Что мне делать в этом мире?

Огонь Уже второй день я сидела на яйцах. Те камни, что я смогла принести в лапах, сожрала на первый же день, а теперь, истратив внутренние запасы, сидела полуголодная. Даже стены древесного дома были ободраны моими когтями, которыми я пыталась выцарапать древесные волокна, которые можно было бы съесть. Не очень питательно, и опасно для дерева, но я боялась надолго оставлять детей без тепла. Должен же быть способ согревать вас, пока мама отсутствует… Я отошла назад, открывая яйца воздуху. Потрогала каждое носом, и мне казалось, что они в ответ тихонько вибрируют. Должен же быть способ держать вас в тепле, когда меня нет, детки мои… Изнутри поднималось тепло. Оно требует выхода, и я выдыхаю широкий конус пламени прямо на яйца. Где-то на краю сознания возникает мысль, что я делаю что-то не так, что пламя может буквально сварить моих детей внутри. Что за глупости! Поколения мам и пап до меня подогревали так своих детей! Тыкнула носом, чтобы успокоить эту странную мысль — видишь, ничего не произошло, нос чувствует только приятное тепло! Я выдыхала огонь, ещё и ещё, пару раз снова проверив носом температуру. Яйца продолжали оставаться тёплыми, будто впитывая в себя всё, что я выдыхала, и только на серой поверхности скорлупы всё чётче и ярче проявлялись золотистые нити, похоже на кровеносные сосуды. Яйцо запасает всё то тепло, что я в него вкладываю! Да, так и должно быть! Наконец, на восьмой раз я почувствовала, что тепла во мне стало меньше, а огонь становился всё краснее и краснее, теряя свою температуру. Тогда, видя, что нити довольно яркие, я наконец прекратила. Мои дети теперь смогут ненадолго побыть без меня, пока я наедаюсь! Я пошла к выходу. На сердце тяжело, ведь я оставляю моих беззащитных детей одних, хоть и ненадолго. Когда я уже вышла наружу и сидела на ветке, то на полном серьёзе думала, что лучше поголодать, чем оставлять их одних дома. Но всё-таки, я была голодна. Собрав волю в кулак и максимально навострив свой слух (чтобы услышать приближающихся к моему логову врагов), я потянула носом, выискивая хоть один съедобный запах. К счастью, их было довольно много. Вкусно пахли молодые зелёные веточки на краю большой ветви, и благодаря моей длинной шее, я могла до них дотянуться. Ствол и особо крупные ветви были увиты лианами, по которым, как гирлянда, были разбросаны некрупные цветки. Конечно, я объела всё, даже цветы просто срывала своей пастью, даже не думая их лакать. Кстати, лепестки ничего так на вкус. Ветка кончилась. А я так и не наелась, скорее только-только почувствовала вкус еды. Нужно больше! Я прянула ушами, сразу получив «картину» по всему звуковому окружению. Нет, никто по стволу не карабкается, и никто не летит ко мне, это я вижу своими глазами. Может, перескочить пока быстро на соседнюю ветку? Я не буду далеко отдаляться, и если что случится — среагирую сразу, так что, моим деткам ничего не угрожает! Отошла на край ветки и прыгнула, хлопнув полураскрытыми крыльями. Попала точно на следующую ветку, чуть потоньше, но всё так же держащую мой вес (кстати, а тяжёлая ли я?). И тут объела все ветки, но цветки уже не срывала, просто вылакивая весь нектар и слизывая всю пыльцу, что попала на морду. И конечно же, периодически оглядывалась на дупло и вертела ушами, улавливая любой шорох. К счастью, всё безопасно! Но на всякий случай, всё же вернулась обратно домой, проверить. Сосудистый узор на яйцах чуть потускнел, но держался, и нос показывал, что скорлупа всё такая же тёплая. Снова поделилась своим теплом через огонь, видя, как узор снова делается ярче, и поспешила наружу, на ветвь с другой стороны дупла, что тоже обещала кусочек еды. Так я и ела — всегда настороже, периодически перелетая обратно к яйцам, чтобы проверить их. Глупый, глупый зверёк! Решила, что раз не человек и выживать не надо, то и инструменты тебе не нужны? А вот сделала бы корзину или горшок — и сидела бы себе, грела детей и ела бы из своих запасов. Когда мои дети будут в состоянии защитить себя, я обязательно начну что-то делать в направлении того, чтобы облегчить себе жизнь! Ибо как оказывается, даже такому зверю как я, не помешают некоторые инструменты. Как только я наелась, обойдя всё дерево по кругу, но так и не удалившись от своего дупла, то как можно быстрее поспешила домой. Яйца, опять же, были в целости, сохранности и тепле, и я, удовлетворённая этим и своей полной сытостью, снова села на них. Детки мои… Друзья Я ещё довольно далеко услышала свист ветра в