Просыпается Рей от лучшего и глубочайшего сна в своей жизни, в каждом дюйме тела ощущая приятную тяжесть, а в груди — необычайную лёгкость.
Мельком заметив клетчатый узор знакомого дивана и деревянную поверхность знакомого пола, залитую утренним солнечным светом, она догадывается, что заснула в Выручай-комнате — на животе, повернув голову набок.
Ох,
твою ж мать... У неё ужасно затекла шея. Которая пока не болит, но, стоит ей пошевелиться, так и будет. Между подбородком и плечом уже красноречиво ноет.
Планируя заскочить в больничное крыло за целебной мазью, прежде чем вернуться в гриффиндорскую башню, Рей пытается как можно осторожнее слезть с дивана.
Но понимает, что не может этого сделать.
Талию сжимает стальная хватка, удерживающая её на месте.
Сквозь дымку сна, всё ещё затуманивающую разум, на неё снисходит понимание. Она лежит не на
диване. В широченности высеченных форм под ней нет ничего ворсистого, хотя она признаёт, что обнажённая кожа Соло неожиданно гладкая и мягкая. В этом мужчине нет и капли грубости.
Кроме того, что он говорит. Пока они занимаются сексом.
Мерлин. У неё был
секс.
С
профессором.
Покраснев, Рей теснее прижимается пылающим лицом к его внушительной груди. Под щекой она чувствует сердцебиение Соло, такое же медленное и ровное, как и дыхание, щекочущее ей макушку. Она собирается взглянуть на него, желая запечатлеть в памяти, как он выглядит, пока спит, но внезапно её пронзает острая боль, и Рей громко вскрикивает.
Точно. Шея затекла. Она и забыла…
Соло тут же просыпается. В полной боевой готовности тёмные глаза распахиваются, и их взгляды встречаются.
Так пробуждаются мракоборцы, думает она.
— Что случилось? — спрашивает он, и что-то в ней трепещет от того, насколько его голос хриплый ото сна.
— Шея болит, — морщась, ворчит Рей.
Он расслабляется. Что, по его мнению, она собиралась сказать? Конечно, не о том, что сожалеет о прошлой ночи… Хотя, разумеется, едва ли выражение её лица сулило ему что-то хорошее.
Крупные, толстые пальцы нежно надавливают ей на шею, неторопливо разминая мышцы вниз до плеча и обратно. Закрыв глаза, она падает ему на грудь. Чёрт, его прикосновение
волшебно. Она стонет, когда он осторожно надавливает на то место, которое нуждается в этом больше всего.
Что-то полутвёрдое дёргается у неё под животом.
—
Эй! — выпаливает Рей.
Соло… смущён, но лишь самую малость.
— Ну, не издавай таких звуков, если не хочешь, чтобы мой член снова оказался в тебе, — ворчит он.
Сердце Рей начинает биться быстрее. Небрежная грубость его слов, этот серьёзный тон… он говорит так, будто ничего не сможет с собой поделать, будто ей под силу довести его до такого безумия, что он просто
возьмёт её…
— Я не говорила, что не хочу… — она двигает бёдрами и вскрикивает снова, когда тянуть начинает между ног. — Ладно, может, и не хочу, по крайней мере, сегодня утром.
— Болит?
— Ага.
— Прости.
Даже когда он извиняется, его наполовину затвердевший член дёргается снова.
О, он
нехороший мужчина.
Но ей кажется, что можно простить его за это, потому что он терпеливо разминает ей шею и плечо, пока ей не становится гораздо лучше. Впервые кто-то делает для неё нечто подобное — прикасается с такой заботой. Без каких либо причин, лишь желая облегчить боль.
Это по-настоящему приятно.
Соло роняет руку на диванные подушки, когда Рей решает сесть. И ей почти не удаётся это сделать; она стонет в совершенно не сексуальной манере, усадив свою голую задницу на диван и сведя ноги вместе.
— Это ты во всем виноват, — жалуется она, неуклюже повернувшись в сторону, чтобы взглянуть на него. — Ты…
ужасно огромен!
Соло сдерживает самодовольную ухмылку. Она замечает, как усмешка играет в уголках его губ. И стоит ей повернуться в другую сторону, чтобы направить взгляд на провинившийся…
придаток, она ощущает в нём ту же самодовольную энергетику. Теперь он почти полностью выпрямился и налился весьма пленительным розовым оттенком.
Он
насмехается над ней.
