diamond hell

В залитом жарким солнцем дворе гигантским прыжком окунается в кристально чистую набранную воду. Прозрачные капли повсюду разлетаются и попадают на стоящего совсем недалеко человека, вызвав у него слабую улыбку на губах. Полосатое грациозное животное плавает в большом голубом бассейне под яркими лучами. То урчит, то неожиданно издаёт красивый и мелодичный рык, двигая лапами под водой. Он с самого утра смотрит на этот бассейн, и только сейчас, наконец-то, имеет право купаться здесь под чужим наблюдением. С одного конца плывёт в другой и изредка посматривает на альфу. Возможно, он не может улыбаться как человек, но прекрасно видно, что Диего сейчас невообразимо счастлив, находясь в прохладной воде. Как же он красив… Чон-Рено упирается локтями назад, на бортик, и не отрывает свой спокойный взгляд от собственного хищника, который вместе с ним отдыхает и прохлаждается. Заводит отросшие влажные волосы назад, открывает аккуратный лоб и тянет уголок губ чуть выше, наблюдая за тигром. Они около бассейна совершенно одни, наедине, и от этого безумно хорошо. Чонгук обожает проводить время с Диего, как и тот с ним. Но обычно им двоим мешает младший брат Рено — Сами. Темнокожий альфа уж чересчур часто вмешивается, ноет, чуть ли не плачет и жалуется на то, что Чонгук любит полосатого зверя намного больше, чем его. Мужчина пока что терпит, но не факт, что этого терпения ему хватит надолго. К счастью, другого Рено ещё не видно рядом, парень всё ещё спит, в это время он вряд ли посмеет вылезти из комнаты и прогуляться по территории своего брата. Где-то к трём часам дня вырвется из сна, примет душ, плотно поест фрукты, спустится к Чонгуку, поиграет на его нервах, уйдёт в свою берлогу, там поболтает с каким-нибудь похожим дружком по телефону, а потом и вовсе завалится в ядовитую долину. Чон-Рено в этом как-то абсолютно уверен. Сами надоедает сидеть в его особняке. Гук и Диего наслаждаются временем без чистокровного африканца. Купаются в бассейне уже около двадцати минут. Альфа смотрит, как хищник ловко плавает и двигает огромными пушистыми лапами, направляясь прямо к нему. Шире улыбаясь, Чонгук поднимает руку и прикасается к мокрой полосатой шкуре. Тигр утыкается мордой в его лицо, получает тут же несколько поцелуев от своего человека. Рено гладит его по туловищу и улыбается, продолжая целовать и слушать чужое тихое и очень приятное рычание. Мужчина готов поклясться, что звуки его хищников — это нечто самое красивое и величественное. Когда Диего отплывает в сторону, Чонгук поворачивает голову и смотрит на бежевый шезлонг, на котором лежит его ноутбук и чужой фотоаппарат. Альфа невольно напрягает скулы и долго держит пристальный взгляд на дорогой вещице вчерашнего неожиданного журналиста. Рено ещё ни разу не просматривал сделанные молодым парнем вчера ночью фотографии, каждый раз откладывает на потом. И сейчас, понимая, что абсолютно не занят и Диего сам с собой развлекается, Чонгук уже тянется к фотоаппарату маленького наивного львёнка из Саванны. Чон-Рено, поворачиваясь и упираясь ладонями в бортик, отталкивается и выплывает наружу. Капли воды стекают по его рельефному крупному оголённому телу, пока он босыми ногами движется к шезлонгу. Он хватается за белоснежное полотенце и вытирает руки, плечи и слегка грудь, после чего вновь откидывает мягкую ткань в сторону и садится на шезлонг. Альфа вытаскивает из фотоаппарата карту памяти и включает серый ноутбук. Как только экран вспыхивает, Чонгук вставляет маленький объект в нужный разъём и наблюдает за тем, как перед ним высвечивается папка с довольно большим количеством фотографий. Он быстро проводит по ним взглядом. В основном парень делал снимки закатов и детей, видимо, из своего поселения. Чонгук листает каждую фотографию, с неким таинственным интересом просматривает их и не выдаёт эмоций на лице. Молодой журналист может быть вчера и перешёл границу, но делает он красивые кадры. Пролистнув очередную улыбку маленького темнокожего мальчишки, Чон-Рено застревает на совершенно иной и такой яркой фотографии. В глазах появляются уже другие огоньки. Красивый, даже со своим детским сердцем. Парень сидит по-турецки на кровати, одетый в обычную белую футболку. Вырез на одежде слишком глубокий и широкий, хорошо раскрывает голые белоснежные участки кожи и длинные шрамы, которые мужчина уже через экран анализирует и плавно переходит к длинным рукам. Смотрит на оставленные взрослым львом большие следы в течение нескольких секунд, и только потом обращает внимание на позитивное выражение лица. На губах сверкает белоснежная квадратная улыбка, счастливый взгляд направлен в сторону, аккуратно подстриженные серебристые волосы чуть лезут на глаза, но совсем не портят этот снимок. Альфа убирает палец с клавиши и поджимает губы, не лишая фотографию Тэхёна своего внимания. Странно, но ни в какую не получается оторвать глаза от чужих — медовых. Здесь у парня они совершенно другие: солнечные, жизнерадостные и полные счастья. Вчера такого не было… В ядовитой долине в его глазах читался один только страх. Чонгука выбивает из анализа Диего, который выплывает и стряхивает воду. Альфа хмыкает и наблюдает за тем, как зверь приближается к нему и облизывает его предплечье, после чего ложится на землю рядом с ним и смотрит скучающе куда-то в сторону. Чон-Рено гладит хищника по шкуре, снова переводит взгляд на экран и прикасается к мышке, приближая к лицу. — Паршиво наказывать ребёнка, — сам себе говорит Чонгук, а Диего тем временем поворачивает голову к ноутбуку и пялится в одну точку, лениво моргая. — Однако не я должен чувствовать вину за его любопытство. Тигр кладёт голову на колено своего человека и смотрит на лицо парня на экране, будто понимает, кем он является. Чон-Рено усмехается подобному вниманию к молодому журналисту и переключает на следующие фотографии, на которых также виден Тэхен. Кадры похожие, просто были запечатлены в разные секунды, но Чонгук вместе с Диего всё равно детально смотрят на них. Несколько раз самому себе повторил, что он очень красив. Необычно красив. И так же глуп… Совершенно не понимает, во что он вчера влез. Его любопытство ни к чему хорошему не привело. На журналисте розовые очки, он не видел, что в Ботсване другие взгляды на подобный род деятельности. Здесь не любят журналистов, и уж тем более в ядовитой долине. Чонгук один раз Хану уже сказал: «Ни один журналист с доказательствами не покинет живым это государство». Альфа на такие темы не шутит. Тогда говорил чистую правду. Каким бы наивным ни был тот парнишка, Чон-Рено даже ему не простит то, что он хотел донести до других людей существование ядовитой долины в Южной Африке. Когда фотографии парня заканчиваются, мужчина уже переключается на последние сделанные. Вчерашние. Его взгляд мрачнеет в тот же момент, брови несильно хмурятся и губы поджимаются, видя на экране алмазную территорию, сфотографированную через решетчатые высокие ворота. Тэхён запечатлел не только алмазные копи, но и Хосока, Намджуна, Вэя и Хана, также несколько других африканцев, стоящих рядом с ними. Сделал много качественных, ужасно подозрительных фотографий, которые бы точно вызвали на другом континенте много вопросов. Альфа невольно сжимает ладонь в кулак и опускает подбородок, просматривая снимки и удаляя один за другим, не оставляя на этой маленькой чертовой флэшке ни одно доказательство о добыче нечистых алмазов. Ни одной живой душе не позволит перейти себе дорогу. Тэхён не в сказку попал. Избавившись от всех компроматов, Чонгук с агрессией в глазах вытаскивает флэшку, выключает ноутбук и закрывает его. От неожиданного хлопка Диего, отдыхающий рядом, вздрагивает и смотрит на Рено, который отодвигает ноутбук в сторону и задумывается, напрягая скулы сильнее. Он поднимается с шезлонга и хмурит брови, прорывается пальцами в русые влажные волосы и в очередной раз заводит их назад. Лежащий рядом с фотоаппаратом телефон вибрирует и высвечивает на экране знакомое имя. От этого человека сегодня звонка альфа уж точно не ожидал. Чонгук берет смартфон в руки, принимает звонок и прикладывает динамик к уху, изогнув бровь. — Доброе утро, — слышится голос собеседника в трубке. Ведь действительно всё ещё утро. На часах только половина девятого. — Странно, что для тебя оно доброе, Хосок, — безразличным тоном говорит Рено и двигается к бассейну, становясь на бортик и оглядываясь на Диего. — Разве такого не может быть? — спрашивает, небось, с улыбкой на губах Чон. — Почти каждое утро мне в радость, если ты об этом не знал, Чонгук. Мужчина хмыкает из-за его слов и наблюдает за полосатым зверем, который снова погружается в воду. — Я сейчас говорю не о твоих чувствах к этому континенту. — Имеешь в виду, что вчера угрожал отрубить мне руки из-за какого-то несносного паренька? — усмехается альфа, а Чонгук обыкновенно смотрит на Диего, плавающего в воде. — Скажу так: мне было неприятно, ведь ты защищал этого журналиста, свалившегося на нашу голову так неожиданно и совсем не в лучший момент. Рено напрягает скулы, вспоминая вчерашний вечер. — Я его не защищал, — цедит сквозь зубы Чон-Рено. Зачем ему защищать человека, которого толком не знает? — Ты в этом уверен? Он как будто издевается над ним, прекрасно понимая, каков характер у старшего Рено. — Ты меня за дурака держишь? — не со злобой спрашивает, но раздражение в голосе можно услышать. — Просто сомневаюсь, что ты шутил. Обычно ты подобным не занимаешься, — Чонгук от этих слов дёргает бровями. — А без руки мне не особо хочется бродить по ядовитой долине, как некоторые. — Тебя таким и в полицейский участок обратно не возьмут, — Хосок на другом конце издаёт смешок. — И здесь, и там не будешь годен. — Ты так со мной не поступишь, даже если у тебя такой жуткий характер лидера. Чон-Рено садится на корточки и прикасается пальцами к мокрой полосатой гриве Диего, который закидывает большие лапы на бортик и смотрит на альфу. Хосок с Чонгуком знаком дольше всех остальных на алмазной территории. Десять лет за спиной, и это совсем не мало. Саед Рено хорошо и близко общался с отцом Хосока, когда оба были живы, и благодаря им их сыновья познакомились в Южной Корее, стоило ботсванцу привести туда Чонгука и Сами на некоторое время. Тогда и познакомились они. Хосок только собирался поступить в полицейскую академию, у Чонгука на тот момент был лишь один маленький львёнок — Аид, а Сами всегда был Сами, у него ничего не меняется с годами. Старшие альфы хорошо ладили, быстро нашли общий язык, но порой бывало, что Чон не понимал Рено и у них случались различные глупые стычки, после которых неделю не разговаривали и вновь прибегали друг к другу. Годы шли, оба росли, Хосок стал полицейским в Сеуле, а