diamond hell

Влюблённое сердце ребёнка в погоне за миражом рискует всем. Оно трепещет в груди, не утихает, не желает молчать. Переполнено чувствами к мужчине, толкающего его в огонь страсти с головой. Всё тело в пламени. К персиковым губам каждую минуту подушечками длинных пальцев прикасаются, с трудом веря в случившееся. Тэхён, крепко обнимая себя руками, в облаках летает. Полностью отрешен от мира: в его глазах сверкают сотни самых ярких звёзд, в животе расцветают цветы, рот на замке и мысли только об одном. Ни на чём другом, кроме своего первого поцелуя, не получается сосредоточиться. Находится в плену собственных чувств. В настоящий момент чувствует наслаждение и приятное покалывание в немного опухших губах. Захваченный ночной дикой природой, без чужого наблюдения позволяет себе коротко улыбнуться и на ватных ногах двигаться дальше. Чувствует себя счастливо, если даже понимает, что это счастье будет длиться не так долго, как ему бы хотелось. Но в данные минуты отдаёт свою душу этому. Не подпускает к себе негатив и все проблемы, которые свалились на него разом за проведённые дни в ядовитой долине Чон-Рено. Этот человек помог создать ему трудности в жизни и жуткую боль в груди. И именно он является причиной его грешного удовольствия. Альфа поцеловал его, не спросив, не предупредив. О чём именно он тогда думал, Ким не знает, но с уверенностью способен сказать, что его первый поцелуй был болезненным и восхитительным… Под полной яркой луной Тэхён уверенно шагает за Чон-Рено, как послушный ребёнок. Старший сосредоточенно идёт впереди, держа в одной ладони острый точеный нож, и внимательно ищет безопасные проходы в опасном ботсванском тропическом лесу, не издавая ни единого звука. Омегу тоже пока что не тянет на разговоры, только смотрит на спину, обтянутую чёрной тканью футболки, и лишь изредка поглядывает себе под ноги, не желая упасть. Он часто кусает свои губы, языком проводя по ним и чувствуя новые маленькие ранки, полученные благодаря Чонгуку. Альфа же выглядит довольно свободно после их долгого чувственного поцелуя прямо под струями Ла Алегрии. Ни о чём не думает, даже нисколько не напряжён, в отличие от Тэхёна, который из-за воспоминаний никак не может расслабиться. В Африке давно стемнело, и, кажется, что Ким и Рено только сейчас приблизятся к ядовитой долине. В тропическом лесу нельзя оставаться на ночь и ходить тоже очень опасно, поэтому альфа постоянно оглядывается в разные стороны, смотрит то себе под ноги, то оборачивается к омеге, убеждаясь, что тот всё ещё рядом с ним. Грозно разглядывает его в течение нескольких секунд и продолжает свой путь. Не позволяет ему отходить от себя хотя бы на два метра, иначе сожрёт глазами. Тэхён и сам совершенно не желает в этом небезопасном месте разгуливать ночью без такого опытного Чон-Рено. Имеется чувство, что мужчина готов защитить его от чего угодно. Об этом говорят вид и поведение. Весь суровый и жестокий, по слухам у него нет ни души, ни сердца, но в определённые моменты Тэхён сравнивает его с собственным старшим братом, который точно так же бережно и внимательно следит за ним. Такими действиями он только вынуждает быстрее расти чувствам… Тэхён в моменте замирает: смотрит в сторону, слышит шевеление в траве и тяжело сглатывает. Дыхание перехватывает и сердце моментально в пятки уходит. Парень быстро трогается с места и подбегает к Чонгуку, хватаясь позади за конец его чёрной футболки и прижимаясь к крепкому телу. Альфа замедляет шаг, поворачивает голову к омеге и оглядывает его, выгибая одну бровь и сталкиваясь с немного напуганными медовыми глазами. Тэхён стесняется, но уж точно не отходит от него, крепко сжимает в ладони ткань и идёт совсем близко, невинно хлопая веками и облизывая целованные Чонгуком губы. Альфа не отстраняет Тэхёна от себя, и даже не думает о подобных глупостях. Им бы вечность так друг на друга смотреть. У обоих всё ещё волосы влажные. У обоих губы опухшие. У обоих взгляд яркий. Слушая звуки диких джунглей, они синхронно делятся эмоциями. У одного не меньше другого желание попробовать сладкое наслаждение, которое случилось между ними около тридцати минут назад. Хотя бы один раз. Хотя бы в последний… — Как только смелости тебе хватило зайти в самое сердце джунглей? — негромко говорит Чон-Рено, намекая на заметную трусливость, и переводит взгляд на тропинку, продолжая идти. Омега прикусывает нижнюю губу и не отцепляется от футболки мужчины, двигаясь рядом. Тэхён и сам пока что не видит, и, видимо, не увидит ответ на этот вопрос. Не понимает, как вообще додумался незаметно уйти от Сокджина и отправиться в одиночку искать свои неожиданно возникшие интересы. Это было безумно и опасно, только тогда омегой руководило дикое любопытство. Ходил в первый раз в своей жизни в тропическом лесу, пробирался через густые заросли и прислушивался к шуму, который был его путеводителем. Он жутко боялся, однако остановиться и вернуться обратно к Джину больше не решился. Шепотом просил у него прощение за это, так как знал, что старший омега точно будет переживать, когда не увидит Тэхёна рядом с собой. За свой поступок ему неловко и стыдно, но в основном парень рад, что у него получилось подойти к ботсванскому водопаду настолько близко, если даже в скором времени его обнаружили. — Я хотел увидеть Ла Алегрию, — тихо отвечает Тэхён, снизу вверх посмотрев на серьёзного Рено. — И всё после тебя… — Меня будешь обвинять? — косо озирает его. — Нет, — быстро отрезает, делая непринуждённый вид. — Я не обвиняю. — Один укус ядовитой змеи или паука, и ты был бы мёртв, Тэхён, — не думая, что может своими словами напугать омегу, выдаёт низким голосом Чонгук и сводит с младшего глаза. — И не факт, что я нашёл бы тебя. Твоё тело затерялось бы в высоких зарослях точно так же, как когда-то твой бриллиантовый браслет. У Тэхёна сейчас глаза как два больших шара, брови на лбу и губы максимально сильно поджаты. Весь напрягся и чуть сильнее прижимается к мужчине, пялясь в одну точку и абсолютно не моргая. Чон-Рено не умеет правильно успокаивать. Он кидает всё в лицо, не учитывая, что омега пока ещё ребёнок, и такие вещи его слегка устрашают. Не так давно целовал, словно Тэхён был его кислородом, а сейчас говорит о ядовитых пауках и змеях, у которых зуб на молодого ботсванца. — Как ты понял, что я у водопада?.. — тихо интересуется омега и глядит на линию чужой челюсти. — Тебя легко прочитать, даже если ты не находишься рядом, — после небольшой паузы, произносит в ответ Чон-Рено. — Нет, — мягким тоном отрицает Тэ и встречается с серыми глазами. — Меня не легко прочитать, просто для тебя это не составляет никакого труда, Чонгук. Рено останавливается, и вместе с ним омега, отпустивший конец его футболки и смотревший на него с чистыми неподдельными чувствами. Так близко находятся друг с другом, что вновь сердце ребёнка замирает в предвкушении. Он его гибель… — Лишь для меня? — хрипит Чонгук и поворачивается к Тэхёну. — Лишь для тебя, — незамедлительно, но тихо говорит омега. — И это меня так сильно пугает… — Тебя всё пугает, львёнок. — Но ты больше всего. Абсолютная правда. — Даже тогда, когда мы целовались? — не робеет — это не в его природе. Сердце у омеги колотится, как больное. Их первый поцелуй под водопадом нежно начался и мягко оборвался. Неприятная грубость не присутствовала, губы с осторожностью сминали, кусали и облизывали, ведь понимали, что прежде к ним так не прикасались. Чонгук медленно сплетал собственный язык с тэхёновым, шумно дыша через нос. Холодные мокрые ладони водились по слегка загорелым участкам кожи, прожигали их, оставляли алые следы, дабы это тело не забывало, как сильно оно привлекает одного человека. У альфы определённо снесло крышу, когда, держа омегу в руках, он прижал его спиной к мокрой скале, и Ким сам с желанием углублял поцелуй, наконец-то прочувствовав сладкий вкус этого момента. Тэхёну нравилось. Нравилось бережное обращение к себе. Нравилось зарываться пальцами в мокрые русые волосы. Нравилось чувствовать холодную воду, стекавшую по лицу, плечам и рукам. Нравилось быть с ним единым целым… Хотелось кричать о собственных чувствах, сообщать в голос Ла Алегрии о том, к чему она их двоих привела. Она загнала дураков к себе и вынудила совершить ослепительное безумие. — Боялся, что, отобрав мой первый поцелуй, ты вновь скажешь… — Тэхён одурманен им круглосуточно, что сложно даются слова, — что это больше не повторится. Ему не нужна эта боль. — Но как понимаешь, этого я тебе не сказал, — без посторонней эмоции на лице безмятежно говорит Рено. — Пока что, — Тэхён стискивает зубы от лёгкой обиды и отводит глаза. — Начнётся новый день, и я услышу эти слова от тебя… Чонгук аккуратно и неожиданно подхватывает длинными пальцами подбородок Тэхёна, вынуждая посмотреть на себя. — Возможно, завтра начнётся война, и нас всех истребят, — опустившись к его лицу, хрипит Рено и кидает короткий взгляд на губы. — Ты не можешь знать о том, поцелую ли я тебя через несколько минут, часов, дней, недель или даже месяцев. — Для меня уже началась война, — прибавив голосу твёрдости, сознаётся Тэхён. — Каждый раз, как я пытаюсь выкинуть тебя из головы, ты делаешь всё, чтобы этого не случилось, — Чонгу немного хмурится, оглядывая младшего и очерчивая скулы. — Я не знаю, специально ли, но я задыхаюсь от этого, Чонгук… — чуть тише говорит и глотает ком в горле, хрипло добавляя: — Зачем ты защищаешь меня? Не подпускаешь своих людей ко мне, хотя я, как и другие, являюсь рабом в ядовитой долине?.. Тэхёну отвратительно называть себя подобным словом. Но на данный момент это его статус, и поспорить невозможно. Находится в кровавых руках Чон-Рено. — Твоё наказание — добывать алмазы, а не быть изнасилованным или побитым на моей земле, — рычит альфа, чуть грубее взяв за подбородок. — Поэтому и не даю ни себе, ни кому-то другому навредить тебе. Омега слегка приподнимает голову, столкнувшись своим носом с чужим и грустно заглянув в глаза. — Но ты, делая приятно, одновременно вредишь мне, — тихо изливает душу, прикрывая веки. — Поцелуями… — хрипит Чонгук, оглаживая большим пальцем мягкую кожу и разглядывая трепещущие ресницы. — Когда прикасаюсь к тебе, мне кажется, что я причиняю вред и самому себе. — Но остановиться не хочешь… — Не могу, — исправляет сквозь зубы, злясь на себя. Тэхён ведь ещё совсем ребёнок, несовершеннолетний. Младше Рено на десять лет… — Ты сказал, что в ботсванских джунглях опасно оставаться ночью, — быстро меняет тему и напоминает Тэхён, явно не желая продолжать разговор. Чонгук кивает и отстраняется от него. — Будешь идти впереди меня, — указывает, окинув хрупкое тело напротив анализирующим взглядом. Ким, раскрыв веки, безмолвно глядит на альфу и обходит его, двигаясь дальше. Мужчина поджимает губы и невольно крепче сжимает в пальцах рукоять крупного ножа, после чего идёт за омегой, который смотрит на тропинку, совсем немного освещённую лунным светом. Молчание опять окутывает их двоих, но звуки джунглей никуда не деваются: преследуют, далеко не