Горестный принц / the heartbreak prince

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ ДЛЯ ДАННОЙ ГЛАВЫ: СОДЕРЖАНИЕ 18+‼ Пожалуйста, учитывайте это перед прочтением.

На следующий день Тань — упитанный, гигантский, самый натуральный рыбный филин семьи Тико — влетает в Большой зал во время завтрака и роняет на колени Роуз свёрток. Из которого девочка вынимает алый коробок, отменяет наложенное на него Уменьшающее заклинание, левитирует вернувшуюся к первоначальному размеру коробку к гриффиндорскому столу, после чего принимается осматривать остальные свои подарки. Финн с готовностью хватает посылку обеими руками. Это упаковка со сладостями, на которой нацарапано коротенькое, но жизнерадостное послание, адресованное ему и Рей от родителей Роуз. Внутри сахарные перья, карамельные бомбы и перечные чёртики, шоколадные лягушки и леденцы со вкусом крови, летучие шипучки и… — Kẹo sìu châu! * — радостно восклицает Финн, прикарманивая пакетик с конфетами в форме кубиков из кунжута, арахиса и солода. — Обожаю своих будущих родственников. Ей даже не приходится просить; он протягивает Рей тонкую связку сахарных перьев — её любимый вид лакомств. В целом, день намечается отличный. — Мама с папой прислали тебе ещё кое-что, — говорит ей Роуз по дороге на урок Защиты от тёмных искусств. — Отдам тебе свёрток попозже, после Зелий. — Что в нём? — заинтересованно спрашивает Рей. Тёмные глаза Роуз сверкают. — Позже, — подчёркивает она. — Это сюрприз. Несмотря на то, что Рей любопытно и не терпится узнать, что ещё прибыло с совиной почтой, всё её внимание моментально сосредотачивается на профессоре Соло, когда тот появляется в кабинете, едва ученики рассаживаются по местам. Она потрясена его обликом; волосы практически растрёпаны, а под глазами резко выделяются тёмные круги. Неужели он и вчера, в библиотеке, выглядел так же? Его мрачный взгляд падает на неё. И даже когда сердце срывается в неистовый галоп, она не отводит глаз. И несколько мгновений он тоже этого не делает. Всё длится секунды три — может, четыре — прежде чем Соло начинает урок, но в том кратком мгновении, пока он удерживал её взгляд, было столько напряжения, что дыхание Рей участилось. А ладошки вспотели. Он её хочет. Ей остаётся лишь согласиться. Сегодняшняя лекция посвящена выявлению проклятий. Профессор рассказывает о всевозможных методах для диагностики пострадавших, не знакомых с заклинанием, поразившим их, или тех, кто попросту не в состоянии вымолвить и слова. Рей изо всех сил старается слушать, как Соло вкратце описывает чаще всего используемые тёмные проклятия и последствия, которых следует остерегаться, но сахарные перья, лежащие в портфеле, не дают ей покоя. По прошествии часа у неё едва ли получается сопротивляться их сладкому зову. Большинство преподавателей с неодобрением относятся к перекусам во время уроков; у неё нет причин полагать, что с Соло всё будет иначе. Но именно в этом и заключается вся прелесть сахарных перьев; они выглядят как совершенно обычные перья, и с их помощью даже можно писать — в прошлом бывало такое, что Рей забывалась и совала в рот перо, испачканное в чернилах. Но сегодня она постарается обойтись без этого. Нельзя допустить, чтобы после урока во время разговора с Соло на зубах у неё красовались чёрные пятна. Рей дожидается, пока профессор не обратится к одному из её однокурсников, сидящих в противоположном конце класса. Едва Соло отвлекается, она тайком меняет обычное перо на сладкое из тонкой связки. А стоит ему продолжить лекцию, она тут же суёт кончик кристаллизованного сахарного пера в рот, создавая впечатление, что грызёт самое обычное, раздумывая, что записать на своём клочке пергамента. Это старинная уловка среди студентов Хогвартса. Но когда речь заходит о сахарных перьях, у Рей, понятное дело, не получается держать себя