diamond hell

Блаженная тишина растворяется в утреннем пении божьего создания. Его мелодичные звуки в силах очаровать даже самого гнусного и агрессивного человека на Земле. А природный ярко-синий цвет волшебно переливается с солнечными лучами, плывущими по всей большой гостиной. Один сильный взмах длинными крыльями, и птица отрывается от спинки чёрного кожаного кресла. Издавая звуки, похожие на нежные чириканья, гиацинтовый ара подлетает к высокому потолку и усаживается на большую люстру, чуть раскачивая её. Один из самых редких видов попугаев наблюдает сверху за своим хозяином, сидящим на большом мягком диване. «Такой дурачок», — часто произносит со смехом молодой омега, видя, что собственный ара вытворяет в очередной раз что-то интересное. Сегодня птица хоть немного спокойнее, чем обычно. В этот раз он не бросается виноградом и орешками с высоты, как это было на прошлой неделе. Сейчас попугай, привлекающий всех своими большими размерами, просто издаёт не слишком громкие звуки и летает с одного угла в другой. Такое поведение началось в семь утра, и продолжается без остановки уже около двух часов. Не так давно ему включали поп-музыку, под которую кричал, говорил любимые слова и качал головой, однако птице она быстро наскучила, и он полетел дальше пытать своего хозяина, кто только смеялся на его действия. Ему не надоедает вести себя подобным образом. Он просто пытается привлечь внимание двух людей в этом небольшом и уютном доме. Они играются с ним, но, вероятно, ему этого совершенно не хватает, раз через десять минут ара возвращается к ним и чирикает, будто хочет заговорить на человеческом. Сокджин растягивает полные губы в нежной улыбке, опускает книгу на колени и поднимает глаза вверх, смотря на своего большого синего попугая, который дёргает головой в разные стороны. Ким усмехается и тянет руку к маленькой упаковке грецких орехов, сыпет несколько на ладонь и негромко свистит, желая привлечь чужое внимание. Синяя ара замечает пищу для себя и тут же слетает с нагретого места, меняя его на руку своего человека. Птица приближается к ладони Джина и оттуда закидывает один кусочек ореха в клюв, довольствуясь такому приятному вниманию к себе. Ким одновременно указательным пальцем другой руки гладит его по макушке и тихо смеётся. У Сокджина большая и тёплая мания буквально ко всем птицам, и только лишь по этой причине он решил много лет назад стать орнитологом, чему в данный момент жутко рад. Это не только работа, но также это его настоящая стихия. Он не может жить без этих созданий. Теперь омега с ними до смерти связан. Хотелось бы иметь дома сразу несколько видов птиц, но всё же не расстраивается, что здесь, в Южной Африке, у него пока что только один питомец — гиацинтовый ара. Его с самого начала привлекали именно они. Дух захватывают большие размеры этих попугаев и ярко-синий цвет их перьев. Восхищение растёт с каждым днём. Ара забирает последний орех с ладони хозяина и снова взлетает, садясь на обожаемую люстру. Джин с тихим смехом за ним наблюдает, а позже вновь берёт книгу в руки и продолжает читать. Долго попугай и Сокджин не остаются наедине, так как всего через три минуты на пороге появляется старший брат омеги. Блондин держит в длинных пальцах небольшую чашку, наполненную любимым кофе с молоком, и улыбается одним уголком губ, переводя обыкновенный нежный взгляд с темноволосого парня на сидящую на люстре синюю птицу. Ара смотрит на него взаимно и чуть наклоняет голову, чирикнув и вызвав у мужчины тихую усмешку. Младший Ким медленно отрывает глаза от книги и смотрит на альфу, который в свою очередь делает небольшой глоток своего напитка и приближается к чёрному дивану, где сидит Джин, но продолжает смотреть на попугая, будто они с ним заклятые враги. Джин с улыбкой на губах возвращает своё внимание тексту и перелистывает страницу, слыша, как ара издаёт громкий крик над головой и вынуждает брата вздрогнуть от неожиданности. — Джин, — омега отзывается мычанием. — Разве тебе не кажется, что рано или поздно Боа всё же скинет эту люстру, если продолжит там сидеть и раскачивать её? Омега усмехается и вскидывает одну бровь, коротко взглянув на птицу. — Не отрицаю, — отвечает младший и ведёт глазами по предложениям, поднимая ноги с пола и устраивая их на диван. — Просто не стой под ней, вот и всё. — Говоришь в точности, как Чонгук, — вздыхает Намджун и присаживается рядом. — Цитирую: «Если вас укусила ядовитая змея, значит, вы сами в этом виноваты». — Ведь это абсолютная правда, — хмыкает Джин и переводит глаза на блондина. — Кто ещё в этом может быть виноват? — всерьёз спрашивает парень. — Ну, не знаю… — задумывается Намджун и хмурит слегка брови, щёлкая пальцами. — Наверное, сама змея? — Сокджин фыркает и опускает взгляд обратно на книгу. — Как, например, будет виноват Боа в том, что скинет люстру кому-нибудь из нас на голову, — он поднимает взгляд на попугая. — Оставь его в покое, — спокойно просит Сокджин. — Это он меня в покое не оставляет. В этом доме терроризируют не его — меня. — А вот ты говоришь, как Сами, — сообщает правдивую вещь омега. — Он постоянно жалуется на Диего, а ты на Боа. — Нам с ним, — мужчина указывает пальцем на синего друга сверху, — далеко до этих двоих, — кивает несколько раз для убедительности. Джин, широко улыбаясь, потирает пальцами переносицу и мотает головой. Между младшим братом Чонгука и его домашним питомцем на данный момент настоящая война происходит. В основном, бенгальский тигр ничего плохого и опасного не делает в сторону Сами, однако тот абсолютно так не считает. Африканец полностью убеждён, что зверь ожидает определённого дня для нападения на молодого альфу, дабы полностью его сгрызть и проглотить каждую кость. Диего спокойно лежит в комнате Чонгука или же во дворе, а младший Рено вбивает себе в голову мысли о вполне возможной гибели рядом с этим хищником. Каждый божий день ищет пару минут, чтобы пожаловаться старшему брату: рассказать о том, что тигр как-то косо на него смотрит с самого утра. К счастью, сам Чонгук спокойно реагирует на слова Сами и только качает головой, ничего ему не отвечая по этому поводу и продолжая заниматься собственными делами. Прошло полтора года, как Диего находится с Чон-Рено, но Сами так и не понял, что тигр очень добр и не опасен. Никогда не поймет. Намджун хотя бы уже чуть нормальнее относится к гиацинтовому аре своего брата. Давно прекратил с ним спорить, как с птицей. Сейчас у них другой уровень — спорят, как человек с человеком, потому что Боа умеет разговаривать и отвечать на некоторые несложные вопросы. Он часто болтает с Сокджином, который научил его нескольким интересным фразам для разговора исключительно со старшим братом. Диего словами ответить Сами не может, а вот Боа Намджуну — да. Когда альфы не бывает в ядовитой долине, и он решает остаться с Джином, его диалоги с синей птицей в такие дни слышны буквально по всему дому. Один спорит с другим. Найдёт к чему придраться. Ведь ара часто открывает ему назло кран с водой и улетает куда-то повыше, оттуда наблюдает за тем, как мужчина хмурится и ругается на него, а попугай ловит момент и выкрикивает: «Заткнись». — Намджун, — произносит Боа и наклоняет голову, ходя по люстре в разные стороны. Альфа хмыкает и поднимает на него взор. — Выйди. Джин заливается смехом и прикрывает рот ладонью, видя, как быстро спадает улыбка с губ Намджуна. — Он издевается надо мной, — недовольно заявляет мужчина. Оба переводят с друг друга взгляд на вход в гостиную, где неожиданно появляется высокая фигура. — Пока мой брат живёт в Южной Африке, животные будут выше людей, Джун, — подаёт голос Сами и облокачивается плечом о косяк, складывая рельефные руки на груди. — Неприятный факт, я понимаю это лучше всех. Я в одном доме с тигром, у кого условия для жизни лучше, чем у меня. И чувствую, что скоро там появятся если не львы, то обезьяны, — Намджун вскидывает бровь и усмехается. — И прощай легендарный Рено Сами с прекрасным вкусом в одежде и музыке. Пропадёт один из лучших людей в этом гнилом мире, вас это разве не огорчает? — поджав губы, качает головой. — Ты можешь просто съехать от Чонгука… — щурится Джин. — Он тебе постоянно об этом говорит. — Мне что, делать больше нечего? — фыркает Сами и отталкивается от косяка. Если Сами запрыгнул на чьи-то плечи, он оттуда не слезет ещё долго. Может, в особняке старшего брата и находится большая хищная кошка, младший Рено совершенно не думает о своём скором уходе из этого очага. Ему нравится жить с братом. Он давно хотел перебраться к нему и планировал это, находясь ещё во Франции. И факт, что Чонгук живёт рядом с Саванной и далеко от столицы Ботсваны, не расстраивает чистокровного африканца, что очень странно. Старший Рено совершенно не доволен тем, что теперь в собственном доме с ним живёт и другая личность, однако мужчина не так сильно злится на это, поскольку они с Сами с самого детства в хороших братских отношениях. Альфы спорят только по маленьким пустякам, и в основном ругается именно младший, ведь Чонгук намного сдержаннее и молчаливее. Часто уходит от разговора, оставляя темнокожего парня в одиночестве, пока тот хмурится, складывает руки на груди и обиженно дует губы на своего родственника. Сами подходит к столу, стоящему напротив дивана, берет из прозрачной вазы банан и падает на рядом стоящее кресло. Через пару секунд гиацинтовый ара тоже оказывается рядом с альфой и садится на спинку кресла, смотря на фрукт в руках у молодого парня. Сокджин улыбается и наблюдает за своим попугаем, которому вечно интересно, чем заняты другие люди. — Ты был сегодня в долине? — Рено поднимает глаза на Намджуна и очищает банан. — Был на первой стороне полчаса и недавно приехал, — отвечает старший и пьёт кофе, закидывая ногу на ногу. — Всё равно сегодня там Вэй и Хосок, они и без меня справятся. Сами хмыкает и кусает фрукт, немного ломая его и давая попробовать синему попугаю. Боа сразу же лезет к нему на руку и ест маленькими кусочками. — Чонгука там нет? — на вопрос младшего отрицательно мотают головой. — И дома я его не видел. Я даже встал так рано, чтобы поговорить с ним, но, когда мне нужно, ему должно приспичить где-нибудь погулять. Псих. Братья Ким издают смешок на его слова. Сами неисправим. — Наверное, он с прайдом. Пойдёшь в Саванну? — с издёвкой говорит Намджун. — Намджун, — вздыхает Сами и поворачивает к нему голову, лениво хлопая ресницами и жуя банан. — Я с трудом прихожу в ядовитую долину, о какой Саванне может идти речь? — Ты в долине бываешь с огромным желанием, Сами, — улыбчиво поправляет Сокджин и складывает руки на груди. Уж слишком сильно он любит всё драматизировать. С годами не поменяется характер этого человека. Является полной противоположностью своего старшего брата. Младший Рено часто находится в алмазных копях. И вчера до поздней ночи был на второй стороне вместе с Намджуном, Ханом и Сокджином, в то время как Хосок и Вэй следили за порядком на первой. Они вчетвером отлично провели время, пока Чон-Рено нигде поблизости не виднелся. — Мне бывает скучно, вот и прихожу. Но в последнее время там ничего особенного тоже не происходит. — О, — усмехается Джун и ставит чашку