отходят. Чонгук глаз не сводит с Тэхёна, внимательно наблюдает за тем, как вяло он шагает вперёд, погруженный в собственные мысли, и теребит свои холодные после воды пальцы. Младшему немного неловко от их разговора, поэтому сейчас полностью напряжён, и практически не оглядывается на Чонгука. Ядовитая долина находится от них не слишком далеко, и эта неловкость не должна длиться слишком долго. А Чон-Рено думает единственно о мягких губах. Не получается хотя бы на минуту забыть об их сладости. Представить не мог, что настолько понравится. Хотелось целовать Тэхёна целую вечность. А сейчас хочется попробовать ещё раз. Прикоснуться и сгореть дотла. Наконец-то, покидая густые незабываемые джунгли, оба замедляют шаг, видно, не желая расставаться, когда это необходимо. Они проходят несколько метров, и Тэ первым останавливается и осматривает территорию, по которой ходят только люди Чонгука, поскольку рабочие уже отдыхают после добычи алмазов. Омега медленно поворачивается к Чонгуку и хлопает веками, пропуская в зрачки грусть. Без него покой с концами покинет. Мужчина лишь молча подходит к нему и аккуратно берёт за локоть, ведя в сторону не дома для рабов, а в сторону шатров. Тэхён мгновенно теряется: непонимающе пялится на старшего и зажимает между зубами нижнюю губу, послушно идя за альфой и не отвечая ему сопротивлением. Он замечает чужие взгляды и сразу алеет, прижимаясь к Рено и утыкаясь носом в его рельефное плечо. С ним их внимание парень игнорирует и чувствует себя в полной безопасности. Они оба подходят к тому самому шатру, около которого не только большой костёр, но и два высоких факела, и именно эта тканевая комната принадлежит владельцу ядовитой долины. Альфа отпускает омегу и отодвигает бежевые ткани шатра, пропуская растерянного Кима вперед: тот неторопливо проходит внутрь и встречается с темным помещением, где витает настоящее проклятье — аромат граната и крови. Тут приятная атмосфера, что нельзя сказать об алмазных копях. — Чонгук… — подаёт тихий голос Тэхён, стоя посреди шатра и смотря на Рено, который включает лампу, находящуюся на дубовом столе, и прячет нож в ящик. — Зачем ты привёл меня сюда?.. — Разденься донага, — приказывает Чон-Рено со спины, не взглянув на него. Земля окончательно растворяется под ногами. — Но… — у Тэхёна на лице читается вопрос и откровенное удивление. — Почему я должен это делать?.. Чонгук оборачивается к нему и проводит взглядом снизу вверх, останавливаясь на напуганных блестящих глазах. Совсем маленький… — Потому что у тебя вся одежда мокрая, Тэхён. Вода была холодной, ты можешь заболеть, — объясняет мужчина застенчивому омеге, убирающему мокрую прядь серых волос за ухо. — Белья для тебя у меня нет, поэтому сразу ляжешь спать. — Голым? — переспрашивает, не лишая его своего ошарашенного взора. — Ты должен согреться. — Здесь? — больше алого цвета на щеках. — В твоей постели?.. Чонгук уверенно кивает. — Думал, что я тебя пущу вновь в дом с остальными рабочими? — серьёзно задаёт вопрос Рено. — Почему нет? Я ведь тоже добываю алмазы… Мне не место в твоём шатре, — где смелости находит — сам не знает, но в этот раз голос совершенно не дрожит. Киму понравилось спать в этом шатре, и это он всячески скрывает. Уютно, тепло, комфортно и вкусно. Приятно было дышать чужим ароматом и чувствовать себя защищённым от внешнего мира. — Подходя к ядовитой долине ради фотографий, ты, скорее всего, считал, что это место не для тебя, но смотри, какое паршивое чувство юмора у судьбы, львёнок, — грубым тоном говорит ему о больном и дёргает бровями. Тэхён замирает, не имея представления, что ответить на эти ядовитые слова. Они смотрят друг на друга в течение нескольких секунд, после чего альфа покидает шатёр, оставляя омегу в одиночестве. Хотелось бы заплакать, но Ким уверенно напрягает скулы, всячески истребляя желание пустить слёзы. Он останется здесь лишь потому, что становится крайне зависимым. *** Сизоватый дым сигареты растворяется в тишине и напряженной атмосфере второй стороны ядовитой долины. Всё гнилое, плохое, опасное и жестокое смешалось в один большой кошмар. В аду ничего хорошего уже нельзя найти. С раннего утра прибегают к табаку, точно это единственное спасение. Для Чон Хосока он действительно нечто большее, нежели обычное временное удовольствие. Без него обходиться уже не может и не знает, получится ли когда-нибудь бросить и начать вести здоровый образ жизни. Без сигарет становится кошмарным и невыносимым даже для самого себя, а для окружающих будет настоящим бедствием, которое рушит всё подряд у себя на пути. Никакой ангел и всевышние силы не смогут остановить его, оттого и нужно каждый раз расслаблять мышцы либо табаком, либо сексом, а к наркотикам редко прибегает — не жаждет быть зависимым ещё от одной дряни. Единственный, кто способен привести мужчину в чувства, как бы паршиво ни было Хосоку при этом факте, — Чон-Рено. Разница в возрасте у них небольшая, но старший мужчина в любом случае умеет руководить не только им, но и остальными. Хосок чувствует уже давно, что между ними творится какой-то неповторимый ужас, которого прежде не было. С каждым днём всё хуже и хуже. Отношения рушатся слишком быстро, что за этим не успевает наблюдать. Всё катится к черту, годы их крепкой дружбы сменяются на напряжение, некую ненависть и неконтролируемую злость. С появлением молодого корейского журналиста в долине альфы начали ссориться более агрессивно и серьезно, что не наблюдалось несколько недель назад. Они спорили, но угрозы из них никто не кидал. Сейчас же всё поменялось. Чон не скрывает своё чистое отвращение к восемнадцатилетнему омеге, он с искренним презрением в алчных глазах смотрит на это отродье и грезит избавить алмазную территорию от подобных людей. Мальчику нельзя доверять, и Хосок не доверяет: не ведётся на ангельский внешний вид. И жутко раздражает, что Чонгук так лояльно к нему относится. Не понимает всю серьезность этой ситуации. Тэхёна нельзя греть на груди, как бы невинно он ни выглядел. Хосок правда рад, что вернулся на вторую сторону долины, так как не получается долго оставаться рядом с Рено. На расстоянии отношения у них куда лучше, нежели когда они находятся в одном месте одновременно. Стоя прислонённым бедром к крылу своего автомобиля, мужчина крутит фильтр сигареты в двух пальцах, смотря на чёрные железные прутья высоких ворот. Он глядит на ядовитую долину и безэмоционально наблюдает за тем, как Квон Хан неторопливо двигается к выходу, параллельно разговаривая с одним из южноафриканцев. Старший альфа терпеливо ожидает, когда недруг покинет эту сторону и перейдёт на первую, затем, что, если останутся здесь вдвоём, это ни к чему хорошему не приведёт. Хан прощается с доброжелательной улыбкой на губах с темнокожим альфой и открывает решетчатую тяжелую дверь, закрывая за собой и сталкиваясь взглядом с Хосоком. Он без яркого желания его оглядывает и засовывает руки в карманы своих рабочих брюк, приближаясь к нему. Взаимоотношения Чона с Квоном гораздо хуже, чем с Чон-Рено. С этим человеком вражда началась с самого первого дня знакомства. Сразу же ощутили антипатию, и с годами только стало неприятнее. У Хосока это проявления странной ревности, а у Хана — самозащита от такого прилива жестокости. — Где Линь Вэя потерял? — негромко начинает Квон и становится напротив черноволосого альфы. Хосок усмехается и проводит кончиком языка по контуру губ, обводя младшего анализирующим взором. — Не твоё дело, — сухо отвечает ему и делает короткую затяжку. — Моё, — убеждает его и напрягает скулы, не в силах сдержаться. Тошно от него. — Твой напарник должен быть с тобой. Столько лет так работаем, никак запомнить не смог, Чон? С самого начала, как Хосок и Вэй сменили полицейскую деятельность на алмазную, они постоянно находятся вместе. В Корее альфы были напарниками в одном участке, а в Южной Африке — на одной стороне ядовитой долины. Их дружба стала крепче из-за того, что все работники территории Рено разбились на своеобразные группировки: Хану достался Намджун, а Чону — Линь Вэй. Последние отдалились от остальных, поскольку чаще находились вдали от них и проводили всё своё время вместе. На первой стороне не особо любят появляться — не получается крепко сдружиться с другими работниками. Вэю и Хосоку нравится работать без остальных, ведь так спокойнее и удобнее. Хорошо ладят только с Намджуном, а намного теснее с его младшим братом — Сокджином. Омега любит проводить с ними время, и ссор между ними практически никогда не было — альфы имеют к нему уважение и не смеют даже выговаривать мат при его присутствии. — Сегодня он не со мной, — объясняет ему, отстраняя фильтр от губ и выпуская дым. — Ему захотелось поработать там ещё некоторое время, а Намджун будет здесь. Тебя это не устраивает? — склоняет голову к плечу. — Мне не по душе, когда вы разделяетесь, — даже не скрывает Квон, заглядывая прямо в ненавистные ему до ужаса глаза. Чон притворно смеётся и качает головой, будто бы услышал невероятно смешную шутку. Хан же смотрит на него со всей собранной в один комок серьёзностью, ни на секунду не отвлекаясь. — Чего ты так боишься? — сквозь уже тихий смех спрашивает Хосок. — Я не боюсь, просто доверять вам тоже нельзя, — вполне спокойно говорит Квон. — И давно ты стал нас в чём-то подозревать? А он никогда и не был в них уверен. — С тех пор, как начали вести себя неподобающе рядом с несовершеннолетним омегой, — он делает один шаг вперед, слегка нахмурив брови. — Имей хоть каплю человечности, Чон, не опускайся ниже плинтуса, тебя мало кто станет терпеть. Хосок щурится, делая последнюю затяжку и отбрасывая окурок в сторону. Он отталкивается от машины и подходит к Хану, испепеляя его своим вечно враждебным взглядом. Они будто бы готовы разорвать глотки друг другу прямо сейчас. — И ты туда же? — ядовито усмехается, обнажая зубы и высокомерно оглядывает его лицо. — Вы все с головой не дружите, раз решились так защищать какого-то журналиста на этой земле. — Просто держись подальше от него, — он уже начинает выводить его. — Чонгук ведь тебя уже насчёт этого предупреждал, я прав? — Хан наблюдает, как другой на несколько секунд теряется. — Он не будет просто так разбрасываться словами, ты знаешь об этом. Ты потеряешь своё место в ядовитой долине. — Разучись меня раздражать, Хан, не прыгай выше головы, — чуть ли не рычит Хосок, скрипя зубами. — У Рено слабость появилась в виде парнишки, а место могу потерять я? — Его слабость, о которой ты говоришь, может оказаться и силой, — хмыкает Хан и двигается к своей машине, доставая ключи из кармана. — Будь осторожен в своих действиях и словах. — Какие же вы наивные. — Удачи с работой, — напоследок говорит Хан перед тем, как сесть за руль и завести мотор. Хосок весь напряжённый провожает взглядом автомобиль, отъезжающий от второй стороны ядовитой долины, и через несколько секунд сам трогается с места, приближаясь к воротам и проходя дальше. Охранники сразу же начали с ним здороваться, но из-за испорченного настроения мужчина только окидывает их