в руках. Язык кружит по заостренному кончику, облизывая сладкую зернистую поверхность, частички которой постепенно тают во рту. Губы обхватывают пёрышко, и Рей втягивает в рот столько, сколько может вместить, мало-помалу упиваясь невероятно сладким вкусом… Она увлекается настолько, что требуется некоторое время, чтобы осознать: в классе воцарилась мёртвая тишина. Когда она поднимает взгляд от своих записей, то понимает, что профессор Соло замолчал. Держа руку в кармане и прислонившись к столу, он с приоткрытым ртом смотрит прямо на неё. Остальные семикурсники уже начинают оглядываться по сторонам, пытаясь понять, что же заставило их учителя потерять дар речи. Рей мигом вынимает сахарное перо изо рта, надеясь вопреки всему, что её не отчитают за перекус во время урока. Все и так уже высмеивают её ненасытный аппетит. К счастью, Соло спускает ей всё с рук, поспешно отворачиваясь в сторону. — Как я уже говорил… Не желая испытывать судьбу, Рей воздерживается от поедания сахарного пера до конца занятия. По окончании урока она говорит Финну и Роуз, что у неё осталось несколько вопросов о домашнем задании. И как только друзья уходят — как только она убеждается, что в коридоре пусто — Рей поворачивается лицом к профессору Соло. Не спуская с него глаз, она закрывает за собой дверь и запирает ту со щелчком, который, отдаваясь эхом в тишине, кажется совершенно необратимым. Ссутулившись, он стоит у письменного стола и собирает свои вещи. Как обычно, неторопливо и методично, словно оттягивает неизбежное. Она подходит к нему и молча ждёт, заведя руки за спину. Изучая его выразительный профиль, она замечает, что присущая ему бледность отсутствует. На самом деле, он напротив слегка покраснел. Теперь, когда наступила зима, автоматизированные Отопительные чары замка заработали на полную мощность, но обычно требуется неделя, чтобы отрегулировать магию до комфортной температуры. Таким образом, аудитория ЗОТИ граничит с чрезмерно жаркой территорией, и именно поэтому Рей сбросила верхнюю одежду ещё перед началом лекции. Соло тем временем предпочёл остаться в пиджаке — немудрено, что он, похоже, перегрелся. — Сэр? — начинает она после того, как тишина слишком затянулась. — Я решила. Взгляд его тёмно-карих глаз обращается к ней, а потом он снова возвращается к тому, чем занимался. Губы Соло плотно сжаты, а на челюсти дёргается мускул. И, как бы велик её профессор ни был, кажется, сутулится он ещё больше, словно старается стать как можно меньше. Нелепо, но он напоминает ей мальчика, который ждёт, что его вот-вот отругают. Сама мысль об этом едва не смешит её, но иллюзии рассеиваются, как только до неё доходит, что он нервничает. Что в кои-то веки он нервничает из-за неё. И это, как ни странно, приятно. У неё возникает искушение потянуть подольше, но она тут же испытывает отвращение к самой себе за то, что даже помышляет об этом. Это не игра. Искренность, с которой он говорил в библиотеке, и то, что она чувствует, находясь рядом с ним, — ничто из этого не позволяет ей флиртовать с ним так, как флиртуют друг с другом её однокурсники. И всё же она не имеет ни малейшего представления, что, собственно, сказать. «Да, я бы хотела завести с тобой роман» — до смешного официально. «Да, в воскресенье можешь трахнуть меня до потери сознания» — не так официально, но каким-то образом несравненно хуже. Она обдумывает свои слова ещё несколько секунд, пока он, совершенно не помогая, продолжает собирать свою сумку… — Я знаю одно место, — выпаливает Рей. — Оно совершенно секретно… Это одна из потайных комнат в замке. Почти каждый вечер я могу встречаться с тобой там после комендантского часа, за исключением тех случаев, когда домашки у меня по горло… Соло двигается так стремительно, что Рей почти не замечает, как он хватает её, — одной рукой за талию, другой