебу; Тани к Глебу, потому он и не протестовал против расхищения своего гардероба… Расстегнутый ворот почти доходил до ложбинки между грудей, а закатанные до локтей рукава обнажали руки — хрупкие, нежные, к которым хотелось прикоснуться. — Я не могу выбросить тебя из сердца, — заявил парень, появившись на пороге кухни, — хотя желаю этого более всего. Рыжеволосая молчала. — Я знаю, — прозвучал вскоре ее ответ, — пусть ты и потерял магию, пусть мир прекратит существовать, ты — Глеб Бейбарсов. Ты любишь меня, но портал не откроешь, чтобы доказать, что поборол чувства… Мне не в чем тебя винить, но жить с осознанием, что я невольно стала причиной гибели такого количества рас… Это ужасно, Глеб. Еще не стала, еще есть надежда. Пока человек дышит, он надеется — а в каждом маге течет человеческая кровь. Гроттер разложила содержимое сковородки по тарелкам и начала кромсать отвратительный продукт мясокомбината. Некромаг смог бы питаться и тухлятиной, а вот она и эту дрянь не переваривала… — Все скоро закончится, — ответил парень. Да. Все скоро закончится. Чуть больше, чем два месяца, а потом придет покой. Может, сменишь уже гнев на милость?.. Прах, пепел и пыль, тени в саванах… Раньше она думала, что, умирая, будет вспоминать запах зверинца и бесконечное тепло — а теперь вот в голову упорно лез запах роз, цитрусов и растворителя… Как — умирая… Умирать не придется, они просто исчезнут. Умирать не страшно — страшно ожидание, а когда доходит до дела, все становится просто. Вот только раньше была вера: в Эдем, в Тартар, а теперь лишь осознание, что будет лишь пустота, и это резало почище самого заточенного кинжала… Да, человек любит определенность, но определенность не такую. Смерть за левым плечом твоим, Оглянись! Что же ты медлишь? Она чарует, как взгляд змеи, Пьянит, как последний вздох. Она сладка, как яда глоток. Танцуешь со смертью, мой глупенький бог… * — Да. Скоро, — голос Тани надломился. — Не бойся, Гроттер. — А я и не боюсь, — вдруг ответила девушка, — разве не в этом — участь «богов»? Знать, что произойдет с тобой потом… Да, раньше было знание, что каждый сам определяет свое посмертие — по поступкам, по вере. Гулять по зеленым садам или гореть в геенне огненной, блаженствовать или жариться — каждому свое, все решают лишь веления сердца да чистота мыслей. Каждому дается по его вере… А теперь и веры нет, одна предопределенность. Может, именно поэтому «всадниками» спасения и выступают надежда, вера да любовь? Некромаг всегда знает, каким бруском Смерть точит свою косу, и то же самое касается и других колдунов… Чего удивительного в том, что все субъекты типа Горьянова погнались за удовольствиями? Что пытаются отомстить тем, у кого еще оставалась эта надежда? Что «те» — представители самой «ничтожной» расы?.. — Это не страшно. Я был в Тартаре — и небытие по сравнению с ним, точно вечный рай. У каждого свой ад, Глеб… Но ты прав: в небытии нет страданий. — Я видела гибель «богов», — подумав, призналась Таня, — в видении. — Разве у тебя есть провидческие способности? — Сама удивилась. Не поверила бы, вот только картина выглядела слишком реалистичной… Знаешь, она мне не понравилась. А кому бы понравилось… Их взгляды встретились, и пришло новое видение. Огромный зал… Окна высокие и большие, но света сюда проникает крайне мало, все помещение в полумраке от бесконечной серости. У дальней стены трон из черного гранита, а на троне — молодой мужчина в привычном черном одеянии. Непослушные волосы брюнета падают на лицо, равнодушное и суровое; губы изгибаются в усмешке, ироничной, усталой, жесткой; за его спиной развеваются исполинские призрачные крылья. Руки сжимают черную трость — не бамбуковую, а костяную… К нему идет рыжеволосая девушка, в которой Таня с удивлением узнает повзрослевшую себя. Шлейф невесомого черного платья скользит по плитам, а ее крылья мерцают чуть менее ярко, но, все же, мерцают. — Десять лет минуло, — произносит темная Татьяна, — десять лет. Снова пришли поклониться те, кого ты спас… Может, впустишь уже, хотя бы один раз? — Я говорил, что в этот