взором и продолжает двигаться к алмазным копям. Сегодня Хосок без Линь Вэя. К этому сложно привыкнуть, однако это всего лишь на один день. В любом случае альфе здесь намного комфортнее, чем на первой стороне. На циферблате восьмой час — у алмазных копей уже собрались практически все рабочие, в том числе неповторимый, взрывной, как атомная бомба, надоедливый и вечно раздражённый Мин Юнги. И в этот самый момент на его лице невозможно разглядеть положительные эмоции: напряжён до предела. Его взгляд, направленный на одного из смотрителей, пропитан всей агрессией и адской злостью. Не в духе — с большого расстояния это понятно. Хосок такому виду только усмехается и любопытно оглядывает блондинистого парня, пытаясь уяснить, что могло и ему испортить настроение с самого раннего утра. Он сидит на собственных ногах и держит голову поднятой, неприязненно смотря на южноафриканца с оружием в руках, который ему что-то грозным тоном пытается объяснить. Слова омега пропускает мимо ушей, об этом не сложно догадаться. Его совершенно не заботит то, что ему говорят. Бедолага не скоро поменяется. Продолжит ещё долго им всем на нервах действовать. Юнги ни приласкать, ни обнять не получится. Когда африканец заканчивает говорить что-то омеге, он отходит от него, а Мин, фыркнув, поворачивает голову в сторону и замечает в своём зрительном поле Хосока. Видеть его он тоже не рад: презрительно кривит губы и закатывает глаза, вызывая у альфы смешок. Чон двигается к нему, пока тот снова отворачивается и продолжает сидеть без дела рядом со своей корзиной. — Доброе утро, — приветствует Хосок и становится в двух метрах от младшего. — Не скучал? Юнги, нахмурив брови, снова смотрит на него с огромным вопросом на лице. Выглядит так, словно о какой-то невероятной глупости спросили. — У меня в природе не заложено скучать по ублюдкам, — дерзко в ответ говорит ему Мин, поджимая губы. — А ты определённо ублюдок. Хосок, слабо улыбаясь, кивает несколько раз и не отводит своего взора от Юнги. — Я-то скучал, — признаётся мужчина, однако верить ему никто не собирается. — Уже думал, что в моё отсутствие от второй стороны ядовитой долины ничего не останется. — Лучше бы от тебя ничего не осталось, — выдаёт Юнги, переводя глаза на алмазную копь, где работают люди. — Настолько сильно ненавидишь меня? — склоняет голову Хосок, разглядывая хрупкие загорелые плечи и руки. Вопрос, ответ на который и сам знает. Стоило омеге увидеть этого альфу, так у него в сердце сразу поселилась неприязнь. Это ожидаемо. Вряд ли кто-то в ядовитой долине имеет к нему тёплые чувства. Такое в принципе невозможно, учитывая характер и поведение надзирателя. Видимо, каждый не выносит его присутствие здесь. Хосоку откровенно всё равно на это, меняться ради кого-то даже не вздумает. Юнги морщится от одного вида Чона рядом с собой и готов, не стесняясь, плюнуть в лицо, а альфу это по странной причине привлекает. Зная о его отношении к себе, Хосоку хочется только чаще приближаться и кидать в него маловажные слова, дабы в ответ услышать свирепый тон и видеть на себе прожигающий взгляд маленького воришки из Южной Кореи. Будто бы питается этим, да и не стыдится. Как можно больше нуждается в его отвращении в свою сторону. — Ни к одному человеку таких чувств не испытывал, — с издевательством произносит Мин и встаёт на ноги, поворачиваясь корпусом к старшему. Хосок из-за его слов щурится и усмехается. — Ненавижу, — сжимает челюсти и делает несколько шагов вперёд. — Я ненавижу тебя больше всех на свете, Хосок. Нет намёка на ложь в его глазах. Чистая правда. Никто не сомневается. — Ты в ядовитой долине каждого ненавидишь, Юнги. Не слишком расстраивают твои тявканья. — Не каждого, — приподнимает подбородок и твёрдо ему сообщает, стискивая зубы. Хосок дёргает бровями и переводит взгляд на рабочих в копях. В глаза сразу бросается необычный парень с тонкими косичками на голове и в яркой одежде. — Твой ямаец, — с ухмылкой на губах вновь глядит на омегу, а Юнги еле держится, чтобы не обернуться на работающего парня. — Вы ведь сейчас не разлей вода. Так близки, — каждое слово пропитано ядом. — Заткнись, — шипит сквозь зубы. — Влюблены? Хосок не дурак, чтобы не понять, что между этими двумя происходит. — Закрой пасть, — рычит омега, ощущая, что может взорваться в любую секунду. — Не лезь, тебя это не касается. Тебя ничто из моей жизни не касается. — Мне принадлежит как твоя жизнь, так и его. Мне ничего не стоит, чтобы лишить вас их. — Ты ужасен, — сквозь нервный смешок выдавливает из себя Юнги. — Идешь по стопам своего учителя? — Учителя? — удивляется Хосок и складывает руки на груди. — Никто здесь не слепой, чтобы не увидеть, как сильно ты ему подражаешь, — Хосок невольно напрягается. Без упоминания имени понимает, о ком именно он говорит. — Ты пытаешься быть вторым Чон-Рено, Хосок? Ненавидит. Адски ненавидит подобные претензии. Настоящее унижение для него. Они с Чонгуком совершенно разные люди, независимо от того, что несколько лет находятся на одной земле и с одними и теми же правилами. У них абсолютно отличаются взгляды на жизнь и, собственно, само поведение. Рено более уравновешенный, нежели Хосок. — Заканчивай бред нести, — цедит он и приближается к блондину. — Тебя бесит то, что у Рено такой статус, — нарочно старается задеть Чона своими словами и довольствуется собственным результатом. Стоит напротив него при такой близости и не чувствует страха. — Я здесь недавно, но сам понимаю, что это государство до последнего будет принадлежать этому африканцу. Глотай и опускайся еще ниже. — Юнги, — предупреждающе. Юнги определённо нравится его раздражать. — Твой друг стоит высоко, а ты так и останешься надзирателем. Всего за три секунды альфа успевает ловко вытащить пистолет из кобуры, находящейся на бедре, и приставить дуло к подбородку молодого омеги. Брови Юнги медленно поднимаются ко лбу и губы поджимаются, пока Хосок приближается к его лицу и корыстными глазами рассматривает каждый миллиметр. Готов кричать в голос и метать всё вокруг, но вместо этого он лишь прикасается своими губами к чужим — алым. От этого неожиданного и шокируемого шага омега не смеет лишний раз дышать и двигаться, будто бы парализован в данную секунду. Его останавливает только одно — оружие, которое мужчина специально снимает с предохранителя, тем самым безмолвно сообщая, что обязательно прольётся кровь, если в ответ получит хоть лёгкое сопротивление. Мин ничего не может сделать. Слёзы сами по себе собираются в уголках измученных глаз, когда его губы без спроса сминают и слабо кусают. Предаёт… Дышать и помнить это больно… Не виноват. Не нужно было ему это. Не желал чувствовать ничьи губы, кроме одних. Его душа тянется только к Чимину. Хосок настойчивее целует его, насильно распахивая языком рот, и укладывает ладонь на его талию, прижимая к себе плотнее. Юнги так и остаётся с распахнутыми веками и смотрит куда-то мимо Чона, не отвечая и отталкивая его от себя. Чувствует, что они привлекли к себе внимание, и этот факт вонзается ужасом в самое сердце. Чимин находится позади… — Не языком трепещи, а добывай алмазы, — хрипит Хосок, едва отлипнув от сладких губ. — Гори в аду… — шёпотом и с болью. — Не будь таким грубым, — хмыкает он и улыбается, облизываясь. — Благодаря мне твой ямаец увидел прекрасное представление. Небось, ему понравилось, — склоняет голову к плечу и осторожно отстраняет дуло пистолета от омеги. Юнги молчит, не роняет больше ни слова. Чон, удовлетворенный случившимся, отходит от парня и быстро озирает его, после чего направляется в другую сторону. У Мина не остаётся вариантов: пуская первую слезу по щеке, он неторопливо оборачивается и в первую же секунду встречается взглядом с потерянным Чимином, сидящим у своей корзины. Омега молча просит у него прощение, ведь они только друг другу принадлежат… И он не знает, простят ли его. Но, когда Пак, прикусив губу, отводит взгляд, Юнги догадывается, что сегодня не время для этого. *** Обрываются сладкие сны влюблённого парня, улетает последнее уже забытое видение. И с большими усилиями не получится ничего вспомнить. Понимает одно — спал превосходно и очень крепко. Вторая ночь для него проходит спокойно и с удовольствием. Окружён неподдельной заботой и неожиданным теплом. Ад временно в рай превращается… Опухшие губы облизываются, и расслабленное тело в мягкой постели шевелится, принимая на себя пробирающийся тоненький луч солнца в большом уютном шатре. Белая простыня чуть спадает с плеч, оголяет их и показывает здешнему умиротворению загорелый блестящий цвет кожи. Веки медленно распахиваются и спустя пару секунд вновь прикрываются от легкого покалывания в глазах, брови хмурятся, и рот немного приоткрывается. Тэхён аккуратно пальцами убирает пепельные пряди волос с лица и обводит сонным взглядом шатёр, в котором, как он понял, находится в полном одиночестве. Медленно поднимаясь, омега садится на матрас, трёт кулаком одно веко и тянет свободной рукой белую ткань на свой пах, прикрываясь и спокойно вдыхая в себя тёплый воздух, пропитавшийся природными ароматами двух людей. Пахнет чувствами. Пахнет любовью. Пахнет им единственным… Парень засыпает и просыпается с мыслями только об одном — о своём личном бедствии. Губы пылают пламенем и помнят приятное ощущение — сказочный поцелуй. Ким аж на мгновение краснеет и из-за вспыхнувших в сознании воспоминаний смущается, сжимаясь телом и хлопая длинными чёрными ресницами. Даже подушечки пальцев, которые прикасаются к персиковым губам, не верят, что это действительно произошло вчера вечером. Будто всё было обыкновенным сном и не более. Тэхён официально свой первый поцелуй отдал Чон-Рено. Тэхён чувствует, что мужчина далеко от него не отошёл. Он бы не оставил здесь его обнаженным одного. Одежду его кто-то забрал, рядом лишь валяется серая футболка. Снаружи доносятся разговоры и живой звук добычи алмазов. В это утро его снова никто не разбудил и не потревожил, чему Тэхён искренне рад. Он выспался и понятия не имеет, сколько часов спал. Но больше всего его интересует, где находится Рено. Глазам и сердцу вечно его не хватает — настоящее божье наказание. Ким переводит взгляд на стоящий в центре дубовый стол, на котором лежит большой бумажный пакет, и выгибает вопросительно бровь, понимая, что любопытство в нём мгновенно просыпается. Сжимая в пальцах простыню, парень поднимается с постели и слабо обматывается ею, двинувшись босыми ногами к столу и разглядывая содержимое на нем. Тэхён кидает недолгий взгляд в сторону входа в шатёр, убеждается, что Рено поблизости нет, и вновь возвращает внимание пакету. Он тянет к нему руку и огромными глазами заглядывает внутрь. То, что Ким видит, вгоняет его в небольшой шок. Этого уж точно не ожидал, и представить нельзя было. Но вместе с удивлением омега растягивает губы в ласковой улыбке, поражаясь тому, каким заботливым может быть самый жестокий человек Ботсваны. Тэхён неторопливо достаёт из пакета новые бежевые шорты, белую футболку и этого же цвета кеды, но, что действительно бросает