за шею, — пока их губы не встречаются. Это поцелуй, который, как обычно, лишает её дыхания, от которого, как обычно, перед глазами расцветают звёзды, но заканчивается он так же внезапно, как и начался, когда Соло отстраняется, чтобы, прищурившись, взглянуть на неё. И взгляд его в это мгновение… чёрт возьми, она едва не задыхается от того, насколько он обжигает. — Я тоже кое-что решил, — рычит он. — Отныне я запрещаю тебе сосать сахарные перья во время моих лекций. Её губы приоткрываются, когда она складывает два и два. До сих пор она предполагала, что ему попросту не нравится, когда ученики едят во время занятий, но теперь… Что ж… Не верится, что ей удалось вывести его из себя таким образом. И всё же… — Мне не стыдно, — говорит Рей с дерзостью, на которую она и не подозревала, что способна, и глаза Соло темнеют, и он снова целует её. Суровое и в общем слишком восхитительное наказание, головокружительное настолько, что у неё подкашиваются коленки. Обняв её за талию, он приподнимает Рей без труда, а затем разворачивается вместе с ней так, что край стола впивается ей в задницу. Осыпая её до головокружения пьянящими поцелуями, он опускает Рей ниже, фактически укладывая на поверхность огромного деревянного стола. Стоя меж её разведённых коленей, он склоняется над ней и впивается ей в губы. Она обнимает его за шею, ногами обхватывает бёдра, и его руки повсюду — сквозь блузку сжимают грудь, гладят обнажённые ноги над выцветшими старенькими гольфами. И всё это продолжается вечно, но в то же время недостаточно долго. — Ты куда-то торопишься? — после очередного поцелуя спрашивает Соло; щеку обжигает его горячее дыхание. А в живот упирается твёрдый член. — Сейчас… сейчас обед, а потом Зелья, — пытаясь отдышаться, с запинкой отвечает Рей. — Ясно. — Соло прижимается губами к бьющейся жилке на её горле. — Дай мне полчаса. — На что? Он покусывает её за шею, из-за чего с губ срывается писк. — Увидишь. И он неторопливо спускается ниже. Из-за их отчаянных движений, произошедших всего несколько мгновений назад, блузка на ней задралась почти до груди. Не теряя ни секунды, он осыпает влажными, долгими поцелуями её обнаженный живот; мышцы вздрагивают при каждом прикосновении его губ, и Рей чувствует, как он улыбается ей в кожу. А потом он… ох… спускается ещё ниже и принимается оставлять поцелуи на внутренней поверхности бедра, крупными пальцами взбираясь вверх по складкам плиссированной юбки… — Подожди! — Рей приподнимается на локтях, уставившись на него в ужасе. Она не бреется там, не удаляет волоски, ничего такого — повода никогда не было, — а ещё она слышала, как больше чем несколько сокурсников хохмили, что у девочек между ног странно пахнет. Соло тут же останавливается и моргает, глядя на неё. — Тебе не нравится, когда… — Не в этом дело, — отчаянно краснея, перебивает его Рей. — Я просто… — не хочется ей прямо сейчас вступать в дискуссию о личной гигиене и о… неприятных запахах; спеша перевести тему, она озвучивает ещё одну правду. — Не знаю, нравится мне это или нет, я ещё ни разу… Она замолкает, потому что он выглядит взбешённым. — Никто не делал этого с тобой? — требует Соло. Настала её очередь моргать. — Я же говорила тебе, у меня вообще никогда не было ничего подобного. В лесу… это был мой первый поцелуй… Поразительно, с какой лёгкостью можно разгадать его эмоции, не притуплённые Окклюменцией. В ответ на её признание черты его лица окрашивают трепет с оттенком вины и зверский восторг. Слегка повернув голову, он оставляет отметину на внутренней поверхности её бедра, ни на мгновение не прерывая зрительного контакта. Новая волна возбуждения сочится в и без того влажные трусики, и Рей кажется, что ей никогда не удастся выбросить из головы эту картинку: контраст его распухших от поцелуев красных губ на её нежной веснушчатой