с кофе на поверхность стола. — На первой стороне стало намного шумнее. Суета неожиданно повысилась, — он упирается локтями в свои колени и ловит вопросительные взгляды обоих. — В каком смысле?.. — с подозрением спрашивает у брата омега. Сами сужает глаза от любопытства и кидает банан рядом с собой, разрешая Боа полностью его съесть. — Среди рабочих теперь есть несовершеннолетний омега, и он журналист, — заявляет Намджун. У Джина брови высоко поднимаются и губы распахиваются. — И что-то мне подсказывает, что он был знаком с Чонгуком ещё до того, как его поймали за фотографированием алмазных копей. Каждый действительно шокирован этой новостью, потому что прежде в ядовитой долине не было ни несовершеннолетних, ни журналистов. *** Терпеть не может эту комнату. С первого дня возненавидел темно-голубые обои, тусклый свет люстры и искусственные цветы на двух подоконниках. Тут всё неживое, ненастоящее. Но больше всего раздражает противный запах, вечно витающий по этим углам. Чон-Рено не выносит сигаретный дым. Тошнота в ту же секунду подступает к горлу. В последнюю очередь ему хочется чувствовать никотиновые нотки во время полового акта. А «партнёр» никак не бросит курить: не додумается, что уродует свои лёгкие с каждой новой затяжкой. В принципе, мужчине плевать, как рано умрёт светловолосый омега, восстанавливающий своё сбившееся дыхание на небольшой кровати. Его волнует только собственное состояние, здоровье животных и своих близких людей — брата и папы. Ощущая, что маленькая комната постепенно заполняется ароматом дешёвых сигарет, Чонгук стискивает до боли зубы и дёргает подбородком. Не жалуется — просто выворачивает от этого. Делает очередной тяжелый вздох, веки его медленно раскрываются, ярко-серые глаза глядят в высокий потолок, а голая грудь спокойно приподнимается и опускается. Мужчина чувствует рядом с собой тихое дыхание и боковым зрением видит, как образуется слабая улыбка на чужих пухлых губах, вкус которых он ни разу не пробовал и не собирается. Рено мысленно не находится в этом помещении, его унесло ветром непонятно куда. Он должен был получить расслабление, но в конечном итоге перед глазами всё равно всплывают различные картины, которые так хотел хотя бы временно забыть. А сигаретный запах поблизости только сильнее напрягает мышцы тела. На него давят стены, шум, доносящийся с улицы, и особенно сильно — аура парня, находящегося сейчас в отличном расположении духа. Постоянно улыбается и смотрит вправо — на профиль загорелого мужчины, который только рад, что у омеги отсутствует природный аромат. От альфы получил всё самое нужное, не предоставив толком ничего взамен. Чонгуку бы стоило прекратить ходить в восемнадцатую квартиру и платить за это деньги, но совершенно нет желания видеть новые лица для обыкновенного секса без чувств. Он не первый день приходит в этот район к определённому человеку. Ему это чисто физиологически нужно — потребности не спят. Появляется здесь не часто и не редко, однако вынуждает европейца соскучиться по себе. И каждый раз с его приходом на него накидываются, как проголодавшийся лев на кусок сырого мяса. Не скажет ни слова, потянет африканца к собственной кровати, где уложит на голубые простыни и заберётся на крепкие бедра. Своими дрожащими от возбуждения пальцами начнёт трогать загорелые и горячие участки рельефного тела, после чего медленно опустится к обожаемой вставшей колом плоти и снизу вверх заглянет в мятежные серые глаза, принося удовольствие ртом. Неожиданно светловолосый омега издаёт тихое хихиканье и приподнимается на локтях, держа между пальцев правой руки тлеющую сигарету и смотря на Чонгука, глядевшего вперёд на белую дверь. Рено медленно переводит на него взгляд и наблюдает за тем, как парень тянется к нему за поцелуем, но альфа вовремя успевает повернуть голову, дабы не столкнуться с ним губами. Тот огорчённо усмехается, а Чонгук безмолвно поднимается совершенно голым с кровати и сминает пальцами свою шею, двигаясь к своей одежде, лежащей на небольшом чёрном кресле. Европеец падает на подушку, на которой только что лежал альфа, и подносит указательный палец к влажным розовым губам, не отрывая взгляд от крепких бёдер и широкой спины. Скользит бессовестными глазами по каждому изгибу этого крупного и подтянутого тела, тайно мечтая, чтобы оно вновь вдавливало его в матрас, как это было десять минут назад. Жаждет повторить с ним всё, что было: стонать во весь голос, смотря в его глаза и лихорадочно хватаясь за руки, крепко сдерживающие его бедра, пока горячий член находится глубоко в нём. — Мне нравится заниматься с тобой сексом, — улыбчиво признаётся в очевидной вещи европеец. — Мне нравится то, с каким безумием ты втрахиваешь меня в матрас, чуть ли не ломая мою кровать, — он прикусывает губу. — Но мне хочется хотя бы раз за два месяца попробовать поцеловаться… Чонгук берет чёрные боксёры и натягивает их на себя, заводя пальцами отросшие русые пряди, попадающие ему в глаза. — Я неоднократно отвечал словами на твою потребность, — негромко говорит мужчина и поворачивает слегка подбородок. — И сегодня мой ответ нисколько не изменился. Омега тяжело вздыхает и подносит фильтр ко рту, делая ещё одну затяжку. — Поцелуй не может быть интимнее того, что между нами происходит. И он правда так думает? — В секс мы вкладываем желание, в поцелуй — чувства. Понимай разницу. Своими словами он заставляет парня шире улыбнуться и даже задуматься на некоторое время. А сам он берётся за зауженные чёрные джинсы и приступает надевать их на себя. — Что скажешь о влюблённых парах, у которых развита половая жизнь? — продолжает эту тему светловолосый и стряхивает пепел в пепельницу. — Есть желание и чувства… И это не просто секс, а занятие любовью. — Хватит слов, — грубо отрезает Чонгук и застёгивает ремень. В этой комнате с европейцем у Чон-Рено уж точно подобного не было, значит, поцелуи ни к чему. Ему нравятся ощущения, которые он получает, когда заставляет омег задыхаться от удовольствия и тратить все свои силы на стоны, но после него в груди не остаётся приятный осадок, только лишь желание быстрее покинуть этот пригородный район и вернуться ближе к Саванне. Чонгук приехал к этому парню рано утром. На циферблате было восемь часов, когда он находился уже в подъезде странного дома. Но ещё за полчаса мужчина предупредил омегу о своём скором приходе, и тот только с нежным хихиканьем сообщил, что бежит в ванную комнату и с большим желанием его ожидает. Рено не был его клиентом полторы недели, что особо сильно огорчило европейца, как он сам это сказал, когда заветно целовал мускулистые плечи. Чонгук разговаривал мало, что неудивительно. Омега же брал на себя всю инициативу и с широкой улыбкой на губах рассказывал различные вещи, которые приходилось мужчине слушать. В основном его слова были о том, как он удовлетворял себя за эти дни и каждый раз представлял рядом с собой только одного человека — своего молчаливого и жутко горячего клиента с ярко-серым природным цветом глаз. Европеец садится на кровати, делает последнюю затяжку и отправляет сигаретный окурок в пепельницу, продолжая смотреть на всё ещё голую спину африканца, который берёт в руки чёрную футболку. — Скажи мне хотя бы своё имя, — вновь обрывает первым тишину омега. Чонгук отводит взгляд в сторону, поворачивает голову и показывает парню позади свой профиль, негромко говоря: — Амади. Европеец свешивает ноги с кровати и слегка прикрывается простынёй, не прекращая улыбаться. — Зачем ты врёшь мне, Чон-Рено? — наклоняет голову к плечу и прикусывает нижнюю губу. — Зачем спрашиваешь, если и сам знаешь, кем я являюсь? — холодно отвечает вопросом на вопрос. — Хотел услышать это лично от тебя, — проговаривает омега и поднимается голым с постели, двигаясь к мужчине. Чонгук сухо усмехается себе под нос и натягивает футболку. — А уже вся Ботсвана осведомлена в том, что у львиного Бога серый цвет глаз и… татуировка льва на шее, — прижимается к его спине и кончиками пальцев ведёт по плечам. Однако львёнок об этом не знал. Парень поднимается пальцами выше, и стоит ему слегка прикоснуться к нарисованной гриве хищника на теплой коже, Рено тут же хватает его за руку и не разрешает ему сделать это действие, хмуря брови и переводя на парня рассерженный взгляд. Омега немного теряется и шумно сглатывает, натянуто улыбаясь и не понимая, почему альфа не позволил ему тронуть татуировку, если парень уже прикасался к другим участкам тела. Рено грубо отпускает его и очерчивает скулы, испепеляя молодого омегу одним своим суровым взором. Такое движение альфе совершенно не понравилось. В глазах от этого читается чистая злоба. — Какой же ты ледяной, Чонгук… — восхищённо шепчет омега. — Никому не разрешаешь притрагиваться к своей татуировке? — любопытно спрашивает и прикусывает нижнюю губу, кладя руки на широкие плечи Чонгука. Разрешил однажды это сделать одному человеку по неизвестной ему самому причине. — Достаточно, — игнорирует чужой вопрос. Альфа вытаскивает из кармана деньги и кидает их на кресло, убирая руки парня и двигаясь к выходу. — Когда мне вновь ждать тебя? — искренне интересуется европеец и смотрит ему вслед. Чонгук не отвечает и на этот вопрос, просто покидает комнату, а потом уже и саму квартиру. Альфа выходит из дома, в котором провёл больше часа, и этого ему вполне хватило. Не хочет больше сюда возвращаться. Он и не вернётся в эту квартиру. Не встретится отныне с этим парнем. Двигаясь по небольшой улице к собственной машине, припаркованной не слишком далеко, Чонгук даже не смотрит по сторонам, не желая привлекать к себе хотя бы маленькое внимание. Он достаёт ключи и открывает чёрный хаммер, садясь на сиденье с водительской стороны и сразу же зажигая двигатель. Альфа выруливает на трассу и на большой скорости мчится в ту сторону, где находится Саванна. Привык быть подальше от столицы Ботсваны. Ему здесь нисколько не нравится. Его вечно тянет к месту, где находится дикая среда. Он рос в таких условиях и за это благодарен своим родителям. Город не предназначен для Чон-Рено. Живёт далеко от него, хотя умудряется держать в страхе буквально всю страну Южной Африки. На трассе не виднеется слишком много машин, потому что все жители едут в другое направление, а Чонгук — за город, к дикой жизни, по которой успевает соскучиться за такой короткий промежуток времени. Альфа сдерживает одной рукой кожаный руль, а другой тянется к своему телефону, находящемуся в бардачке всё это время. Он проверяет время на циферблате и полученные несколько сообщений. Пишет ему чаще всего только Квон Хан, ибо является самым ответственным и внимательным среди остальных людей Рено. И в данный момент младший альфа откровенно не понимает, почему Чонгук уже второй день подряд не появляется в ядовитой долине и не предоставляет на это веских причин. Хан звонил ему несколько раз и оставил столько же сообщений, но чересчур сильно его не доставал. Он либо волнуется за друга, либо же за саму долину в его отсутствие. Обычно Чонгук предупреждает хотя бы одного человека о том, что не будет присутствовать в алмазных копях некоторое время, но на этот раз решил промолчать и заняться другими делами. Сам не