омегу в краску — пять пар разных оттенков трусов. Рассматривает вещи и прикусывает губу, сдерживая широкую улыбку и излучая яркие искры. Он всё аккуратно выкладывает на поверхность стола и одной рукой прижимает тонкую простыню к своему телу, со звездочками в глазах смотря на ткани. Чон-Рено действительно купил это для него?.. Услышав посторонний звук, Ким дёргается и поворачивает голову в сторону, видя наблюдающего за ним владельца ядовитой долины. Как всегда, он расслаблен и спокоен, а Тэхён из-за его присутствия не прочь растаять прямо на одном месте. Мурашки сами решаются неприятно пробежаться по спине и плечам. Омега перед объектом любви практически голый, и лишь тоненькая простыня не позволяет мужчине видеть его откровенные участки тела. Но Чонгук и сам понимает, что смущает омегу, раз ни в коем случае не проводит по нему хищным взглядом. Смотрит прямо в медовые глаза, отпуская ткань шатра и ею прикрывая их двоих от внешнего мира. Ким забывается и теряется в своих мыслях: стоит столбом и прикусывает нижнюю губу, кинув потерянный взгляд на рельефные руки. На альфе темно-серая майка-безрукавка, открывающая вид на всё самое обожаемое Тэхёном. Безумно красив при таком освещении. — Сегодня ты пораньше, — первым говорит Чонгук. Ким всё равно очень вкусно спал, словно в собственной постели. Не чувствовал опасности. Он был защищён не только от кошмаров, но и от здешних людей. — Это мне?.. — парень пока смущённо смотрит на одежду, а после и на мужчину. — Себе такое белье я вряд ли когда-нибудь куплю, Тэхён, — мгновенно отвечает на заданный вопрос Чонгук, медленно приближаясь к младшему. Трусики красного, жёлтого, голубого, фиолетового и персикового цветов альфа точно бы не надел — Тэхён это понял, поэтому ещё сильнее алеет. — Спасибо… — бархатным тихим голосом благодарит и не отводит от него взгляда, быстро облизывая губы. — Только… зачем? — Разве тебе не нравится? — выгибает бровь Чон-Рено, взглянув на купленную одежду. — Дело не в этом… Мне очень нравится, — кивает омега и прикасается кончиками пальцев к бежевым шортам, опуская на них взор. — Но тебе не стоит тратить собственные деньги на одежду для меня. Чонгук хмыкает и подходит к парню, против воли посмотрев на голые плечи, привлекающие его и разукрашенные заметными линиями. Тело еле прикрыто, и ни одному из них из-за этого не некомфортно. У альфы лишь скулы очерчиваются. Он напряжённо собирает воздух через нос и ведёт ярко-серыми глазами по шее, останавливаясь в итоге на невероятно красивом лице. Охватывает ледяным взором сочные блестящие от слюны губы и сам сглатывает, вспомнив, насколько приятно их чувствовать на своих. Прикасаться к каждому сантиметру — кристальное удовольствие. — В чём бы ты тогда расхаживал? — интересуется мужчина, встречаясь с чужим взглядом. — Или же одна тонкая простыня подойдёт тебе? — Тэхён вжимает голову в плечи, невинно хлопая веками. — И все пары глаз находящихся людей в ядовитой долине побывали бы на тебе. От представления Киму мерзко на душе становится. Никому нельзя взглядом исследовать. Никому, кроме одного человека. — Нет, — тихо отрезает. — Не хочу, чтобы другие смотрели… — Я тоже не хочу, львёнок, поэтому это и не произойдёт, — твёрдо гарантирует Чон-Рено, которому неизвестно почему вмиг верят. — Попросту не позволю этому случиться, — глядит и творит с омегой невозможные вещи одними глазами и словами. — Легче Африку от бедности спасти, нежели тебя понять, Чонгук, — грустно дёргает уголком губ Тэхён. — Сам в ловушке держишь и сам от всех оберегаешь. Ни с кем никогда Киму не было так тяжело. Этот альфа слишком сложен, и ни для кого это не секрет. — Я не держу, просто ты не пытаешься уйти. — От тебя уходить не имеет смысла, — спокойно его в этом убеждает парень. Как Чонгук сам ему сказал вчера вечером: он обязательно вернёт его обратно. Киму хочется бежать только из-за своей любимой кровинки, по которой неизмеримо сильно скучает. Сердце плачет, потому что к Джухёку желает. И без слов омега понимает, что старшему брату плохо сейчас без него. Он всегда о нём переживает, а в данный период жизни — тем более. Но у Тэ не получается связаться с ним, чтобы хотя бы просто сообщить о своём состоянии — физически цел. И дня не проходит без мысли о Хёке. Стыдно перед ним. Альфа не раз предупреждал младшего, а тот всё мимо ушей пропустил. Омега отказывался верить в опасность проживания в Ботсване. До сих пор сложно принимать этот факт. В их небольшом поселении, как по-старому, живут душевные и добрые люди, но за её пределами творится настоящий ночной кошмар… Ослушался брата и сейчас страдает из-за чувств к Чон-Рено. — А что тогда имеет смысл? — Чонгук подходит и тянет руку вперёд, убирая с чужого лица прядь волос. — Находиться рядом со мной? Тэхён из-за его действия сам осторожно приближается к нему и утыкается носом сначала в ключицы, но позже поворачивает голову и укладывает её на широкую грудь. Рено не теряется, не отталкивает, а прикасается к щеке, оглаживая пальцами одной руки горячую кожу, а другой — упирается в край стола. Это то тепло, в котором омега так сильно нуждался. И не верится, что Чонгук не был против него. Столько ужасных слухов о любимом, столько страшных слов говорят о нём, миллиарды букв о гнилой и бесчеловечной душе. Тэхён ничего не отрицает и не подтверждает. Тэхён решается смириться и признать, что до беспамятства влюбляется в неправильного человека. Неправильный человек слишком нежен с ним. Такого не должно было быть… — Да, имеет смысл, — даёт свой ответ, укладывая свободную руку на рельефное плечо альфы. — С тобой я познаю и тщательно изучаю те чувства, о которых, видимо, человечество еще не в курсе, — тихо сообщает о сокровенном, слыша ровное дыхание и биение сердца. — Я первооткрыватель, — вздыхает и прикусывает нижнюю губу. — И я совершенно не шучу. Даже не смейся. — И не собирался, — сразу отвечает Чонгук. — Конечно, ты ведь даже не улыбаешься, — с некой грустью говорит ему. — Я не робот и улыбаюсь. — Никогда не видел твоей улыбки, — Тэ поднимает на него взгляд и сталкивается с серыми глазами. — Ни разу. — Я не могу улыбаться тебе, когда ты постоянно плачешь, — объясняет причину. — Я плачу реже… — Но плачешь. — Говорю же, это уже бывает редко, — настаивает на своём, чтобы победить в этом маленьком споре и получить приз в виде улыбки. — Ты плакал вчера, Тэхён, — напоминает ему Чон-Рено. — Потому что ты обидел меня… — еле слышно пищит, поджимая губы. — Сказал, что больше не притронусь к тебе, так ты сразу начал пускать слёзы, — оба смотрят друг другу в глаза. — Дитя. Рядом с Рено Тэхён всегда невинное дитя. Мужчина переводит ладонь на шею младшего и чуть опускается к его лицу, коснувшись губами лба и оставляя на нем самый легкий поцелуй. Ким зависает, чувствуя, как кожа вся начинает гореть и покрываться чёрной корочкой. Он влюблённо смотрит на Чонгука, когда тот немного отстраняется и заглядывает прямо в глаза, не предоставляя ответ на немой вопрос: «Почему так нежен?». Не контролирует себя и творит вещи, которые и сам понять не в состоянии. Ему находиться с Тэхёном с каждым разом всё сложнее и сложнее. Это становится жестоким испытанием на выносливость. Обоим хочется вновь сильнее прижаться не только лишь телами, но и пламенными губами. — Чонгук… — Сэр, — неожиданно прерывает его в неудобный момент незнакомый голос. Чон-Рено быстро притягивает раздетого омегу плотнее к себе, закрывая всем своим телом, и поворачивает голову, недовольно хмуря брови и видя у входа в шатёр темнокожего альфу лет двадцати, который удивлёнными глазами смотрит на своего босса и гулко сглатывает. Тэхён испуганно хлопает ресницами и вжимается в чужую грудь, натягивая белую ткань чуть ли не на лоб. Чонгуку абсолютно не понравился этот визит — Ким это понимает благодаря силе, с которой сжимают его талию. Не хочет, чтобы другие обнаружили этот откровенный вид. — Выйди сейчас же, — сквозь зубы приказывает Чон-Рено. — Извините, сэр, — слушается южноафриканец и покидает их. Чонгук снова вонзает взор в Тэхёна и выдаёт приказ уже ему: — А ты оденься. Ночью говорил раздеться, а теперь наоборот. Но Ким всё же неуверенно кивает и отходит от мужчины, хватаясь за новую одежду. Чонгук со злостью внутри, с пугающим раздражением разворачивается и двигается к выходу, с шумом отодвигая ткани шатра и выбираясь на улицу. Чистокровный африканец, потревоживший их, стоит в нескольких метрах от него и нервно сдирает засохшую кожицу с губ, но быстро выпрямляется в спине, когда видит Рено. Старший насквозь видит его жуткий страх. Тот, небось, уже все известные с детства молитвы про себя тараторит и надеется на Божью помощь. Однако Чонгук руки марать с самого утра не собирается, и по этой причине просто напряжённо идёт к молодому парню, безвольно создавая вокруг себя враждебную ауру ненасытного хищника. А некоторые из людей Рено, заметившие их, переключают всё любопытство на них, в ожидании любимого представления. — Ещё раз простите, я думал, вы один, — оправдывается моментально африканец. — Не входи в мой шатёр без предупреждения и остальным об этом сообщи, — зачитывает он, устрашая мальца, уверенно кивнувшего ему. — А теперь говори, в чём дело. — Рудо здесь, — извещает его, из-за чего Чонгук слегка вскидывает брови. — Рено Рудо — ваш дядя — прибыл в ядовитую долину. Чонгуку кажется, что ему послышалось и он неправильно воспринял эти слова. Рудо не может находиться здесь. Повернув голову в сторону алмазных копей, Чонгук видит у них темнокожего альфу, выглядевшего лет на пятьдесят. Рядом с ним виднеются четверо высоких крупных телохранителя, которые то и делали, что всех рассматривали с подозрением. От них дружелюбные эмоции не исходят: лица у них слишком каменные и серьёзные. Сам же Рудо засовывает руки в карманы своих брюк и смотрит со слабой улыбкой на морщинистых больших губах на Чон-Рено сквозь чёрные стёкла солнцезащитных очков. Где-то поблизости Чонгук также замечает своего младшего брата, а тот, наверное, уже успел встретить своего дядю и поприветствовать его. Около чьей-то машины стоит и складывает руки на груди Квон Хан, поражённый появлением Рено Рудо в этой долине и смотревший на своего друга с непониманием. Верные люди Чонгука посторонним не доверяют и готовы в любую секунду снять свои оружия с предохранителей. Мысль, что дядя вернулся обратно в Ботсвану — совсем не радует. Ни капли. Только имея очень маленькое уважение к этому человеку, альфа не слишком быстрым шагом направляется к нему, не сводя с него ледяного взгляда, гласившего о своей нелюбви. — Чонгук, — с притворным счастьем произносит Рудо. — Любимый иноземец Саеда. В своём репертуаре. Меняться даже и не думает. — Мне двадцать восемь лет, а ты так и не запомнил, что я сын твоего старшего брата, — без колебаний и сомнений зарывает своей фразой токсичные слова старшего и становится напротив него, сцепляя руки на пояснице и чуть склоняя голову. — Я не расист, Чонгук, — Рудо снимает с себя очки и улыбается. — Но мне до сих пор сложно с этим свыкнуться. — Не был бы ты