Рей бросает взгляд на стоящие рядом напольные часы, которые, как они с Финном и Роуз обнаружили, после всех этих лет до сих пор показывают точное время. Уже девять утра. Соседки по комнате наверняка в курсе, что она не спала в своей кровати. По субботам Финн обычно дрыхнет до обеда, но Роуз удивится, почему Рей не пришла на завтрак в Большой зал.
В ней вспыхивает беспокойство.
— Нужно идти, пока меня не начали искать.
Соло стискивает зубы, но в конце концов с несколько обречённым видом кивает.
— Хорошая идея.
Он и сам садится, а потом…
…а потом прижимается губами к россыпи веснушек, усеивающих её плечо. Как-то раз в примерочной, когда они ходили по магазинам, Роуз ткнула в них пальцем и сказала, что похожи они на созвездие.
Рей настолько пугается, что чуть не отталкивает Соло локтем. Однако этот порыв вскоре угасает, и она учится наслаждаться его заботой. Учится наслаждаться скольжением его полных, мягких губ по своей коже.
Учится позволять ему осыпать свою веснушчатую спину нежными поцелуями, сидя перед ним с обнажённой грудью, покрытой любовными укусами, и его высохшей спермой, размазанной по бёдрам.
За ночь из неё вытекло немножко — но кончил он
немало.
И, очевидно, там, откуда это взялось, есть ещё больше, размышляет она про себя, украдкой бросая очередной взгляд на его пах.
Между ног снова дёргает, как бы напоминая:
даже не думай об этом.
— Я могу что-нибудь сделать? — шепчет Соло ей в плечо. — Чтобы унять боль.
Похоже, он искренне раскаивается. А Рей — простофиля, самая натуральная, потому что она мгновенно тает и снова бросает взгляд на напольные часы.
Может, лишние несколько минут не повредят…
— Всё в порядке, — говорит она. — Я попрошу у мадам Калонии обезболивающее. Ну, знаешь, от боли в шее. — Она делает глубокий вдох. — Но, может,
я смогу сделать что-нибудь для
вас, а, профессор?
И с этими словами она обхватывает пальцами основание его члена.
Реакция Соло мгновенна. Невероятна. В его горле зарождается сдавленный стон, когда он наклоняется к ней и большой рукой сжимает её бедро, словно ища поддержки. Большим пальцем обводя выпирающую тазовую кость, словно держась за неё.
Честно говоря, Рей понятия не имеет, какого чёрта делает, но она видела, как он ласкал себя в своём кабинете прямо перед тем, как кончить ей на живот. Она могла бы просто делать, как он. Сосредоточенно нахмурив брови, она скользит рукой вверх по члену, а затем — робко, на пробу — вниз.
Соло резко втягивает воздух сквозь стиснутые зубы.
Вдохновившись, Рей делает это снова. И снова.
Это даже забавно. Ей нравится, как он ощущается в ладони, нежная кожа члена мягкая, словно шёлк, но заключающая в себе жёсткость, твёрдую, как камень. Он такой толстый, что ей едва ли удаётся обхватить его пальцами, когда в её руке он пульсирует и становится ещё больше.
— Тебе… э-э… нравится?
Как только вопрос слетает с губ, Рей содрогается. Какого хрена она затеяла, решив, что у неё получится вести пошлый разговор. Она готовится к проявлению презрения. К его насмешкам.
— Мне это дико нравится, — абсолютно серьёзно, низким и хриплым голосом отвечает Соло ей на ухо. — Обожаю, как твоя ручка касается моего члена. Обожаю, как эти прелестные пальчики даже не могут обхватить его полностью, но ты продолжаешь
стараться… — его дыхание прерывается. — Продолжаешь быть
умницей…
Рей ёрзает. И то, как между бёдер начинает побаливать, едва она делает это, — единственное, что мешает ей заняться чем-либо ещё, поэтому она сосредотачивается на поставленной задаче.
— Я
всегда хочу быть для вас умницей, сэр, — шепчет она, двигая запястьем немного быстрее, немного
усерднее.
Он наклоняется так, чтобы она смогла откинуться ему на грудь, продолжая ласкать член рукой. Его собственная рука отрывается от её бедра и начинает опускаться ниже…
— Нет, не думаю, — быстро говорит Рей.
Рука Соло тут же меняет направление, скользя вверх по её телу, пока не смыкается на левой груди.
— Бедная мисс Ниима, — поддразнивает он, покусывая мочку её уха. — Как же всё болит у неё после ночи с профессором.