понимает, почему так неожиданно решил поехать в город и отложить дела с драгоценными камнями. Такого не случалось уже очень долго. Правильно ли поступил, что два дня не попадался им всем на глаза? Стоило ли оставлять без внимания несовершеннолетнего журналиста на своей земле? Небось, малыш сутки плакал. Чонгуку требуется около часа на дорогу. Территории здесь огромные, но самое приятное, что собственная уже близка к нему. Машина альфы теперь совершенно одинокая на этой большой неровной дороге: ровная трасса осталась далеко позади него. Мужчина смотрит через открытое левое окно на огромную Саванну, пробегается взглядом по стаду зебр и буйволов, пьющих воду в небольшом водоеме, чуть дальше от них уже виднеется и семейство африканских слонов. Они все оборачиваются на звук мотора автомобиля, проезжающего мимо них. Рено дёргает уголком губ и яркими глазами ищет свой львиный прайд, но в тропической степи сейчас из-за чересчур высоких градусов практически не видно хищников: прячутся в своих тайных местах и не желают выбираться на горячую территорию. А львы Чонгука и вовсе ненавидят находиться под жаркими лучами солнца, предпочитают разгуливать в Саванне, и охотиться к вечеру для них намного удобнее. Чонгук заворачивает в сторону своего особняка и паркуется у высоких ворот, покидая авто и блокируя его. Охранники быстро реагируют на его приход и открывают для него двери, а Рено любопытно оглядывает свой участок и не замечает машину Сами. Это удивительно. На часах ведь только одиннадцатый час. Неужели младший Рено научился рано просыпаться? — Приезжал Квон Хан, сэр, — докладывает ему новость один из охранников. Чонгук поднимает на него обыкновенный взгляд и проходит во двор. — Сообщить ему, что вы уже дома? — Не нужно, я сам скоро отправлюсь в долину, — отвечает Рено и двигается в сторону особняка. Не знает, что происходило за эти сутки в алмазных копях, но сегодня он лично будет следить за своими землями и людьми, которые работают на ней. На лестницах особняка сидит Ези и небольшой тоненькой палкой перебирает камни на земле, подложив под голову ладонь и задержав взгляд в одной точке. Эта картина заставляет Рено замедлиться, что он и делает, вскидывая одну бровь и любопытно оглядывая расстроенного чем-то неизвестным темнокожего мальчишку. Тот не замечает, что в этот момент во дворе он далеко не один: хозяин большого дома находится здесь и немного удивляется грустному виду маленького альфы. Чонгук медленно идёт к нему и прячет ключи от автомобиля в кармане своих чёрных джинсов, смотря, как маленький камень, откинутый палкой Белло, летит куда-то мимо Чонгука. Ези шумно вздыхает и поворачивает голову в другую сторону: глядит на несколько небольших деревьев, посаженных во дворе Чон-Рено, и бьёт палкой об каменистую землю. Выглядит так, как будто не может разобраться со своими тяжелыми переживаниями. Таким расстроенным его альфа ещё никогда не видел. Гук находится от него в трёх метрах, но младший так и не чувствует чужое присутствие. — Доброе утро, Ези, — мгновенно выбивает из мыслей мальчика голос мужчины. Белло быстро подскакивает с места и выпученными чёрными большими глазами смотрит на старшего альфу. — Что за мысли тебя так грызут? — Рено вступает на одну ступеньку и останавливается, поворачивая к нему голову. — Меня ничто не грызёт, сэр… — шёпотом сомнительно проговаривает мальчик. — А теперь давай уже честно, — говорит Чонгук. — Что такое? Какие-то проблемы? Ези поджимает губы и опускает взгляд, сцепляя руки на пояснице. — Есть один омега… — признаётся очень тихо. Рено хмыкает и еле сдерживает улыбку, вскидывая подбородок и смотря на чистокровного африканца из-под век. — И он тебе нравится? — Нет… то есть, нравится, конечно. Он невероятный, очень красивый, — смущается Белло и жуёт нижнюю губу, пока Чонгук наблюдает за его эмоциями на лице. — Я слишком мал для него… — продолжает и теребит пальцы. — Но я всё равно очень сильно переживаю за него, и часто прошу Бога, чтобы с ним было всё в порядке… — Этот омега чем-то болен? — хмурится Чонгук. — Он пропал, сэр… Африканец поднимает на него мокрые глаза и еле сдерживается, чтобы не пустить слёзы, потому что ужасно болит сердце. Обидно, что такое происходит. — Как давно? — спрашивает альфа и слегка напрягает скулы. — Сегодня третий день, — говорит ему Ези и сглатывает. — Он только недавно приехал сюда к своему родному старшему брату, а сейчас всё наше поселение безумно расстроено этой ужасной ситуацией… Я со своими друзьями каждый вечер ищу его в разных местах по несколько раз, но… — вновь отводит взор в сторону и кусает до боли щёки. Гук внимательно его слушает и не излучает ни единой эмоции. — Как его зовут, Ези? Понял. — Тэхён… — шёпотом ему отвечают. Львёнка повсюду ищут, а он в руках у ботсванского кошмара. *** Это страшнее, чем дикий и худший кошмар — переживать один день за другим в месте, которое полностью не изучил. Всё здесь по-прежнему для него чужое, непонятное и пугающее. Проходит трое суток, а тревожность в обнимку с болью не покидает израненное сердце. Хочет забыться. Молодой душе нужен алкоголь. Все проблемы временно смогли бы раствориться в напитке. Каждая часть тела болит, жутко ноет, вынуждает морщиться и молиться о родимой свободе. Тэхён теперь раненая птица в клетке. Закрывая веки, он видит свет, а стоит их открыть — пугающая тьма. Тихо кричит: «Спасите». Но ответом оказывается только шелест деревьев и угнетающий шёпот в голове. Эти звуки оказываются громче его слов. К нему никто, кроме тишины, не прислушивается. И пока находится без нужного внимания, боль его сжигает, лупит и уничтожает изнутри, а сердце рвётся на куски. Киму казалось, что видит таким мир, как есть, оказалось всё это обманом. Всё разбивается вдребезги… Чон-Рено поймал его и ушёл, закрыв на замок. Парень слушается собственных безумных желаний и поворачивает голову в сторону высоких решётчатых ворот, словно ждёт настоящего чуда. И это ожидание поедает его… Омега просто не сдаётся, до последнего надеется, что сегодня в очередной жаркий день он появится на этой ненавистной алмазной земле. Сходит с ума, и сам медленно свыкается со своим изъяном. Голова забита ужасными переживаниями, братом и одним единственным сероглазым мужчиной. Но у него не получается не думать о нём. Слишком сложно. Для него это практически невозможно, потому что альфа неслышно вошёл в его скучную жизнь и остался на неизвестное никому из живых количество времени. Тэхён же сам шагнул в его невидимую клетку и вырываться оттуда на волю он устал, душевных сил для этого уже совершенно мало. Теперь же отсутствие Рено не даёт ему нормально дышать. Омега здесь не алмазы ищет, он двое суток в поисках причины своих изумрудных слёз каждый раз, как садится африканское солнце за горизонт. Скучает или бредит? Боится и его, и без него. Тэхён внезапно вздрагивает всем телом и приоткрывает любопытно рот, видя, что к воротам подъезжает чёрный джип, но из-за большого расстояния он не может понять, принадлежит эта машина Чон-Рено или же нет. Он делает несколько маленьких шагов вперёд и чуть наклоняется в сторону. Из автомобиля выходит альфа, но это не тот, который зачем-то нужен омеге. Ким обиженно прикусывает губу, теребит свои длинные пальцы и отворачивается, идя к алмазной яме и грустно смотря себе под ноги. Медленно шагает по красной земле и игнорирует громкие разговоры людей Рено. Нет сил даже смотреть на них. Очень ослаб за эти дни. Сегодня ранним утром не мог нормально держать в руках специальную корзину для добычи драгоценных камней, а сейчас и вовсе еле стоит на ногах. Его часто укачивает в разные стороны, но, к счастью или сожалению, этого никто не видит. В тягость ему даже слёзы. Ким так и плетётся к алмазной копи, не оглядывается вокруг, потому что все ушли обедать. Еда тут не замечательная, а точнее, ужасная, но нелегальные рабочие и этому рады, кроме Тэхёна. Аппетита совершенно нет. Он просто хочет домой, больше ничего от этих людей ему не нужно. Сердце сжимается всегда, когда вспоминает своего старшего брата. Ким в ядовитой долине мучается, а Джухёк жутко за него переживает. Всем телом чувствует это. Сожалеет и просит прощения за своё отсутствие. Во всём виноват только сам Тэхён, и за это он несёт наказание. — Тэхён, — знакомый и приятный голос быстро привлекает внимание задумчивого парня. Ким неохотно поднимает глаза и сталкивается взглядом с Ханом, двигающимся к нему. — Прекращай свою глупую голодовку. За эти дни, можно сказать, ты совершенно не ел, — альфа хмурит брови и останавливается напротив младшего. Киму приятен этот мужчина. Он нисколько не пугает омегу, а только нравится ему с каждым разом всё сильнее и сильнее. Эти дни Хан не сводит с него глаз: круглосуточно следит за каждым сделанным шагом в целях его же безопасности. Даже правая рука Рено не доверяет его людям: смотрит на них косо, держит ладонь у кобуры с пистолетом и кидается угрожающими фразами, когда к Тэхёну докапывается кто-то из здешних. В первый же день пообещал омеге, что не даст его в обиду, и он сдерживает своё слово, как настоящий мужчина. Сам редко к нему подходит, лишь в определенные моменты, чтобы спросить, каково состояние омеги. На его искренние переживания Киму удаётся только пожимать плечами и тихо себе под нос шептать: «Дышу». Не хочется врать, но и жаловаться на свои душевные муки тоже не тянет. Он не готов доверять ему настолько сокровенное, даже если он добрый человек, что не сказать о других членах ядовитой долины Чон-Рено. — Я не хочу есть, — глотает слюну и трёт ладонью шею. Голова в любом случае болит от недоедания. — У тебя глаза нездоровые, Тэ… Выглядишь больным, — мягче и тише говорит альфа, а омега отводит взгляд. — Сам себя губишь. Ты должен хоть немного поесть, а я не могу насильно запихивать в рот тебе еду, — омега продолжает теребить пальцы и смотреть куда-то в сторону. — Скажи честно, — он поджимает губы, — ты хотя бы спишь по ночам? — Хана правда это тревожит. Не получается нормально и надолго сомкнуть глаза в здании, что больше похоже на гараж. Он окружён непонятными и жутко подозрительными людьми. В них заложены странные качества. Тэхён чувствует себя максимально маленьким и беспомощным, когда у тех есть какой-то хоть опыт за спиной. Будто они за свою жизнь видели много страшных вещей и ожидают новых с распростертыми объятиями. Буквально все рабочие этой долины успели окинуть взглядом самого младшего омегу, смутить его и заставить сжаться, как подстреленный заяц. Ким не понимает, что им всем от него нужно. Эти три дня не могут прекратить анализировать парня, который и так запуган до ужаса этим местом. И из-за этого кошмарного страха не может спать. Когда медленно окунается в сон, спустя только полчаса он в поту подскакивает, закрывает обеими ладонями себе рот и начинает в голос плакать. И две ночи подряд с пониманием того, что на этой земле нет Рено, Тэхён плакал в несколько раз сильнее и громче. — Как мне уснуть там, где покой обо мне забыл?.. Хан негромко вздыхает и оглядывает парня, не зная, чем помочь ему. Он тут ничего не решает. Пойти против Чон-Рено не может ни в коем случае. — Хотел бы я тебе помочь, — в его глазах читается