расистом, с первого моего дня в Южной Африке принял бы меня как родственника. Рудо был единственным в их семье, кто выражал недовольство об усыновлении корейского младенца, потерявшего обоих своих родителей. Его это очень сильно напрягало. Но его старший брат — отец Чонгука и Сами — даже слушать его не утруждался. Был абсолютно уверен в своём решении, как и его супруг, который спустя много лет рассказывал сыну эту неприятную историю, дабы не позволить Чонгуку смотреть на своего дядю добрыми глазами. Чон-Рено сильно не расстраивался, и по сей день чувства не изменились, ведь знает, как сильно любил его отец и как это делает сейчас папа. Годы шли, а Саед Рено чаще и чаще учил старшего сына вещам, что связали бы его в будущем с алмазным бизнесом. И именно это окончательно сломало хорошее отношение Рудо к своему племяннику. Он не видел в нём наследника, как видел его в себе или же в Сами, который на тот момент был ещё совсем маленьким и неопытным. Рудо до последнего надеялся, что брат поменяет решение. А когда Саед за месяц до своей смерти уверенно сообщил всем своё решение, Рудо с обидой и злостью покинул Родину. — О чём ты? — усмехается южноафриканец и вешает очки на вырез рубашки. — В конце концов, Саед души в тебе не чаял. Он с ума сходил по тебе. Почти все его разговоры бывали только о своём старшем сыне, — Чонгук сжимает челюсти, вспоминая, в каких хороших отношениях он состоял со своим отцом. — И в качестве уважения к нему я испытываю тёплые чувства к тебе, племянник. Но ты ведь не веришь. — Не верю. Как и ты в то, что я гожусь ядовитой долине, — приподняв подбородок, холодно говорит младший и смотрит на него из-под век. — Ядовитая долина… — издаёт смешок. — Алмазный ад. Место, которое создал мой брат. После его смерти оно должно было перейти либо мне, либо Сами. Сами, услышавший это в стороне, быстро оказывается рядом с Чонгуком. — Дядь, — встревает младший Рено. — Возможно, я прогуливал большинство занятий в университете и все сознательные годы, простит меня Господь, занимался хер пойми чем, — тихо смеётся он и язвительно ведет языком по нижней губе, поймав вопросительный взгляд Чонгука на себе, — но даже я в силах понять, что наследство должно передаваться старшему. А Чонгук мой старший брат. Семь лет разницы, это совершенно не мало, знаешь ли, — кивает несколько раз, вскидывая брови. — Смена подгузников была на нём, если что, — усмехаясь, парень пожимает плечами. — Сами, — цедит Чон-Рено, гневно рассматривая счастливую физиономию, и сдерживается не пустить парню подзатыльник. Младший Рено закидывает руку на плечо старшего и поворачивает к нему голову, улыбаясь. — Чонгук — единственный человек, который может держать ядовитую долину под контролем. Смелый, сильный и умный — копия нашего отца, — продолжает свою речь, а Чон-Рено мягко усмехается. — Но в отличие от бати, Бог наградил моего брата и жестокостью, — альфа снова переводит взгляд на дядю и его телохранителей. — Прилично переборщил, но наградил. Сами всегда будет на стороне брата, кто бы на него ни нападал. — Я не спорю, Сами, пусть останется всё так, как и хотел Саед, — хмыкает Рудо, вздыхая и разглядывая территорию ядовитой долины. — Я вернулся в Ботсвану, чтобы просто убедиться, что это место всё ещё цело. — По-другому и быть не может, — Чонгук уверен в своих силах. — Не стоило переживать за это. — Почему ты отказываешь Болтону во встрече? — выкидывает старший неожиданный вопрос, после которого Сами убирает руку с плеч Чонгука, когда тот напрягается телом и хмурится. — Я давно с ним знаком, а ты видишь в нём своего врага, что не особо меня радует. — Ты прилетел, чтобы наладить наши с Дуайтом отношения? — Чонгук медленно начинает злиться на эту ситуацию. — Вы единственные в Южной Африке добываете алмазы, вам не стоит быть как кошка с собакой. — Я взрывчатку поймаю руками, но с ним на одну дорогу не встану, — грубая интонация и опасные огоньки в ледяных глазах. Рудо обходит Чонгука и двигается вместе со своими людьми к алмазным копям, дабы лично убедиться в качестве работы. — Я не заставляю тебя быть с ним коллегой, Чонгук, но на этой неделе ты хотя бы постараешься поменять своё решение, — на губах всё ещё легкая улыбка. — Если после его слов ты продолжишь стоять на своём, то я больше и слова не скажу об этом человеке. — Как бы я ему поганую жизнь не оборвал при встрече, дядя, — ядовито и сухо усмехается Чонгук, встречаясь со старшим взглядом. Чон-Рено кивает своим людям с автоматами, молча прося их быть на чеку, а сам двигается в другую сторону. Сами самодовольно проводит языком по нижней губе и подмигивает одному из телохранителей Рудо, идя за Чонгуком. Хан, усмехнувшись, отталкивается от машины и тоже шагает за братьями Рено, оглядывая людей Чонгука, не отрывающих свои враждебные взгляды от чужаков в ядовитой долине. Алмазный ад принадлежит одному человеку — Чон-Рено Чонгуку — старшему сыну Саеда Рено. *** Парень сконцентрировался на лучшем, что сейчас имеет. Всё, что ему нужно, но такое громкое и болтливое. Улыбки и короткий смех не сдержать. Приятная песня, гласившая о красоте Рио-де-Жанейро, окутывает каждого приятными ощущениями. Больше всего нравится слушать знакомые слова самому маленькому и с небесным цветом — Боа. Гиацинтовый ара чирикает, кричит, говорит и качает головой, сидя на заднем сиденье автомобиля. Сокджин, держа свой смартфон в руках, снимает птицу на видео и ни на секунду не прекращает тянуть пухлые губы в широкой улыбке. Под смех хозяина Боа ходит в разные стороны и становится только громче, из-за чего водитель собственной машины тяжело вздыхает и следит за дорогой. Омега иногда поглядывает на своего брата и усмехается, видя, как тот сдерживается и никак не комментирует этот птичий концерт. Намджун нервно стучит пальцами по кожаному рулю и торопливо облизывает губы, вскинув бровь и взглянув на черноволосого парня, сидящего на пассажирском сидении и просматривающего снятое видео. Синий попугай никак не хочет притихнуть: продолжает своё представление и ловит нахмуренный взгляд мужчины в зеркале заднего вида. В какой-то степени Джун жалеет, что вынудил брата переехать вместе с ним в Ботсвану. Жил бы спокойно не без Сокджина, а без уж слишком шумного Боа. Птица его ненавидит — Намджун не раз в этом лично убеждался. Их война никогда не закончится. Между ними бывает лишь короткое перемирие. Они в дороге уже около двадцати минут, и с первых секунд Боа не даёт о себе позабыть — обожает, когда всё внимание именно на нём. А у мужчины скоро глаз начнёт нервно дёргаться, но, если он попробует сказать что-то против этой птицы — либо взглядом прожгут, либо и вовсе из своей же машины выпрут на дорогу. Он не хочет лишний раз рисковать: сидит очень тихо, не издаёт ни звука и послушно едет по столице Ботсваны — Габороне. Джин с самого утра просит у брата отвезти его в город из-за маленьких покупок. Весь день ожидал его, пока тот вернётся из ядовитой долины домой. И только к вечеру им удалось выехать, что не особо расстраивает. Им нравится ездить в такое время рядом с дикой природой, а особенно младшему Киму, который никак не может привыкнуть к тому, что живёт в Южной Африке поблизости с Саванной, словно его детская мечта осуществилась. — А что, обязательно нужно было Боа с собой забирать? — спрашивает Джун, кинув недолгий взгляд на омегу, поднявшего на него глаза. — Обязательно. Мы не можем оставлять его дома одного, — спокойно отвечает Джин и откладывает телефон. — Там будет катастрофа без нас, ты ведь сам это понимаешь, — усмехается младший, делая музыку чуть тише. — А ты против? С ним весело, он душа компании. — Душа компании? — вопросительно выгибает бровь Намджун. — Джин, впервые в моей жизни меня ненавидит не человек, а птица, — довольно серьёзно жалуется, вызывая у брата искренний смех. Ему всегда от этого смешно. — Не смейся, это серьёзно. Тебя-то он больше всех любит. — Прекращай, Джун, — мягко говорит Сокджин. — Будешь мил с Боа — получишь от него долгожданную любовь, — кивает, взглянув на попугая. — Он ведь такой замечательный и добрый. Альфа усмехается, переводя глаза на зеркало заднего вида. — Добротой от него так и прёт. Гиацинтовый ара, не обращая внимание на их разговоры, изредка подпевает своей любимой песне, которую Джин включал птице с первых дней, как она появилась у него. Ему нравится громко выкрикивать «Рио», словно понимает, что именно в этом красивом городе у младшего Кима получилось заполучить маленького попугая себе. Тот день волшебен для него по сию секунду. Для Сокджина это действительно самое прелестное, что могло бы произойти в его жизни. Когда омега встретился с бразильским орнитологом в Рио-де-Жанейро, альфа с удовольствием показывал ему своих различных птиц, и в самый последний момент он отвёл Джина к ещё совсем крохотному пугливому Боа. Сердце омеги растаяло в ту же минуту, и последующие дни молодой биолог просто-напросто никак не мог выкинуть из головы это синее пушистое чудо. Хозяин, зная о его влюблённости к своему попугаю, долго думать не стал и совершенно бесплатно отдал гиацинтового ару в хорошие руки Сокджина. Счастью тогда не было предела. С самой широкой и лучезарной улыбкой он возвращался домой, в Корею, вместе с Боа. Попугай с ним шестой год, и они до последних дней останутся хорошими друзьями и напарниками, которые без друг друга никуда не ходят. Джину комфортно с Боа, как тому с ним. Намджун заворачивает в нужном углу, на небольшой скорости проезжает мимо припаркованных машин и выбирает место, останавливаясь напротив небольшого супермаркета. Джин сразу тянется к бардачку, вытаскивая оттуда свой кошелек, ведь именно он так рвался за покупками, а Джун расслаблено откидывается на спинку своего сиденья. — Только не ругайтесь в моё отсутствие, мальчики, — тянет уголок губ, открыв дверь авто и оглядев брата с попугаем. — Ничего не обещаем, — ухмыляется Намджун. Омега покидает машину, закрывает за собой и направляется к супермаркету, войдя в него и встречаясь с большим притоком людей. Он, не останавливаясь на одном месте, быстро идёт по тем отделам, которые ему и нужны, прихватывая с собой небольшую корзинку. С самого начала Сокджин берёт сразу несколько пачек грецких орехов для своего Боа, который безумно сильно их любит. Также парень собирает в пакет сладости, после чего укладывает в свою корзинку овощи. В последнюю очередь Сокджин отправляется в молочный отдел, где практически нет людей, лишь стоит высокий темноволосый альфа, просто рассматривающий питьевой йогурт в руках. Омега, поджав губы, тоже приближается к нужным продуктам и закидывает к себе одну упаковку соевого молока. Боковым зрением из-за лёгкого любопытства замечает, что у мужчины узкий разрез глаз. Для Сокджина большая редкость встретить в Южной Африке азиата, и по этой причине он слабо улыбается, позволяя себе быстро оглядеть взглядом незнакомца, у которого оказывается не только очень красивый профиль, но и длинные руки, вынуждающие Сокджина проглотить слюну. Выделяющиеся вены ему всегда нравились. Тут сдержаться