Чонгук медленно вливался в бизнес своего отца в родной Ботсване. Они поддерживали общение, но не такое хорошее, каким оно у них стало, когда старший Рено умер и титул владельца ядовитой долины ожидаемо достался его сыну. Чонгук быстро перевёл давнего друга на свою сторону, тот не колебался, не задавал много вопросов, поскольку знал достаточно об этом месте. Прошло четыре года, а Хосок всё ещё рядом с Чонгуком в физическом плане, но уж точно не в моральном. По непонятным причинам отдалились друг от друга, и дружба их постепенно теряет былые краски. Хоть одному от этой мысли неприятно или обоим наплевать, что мерзкий холод образуется между ними? — Вы надели на него наручники? — обыкновенно спрашивает Чонгук. — Нет. Хосок явно не доволен тем, что журналиста выделили в толпе рабочих. — Тогда не поступлю, — говорит он и гладит своего тигра. — Всё же очень легко. — Он, блять, журналист, Чонгук. Ты должен понимать, что если бы Вэй не увидел его, то тогда бы нам точно была крышка. Не делай из мальца святошу. — Розовые очки сниму ему я, а не вы, поэтому тебе стоит угомониться и выкинуть его из головы. — Ты что-то задумал? — с подозрением в голосе спрашивает Чон. — Пока ничего, — отвечает и смотрит в жёлтые глаза Диего, приподнимая уголок губ. — Задумал, значит, — убеждён в этом. — Всё зависит только от него самого. Без причин ни одно действие не совершает. *** Ботсвану никогда адом не считал до сегодняшнего момента. Мужчина здесь терял своих родителей, и пока одна его частичка оставалась рядом с ним, Джухёк верил, что это место можно спасти, оно прекратит причинять боль. Все оборвалось. Весь ужас, зародившийся на красной земле, раскрошил ему сердце. Одинокая слеза обожгла его кожу ещё с самого утра от понимания того, что свалилось ему на голову. Не может найти не только своего ангела, но и место себе. Бродит с самых поздних часов, ищет по одним и тем же улицам по сотни раз, не теряет надежду и рычит на самого себя. Упустил из собственных рук, не проследил и не увидел, как глупо потерял смысл своей жизни. Не нужно было так пугать сегодняшним отлетом обратно в Южную Корею. Не нужно было покупать ненавистные билеты в один конец. Он сам оттолкнул Тэхёна от себя. Сейчас жаждет содрать себе ногтями кожу, но перед этим ещё раз попытаться найти его. Джухёк со всей силы захлопывает дверь комнаты своего младшего брата, чуть не образовав трещины на стенах. Он останавливается на одном месте, тяжело вздыхает и проводит по лицу правой ладонью, не имея представления, как ему прекратить так сильно паниковать и ненавидеть себя. Зажмурив на несколько секунд глаза до боли, альфа вслепую двигается в сторону дверей, дабы выйти из этого пустого дома, где спокойствие раздобыть нигде не получается. Он выходит на маленький балкон и раскрывает отяжелевшие веки, вдыхая горячий воздух и хмуря несильно брови. Старший Ким подходит к деревянным перилам и упирается в них ладонями, оглядывая улицу, на которой в такое раннее утро видны только взрослые омеги, занимающиеся своими домашними делами. А Хёк же ничто другое не сможет сделать, пока не найдёт нужного человека. Ищет с двух часов ночи, а уже девятый час, но не находит… Нигде не ощущает цветочные нотки его аромата. Заметил его отсутствие, возможно, слишком поздно, потому что всё это время думал, что омега сидит в своей комнате обиженный на него. Джухёк где-то в двенадцать часов ночи хотел зайти к брату, но дверь в комнату была заперта изнутри, и мужчина просто решил не доставать его, ведь именно он расстроил его новостью о возвращении в Сеул. Альфа и сам уснуть не мог, крутился в своей кровати, смотрел на дверь каждые пять минут в течение двух часов, и только потом решился войти в комнату Тэхёна с помощью другого ключа. Хотел убедиться, что с ним всё в порядке и он спокойно спит. Но никого не обнаружил внутри. Только теплая аура брата витала по углам, а сам он в час ночи отсутствовал, чем лишил Хёка покоя и всучил ему в сердце жуткое беспокойство. Паника напала на альфу в ту же секунду. Он ни о чём другом не думал, только выбежал во двор и, точно ненормальный, разыскивал младшего Кима в их поселении при такой темноте. Страшно, что Тэхён вновь попал в беду, как семь лет назад. Совершенно не хочет вспоминать тот случай. Больно видеть перед глазами кадры одиннадцатилетнего окровавленного младшего брата. Хёку было только девятнадцать, когда увидел еле стоящего на ногах омегу с огромными слезами в глазах. Это чудо заслуживало такого обращения меньше всех на свете. Никто из живущих на Земле не имел право причинять ему ни физическую, ни моральную боль. По сей день на это никто не должен осмелиться. И сейчас сердце разбивается на тысячу осколков, ведь Джухёк не видит Тэхёна. Он с ума готов сойти из-за его отсутствия. Когда брат находился в Южной Корее, альфа был абсолютно уверен в его безопасности, но в Ботсване он уже в этом сомневается. Ангел испарился в воздухе, спрятался, наверное, чтобы не ехать в аэропорт. Хёк самому себе обещает, что если найдёт его, то ни за что не посадит сегодня в самолёт. Клянётся, что младший брат ещё некоторое время побудет с ним, только пусть появится на глазах. Сердце уже не выдерживает его отсутствия. Ему плохо, дышать нечем, а самое главное — тошно от самого себя. Альфа сильнее сжимает челюсти, когда в конце улицы виднеется уже его близкий друг — Джелани. Мбиа идёт в его сторону весь напряженный, уверенно и быстро переставляет ноги. Рядом с африканцем также находятся несколько парней из их круга общения, но те расходятся по разным направлениям, а сам темнокожий двигается к Киму, который ожидает его на балконе. Настроение портится с каждой минутой, и это чистый факт. — Нет, — мотает отрицательно головой Джелани, останавливаясь у ступенек чужого балкона. Ким поджимает губы и отводит взгляд. — Нигде. Мы обыскали защищенную сторону Саванны, но я могу пойти дальше, Хёк. — Думаешь… — сглатывает и смотрит в одну точку перед собой, — он бы перешёл границу? — Там уже давно нет ограды, ты ведь знаешь, — отвечает и тяжело вздыхает Мбиа. — Любой в состоянии перейти. Да такого быть не может. — Разве после случая с ним семь лет назад он бы рискнул снова совершить такую ошибку? — хрипит темноволосый и потирает двумя пальцами закрытые веки. — Ты изучил его характер до дыр, и не можешь исключать этот вариант. — Лев, Джелани, — цедит сквозь зубы и поднимает глаза на друга, сводя немного брови. — На него тогда набросился лев, — сердце сжимается от воспоминаний. — У него шрамы почти по всему телу от когтей животного, это должно было его чему-то научить. — Мы обыскали каждый угол, его нигде нет, — с какой-то злобой на самого омегу говорит Джелани и смотрит на темноволосого альфу. — Его нет поблизости, Джухёк, нет, — очередной вздох. — Я уверен, что он перешёл границу после твоих слов об отлёте обратно в Корею. — Я виноват, что он сбежал, — сухо усмехается и качает головой. — Этого я не говорил, — отвечает Мбиа и напрягает несильно скулы. Но уж точно подумал. — Но разве это не так? — и сам это понимает. — Он ребёнок, — прикусывает губу и оглядывает территорию перед собой. — Ему восемнадцать лет, но он всё ещё ребёнок, а я просто хотел оградить его от всего плохого, что зародилось на этой земле, — Ким поворачивает голову к другу и глотает ком в горле. — Единственное, чего я жаждал — защитить его. — Я понимаю, — Мбиа поднимается по ступенькам и кладёт ладонь на плечо альфы. — И даже не сомневайся, что я не на твоей стороне. Я так же сильно хочу, чтобы Тэхён был подальше от Ботсваны. — Он не хочет уезжать. — Поэтому он и должен знать, что происходит здесь, — парень хлопает по плечу и смотрит в сторону. — Только тогда поймёт, что ему гораздо лучше будет в Сеуле. — Да, но где его сейчас искать… — цедит Хёк и напрягает до боли скулы. Оба понятия не имеют о местонахождении младшего Кима, сбежавшего от них из-за обиды. Альфы одновременно и синхронно поворачивают головы в одну сторону, услышав звук мотора автомобиля. На улицу въезжает чёрный пикап и останавливается у какого-то дома, после чего из него выходит молодой темнокожий альфа. Джухёк и Джелани выпрямляются в спине и коротко переглядываются, хмуря брови и следя за незнакомым парнем. В этом поселении не особо любят посторонних людей, и этот человек здесь уж точно никогда прежде перед одним из них не появлялся. Мбиа впервые его вообще видит. Ким щурит глаза и внимательно за ним наблюдает, когда тот как-то взволнованно ходит то в одну сторону, то в другую, будто пытается кого-то разыскать. В моменте чужак подходит к взрослым омегам, занимающимся домашним хозяйством, и начинает с ними разговаривать, периодически размахивая руками и пытаясь им кое-что, видимо, важное объяснить. — Это ещё кто? — шипит Джелани и немного напрягается. — Видел его здесь раньше? — спрашивает он у друга. Хёк коротко ему кивает, но продолжает держать взгляд на другом темнокожем парне, который всё ещё разговаривает с их соседями. — Это таксист, — отвечает Ким. — Почти две недели назад именно он привёз Тэхёна из аэропорта, когда тот прилетел в Ботсвану. — Он клиентов себе здесь ищет? — сухо усмехается Мбиа. Водитель такси жестикулирует руками и останавливается, когда один из омег поворачивает голову к альфам на балконе и что-то проговаривает. Молодой парень несколько раз ему кивает и сразу же двигается к Джелани и Джухёку. Первый вопросительно сгибает бровь и спускается по ступенькам, а за ним уже идёт сам Ким, не отрывающий свой заинтересованный, немного холодный взгляд от таксиста. Африканец направляется к ним довольно быстро, точно сейчас побежит. Это определенно не нравится им. У них тревожность почему-то пробирается в самые сердца. Снова глядят друг на друга и понять ничего не могут. Незнакомец останавливается и пытается отдышаться, а Ким становится напротив него, с вопросом на лице оглядывая тревожный вид перед собой. Джелани стоит позади и слегка наклоняет голову к плечу. — Значит, вы его знаете, — еле дышит водитель и торопливо облизывает губы, осматривая корейца и африканца. — О ком ты говоришь? — хрипит Хёк. — Об омеге, — парень сглатывает, а другие чуть расширяют веки. — Такой… светленький азиат, серые волосы, очень тихий и милый, — Киму не нужно больше слов, чтобы понять, кого пытается описать этот человек. — Я привозил его в это самое поселение не так давно. — Это мой младший брат, — отвечает Джухёк и всем телом напрягается, скрипя от волнения зубами. — В чём дело? — Брат?.. — приподнимает брови и прикусывает губу. — Тут такое дело… — никак не осмелится. — Говори живее, что знаешь, чёрт возьми, — включается уже Джелани и делает один шаг вперёд. Таксист вздыхает и кивает, только сильнее заставляет нервничать их обоих. Это начинает