искренность. — Я благодарен тебе за заботу, мне и этого хватает, — Тэхён поднимает на него взор и заставляет себя приподнять слегка уголок сухих губ. Хан качает головой и оборачивается, оглядываясь по сторонам и сжимая губы в одну полоску. Тэхён смотрит на него и догадывается, что сейчас мужчина чем-то встревожен. — Слушай… — альфа снова смотрит на младшего. — По правилам, когда Хосок и Линь Вэй находятся здесь, я обязан быть на другой стороне долины, и там следить за алмазной добычей, — говорит тише и напрягает слегка скулы, ведь сам не доволен этим фактом. — Я собирался поговорить с Рено об этом. Мне не хочется, чтобы ты оставался с этими людьми, — Ким задумывается и прикусывает нижнюю губу. — Но я не могу связаться с ним, — Хан потирает пальцами переносицу и вздыхает. — Ты не знаешь, где он? — удивляется Тэхён, растерянно хлопая ресницами. — Не знаю, — отвечает Квон. — Испарился непонятно куда. Возможно, это и хорошо. Киму будет намного лучше, если он научится выкидывать его образ, холодный характер и слова из своей головы. Этот человек обязан стать для него пустым местом. Господи, помоги ему убить противоречивое чувство. Ребёнок не виноват в том, что не знал, кем он является. — Не переживай за меня. Ты можешь идти, — едва двигая губами, признаётся омега. Хан щурится, кивая один раз и коротко. — Я сам загнал себя сюда и сам справлюсь со всем, — говорит это и смотрит глубоко в глаза. Винит себя одного. — Ты можешь оказаться сильнее, чем ты думаешь, — без сомнений поддерживает альфа и дёргает уголками губ. — Будь осторожен среди гиен и не смей верить их словам, — и после обходит омегу и двигается в сторону ворот. Тэхён поспешно закрывает глаза и старается сделать глубокий вдох, успокоить колотившееся от волнения в груди сердце. Спустя пару секунд он оборачивается и провожает Хана одним только взглядом. Когда альфа покидает ядовитую долину, Ким беспокойно озирает территорию, где почти не видно людей. Только несколько африканцев у алмазных копей стоят и разговаривают, держа в руках автоматы. Все рабочие принимают пищу подальше от этого места, а омега вновь остался в одиночестве, чему немного радуется. Он идёт небыстрым шагом к одной из ям и обнимает себя руками, проводя горячими ладонями по открытым предплечьям. Колени неожиданно сгибаются, отчего омега чуть ли не падает. Но он быстро, словно ущипнув, приводит себя в чувство и двигается ровно, отгоняя как можно скорее жуткую слабость и боль в конечностях. Кто-то из охранников замечает его нездоровое поведение, однако мгновенно отводит взгляд и с улыбкой продолжает что-то рассказывать своему собеседнику. Ким садится чуть ближе к воде, около своей корзины, где виднеются камни, которые он ещё не перебрал. Нет настроения что-либо делать. Положив подбородок на свои согнутые колени, парень просто пялится на грунт и проваливается в собственные мысли. Находясь в таком положении около пятнадцати минут, Тэхён всё же тянет ко дну корзины свои дрожащие пальцы и проходится их подушечками по поверхности неровных камней. Он лениво изучает их и быстро хлопает веками, когда видит довольно большой полупрозрачный камень с неким оттенком. Быть не может. Омега раскрывает от удивления рот и двумя пальцами осторожно берёт впервые найденный большой розовый алмаз, тяжело глотая слюну и вскидывая густые брови. За него один ботсванец готов человеку руку отрубить. Ким, потрясённый такой находкой, не знает, что именно ему стоит делать. Камень большой, он действительно достаточно крупный. Никогда таких в глаза не видел. И его розовый цвет тоже немного смущает. Ким быстро промывает его в воде и оглядывает со всех сторон. Он не обработан, но всё равно сверкает на ярких лучах солнца. Если за крохотные камни Рено получает большую сумму денег, то какова цена этого розового алмаза?.. Он, наверное, способен обеспечить шикарную жизнь каждому жителю его родного поселения. Услышав неожиданный всплеск воды, омега кладёт найденный камень рядом с корзиной и переводит с него взгляд на источник звука. Перед ним не человек, но живое создание, вызвавшее у него откровенный испуг и шок. Перед ним чёрная змея. Чёрная мамба. Тэхён вздрагивает и сжимает в ладонях пустоту, медленно пытаясь подняться выше и смотря стеклянными глазами на плавающую большую ядовитую змею в воде. Ким с самого детства боялся этих созданий. Страх от него никуда не делся. Он не рискует лишний раз шевельнуться, потому что мамба находится не так далеко и по поверхности воды движется к нему. — Надо же, как хорошо начинается сегодняшний день, — говорит Хосок и постепенно входит в воду. Тэхён, задыхаясь от накатившегося страха, смотрит на мужчину и мечтает сбежать отсюда. — Чёрная мамба, — Ким и сам это знает. Альфа кидает в омегу насмешливый взгляд и осторожно приближается к длинному существу. — Обычно, они не выползают сюда, но смотри, как тебе повезло, — омега сглатывает. — Тебе удалось увидеть самую быструю ядовитую змею на свете. Какой же ты везунчик, — альфа усмехается и склоняет голову, оглядывая мамбу. — Ещё никто из других рабочих их не заставал в долине. Ты этому не рад? Стоило Хану уйти, так одна из гиен сразу полезла к жертве. — Змеи никогда не были мне в радость, — чётко выговаривает каждую букву Тэхён, не желая опускаться ещё ниже перед этими людьми. Хосок усмехается его словам, подходит к чёрной мамбе и быстро, очень ловко хватает правой рукой крепко её за голову, приподнимая и самодовольно улыбаясь. Ким в немом шоке смотрит на извивающуюся длинную змею в татуированных руках и чуть отползает назад. — Тогда, что для тебя в радость, журналист? Влезать туда, куда не стоит? — альфа поворачивает к нему голову. — Ведь многие крысы от этого удовольствие ловят, точно от наркотиков, — Тэхён поджимает губы, а в уголках его глаз образуются капли слёз. — Не знаю, почему Чонгук тебя так щадит и до сих пор не убивает, но я бы избавился от тебя в первый же день, — цедит сквозь зубы и шагает к нему вместе со змеёй. — Молчи… — голос дрожит. — Откуда нам знать, что ты не сбежишь в один день и не расскажешь кому-нибудь за границей о прожитом? — Тэхён молчит и впивается ногтями в свои ладони. — Верно. Этого никто не может знать. Хосок всё ближе и ближе к омеге. Он бросает змею вперёд и сам отходит на несколько больших шагов. Нет, нет, нет, нет… Тэхён быстро оборачивается и ползёт выше от воды, после быстро подрывается с места и бежит, спотыкаясь буквально об каждый камень и корзину других рабочих на этих копях. С глаз от страха катятся огромные слёзы, позади он слышит шипение чёрной мамбы, а парень несётся непонятно куда. Долго бежать не получается: Тэхён вскоре врезается в чужую грудь, точно в высокую китайскую стену, и чуть ли не теряет равновесие, но тяжелая рука, быстро оказавшаяся на его талии, не даёт упасть. Этот аромат, наполненный нотками граната и крови, кислый, жаркий, такой интимный, как африканские ночи. Неповторимый, слегка диковатый. Тэхён этот запах никогда ни с чем другим не спутает. Запах человека, который заставляет его пылать, как песок на солнце. Страшнее чёрной мамбы. И один в состоянии сейчас защитить его. Тэхён крепко держится за чужие бедра, затаивает глубоко дыхание и поднимает крайне медленно взгляд, видя чуть опущенный острый подбородок. Взгляд Чон-Рено не направлен на него — он предупреждающе-опасно смотрит вперёд, на Чон Хосока. Дышит очень тихо, немного раздраженно, а его рука до сих пор находится на талии Кима. Омега торопливо облизывает засохшие губы и невинно смотрит снизу вверх на мужчину, который вскоре опускает на него свои ярко-серые глаза и пробегается ими по бледному от страха лицу. Тэхён даже не стесняется такой близости: мечтательно заглядывает в его серебряные поглощающие ямы и ловит исходящие от них обжигающие и смертельные искры. И каждая секунда сейчас напряжена до предела. Хотел ведь выкинуть из сердца и головы, но он хамски становится наркотиком или чем-то более сильным. Рядом с ним ничего не получается: ни дышать, ни мыслить, ни понимать происходящее, ни жить. Чонгук первым сводит с него взгляд и вновь смотрит на Хосока, уже выходящего из воды. Тэхён вспоминает о змее, находящейся позади него, опускает голову и упирается носом в нервно вздымающую грудь, в одной ладони сжимая бедро альфы, а другой — конец его чёрной футболки. Ему удаётся успокоиться, ведь Рено сам его не отпускает. Он прижимает к себе и вместе с ним чуть поворачивается, когда чёрная мамба оказывается близко. Альфа максимально сильно напряжен и зол на ситуацию — омега чувствует это по мышцам крепкого тела. Страшно представить Чон-Рено в настоящем и адском гневе. — Возьми мамбу за голову, как сделал это две минуты назад, и уведи обратно в джунгли, — резко обрывает образовавшуюся опасную тишину Чонгук своим вечно суровым тоном. Хосок мрачно усмехается и проводит кончиком языка по нижней губе, сгибая бровь и смотря на альфу. — И сейчас заявишь, что не защищаешь? Тэхён шире раскрывает веки, коротко глянув на Чонгука. — Если не жаждешь биться в конвульсиях от укуса змеи, Хосок, то лучше тебе поскорее закрыть рот и увести её отсюда, — не разжимая рта, цедит он. — Понял, Чон-Рено, — сжимает челюсти и качает головой. Альфа, покрытый татуировками, подходит сзади к мамбе, опускается к ней и быстро хватает за голову, придерживая другой рукой за её хвост. Хосок, напоследок посмотрев на Чонгука, уходит в сторону джунглей. Змеи на территории больше нет, а Тэхён в любом случае не отдаляется от мужчины, будто вцепился в свой спасательный круг. Хочется вкушать его почаще, вдыхать этот аромат, позабыв обо всём. Рено переводит взгляд с Хосока на пепельную макушку парня, который вжимается в его грудь, как маленький ребёнок к своему родителю. Альфа аккуратно опускает руку с его талии, и только тогда омега делает неуверенный шаг назад, но не смотрит на Чонгука, стесняясь своего поведения и ужасно боясь чужой реакции на это. Старший видит, как омеге неловко перед ним, а он всё равно бесшумно и быстро его оглядывает: замечает под глазами огромные синяки, которых не было два дня назад, и дрожащие явно не от страха пальцы. Тэхён пытается это скрыть, держа в одной ладони другую руку, но от Чон-Рено он вряд ли что-нибудь сможет утаить. Не получится. Альфа успевает даже на мгновение уловить крупные хрустальные слезы в уголках медовых усталых глаз. Но стоит заметить, что на этот раз мальчишка не плачет — сдерживается. — И змей боишься? Тэхён пальцами убирает прядь с лица и шепчет: — Это ведь чёрная мамба. Она ядовитая. — Всего на свете боишься: долины, крови, змей, львов, меня… — вот так открыто и бесцветно говорит ему. С последним он уж точно прав. Тэхён хлопает чёрными густыми ресницами, осторожно на него посмотрев. — Я не боюсь львов. Чонгук опускает взор на его ключицы, оглядывает шрамы и быстро возвращается к глазам. — Правда? — выгибает бровь Чон-Рено. — Из твоей головы вылетела наша первая встреча? — вскидывает подбородок и глядит из-под век. Тэхён прикусывает нижнюю губу и отцепляет от него свой растерянный взгляд, не зная, куда его деть. — Я помню, как ярко блестел страх в твоих глазах и как сильно ты вжимался спиной в ствол дерева от одного вида моего белого льва. Голубые