Что мне делать в этом мире?

Снова просыпаюсь ночью. Это мой обычный режим, видимо, для того, чтобы собрать нектар с цветов, что распускаются только по ночам, и какого-то недосыпания и дискомфорта от этого нет. Дракон рядом тоже проснулся, да и многие грифоны тоже, и полетели искать по лесу и полям ночные цветы, даже слышно шелест их крыльев снаружи. Я поцеловала его в край морды, и он ответил мне своим высунутым раздвоенным языком. Я не смогла (и не хотела) удержаться, и наши пасти сцепились в поцелуе. Остановиться было невозможно, и едва выделив время на подогрев оставшихся без насеста яиц, уже была на муже. Радость ты моя пушистая! Уже закатилась Красная Луна, когда мы наконец расцепились друг от друга. Нас обоих снова клонило в сон, и убедившись, что дети не проснулись, я снова села на яйца и укрыла Птица своим крылом. Когда лучи солнца упали на потолок нашего дома, мы вышли на ветку. Песня началась с нашего протяжного пения, хоть и разноголосого, но гармоничного, и грифоны про соединялись к нему после того, как окончательно проснуться. А ближе к концу даже вышли наши проснувшиеся дети, и, наконец забыв все свои сравнения с прошлой жизнью, подпевали, подхваченные общей волной восторга. После песни я сидела на яйцах и лизала каждого моего драконёнка. Они довольно жмурились и пищали от удовольствия, а я открыла, что раздвоенным кончиком хорошо лизать по ушкам и хвостам, чем беззастенчиво пользовалась. Мне казалось, что после всех этих дней, когда я чистила «аэродром» и пыталась заниматься ремеслом, я не додала внимания детям, и теперь навёрстывала, вылизывая из их шерсти даже малейшую грязь. И вот они, абсолютно чистые, вновь разбежались играть и исследовать мир снаружи. Я была спокойна за них: о хищниках (которых пока никто не встречал) предупредят дозорные, а летать драконята уже умеют как взрослые. Мне больше не хотелось заниматься «цивилизацией», уже достаточно наплетённых корзинок, чтобы можно было принести дневной запас еды на двоих. Кстати, Птиц улетел с ней, к скалам, набрать еды в виде минералов. А я осталась сидеть на яйцах, и в общем-то, была очень довольна этим. Инструменты, земледелие и транспорт пусть остаются тем, у кого нет крыльев, когтей и кто может есть только некоторые растения и мясо. Меня одолело полудрёмное состояние, и только мысли долго тянулись в моей голове. Я снова вспоминала о том, как встретила грифонов, как ощутила давление воздуха в моих крыльях, как училась правильно летать. Иногда домой забегал то один, то другой драконёнок, и я лизала его морду, и раздвоенности моего языка хватало на то, чтобы морда была полностью «накрыта» и пролизана сверху за один лизь. Потом прилетел Птиц — и я наелась на целый день.

***

В эту ночь к моей лапе прижалась другая драконочка — та, которая свой пол и не меняла, превратившись из человеческой девушки. И спросила: — Мам. А каково это, быть драконицей? Это слишком общий вопрос, чтобы я могла на него ответить! С немым вопросом, я посмотрела на неё, и она пояснила: — Ну как это, жить драконицей? Просто… мой опыт прошлой жизни говорит, что при жизни в теле человека мне пришлось сталкиваться с одной ежемесячной неприятностью, — ей пришлось длинно описать это, ибо понятия для этого, обозначаемого словом, в нашем языке не было. — Мама, ты не представляешь, как это, когда тело болит, на мозги давит, и когда даже можешь понять, что надо остановится, то туман в мозгах не даёт. Чёртовы гормоны, и после этого тебя ещё считают ни на что не годной истеричкой, как будто я хочу быть такой! — Её голос в конце совсем затих, и она уткнулась мордочкой в мой мех, крепко обнимая за лапу. — У нас же такого нет, да? Да? Утешая, я лизнула дракошку от головы до хвоста, и она успокоилась, перестав сжимать в своей хватке мою лапу. А правда, есть ли у нас такое? Меня наверняка спрашивали как настоящую драконицу, всю жизнь прожившую в этой шкуре. Но ведь мне на самом деле третья неделя от роду пошла! Птиц, наверное, знает, есть ли такое у дракониц, или нет… но мне как-то не хочется будить его и рассказывать об этом разговоре. Да и подозрительно будет, что я такая вот драконица, а сама себя не знаю. Надо думать самой. Как минимум, в нашем языке точно такого понятия нет, иначе бы я о нём знала. Моё тело тоже не отзывается на попытки «вспомнить», бывает такое или нет. А может ли считаться напавшее на меня тогда желание отложить яйца «этими днями»? Определённо, нет, иначе бы этот мой вид уже бы перенаселил планету. Вообще, мне кажется, что моё тело при оплодотворении руководствуется именно желанием, хоть и не важно, возникает ли оно сознательно, или навевается выработкой определённых гормонов от полного одиночества в этом мире. Нет, если ты можешь оплодотворяться по желанию, то у тебя определённо нет этого костыля! И вообще, мне всё больше кажется, что это тело довольно совершенно. А значит, ему не пристал такой костыль для возможности круглогодичного размножения! — Нет, доча, у нас такого нет. Я даже скажу больше, мы и беременеем только по нашему собственному желанию, а откладывание яиц совсем не больно. Уж поверь мне, наседке на моих собственных яйцах! — Я верю, мама! — подняла драконочка свои глаза на меня. — Спасибо тебе за то, что мы такие… И как мы говорили, никогда не жалей о том, что ты дала нам новые тела. Это и правда прекрасно! А мой первый полёт, на моих собственных крыльях, я не забуду никогда, даже независимо от того, в каком теле я буду потом находиться! Кажется, я вижу на её глазках слёзы… быстро подхватываю их моим языком, не давая им скатиться по пушистой мордочке моей доченьки. Не плачь, милая, всё хорошо! И ты вырастешь большим пушистым зверем, рассекающим небеса на своих собственных крыльях! Так мы и уснули. Она, с вылизанной мордочкой, уснула, обняв мою лапу, а я положила голову рядом с ней, с самым прекрасным ребёнком на свете.