— Да, — шепчет Рей, слегка задыхаясь, полностью погружаясь в очарование момента. — Ты здоровенное животное.
Уничтожил меня, нахер, вот что ты сделал.
— Ты такая милая, когда ругаешься, — мурлычет он, лаская сосок, пока тот не превращается в тугую бусинку между его пальцами, и,
Боже, прежде никто не называл её милой. Или иначе, как бы он к ней ни обращался, если уж на то пошло. — Ты такая милая, когда… когда ты хнычешь, задыхаешься и… и, может, даже кричишь, пока я тебя трахаю, — продолжает он избито и невнятно. От его обжигающего дыхания у неё мурашки по коже. — Даже клитор у тебя милый, блять, такой дерзкий и розовый. Мне нравится, как ты дрожишь каждый раз, когда я касаюсь его языком. — Он целует её в чувствительное местечко за ушком. — Дай мне поласкать твой милый крошечный клитор, солнышко, — хрипло бормочет он, и Рей этого очень хочется, но…
Но у неё всё ещё побаливает там, внизу, несмотря на собирающуюся влагу. И ей, вроде как, нравится иметь над ним, так сказать, превосходство.
— Это ваше утро, профессор, — говорит она. — Наслаждайтесь.
Ей очень,
очень нужно, чтобы он кончил как можно скорее. Нужно, чтобы ему стало так же хорошо, как и ей с ним. Но поза, в которой она находится, не самая удобная, и вскоре у неё начинает сводить руку и запястье — не говоря уже о том, что она, видимо, снова насквозь намочила диван, а беспомощный предмет антикварной мебели этого не заслуживает…
Когда она убирает руку с его члена, с губ Соло срывается едва ли не протестующий стон. И этот звук — услада для ушей Рей, но она опускается на пол и встаёт перед ним на колени, не оставляя его надолго. Он соображает недостаточно быстро, в течение нескольких затянувшихся секунд таращась на неё с недоверием, но… когда до него, наконец, доходит… Она в жизни не видела, чтобы кто-то двигался с такой быстротой. С таким нетерпением. Усаживаясь на диване так, чтобы ступни оказались на полу, а колени — по обе стороны от её тела.
На этот раз она обхватывает член обеими руками, одна поверх другой, и крепко сжимает. Взгляд Соло нежен, мрачен и затуманен желанием, когда он смотрит на неё сверху вниз, словно она для него — целый мир, и, о, Рей могла бы к этому привыкнуть. Могла бы привыкнуть к тому, что вся власть у неё, даже если она на коленях.
Лаская его, она старается не сводить глаз с лица Соло. Пытается насладиться морщинкой между сведёнными тёмными бровями, и тем, как приоткрыты его губы, и тем, что выражение его лица говорит об отчаянной потребности, и он даже не пытается это скрыть, задыхаясь и рыча, словно зверь, оскаливший зубы.
Он прекрасен. Её лев. Её отважный мужчина.
— Я близко, — предупреждает он.
— Куда хочешь кончить? — тихо спрашивает Рей.
Соло медлит.
Возможно ли обнаружить в этом мужчине скрытую застенчивость?
— Мне на грудь? — подсказывает Рей. От этой новообретенной нерешительности с его стороны она становится смелее. — На лицо?
И как он реагирует на
это… Мерлин. И кто дрожит теперь, сэр, её так и подмывает пошутить.
— Везде, — наконец выдыхает он. — Хочу кончить тебе на лицо и на сиськи, грёбаный боже,
Рей…
Он сжимает свои пальцы поверх её, убеждая взять правильный ритм, необходимый ему, чтобы шагнуть за край. Она наклоняется ближе и…
…и сказать, что она была к этому готова, было бы преувеличением, если не откровенной
ложью.
Первая струя горячей спермы попадает ей на щеку. Она раскрывает от удивления рот, и он свободной рукой обхватывает её за шею, мягко подталкивая ближе, и кончик члена дёргается у неё под носом, пока он изливается ей на приоткрытые губы. Это инстинкт — чёрт бы её побрал, но так и есть — высунуть язык, ловя тёплую, вязкую жидкость; она вся гудит от мягкого, но странного привкуса. Который металлический и чуточку сладкий, поразительно затягивающий, потому что вкус этот принадлежит
ему, и узнать его удалось именно
ей. Затем — вспомнив, чего ещё он хотел — она отстраняется, их руки работают в тандеме, направляя кончик члена ниже. Они не останавливаются до тех пор, пока последние струйки спермы не раскрасят густыми белыми каплями вершины её грудей и ложбинку между ними.