крыльях. Причём свист вовсе не тот, который можно было бы услышать от моих собственных крыльев. Кто-то летит — и прямо сюда! Я подобралась, всё ещё закрывая своей грудью яйца, но готовая в любую секунду вскочить и защищать. В дупло заглянула голова — и клюв сразу выдал в ней птичью. Но эта птичка была побольше, чем встреченные мной до этого в моём коротком периоде кочевания, хоть и всё ещё немного ниже моего роста. Увидев меня, она явно удивилась, и высунулась обратно наружу — чтобы через несколько секунд осторожно зайти внутрь облюбованного мной дупла. Я всё ещё следила за ней, готовая пресечь любые попытки напасть на меня и моих детей. Видимо, это было хорошо видно, потому что птица постаралась казаться как можно меньше Я буквально чувствовала её эмоции, её радость, смешанную с осторожностью. И вдруг она начала говорить — нет, не клювом (хотя, наверное, могла бы), а как будто мысленно. Но почему я уловила её мысли только сейчас? — Прости. Я не хочу помешать тебе или напасть на тебя и твоё потомство. Я просто уловила незнакомый запах в цветочных зарослях внизу и хотела узнать его источник. Дошла до этого дерева, потом долетела сюда, а это ты… — она говорила медленно, делая паузы между словами. Будто она когда-то говорила, но потом долго не пользовалась этим. — Ну, здравствуй, — так же с некоторым усилием настороженно ответила я ей, не спуская с неё глаз. Это ведь вообще мой первый разговор здесь! — Я даже только рада, что нашла тебя! — и это было видно по её взметнувшимся ушам. Ушам? У птицы? — Весь ваш род так давно растворился в этом мире! А теперь я снова вижу ваше возвращение, и даже то, что у тебя скоро будут дети! Какая радостная весть! Меня подмывало задать вопрос о том, что означает «растворились». Но вдруг это как-то насторожит её, которая сейчас благоговейно (и в то же время уже без боязни) на меня смотрит? Кстати, кроме ушей у неё ещё и рога есть! Правда, мои загнуты чуть к верху, а её — к низу. Но всё равно, птичьи рога — это уже совсем интересно. Я не знала, что ей говорить. Она же, посмотрев на меня некоторое время, вышла наружу, но не улетела, а пристроилась на ветвь и принялась вертеть головой, то поднимая клюв и направляя его в разные стороны, то опуская голову и выставляя рога вперёд. Красивая птичка. С красивыми коричневыми перьями, на которых чередуются светлые и тёмные полосы, играющие на солнце и которые у задних лап, похожих на кошачьи, переходят в толстоворсую шерсть, с ушками и рожками, с пернатыми крыльями и клювом, что тютелька в тютельку подходил к её морде. Это пробуждало… воспоминания? Что-то очень далёкое и туманное, невыразимое словами. Этим птичкам можно верить, я знаю, они близки к нам и преданы как никто другой. Мы будто веками жили вместе, и за это время сформировали крепкую связь. И как же ты тут без нас, без меня жила, птичка? Она зашла обратно и будто почувствовав, что я совершенно размягчилась, подошла, тыкнувшись в моё крыло. Будто завороженная, и в то же время совершенно понимающая, что происходит, я приоткрыла его, впуская её, и сразу почувствовала, как перья притираются к шерсти, и услышала её облегчённый и счастливый клёкот. Я не одна! Теперь я совершенно точно знала, что это птиц, и радостно, с мурлыканием вылизывала перья на его голове, будто он — мой повзрослеший подросток. И он, с характерным птичьим акцентом, мурлыкал тоже. Кажется, он теперь от меня не отстанет. Да и я сама — разве смогу его отпустить? Вечером прилетела вся его стая — небольшая, шестнадцать-двадцать клювов. Когда я спросила его, как они о нас узнали, если он за весь день так никуда и не улетел, а сидел под крылом, то оказалось, что тогда, сидя на ветке, он их вызывал, а вертел головой для того, чтобы правильно настроится, чтобы его послание достигло адресатов. На что-то то очень похоже, на что-то давнее, из прошлой жизни… антенны? Рога — антенны? Я даже украдкой потрогала свои — вполне себе крепкие и гладкие, на металл вроде не похоже… Но аналогия была очень явной. Для телепатии явно не нужно вертеть рогами. Теперь-то стало понятно, что я с ним тоже общалась радиоволнами, а не телепатически, как подумала изначально. Птички заняли почти всё гнездо: двое сидели возле выхода, двое забрались под мои крылья, ещё несколько заняли огромное пространство дупла (отчего сразу стало тесновато), а остальные сидели на ветке снаружи. Птиц сразу попросил разрешения расселиться им всем по пустующим дуплам — и я, конечно же, согласилась. Теперь я не одна! Когда опустилась