ужасно нагнетать. Альфы готовы с ума сойти от волнения. — В первую очередь вы должны знать: я и подумать не мог, что такое произойдёт, — начинает он и прикрывает на несколько секунд глаза, затем снова их открывает и смотрит на нахмурившего корейца. — Было начало девятого, когда он позвонил мне, следовательно, заказал такси. Я, конечно же, приехал, забрал вашего брата и явно не был рад услышать от него, куда именно нужно его доставить… но это моя работа. — Куда ты его, блять, отвёз? — рычит сквозь зубы со своей злобой Джухёк. Водитель такси потирает шею и сдирает нервно кожицу с нижней губы, отводя взгляд и очень тихо прошептав: — К ядовитой долине. Нет… Тэхён не может быть настолько глупым. Почему не угомонился, когда его так сильно об этом просили? — Что?.. — шёпотом произносит Джухёк, не желая верить своим ушам. Ему не хочется даже знать, что произошло дальше. Это может его уничтожить с концами. — Он просто хотел сделать снимки, он ведь журналист, — также тихо говорит и поднимает глаза. — Но его увидели… — Мой брат у Чон-Рено? Ответом оказывается один короткий кивок. Джелани матерится себе под нос и отворачивается в сторону, упираясь ладонями в бёдра и смотря в одну точку перед собой. — Я не успел ничего сделать… — виновато признаётся таксист и опускает голову. — Простите. Джухёк только и делал, что отдалял омегу от плохого на собственной Родине. Хотел для него только самое лучшее. Тэхён этого не понял. Тэхён совершил ужасную ошибку. Альфа прикусывает до боли нижнюю губу и качает головой. Не знает, что ему делать. Все мысли склеились, и теперь ему тошно от них. За брата и его состояние сердце разрывается. Как к нему там обращаются? — Хёк… — Мбиа поворачивает голову к старшему. — Это плохо. Ужасно. Ким окидывает их пустым взглядом, разворачивается и быстро двигается к своей машине, которая стоит около их дома. Не желает больше ничего слышать. Таксист широко раскрывает глаза и смотрит ему вслед, а Джелани только рычит и подрывается с места, идя за ним. Другой же африканец чешет затылок и возвращается к своему автомобилю, понимая, что эти двое вряд ли захотят с ним разговаривать, когда они уже узнали очень неприятную новость. Мбиа пытается догнать Кима, но тот даже не собирается хотя бы слегка замедлить свой шаг. Он зол. Очень сильно зол, как и сам Джелани. Альфа и представить не мог, что Тэхён хоть когда-нибудь решится на подобные вещи. Да, младший Ким учится на журналиста, но он слишком молод и неопытен в этой сфере. А в ядовитой долине никто никогда не ценил людей, которые суют свои носы в чужие дела, дабы потом сделать хорошую статью. Джелани пока что может только молиться, чтобы омега был там в порядке… Джухёк подходит к своей машине, открывает дверь с водительской стороны и собирается уже сесть на сиденье, но темнокожий парень быстро хватает его за локоть и тормозит на месте. Кореец перекидывает на него рассерженный и мятежный взгляд, не понимая такого действия. — Я не собираюсь сидеть на месте, когда знаю, что мой родной младший брат у этого ублюдка, Джелани, — Ким дёргает рукой, освобождаясь от крепкой хватки. — Не спеши… — Рено недавно натравил собственного льва на человека, который хотел помешать его бизнесу, а ты думаешь, что он пощадит моего брата? Журналиста? — в голосе ужасное раздражение. Слухи об этом инциденте с диким животным разлетелись очень быстро. — Ты не можешь просто явиться в ядовитую долину и попросить отпустить Тэхёна, — Мбиа говорит чуть спокойнее и делает один шаг вперед. — Тебя тут же убьют, Джухёк. Ваши родители… — Замолчи, — спокойно просит его и вздыхает, отворачиваясь и придерживаясь одной рукой за открытую дверь машины. — Мы должны что-нибудь придумать. Мы обязательно его вытащим оттуда, нам нужен какой-нибудь план, — его ладонь ложится на спину Кима. Хёку нужно к нему. — Ему страшно… Я знаю его, он напуган, — шепчет и жмурит до боли глаза, сдерживая рвущиеся наружу слезы. — Эти животные… Если они прикоснулись к нему, клянусь, я каждому из них переломаю кости, — сжимает ладонь в кулак и стискивает зубы. — Я убью Чон-Рено, даже если он весь свой львиный прайд на меня пустит. Джухёк поворачивает голову и сталкивается со взглядом Джелани. Мбиа уж точно пойдёт с ним до конца. *** Подставил целенаправленно ногу в капкан. Она вся сейчас истекает обильной кровью, как и само изуродованное сердце. Загнал себя в ловушку. Дверей наружу не видит. Его оградили от внешнего мира. В душе бушует ураган. Он глотает слёзы… Страх скулит, пронзает насквозь грудную клетку. Детёныш. Наивный беззащитный львёнок. В уголках медовых глаз блестят прозрачные капельки, губы совсем немного поджаты, веки очень тяжело раскрываются и закрываются. Больно моргать и даже дышать. Правая рука крепко сдерживает конец светло-голубой испачканной футболки, другая же просто сжимается в очень слабый кулак. Усталый и запуганный взгляд волчком бегает по виднеющейся перед ним территории: смотрит на людей совершенно разных рас и в немом шоке наблюдает за их действиями, точно первобытный. Он и правда здесь первобытный. Сам с места не двигается, просто пытается понять, что делают все они в этой плотоядной долине. Дёргается каждый раз, когда слышит громкий и кошмарно грозный приказ. Мимо него проходит один человек за другим, он за ними не следует — жутко боится. Глотает вставший в горле большой ком и тихо молит о своём спасении в таинственной для него местности. Вокруг слышит только устрашающие голоса таких же устрашающих мужчин, от которых мурашки пробегают по всему телу. «Живее, ублюдки». Парень сжимается и не хочет лишний раз двигаться. «Вы здесь для работы, не для отдыха». Не понимает, что ему нужно делать. «Это всё за ваши грехи». Каков его грех? Тэхён хотел понравиться одному человеку. Лишь в этом его оплошность. Он делает один шаг вперед, полностью выходит на улицу и лихорадочно ловит жаркий воздух, не отрывая глаз от людей, они все сейчас двигаются к тем самым большим ямам с водой. Омега понятия не имеет, что ему стоит делать здесь, в чистом аду, где его ни во что не ставят. Обнимает себя руками и чувствует, как слезы накапливаются в глазах. Тревожно и с надеждой в сердце поворачивает голову в сторону больших шатров, рядом с которыми виднеется несколько темнокожих альф с огнестрельными, спрятанными в кобурах, оружиями. Волосы дыбом встают от одного вида, только Тэ продолжает смотреть туда, рассчитывая, что совсем скоро в зрительном поле появится нужный человек. Делает ещё один короткий шаг и жуёт потрескавшиеся персиковые губы, хлопая мокрыми густыми ресницами и убирая пепельную прядь волос с глаз. Не видит его. Возможно, это к лучшему. Всё же поменялось. Теперь Тэхён знает его имя, и это только всё ухудшило, разбило все детские мечты и желания, что так быстро расцвели в нём из-за какого-то холодного взгляда. Омега боится его намного сильнее, чем раньше. Он уже не незнакомец, он Чон-Рено. Тэхён стоит около дома, где находился всю ночь вместе с остальными людьми. Веки слипаются, организму нужен сон, а Ким не позволил себе уснуть даже на полчаса. Сидел на кровати всю ночь и смотрел в стену, заполняя свою голову только одним человеком, который находился где-то снаружи. Хотелось плакать, рыдать, орать и надрывать собственный голос, прося у него о помощи, которую никогда ему не предоставит. Боль кровоточила глубоко в нём. Не был в состоянии произнести ни слова, ни ровно вздохнуть. Глаза ныли вместе с сердцем, а толку забыться в пьяном сне не было. Он губил себя мыслями о том, что потерял счастливые дни в Саванне. Он был так наивен. И в эту бесконечную и самую ужасную ночь в своей жизни Тэхён поднимался и приближался к высоким дверям около десяти раз. Прикасался лбом и подушечками пальцев к дереву, пытался шепотом докричаться до сероглазого мужчины. Он его не слышал. Его шёпот не был услышан. Ким ни с кем не разговаривал, даже не хотел этого делать. Ему просто хочется домой к брату. Он согласится никуда не выходить, будет сидеть целыми днями в четырёх стенах, только пусть поскорее его заберёт отсюда. Поблизости ходят очень много людей, по одежде и разговорам Ким в состоянии отличить обычных рабочих от людей Чон-Рено. В основном руководят здешним порядком только чистокровные африканцы. Они не один раз орали на Тэхёна, принуждая его двинуться к алмазным копям непонятно для чего. Только омега от страха продолжает стоять на месте и наблюдать за происходящим. Он вздрагивает всем телом, когда некий темнокожий альфа грубо хватает его за локоть и насильно тащит за собой. Тэхён издаёт тихий писк и пропускает в глаза сильный испуг, послушно идя за ним и спотыкаясь буквально о каждый камень на пути. По щеке скользит одинокая, но такая горькая слеза. Потерянно смотрит на мужчину и кусает нижнюю губу, старается избавиться от хватки или хотя бы ослабить её. Слишком больно. — Журналистам отдельное приглашение нужно? — цедит он и скалится, ведя парня в сторону алмазных копей. — Такие крысы, как вы, должны больше всех потеть и пускать кровь на этих землях, поэтому не стоит стесняться. — Б-больно… — шепчет и тянет руку на себя. — Привыкай. Не хочет… Сейчас бы спрятаться хоть где-нибудь, чтобы его никто не замечал и не заставлял что-либо делать. Тэ не был готов к этому. — Он же сказал, что ты делаешь ему больно, — омега раскрывает веки и поворачивает голову в сторону доносящегося голоса. Африканец вместе с Кимом останавливается около чьей-то машины и оба переключаются на корейца с короткой стрижкой, кто приближается к ним и держит недовольный взгляд только на одном из них. Тэхён видел его вчера, около костра, когда кто-то насильно притащил его туда. — С каких пор нас это должно интересовать, Квон? — усмехается темнокожий мужчина. — Иди по своим делам, с ним я сам разберусь, — он останавливается напротив них и кивает в сторону, смотря альфе в глаза. — Давай. — Как скажешь, — хмыкает и отпускает зажатого Кима. Он их покидает, оставляя наедине. Тэ быстро моргает и внимательно смотрит на темноволосого, делая один шаг назад и встречаясь спиной с чужим автомобилем. Ему страшен буквально каждый здесь. Никому не доверяет, даже сероглазому мужчине, которым бредил несколько дней подряд. Омега глядит на альфу и прикусывает губу, пока тот продолжает стоять на месте и рассматривает его с неким странным любопытством. От этого становится немного не по себе. У Тэхёна в глазах больше слез появляется. Он почти дрожит. Мечтает провалиться под землю, чтобы никто с этой земли не смотрел на него. Зародили в нём жуткий страх. — Ты как? — мягко и негромко спрашивает мужчина, чуть склонив голову к плечу. Ким шмыгает носом и отводит взгляд. — Ты, наверное, голоден. Ты должен поесть. Еда в горле застрянет. Тэхён только сильнее прижимается