слишком сложно. Он невольно прикусывает нижнюю губу и смущается, увлеченно рассматривая покупателя. Сам альфа выглядит очень уставшим и слабым. Он еле сдерживает в своих длинных пальцах обыкновенную бутылку йогурта, словно готов уронить, что и случается спустя пару секунд. Джин сразу подбегает к мужчине и опускается на корточки, дабы поднять продукт, но незнакомец успевает это сделать вместо него, подняв на Сокджина спокойные глаза. — Вы в порядке?.. — осторожно и тревожно спрашивает Сокджин. Тот зажимает в пальцах йогурт и рассматривает лицо омеги, который уже успел облиться алой краской из-за такого анализа. — В порядке, — хрипло отвечает. — Просто в данный момент переживаю чёрную полосу в жизни, — он поднимается, и омега вместе с ним. — Понимаю… Это неприятно, но стоит немного потерпеть. Думаю, скоро наступит и белая полоса, не переживайте, — Сокджин сильно смущён. Стыдно за сказанные слова, ведь кажется, что они ужасно глупо звучат в данной ситуации, но он просто пытается поддержать совершенно незнакомого человека. — С каждым такое случалось. — Не с каждым случалось то, что со мной. Омеге бы провалиться под землю. Весь сжимается. — Да-да… Вы правы, извините, — кивает и в очередной раз сглатывает, отводя взгляд в сторону. — Это не моё дело, вы меня не знаете, но я правда желаю вам всего хорошего. Джин на пятках разворачивается и топает на выход из молочного отдела, ощущая, как сильно горят у него щёки. — Спасибо, — сногсшибательный голос позади вынуждает его замереть на одном месте. Когда Ким снова обращает внимание на него, то видит тёплую улыбку на алых губах и то, как мужчина двигается в его сторону. — Как я могу Вас называть? Сердце затихает и в животе цветок распускается. Не понимает, что с ним сейчас происходит, но этот альфа чересчур на Аполлона похож. — С-Сокджин, — запинаясь, получается только сказать и крепче сжимать ручку корзинки. — Меня зовут Ким Сокджин. Они трогаются с места и направляются в сторону свободной кассы. — Ким Джухёк, — представляется и протягивает правую руку, которую Джин сразу же пожимает, мягко ему улыбаясь. — Не думал, что встречу ещё одного корейца здесь, — хмыкает, дёргая бровями. — Это приятно, — омеге так же. — Вы турист? — Третий год в Ботсване. Мой старший брат переехал сюда по работе, а я погнался за ним, точно хвостик, — произносит парень, тихо смеясь, и пожимает плечами, видя чужую улыбку. — Семье лучше держаться вместе. К сожалению, только недавно это понял. — Но понял, а это уже важно, — Джухёк по-доброму его оглядывает и коротко кивает, поджимая губы и сводя с него взгляд. — А что насчёт Вас? Давно Вы в Ботсване? — интересуется и укладывает продукты на кассу, к которой они подошли. — С рождения, — Сокджин немного удивляется. — Я гражданин Ботсваны. Парень достаёт из кошелька деньги и протягивает кассиру, а тот возвращает ему мелочь. — Ботсванец… — стесняется и берёт свой пакет в руки, взглянув на Джухёка. — Я очень надеюсь, что мы ещё с вами встретимся в этом супермаркете. — Кажется, мне придётся через три дня вновь закупаться продуктами, — у самого мужчины не получается сдержать слабую улыбку. — В это же время? — выгибает бровь и очень медленно идёт к выходу. Джухёк усмехается и смотрит на часы на своём запястье, отвечая: — В это же время. В без двадцати семь. — Отлично, — хмыкает и отворачивается, ускоряя свой шаг и покидая супермаркет. Сокджин определенно не думал, что один поход за продуктами подарит неведомые ощущения. *** Каким бы золотым и нежным он ни был, нельзя выделять его среди большой толпы. Прекрасный, но виновный в мелкой пакости. Меньше всего Чонгук хочет себя настоящего предавать. Африканское солнце погаснет в один день, а правила и принципы львиного Бога ничто и никто не сможет поменять или уничтожить без следа. И сквозь напряжение, перемешанное лёгкой злостью на себя, мужчине приходилось смотреть со стороны на красивые руки, державшие специальную корзину для добычи драгоценных камней. Взгляд периодически скользил по хрупкому телу, поджатым влажным губам и вьющимся пепельным волосам мальчишки, который находился в хорошем расположении души, что было немного удивительно не только для самого Чон-Рено, но и для остальных надзирателей ядовитой долины и его рабочих. Молодой омега слова не ронял: работал, довольно часто кидал свои влюблённые ясные взгляды на человека, проживающего у него глубоко в сердце, и смущенно краснел, после чего быстро отворачивался, мечтательно жуя губы. Львёнок был не в силах выдерживать ауру, исходящую от Чонгука, даже с большого расстояния. Он до невозможности слабый перед ним. У Тэхёна не получается скрыть свои чувства — открыт для Рено. А омега полностью овладевает мыслями альфы. Нагло поселяется там. Перед глазами мужчины слишком часто всплывают сцены их совместного посещения Ла Алегрии. Это уже начинает раздражать. Целый день, находясь на алмазной территории, он только и смотрел на него и жаждал хотя бы на маленький шаг приблизиться, чтобы почувствовать тепло его тела, ощутить дрожь и цветочный сводящий с ума аромат. Настолько сильно вымотался от мыслей о Тэхёне, что больше не мог оставаться там. Нужно было отойти, выйти за границу и вдохнуть воздух с легкостью. Но только чем дальше отходил от ядовитой долины, тем сильнее и яростнее хотел вернуться обратно. И около Саванны не мог себе позволить пойти к львиному прайду, с которым он не был целый день, — больше нуждался в убеждении, что маленький людской детёныш невредим и абсолютно цел в его недолгое отсутствие. Собственным людям прекратил доверять, когда омега появился на его земле. За двадцать минут сердце успевает сжаться максимально сильно и разжимается оно только тогда, когда Чонгук прикасается к воротам и открывает дверь. Он спокойно проходит дальше и поднимает глаза на охранников, встревоженно взглянувших на него. Рено непонимающе хмурит брови и засовывает руки в карманы своих чёрных брюк-карго, проводя кончиком языка по контуру губ. Идя дальше, он переводит напряжённый взгляд в сторону алмазных копей, у которых по ещё неизвестной причине толпятся его люди и некоторые из рабочих. Стоит небольшой гул: кто-то на кого-то ругается и матерится. Что больше всего удивляет Чонгука, что это Квон Хан, хватающий Линь Вэя за футболку и агрессивно рычащий неслышные фразы ему прямо в лицо. Китаец силой отталкивает его от себя, громко пытается ему объяснить некие вещи, а тот только ядовито усмехается и будто еле держится, чтобы не заехать кулаком альфе по челюсти. Остальные смотрители пытаются их привести в чувства, но большая часть разговаривает именно с Ханом, однако мужчина вновь отнекивается и пихает их, корпусом разворачиваясь к кому-то, кого пока не может увидеть Чон-Рено. Всё тело окончательно заполняется лютой агрессией, услышав тихий плач. Плач самой нежной и дорогой драгоценности в ядовитой долине. Не может. Не может просто дышать, смотреть и стоять на ровном месте, зная, что его посмели хоть как-то обидеть. До боли напрягая скулы и быстро вытаскивая из кобуры пистолет, Чон-Рено мчится будущей смертью виновника к толпе и имеет адскую жажду вырвать собственными руками сердце из груди. Уничтожить, разорвать на части и вынудить сказать причину. Когда доходит, он грубо отталкивает перекрывающих ему путь альф, и первый, на кого смотрит, — львёнок, стоящий коленями на земле и кого насильно сдерживают две пары крепких рук. На целованных Чонгуком щеках катятся огромные жгучие слёзы, не переставая. Заплаканные глаза сразу же поднимаются на него, и Тэхён от понимания, что Рено уже совсем рядом, плачет ещё сильнее и старается вырваться, тянясь вперёд, к нему, словно он единственное его спасение. Старший ничего понять не может, он впервые таким шокированным взглядом оглядывает мальчишку и тяжело сглатывает, переводя взгляд на Хана, кого, видимо, так же сильно напрягает эта ситуация. Позже Чонгук смотрит уже на проглотившего язык Линь Вэя, в чьих пальцах блестит небольшой прозрачный алмаз. На фоне Чонгук продолжает слышать всхлипы и попытки избавиться от чужой хватки. Пистолет снимают с предохранителя и дуло направляют на одного из тех, кто сдерживает Тэхёна. — Уберите от него свои руки, — выговаривает смертельно-опасным тоном сквозь зубы Чон-Рено. — Повторять во второй раз я ни в коем случае не стану. Омега в моменте застывает и прикусывает нижнюю губу, смотря на мужчину и удивляясь его действию прямо сейчас. С ним страшно иметь дело. Самый жестокий и опасный хищник Южной Африки. — Но вы не знаете причину, — чуть злясь, отвечает альфа, на кого направлен пистолет. Видимо, новенький, и правил совершенно не знает. Чонгук лишний раз не задумывается и простреливает ему правое колено, вынуждая из-за боли завыть сквозь крепко стиснутые зубы и отпустить омегу. Второй надзиратель после звука выстрела отстраняет руки от омеги и приближается к товарищу, пока Тэ моментально подбегает к Рено и прижимается к телу, хватаясь пальцами за его футболку и жмуря до разноцветных бликов глаза. Альфа опускает пистолет, свободную ладонь укладывает на его затылок и пропускает между пальцев мягкие пряди волос, утыкаясь носом в макушку и вдыхая лёгкий аромат, расслабляющий его до предела напряжённые мышцы хотя бы на несколько секунд. В его руках Тэхён затихает и почти не двигается, только шмыгает носом и мелко-мелко дрожит. Он каждый раз свою защиту видит в Чон-Рено, когда альфу вся Ботсвана опасается и избегает. Только к нему бежит и постоянно цепляется за футболку, горячо дыша прямо в крепкую грудь. — Что произошло? — Чонгук не у своих людей спрашивает, а у Тэхёна. Его голос звучит мягко, дабы не напугать парня ещё сильнее. Ким чуть отстраняется, но шаг назад не делает, облизывает губы и медленно поднимает стеклянные медовые глаза на Рено. Боится, но непонятно чего именно. — Я ничего не делал… — по щеке скользит одинокая слеза. — Ничего… — повторяется и добавляет: — Честно… Чон-Рено не было здесь всего лишь двадцать минут… Чонгук, смотря некоторое время в глаза младшего, молча переводит взор на остальных и ожидает уже от них более раскрытого ответа на заданный вопрос. Хан напрягает скулы и скрипит зубами, взглянув на Линь Вэя и стоящих рядом с ним троих смотрителей. — Он спрятал алмаз, — холодно говорит Вэй и глядит на спину Тэхёна. — А точнее, украл, не рассчитывая, что в твоё отсутствие это кто-то заметит, — хмыкает и держит в двух пальцах маленький камень, показывая его владельцу ядовитой долины. Нет. Быть не может. Омега бы ни за что не сделал это. Он ведь только недавно сам вручил Чонгуку розовый драгоценный камень, не колеблясь. Ким отрицательно мотает головой и молча плачет, грустно и с надеждой смотря на Чонгука, который, хмуря брови, вновь переключает внимание на него и озирает заплаканное личико. — Я не крал, Чонгук… — шепчет и мочит слезами полные губы всё сильнее и сильнее. — Клянусь тебе, мне это не нужно. Я такого бы не сделал… — чёрные ресницы и тело дрожат. Чон-Рено смотрит только ему в волшебные глаза, где отражается оранжевый африканский закат, окутывающий теплом