ночь, я, доверившись чувствам, послушала все доступные мне «каналы» — будто пыталась услышать низкие или высокие голоса. И на высоких явно что-то услышала! «Писк» в эфире был довольно хаотичный, но явно искусственный. Такой писк не распространяется далеко, затухая из-за препятствий, а значит, источник где-то рядом. Где-то… Где-то подо мной. Это говорят мои дети! Ну правильно, их рожки пока ещё малюсенькие, антенна получается никакая. Но они уже ищут маму, знают, что она рядом, ибо сложно не воспринимать пронизывающую всё тело вибрацию от мурлыкания. И я им успокаивающе ответила, заодно похвалив, что они уже осваивают радиоэфир, отчего разноголосый писк становился всё меньше и меньше — дети успокаивались, слыша свою маму, и засыпали. Это была моя первая ночь, когда рядом со мной были друзья. Теперь, находясь в окружении близких мне существ, я вдруг поняла, какое же это было напряжение, жить и высиживать потомство полностью в одиночку. А теперь, находясь в окружении пернатых, слыша, как они дышат, я совершенно расслабилась — и заснула. Как кормить детей Как всегда проснулась где-то в полночь. На самом деле, это и был мой режим, видимо для того, чтобы успеть застать ночные цветы. Какая странная ты зверушка, питаешься нектаром и минералами… Судя по тишине в эфире, дети спали. Птицы — тоже. Даже тот, кто бессменно устроился под моим крылом. Похоже, он в стайке самый главный, раз устроился в моём гнезде. Остальные расселились по пустующим дуплам, иногда поселяясь по двое и даже трое. Семьи, что ли? Надо будет узнать поподробнее — всё-таки, они все теперь мои птички! Хотелось пить. Сейчас бы слететь вниз, в подлесок к цветам, ну или на крайний случай — к реке, но я сижу на яйцах, и как-то не горю желанием покидать моих детей так, чтобы они оказались вне зоны видимости. Но так или иначе, придётся… я постараюсь, чтобы это длилось как можно меньше! Птиц проснулся. Я лизнула его по ушам, и он мурлыкнул, подставляя их ещё под мой язык (и пасть): — Я вижу, что ты хочешь попить и поесть, но не хочешь оставлять своих детей. И прекрасно тебя понимаю, ведь мы тоже, как и ты, откладываем яйца. Хочешь, я принесу тебе нектара сам? — Аааа… как? — я с удивлением на него посмотрела, — У тебя же нет ничего, в чём его можно принести! — Ну как ничего… — он стушевался, наклоняя клюв вниз, — есть я сам. Я могу принести в себе, а потом кормить тебя, ну как птенца. — Уррр… не надо! — я смутилась. Конечно, вековые связи сразу нас сдружили, и я относилась к нему очень нежно… но пить из его клюва мне казалось как-то очень странно. Но я могу попросить его проследить, чтобы никто не пробрался, а сама наесться всласть! — Я лучше слетаю сама и хорошо наемся, а ты охраняй, чтобы сюда никто не пробрался. — Хорошо! — его ушки взметнулись вверх, и он выбежал из-под крыла. Я встала с моего гнезда. Прикосновение носа к яйцам показало, что они всё ещё хранят жар моего тела, но всё-таки, оно быстро бы кончилось, и я, к удовольствию наблюдавшего за этим птица, несколько раз дыхнула на них среднетемпературным огнём, пока сосудистые линии вновь не засветились мягким цветом. Я вышла на ветвь. Птиц переместился ближе к выходу и распушился, всем своим видом показывая, что он большой, грозный и ни одного врага не пропустит. Я улыбнулась, обнажая свои никогда не закрытые до конца клыки, и, развернув крылья на полную, упала вниз. Как же давно я полноценно не пользовалась крыльями! Рыча от удовольствия, я снова чувствовала, как воздух держит меня, ровно и надёжно, и как перепонка полностью расправилась, давая крови свободно разойтись до самых дальних уголков. Даже мурашки по телу пошли! Я развернулась обратно к большим деревьям и пошла на снижение. К сожалению, совсем чистых полян не было, и мне предстояло приземлиться в кустарник. Но ничего, я уберу крылья ещё на высоте, а плотная шерсть не даст ветвям добраться до кожи. Так и случилось — все ветви застряли в шерсти. Я была вся облеплена древесными остатками, и плюнув на приведение себя в порядок прямо здесь, пошла в подлесок, к призывно светящимся цветам. Да, они светились! Если те, что росли на поляне, просто отражали лунный свет, то эти чуть ли не фосфоресцировали. Оно и понятно, света здесь маловато и падает он неравномерно, из-за чего цветок можно вовсе не увидеть. Так что лучше накопить его, а потом на время ночного цветения светиться. И тут они совсем не были ограничены цветами, и их лепестки светились всеми цветами спектра. Я даже подумала, насколько же эта красота вообще доступная