к машине и до боли зажимает нижнюю губу между зубов, не зная, куда деть мокрые глаза. Смотрит на красную землю и испачканные ею свои голубые кеды, а на одном из них и вовсе развязаны шнурки, только Ким точно не опустится их завязывать. Мужчина вздыхает и оглядывает его в очередной раз, сминая пальцами свою шею и поджимая губы. — Не бойся меня. Глупо мне сейчас тебе такое говорить, но я правда не наврежу, — как можно спокойнее пытается объяснить Квон. — Никто не навредит, я лично за этим прослежу, — Тэхён проводит пальцами по щеке, убирая капельки слез и поднимая взгляд на мужчину. — Меня зовут Хан, — представляется он. — А как твоё имя? Тэхён снова молчит и просто смотрит на альфу, жуя свои губы и задумываясь. В данный момент ему только в собственных мыслях безопасно. — Я обещаю… — уже шепчет, чуть наклоняясь и заглядывая в глаза цвета мёда. — Я не обижу, — коротко кивает и приподнимает один уголок губ. — Тэхён… — очень тихо. Хан расплывается в улыбке, обнажая зубы и не имея желания отводить взор от паренька. Он-то всё ещё боится, даже если подал голос и сообщил своё имя ему. — Ладно, Тэхён… Ты выглядишь очень молодо, и это меня, честно говоря, немного пугает, — с подозрением говорит Квон Хан и сужает глаза. — Ты совершеннолетний? В Ботсване человек прекращает быть ребёнком в двадцать один год, но альфа более чем уверен, что омега к этому возрасту ещё не подошёл. Этот факт Хана действительно очень напрягает, так как в ядовитой долине только совершеннолетние. На этой земле никогда не держали детей. Чон-Рено не настолько ужасен, чтобы соглашаться на подобные сделки. До такого он вряд ли докатится, однако мужчине что-то подсказывает, что Тэхён всё ещё ребёнок. Это видно по яркому и какому-то нежному взгляду, который то отводится куда-то в сторону, то возвращается обратно к нему. По щекам никак не прекратят катиться слёзы из-за страха, и руки альфы так и тянутся к его нежной коже, чтобы избавить от лишней влаги. Губы мелко дрожат и трескаются от сухости, независимо от того, что Тэ периодически их кусает. Он выглядит слишком невинно. Ему нечего делать в долине рядом с такими грязными изнутри людьми. — Нет, — Ким мотает головой и сглатывает. — Мне восемнадцать. — Тебе здесь не место, — со злостью проговаривает Квон и потирает переносицу двумя пальцами, прикрыв глаза. — Я сглупил… — в очередной раз шмыгает носом. — Но… — альфа поднимает взор на парня, захлопавшего быстро веками, — как ты в таком раннем возрасте стал журналистом-то? — Я не журналист… — сильнее зажимает в пальцах футболку. — Что? — хмурится он и откровенно ничего не может понять. — Как это? — Пока что не журналист. Я только учусь… на первом курсе. Мужчина качает головой, затем вскидывает подбородок и смотрит на него из-под век, оглядывая лицо. — Но вчера фотографии ты же сделал не просто так, я правильно понимаю? Тэхён от подобного вопроса чувствует себя ещё более ужасно. Понимает уже, что альфа вряд ли прикоснётся к нему, но всё равно страшно. — Я должен был сегодня возвращаться в Южную Корею, и там… — признаётся и отводит взгляд. Всё слишком очевидно, чтобы скрывать. — И там писать о ядовитой долине, — договаривает вместо него Хан и пристально следит за чужими глазами. — Я должен был, — это говорит он уже очень тихо. — Тэхён, Чонгук жутко непростой, — омега вопросительно глядит на него. — Я говорю о Чон-Рено. Он мало кому прощает такое. Люди кричат, что в нём живут только жестокость и бесчеловечность, но это абсолютно неверно, — делает паузу, а Тэхён заинтересованно ожидает. — В нём живёт справедливость, и он преподносит её в своеобразной форме. Такое его воспитание. Воспитанный львами… Ким смотрит куда-то мимо плеча стоящего напротив Хана и сильнее расширяет глаза, пуская одну слезу по щеке. Альфа, замечая изменения, вскидывает бровь и оборачивается, глядя в сторону высоких решетчатых ворот и замечая идущего Чонгука. Малыша напугал один только его вид? Квон понять не может… Хан снова смотрит на Тэхёна, который уже опускает взгляд и шагает к алмазным копям, хотя его никто об этом не просил. Мужчина проводит по нижней губе кончиком языка и провожает малого взглядом, дабы убедиться, что к нему больше никто не полезет. Когда омега уже останавливается около специальной корзины для добычи алмазов, Квон напрягает скулы и торопливо движется к Чон-Рено, который уже успел его заметить. Чонгук сегодня выглядит крайне напряженным, точно так же, как и сам Хан. Однако Чонгук в данный момент идёт спокойно и медленно, анализирует всё вокруг, что не сказать о его друге. Альфа зол то ли на него, то ли на ублюдскую судьбу, но руки тянутся задушить здесь пока что только Рено. Он невольно сжимает обе ладони в кулак и слегка опускает подбородок, стреляя в Чонгука недовольным взглядом. — Тэхён, — сквозь зубы цедит Хан и останавливается напротив Чонгука. — Вы уже познакомились? — всерьёз спрашивает Чон-Рено и смотрит альфе прямо в глаза. — Тебе легко найти общий язык с людьми, однако. — Ему восемнадцать, — заявляет Квон. — Он ещё ребёнок. Он напуган и постоянно плачет. Хану кажется, что выражение лица Чонгука за пару секунд как-то меняется, точно сказанные слова на него повлияли. Старший альфа несильно хмурится и глядит вперед, мимо друга, уделяя своё внимание уже парню, стоящему на месте и вытирающему свои щеки. Он проводит по нему взглядом, замечает испачканную футболку и снова возвращается глазами к Квону. — Я понял, — холодно говорит Рено и обходит младшего. — Блять, Чонгук, — рычит Хан и оборачивается, смотря на отдаляющуюся спину. Рено идёт прямиком к наивному Тэхёну, который сейчас ничего и никого не замечает. Чонгук чуть склоняет голову к плечу и замедляет свой шаг, когда оказывается позади него где-то в пяти метрах. Пока есть шанс, он сам себе позволяет понаблюдать за ним. Слышит, как тот шмыгает носом, видит, как торопливо пытается избавиться от слёз. Тэхён топчется на месте, и никто его не трогает, точно все ждут, когда омега сам додумается взяться за корзинку. Тут каждому нужно работать, но ему страшно. Чонгук это чувствует всем телом. Чуть меньше, чем вчера, но всё равно боится, как запуганный ребёнок. Рено подходит только ближе со спины, не подаёт ни звука, сам анализирует его осторожные движения. Тот стоит напротив него в нескольких коротких шагах и не пытается даже обернуться назад, а ведь знает, что Чон-Рено сейчас в ядовитой долине и находится где-то поблизости с ним. Странно. Не так давно именно этот омега со стороны смотрел на Чонгука, а сейчас неожиданно поменялись местами. Рено останавливается в двух шагах от него. Некоторые из его людей любопытно за ним наблюдают, понять не могут, что делает мужчина, но получая в ответ ледяной взгляд, они все мгновенно отворачиваются и начинают заниматься своими делами. И альфа снова полностью переключается на мальчика в голубой футболке. — Ты не устал? — вылетает из его рта тихий вопрос. Тэхён на месте дёргается, но не оборачивается. Выпрямляет спину, и Чонгук готов поклясться, что слышит, как младший тяжело сглатывает. Ким слегка поворачивает голову, показывает стоящему сзади мужчине свой профиль и раскрывает рот. Чонгук повторяет для себя: «Невероятно красив». — Я ещё не начинал… — решается ответить очень тихо и с сомнением в голосе. — Я не об этом, — говорит Чон-Рено и скользит взором по шее, где виднеется тоненький шрам. — Не устал плакать? — вновь возвращается к лицу. Омега тыльной стороной ладони проводит по линии челюсти и поворачивает голову, сталкиваясь своими заплаканными и покрасневшими глазами с ярко-серыми. — Я не плачу. Ведь правда. Тэхён сейчас не плачет, это было минуту назад. — Но хочешь, — ещё один шаг вперёд, и Ким максимально напрягается. — Только и делаешь, что пускаешь слёзы, как маленький. — Здесь подобным нельзя заниматься? — спрашивает и снова отворачивается, смотря вперед. — Можно, — мгновенно отвечает Чонгук и чётко ощущает цветочный аромат, из-за которого в глазах несильно темнеет. — Но я не терплю детей на своей земле, — омега задумывается и прикусывает губу. — Ни на что непригодны, — будто специально такое говорит. — Скорее всего, как и ты. Широкая вздымающаяся грудь, обтянутая бежевой тканью футболки, прикасается к чужим лопаткам. Чонгук немного подаётся вперед, ещё раз позволяет себе вдохнуть этот лёгкий запах, витающий совсем близко. Очаровательно приятный и одновременно будящий в нём всех спящих демонов. Альфа прикасается указательным пальцем к аккуратному подбородку Тэхёна, поворачивает и заставляет смотреть на себя, что младший и делает. Рено заглядывает ему куда-то в глубины глаз, осматривает светлую бархатную кожу, крупный, но красивый нос с родинкой на кончике, густые приподнятые брови и напоследок обращает внимание на сухие персиковые губы, что сейчас приоткрыты. Большой палец альфа тянет чуть вверх, специально задевая нижнюю губу. Тэхён тяжело выдыхает, смотрит на него так шокировано и напугано, что просто не может ничего сделать. Весь образ этого омеги чертовски нежный. Даже в таком плохом состоянии Тэхён в силах создавать вокруг себя яркий свет. От него исходит чистая и теплая аура. — Тогда… — шумно сглатывает и сам опускает взгляд на чужие губы, — отпустишь меня? — вновь к глазам. Такое возможно здесь? — Это не в моём духе. — И чего же мне ждать? — он опять готов расплакаться. — Взросления, — томно говорит и опускает руку. — Я когда-нибудь научусь понимать тебя?.. — шепчет и смотрит на него снизу вверх с надеждой в чёрных крохотных зрачках. — Научишься, и за свой мерзкий поступок останешься в ядовитой долине, — холодный тон сводит с ума в буквальном смысле. — Ты ведь этого хотел в Саванне? — Ким в неясности хмурится. — Быть ближе ко мне? И во всех смыслах… Тэхён уже корпусом к нему поворачивается и шумно сглатывает. Бессмысленно отрицать чистейшую правду. Он желал быть как можно ближе к этому человеку, иметь возможность разговаривать с ним и стоять на таком опасном и необходимом расстоянии. — В те дни я не знал лица Чон-Рено, — уверенно отвечает омега. — Я мечтал о незнакомце с собственными львами, а сейчас передо мной стоит совершенно другой человек, который меня только жутко пугает. — Ты не меня боишься, львёнок, а моего имени. Лучше бы Тэхён так и продолжал гадать, как зовут сероглазого мужчину. Лучше бы он сам придумал ему имя. Лучше бы он просто не встречал его в Саванне. Лучше бы, лучше бы, лучше бы… В какой-то степени Чонгук говорит правду, потому что раньше Ким его только стеснялся, как ненормальный, но продолжал искать моменты, чтобы встретиться с ним. Как Тэхён не догадывался, что он львиный Бог? Глядит на него и понять не может, почему сердце так сильно тянулось и по сей день тянется к нему. Это ненормально. Так не должно