на этом проклятом месте. Медовый цвет вокруг чёрных зрачков — единственное, что сможет сказать ему всю истину, не посмев хоть на мгновение засомневаться. Все вокруг них переговариваются и решают, чьим лучше словам верить: Вэя или же обычного рабочего в ядовитой долине, у кого за спиной стоит суровый африканец. Но каждое их слово игнорируется Чонгуком: к ним не прислушиваются и пропускают мимо ушей. Они никакой ценности не играют. Однако сам Тэхён готов уже на колени вновь пасть от ужасающего страха. У него в руках только конец чёрной футболки и несокрушимая надежда. В серых пожирающих его глубинах злость, чистая агрессия и анализ. Львёнку страшно, а отходить от львиного Бога и на маленький шаг никак не решается. — Вэй слишком много говорит без повода, — встревает и рычит уже Хан. — Я всё это время стоял около копей и ничего странного со стороны Тэхёна не заметил, а у тебя что за лживое зрение обострилось, подонок? — он надвигается на Линь Вэя, но альфа, стоящий рядом, хватает его за локоть и не разрешает приблизиться к нему. — Закрой пасть, Хан, — цедит Вэй и презрительно кривит губы. — У меня нет цели навредить ему, но, присвоив себе алмаз, он должен, как и предыдущие глупцы, совершившие такое, пожертвовать чем-то важным. Паника овладевает Тэхёном. Он напугано хлопает ресницами и поворачивает голову к Линь Вэю, в неясности разглядывает его и прикусывает губу, плача и прижимаясь к Чон-Рено, как маленький ребёнок, которого обижают плохие люди. — Где лежал у него алмаз? — Чонгук сводит с Кима взгляд и смотрит на Вэя. — Банально — в кармане шортов, — обыкновенно отвечает альфа и дёргает бровями. — И вы сразу его схватили, как только нашли камень? — Да, Чонгук, — кивает китаец, а с ним и трое мужчин. — Всё как обычно. Независимо, альфа он или омега, правила здесь ведь для каждого одни и те же. Чон-Рено качает головой и ухмыляется, поглаживая затылок плачущего Тэхёна. — Если он все алмазы из ядовитой долины унесёт, то вы и пальцем его не трогаете, а просто говорите мне, — сквозь зубы заговаривает своё решение Рено. — Ещё раз опустите его на колени — я пулю не в ногу пущу, а уже в голову, — вонзает смертельный взгляд в пострадавшего, сидящего на земле и зажимающего рану тряпкой. — Позволите себе лишнее с ним — я вам адские часовые пытки устрою. Не от потери крови умрете, а от болевого шока, это могу смело гарантировать. Люди Рено уверенно кивают, но только Линь Вэй и его компания из трёх человек переглядываются. От этих угроз Тэхён сам напрягается и кидает короткий напуганный взор на Чонгука, у кого на лице не читается милосердие и доброта к этим людям. Из-за него мужчина навредил своему человеку, а сейчас ещё и говорит жуткие вещи. — Слушай и воспринимай слова правильно, Вэй, — сухо усмехается Квон Хан. — Теперь-то мы будем знать, что среди рабочих есть и особенная личность, требующая иное обращение, — кивает и сжимает челюсти китаец, смотря на Чонгука. — Очень пожалеете, если будете относиться к нему неподобающе. — Мы всё поняли, Рено. Смотрители долины медленно расходятся по своим обязанностям, а Чонгук чуть отстраняется от омеги и встречается с ним взглядом. — К выходу, — указывает и мягко подталкивает парня в сторону, пока тот непонимающе хлопает ресницами и делает маленькие шаги в нужном направлении. — Живее, Тэхён, — и сам идёт за ним. Альфа засовывает пистолет обратно в кобуру, находящуюся на правом бедре, и движется за притихшим омегой. Подходя к воротам, Ким застывает и робко смотрит на Чон-Рено, протянувшего руку к дверям и открывающего их, пропуская Тэ и выходя сразу же за ним. Мужчина вытаскивает из кармана ключи, открывает свой чёрный хаммер и снова слабо толкает Тэхёна к пассажирской стороне, потому что младший очень тормозит и абсолютно неуверенно себя ведёт. Они в чистом молчании садятся в машину: Чонгук заводит мотор и медленно отъезжает от ворот, а Ким шмыгает носом и пальцами стирает слёзы с щёк, смотря на альфу и не имея представления, что сейчас у него в голове. Гук едет по неровной дороге, сжимая в пальцах одной руки руль и внимательно смотря в сторону Саванны, словно разыскивает там кого-то важного. Не подаёт голос, и именно это сильно напрягает омегу. Тишина сводит с ума после того, как Рено зачитал надзирателям ядовитой долины неприятные слова и уверенно встал на сторону какого-то работника. Тэхён не знает, как нужно реагировать: неспокойно кусает себя за губы и теребит длинные пальцы. А когда Чонгук заезжает на территорию Саванны, ускоряясь, у него брови ползут на лоб и губы чуть распахиваются. Омега сумел разглядеть вдали около нескольких больших деревьев целый львиный прайд, отдыхающий на своей земле. — Куда мы едем? — наконец-то, удаётся у Кима побороть себя и задать этот вопрос. — Из-за тебя не получается делать то, к чему я привык, и то, что для меня очень важно. Из-за Тэхёна. Младший чувствует себя обузой. — Раз я мешаю жить привычной для тебя жизнью, то мог бы и просто не обращать на меня внимания, — вместе с болью произносит и тяжело сглатывает ком в горле. — Совершенно. — То не отходить от тебя, ни за что не оставлять одного, иначе ты захлебнёшься в своих же слезах, — нервно говорит мужчина, а Тэ от обиды прикусывает губу, — то не обращать внимания, — альфа даже не смотрит в его сторону. — Хватит, — просит и превращает ладонь в кулак. — Я постараюсь справиться и без твоей защиты. Никому не придётся простреливать ногу. Он никогда прежде так не мечтал стать сильным. В восемнадцать лет хочет иметь ту же решимость, неуязвимость и крохотную каплю суровости Чон-Рено. «Твоя нежность станет причиной твоей же смерти», — и Тэ уже верит в фразу, сказанную львиным Богом. — Как ты справляться-то вздумал? — сквозь зубы грубо спрашивает Чонгук. — Где в тебе столько сил и уверенности, Тэхён? Сегодня из-за алмаза мои люди чуть тебя на части не разорвали, — альфа уже раздражён — не сложно понять по интонации. Кима обида душит, сжимает жестокими руками его шею, окончательно лишая воздуха, равно как и люди из ядовитой долины, обвиняющие его в краже драгоценного камня. Сволочи смотрели на него и презирали, и лишь Хан с некоторыми из работников пытались спасти от чужой жестокости. — Я не крал алмаз, — вскинув подбородок, медленно и чётко выговаривает каждое слово. — Это я уже слышал, — выделяет скулы. — Не я, — чуть громче хочет донести это до Рено. — Не я, Чонгук, — глаза блестят, а сердце больно колотится в груди. — Я не брал алмаз, клянусь своими родителями, — альфа крепче сжимает руль, давя на газ и приближаясь к территории львиного прайда. — Ненавижу эти камни. Они мне не нужны. Ты мне не веришь?.. — Верю! — впервые срывается и орёт Чон-Рено, отчего Тэ вздрагивает и вжимается спиной в дверь авто. — Блять, я верю тебе! — смотрит на него слишком опасно, слишком ожесточенно, слишком страшно. — Верю тебе, и от этого мне адски паршиво, — он останавливает машину и заглушает её. Ким судорожно выдыхает и заламывает брови, поджимая губы. Боль рядом с ним его не отпускает. Каждый раз говорит такое, что только плакать в голос хочется и прятаться за что-нибудь, дабы позже вновь, как помешанный и одурманенный ароматом граната и крови, проситься обратно к нему и первым тянуть руки для смертельно опасного тепла. Так жить уже невозможно. Смотрит на Чонгука и не в состоянии понять, зачем сердце настолько сильно томится из-за него. После его слов раны появляются, а любовь к нему их рубцует, на некоторое время избавляя парня от страданий и переживаний. Чонгуку подвластно нежностью его покрывать, но он слишком часто выбирает неправильную сторону и, точно под влиянием самого Дьявола, ищет способы задеть слишком ранимого мальчика. Знает, что влюбился, аморально и болезненно, а свою личность никак не получится поменять. Холоден, строг, лют и убийственен. — Верно. Я не тот человек, которому тебе нужно доверять. Не подхожу для этой роли, — изменившимся голосом говорит Тэхён. — Ребёнок, — называет себя неприятным словом. — Скажи это. Вы все только одно и повторяете. — А что, ты взрослым себя чувствуешь? Сдерживая слёзы, Ким открывает дверь машины и выбегает наружу, больше ничего не ответив. Чонгук, рыкнув себе под нос, вылетает за ним, громко захлопывая за собой и двигаясь за омегой. Тэхён видит около деревьев отдыхающих львов Рено, среди которых замечает белого — Борея, с которым уже знаком, в отличие от других. Два других молодых льва и вожак прайда — Аид — поднимаются с земли, держа зоркие взгляды на чужаке на своей земле. Тэ чуть замедляет шаг и пытается держаться от диких зверей подальше, чтобы обойти их и пойти уже своей дорогой. Чонгука же раздражает то, как Ким смело расхаживает здесь и делает вид, что нисколько не боится его хищников. Большие кошки даже не обращают внимание на своего человека, осторожно начиная приближаться к Тэхёну, пока тот насильно отводит от них взор и зажимает зубами нижнюю губу. Глупый, глупый, глупый. Чонгук не может вечно спасать его. Борей любопытно отстраняет клыки от зебры — своей добычи — и встаёт на ноги, шагая к омеге, заметившего его шевеление боковым зрением. Тэ останавливается и смотрит вдаль, не зная, куда точно собирается идти. — Они нападут на тебя, если ты пойдёшь дальше, — строго предупреждает Рено, оглянув своих львов. — Пусть, — цедит Тэ, чуть поворачивая в сторону голову и видя, как четверо хищников не так далеко находятся от него. С каждой секундой расстояние между ними сокращается. — Иди ко мне, со мной они тебя не тронут, — Чонгук сам делает маленькие шаги, не желая провоцировать прайд. — Не буду. Борей идёт самым первым, обнажая кровавые от мяса зебры клыки и опускаясь туловищем к земле, что делают и другие хищники. Они готовы подорваться к нему в любую секунду. — Не зли меня, львёнок. Я сказал подойти ко мне. — Нет! — кричит и тяжело дышит, не шевелясь. И это зелёный свет для львов… Рено быстро подбегает к Тэхёну, грубо хватает его за локоть и притягивает к себе, а тот удачно и больно врезается в его грудь и застывает, чувствуя, как крепко его сжимают в руках. Слышит чужое бешеное биение сердца и смотрит на подбегающих к ним хищников. Борей, издав негромкий рык, осторожно подходит к омеге и носом касается его щиколотки, вызывая бурю мурашек по телу и отходя на несколько шагов. Остальные большие кошки круги наворачивают рядом с ними, разглядывая Кима и показывая свои большие острые клыки. Чонгук раздражённо смотрит на них и убеждается, что не тронут того, кто находится настолько близко рядом с их человеком. Они лишь анализируют мальчика, а вскоре уходят ещё дальше и продолжают рычать, демонстрируя своё недовольство. Маленькие львята рядом со своими матерями смотрят на них и хлопают длинными ресницами. Среди них Киму удаётся распознать Амура по его чёрному пятнышку на лбу. Львёнок счастливо бежит к ним, сменяя бег на прыжки, что окончательно уничтожает все сомнения. — Чем ты думаешь, когда творишь подобное?! — Тэхёна приводит в чувства очередной повышенный тон. — Где, черт возьми, твой здравый ум находится? Где?! — Тэ дёргается от крика и