глаза дикого зверя до сих пор часто всплывают в воспоминаниях. Но он выглядел так красиво и могущественно рядом со своим хозяином. Чонгук истинный львиный Бог, когда хищник так легко и покорно его слушается. Рено тогда и сегодня спас львёнка от опасности. Зачем это вообще делает? — Он рычал… очень злобно. Мог напасть на меня, — продолжает защищать свою шкуру Тэхён, смотря на землю. В этом парне слишком много невинности. — Да, — подтверждает и кивает для убедительности. — Напал и съел бы тебя целиком, — на лице Тэхёна мелькает испуг. — Борей на подобные вещи вполне способен, — серьёзно говорит альфа и следит за реакцией. В его словах нет ни грамма шутки. В ядовитой долине не так давно узнали, на что способен этот белый лев. Однако сам Ким верит ему даже с обыкновенных слов и предупреждений. Для него теперь всё возможно на этих землях, и ему необязательно нужны доказательства этого. В последнюю встречу Рено отрубил руку некому африканцу за краденный им маленький алмаз. Омега этого глазами не видел, чему действительно рад. В маленькой степени он благодарен Чонгуку за то, что пощадил и позволил убежать в тропический лес как можно подальше от этой бесчеловечной и кровавой картины, которую сам Рено и рисовал в своей безумной манере. Но Тэхён отчетливо слышал громкий и душераздирающий крик адской боли. Находясь в полнейшем удивлении и страхе, прикрывал ладонями уши. Не хотел это слышать. Не хотел верить, что Чонгук действительно позволил себе это деяние. — Но ты не дал ему этого сделать со мной, — зачем-то шепчет Ким. С одной стороны говорит Хосок, что Рено защищает его, с другой — сам Тэхён. Чонгук делает один большой шаг вперёд и вновь возвышается над парнем, очерчивая острые, точно лезвия, скулы и заглядывая в глаза, которые собрали в себя всю нежность. — Не зря ли? — в ярких глазах Чонгука вспыхивает дикий блеск, и голос становится ниже. Младший непонимающе смотрит на него и нервно сглатывает. — Тогда я и имени твоего не знал. Может, не нужно было льву мешать. — Не нужно было, — цедит и чувствует, что слезы могут скатиться по щекам в любой момент. — Дал бы ему растерзать меня, я попытался бы во второй раз от этого сбежать, — сжимает обе ладони в слабые кулаки и вскидывает подбородок. — Возможно, я бы чуть раньше понял, что живу не прекрасной жизнью, и остался шаг до ада. — И я бы не попал в твоё детское сердце. Боль внезапно съедает душу изнутри. Будто он взял его сердце и сжал рукой. И теперь на ней новые раны: кровоточат и дарят невыносимые муки. Зачем так хотел его прихода, когда он может только причинять ему боль? — Но всё случилось иначе… — первые горькие слезы обжигают щёки. — Теперь мне приходится расплачиваться за грех любви к тебе, которую ты не заслуживаешь. Они смотрят друг другу в глаза, в души и сердца. Тэхён видит в нём одну пустоту. Он стирает в спешке слёзы, разворачивается и идёт на жутко слабых ногах к алмазной копи, прикусывая до крови нижнюю губу. Как больно ждать и знать, что никогда не дождётся от такого сурового и бесчувственного человека взаимных чувств. Он не умеет любить. Это чувство не заложено в нём от природы. Слишком холодный, невозможный и жестокий. Как же омега ошибся в нём, повелся на необычный образ, характер и поведение, а сейчас страдает от этого один он во внутреннем холоде. Чонгук может только внушать что-то опасное и дикое, завладевает ловко вниманием так, чтоб разом мышцы сковывало, и никто от него глаз не отрывал. На Тэхёна подействовали его прекрасные чары, но взамен он от него ничего не получил. Рено его только изводит и мучает, вынуждает от обиды плакать и мечтать забиться в угол, чтобы в кулак прятать каждую слезу. Почему его никто не предупредил о том, что любовь подобна пыткам? Клянётся, что, если бы ему кто-нибудь об этом сказал, Тэхён бы ни за что не бегал в Саванну, как дурак, в нужде встретиться с таинственным сероглазым мужчиной. Он бы похоронил в себе все желания. Чон-Рено будто прирос к этой красной земле. Смотрит ему вслед и всем телом напрягается, сжимая ладони в кулак и двигаясь в сторону своих людей, оставляя молодого омегу позади. Впереди виднеется скопление мужчин, и именно к ним движется альфа, думая о своём. О нём. Когда Чонгук оказывается в метре от них, он замечает, что каждый из них смотрит куда-то мимо него. Вопросительно озирает их и хмурится, оборачиваясь через плечо и видя быстро идущего к нему Тэхёна. Теперь Рено корпусом к нему поворачивается и не понимает, зачем он идёт сюда, когда в слезах сам ушёл. Омега встаёт напротив него, оглядывает каждого находящего здесь и останавливается глазами на нужном человеке. — Как ты и сказал: в мусульманских странах за кражу отрубают руку, и с недавних пор в Ботсване такие же правила. Я не хочу проходить и через физические пытки, — сквозь боль начинает он, а Чонгук его слов не понимает. — Дети ни на что непригодны, Чон-Рено, — повторяет в точности сказанную мужчиной фразу два дня назад. Тэхён поднимает правую руку и показывает ему удерживаемый между двух пальцев большой розовый алмаз. Люди Рено внезапно начинают перешептываться, а самая главная персона ядовитой долины в неистовом шоке находится. Чонгук осторожно забирает находку и разрешает себе заглянуть в глаза, сверкающие ярче любого драгоценного камня. Смотрит не на алмаз — на бездонную нежность напротив него, чьё сердце разрывает на куски своими окровавленными руками. *** Луна вонзается в небо: Ботсвана встречает ночь, а один из рабочих на второй стороне ядовитой долины встречает что-то новое и неприятное. Он не понимает и не знает, хочет ли понять эту дикость. Но здешняя реальность никогда не заменится сказками. На этой земле это абсолютно невозможно. Юнги потрясён тем, что здесь люди умеют хотя бы на некоторое время расслабляться, ведь считал каждого бесчувственным роботом. Бесчувственные они до сих пор, но фальшиво улыбаться у них получается очень хорошо. Царит шум. Мин привык, что в это время наступает тишина, и люди Рено болтают только между собой, смеются и пьют. Сейчас всё по-другому. Это странно. Большая часть рабочих на алмазных копях полчаса назад ушли в дом, чтобы спать и отдыхать, так как солнце уже пропало за горизонтом, и смысла работать не было. Но около двадцати человек, и в основном это омеги, на данный момент находятся снаружи и проводят «отлично» время. Они этого не хотели — их заставили. В буквальном смысле верные и грязные собаки Чон-Рено среди большой толпы отбирали самых привлекательных, не страшненьких, и плевать хотели на ужасный страх и физическую слабость. На их паршивых губах с самого начала была мерзкая и мрачная улыбка, что уже дарила некоторым подозрения. Они все разом проголодались и дождались нужного вечера для расслабления и отдыха. Кричат, курят, пьют, улыбаются, страшно смеются и даже слушают нагнетающую громкую музыку. Раньше Юнги не замечал, чтобы ублюдки включали музыку, но сегодня для них особенный вечер. Творится настоящее безумие. Ядовитая долина сегодня пахнет не кровью и порохом. Сегодня она пахнет настоящим развратом и сексом. Этим пропитался каждый человек. Пьяные и похотливые. Юнги с нескрытым удивлением и непониманием смотрит на происходящий пошлый хаос, прикладывая горлышко бутылки с водой к губам и делая небольшой глоток. Брови его нахмурены, ведь и правда шокирован тем, что здесь происходит. Он себе спокойно стоит около какого-то чёрного джипа и ни на шаг от него не отходит, совершенно не хочет привлекать чужое внимание. Эти идиоты что-то очень сильно возбуждены, а омега абсолютно не планирует с ними целоваться и заниматься сексом в одном из шатров или у кого-нибудь на глазах. Ему ужасно сильно повезло, что никто из них не заметил его внезапное отсутствие. Они отобрали Юнги и Чимина из рабочих и забрали на эту своеобразную вечеринку, но Мину удалось ловко и быстро смыться от этого ужаса, а Пак до сих пор остаётся среди этих людей, что не особо сильно радует блондина. Юнги это раздражает. Юнги это чудовищно раздражает. Настолько, что хочется найти что-нибудь тяжелое и привести в чувства своего нового друга. Чимин сидит около небольшого костра, ловит кайф и курит марихуану в тайне от других. Рядом с ним никого нет, но все они находятся не слишком далеко от него и развлекаются с другими омегами, громко смеясь. Пак на них даже не смотрит: парень занят своей самокруткой. Но он мог бы заниматься ей рядом с Юнги, подальше от людей Рено, чтобы не было какого-либо риска. Если альфы полезут к ним, то вряд ли получится избавиться от их грязных и грубых рук. А блондину не хочется, чтобы к Чимину кто-нибудь лез, однако тот этого почему-то не понимает. Пак многого не понимает. Он странный, у него свои черти в голове. Он совершенно другой. Растаман от всех отличается, и Мин убеждается в этом каждый день, проведенный с ним. Но сейчас этот омега единственный человек на планете, с которым Юнги действительно хорошо во всех смыслах. Парень закрывает бутылку с водой крышкой, ставит на капот машины и обходит её, направляясь прямо к своему ямайцу, который улыбается непонятно чему и выдыхает большой клубок дыма. Мин от этой картины закатывает глаза и еле сдерживается, чтобы не пробить себе ладонью лоб. Он осторожно подползает к Чимину и садится рядом с ним, моментально приковывает его взгляд на себе. Пак с широкой улыбкой на розовых сладких губах осматривает Мина и сдерживает сигарету между пальцев. — Ты в своём уме? — шипит Юнги и сводит брови у переносицы. Тот в неясности хлопает ресницами и усмехается. — Вполне. А чего спрашиваешь? — он делает короткую затяжку и выдыхает в сторону, вскидывая одну бровь. Таких знакомых у Мина уж точно не было. Пак действительно редкий экспонат. Он воспринимает все слова слишком серьёзно, реально о них задумывается и абсолютно не понимает шуток или же риторических вопросов. — Чимин, — омега вздыхает и потирает пальцами закрытые веки. — Почему ты сидишь здесь, рядом с этими упырями? — с раздражением спрашивает он у него и раскрывает глаза. Пак вскидывает брови, оборачиваясь. В ядовитой долине большое скопление машин, крепкие люди Рено стоят около них и пьют алкоголь, разговаривая на собственные темы. Другие же проводят время с омегами, скаля зубы и терзая чужие губы. Один темнокожий альфа и вовсе с двумя парнями развлекается в салоне автомобиля, и эта картина хорошо всем видна. Безумие, сумасшествие, они все демоны. Некоторым омегам тоже нравится находиться в этом кругу, что особенно сильно бесит Юнги. Они сами тянутся к мужчинам, прижимаются своими хрупкими телами к крепким и рельефным, фальшиво смеясь на их слова и трогая своими пальцами широкие плечи. Владельца долины здесь нет, он редко появляется на этой стороне, возможно, поэтому они позволяют себе проводить так время. Однако кажется, что Рено сам тоже не против бы был подобных вещей на своей земле. — В чём дело? — хлопает ресницами Чимин и смотрит на омегу. — Они ко мне не лезут. — Но могут. В любой момент. И что тогда будешь делать, умник? — хмыкает и вскидывает подбородок, пнув парня кулаком в плечо. — Попросишь убрать член подальше, потому что он тебя не интересует? — парень с косичками негромко смеётся. — Думаешь, они потом отстанут? Не