быть, ведь Чон-Рено не заслуживает этого. Он и правда устал плакать. Глаза горят, болят и щипят от слёз, что не переставая текут ещё со вчерашнего вечера. Но они не прекращают анализировать стоящего напротив него человека, чья внешность завораживает, дурманит и поражает. Ему нравятся отросшие русые волосы, заведенные назад, яркие пугающие глаза, в которых не видит света, и аккуратные гранатовые губы, зарождающие в нём неправильные желания. Его сводит с ума единственная татуировка льва на этом теле. Она его с самых первых секунд зацепила. Весь образ красивого и властного мужчины показывает, кем он является на самом деле. — Не называй… — Чонгук наконец-то видит, как слеза снова мочит щеку. — Не называй меня так нежно. Не смей. Больно слышать от него такие ласковые слова. — Ты заслуживаешь чего-то похуже? Он настолько близко находится к нему, что Тэ кажется, что старший слышит биение его сердца. — Нет… — шепчет и сильнее плачет, отводя взгляд в сторону и прикусывая дрожащую нижнюю губу. — Получше? — чуть нагибается. — Н-нет, — и больше слёз. Альфа тихо вздыхает и наблюдает за тем, как Тэхён чуть ли не рыдает в голос и старается длинными пальцами растереть лицо, но из этого ничего не выходит. Стоит в буквальном смысле в полушаге от Чон-Рено и хнычет, опуская голову и показывая Чонгуку свою немного растрепанную серую макушку. Какое же он дитя. — Прекращай плакать, — обыкновенно говорит Чонгук, а Ким даже не думает слушаться. — Подобная слабость тебя здесь убьёт, и очень быстро. Учись быть сильным, чтобы выжить, — он чётко выговаривает слова, насильно пытается вбить их в чужую голову. — Разве не в Африке ты воспитывался? — Тэ глотает ком и невнятно кивает. — Вот и не позорься. Докажи, что являешься ботсванцем. Младший поднимает на него глаза и вопросительно сгибает бровь, шмыгая носом. — И каким образом я должен это доказать? — искренне интересуется Тэхён. — Добычей алмазов? Чем больше драгоценных камней у тебя, тем сильнее я, Чон-Рено? Произнося его имя, обжигается не только язык, но и сердце. — Я не количеством алмазов собираюсь измерить твою внутреннюю силу. — Тогда чем? Чонгук оглядывается назад, смотрит на высокие зеленые заросли джунглей. Ким непонимающе хлопает густыми мокрыми ресницами и повторяет за альфой. Тропический лес нагоняет восхищение и страх, а звуки, исходящие оттуда, только дополняют всю атмосферу ядовитой долины. — Слышишь? — парень округляет глаза от вопроса и внимательно прислушивается. — Звуки водопада. Звуки Ла Алегрии. — Ла Алегрии? — переспрашивает и смотрит на Чонгука, который тоже уже переводит на него взгляд. — Да, — подтверждает и кивает, протягивая руку и прикасаясь костяшками пальцев к щеке Кима. — Сегодня она очень шумная, нежели обычно, точно пытается докричаться до нас, — большой палец убирает слезу с кожи, вызывая у омеги лёгкую дрожь. — Не оставляй это без внимания. Чон-Рено стоит ещё несколько секунд, напоследок осматривает личико напротив, а затем покидает молчаливого потерянного парня, двигаясь в сторону шатров. Тэхён прекращает плакать. Теперь он прислушивается к шуму, потому что хочет понять, зачем альфа сказал ему это. *** Время не для ямайской ганджи — время для грязных алмазов, как бы печально это ни звучало. Сердце может и болит, но с дурацкой и вечно счастливой улыбкой на губах продолжает усердно работать, часто поглядывая на оранжевое бесконечное небо. Африканские красоты хочется нарисовать, но талант есть только в курении и пении музыки в стиле регги. В голове крутятся незабываемые строки любимой песни. Чимин так давно не слушал её на всю громкость, его лишили прекрасного в его интересной жизни. Именно это заставило его ещё с утра погрустить тридцать минут под жаркими лучами беспощадного ботсванского солнца, сидя около чьей-то непонятной машины. Он был готов проливать слезы, потому что душа страдала из-за отсутствия маленького старого красного плеера. Это крохотное чудо, небось, в данный момент валяется в кармане у кого-то из людей Чон-Рено. Чимин не первый день с жутким подозрением оглядывает каждого альфу, чтобы понять, кто именно прячет его драгоценность. У омеги очень скоро ломка начнётся. Обычно такое бывает, если долго не курит марихуану. Но вот дело в том, что травки у него полно, почти на все дальнейшие сотни лет, а обыкновенной песни попросту здесь нет. Пак ещё ни разу не слышал, чтобы на этой стороне ядовитой долины включали музыку. Они только умеют следить за каждым шагом, допрашивать, рычать, курить и смеяться над собственными шутками, которые Чимин очень часто подслушивает из-за накатившей скуки. А ведь омега с тоненькими косичками несколько раз просил их разнообразить здешнюю атмосферу хорошей и приятной музыкой, так как от этого каждому будет легче работать на алмазных копях. Однако его никто, конечно же, слушать не стал. Ямайца быстро отправили добывать драгоценные камни. Пак не расстроился. Он не собирался сдаваться так быстро. Топает правой ногой по красной земле и плавно двигает бедрами, веки снова раскрываются, и пухлые влажные губы двигаются, тихо напевая себе под нос ненадоедающие строки. Растаман, танцуя, двигается к своей небольшой корзине и садится рядом с ней на корточки, заглядывая на самое дно и рассматривая очень маленькие разные камни. Он прикасается подушечками пальцев к ним и разыскивает нужные Рено полупрозрачные алмазы, качая головой и иногда поднимая глаза на остальных рабочих. Здесь очередная тишина, а Чимин так уже не может, парень откровенно устал молчать. Рассчитывает, что после этой работы он обязательно с кем-нибудь поговорит, а сейчас продолжает искать драгоценности. Ценные камни в таких корзинах сложно обнаружить, потому что они редко попадаются. За целый день Пак успевает отдавать африканцам по десять-одиннадцать алмазов, что очень мало. Чимин поворачивает голову влево и растягивает губы в довольной счастливой улыбке, посматривая на профиль Мин Юнги. Блондин спокойно сидит на собственных ногах и, как Пак, ищет на дне своей корзины алмазы. На удивление, он ничего злобное не бубнит, никого не проклинает и даже не пытается убежать. Он либо смирился со своей судьбой, либо решил просто устроить себе небольшой перерыв. Молодой парень только несколько раз пересекся с Чимином взглядом, но в основном был поглощен в работу, даже травку у ямайца не попросил. Уж очень сильно Паку сейчас хочется увидеть в очередной раз улыбку на его маленьких губах. Это становится настоящим и ярым желанием. Растаман облизывает торопливо губы, смотрит на тихого Юнги и слепо перебирает камни, рассчитывая на ощупь понять, где алмаз, а где ненужный мусор. — Don't worry… — начинает негромко Чимин, — about a thing, — улыбка у него только шире. — 'Cause every little thing… gonna be all right, — поёт довольно красиво, делая нужные паузы, прям как в самой песне. Юнги, услышав его пение, осторожно переводит на него взгляд и сгибает бровь, а ямаец продолжает: — Singin': Don't worry… about a thing, — чуть громче произносит строки и подмигивает корейцу. — 'Cause every little thing… gonna be all right. Именно эта песня всегда приносила Чимину приятные ощущения в области груди. Эти строки для него нечто важное в жизни, как будто гимн. Она у него ассоциируются со своей большой семьёй, которая находится на Ямайке. Они понятия не имеют, где сейчас Чимин. Но чувствует, никто о нём не забыл и не забудет, прям как сам омега. Эта песня поможет помнить буквально о каждом моменте на родном острове. Пак внимательно смотрит на Юнги и наблюдает за тем, как и на его розовых губах неожиданно начинает светиться долгожданная и нежная улыбка. Блондин несильно морщит нос и опускает голову, смеясь и потом вновь возвращая внимание к парню с косичками. Чимин и сам смеётся, окидывая Мина взглядом и прикусывая нижнюю губу. Ему приятно знать, что Юнги смог улыбнуться из-за того, что Пак решил спеть ему расслабляющие слова из любимой песни, которую так бы и хотел дать ему послушать вместе с хорошей мелодией. Но, видимо, блондину понравилась и обычная акапелла от нового и немного придурковатого молодого парня. Он улыбается очень искренне и очаровательно, словно ему сказали, что он покинет ядовитую долину завтра утром, ведь Юнги действительно кошмарно сильно ждёт эту новость от ненавистных ему людей на этой алмазной территории. Чимин понять не может, почему сегодня ему так понадобилась улыбка Мина. От неё у него у самого настроение становится чуть лучше. Неужели один только поцелуй так сильно повлиял? Характер Юнги холодный, как лёд. Он отлично умеет отталкивать от себя людей. К нему нужно находить необычные и правильные подходы, и именно тогда омега сможет хоть немного раскрыться и показать настоящего себя. Чимин хочет сделать ещё больше шагов к нему, дабы увидеть все минусы и плюсы в нём. Это как некий глупый план. Он должен стать единственным человеком, которому Юнги научится доверять, но пока что блондин рассказал ему только то, почему, собственно, попал в ядовитую долину. Мин падает пятой точкой на красную землю и упирается локтями в свои грязные колени, не сводя с Чимина взгляда. Друг друга гипнотизируют и улыбаются очень ярко, излучая собственный свет. Ямаец издаёт тихий смешок и берёт свою корзину, оглядываясь на людей Рено, следящих внимательно за ними. Пак вновь поднимается на ноги и медленно двигается к Мину, садясь поближе к нему и укладывая свою вещь рядом с его. Блондин молчит и слова не проронит, смотрит растаману прямо в глаза и только шире улыбается, проводя кончиком языка по нижней губе. Чимин облокачивается ладонями назад и снова усмехается, склоняя голову к плечу и рассматривая симпатичное лицо своего нового друга. В моменте темноволосый начинает мычать мелодию песни, которую пел Мину, и вынуждает в эти секунды Юнги засмеяться. — Можно? — улыбается и сгибает вопросительно бровь, кинув беглый взгляд на полные губы. — Без марихуаны будет не менее приятно, — отвечает совсем негромко Чимин. Юнги удобнее поворачивается к ямайцу и широко улыбается, чуть приблизившись к его лицу. — Целоваться с тобой мне понравилось чуть больше, чем курить вашу ганджу с Ямайки, — признаётся и пожимает плечами, вызывая искренний смех у другого парня. — Не знаю, должен ли я расстраиваться. — Лучше не стòит, Чимин. Юнги с улыбкой накрывает его сладкие и чертовски мягкие губы, медленно прикрывая свои веки и даже задерживая дыхание. Правая рука Пака сразу же оказывается на шее блондина и притягивает его плотнее к себе, чуть приподнимаясь и с огромным энтузиазмом и желанием сминая нижнюю губу своими. Они ударяются зубами, и от этого широко улыбаются, не находя в себе силы хотя бы ненадолго отстраниться. Обоим одинаково сильно нравится целоваться и видеть друг в друге