день не желаю видеть посетителей, — разомкнул уста некромаг, — нечего тут праздновать. — Глеб… Гроттер взглянула за свое плечо и «убрала» олицетворение их силы. Приблизившись к обладателю Дара Творца, она опустилась перед ним на колени и мягко взяла за руку. — Глеб… Этот мир прекрасен, никто не смог бы сделать лучше. Все это понимают. Дай им воздать должное, пусть ты и не нуждаешься в том… Дай просто поблагодарить тебя. Сотворить можно лишь однажды, и это право было использовано. Все вышло превосходно, никто не стерт из бытия, вот только Творец так и не нашел покой для своего сердца. Черные глаза смотрят с усталой мудростью, и в них отражается звездное скопление — тот первоначальный Замысел, которому Глеб дал жизнь. Эту особенность роковых очей видела лишь Таня: лишь ее Бейбарсов подпускал так близко, лишь она могла разглядеть таинство и отголосок былой способности… — Выйди к ним, ради меня, — тихо попросила рыжеволосая, — сам знаешь, иначе они вломятся в наш замок, и тогда прощай покой. — Думаешь, у них выйдет? — хмыкнул Глеб. — Мы одни из самых могущественных магов из ныне существующих, но не более. Дар Творца лишь воспоминание. Ты — сильнейший некромаг, я обычная ведьма, и вместе мы — Черные Крылья Тьмы… Но мы не всесильны, Глеб, да и к чему это всесилие? Мы же мечтали не о нем… — продолжала уговаривать рыжая, — они ультимативно обещают прийти в гости. Ну представь, как в нашей гостиной возникает токсикозная Склепова с сыном, тремя дочерьми и при четвертой, требующий пиво Гломов, ораторствующий Ягун… Философствующий Сарданапал, обещающий всех зомбировать Поклеп… Сборная Мира… Ратувог вновь устроит разборку с бывшими стражами мрака, Лигулу наколдуют горб и его снова придется «спиливать», после Чимоданова одно спасение — генеральная уборка. О Праше и Шилове я вообще молчу, эти двое по разрушительной силе вдвое хуже Рагнарека. Ну скажи, тебе это надо? Выйди к ним сегодня, Глеб. Они просто хотят сказать «спасибо». Бейбарсов провел рукой по ее щеке, и девушка потерлась о горячую кожу. — Всего один раз. Жаль, что я так и не могу тебе отказать… — Я тоже люблю тебя, более всего на свете. За исключением, конечно, наших детей, — мягко улыбнулась Таня. Их пальцы переплелись; девушка потянула его за собой и повела к выходу… — Давно ждут? — вопросил Бейбарсов, останавливаясь у самых дверей. — Уже полчаса. — Значит, подождут еще несколько минут — уверен, им есть, о чем поговорить… — Глеб! Гроттер засмеялась, но позволила прижать себя к стене, обхватила его за плечи, с удовольствием ответила на поцелуй. — Идем, — шепнула она на ухо некромага. Сколько лет прошло, а она все так же теряет себя в его объятиях. — Чудо свершилось! — донесся до них вопль Ягуна, — мессия соизволила почтить нас своих вниманием! Таня потрясла головой, отгоняя картину. — Глеб, — с неверием повторила она вслед за своим двойником, падая в очередной обморок. Когда это прекратится?.. Надоело уже… Та девушка в черном выглядела счастливой в этой вариации будущего. Она осталась с некромагом, и все были живы… Там, в другом мире. Свой замок. Свои дети. Тронный зал, воздвигнутый как Храм Памяти. Она любила и была любимой, и это чувство оказалось потрясающим. Свет — вечный свет… Истинный свет, и, что самое удивительное, у Черных Крыльев Тьмы. Нет боли, нет отчаяния, нет долга и вины, только свобода и блаженство… Приоткрыв ресницы, Таня увидела рисующего Бейбарсова, сидящего в соседнем кресле и периодически поглядывающего на нее. Сама она лежала на диване, художественно прикрытая простыней: полуголые ноги, расстегнутый ворот его рубашки, рассыпанные по подушке рыжие пряди. — Если ты хотел меня нарисовать, об этом можно просто попросить. Ты снова рисуешь меня?.. То, что она видела Там… Это будущее еще было возможно, и ей отчаянно захотелось его наступления. Чтобы этот Глеб смотрел на нее так же, как и тот. Чтобы целовал и обнимал так, как тот. Чтобы… Бейбарсов сидел в кресле у камина и читал, а рядом играли два мальчика, полные его копии. — Мам, — позвал один из них, и рыжеволосая девушка направилась к