глупи, пойдём отсюда. Пак окидывает его подозрительным взглядом, обнажая зубы и протягивая Юнги самокрутку. Мин грубо её отнимает и делает лёгкую затяжку. — Ты что, ревнуешь? — сквозь обворожительную улыбку прямо спрашивает у него. Блондин в ту же секунду давится дымом марихуаны и стучит ладонью себе по груди, хмурясь и потерянно смотря на смеющегося Чимина. Этот вопрос действительно для него нечто очень неожиданное. — Нет, — через кашель говорит Мин. — Нет, — мотает головой и возвращает сигарету Паку. — Зачем мне ревновать к таким конченным людям? — И правда, — усмехается и курит, смотря на костёр впереди. Кореец щурится и подозрительно смотрит на друга, пропуская в мысли вполне возможные вещи. — Ты спал с кем-нибудь из них? — Спал, — поворачивает к нему голову и коротко кивает. Внутри какая-то частичка моментально и невольно разрывается. Кажется, что боль невыносима и ужасна. Глупо расстраиваться по этому поводу, но Юнги не может с этим ничего поделать. Не получается. Сначала на его подтверждение реагирует сердце, а потом только мозг. Чимин здесь не первую неделю, всё это время он был один, без Мина, на что имел полное право заниматься тем, чем желает. А возможно, у Пака никто разрешения на секс не просил. Блондин ничего не знает, и искренне не желает знать подробности, будто это причинит ему более сильную боль. Неважно, с кем и когда это происходило, пусть растаман хранит в секрете. Юнги просто надеется, что Чимин и сам хотел этого, и его никто ни к чему не принуждал. Это намного ужаснее. Мин поджимает губы и качает головой, сводя с него взгляд и рассматривая огненные язычки. — Это случалось несколько раз, — признаётся Пак. — Но теперь мне не нужен секс, — Юнги сухо усмехается, после чего ямаец добавляет: — С ними. — Что ж, — Мин смотрит на Чимина и оглядывает его довольное личико. — Тогда с кем он тебе нужен? Растаман залезает в карман своих шорт и вытаскивает небольшую железную коробочку, открывая и предлагая парню взять самокрутку. — Марихуаной я подпишу тебя на что угодно, Юнги, — язвительно проводит языком по нижней губе. — Я и без неё бы подписался, — пожимает плечами Мин и берет одну сигарету, которую поджигает огнём костра и задерживает между губ. — Сложно верится, — тихо смеётся и оглядывается по сторонам, задерживая взгляд в одной точке. Юнги вопросительно пробегается по нему взором, поворачивает голову туда, куда смотрит его друг, и видит, что какой-то высокий темнокожий альфа движется в их сторону и широко улыбается. Парень немного отличается от других членов ядовитой долины. Даже в темноте можно понять, что на нём дорогая и брендовая одежда: об этом говорят его кеды и ремень от гуччи. Но в руках сдерживает сразу три стеклянные бутылки пива, а сам он мчится довольно быстро, что немного пугает. — Я же сказал, что нужно уходить отсюда, — шепчет Юнги и пинает Чимина локтем в бок, агрессивно пялясь на него. — Теперь мы будем не просто рабами, а сексуальными, чёрт возьми, рабами. Пак виновато жуёт нижнюю губу и чешет затылок, смотря на альфу. Африканец буквально подлетает к ним: встаёт напротив, оглядывает двух растерянных омег и содержимое в их пальцах. В его глазах какие-то странные блестящие искры вспыхивают, будто парень вот-вот готов взорваться от переизбытка счастья и радости. Только ни Чимин, ни Юнги не понимают, что этот темнокожий незнакомец от них хочет, и чему он так сильно радуется посреди ядовитой долины. Кореец и ямаец снизу вверх молча смотрят на него с чуть раскрытыми ртами и больше не курят: позабыли из-за чужого присутствия о своих драгоценных самокрутках. Альфа просто глубоко дышит и держит в своих больших ладонях холодные напитки, прикрывая в наслаждении глаза. Омеги переглядываются, широко распахивая глаза и вскидывая брови. Проходит около тридцати секунд, и африканец шумно вздыхает, протягивая им двоим пиво и заглядывая то в первую пару глаз, то во вторую. Они недоверчиво и очень медленно забирают себе две бутылки, внимательно смотря на него. — Я только приехал, мне просто дома скучно стало, — указывает пальцем в сторону ворот, но парни туда даже не смотрят. — И первое, что меня здесь очень сильно заинтересовало… — африканец делает глоток пива и садится на соседнюю низкую скамейку у костра, — это ваши косяки, — улыбается и оглядывает удивленные физиономии. — Марихуана, да? — спрашивает и невинно хлопает ресницами. Чимин на его вопрос невнятно кивает. — Обожаю. Пак и Мин во второй раз переглядываются. — Чего ты хочешь? — включает свою агрессию Юнги. — Я посижу с вами недолго здесь, а вы продолжайте курить, я хочу насладиться этим табачным ароматом, — заявляет своё желание альфа. — Вы ведь не против? — У меня есть ещё самокрутки, я могу дать… — предлагает Чимин, показывая железную коробку. — Нет, ни в коем случае, — отказывает африканец и мотает отрицательно головой, отодвигая сигареты подальше от себя. — Мой псих-брат узнает о курении — отхерачит мне голову в ту же секунду, — признаётся парень и пожимает плечами. — А я слишком молод для казни, вы должны меня понять. Чимин делает затяжку и выпускает дым специально в сторону этого парня, отчего тот улыбается шире ямайцу. — Он такой жестокий? — интересуется Мин, привлекая его внимание. — Да, и вам об этом известно. — То есть? — блондин вопросительно ломает бровь. — Меня зовут Сами, — знакомится парень и улыбается одним уголком губ. — Рено Сами. Я младший брат Чон-Рено. Чимин раскрывает широко рот, явно не ожидая, что этот странный парень окажется родственником владельца ядовитой долины. Они с ним разных рас, но ни для кого не секрет, что Чон-Рено рос в африканской семье, как в кровной, оттого у него и двойная фамилия. — Рено? — переспрашивает Пак. — Ты такой же отбитый? — хмурится Юнги. — Руки отрубаешь? — щурится и чуть отодвигается. — Если да, то проваливай. Сами смеётся и упирается локтями в свои колени, осматривая сидящих рядом омег. — Не у всех Рено одинаковые страсти, — он прижимает горлышко бутылки к большим губам и делает глоток. — И какие у тебя страсти? — хмыкает Чимин. — Они никак не связаны с отсечением конечностей, поэтому расслабьтесь, — улыбается и подмигивает им. — Я просто хочу посидеть рядом, пока вы курите эту потрясающую марихуану. — Она ямайская, — с гордостью говорит Пак и спокойно курит, качая головой. И омеги почему-то уверены, что младший Рено сегодня не позволит другим альфам к ним приставать, ведь тогда для него никто не сможет курить травку. Уже не стоит опасаться чужих глаз и рук. Костёр, пиво, разговоры и ямайская марихуана. *** В африканских сумерках жираф вместе со своим детёнышем синхронно опускаются на траву, сгибая шею и укладывая голову на своё туловище. Мимо них пробегает мартышка, которая сразу забирается на рядом стоящее дерево, а вдалеке спит одинокий ягуар. Большой львиный прайд отдыхает в вечернее время где-то глубоко в Саванне, позабыв о двух её молодых членах. Крутя в пальцах неровный крупный розовый алмаз, Чон-Рено день не в одиночестве провожает. Его никак не хотят покидать два шумных и активных животных: подходят к нему, отбегают, рычат, тянут за собой в тропическую степь. Альфа их не слушает, стоит на месте и улыбается одним уголком губ, наблюдая со стороны, как маленький львёнок лезет на белого льва и кусает его за ухо. Автомобиль Чонгука припаркован напротив ядовитой долины, в самом начале Саванны. Мужчина боком упирается в капот хаммера, изучает на ощупь полученный днём редкий драгоценный камень от парнишки. С ним поблизости находятся Борей, лежащий в метре от него, и маленький львёнок — Амур, не оставляющий в покое своего старшего брата. Белый лев терпит эти издёвки, иногда громко рычит на младшего, отчего тому приходится убегать к Рено, но потом обратно возвращается к нему и своими маленькими клыками кусает. Уже девятый час вечера, но он никак не может успокоиться, в любое время дня есть энергия в таком возрасте. Альфа же на такое игривое поведение коротко смеётся и не сводит с них взгляд, поражаясь тому, что Борей не срывается и ведёт себя сдержанно с Амуром, чему мужчина действительно рад. Старшие самцы бывают крайне холодны и жестоки к младшим в прайде, однако Борей и даже десятилетний Аид хорошо относятся ко всем львятам. От африканского льва это ожидаемо, от Борея — удивительно. Гук медленно переводит взгляд вновь на алмаз в своих пальцах и поджимает губы. Как удалось такому маленькому львёнку найти такой редкий камень? Рено после того, как омега отдал ему алмаз, больше не разговаривал с ним. Тэхён даже не смотрел в его сторону и продолжал работать с грунтом, будто бы не произнёс рядом с ним слово «любовь». Зато сам Чонгук почти несколько часов подряд держал свой взгляд на нём, не был в состоянии отвлечься на что-либо другое, точно этот парень нанёс на него какое-то сложное заклинание. И последней каплей стало то, что к Киму подошёл альфа из рабочих и предложил помощь. Тэхён ему отказал, но Чон-Рено всё равно себе под нос рыкнул, следя беспощадными глазами за этим мужчиной, будто готов подорваться с места. Вскоре разозлившись на собственную реакцию, Чонгук покинул ядовитую долину и отправился к своему львиному прайду, желая выбить из головы лишние паршивые мысли. В Саванне ему стало легче. Здесь не витал цветочный аромат. Внимание альфы и львов одновременно привлекает звук приближающихся нескольких машин. Рено поворачивает голову и видит два чёрных джипа, которые едут с включенными фарами по неровной дороге и останавливаются у ворот ядовитой долины. Мужчина слабо отталкивается от хаммера, пряча алмаз в кармане штанов, и подходит к двери с пассажирской стороны, открыв её и взяв предмет с четырьмя острыми выпирающими лезвиями. Чонгук блокирует автомобиль и небыстрым шагом переходит дорогу, двигаясь к незваным гостям, чуть опуская подбородок. Из джипов вылезают четверо мужчин и начинают разговаривать с людьми Рено, трое из которых выставляют вперед свои автоматы и не позволяют чужим приблизиться к воротам. Чон-Рено долго думать не нужно, чтобы понять, от кого пришли эти альфы, переодетые в серую камуфляжную одежду. Щенки Дуайта Болтона. — Я не высылал приглашения, — рыкает Чонгук, останавливаясь позади них. Мужчины с европейской внешностью оборачиваются на грозный голос и окидывают в этой тьме анализирующим взором альфу с татуировкой льва на шее. А африканцы, яро поддерживающие Рено, всё ещё держат на них прицел и хмурятся, ожидая поручений. — Рено, — один из них обнажает змеиную улыбку, разводя приветственно руками. — Добрый вечер, давно хотел… — Повторяюсь, — делает предупреждающий шаг вперед, смотря исподлобья. — Я вас сюда не звал. Тот звучно хохочет, и в этом смехе отчетливо слышно раздражение. Но, судя по жестким интонациям Чонгука, понятно, что он тоже не настроен на шутки. Ему не нравится видеть этих людей на своей территории. Альфа никогда с радостью не приветствует посторонние лица. У него для них сердце слишком ледяное и жестокое. — Моё имя Джек, — кивает он. — Джек Тёрнер, мы прибыли от Болтона, — извещает его. — Это я понял, — шипит и сжимает сюрикен в пальцах. — Садитесь в машины и уезжайте. — Не нужно быть таким негостеприимным, Чонгук. Мы безоружны, что не сказать о твоих