***
Рей даже не помнит толком, как вышла из кабинета ЗОТИ в тот день. Она не может точно сказать, кто из них опомнился и ушел первым. Всё, что Рей знает, — она повернулась и пошла, спотыкаясь, в Большой зал, чтобы присоединиться к своим друзьям за обедом. У неё подгибались колени, а профессор Соло — образ его лица, широких плеч и длинных ног, и голых предплечий — словно выжегся на обратной стороне её век. Проходят очередные выходные, и Рей всё делает на автопилоте, чувствуя, будто её начинает лихорадить. Он занимает каждый свободный уголок её мыслей. Повсюду, куда бы она ни пошла, Рей чувствует запах сандалового дерева, дубового мха, табака и меди. Её сны — это дымка разрозненных фантазий, из-за которых при пробуждении ей становится неловко, а еще жарко. Но всё это пронизывает нить любопытства: где Соло научился так сражаться, как он стал так хорошо разбираться в тёмной магии? И когда она уже больше не в силах и дальше задаваться этими вопросами, Рей… … идёт в библиотеку. Она почти ничего не знает о неприятностях, произошедших в Америке, о которых упоминал Сефф. В прошлом году среди учеников Хогвартса эта тема была достаточно актуальной, но из-за того, что колонка иностранных дел в «Ежедневном пророке» и их собственные учителя описывали ситуацию весьма расплывчато, ученикам не оставалось ничего, кроме как сплетничать и предполагать. Волшебные сообщества, разбросанные по всему земному шару, как правило, держатся особняком, и каждое из них в ранг искусства возводит сохранение магии в тайне. Довольно скоро сплетни утихли, и вся школа перешла к обсуждению того, встречаются ли Корр Селла и Доран Саркин-Тайнер; потенциальный роман между слизеринкой и гриффиндорцем был куда более пикантным, чем то, во что ввязались незнакомцы по ту сторону океана. Но уже сам факт, что «Международная конфедерация магов» направила туда группу по пост-оценке ситуации, красноречиво говорит, насколько дело было плохо… Рей проводит всё свободное время, изучая старые номера американской газеты. К сожалению, чиновники МАКУСА, похоже, действуют аналогично политике британского Министерства, предотвращая массовую истерию любой ценой — большинство прямых цитат, которые «Нью-Йоркский призрак» получил от них относительно ситуации, фантастически сухие. В конечном итоге Рей узнаёт не намного больше того, что и так знала — в ситуации была замешана группа заговорщиков из тёмных волшебников и ведьм, называющих себя «Первым Орденом», которые пытались свергнуть правительство. Произошло небольшое восстание, и под руководством президента Органы МАКУСА подавила бунт в зародыше меньше чем за год. Заговорщики были расистами. Они стремились очистить волшебный мир от полукровок и магглорождённых. Одна из наиболее интересных прямых цитат оказалась от президента Органы; в самом начале конфликта она поклялась, что они будут стёрты с лица земли, что история не запомнит их имён. Рей не может не восхищаться женщиной, чьи фотографии украшают страницы газет. Несмотря на небольшой рост, Лея Органа излучает непокорность и грозный дух, а выражение её лица часто бывает столь же напряжённым, как и обычное выражение лица её сына. На каждом новом изображении её тёмные волосы заплетены в разные косы — каждая настолько замысловата, что Рей подозревает: эти прически с лёгкостью заткнут за пояс таинственный французский узел. Глаза Леи очень похожи на глаза Бена Соло. Ближе к концу конфликта — за неделю до того, как МАКУСА объявила, что «Первый Орден» потерпел поражение, его лидеры казнены, а остальные захваченные члены ожидают суда — появилась статья, в которой говорилось, что муж президента подвергся нападению тёмных магов, но, как ожидалось, он должен был полностью поправиться. «Призрак» сообщает очень мало драгоценных деталей, кроме того факта, что муж президента Органы — маггл.***
На этой неделе Рей видится с профессором Соло гораздо раньше, чем предполагала, и всё потому, что забыла сделать домашнее задание по Древним рунам. Это совершенно вылетело у неё из головы. Семикурсники тонут в нагрузке, ужасно не пропорциональной количеству занятий, которые они посещают, и, в конце концов, что-то непременно должно было ускользнуть от неё — Рей лишь благодарна за то, что это не Зелья или Трансфигурация. Вместо того, чтобы завалить Рей на домашнем задании и снять баллы с факультета, который сама же и возглавляет — как сделала бы решительно справедливая Мон Мотма, или завалить Рей на домашнем задании, снять баллы с факультета и назначить ей наказание — в случае профессора Хакса, профессор Йода всего лишь оставляет Рей после уроков и просит написать на доске «Я БОЛЬШЕ НЕ ЗАБУДУ СДЕЛАТЬ ДОМАШНЮЮ РАБОТУ». Пять раз на руническом языке. Рей понятия не имеет, как вообще начать переводить словосочетание «домашняя работа», но она старается изо всех сил. Йода крошечный, пожилой и эксцентричный, вскоре ему становится скучно, и он засыпает за угловым