Что мне делать в этом мире?

Снежная крепость Больше делать дома было нечего. Кузнечество, ввиду царящих на улице низких температур, отодвинулось на весну, пряжи взять было неоткуда, так что я, наконец, с голову шла в воспитание детей, посвящая им каждую минуту моей жизни. Однажды я научила их делать снежные крепости, заодно уча их лапки делать тонкие движения, и под моим руководством была проведена первая битва — шестеро дракончиков и я, против тринадцати грифончиков. Только, вспомнив человеческую идею, я не учла одного — мы существа летающие. Когда грифонята поняли, что крепость надо брать приступом, они просто взлетели, и стали закидывать нас сверху. Тогда мне пришлось переквалифицироваться в зенитную пушку, подкидывая снежные шары вверх, а драконята превратились в «истребители» (благо, наше перепончатое крыло делает наш полёт очень юрким), пытающиеся сбить «бомбардировщики», представляющие собой грифонов с большими комьями снега. Противнику пришлось составлять эскадрилью, где «бомбрадировшиков» прикрывали пернатые «истребители» — но и про землю не забывать, чтобы их неохраняемую стену не взяла штурмом когтистая пехота. В пылу битвы один из драконят даже выдохнул огонь, пытаясь растопить довольно большой снежный шар в грифоньих лапах, и мне пришлось объявлять конец игры, пока раж не привёл к травмам и сгоревшим перьям. Мы все были в снегу. Хоть бомбардировщиков из нас не получилось, но наши залпы всё-таки порушили вражескую стену, истончив её до критического состояния. Зато мы были облеплены обрушившимся с небес снегом, и несколько минут только отряхивались и чистили друг друга, доставая застрявший снег из-за ушей, рогов и длинной шерсти. Но в общем, все были довольны, и даже грифон, у которого мой младшенький сынок даже попросил прощения за свой залп огнём (и после этого я погладила его носом по спине, одобряя то, что он понял, что сделанное им неправильно). Вечером, дома, ко мне подошёл Птиц. Взял мои лапы в свои, и дыхнул на них своим огнём. Я только испугалась, как огонь, окутавший ставшие разом нечувствительными лапы, весь впитался в шерсть — и я увидела мои изменения. Мои лапы стали как у Птица, с полностью противопоставленными назад большими пальцами! «Я видел, как ты кидала снежки, и видел до того, как делала всякие вещи. Я больше не могу смотреть на то, как ты своими лапами пытаешься что-то делать! Такими, как у меня, гораздо удобнее… поэтому, вот, я очень хотел, чтобы они были как у тебя.» Я посмотрела на свои новые лапы. Он отпустил их, и я опустилась на все четыре ноги, снова ощущая подушечками древесный пол. Лапки легко раскрылись для стояния, и большой палец отвёлся назад, давая дополнительную опору для лапы — и новое чувство, ведь раньше он даже не касался земли. Я благодарно потёрлась мордой о его шею, тихонько мурлыкая. «А я, получается, настоящий дракон, раз умею превращать других — а значит, и себя!» — пробормотал он, сам начиная мурлыкать. В общем-то, Птиц помог как мог — он не видел то, как большой палец присоединён у людей, но зато видел, как это сделано у грифонов и его самого. И на самом деле… я не против! Конечно, придётся немного потренироваться, но хвататься теперь куда удобнее! На следующий день я рассказал детям о возможности иметь немного другие лапы — и они были не против. Им тоже хотелось, чтобы их лапы были такие же, как и у их друзей, грифонов, и чтобы ими было так же легко хватать, а младшие просто, безо всяких затей, мне доверяли. Мне ещё пришла в голову мысль, что раз мы живём одной общей стаей, то когда цивилизация будет развиваться дальше, нам лучше делать места для хватания одинаковые, под одинаковой конструкции лапы. И грифоньи очень неплохи для того, чтобы стать «стандартными»! Так что, я тоже подула огнём на лапки детей, и они вскоре умчались на улицу — хвастаться и тренироваться использовать их для хватания разнообразных предметов. Да и мне тоже надо ими что-нибудь поделать… Игрушки Столярный стол, для которого я успела наделать инструментов, без дела не простаивал. Я, наконец, вспомнила, что существуют игрушки, и попыталась их повторить. Но если всякие фигурки драконов и грифонов делали и сами грифоны, и некоторые весьма искусно и художественно, то вот чисто человеческие пришлось воплощать моими собственными лапками. Для начала я сделала машинку. Простой брусок с контурами легковушки, на колёсах с деревянными осями. Я не ожидала от неё многого, чисто дать детям покатать и познакомить их с колесом, но оказалось, что и взрослые грифоны были удивлены не меньше своих детей. Они сами в первый раз в жизни видели колесо! На самом деле, оно и не удивительно. Зачем нужно колесо, которое обычно подставляют под тащимый по земле груз, если всё перемещение в основном на крыльях? Лебёдки для подъёмов здесь тоже не нужны… кстати, лебёдки! Про них ведь тоже никто ничего не знал! А было бы неплохо не перетаскивать еду, нагружая свои крылья, а привезти её под деревья, и на верёвках поднимать огромными объёмами, устраивая на ветках общий пир. Ведь стая никогда не ела вся вместе (специально у Птица спросила), только если кто-то в гостях или просто семья. А ведь это была бы хорошая традиция, прекрасное дополнение к утреннему и вечернему