малышах, — усмехается и кивает на темнокожих альф, державших оружие в руках. — Мы чужаков не приветствуем — мы их убиваем. Мужчина немного теряется от холодного равнодушия, но вновь быстро расплывается в ядовитой улыбке. — Дуайт хочет встретиться с тобой, поговорить о бизнесе, забыть старые обиды, — говорит Джек и делает несколько шагов вперед. — Не упрямься. Он даже закрыл глаза на то, что ты одного из наших отдал на растерзание льву. Это было очень жестоко, — хмыкает альфа и качает головой. — Я всех вас на растерзание отдам, если не покинете ядовитую долину сейчас же, — цедит Чон-Рено, цепляясь за острое оружие уже двумя пальцами. — Не угрожай нам львами, Рено, — встревает уже второй человек Болтона и жуёт жвачку, ухмыляясь. — Они животные, мы люди. Оружия у них нет, у нас — да. Устранить будет легко. Наступает гробовая тишина. Каждый замолкает, проглотив язык. Африканцы понимают, что это было лишним. Американцы просто переглядываются и сгибают свои брови. В ярко-серых глазах разжигается зловещее адское пламя. Чонгук ровно дышит, чувствуя, как его внутренности от злости сводит, он спустя только пару секунд поворачивает голову к человеку, который выплюнул эти слова из своего дрянного рта. В этой тьме Чонгук напрягает руку, сдерживающую сюрикен. Тот на него смотрит и хлопает ресницами, засовывая руки в карманы своих камуфляжных штанов, даже не понимая, что своим существованием будит в одном из присутствующих слишком опасную агрессию. Он доволен сказанным, потому что не боится Рено, хотя это очень глупо с его стороны. Чонгук чуть приоткрывает рот и кончиком языка проводит по контуру губ, пробегая испепеляющим взглядом по фигуре мужчины и нагнетая атмосферу ещё сильнее. Чонгук склоняет голову к плечу и со всей силы запускает железный сюрикен в альфу, в чью глотку крепко вонзаются лезвия острого орудия. Из чужих глаз льются слёзы от боли, из раны обильно вытекает багровая жидкость, стекающая по коже и чёрной футболке. Мужчина в панике расширяет веки и прикладывает обе ладони к своей шее, пытаясь пальцами нащупать острый предмет. Он падает на колени и смотрит в одну точку перед собой, когда к нему подбегают другие американцы, пытающиеся ему как-нибудь помочь. Они удивленно пялятся на Рено и агрессивно рычат, не ожидая от него подобных действий из-за обычных угроз. Пострадавший захлебывается своей слюной, кровью и слезами, не в силах сказать ни слова и пачкая руки кровью. Собственная жизнь медленно его покидает, и виноват в этом лишь его грязный рот. — Убьёте моих людей — я убью виновных. Посягнёте на мой прайд — я пойду на вас войной, — сквозь крепко стиснутые зубы сообщает Чонгук, вскинув подбородок. — Рено, блять, что ты творишь? — рычит Джек. — Расстреляйте их, если они не сядут в машины в течение трёх минут, — и на этих словах он двигается к воротам. Африканцы по его приказу снимают оружие с предохранителей и скалятся. Американцы в спешке пытаются взять умирающего альфу и посадить в автомобиль. Поняли, что Чон-Рено был максимально серьёзен в своих словах. Они медленно начинают отъезжать от чужой земли, а Чонгук подходит к решетчатым воротам и открывает высокую дверь, но застывает на месте, когда слышит снизу что-то похожее на львиный рык. Он опускает глаза, усмехаясь, и видит около своих ног маленького рычащего Амура, который удачно привлёк нужное внимание. Воодушевленный и счастливый львёнок ходит в разные стороны, будто пытается что-то сказать человеку. Рено кидает короткий взгляд в сторону Саванны, где больше не замечает на ближайшей территории белого льва. Видимо, Борей оставил своего брата и пошёл к прайду, а младший побежал к Чонгуку. Альфа чуть опускается и слабо пинает Амура вперёд, в ядовитую долину, тот с прыжками туда забегает, а альфа идёт за ним, закрывая за собой дверь и дёргая уголком губ. Вся территория освещается фонарными столбами, отчего темнота долину полностью не поглощает. С шатров также выходит свет. Рабочих у алмазных копей больше нет: солнце уже давно село. Теперь здесь только служащие Рено. Они около небольшого костра беседуют между собой, пьют алкоголь и смеются, а некоторые находятся около автомобилей, припаркованных подальше от ям с драгоценными камнями. Уголком глаз Чонгук видит Чон Хосока, с которым не беседовал о случившемся днём. Ни первый, ни второй не хотят об этом говорить, поэтому молчат и лишь взглядами пересекаются. Амур неожиданно вновь пытается зарычать и бежит вперёд. Альфа быстро на него переключается, наблюдает за тем, куда направляется львёнок, и сам движется неторопливо за ним, не желая оставлять без внимания рядом с людьми. Вдалеке Чонгук замечает идущего с опущенной головой Тэхёна, и Амур почему-то мчится со всех ног именно к нему, иногда сменяя бег на прыжки. Ким, услышав чужое рычание, поднимает удивленные глаза и, наконец-то, видит маленького зверя. Даже с большого расстояния мужчина замечает на его бледных и сухих губах аккуратную нежную улыбку. Омега опускается на корточки, когда львёнок оказывается около него: крутится и пытается похвастаться своим ещё совсем детским рычанием. Рука Тэхёна нежно скользит по светлой пятнистой шерсти, отчего Амур становится более активным и громким. Он всегда сходит с ума от любой ласки. Два львёнка, и оба одинаковые. Чонгук, наблюдая за этими играми, усмехается и спокойно идёт в их сторону, догадываясь, что Тэхён не заметил его присутствие. Они оба находятся около его личного шатра. Остановившись в двух метрах от них, Чонгук прячет руки в карманы чёрных штанов карго и склоняет голову к плечу, смотря на мокрую серую макушку парня, который недавно побывал в душе. У молодого омеги за секунду испаряется нежная улыбка с губ, но он продолжает гладить за ушком диковатого детёныша. Откровенно теряется, у него глаза волчком бегают в разные стороны и движения рук становятся гораздо медленнее. Никогда не научится быть расслабленным с этим человеком. Тэхён поджимает губы и ни в коем случае не поднимает взгляд, пытается казаться сильнее, чем есть на самом деле. — Я ведь говорил, что не боюсь львов, — негромко и первым начинает Тэхён. — Ему полтора месяца, — бесцветно выдаёт в ответ Чон-Рено. — Лев же, — настаивает на своём и тяжело сглатывает не в состоянии нормально дышать в его присутствии. — Львёнок, — исправляет сиплым голосом. — Прям как ты. Он превратится в настоящего хищника, но ты так и останешься детёнышем, — по больному. — И долго прожить в Африке не сможешь по этой причине. Омегу невольно передёргивает. Сделав три коротких, слабых, едва заметных вдоха, он смотрит на Чон-Рено. — Смогу, если выберусь отсюда, — Тэхён ведёт пальцами по животу зверька, лежащего на спине. — Собираешься сбегать? — А ты просто так отпустишь? — тихо спрашивает, заранее зная ответ на заданный вопрос. Чонгук делает два больших шага, тем самым сокращает расстояние между ними, и садится на корточки, заглядывая в глаза, где отражаются блики света с соседнего большого шатра. — Не отпущу, — от его холодного шёпота чужое сердце начинает биться в несколько раз быстрее. Тэхён поджимает дрожащие губы и чувствует слабость в конечностях. — Будешь до конца жизни держать рядом с алмазными копями… — и сам догадывается. — Рядом с собой, — обжигает словами. — Из ядовитой долины сможешь сбежать, но от меня не получится. Невозможен, невыносим, губителен, но не ненавистен. Рено не стал объектом его ненависти. Снова, будто наваждение, его взгляд пленит. Надевает на тоненькие запястья невидимые наручники, приковывает к себе, как личную вещь, когда они друг другу абсолютно никто. Никто. Несовершеннолетний мальчик просто встретил однажды в Саванне сероглазого мужчину, и по сей день из-за ошибки первого у них не получается не пересекаться. Больше ничего не связывает. Только один из них истинно страдает от этого. Одному Тэхёну страшно и больно, будто к сердцу прикладывают разогретый кусок железа, ставя тавро с новым значением — «обречённый». И сейчас Тэхён убеждён, что Чонгук, смотря ему прямо в глаза, ничего не чувствует. Он младшего не ненавидит, не пытает, не бьёт, не прикасается, даже не заставляет работать. Чон-Рено только словами и нечеловеческим взглядом даёт понять, что между ними пустота. Чонгук опускает взор на бледные губы, на которых только несколько дней назад был персиковый цвет. Тэхён, вдыхая носом гранатовый аромат, повторяет за ним: смотрит на чужие поджатые губы и глотает резко вставший в горле огромный ком. С первых дней мечтал к ним прикоснуться. Сейчас Тэхён ни за что бы не пожелал даже одного поцелуя. Заранее знает, что эта интимность раскрошит его. Львёнок из-за нависшей тишины неожиданно начинает еле-еле рычать в сторону Чонгука, привлекая внимания обоих. — Как его зовут? — интересуется Тэхён и чешет львёнку за маленьким ухом, смотря на его довольную мордашку. — Амур, — отвечает Рено и поднимается на ноги. — Амур, — пробует на вкус омега. Детёныш пушистыми лапами упирается в ноги Кима, и Тэ берёт его на руки, вставая. — И много у тебя животных?.. — Двадцать львов, и один тигр, — мгновенно выдаёт он, наблюдая за львёнком в руках омеги. Тэхён высоко вскидывает брови и потерянно пялится на мужчину. Правда не ожидал, что у него подобное количество диких зверей. — И все они принадлежат тебе? — Мне принадлежит вся Ботсвана, — томно оповещает. — Просто ты об этом только сейчас узнал. — Нет, — закрывает глаза. — Так нельзя… — За четыре года, пока тебя здесь не было, многое изменилось, львёнок, — негромко говорит Чонгук. — Привыкай. Тэхён раскрывает веки и распахивает пухлые губы, непонимающе глядя на Рено. Альфа, проводя взглядом по чертам его лица, разворачивается и движется к своему шатру, отодвигая бежевые ткани и входя внутрь. Тэхён так и стоит на месте вместе с Амуром, тщательно думая о сказанных словах. Поворачивая голову, Ким сглатывает и идёт за мужчиной, осторожно и медленно заходя в по-настоящему большой шатёр. Омега и представить не мог, насколько уютно и красиво может здесь быть. На земле аккуратно и равномерно лежат арабские ковры, в самом центре стоит небольшой стол с тремя стульями, в самом конце разложен матрас с белыми простынями и подушками, около которого виднеется коричневый сундук, хранящий, наверное, все тайны его владельца. Омега с чистым восхищением рассматривает логово самого безжалостного хищника. Красота. Аж дух захватывает. Облизнув торопливо губы, Тэхён опускает Амура на ковёр и смотрит на крепкую спину Чонгука, стоящего около стола и бросившего на дубовую поверхность крупный алмаз. — Откуда ты знаешь, что меня не было в Ботсване четыре года? — его голос звучит очень тихо. Он маленькими шагами подходит к нему. — Я не говорил… — Тебе необязательно говорить, чтобы я узнал о твоей жизни, — Чонгук опирается ладонями о стол. Тэхён пугается его слов. — И многое ты знаешь? — Гражданин Ботсваны, с самого рождения воспитывался здесь, но переехал в Сеул после смерти родителей, которые были членами Красного Креста. Из родных у тебя остался только дед со стороны папы и старший брат, и он живёт на другой стороне Саванны, — рассказывает Чонгук, нагоняя на Тэхёна шок. — Учишься в Сеульском Национальном Университете на факультете журналистики… Первый курс, — поворачивает