Он задыхается, и она тоже, пока её руки опускаются по бокам. Пока она закрывает рот и сглатывает. Пока он смотрит на неё сверху вниз, словно она для него и проклятие, и божественное откровение.
— Я… — Соло, кажется,
разбит. Он подносит к её лицу руку, подушечкой большого пальца обводит влажность, размазанную по щеке. — В моей сперме все твои
веснушки…
Рей не моргает, не избегает его обжигающего взгляда, высовывая язык и неторопливо слизывая следы его семени со своих губ.
После того как она сглатывает, он притягивает её к себе на колени, крепко обнимает и целует её в висок и в макушку.
— Умница, — повторяет он снова и снова.
Веря его словам, Рей утыкается носом ему в шею и улыбается.
***
Спустя несколько минут и парочку
изобретательных применений Чистящего заклинания, они оба одеваются и приводят себя в порядок, насколько это возможно. Он выудил из кармана её трусики и помог ей надеть их, а теперь не сводит с неё глаз, возясь с пуговицами на манжете своего рукава.
Он ничего не говорит, поэтому Рей берёт на себя смелость задать повисший между ними, пока ещё невысказанный вопрос.
— Сегодня вечером?
— На следующей неделе у тебя экзамены по большинству предметов, — говорит он. — Включая Защиту от тёмных искусств. Ты закончила анализ?
— Ну… — она пытается отвертеться.
— Тогда нет. Не сегодня. — Он смягчает отказ, быстро и целомудренно целуя её в губы. — В среду днём приходи ко мне в кабинет, обсудим, когда сможем встретиться в следующий раз.
— А разве нельзя просто обмениваться сообщениями через Патронусов?
— Слишком рискованно. Патронус появляется перед адресатом независимо от того, где тот находится и что делает.
У Рей перед глазами возникает жутчайшая картина: мерцающий олень появляется посреди гриффиндорской гостиной и на глазах у всех её друзей обращается к Рей: «
Мисс Ниима, сегодня вечером я свободен для совокупления».
За этим следует другой, но не менее ужасающий образ её собственной серебряной лани, запрыгивающей в кабинет директора, в то время как Соло общается с Оби-Ваном, и щебечущей: «
Что делаете, профессор? Не хотите потрахаться?»
— Рей? — возвращая к реальности, он машет перед её лицом рукой. — Всё хорошо?
Она подумывает рассказать Соло о том, что только что вообразила. Может, это его рассмешит. Но она вообще не умеет смешить — во всяком случае, не
намеренно, — и он, наверное, решит, что она глупая.
— Вполне, — вместо этого говорит она.
Он поворачивает голову в сторону выхода.
— Пожалуй, тебе лучше уйти первой.
Логично. Нельзя, чтобы кто-то увидел, как они вместе выходят из Выручай-комнаты. Рей кивает, а потом…
…а потом они просто
смотрят друг на друга. Неловко замерев на расстоянии нескольких дюймов.
Ей хочется поцеловать его на прощание. Дико хочется. Но она не может не вспомнить, что случилось в первый и единственный раз, когда в теплице она поцеловала его первой. Он отшатнулся. Конечно, у него для этого были более чем веские причины, и сейчас ситуация совершенно иная, но отголосок боли, которую она почувствовала в тот момент, и сейчас отдаётся в самом сердце.
— Э-э… Тогда увидимся в среду. — Она поворачивается, чтобы исчезнуть.
Но выходит у неё не столь грациозно, как бы ей того хотелось. Между ног у неё до сих пор тянет, а ещё есть странное ощущение, что там она до сих пор немножко
растянута, и бёдра побаливают оттого, что были раздвинуты так долго, поэтому она чуточку… хромает.
— Рей, — окликает её Соло. И звучит он в равной степени довольно и обеспокоенно. —
Пожалуйста, сходи к мадам Калонии. Пусть даст тебе обезболивающее, а ещё противовоспалительное.
— Схожу, — фыркает Рей, даже не оглядываясь через плечо. — Отвали... шкаф ходячий.
Низкий изумлённый смех, звучный и глубокий, эхом разносится по комнате, следуя за ней по проходам из множества спрятанных вещей.
***
— Вот это, — говорит мадам Калония, показывая Рей деревянный сосуд, едва та садится на стул в пустом больничном крыле, — бальзам из бабочкиного сорняка. Сейчас я нанесу его вам на шею. Скованность должна пройти через тридцать секунд.