пению! Машинка произвела впечатление. Сразу же за столом образовались очередь, ведь каждый хотел сделать своим детям (и даже себе самому) такую же. Я призадумалась над сколачиванием второго столярного стола… но это уже явно дела весенние, когда можно будет легко расширить площадь навеса. А сейчас и земля мёрзлая (да, зимние цветы росли вовсе не из земли, их корневая система располагалась прямо в снегу!), да и счистить нападавшее будет довольно тяжело. Наблюдая, как пернатые и не очень дети катают по снегу машинки, я раздумывала над тем, что бы сделать следующим. Чесались лапы сделать матрёшки — но это очень тяжело, ведь надо вытесать дерево не только снаружи, но и изнутри. Но я всё-таки, рано или поздно, сделаю, эта игрушка стоит того, чтобы быть открытой в этом мире! А ещё, хотелось бы сделать что-то механическое… лебёдки, шестерёнки, передачи — может, это не нужно здесь в качестве нужных вещей, раз уж нашим видам повезло летать и мочь не то, что выживать — жить безо всяких приспособлений, но как игрушка, думаю будет очень интересно нашему подрастающему хвостатому и крылатому поколению. Начало письменности Я сидела дома. Младшие дети, хоть и умели уже есть самостоятельно, но предпочитали кормиться моим молоком. Им больше нравилось, что они могут зарыться мордой в тёплую шерсть, что пока они едят, мама пригладит их шёрстку, пролижет каждую шерстинку на её правильное место. И пока дети тянули из меня молоко, я неспешно размышлала, вылизывая каждого. Я — драконица. Самое важное, чтобы мои мордастые и хвостатые дети, которые вылупились из снесённых мною яиц, выросли, и знали, что мир о них заботиться. И я уже даже не могу представить, что у моих детей не будет не будет крыльев (что станут только больше и крепче), и что у них не будет длинной шеи и шерсти, которую можно ровно положить на место при помощи языка. И только когда детям не требуется моя забота, когда они летают и играют со сверстниками, я могу — и хочу — что-то делать. А в остальное время я посвящаю им, моим маленьким крылатым чудесам. Взрослые дети всё больше проводят времени на улице. Пушистый и Смелая уже пригласили меня посмотреть на пустое дупло, в котором они хотят поселиться, но пока не начнётся весна, они хотят жить со мной — потому, что зимой вдвоём в пустом дупле будет очень неуютно, а тут вся семья, и всегда можно прижаться друг к другу, залечь между отцом и матерью, и чувствовать тепло тех, кто рядом, и никакой ветер это не пробьёт! Зато весной, когда природа вновь станет зелёной, они обязательно переселятся туда — и я подозреваю, что внуки у меня появятся довольно скоро. Но ведь они брат с сестрой! А с другой стороны, раньше они ими не были… да и вообще, применимы ли такие запреты с нами? Мы даже размножаемся довольно странно, можем зачинать без помощи самцов, да и тело умеем изменять. Нужны ли в таком случае запреты вообще? Ничего внутри меня не восставало против такого — было только знание, что в прошлой жизни такое не поощрялось. Ну и пусть оно там остаётся. Я смотрела на младших, продолжающих высасывать из меня молоко и тихо мурлыкать. Лапочки мои… я должна вас вырастить и научить многому. И как бы хотелось бы вам передать всё, что я знаю! Конечно, я не обладаю библиотечными знаниями, но и то, что есть, продвинет нашу цивилизацию вперёд! Что у нас уже есть? Металлообработка, гончарное дело, столярное дело. Немного истории, зарифмованной в стихах (поначалу было даже странно, что радиоволны могут звучат ритмично и поэтично). И всё. А больше ничего не нужно. Нам не надо заботиться о выращивании еды и производстве одежды. Даже инструменты — это скорее просто безопасная замена такому способу очистки от леса, как выжигание. Поэтому, язык был чисто для говорения, и письменности к этому не прилагалось. Надо бы двигаться в этом направлении! Итак, сначала определить структуру языка. Чувствуется, что раньше в языке всё зависело от порядка слов, и служебных частей слова просто не существовало (и скорее всего, он таким и формировался), но теперь многие слова слились с корневыми словами и изменились, как бы сгладились для лучшего «произношения», превратившись в суффиксы. В принципе, тут бы вполне подошла слоговая или даже слогово-иероглифическая азбука. Но всё-таки, звуковая (насколько это слово применимо для радиоволн) мне импонировала куда сильнее. Итак, теперь мне предстоит долгий процесс, подмечать, какие «звуки» повторяются в языке, и присваивать им буквы. И желательно, их потом на что-то записывать — да для начала хоть ту же глину, как у шумеров. А теперь главный вопрос — приживётся ли это? Будут ли последующие поколения заучивать эти непонятные чёрточки, чтобы узнать, что же я такое им оставила? Приживётся ли это как что-то живое, используемое всеми? И вообще, может, лучше бы мне самой моим и другим детям рассказывать? Живём мы, насколько я знаю, очень долго, так что я лично успею выучить множество поколений — а они, в свою очередь, тоже передадут знания. В принципе, здравые размышления, но всё-таки от идеи я не откажусь и анализировать «звуковой» состав всё равно буду, и сделаю хотя бы общие намётки на письменность. И пусть это займёт хоть десяток лет, спешить мне некуда от слова совсем.