партнёров. И первый, и второй хотели бы посвятить целые дни на это, только вот собаки Чон-Рено не позволят им так долго наслаждаться приятными вещами. «Не беспокойтесь ни о чем». В сердце вспыхивает невероятно большое и тёплое пламя рядом с Чимином. «Ведь каждая мелочь будет в порядке». Именно с ним чувствует себя расслабленно и отстранённо от всех проблем. Юнги шире раскрывает рот и трогает языком чужой, нарочно прикусывая кончик и вызывая безумно нежный стон. Волосы дыбом от этого встают, и Мин только вжимается в чужие губы, мыча и желая куда большего, нежели обыкновенный, но восхитительный поцелуй с этим ямайцем. Он касается его колена и ведёт ладонью выше, пытаясь дышать через нос, но получается только прерывисто собирать в себя воздух. В Африке всегда жарко, а сейчас температура поднялась в несколько раз. Чимин сам уже приподнимается, становится на колени и хватается за конец чужой футболки, совершенно выбивая из мыслей место, в котором сейчас находятся. Они здесь далеко не одни, однако позволяют себе подобные шалости. Нуждаются в этом. И именно друг с другом, а не с кем попало. Пак и Мин сейчас не накурены, и целоваться без сигарет и правда оказалось не менее приятно. — Вы двое! — под этот грубый крик они отстраняются и тяжело дышат, раскрывая глаза. — За корзины схватились, пока обоим губы не отрезали. Парни оборачиваются и смотрят на африканца, у кого в руках согнутый и большой нож. С ним спорить точно не собираются. Даже сам Юнги сдаётся и хмыкает, отворачиваясь и приближаясь к своей корзине. Чимин также повторяет за ним, но не прекращает широко улыбаться, поглядывает на Мина и проводит по нижней влажной губе языком. Мин, конечно же, замечает его прожигающий взгляд, и буквально из-за этого покрывается лёгким румянцем, делая вид, что перебирает камни на дне корзины. Сейчас ему абсолютно не хочется добывать какие-то алмазы. Он поглядывает на своего партнера по поцелуям, который сейчас промывает камни и сдерживается, чтобы не заулыбаться, как школьник. До ломки жаждет вновь вернуться к нему. Им нужно до последнего вздоха целоваться. — Чимин, — зовёт его Юнги и сразу привлекает внимание. Блондин прикусывает губу и оглядывается по сторонам, тихо прошептав: — Ты бы не хотел сбежать с этого Богом забытого места вместе со мной? Пак сгибает бровь и усмехается уголком губ. Вместе? Ямаец с первого дня, как познакомился с Юнги, узнал, что парню хочется как можно скорее уйти отсюда и спрятаться непонятно где. Но Чимин никогда об этом не задумывался, потому что сам пришёл в ядовитую долину. — И куда ты хочешь, чтобы мы сбежали? — интересуется таким же тихим тоном Пак. — И каким образом?.. За нами следят в оба глаза, да и мне здесь вполне нравится. Мин искренне понять не может этого парня. — Прекрати, — он закатывает глаза и поджимает губы. — Мы могли бы быть свободны в каком-нибудь другом государстве Южной Африки. — В каком?.. — щурится и потирает пальцами свой подбородок, задумываясь. Юнги сейчас действительно кинет в него большой камень. — Неужели это так важно? — спрашивает Юнги и вопросительно вскидывает бровь. — Мы выбираем, где нам жить, малыш, конечно, это важно, — кивает Пак, слыша, как блондин тяжело вздыхает. — Например, я отказываюсь жить в демократической республике Конго, там сейчас гражданская война, — поясняет он и смотрит в расширенные глаза Мина. — Что насчёт… Мадагаскара? Юнги негромко смеётся и подаётся вперед, коротко целуя Чимина в губы и вновь возвращаясь на своё место, чтобы не заметили здешние собаки. — Давно хотел там побывать. — Тогда нужно придумать, как выбраться отсюда, — с улыбкой говорит. — И нам точно понадобятся алмазы… — Как ты сказал мне в первый день нашего знакомства: «Нужно брать от жизни всё, что она даёт», — тихо произносит Мин и тепло ему улыбается. — И мы возьмём драгоценные камни. И пока не видят другие, Чимин снова оставляет ласковый поцелуй на губах Юнги. *** Смотреть на свое прошлое с опасной зоны больно. Особенно больно, когда видишь и сам понимаешь, что за несколько часов изменилось слишком много вещей. Он привык жить в спокойствии и мире. Ему чужда вражда, злоба и жестокость. Вырос среди добрых и искренних личностей, теперь же его окружает один ужас. И этот ужас проник не только в красную африканскую землю, что до последних дней останется любимой, но и в души находящихся на ней людей. Как же тяжело это принимать. Так же тяжело верить своим глазам и ушам. Хочется наорать на самого себя и сказать: «Прекрати быть ребёнком. Это больше не твоя Ботсвана». Но Тэхён ни за что не прогонит в себе любовь к родным землям. Это его Ботсвана, захваченная плохими лицами. Они очерняют её, загрязняют кровью и собственными нечеловеческими правилами, которые слушать не желает. Кто-то должен спасти эту страну Южной Африки, чтобы одно из сердец окончательно не разбилось вдребезги. В который раз уже усталыми и жутко красными глазами бегает по каждому человеку, в чьих испачканных руках виднеются плетенные специальные корзины? Во рту сохнет от вида ядовитой долины и мыслей о владельце её. В висках барабанит от каждого чужого слова, его скоро тошнить начнёт от переполняющих его эмоций. Пальцы больше не дрожат, но уверенно продолжают сдерживать ткань своей уже давно не чистой одежды. Об её смене Ким думает в последнюю очередь. Совершенно не заботит собственный вид. Плевать, как видят его люди, когда они сами толком ничем не отличаются от самого младшего здесь. У него страх никуда не девается, остаётся с ним до последнего, как верный друг. Он нагло поселился в нём и только ждёт нужного часа, чтобы в очередной раз увеличиться и свести парня с ума. А из-за отсутствия даже короткого сна за целый день нормально двигаться не получается: всё тело ноет и ломит. Тэхён больше не плачет, но это не значит, что он сейчас не хочет этого больше всего на свете. Он слушается Чон-Рено: успокаивается немного и старается услышать водопад, что находится глубоко в африканских джунглях. Он так громко и красиво шумит, нагоняет мурашки на его бархатную светлую кожу. Появляется дикое желание приблизиться к Ла Алегрии и понять, о чём же она говорит ему. Зачем вообще поверил Рено? Он мог ведь просто своими словами его запугать, отвлечь от чего-то, чтобы Тэхён полностью отдал себя мыслям о невиданном прежде водопаде. Однако, стоит заметить, у альфы это хорошо получилось, потому что Ким периодически оборачивается и смотрит долгое время на высокие зелёные заросли, прислушиваясь и хлопая густыми ресницами. Но омега занят не только этим делом. Он больше времени уделяет самому Чон-Рено, который даже к восьми часам вечера не покинул ядовитую долину ещё ни разу. Мужчина редко появляется на глазах, но он точно находится здесь и вместе со своими верными людьми внимательно следит за добычей алмазов. За много часов работы Тэхён не предоставил ему ещё ни один крошечный алмаз, что нельзя сказать о других рабочих. Их здесь около пятидесяти человек, и многие из них на дне своих корзин смогли обнаружить драгоценные камни, только вот не Ким. У него попросту не получается среди грунта и многих других обыкновенных камней найти прозрачный и имеющий цену. Он не так давно узнал, что на этой стороне Саванны добывают алмазы. Тэхён не успевает всё понять. Не выдерживает мыслей, боли и эмоций в себе. Плохо от того, что своими руками ищет вещь на продажу. Грязные алмазы. Их покупают в других странах и понятия не имеют, как сложна их добыча. Радует только то, что за целый день ничего не произошло. Чон-Рено спокоен и не так опасен, как его об этом предупреждали. Ким пока что ничего не заметил. Рабочие тихо работают и иногда переговариваются, а он сам за это время только и делает, что молчит. Последний раз он разговаривал утром с Чонгуком, и больше никто не смел к нему подходить и говорить. Хан и правда сдерживает своё обещание: не даёт никому его тревожить, ходит где-то поблизости и часто поглядывает на Тэ, следя, чтобы никто вновь его не обидел. Омега благодарен ему за это, поскольку сегодня он слишком напуган: всё принимает в штыки и постоянно ищет поводы для горьких слёз. Тэхён, вздыхая и раскидывая на коленях руки, сидит на сухой земле со скрещенными ногами и смотрит на корзину, лежащую напротив него. Он жутко устал. Ладони и пальцы болят, больше нет сил держать эту вещицу и искать на её дне камни. Ничего не получается. Его клонит в сон. Омега зевает и одним кулачком потирает закрытое веко, посматривая через другой немного раскрытый глаз на Чон-Рено, стоящего с Квон Ханом и ещё одним корейцем с блондинистыми волосами около одного из шатров. Как бы ни была личность Чонгука ненавистна, он сохраняет свой шарм и красоту при таком оранжевом и тусклом свете заходящего солнца. Его облик сносит крышу в буквальном смысле. Выглядит так правильно, как настоящий африканец со своими странными убеждениями в голове. Ужасно прекрасен внешне. Можно приложить правую ладонь на грудь в области сердца и поклясться, что прежде никогда не встречал такого мужчину. Тэхёну даже удаётся незаметно и невольно провести языком по засохшим губам, рассматривая длинные и открытые руки загорелого мужчины, который сейчас совершенно им не занят. Смотрит на разговаривающего блондина и внимательно его слушает, лишь иногда оглядывается по сторонам, дабы убедиться в сегодняшнем порядке. Но не пересекается взглядом с тем, кто до сих пор считает его чем-то божественным на Земле… Львиный Бог… К нему так желает прикоснуться кончиками пальцев. Нужно вновь почувствовать горячую кожу на ощупь. Тэхён невероятный безумец. Он и сам это признает. Просто ещё не смог убить в себе новые чувства, приносящие ему одну лишь боль. Ким всё же заставляет себя отвести собственный чересчур заинтересованный взгляд от него. Быстро хлопая ресницами и отгоняя желание крепко поспать, омега смотрит на небольшой уровень воды в большой яме, около которой, собственно, он и сидит. Рядом с ним только трое рабочих, а остальные находятся чуть дальше них и спокойно занимаются промыванием грунта. В один момент Ким сжимается всем телом, раскрывает чуть рот и сводит брови у переносицы, полностью сосредоточившись на одном африканце впереди себя, который стоит по колено в нечистой воде и держит в руках почти пустую корзину. Альфа и сам смотрит на парня в двух метрах от него, тяжело сглатывает и почти не дышит. Пот льётся по его вискам и лбу, ноги чуть дрожат вместе с большими тёмными губами. Тэхёну абсолютно не нравится то, что сейчас происходит, но он продолжает мирно сидеть и молчать, ни на секунду не отвлекаясь и пытаясь понять глупость этого человека. Мужчина выпученными испуганными глазами смотрит в разные стороны и медленно преподносит длинные влажные от воды пальцы к своему рту, раскрывая