Рей кивает и тут же жалеет об этом, резко втягивая воздух от тупой боли, возникшей в результате. Откупоривая фляжку, мадам Калония цокает языком.
— Спать всегда нужно в правильном положении, мисс Ниима, — поучает Целитель, взмахом волшебной палочки выманивая несколько капель густого, маслянистого пурпурного зелья, которое лёгким движением запястья направляет к шее Рей. — Молодость не продлится вечно. Через двадцать лет вы будете жаловаться на боль в спине и в суставах…
Рей подавляет вздох, пока мадам Калония продолжает разглагольствовать. Сама виновата, раз сказала целительнице, что заснула за столом, делая уроки. В любом случае, словно ребёнку получить выговор — небольшая плата за облегчение, которое приносит бальзам из бабочкиного сорняка после того, как с охлаждающим эффектом впитывается ей в кожу. Довольно скоро мышцы шеи становятся как новенькие.
Но ей нужно позаботиться ещё кое о чём.
— Мадам Калония, мне всё ещё… нездоровится, — запинаясь, осторожно говорит Рей. — Нет ли у вас чего-нибудь… противовоспалительного, может, зелья, которое я могла бы принять, или…
Целительница бросает на неё пронзительный взгляд. Рей замолкает, остальная часть фразы застревает в горле.
«Она заметила? — во внезапном приступе паники задаётся вопросом Рей. —
Всё поняла?»
Не говоря ни слова, мадам Калония подходит к полкам, с которых брала сосуд с бальзамом из бабочкиного сорняка. Покопавшись немного, она возвращается с прозрачным крошечным флакончиком, наполненным сверкающей лазурной жидкостью.
— Лечебный отвар из маргаритки, его нужно принять внутрь, — объясняет она. — Выпейте всё, и избавитесь от любой боли или незначительных внутренних повреждений.
Невозмутимое лицо у Рей никогда не получалось, и всё же она отважно старается. Зелье имеет чрезмерный травяной привкус, и осушить флакончик — весьма трудная задача. Никакого сравнения с тем, каков на вкус профессор Соло…
…и тут она краснеет, будто свёкла. Просто чудо, что удалось не поперхнуться отваром.
Как только Рей заканчивает, мадам Калония заставляет пустой флакончик исчезнуть. Сложив перед собой руки, она одаривает Рей очередным пронзительным взглядом.
Рей не в силах смотреть целительнице в глаза. Поэтому опускает взгляд и пялится на свои туфли.
— Мисс Ниима, — говорит мадам Калония, — у нас, целителей, есть кодекс профессиональной этики, и как единственный целитель в этом замке, я посвящена в дела ваших однокурсников больше, чем вы думаете. Я
не собираюсь сплетничать об этих делах с другими сотрудниками. Можете быть уверены, что ваше здоровье и благополучие — моя единственная забота, и всё, что с этим непосредственно связано, не дойдёт до учителей, и вы не попадёте ни в какие неприятности. Поэтому… вам нужно противозачаточное зелье?
— Н-нет, — заикается Рей. Ей, конечно, известно о противозачаточных снадобьях, но Соло наложил заклинание, которое устранило необходимость в них.
К тому же мадам Калония запела бы совсем иначе, если бы знала, что Рей именно в
таких отношениях — вдобавок с профессором.
— В любом случае, можете начать принимать ежемесячные контрацептивы. Лучше перестраховаться, чем потом жалеть. — Тон целительницы оживлённый и профессиональный. — Делать это необходимо через каждые тридцать дней. Я могу приготовить первую порцию ко вторнику, и вы сможете заходить раз в месяц на последующий приём, как это делают многие девушки.
Рей кивает.
***
Она покидает больничное крыло со странным чувством. Испытывая мешанину эмоций, в которых не может разобраться. Такое ощущение, что она повзрослела, не успев вырасти. И к этому примешивается волнение и беспокойство. Коридоры Хогвартса, тихие в выходной день и освещённые утренним светом, кажутся другими — знакомыми, но далёкими.
Или, может быть, изменилась она сама.
Нисколько не желая, чтобы в субботу её заметили разгуливающей в мятой школьной форме, после встречи с мадам Калонией она прячется под мантией-невидимкой. По дороге ей встречаются несколько учеников и учителей, и она проходит мимо них незаметно, больше походя на привидение, чем сами призраки замка, которые просачиваются через деревянные двери и каменные стены Хогвартса, ведь они, по крайней мере, полупрозрачны.