столом в конце кабинета. Он заколдовал классную доску, чтобы та очищалась каждый раз, когда в законченном предложении оказывается ошибка, и в результате Рей уже тридцать минут сидит здесь, застряв на исправлении рун для словосочетания домашнее задание. А это куда хуже наказания. Она сосредоточена на своей задаче настолько, что не замечает, как кто-то заходит в кабинет. До тех пор, пока глубокий, хрипловатый голос Соло не прорезается сквозь свистящий храп профессора Йоды и скрип мела по грифельной доске. — Вы больше не забудете построить дом?.. Ах. С пылающими щеками она проводит ластиком по паре рун, прежде чем всю строку можно будет стереть начисто снова. — Сначала, вы по памяти называете усовершенствования к рецептам двух продвинутых зелий, а теперь с первого взгляда переводите древние руны, — обращается она к классной доске. — Я начинаю подозревать, что это вы были одарённым ребёнком, сэр. Она осмеливается взглянуть на него украдкой. На нём тёмный костюм-тройка и галстук, цвет которого больше похож на вино, чем на гриффиндорский красный; он, скрестив руки на груди, беззаботно прислоняется к дверному проёму. Ей очень жаль бедные пуговицы его рубашки, которые всё так же расходятся на груди. Она хочет проглотить его целиком. Он не утруждает себя ответом на её колкость. — Уже обеденный перерыв, — вместо этого с лёгким раздражением говорит он. — Почему этот старик заставляет вас писать? Рей в шоке оглядывается через плечо на профессора Йоду. Но тот продолжает дремать, оставаясь несведущим комком коричневых одеяний на заднем ряду. — Я забыла сделать домашнюю работу, — бормочет она, снова сосредоточив внимание на доске. Чувствуя на себе оценивающий взгляд Соло, Рей вдруг становится ужасно неловко. Из уважения к старым костям Йоды в кабинете Изучения древних рун полно согревающих заклинаний, поэтому она сбросила свою чёрную школьную мантию и сейчас стоит в своей белой блузке с горчичным пятном на воротнике, серой юбке, которая слишком коротка из-за того, что за лето она резко вытянулась, и потёртых гольфах, видавших лучшие дни. — Это не повод заставлять вас пропускать обед. — Могу вас заверить, что у профессора Йоды не было злых намерений. — Рей перелистывает следующую страницу книги, которую разложила на учительском столе, в поисках другой пригодной руны. — Ему уже сто пять лет. Он без того едва привязан к нашему временному потоку. Неодобрение волнами исходит от Соло. Ей хочется, чтобы он ушёл — она не в силах сосредоточиться, пока он смотрит на неё вот так. И теперь, когда он упомянул об этом, она и правда начинает чувствовать, что слегка проголодалась. — Вы переводите слишком буквально, — через некоторое время говорит он. — В те времена, когда существовала система рунического письма, понятия домашней работы не существовало. Попробуйте что-нибудь другое. — Я пробовала. «Учение» не подходит, как и «задание»… — Подозреваю, вы использовали руну «делать», которая в сочетании с руной «задача» меняет смысл на «охота и сбор улова». Рей хмуро смотрит на доску. В сторону Соло она не смотрит, но слышит ухмылку в его голосе, когда он говорит: — Вы же знаете, что я прав, мисс Ниима. — Извините, у меня как раз закончились медали, — сухо парирует она. Он усмехается. Это самый прекрасный, самый тёплый, самый сексуальный звук, который она когда-либо слышала, и ей приходится сжать бёдра наперекор искре, вспыхнувшей между ними. С пронзительным огорчением она жалеет, что не смотрела на него в этот момент. Она могла бы увидеть, как он улыбается. Сверившись со своей книгой, Рей нацарапывает на доске руну, означающую «выполнение моих задач». Она заканчивает фразу… которая остаётся на месте. Записав предложение ещё четыре раза, она торопливо собирает вещи и небрежно перекидывает мантию через руку, выходя из класса и даже не потрудившись разбудить профессора Йоду. К её величайшему удивлению, Соло шагает рядом с ней. — Я как раз собираюсь навестить Чубакку, — уточняет он. «Вы двое снова собираетесь на охоту?», — едва не спрашивает Рей, прежде чем вспоминает, что он не должен знать о том, что она была в вестибюле той ночью — и рассказать ему о странном пении, которое слышала из Запретного леса, она тоже не может, поскольку и той ночью она нарушила комендантский час. Поэтому она выпаливает: — С вашим отцом сейчас всё в порядке? Чёрт. Этот мужчина действительно что-то сотворил с её мозгом. Поджарил его, по всей видимости. Соло останавливается. Побледневший, он поворачивается к ней, его тёмные глаза сверкают гневом. Рей делает шаг назад — не потому, что боится, а потому что чувствует… нечто иное. Впервые ей удаётся увидеть на его лице эмоции, которые оказываются глубже насмешек или презрения, и они невероятно искренни. Ужасно увлекательны. Она прижимается спиной к стене. Все остальные уже на обеде, в коридоре лишь они одни. Заметно, как он сдерживает гнев, видя, что она увеличивает между ними