diamond hell

Неспокоен. С ранних часов напряжён, не в духе и сосредоточен. Чон-Рено не приветствует обман и ложь в своей жизни, и, кажется, в данный период его пытаются вокруг пальца обвести. Он до жути наблюдателен, и в людских действиях тщательно ищет их мотивы. «Тот, кто презирал тебя всю жизнь и спонтанно полюбил за один день, доверия твоего не удостоен», — железным тоном твердил Чонгуку когда-то его отец. Слова отца, его учения, уроки и желания отдалить сына от разочарований в жизни отправятся с Чон-Рено в могилу. Будет помнить. Не позволит себе забыть. Передаст следующему поколению. Он пытается держать ложь подальше от себя. Не верит солнцу, обещающему греть планету бесконечно; не верит разговорам рабочих ядовитой долины о том, что обязательно исправятся; не верит дяде; не верит Линь Вэю и троим его товарищам, которые обвиняют молодого корейского журналиста в краже алмаза. Но с лёгкостью поверил мальчишке, со слезами на глазах смотревшего на него. Плакал, трясся, просил встать на его сторону, вжимался со страхом в тело Рено и не отдалялся ни на шаг, будто бы без чужого тепла к смертной казни приговорят. Чонгук понять не в состоянии, как мог ходячей нежности и хрупкости так смело довериться. Дрожащий голос и огромные кристальные слёзы покорили, затуманили разум и здравого ума окончательно лишили. Что творил… Как сильно хотел… Без лишних мыслей посадил в машину и увёз к своему сокровенному, бесценному и прекрасному. Спрашивать не стал, ему и не нужно было его согласие. Успокоить рыдающее сердце способен был только он один на этой земле. В ботсванской Саванне Чонгук вместе с омегой где-то по пути к львиному прайду потерял рассудок и выдержку. Позволил себе то, что просили у него так сильно, но без единого слова. Закрыл глаза на собственные желания и дарил новые ощущения, взамен получая очаровательные звуки удовольствия. Прошёл целый день с того момента, а Чон-Рено никак позабыть не хочет ночную Саванну, яркий цветочный аромат, глаза, собравшие в себя все звёзды вселенной, раскрытые губы и вылетающие изо рта протяжные тихие стоны. Проклятье свалилось ему на голову. И это проклятье сейчас, заточённое в шатре, прячется очень тихо и молча. Чонгуку даже это подозрительным начинает казаться. Он вскидывает бровь, с прищуром прячет свой телефон в кармане, по которому без интереса и позитива разговаривал с Рено Рудо, и движется в нужном направлении, желая убедиться, что из его личного логова никто без спроса не выбрался. Отодвинув ткани шатра, Чонгука встречает не только приятный аромат, но и его носитель. Сидит спокойно, никого не трогает и не отвлекает: держит вилку в руках и в одиночестве ест свой завтрак, запивая апельсиновым соком. Щеки набиты едой, будто вот-вот порвутся, а округлившиеся медовые глаза быстро поднимаются вверх и цепляются за Чон-Рено, тихо усмехнувшегося себе под нос из-за такой уютной картины. Немного теряется, прекращает пережевывать еду при чужом присутствии и откровенно пялится на Чонгука, словно за сегодняшнее утро впервые его видит. Каждый раз, когда встречается с ним взглядом, сердце ненормально бьётся и отчаянно пробует вырываться из груди. И сейчас ничего не меняется. Отвлекаясь от своего завтрака, он полностью отдаёт своё внимание Чонгуку и чувствует, как щёки принимают цвет помидора, лежащего у него в тарелке. Смущён до ужаса непонятно чем. Похож на голодного львёнка, которому старшие преподнесли еду. И правда ведь преподнесли. Заставили одного человека в город отправиться и привезти оттуда всё самое свежее, вкусное и подходящее желанию детёныша. — Продолжай есть, Тэхён, — привычным стальным тоном заговаривает Чонгук и проходит дальше. — Я сюда зашёл не смущать тебя. Тэхён быстро пережёвывает еду и с затруднением проглатывает, ни на секунду не лишая мужчину своего потерянного взора. — А зачем?.. — произносит немного глупый вопрос, и сам это признаёт у себя в голове. Чонгук окидывает помещение быстрым взглядом. — Это мой шатёр. — Но ты сам меня сюда