детям, только не дошла: отбросив книгу, некромаг усадил ее к себе на колени. Руки Тани пробежали по пуговицам ее рубашки, расстегивая их. Бывший некромаг наблюдал за ее действиями с отстраненным интересом. Как она откидывает рубашку в сторону, как снимает последнюю деталь одежды, как, совершенно обнаженная, откидывается на спинку тахты и опирается на тяжелый подлокотник. Как закидывает другую руку за голову, и при этом немного вытягивает и разводит в стороны согнутые ноги. Видела Таня похожую позу — чем она хуже? Чего еще нам стесняться, Глеб Бейбарсов? Между нами и так было слишком много, вот только ни разу не дошло до главного… И теперь я более всего на свете хочу этого «самого главного». Даже если мир рухнет, если видение останется видением… Впереди нашего пути только тьма, к чему думать о морали? Я хорошо знаю тебя. Ты — некромаг, а некромаги не могут отказаться от цели; и я все еще твоя цель… Тебе нравится мучиться. И ради этой муки ты целуешь меня, смотришь на меня, спишь со мной в одной постели, хочешь меня. Я мало знаю о любви и вожделении, вот только я не дура, Глеб… Если я увидела тот вариант будущего, он еще возможен. Посмотри ж на меня, чтоб пропасть! Твой взгляд не дольше, чем мой… Иди ко мне, будь рядом со мной! ** Глеб взял холст и закрепил его на мольберте. Несколько штрихов карандашом, и вот он уже работает краской… Акрилом. Ее он решил нарисовать акрилом, а не маслом. Таня не сразу заметила, что Бейбарсов закончил. В какой-то момент он отложил кисть, и теперь просто смотрел на нее. Та опустила затекшую руку, но с места не сдвинулась, не сделала ни единой попытки прикрыться… Совершенно голая, обнаженная не только телом, но и душой. Перед ним, на его холсте, и вживую. От этого взгляда бросало в дрожь. Черные глаза холодили ее кожу… Она никак не отреагировала, когда Бейбарсов поднялся на ноги и сел на край дивана. — Мам, — возникли те же два мальчика на пороге просторной спальни, — папа снова не лазлешает нам иглаться со скелетиками! Таня натянула повыше одеяло и села в кровати. — Милые, в четыре года это еще рано. «Играться со скелетиками» в их понимании значило поднимать трупы животных — поскольку мир был новым, в нем и человеческих кладбищ еще не существовало… — Ну мам! — Не мамкайте. Вы, кажется, собирали паззл из человеческого скелета, так? — Так, — осторожно подтвердил один из близнецов. — Если сегодня не закончите, я сама выгребу весь некрохлам из вашей комнаты… — Они еще долго будут заняты, — у окна возник сильнейший некромаг всех времен. Он положил на прикроватную тумбочку черную розу — судя по огромному букету разной свежести, стоящему на столе, это было их утренней традицией… — Глеб, дети… — Им не до нас. Они заняты Ульрихом, — ухмыльнулся Бейбарсов, сгребая ее в охапку и таща в ванную. — Вы ему еще и имя дали?! Чертовы некромаги… До ванной комнаты они не дошли: мужчина вжал ее в закрытую дверь, Таня обхватила его ногами, и… Сколько же у него силищи, восхитилась Гроттер — пусть ее жалкие пятьдесят с копейками килограмм и не считались для него весом, такое количество времени удерживать ее на весу требует немалых. А потом без всякого стеснения они продолжили в ванной… Он вычесывал отросшие до лопаток локоны и долго целовал ту самую родинку. Самая любимая женщина на земле. Самая желанная. Самая счастливая. И никакой тайги, холода и зверинца. Что-то изменилось, и изменилось безвозвратно. Эти видения… Они проникали в самую ее душу, и навсегда меняли образ ее мыслей. Глеб медленно поднял руку и коснулся ее щеки. Таня повела головой, прижимаясь губами к его коже, как та Гроттер из серого зала — а потом пальцы парня скользнули вниз по ее шее и ниже… Рука некромага легла на ее грудь, на самое сердце, ощущая через клетку его грохот. Глеб. Его ледяное спокойствие и полыхающее в ней пламя. Пальцы бывшего некромага спустились дальше, по гладкой коже живота и туда, где начиналось другое. Иди ко мне… Будь рядом со мной. Будь со мной, почти кричала Таня, но ее губы не могли произнести ни звука. Будь не потому, что от этого зависят чужие судьбы — но потому, что ты меня любишь, а я отчего-то желаю этого больше всего на свете. Я буду тебя любить — не ради мира, но ради нас. Как болезненна эта близость. Почему так щемит сердце, почему все рвется к этому человеку? Два молодых человека, повзрослевших и еще больше ставших похожих на Глеба, пьют чай в огромной гостиной и деловито обсуждают с отцом некромагические заклятия. Таня читает книгу у камина; теплый плед прикрывает колени, в стороне стоит бокал глинтвейна. Рядом спит огромный рыжий кот, пушистый и упитанный… За окном идет дождь, вот только в этом доме уютно и умиротворенно. Тяжело выдохнув, Глеб просто натянул на девушку простынь и покинул комнату. Гордые люди сами выкармливают свои злые печали, а вытягивать нервы раскаленными щипцами — для этого требуется больше хладнокровия, чем чтобы стукнуть раз по голове… *** Глеб. Таня смотрела на нарисованную картину, и в ней она видела… Любовь. Дверь в спальню бесшумно распахнулась, и она, все так же прижимая к груди простынь, прошла в помещение. Если позвали, почему не зайти? Потайное отделение шкафа… Черт знает, почему она его прежде не заметила. Ворох уже знакомых рисунков и новые — много, много новых, и все до одного изображавших одно и то же лицо… Из-под кровати выдвинулся холст. Кто это делал? Стражи? Неважно… На той картине тоже была Таня. Портрет, который имел ввиду Эссиорх… Глеб нарисовал любовь сегодня — нарисовал ее и тогда. Воистину, некромаг навсегда останется некромагом. Любовь эгоистична: он мог забыть себя, мог проклясть и кинуть в бездну весь окружающий мир ради ее жизни, ради ее эйдоса, мог сотни раз пытаться выкинуть ее из головы, не вспоминать, тонуть в болоте отчаяния и безумия… Но — лишь пытаться: никогда, никогда Глеб Бейбарсов не смог бы избавиться от любви к Татьяне Гроттер. Таня не задумывалась, ЧТО она для этого человека — а оказалось, что жизнь без нее была сродни аду. Она стала его сутью, она въелась в его мозг до самой коры, до самой последней клетки… Он жил и дышал ею, а она позволила другим решить за себя и отказаться от него. Таня была для него больше, чем все его мысли и желания, важнее, чем все мироздание… Тибидохс для него пропах ею… Он дышал воздухом под ее ногами, ходил по земле, по которой ступали ее ступни в рваных кедах. Он отменно играл в драконбол, ведь этот вид спорта любила сама Таня. Ходил на занятия, потому что на уроках сидела рыжеволосая девушка… И когда она исчезла из его жизни, все потеряло смысл. Все в этом мире напоминало о ней… и о вечной ее потере. Бейбарсов стоял спиной к двери, опершись руками на подоконник. Услышав шорох шагов, он повернул голову в ее сторону: Таня застыла на пороге, прижимая к груди огромный кусок белой ткани. — Глеб, — тихо сказала она. Ткань скользнула на пол. Перешагнув через нее, девушка медленно приблизилась к бывшему некромагу. Бейбарсов повернулся к ней всем корпусом. — Люби меня так, как любил всегда. Не ради мира, ради… нас. Я понимаю, что ты решил все, но прежде… Пожалуйста, пусть останется то, что мы запомним, перед тем, как рассеемся. Будь со мной. Сегодня. Сейчас. В этот момент времени. — Что ты увидела, Гроттер? — хрипло отозвался он. — То, чего всегда хотели мы оба — счастье… Если ты любил меня по-настоящему, то дай испытать хотя бы его иллюзию: ничего большее отныне не имеет смысла. Все, что имело смысл в их тонущем мире — любовь. Вечерело. За окном шумели машины и зажигались фонари… Бейбарсов долго пытался рассмотреть то, что скрывалось в ее глазах. Кто знает, кто потянулся первым, чье сердце рвалось больше… Просто на кухне стало неожиданно душно. Просто сильные руки обхватили тонкий стан, просто музыкальные пальцы скользнули в черные, как смоль, волосы, просто между ними появилось что-то… другое, заслонившее вечную обиду. То, чему не было места в тайге. То, что вызывало в душе огонь, что заставляло кровь стучать в жилах. Их губы встретились, и он понес ее в спальню. _________ * «Танго со смертью», мюзикл «Последнее испытание» ** «Зов бездны», мюзикл «Последнее испытание» *** Эмили Бронте, «Грозовой перевал»