коже. Рей откидывает голову на поверхность стола, а Соло неторопливо оставляет ещё больше этих неистово нежных поцелуев вверх по её бедру. Она погружается в ощущения настолько, что едва ли протестует, когда он начинает стягивать трусики вниз по ногам; несмотря на свою неуверенность, она хнычет, когда он останавливается всего в нескольких дюймах от того места, где ей вдруг понадобился его греховный рот, — но делает он это лишь для того, чтобы снять с неё нижнее бельё полностью. А после он мигом возвращается к тому, на чём остановился, покусывая и облизывая кожу, одновременно с этим засовывая её влажные белые хлопчатобумажные трусики себе в карман. — Как намокла, — шепчет он. Его замечательные огромные руки мягко разводят ей колени пошире. Длинный толстый палец, едва касаясь, скользит по входу. — Каждый раз вся течёшь из-за меня. Рей стонет — то ли в знак согласия, то ли от смущения, то ли от его прикосновения, или от всего и сразу — ей непонятно, и когда он заговаривает снова, его голос едва не срывается от желания. — Только взгляни на эту хорошенькую киску. Такая розовая и мягкая, и течёт прямо мне на стол. Слова звучат приглушённо, а тембр его голоса гипнотизирует. У Рей от этого мурашки буквально по всему телу. И становится только хуже, когда Соло добавляет: — И подумать только, что никто и никогда её не целовал… Кончик его пальца толкается внутрь. Едва-едва. И этого мало. Как обычно мало. Она приподнимает бёдра в тщетной попытке вынудить его толкнуться глубже. Рей раздражена настолько, что принимается его подстрекать. Играть на — как она начинает понимать — его слабостях. — Никто, — отбрасывая в сторону всякую застенчивость, подтверждает Рей. — Только вы, сэр… В глазах профессора Соло разгорается тёмное собственническое пламя, и это последнее, что она видит на его лице, прежде чем оно прячется меж её бёдер. И как только он касается её между ног своими пухлыми губами, из горла Рей вырывается хриплый вскрик. Она ничего не может с собой поделать; ощущение сродни невероятному будоражащему удовольствию, и если она не закричит, то умрёт. И крик её слишком, слишком громок. Она тут же зажимает себе рот ладонью. Соло… по большей части невозмутим. Не прекращая своего занятия, он выуживает из внутреннего кармана пиджака терновую палочку и лениво направляет её в сторону. — Силенцио Тоталус, — гремит он ей в киску, и каждый слог заклинания отдаётся глубоко внутри неё одновременно с тем, как в воздухе резонирует магия, окутывая класс невидимым полем, которое не выпустит за стены ни звука. Каждая клеточка в её теле ликует. Веки трепещут, закрываясь, а спина выгибается дугой на поверхности стола, когда Соло целует её в киску так же, как и в губы. Он облизывает её, словно упиваясь. Прижимается к ней скользким ртом. Пока действует заглушающее любые звуки заклинание, она вольна шуметь так, как ей хочется. Каждый стон и вздох для собственных ушей непривычно распутны. Ей приятно настолько, что едва ли не больно. Такое чувство, словно её боготворят, словно она и впрямь прекрасна. Прижимаясь к талантливому рту Соло ещё ближе, Рей скользит пальцами в его пышные чёрные волосы. Она переполнена ощущениями, и в эти мгновения для неё в целом мире не существует ничего иного. Хорошо, что в классе нет окон, выходящих в коридор. А если бы они были, и если бы кто-то заглянул внутрь, то увидел бы, как профессор отлизывает ученице на своём собственном столе. Мысль об этом не должна возбуждать её настолько. Ни малейшая часть её не должна радоваться тому, насколько всё это неправильно. Может быть, не такая уж она и умница. Его руки скользят ей под задницу, чуточку приподнимая её над столом, перемещая так, чтобы пристроиться получше — и она едва ли не жалеет, что у него получается, поскольку он толкается в неё языком, а кончиком носа утыкается ей в клитор. И