его несильно и укладывая на язык очень маленький прозрачный камень. После он возвращает руку обратно к корзине и поджимает губы, своим одним взглядом умоляя молодого корейца молчать об увиденном только что. Зачем?.. Беспокойство током бегает по нервам. Тэхён давится воздухом и не знает, что ему стоит делать: притвориться, что ничего не произошло, или же попросить альфу вернуть алмаз на место? Тяжело сглатывая слюну, омега опускает расширенные глаза на дно своей корзины и кончиками пальцев прикасается к камням. Решается продолжить работать, и африканец повторяет за ним: тревожно начинает промывать грунт. — Стоять! — Тэхён крупно вздрагивает, но не поднимает потерянный взгляд, слыша раздраженный голос одного из людей Рено. — Остановитесь, ублюдки! Прекращайте работать! Ким осторожно и сильно прижимает руки к груди и смотрит в одну точку, жутко боясь посмотреть на происходящее. Он слышит только шаги позади: напряженные и медленные. Волнение пробуждается очень быстро, вцепившись в самое сердце своими острыми шипами. Все вокруг застывают на месте, а самому младшему и вовсе хочется провалиться сквозь землю. Омега отползает на два метра назад, подальше от воды, что прежде слегка касалась носиков его голубых кед. Чуть поворачивая голову в сторону, Тэ боковым зрением видит, что к ним приближается несколько альф, и среди них он точно чувствует каждой своей живой клеткой неповторимого и до безумия властного владельца ядовитой долины — Чон-Рено. О Всевышний… Да спасёт никчёмную душу невинного Тэхёна. Кажется, что рядом взрывается мощный снаряд — этот писк заполняет всю голову. Он почти не дышит, но сердце отбивает бешеный ритм. Не понимает, что происходит. Всё переворачивается вверх дном. Это невыносимо переживать. Голову кружит, и в ушах только этот кошмарный и пугающий звук, ломающий ему череп на маленькие кусочки. Ему жутко, и только страшнее становится с каждой секундой, потому что Чонгук находится уже в нескольких шагах от затихшего Тэхёна. Взгляд быстро переводится на темнокожего альфу, стоящего напротив и державшего во рту маленький алмаз. Африканец выглядит очень напугано. Он смотрит на омегу и больно прикусывает свою нижнюю губу, а Ким и сам замечает в уголках его глаз огромные слёзы. Из-за этого всё тело омеги покрывается мурашками. Не получается прийти в себя и отогнать страх, когда так близко к нему витает гранатовый аромат с нотками крови. Не знает, что делать и как себя вести. Нервно поджимает пальцы на руках и немного поднимает голову, видя уже напротив себя накачанные крепкие ноги, обтянутые тканью чёрных штанов карго. Выше не осмелится провести взглядом. Слишком страшно смотреть на лицо Чон-Рено в такой напряженной атмосфере. Никто не разговаривает, не шумит, будто ждёт слов от Чонгука. Чон-Рено останавливается в шаге от Тэхёна, садится перед ним на корточки и пронзительно глядит на него. Моментально вспоминается вчерашний вечер у костра. Противное дежавю. Ким старается не заплакать. Честно не может понять, что сделал неправильно за эти секунды. Не он крал алмазы Рено. В нём нет такой смелости. — Что-то не так? — его голос громоподобен. От него будто окружающие птицы разлетаются. Тэхёну хочется к ним… — Нет, — коротко и тихо отвечает Ким, смотря на красную землю. — Я ненавижу ложь, Тэхён, — такой хриплый, что аж волосы дыбом встают. — Я не вру, — и поднимает взор на него. — Ты выглядишь напряжённо, — заявляет очевидное мужчина, рассматривая красивые черты лица. — Я ведь не слепой. — Ты и сам знаешь, что мне страшно в этом месте, — шепчет, поджимая губы. — Утром ты таким не был. — Был… Чонгук заглядывает ему в глаза и через недолгую паузу качает головой. Мотив разгадать не получается. Тэхёна бросает то на самое дно океана, то к жаркому раскалённому солнцу. Люди Рено и обычные рабочие пялятся на него, а у молодого парня внутри только паника и непонимание. Пусть Кима прикроют от этих поедающих и осуждающих его взглядов. Его выворачивает от них. Хочется прижаться к мужчине напротив, и плевать, что именно он сейчас является причиной его страха. — Ты когда-нибудь бывал в странах Арабского мира? — слышится от Рено неожиданный и странный вопрос, на который Тэхён сгибает бровь. — Ни разу… — И не слышал, как в этих государствах наказывают грешников? — Ким только сглатывает, отчего Чонгук продолжает: — Всё легко и справедливо. Там тебя не забросят в тюрьму, как многие к этому привыкли. Насильников, убийц и наркоторговцев лишают головы за их деяния, — холодно говорит и пугает мальчишку сильнее своими словами. Из медовых глаз текут слезы, и картинка на время расплывается. — Ворам отрубают одну руку, чтобы на улицах мирные жители знали, кого стоит опасаться. И они до конца своих дней будут выделяться в толпе за то, что присвоили себе чужое. Гортань Тэхёна сдавило. Он хочет сглотнуть, но не может пошевелиться. Просто пялится на него, точно парализованный. — Зачем ты рассказываешь мне это?.. — Чтобы ты знал, кто меня вдохновил. Чонгук поднимается и не обрывает зрительный контакт с младшим парнем, смотрит глубоко ему в глаза и протягивает руку в сторону. Ким почти не моргает, распахивает пухлые персиковые губы и наблюдает за тем, как Рено вручают небольшой чистый топор. Горячие слёзы ручьями текут по его щекам и коленки начинаются дрожать от вида этого холодного оружия. Ким в страхе отползает назад, но встречается спиной с чужими коленями и ощущает чьи-то руки на своих плечах, которые не разрешают ему сдвинуться и подняться. Он весь дрожит и оглядывается по сторонам, ища помощи хотя бы от кого-нибудь. Недалёко стоит Квон Хан и напрягает скулы, смотря на Чонгука. Альфа не пытается спасти его от этого человека. У омеги кровь в венах стынет. Он лихорадочно дышит и снова озирает альфу, надеясь на его жалость. Тэхён невиновен. Тэхён ничего плохого не сделал. Он с самого утра сидит тихо и никому не мешает. Как ненормальный глядит на топор в руках Чона и плачет. — Говори, львёнок, — мужчина становится боком и бегает взглядом по рабочим в воде. — У кого из них мой алмаз? Шум в ядовитой долине внезапно поднимается. Те, кто находятся в этой яме с корзинами, переглядываются и перешептываются. Никто не хочет пострадать. Тэхён тоже в панике осматривается и напоследок задерживает свой взгляд именно на том африканце, который пару минут назад на его глазах положил драгоценный камень себе в рот, но затем Тэ быстро возвращается обратно к Чонгуку. — Я не понимаю… — врёт Ким. — Понимаешь, — убеждает Чонгук. — Кто взял алмаз? — Пожалуйста… — хнычет и хочет избавиться от сильной хватки человека Рено. — Ты ни с кем из них не знаком, ты никогда в жизни не видел и не слышал, что за вещи творили эти люди до ядовитой долины. Защищать здесь никого не смей. Ни в коем случае. Возьмись за ум, Тэхён, и прекращай быть настолько наивным и добреньким, — строго говорит мужчина, крепче сжимая в ладони рукоять топора. — Сними свои розовые очки, через которые смотришь на людей и окружающий мир, и скажи мне, кто из них совершил кражу. Он не может так поступить. Дело не в наивности и доброте — дело в человечности. — Я ничего не видел, я не знаю… — продолжает нести чистую ложь. — Тогда мы сами тебе его покажем. Чонгук кивает своим людям, и двое из них большими шагами оказываются рядом с африканцем со спрятанным алмазом, хватают его за руки и тащат насильно к Чон-Рено и растерянному Киму. Альфа что-то неразборчиво говорит, крутится во все стороны, но его во всяком случае кидают коленями на грунт в метре от Тэхёна. Ему давят грубыми пальцами на щёки, вынуждая раскрыть широко рот. Омега через силу заставляет себя посмотреть на язык мужчины лет двадцати трёх-четырёх и отчетливо видит на его поверхности маленький блестящий камень. Парень рвано выдыхает, хочет что-нибудь сказать, но голова поразительно пуста в эти ужасные секунды. Кончики пальцев начинают дрожать и ладони намокают от волнения. Смотрит на темнокожего альфу, кто, видимо, уже обречён за своё действие, и Киму его искренне жаль. Алмаз забирают, а перед провинившимся альфой ставят пень, покрытый темно-красными засохшими следами, и насильно укладывают на него обе его руки. Тэхён за этим в неистовом шоке наблюдает и вскидывает густые брови, откровенно не вникая ни во что. Чон-Рено не сделает этого… Нет. Это чистое безумие. Чонгук снова опускается на корточки, но на этот раз ближе к африканцу, который прикрывает веки и что-то шепчет себе под нос. Ким плачет и хочет зарыдать во весь голос, однако сдерживает себя. Веки еле держит открытыми, встречается с ним взглядом, молча просит остановиться, иначе его сердце просто не выдержит. — Твоя нежность станет причиной твоей же смерти, — довольно спокойно заявляет Рено. — Не смей закрывать глаза. Ярко-серые и безумно красивые зеницы смотрят даже не на Тэхёна, а внутрь него, в самое нутро. Видят всё, что омега сейчас чувствует. Слезы льются и льются. Земля из-под ног уходит. Голова кружится и ломается на части. — Чонгук… — впервые зовёт его по имени, к тому же голос сиплый. — Мне очень страшно, молю тебя… — и ни в какую не отводит от него взор. — Пожалуйста, я н-не хочу… Чонгук прикладывает лезвие топора к кисти руки альфы, чуть давит и наносит царапину. Тэ мгновенно дёргается, хочет встать, но руки двух альф не дают ему этого сделать, отчего он начинает уже в голос плакать и жмурить глаза, отворачивая голову в сторону. Не хочет на это смотреть. Не хочет, чтобы эта картина осталась у него в памяти, как картина собственных родителей в гробу, как картина опасного льва, чуть не убившего его. Человек Рено грубо хватает Тэхёна за подбородок, принудительно поворачивая в нужное направление. Омега чувствует кандалы, будто он на невидимой цепи, не дающей ему никуда сбежать, когда так сильно жаждет этого. Он пытается глубоко дышать, а веки так и не распахивает. Мотает головой и откровенно рыдает, как беззащитный ребёнок. — Отпустите, — грозно приказывает Чонгук, смотря на Кима. Наступает очередная тишина, но молитвы укравшего алмаз африканца всё ещё слышны. — Отпустить?.. — интересуется один из мужчин, держащий Тэхёна. Чон-Рено поднимает на него тяжелый и опасный взгляд, сквозь зубы рыча: — Уберите от него руки. Двое альф переглядываются и одновременно отпускают омегу, который не теряет ни одной секунды: подскакивает с места и убегает в сторону джунглей, не посмотрев даже на мужчину. Чонгук убеждается, что Тэхён отходит подальше от них, после чего слепо, не выронив ни одно слово, даже не сморщившись, рубит африканцу правую руку чуть ниже локтя. Вор не сдерживается и орет во всё горло. И уж точно этот крик долетает до Кима, поскольку он прикрывает ладонями свои уши и продолжает бежать к джунглям как можно быстрее. Откидывая окровавленный топор