для человеческого глаза. Может, я вижу больше — а может, и даже меньше, без сравнения и не поймёшь. Впрочем, я сюда прилетела не для любования. Сразу нашла большие цветы, что будто бы как раз под мою морду, и засунула туда морду. Да, судя по количеству нектара, они были как раз для животного моих размеров! И так, вылакивая всё подчистую, я обошла весь большой подлесок. Красная луна уже перегнала белую и шла к закату. Надо бы возвращаться. Есть два способа — карабкаться по дереву (хоть мне и будет легче, чем когда я делала так при беременности, но всё равно, довольно утомляющее занятие) или взлетать от реки (куда меньше утомляет, но зато далеко и времени потрачу больше). Был, конечно, ещё и третий, взлетать из кустарника, но если приземлиться в него можно было, прыгая с высоты со сложенными крыльями, то при взлёте моя перепонка покроется ранками, как бы её ни защищала шерсть. Способ для крайних случаев, и сейчас явно не такой. Гнездо защищал отважный птиц (я опять улыбнулась), и я выбрала способ от реки. Идти туда пришлось, конечно же, пешком, мимо чернеющих в темноте стволов, но не очень далеко. Красная луна всего ничего продвинулась к горизонту, когда я уже выходила на берег реки. Журчание и запах воды чувствовались заранее. Когда я вышла сюда, оказалось, что здесь тоже росли цветы — уже не светящиеся, а простые, наподобие тех, кто я видела на лугу. Но я уже наелась и напилась, так что не хотелось снова начинать вылакивать нектар из чашечек. Зато, я попробовала речную воду на вкус, и она была очень даже ничего, освежающей и почти безвкусной. Зато я ощутила запах глины. Вкусной глины! Я, сильно изгибая шею, попробовала кусок из немного подмытого берега, и осталась довольна вкусом. Я уже насытилась, но всё-таки, наелась её до такой степени, что больше не лезло. Тогда я решила набрать её про запас, при помощи лап. И боже, как же они плохо гнутся! И не понятно, то ли пальцы такие, то ли я не научена ничему, кроме как использовать их в качестве ног. Но всё-таки, слепила из неё плотный шар, и, взяв его в зубы, взлетела, при помощи небольшого разбега и прыжка над берегом. Набирать высоту — не спускаться, и путь домой занял чуть больше времени. Но в конце-концов, сделав один круг на подъём над лесом, я уцепилась на ветку перед дуплом и зашла домой. Там меня ждал сюрприз в виде птица, который сидел на яйцах. В глубине что-то было шевельнулось, что-то совсем звериное и жаждущее потрепать того, кто покусился на мою кладку, но умиротворённый вид птица и его уже давно знакомый запах не дал развиться этому во что-то явственное. Он явно спал, выставив вперёд лапки и пытаясь полностью накрыть большие яйца своими грудными перьями. Получилось не до конца, и полоса серой скорлупы проглядывала из-под его перьев, но он явно старался! Я, положив ком глины рядом, разбудила его укусом за ухо. Он спросонья вскочил и его узловатая птичья лапа дёрнулась, чтобы царапнуть мне по морде, но он сразу опознал меня (видимо, по запаху) и отскочил в сторону, давая мне сесть на кладку. Птиц пристроился под крылом, на этот раз под правым, и тихо мурлыкал, иногда гладя своим клювом по моим плечам, но всё реже и реже, засыпая. Меня тоже клонило в сон — я вообще в последнее время, во время прогрева яиц, очень любила поспать. Наверное потому, что ничего другого тут и не поделаешь. Вместе с полной сытостью я ощутила странное почёсывание, распространявшееся от груди и по животу. Мне не хотелось выворачивать свои лапы, и я чесалась прямо об яйца, мягко терясь об их вершины. Сначала были только будто какие-то уплотнения, но потом я ощутила, что это явные бугорки — попарные, идущие от груди и до низа живота. А на них — бугорки ещё меньше, одно прикосновение к которым посылало волну наслаждения по всему телу. Заинтригованная, я ненадолго сошла с яиц и, вывернув шею, лизнула один из них. Затаённое, но знакомое чувство вдруг подарило вспышку озарения. Это грудь! Я кормлю детей моим молоком! Я млекопитающее — и при этом, несу яйца, и подтверждения этому прямо сейчас накрыты моим телом. Удивительно… хотя, чему удивляться? Этот мир сильно отличается от моего прошлого: все животные, судя по всему, имеют по три пары конечностей, растут гигантские цветы, из которых я вылакиваю нектар и гигантские деревья, в одном из которых я прямо сейчас живу… На этом фоне так ли удивительно то, что я млекопитающее, что сносит яйца? Я снова вытянулась над ними. Скоро утро, самое холодное время суток из всех, и детёнышам понадобится моё тепло!