это недопустимо, как у людей в принципе выходит заниматься хоть чем-то, когда секс может быть настолько приятным? Она в раю, и это ужасает. Она несёт всякую чушь, без конца повторяя «да» и «вот здесь» и «мне так хорошо, сэр» и «из-за вас я кончу, профессор». Бёдра дрожат, а ноги, свисая с его широких плеч, дёргаются. Правая рука взлетает вверх, чтобы сквозь блузку сжать соски в бессмысленной попытке получить ещё больше ощущений, больше, больше, больше... — Вот так, детка, — рычит Бен Соло, и то, что осталось от сознания Рей, даёт осечку моментально, и, мать твою, может, у неё реально кинк на американский акцент. — Поласкай свои хорошенькие сиськи, пока я трахаю тебя ртом… Хочу, чтобы ты кончила с моим языком на своём клиторе… Как думаешь, ты справишься с этим, мисс Ниима? Каждое восхитительно грязное словечко отзывается в ней эхом, как ранее отзывалось заклятие тишины. И снова оно — желание, инстинкт угождать. — Да, сэр, — стонет Рей, обеими руками отчаянно цепляясь за собственную грудь, и каждое острейшее ощущение — тонкая противоположность ровному темпу, с которым он ласкает её ртом. — Я буду послушной, сэр, и кончу так, как вы захотите. — Боже, Рей, — сдавленно стонет Соло. Взглянув на него сверху вниз, она видит, что он, закрыв глаза, вжимается в неё лицом ещё сильнее. — Ты меня прикончишь. Когда Соло зацикливается на клиторе, одновременно с этим скользя в неё двумя пальцами — двумя, поскольку намокла она достаточно, чтобы принять их с первой попытки лишь с малейшим сопротивлением — Рей сразу же понимает, что долго не продержится. Хватает несколько умелых, мягчайших касаний, из-за которых она громко всхлипывает, пока он растягивает её, вбирая крошечный комочек нервов в рот, нежно посасывая и толкаясь в неё пальцами, и вот перед глазами всё белеет, и с последним прикосновением его языка… …она взрывается. Сильнее чем когда-либо прежде. Возможно, сильнее, чем у неё когда либо получится в будущем, хотя она надеется, что это неправда, надеется, что подобные высоты будут достигнуты ещё не раз. Поджав пальчики, Рей кончает со звуком, очень похожим на крик. Она вся извивается. Ощущения всё нарастают и усиливаются, подобно дрожи, за которой следует землетрясение. Подобно горизонту событий. Благодаря Соло она потеряна для кого-либо другого. Несмотря на то, что он наверняка почувствовал и услышал её оргазм — несмотря на то, что она наверняка залила ему пальцы и нижнюю половину лица — он не прекращает ласкать её, решительно проводя сквозь каждую волну удовольствия, пока она не морщится от сверхстимуляции. Лишь тогда он отстраняется, двигается вверх и скользит языком в её уже приоткрытый рот. Давая ей попробовать себя на вкус. Разделяя его с ней. У неё получается лишь вяло отвечать на поцелуй. Мозг превращается в кашу. Она будто парит. Словно в забытьи, она медленно начинает поднимать руки, собираясь втянуть его в объятие, которое, как она надеется, будет ответным, но Соло выпрямляется как раз в тот момент, когда её пальцы вот-вот коснутся его рукава. Ах. Ну что ж, она доберётся до него в другой раз. — К слову, я оставлю их себе, — объявляет он. Увидев озадаченное выражение лица Рей, он похлопывает по карману, в который засунул её нижнее бельё. В его тёмных глазах появляется порочный блеск. — Я верну их позже вечером. Когда мы встретимся с тобой в той комнате, о которой ты говорила. Рей соскальзывает со стола и встаёт на ноги, хотя колени у неё дрожат настолько, что приходится вцепиться в край столешницы, чтобы не упасть. Она пытается угнаться за мыслью несмотря на то, что разум до сих пор затуманен пережитым экстазом. — Ты… ты хочешь, чтобы остаток дня я ходила без трусиков? В уголках губ Соло появляется намёк на улыбку, пока он заправляет её блузку обратно за пояс юбки. — Скажи «трусики» ещё раз. Невыносимый мужчина.