в сторону и не смотря на раненого рабочего, кого лишил только что одной руки, Чон-Рено тоже подскакивает с места и сразу же движется вперёд, прямиком за Тэхёном, кто оказывается всё ближе и ближе к высоким зелёным зарослям Ботсваны. Альфа напряжённо проходит мимо Намджуна и Хана, оба хотят что-нибудь сказать, но Рено выглядит настолько опасно и раздражённо, что они прикрывают рты и провожают его взглядом. Чонугк сжимает обе ладони в крепкие кулаки, и на руках от этого движения чётче выделяются набухшие вены. Он дышит через нос и скрипит зубами, ускоряя немного свой шаг и ни в коем случае не сводя глаз со спины молодого омеги, чьи хныканья и плач ему хорошо слышны. Остальные люди оказываются уже позади, а эти двое совсем скоро окажутся ближе друг к другу и где-то в джунглях. Чонгук подобен взрослому льву, а Тэхён — раненой антилопе, которой в любом случае не сбежать от разгневанного хищника. Ким буквально влетает в джунгли, пробираясь через них и желая оказаться подальше от Чон-Рено, которого безошибочно чувствует позади. Малыш не знает, насколько опасны эти места, но всё равно лезет туда из-за горькой обиды. Это беда на голову Чонгука, не иначе. Его головная боль. Маленький, трусливый, но также жутко любопытный детёныш. Альфа и сам уже полностью оказывается в тропическом лесу и внимательно смотрит на Тэхёна. Омега из-за больших камней на пути и различных длинных веток, высовывающихся из совершенно разных сторон, ходит уже не так быстро, как две минуты назад. С каждым шагом громче слышно пение птиц, чарующий шум водопада где-то в глубине джунглей и звуки не только маленьких животных, но и насекомых. В какой-то момент Чонгук слышит также шипение змеи, но абсолютно уверен, что движущийся непонятно куда парень не замечает этого, иначе бы остановился на месте. Чонгук убирает очередную ветку и переступает через небольшую лужу, поднимая голову вверх и глядя через высокие листья деревьев на оранжевое африканское небо. Цвет становится только тусклее, значит, к ним приближается ночь, что не есть хорошо. В Ботсванских джунглях небезопасно находиться в темноте. Здесь большое количество ядовитых змей, и, кажется, Тэхён об этом не в курсе. — Прёшься вслепую в такие высокие заросли, ум у тебя хотя бы есть? — нарушает их молчание первым Чонгук. Омега от него уже в трёх метрах. Он перелезает через большой кусок дерева и наступает прямо в лужу, окончательно портя свои кеды. — Джунгли не так страшны, как ты, — сквозь рыдания произносит Тэхён и потирает кулачком закрытое веко. — Вернись, ты пожалеешь, что идёшь туда, — приказывает, но никто, видимо, не собирается его слушать. — Я серьёзен, Тэхён. Иди сюда, там опасно, — уже цедит, злясь на него. — Нет! — кричит и разгоняет птиц, сидящих на ветке ближайшего дерева. — Оставь м-меня, пожалуйста. Возвращайся обратно, я хочу побыть один, — плачет, плачет и плачет. — Ты сегодня целый день один. У омеги губа дрожит от его слов, ведь на самом деле это так и есть. Много часов находился в одиночестве и молчании. Младший замедляется, а Чонгуку удаётся оказаться к нему на метр ближе. — Не иди за мной, — просит Тэ. — Ты отрубил на моих глазах человеку руку. — Не драматизируй, я не дал тебе этого увидеть, — отвечает Рено чистую правду. Парень останавливается около какого-то очередного дерева и быстро оборачивается, вонзая в Чонгука свой обиженный, в какой-то степени агрессивный взгляд. — Но ты хотел… Ты хотел, чтобы я видел, как ты, Чон-Рено, лишаешь руки того альфу, — с огромным комом в горле говорит ему Тэхён, а тот только делает к нему осторожные и медленные шаги. — Жаждал показать мне кровь и отрубленную плоть, а знаешь почему? — Чонгук скептически вскидывает одну бровь и надвигается на него, опуская немного подбородок и смотря исподлобья. Так страшен в этом полусвете. — Чтобы доказать мне свою значимость в Ботсване. Я, как и другие жители нашей страны, обязан бояться тебя. Ты только этого добиваешься — моего страха, — чуть тише произносит и глотает слюну. — Но ты уже поселил во мне это чувство, а сейчас постепенно отгоняешь те, которые для меня так важны… — по щеке катится одинокая слеза. Чонгук делает последний шаг и останавливается. Так близко. Снова. От этого плохо. В этой темноте рядом с ним ещё хуже, чем обычно. Сейчас они совершенно одни, как когда-то в Саванне. Тэхён смотрит на него снизу вверх и сдерживает в себе порыв громко заплакать, окружённый дикой природой и звуками птиц на ветках над головой. Чонгук же выглядит чуть спокойнее, но челюсти у него до сих пор поджаты, а скулы четко выделяются даже при отсутствии хорошего света среди таких высоких зарослей африканского тропического леса. От него веет кровью ещё сильнее, и понятно, по какой причине. Сердце Тэхёна вперебой с душой кричат и стонут, ноги подкашиваются, и голова кружится от вида серых глаз львиного Бога, стоящего напротив него. А его молчание ещё сильнее добивает и так полностью раненого маленького львёнка. Вскоре всё изнутри будет растоптано, разбито, пеплом по ветру развеется на фоне такой громкой Ла Алегрии. — Нет, — спустя паузу говорит Чонгук. — Ты совершенно не понимаешь мотив моих действий. — А ты совершенно не понимаешь моих чувств… — сразу же отвечает Тэхён, блестящими глазами озирая его лицо. — Потому что это чуждо для меня. — Тогда что ты от меня хочешь? — он прикасается к своей щеке и убирает лишнюю влагу, шмыгая носом. — Уходи обратно в ядовитую долину, брось меня здесь в одиночестве. — Ни за что, — цедит Чонгук. Не оставит в таком месте без себя. — Я вернусь, — твёрдо убеждает его. — Ты не потеряешь человека, который будет пытаться добыть для тебя хотя бы один алмаз. Не волнуйся, — прикусывает губу изнутри и опускает взгляд на своё правое запястье с браслетом. — И… — быстро снимает украшение, подаренное дедом, — забери мои бриллианты, раз они для тебя так важны. Используй, продай, делай всё, что угодно. Мне не хочется их в глаза даже видеть. Слишком больно носить и понимать, каким ужасным и кровавым трудом их находят. Чонгук в неясности хмурится и не успевает за тем, как омега берет его за руку и насильно кладёт браслет ему в ладонь. Рено смотрит на прозрачные блестящие камни и медленно напрягает скулы, крепко сжимая чужую вещь. Тэхён ещё раз оглядывает его, разворачивается и делает один шаг в сторону, после чего парня внезапно хватают одной рукой за талию и больно припечатывают спиной к стволу крупного дерева позади. Омега испуганно прижимает руки к своей груди и раскрывает широко веки, смотря на загорелое лицо альфы в нескольких сантиметрах от своего. Он даже жалеет о содеянном и сказанном, видя настолько агрессивный взгляд Чон-Рено. Мужчина прожигает его могуществом и своей внутренней силой. В одной своей большой ладони сильнее сжимает бриллиантовый браслет, будто хочет раскрошить, а в другой — талию Тэхёна, будто хочет убить одним своим таким прикосновением. Омега сгибает пальцы рук и хлопает несколько раз ресницами, очень крепко поджимая мокрые от слёз губы. Альфа, как мексиканский бык, дышит ему прямо в лицо, и поэтому сразу понятно, что ему определенно не понравилась выходка этого мальчишки. Тэ даже слышит скрип чужих зубов. Он уже начинает паниковать и практически не дышит от близости и атмосферы, окутывающей их двоих в африканских джунглях. — Мне к чёрту не сдалась твоя вещица, пусть она покроется мхом на этом самом месте, — с ожидаемой злостью прерывает тишину Чон-Рено и кидает бриллиантовый браслет куда-то в заросли. Тэ быстро хлопает веками и лихорадочно собирает в себя воздух. — Я не брал тебя за руку и не приводил в ядовитую долину. Ты сам пришёл сюда, — довольно тихо, но свирепо говорит альфа. — Сам, — сквозь крепко стиснутые зубы. — Явился на другую сторону Саванны, сделал гребаные фотографии на свой дорогой фотоаппарат и рассчитывал быть безнаказанным за это? Что творится в твоей голове, ребёнок? Как ты до сих пор жив с таким мышлением? — альфа упирается второй ладонью в ствол дерева рядом с головой Тэхёна, который даже не отводит от него взгляда: внимательно смотрит в чужие глаза и слушает каждое слово. — Мне не нужны твои алмазы. Добывай их годами: потей, плачь, проливай кровь и не находи даже камни — мне плевать. Просто прекращай смотреть таким ангельским взглядом на мир, который на самом деле ужасен, — спокойно заканчивает Чонгук. — Никто не заслуживает от тебя этого. — Ты был воспитан львами, я — теплом… — Я рос не только со львами. Я рос в любящей семье, — объясняет Чон-Рено и чуть подаётся вперед, коснувшись кончиком носа чужого лба. Его аромат слишком сильно притягивает. Очень нежный. Кошмарно нежный, что аж страшно. — Любовь семьи на тебе не сказалась, — шепчет омега, приподнимая подбородок и желая посмотреть в серые глаза. Чонгук склоняет голову к плечу и ведет носом по его виску, вдыхая эти цветочные нотки всё сильнее и сильнее. — На мне сказалась Африка, львёнок, — хрипит в самое ухо. Чон-Рено, одумавшись, внезапно отстраняется от него, сглатывает и убирает уже свою руку с чужой талии. Тэхён же обыкновенно поворачивает голову влево, смотрит куда-то вглубь джунглей и слушает шум водопада, который он так хочет увидеть. Пока омега так увлеченно оглядывает зелёную местность, Чон-Рено не может найти в себе силы, чтобы отвести от него собственный увлечённый взгляд. Омега аккуратно убирает длинную серую прядь волос с глаз и прикасается подушечками пальцев к своим открытым ключицам, по привычке задумчиво потирая кожу, покрытую длинными шрамами. Отметины, оставленные настоящим хищником, нисколько не портят его красоту, а наоборот — придают ему изюминку. Чонгук уделяет и им внимание, не в первый и даже не во второй раз анализирует тоненькие линии, выглядывающие из глубокого выреза голубой футболки. В этих шрамах заложена история, и в этом их прелесть. — О чём ещё предупредит Ла Алегрия? — вопрос задаётся то ли Чонгуку, то ли вечернему ветру. Тэхён обратно поворачивает к мужчине голову и как-то обеспокоенно смотрит на него. — Не знаю, — отвечает Чонгук. — Она и меня предупреждает о чём-то важном, только я этих слов не разберу. А шум её становится только громче… — Вероятно, надо прийти к ней, чтобы слышать четче. — Вероятно, мы с годами её не поймём. Тэхён на его слова только моргает и ничего не говорит. Беспокойство из сердца пока что не выберется. Останется с ним ещё долгое время. Ким молча обходит Чон-Рено и идёт туда, откуда они пришли, в сторону ядовитой долины. Мужчина через некоторое время тоже трогается с места и движется позади омеги, смотря ему под ноги, чтобы быть уверенным, что ему не встретятся на пути ядовитые существа и не напугают, не навредят. И всю дорогу у Тэхёна и Чонгука один вопрос в голове: «О чём же предупреждает Ла Алегрия?»