голову и добавляет: — Ты студент, но почему-то посчитал себя профессионалом. — Как?.. — шокировано. Мужчина поворачивается к нему и приближается, возвышаясь и смотря в блестящие глаза. — Нашептали на ухо. Тэхён не должен был удивляться. У него, небось, по всему государству есть связи, и он легко мог собрать информацию о нём. — От тебя ничего не утаишь, Чон-Рено, — омега сглатывает и проходит мимо него. Ким, не желая продолжать тему о своей жизни, любопытно осматривает шатёр альфы, слыша рыки Амура, грызущего белую подушку на матрасе. Чонгук оглядывается на него и пробегается глазами по внешнему виду. Омега принял душ сегодня вечером, но на нём та же испачканная одежда. Его голубая футболка давно испортилась, но парню приходится её носить, потому что одежды своей у него здесь нет. Пальцы рук у Тэхёна немного повреждены, равно как и локти, шорты выглядят не слишком плохо, видно, что омега постарался водой отмыть небольшие следы. За эти дни, работая на алмазных копях, его кожа стала на два тона темнее, из-за чего парня больше не назовёшь бледным. Нездоровый цвет имеет только лицо. Оно у него измученное, уставшее, а большие синяки только дополняют образ. Выглядит как живой труп. Он не спит по ночам — Чонгук об этом ещё днём догадался. — Сними эту футболку, — нарушает тишину Рено. Тэхён замирает. Медленно поворачивает к нему голову и растерянно смотрит. Возможно, Чонгук находится в бреду и не понимает, что говорит этому омеге. — Снять?.. — хочет узнать, не послышалось ли ему. — Снять, — чётко подтверждает и кивает. — Я дам тебе чистую, — альфа идёт в другой конец шатра. Тэхён не понимает, он следит за тем, как мужчина подходит к небольшому сундуку у матраса и вытаскивает оттуда свою серую футболку. Альфа, сдерживая ткань в правой руке, возвращается к омеге и встаёт напротив него, протягивая ему вещь. Младший не торопится забирать футболку: он, не отрываясь, смотрит в серые глаза и не может понять, почему их носитель делится своей одеждой с посторонним парнем. Прикусывает губу и практически не дышит, постепенно опуская потерянный взгляд на содержимое в его руке. Ему ведь это нужно. Правда нужно. Омега осторожно забирает серую футболку, на мгновение прикоснувшись своими пальцами к чужим. Он её ещё не надел, но чувствует, как сильно ткань пропитана гранатовым ароматом. — Мне здесь её надеть? — задаёт довольно глупый вопрос и растроганно смотрит на него. — Не на улице ведь, там мои люди. — Тогда можешь выйти, пока я буду менять?.. — хлопает невинно ресницами. Чонгук, раздраженно посмотрев на него, напрягает скулы. — Хотя бы отвернись, — стесняясь, просит об одолжении и опускает взгляд. Чон-Рено коротко кивает, отходит на несколько шагов и поворачивается к нему спиной. Тэ ближе подходит к столу, кладёт вещь альфы на поверхность и оглядывается через плечо, убеждаясь, что мужчина не подсматривает. Схватившись за конец футболки, омега вновь оборачивается и стягивает свою грязную футболку. Чонгук просьбу не выполняет до конца. Слыша тихий шум позади себя, он медленно поворачивает голову и устремляет свой сжигающий взгляд на аккуратную спину. По ней тянутся несколько длинных и чётких линий шрамов. Альфа не знал, что у Тэхёна пострадала и спина. Он полностью израненный. Лев не пожалел мальчишку, прикоснулся острыми когтями к каждому изгибу. Над ним очень жестко поиздевались, настолько сильно, что у Рено сердце кровью обливается от вида этой спины. Мужчина невольно поджимает губы и медленно к нему начинает подходить, анализируя в тусклом свете нескольких ламп чужое тело. Тэхён откладывает в сторону свою голубую футболку и тянет пальцы к серой, но рука, крепко схватившая его запястье, заставляет только выпрямиться и смотреть в одну точку перед собой. Рено слышит, как быстро бьётся испуганное сердце, но не разрешает омеге лишний раз дёрнуться. Костяшками пальцев левой руки он ведёт по чужим лопаткам, скользит ими поверх шрамов и вблизи осматривает каждую линию. Не понимает, как Тэхёну удалось сбежать от хищника. Прикоснувшись уже к пояснице, Чонгук слышит, как Ким шумно выдыхает через приоткрытый рот и сжимается всем телом. Старший и сам крепко стискивает зубы, скрипя ими и медленно теряя над собой контроль. Чонгук подушечками шастает по горячей коже и носом собирает в себя её цветные нотки, будто вдыхает аромат целого живого мира. И с этими шрамами Тэхён красив и нежен. Его запах… его ангельский запах… С ним внутренние силы ломаются, как старый проржавевший замок. — Я бы не дал ему тронуть тебя, — разбавляет тишину своим пронзительным глубоким голосом, опускаясь носом к загривку пепельных волос. У младшего сердце в страхе мечется. — Что?.. — шепчет и громко глотает слюну. — Я бы не позволил причинить тебе вред ни льву, ни ядовитой змее, ни человеку, никому, — хрипит в самое ухо, губами коснувшись мочки. — Ни одно живое существо не притронется. Ты не переживёшь такую боль во второй раз. Тэхён немного поворачивает голову и начинает мелко дрожать, когда одна ладонь альфы обжигает кожу на голой талии. — Почему я должен верить твоим словам? — Тэхён смотрит на руку старшего, которая сдерживает крепко его запястье. — А ты не верь. Никому не верь, — оглушительный тон сбивает почву из-под ног. — На этой земле доверяй только себе. Я тебя этому учу, львёнок, — говорит и смотрит с очень близкого расстояния на профиль парня. — Значит, всё сказанное сейчас тобой является ложью… — Это не ложь, — отрицает и пальцами гладит талию. — Я это говорю себе, а ты свидетель моих слов. Чонгук отпускает его запястье, но не отдаляется ни на шаг. Тэхён в его руках осторожно поворачивается к нему лицом и заглядывает прямо в глаза, мысленно пытаясь успокоить бешеное сердце в груди. В нём беспощадные бомбы взрываются в тот момент, когда Чон-Рено за секунду перехватывает его лёгкое тело и усаживает на стол, становясь между длинными раздвинутыми ногами. Тэхён обеими руками держится за его плечи, судорожно дышит и наклоняет голову в сторону, ощутив пламенные губы на своей шее. Чонгук горячо выдыхает через рот и прикусывает кожу, свергая младшего до головокружений. На языке от укуса остаётся привкус страсти со сладостью, вызывающий в нём неправильные, но в какой-то степени нужные желания. Его раскрытые разогретые губы ползут по ключицам и груди. Опаляет участки со шрамами горячим дыханием и после покрывает чувственными поцелуями, окунаясь с головой в наслаждение. Чуть толкает омегу, отчего тому приходится облокотиться назад, на поверхность стола. Тэхён одной рукой придерживается за него и из-под век наблюдает, задыхаясь, за Рено, трогающего кончиком языка линию самого длинного шрама внизу живота. Зажимает тонкую талию, оставляет алые отпечатки своих пальцев и кусает в конце следа от когтей льва. Зверь сходит с ума за миг, узнав тепло и вкус… Вдох за вдохом, погружаясь в немое наслаждение, парень больше не выдерживает и тихо стонет. Кажется, что весь мир перевернулся, он в его кровавых руках безудержно тонет и отчаянно собирает в себя воздух, не желая в этот миг умирать. Его соски набухают и наливаются розовым цветом, что Чонгук замечает и в следующую секунду припадает к правому губами, задевая зубами и вырывая сладкий полустон. В сердце льётся колокольный звон, не понимает, как к этому так быстро пришли. Руки и коленки дрожат, а надежда на то, что выкинет Рено из сердца, рушится с громким эхом на фоне. Погибнет рядом с ним. Глубоко в его нечеловеческой душе. Рука омеги крепко сдерживает предплечье мужчины, чувствует подушечками каждую напрягающуюся мышцу, пока он так нежно ласкает языком второй сосок, несильно прикусывая и зверски рыча от ощущений. У Тэхёна от переизбытка чувств скатывается одинокая слеза по щеке. Он прогибается в спине и сжимает лихорадочно пальцы на столе, царапая короткими ногтями дубовую поверхность. Ему плохо. Ему так хорошо. Все его действия, будто бы пустынный мираж. Не верит, что это и правда происходит. Мужчина с лютым желанием посасывает затвердевшие бусины, прикусывая их и слегка оттягивая. Отрываясь от чувствительных сосков, альфа раскидывается нещадными мокрыми поцелуями на рёбрах. Тэхён больно зажимает между зубами нижнюю губу и тихо хнычет, не зная, куда себя деть. По телу током пробегается удовольствие, вынуждая зашипеть на выдохе и сильнее прогнуться в пояснице. Он не выдерживает это. Это для него в новинку. Никогда ничьи горячие ладони не проходились по его исцарапанному телу. Никто прежде не трогал его так ласково. У него зрачки за эти секунды расширяются и губы дрожат. В нос забивается аромат граната и крови, голова кружится и перед глазами сотни звёзд взрываются от услышанного тихого рычания Рено. Львёнок полностью в руках львиного Бога. Львиному Богу принадлежит каждый львёнок в Южной Африке… Сердце бьётся так, будто слетело напрочь с катушек, стоит хищным ярким серым глазам подняться на Тэхёна, прочитавшего в чёрных зрачках вердикт: «Я стану твоим святилищем на этих жестоких африканских землях». Чонгук выпрямляется в спине, а рука омеги сама тянется к его шее, касаясь пальцами татуировки и с огромными слезами приближаясь к чужому лицу. Они сталкиваются носами и неровно дышат друг другу в приоткрытые рты, едва прикасаясь губами. Безумие. Такое сладкое безумие, и хочется большего. Как же хочется большего… — Это неправильно… — очень тихо шепчет и оглаживает пальцами татуировку, прикрывая веки. — Тебе нужен сон, — хрипит альфа, поймав дрожь чужих губ и горячий вздох. — Иди спать, львёнок. Тэхён, кивая и дрожа от насыщенности чувств внутри, сползает со стола, и ему в этом помогает мужчина. — Я пойду, — он, не смотря на Чонгука, берёт трясущими пальцами со стола серую футболку, натягивает её на себя и движется на выход. — Нет, — отрезает альфа. Тэхён смотрит на него через плечо, хлопая ресницами. — Ты будешь спать здесь, — говорит Чон-Рено, не подавая признаков того, что он сейчас шутит. — Я не понимаю… — теряется. — Я сказал, что ты будешь спать здесь, что непонятного, Тэхён? — серьёзно говорит и отключает одну лампу, стоящую в центре стола, и идёт проделывать тоже самое с остальными. — Ложись, — кивает на матрас с подушками, где отдыхает маленький Амур с прикрытыми глазами. — И не смей сопротивляться, ты не выйдешь отсюда. Тэхён облизывает губы и смотрит в конец шатра, медленно идя к нему. Он снимает с себя голубые кеды, аккуратно складывает около сундука и забирается на матрас, ложась на него и переворачиваясь на бок, чтобы быть лицом к ходящему по шатру и выключающему лампы Чонгуку. Львёнок издаёт тихий рык и подползает к омеге, прижимаясь к нему, пока тот накрывает себя белыми простынями. Тэхён гладит зверька по шкуре и сгибает другую руку в локте, подложив под голову и устало глянув на спину мужчины, который уже полностью отключает свет. — Ты уйдёшь? — Я буду снаружи. Сюда, кроме меня, никто не посмеет войти, — успокаивает своими словами, не посмотрев на него, и покидает шатёр. Тэхён закрывает глаза, и впервые за эти трое суток засыпает сладким сном, думая о случившемся. Чонгук закрывает глаза, и впервые за двадцать восемь лет не может понять, что с ним происходит и почему каждое прикосновение к этому омеге — почти падение в пропасть.