охватывает напуганным взглядом рассерженное лицо. — Отпусти, — просит его и толкает ладонями в грудь, хныча. — Тэхён, — рычит похуже львов. — Я хочу к Амуру, отпусти меня, Чонгук, — ему никто не поддаётся. — К Амуру? — выгибает бровь. — На тебя только что чуть львы не напали, а ты хочешь потискать Амура? Очень сильно скучал по нему. — Он хотя бы не бывает таким злым, — и удачно вырывается из крепкой хватки, окинув грустным взглядом мужчину, у кого выражение лица становится другим. Тэ разворачивается и, увидев маленького львёнка, идёт к нему на встречу. Опускаясь на корточки, он тянет руки вперёд, а Амур сам подбегает к омеге и сразу начинает вжиматься мордой в его ноги, проявляя свою ласку и любовь. Другие львы смотрят на них, но особо остро не реагируют, продолжая отдыхать в вечернее время при оранжевом ботсванском закате. Чонгук со стороны за ними наблюдает и сам медленным шагом идёт к ним, видя, насколько сильно Амуру нравится Тэхён, с которым он провёл только один вечер. Ким со всех сил вынуждает себя не смотреть на Чон-Рено, полностью сосредоточившись на крохотном игривом детёныше и играясь с ним. Чешет ему за ухом, по брюху и тыкает указательным пальцем его в нос, садясь на траву и слушая различные звуки львёнка, не отлипающего от него. Ким — обиженный ребёнок. Слишком легко задеть его чувства. — Ты ужасно ранимый, — уже спокойнее говорит Чонгук, останавливаясь рядом с ним и смотря на парня сверху вниз. — Что-то не так скажу, так твой взгляд сразу меняется. Ким облизывает нижнюю губу и нежно гладит Амура. — Ты наорал на меня… — Потому что ты вынудил, — он тоже опускается на землю, подхватывая пальцами чужой подбородок. — Никогда не смей отходить от меня, когда мы рядом с моими львами. Никогда. — Мог просто грубо ответить, но зачем орать?.. — шепчет, заглядывая в серые глаза. — А зачем так рисковать собой и злить меня этим? — Для чего тогда ты привёз меня к своему прайду? — подозрительно спрашивает Тэхён у Чонгука. — Уж точно не в качестве ужина, — севшим голосом убирает глупые мысли из его головы. — Я целый день не был у львов, и тебя до ужаса напугали, — тихо выдыхает альфа. — Саванна успокаивает меня. Рассчитывал, что и тебя. Его бы и одно тёплое объятие лишило всех беспокойств и страхов. У Саванны нет такого сильного воздействия на сердце Тэхёна, сколько есть этого у Чонгука. Не побоявшись, Тэхён откидывает все свои сомнения подальше от себя и неожиданно подаётся вперёд, мягко накрывая ломким поцелуем теплые губы Чон-Рено. Он неумело, слабо в них вжимается, закрывая веки, и не знает, с чего нужно начинать, ведь в прошлый раз всем руководил альфа. И, когда Чонгук желанно отвечает, он вызывает мелкую дрожь. Оба этого ещё с самого утра хотели. Тянулись друг к другу и исключали момент поцелуя. Сейчас же всю жажду вкладывают, напористее сминая губы. Чонгук опускает ладонь на талию и притягивает плотнее парня к своему телу, а тот и сам карабкается к мужчине, ласку выпрашивая и переводя ладонь с затихшего Амура на правое плечо старшего. Тэ смело раскрывает губы навстречу и впускает чужой язык, плавясь без стыда в руках, губящих тысячу душ, и нуждаясь от них в большей нежности, как в дольке кислорода. Безграничное чувство растворяется в теплом воздухе. Солнце садится, оранжево-янтарным закатом пылает. Лучи на них двоих попадают, не отвлекают и погружают будто бы в самый сладкий сон. В Саванне, в дикой природе, в нескольких метрах от львиного прайда они снова смогли найти удовольствие только в друг друге. Разум теряют, забывают свои сложные отношения и ссоры. Не получая нужной ласки, Амур отбегает в сторону к другим детёнышам. А самый маленький и наивный львёнок Чонгука ближе подбирается к нему, тянет руку к шее и издаёт тихий предательский стон, который становится уничтожением для чужой выдержки. Чон-Рено, крепко схватившись за аккуратные бедра, усаживает Тэхёна на свои собственные и углубляет поцелуй, пропуская ладони под его футболку и сжимая талию. Кожа под подушечками пальцев горит, пылает. Омега себя теряет, прогибается в спине, извивается, вжимается в него и сдерживает между зубов нижнюю губу Чонгука, оттягивая её. Веки его слегка раскрываются: он видит губительные серые глаза, с пламенем в зрачках смотревшие на него. Останавливаются, тяжело дышат и едва прикасаются губами, помутнённые бесовской страстью и магическими чувствами. — Ты возбуждён, львёнок, — хрипит Рено и целует его в челюсть, водя ладонями по бёдрам и цепляясь за конец футболки. — Чёрт, твоё тело всё горит, — омега невольно ёрзает на нём и утыкается носом в его щёку, лихорадочно выдыхая. — Оно так просит меня, — ему самому голову кружит. — Чонгук… — очередной полустон. — Мне дышать сложно… Альфа стягивает с него футболку, отбрасывая в сторону и оставляя короткие влажные поцелуи на острых ключицах. — Ты трогал себя? — поднимается к губам и замечает, как сильно стесняется омега. — Я должен знать. — Нет… Ни разу. Я не умею, — признается и скрывает своё покрасневшее лицо в изгибе шеи Рено. Чонгук аккуратно валит его на траву и нависает сверху, вовлекая в поцелуй и укладывая одну руку около его головы, а другую направляя к резинке бежевых шорт. Когда альфа начинает медленно стягивать ткань вместе с персиковыми трусами, Ким, запаниковав, отрывается от его губ и напрягается, но нисколько не сопротивляется. — Я не перейду черту, не волнуйся, — успокаивает Тэхёна и нежно целует в щеку, избавляя полностью его от одежды. Младший быстро хлопает ресницами и слабо сводит коленки. — Просто сделаю приятно. — Но… — сглатывает, прикасаясь кончиками пальцев к его плечам. — А ты?.. — Мне и от одного твоего такого открытого вида хорошо. Чонгук опускается к шее, оставляет на ней свои алые и болезненные следы, ведя губами ниже. В двух пальцах сжимает бусинку правого соска, а губами задевает левый, посасывая его и кусая. Тэхён сверху зубы стискивает, стон в себе держит и загипнотизировано смотрит на мужчину. Словами ощущения не описать. Кажется, он сходит с ума и умирает. Альфа встаёт на колени и снимает с себя футболку, чувствуя безумный жар. Окружение смазывается, глаза тщательно и хищно изучают полностью обнажённое тело. Озирают ярко выраженные полосы, рисунки, созданные самой судьбой. Длинные шрамы изящно тянутся с живота по бедрам, а Чон-Рено по ним своими горячими ладонями проводит, гладит и с затруднением дышит через рот. Из-под тяжелых век анализирует набухшие соски, выделяющиеся ребра и тазовые кости. И когда глаза опускаются на аккуратный, сочащийся и прижимающийся к животу половой орган, Чонгук скрипит зубами и чувствует, как сильно Тэхён просит его. Ким закрывает от стыда лицо в изгибе руки и сильно выгибается, ощутив пальцы на чувствительной головке члена. Спустя лишь пару секунд альфа проводит по всей длине и силой вырывает протяжный стон. От этого звука мышцы на торсе Чонгука выделяются. Он аккуратно оглаживает большим пальцем венку, притягивает свободной рукой за щиколотку хрупкое тело ближе к себе и удобнее у него устраивается, напрягая скулы. Цветочный аромат становится только ярче, душит Рено и путает ему все здравые мысли, загоняя в свою ловушку. — Поцелуй, — сквозь стон просит Тэхён у Рено, отстраняя от лица руку. — Пожалуйста, поцелуй меня… — эту просьбу невозможно не исполнить. — Что же с тобой во время секса происходить будет? — он опускается к нему и приближается к лицу, но не прекращает свои действия. Чонгук накрывает его губы своими, требовательно кусая и облизывая их. Он отстраняет руку от возбуждённого органа, закидывает себе на спину длинные ноги, которые тут же сцепляются, и направляет влажные от естественной смазки Кима пальцы к колечку мышц. Приставляет один ко входу и медленно вводит его, чего абсолютно не ожидал Тэхён: сильно мычит в поцелуй, жмурит глаза и горит, как яростное пламя. Фалангу тут же обхватывают влажные стеночки, сжимают и накрывают альфу мучительными ощущениями. Он начинает неторопливо двигать им внутри него, желая поднести чистое удовольствие и довести до первого оргазма. Ким сам отлипает от губ альфы, тонет в своих чувствах и откидывает голову назад, ощущая, что в него добавляют и второй палец. Сжимается вокруг них, громче хнычет и царапает короткими ногтями смуглую кожу мужчины, не зная, куда себя деть. Внутренности сворачиваются от новых ощущений. Его успокаивающе целуют в подбородок и свободной рукой вновь водят по члену, после чего тело постепенно в его руках расслабляется, и по щеке скользит слеза, наполненная удовольствием. Драгоценный. Невинный. Принадлежит целиком и полностью Чон-Рено. Вещи, что делает с ним Чонгук, совсем иные на вкус. Что-то новое и невообразимое для него. Только от пальцев вот-вот кончить готов, и альфу кроет от лишних мыслей о большем в голове. Его невинность сносит крышу. Рычать и рвать жаждет, что совершенно неопытен. Представляет, как неумело он будет насаживаться на его каменный член, упираясь влажными ладошками в грудь. Как будет скулить и вбирать в себя больше, жмуря глаза и кусая губы. Как в начале будет просить быть с ним чуть нежнее, и Рено ни за что не посмеет ослушаться его. Он постарается быть ласковым. И, когда львёнок войдёт во вкус, альфа обязательно услышит тихий дрожащий шёпот: «Ещё». И с этими мыслями он быстрее водит ладонью по члену и толкается пальцами в дырочку, посасывает кожу на шее и оставляет ярко выраженные свежие засосы. Каждый толчок фалангами выносит Тэхёна за пределы вселенной. Не выдерживает, издаёт громкий низкий стон, растворяющийся в дикой природе, и изливается в чужую ладонь, чувствуя, как приятная судорога вонзается в его тело. Чонгук встречается с потерянными блестящими глазами, вытаскивает пальцы из его тела, а другую руку подносит ко рту и проводит языком по ладони, собирая приятную жидкость до последней капли и проглатывая её. У Кима грудь вздымается и опускается: шокировано глядит на Рено и не знает, что сказать по этому поводу. Альфа безмолвно ложится рядом с ним и притягивает его к себе, а тот спокойно кладёт голову на крепкую грудь и укладывает ладонь на рельефный торс. — Я и правда переживаю с тобой те ощущения и чувства, без которых восемнадцать лет спокойно жил, — восстанавливая сбившееся дыхание, тихо говорит Тэхён и смотрит, как полностью исчезает солнце за горизонтом и погружает их в красивую тьму. — Это плохо? — Ненормально и страшно, — даёт правильный ответ. Маленький львёнок — Амур — подбегает к Киму и ложится около его ног, выдавливая из себя тихие детские рыки. Белый лев — Борей — властно ходит со стороны Чонгука и устраивается недалеко от него, держа свой голубой взор на нём. — Прежде ни одного человека не подпускал к своему прайду настолько близко, — мужчина переводит взгляд на львов, отдыхающих у деревьев. — Ни одного, — повторяется и задумывается. Тэхён глядит на Чон-Рено и только сейчас понимает одну элементарную вещь: страх всего африканского государства доверяет ему самое ценное, что имеет. И в Саванне у львиного прайда всё священное хранится. Каждый поцелуй запомнит и в мировой секрет превратит.