Все выглядят и ведут себя…
обычно. Болтают со своими друзьями. Занимаются ежедневной рутиной. Не замечая её, не зная, что она уже никогда не будет прежней.
Рей входит в гриффиндорскую гостиную в одиннадцать утра. Финн растянулся на диване, изучая учебник с многострадальным выражением лица, которое ясно говорит, что он предпочёл бы заниматься чем угодно, только не этим. На кофейном столике стоит тарелка с хрустящим беконом и намазанными джемом тостами.
Рей выскальзывает из-под мантии.
— Привет.
Финн подпрыгивает.
— Чтоб меня! Где ты
была?
Она проделала весь путь от больничного крыла до гриффиндорской башни, выдумывая убедительное оправдание.
— Заснула в библиотеке.
Он фыркает.
— Досадно.
— Ну ладно, мистер Игрок-года-в-Плюй-камни.
Финн откладывает книгу и тянется к тарелке.
— Ну, раз так, я просто съем всю еду, которую нам принесла Роуз.
— Ни за что на свете! — вопит Рей, бросаясь на него.
И все новообретенные мирские заботы вскоре забываются. Этим ленивым субботним утром в гриффиндорской гостиной важен лишь её лучший друг и борьба за последний кусочек тоста.
***
По мере того, как проходит предпоследняя учебная неделя года, становится очевидным, что даже стрессу от предпраздничных экзаменов не в силах ослабить волнения студентов перед Небесным балом. Это всё, о чём говорит каждый сокурсник Рей — кто с кем пойдет, кто что наденет, как будет выглядеть Большой зал, будут ли участники «Группы Лохматого Кавы» раздавать автографы.
Рей хотела бы разделить всеобщий энтузиазм, но чувствует она лишь смутное беспокойство. Ей точно придётся пойти, особенно после того, как Тико оказались настолько добры, чтобы послать ей старое платье Пейдж и всё такое… И хотя Роуз упорствует, что никто её не заставляет, Рей знает, что подруге по-настоящему хочется, чтобы она пошла на бал. Ко всему прочему её подташнивает всякий раз, когда она представляет себя на балу, сидящей в сторонке, пока однокурсники танцуют со своими парами и время от времени ускользают, чтобы позажиматься по углам.
Может, профессор Соло будет не против улизнуть, чтобы потискаться с ней? Хотя Рей сильно в этом сомневается.
Во вторник после занятий она тайком идёт в больничное крыло и принимает первую порцию противозачаточного зелья. Которое на вкус как грязь. Мадам Калония напоминает, чтобы в январе она пришла снова.
В среду утром мысль о предстоящем Небесном балу ни разу не пришла Рей в голову. Вместе с другими семикурсниками она сдаёт экзамен по Чарам. Уже после, присоединившись к потоку студентов, покидающих класс профессора Эрсо-Андор, Рей мысленно готовится к следующему тесту, а также пытается подавить волнение при мысли о встрече с профессором Соло во второй половине дня. Сегодня они встретятся впервые после… ну, после их
первого раза.
— Рей!
Остановившись, она оглядывается. И от её внимания не ускользает, что Роуз хватает Финна за руку и тянет прочь. Однако прежде чем она успевает сказать друзьям, чтобы подождали, к ней подходит Сефф Хеллин, обычная дружелюбная улыбка которого почему-то кажется слегка взволнованной.
— Здорово продемонстрировал те атмосферные чары, — поздравляет она его. — Джин вычитала очки за внезапную молнию или дала дополнительные?
— Вычла, — печально вздыхает Сефф. — В конце концов, молния не должна была появиться, я просто пытался заколдовать снежинки, чтобы падали побыстрее… Нужно было заранее потренироваться, правда, но кто ж мог подумать, что так получится, что обычное заклинание перемещения отрицательно скажется на атмосферных чарах…
Его прерывает хор стонов от друзей, стоящих позади него… а также от Финна и Роуз, остановившихся в пределах слышимости дальше по коридору.
Рей сбита с толку.
— Точно. — теперь Сефф краснеет. — Мы… э-э… кажется, отклонились от темы.
— Мы говорили о чем-то ещё? — подкалывает его Рей.
— Сейчас и начнём. — Он расправляет плечи. И следующие слова говорит в спешке. — Рей, хочешь пойти на Небесный бал со мной?