расстояние. Должно быть, он решает, что она его боится. Прежде чем она успевает сообразить, как исправить это утверждение, на место скользит холодная, безразличная маска. — Когда я попросил вас проявить сдержанность, едва ли это было приглашением совать нос в чужие дела, — протягивает он. — Мне было любопытно, — признаётся Рей. Ей нечего предложить ему кроме суровой правды. — Об этом писали в газетах… — Почему вам было любопытно? — требует Соло. Его тон мягок, но в то же время опасен. — Это случилось в прошлом году, так что вы, должно быть, искали старые номера. Зачем же так напрягаться? — Я… — Рей замолкает, а потом и вовсе затыкается. Как ей и следовало поступить с самого начала. Профессор Соло приближается к ней, его пылающий взгляд прикован к её лицу с едва ли не хищным намерением. Она опускает глаза в пол, но внезапно он оказывается в её пространстве, большая ладонь опускается на стену рядом с её головой, когда он наклоняется над ней, не оставляя иного выбора, кроме как взглянуть вверх. Он не загоняет её в угол полностью; места предостаточно, чтобы поднырнуть ему под руку и убежать, если ей захочется, но… … но ей не хочется. Он до боли близко, окружает её своим запахом, своим широким телом… Своим присутствием. — Ну? — бесцеремонно подталкивает он. — Почему это заботит вас настолько? Он снова бросает ей вызов. Хочет, чтобы она отступила от той странной игры, в которую они так или иначе играли друг с другом. Пытается запугать её своей чистой физической силой. И дело в том, что она и правда напугана — но в каком-то трепетном смысле, подобно мотыльку, летящему на пламя, ей хочется оставаться в таком же состоянии и впредь. Во снах он был гораздо ближе к ней, чем сейчас. Он затмевает её именно так, как она представляла, и даже больше. Как она вообще может думать о бегстве, когда его аристократические губы, двигаясь и формируя вопросы, выглядят такими мягкими; когда изгиб его горла вырезан подобно слоновой кости; когда рука его находится рядом с её лицом, и ладонь его практически такая же большая, как и её голова, чёрт возьми, разве это вообще допустимо… — Ответьте мне, мисс Ниима. Спокойная властность в его тоне действует на неё подобно наркотику. Срабатывает инстинкт, но она не понимает, откуда он берётся. Всё, что она знает — инстинкт этот робок и хрупок, и она должна защищать его ценой своей жизни. Инстинкт повелевает ей делать то, что он говорит. Повелевает ей ему угодить. Быть лучшей. — Мне не всё равно, потому что иногда вы выглядите так, будто нуждаетесь в чьей-то заботе, — шепчет она. Он резко втягивает воздух. Словно она ударила его в живот. Едва не отскакивает назад, будто она загорелась, и если он не будет достаточно осторожен, то сгорит вместе с ней. А сама Рей прирастает к месту, наблюдая, как его руки сжимаются в кулаки, а суровое выражение лица меняется. Наблюдая за подёргиванием бледной впадинки под его глазом и лёгкой дрожью нижней губы. Ей требуется некоторое время, чтобы понять, что она смотрит на мужчину, теряющего контроль. — Вам не следует говорить подобные вещи, — голос Соло хриплый и резкий, с горьковатым оттенком. — Иначе что, сэр? Рей с трудом верится, что эти слова принадлежат ей. Она ведёт себя совсем не так, как обычно. Она не узнает того человека, которым стала, стоя в коридоре наедине со своим преподавателем и расхаживая по самому краю запретного. Бесспорная необузданность. И вот тогда Соло показывает ей, что он тоже не из тех, с кем можно шутить. — Или закончите тем, что будете делать кое-что посложнее прописывания фраз на доске, — он… … рычит. И Рей проигрывает этот бой. Она пищит. Вслух. В поисках опоры пальцы тщетно вонзаются в каменную кладку позади неё. Соло изучает её раскрасневшиеся щёки, медленно скребущиеся пальцы, потрёпанные гольфы. Поначалу он дышит неровно, но постепенно успокаивается. И снова прячется за своими стенами. Затем он ухмыляется ей, самодовольный мерзавец. — Кстати, с ним всё в порядке. — Чт… что? — С моим отцом. Он уже полностью выздоровел. Рей недоверчиво на него смотрит, но вскоре её глаза резко сужаются. — Рада слышать, — выпаливает она. На краткий миг ухмылка Соло грозит превратиться в полноценную улыбку. Похоже, он останавливает себя в самую последнюю секунду и вместо этого вежливо и совершенно спокойно кивает ей. — Увидимся в пятницу, — говорит он и уходит. Рей ошеломлённо таращится ему вслед. Более чем слегка возбуждённая. В голове у неё всё кружится, но появляется одна острая мысль, застрявшая в самом центре, пылающая всё ярче и ярче, пока время тикает в тихом коридоре, измеряемое бешеным стуком её сердца. Она клянётся отомстить.***
— Талли, — позже, тем же вечером, говорит Рей, когда она и другие девочки готовятся ко сну, — ты не могла бы научить меня делать причёску? И Таллиссан Линтра хлопает в ладоши и пищит, словно провела все свои годы в Хогвартсе, ожидая, когда Рей попросит её именно об этом.