поселил, — объясняет и прикусывает щеку изнутри. Четвёртую ночь подряд Тэхён, укутанный теплом и природным ароматом Чон-Рено, спит в его постели. Ким собирался отправиться на алмазные копи, как это было прежде, но его предупреждающим и опасным взглядом прожгли. Не разрешили ни на шаг приближаться к ямам с драгоценными камнями. Точную причину вслух не произнесли, и не нужно было, омега и сам понимал, из-за чего такое решение было принято. Парень не возражал, видел всю серьёзность в серых безжалостных глазах и послушно сидел в шатре, постукивая пальцами по своим коленям. Чонгук почти весь день занимался своими делами и не мог уделить время Тэхёну, который молча просился к нему. Тому было скучно и одиноко, но лучше уж так, нежели держать в руках корзину для добычи алмазов. На данный момент Тэхён не рабочий, и он искренне не понимает, что будет происходить дальше. Чонгук отодвигает один стул и садится на него, смотря на омегу. — А делиться с владельцем совсем не хочешь? — Хочу, — быстро, не подумав, выкидывает Тэхён, что альфа аж выгибает бровь. — То есть, я делюсь… — и жуёт губу. — Я всем поделюсь, — внезапно признаётся он и глядит внимательно в чужие глаза. — Прям всем? — на вопрос его кивают. — Шатром? — кивок. — Едой? Парень отпускает взор на свою тарелку с салатом и курицей и чуть пододвигает её к Чонгуку, вскоре взглянув на него. — Для меня это всё равно слишком большая порция, — мягко говорит Тэхён. Рено в неловком молчании обыкновенно пялится на младшего, будто бы что-то читает у него на лбу, а позже смотрит на чужой завтрак, который был уже наполовину съеден. Кто-то с утра любит плотно есть. — Видя, с каким аппетитом и удовольствием ты ешь такие порции, — Чонгук вновь отдаёт своё внимание Киму, — мне кажется, что это слишком мало для тебя. Тэхёну бы прикрыть ладонями щёки. Весь горит от стыда. — Я просто люблю поесть… — шепчет настолько тихо, что сложно расслышать. — По первым дням твоего нахождения в ядовитой долине так совершенно не скажешь. И вот снова у мальчишки в сердце кольнуло. — Если бы тебя похитили, разве ты бы смог нормально принимать пищу? — сквозь лёгкую обиду всерьёз спрашивает Ким. — Тебя никто не похищал, Тэхён, — спокойно отвечает и откидывается на спинку стула. Тяжело и больно вспоминать тот вечер. Самое худшее, что с ним когда-либо случалось. Сердце было готово разорваться от страха, когда Линь Вэй кинул его к ногам людей Рено, как маленького скулившего щенка. — Тогда как это называется? — Ты сам пришёл сюда, — уверенно выдаёт ответ Чон-Рено, а спорить никто и не думает с ним. — Ни я, ни мои люди тебя силой не вытаскивали из твоего поселения. Никто не просил тебя переходить на другую сторону Саванны. Его постоянно только предупреждали об опасности — он слушать не стал. Не посчитал нужным верить словам Джухёка и Джелани. Тэхён сам в какой-то степени виноват в том, где он сейчас находится. Любопытство взяло верх над ним и за руку повело в жестокое логово для отбывания наказаний. Его рядом с преступниками держат и, вероятно, пока не хотят выпускать на свободу. Омега безмолвно просит избавить себя от этих оков. Глаза не хотят видеть людей с этой территории. Он день на расстоянии от них находится, но сердце даже так успокоиться никак не может. После случившегося позавчера страх увеличился в несколько раз. Постоянно кажется, что жестокое обращение со стороны людей Рено вернётся к нему, а Чонгука в это время не будет рядом. Как выживает при таких условиях — не знает. Ему необходимо вновь прочувствовать прошлое, когда он и знать не знал, что такое ядовитая долина и кто её непреклонный владелец. — Я не планировал оставаться здесь, — поджимает губы омега и совсем забывает о своём завтраке. — Меня увидели… Напряжение между ними снова нарастает с небольшой скоростью. В серых глазах больше не виднеется спокойствие, за которым можно было наблюдать буквально пару секунд назад. — Увидели, в этом и дело, — тон становится строже и грубее. — Мой отец и я учили смотрителей долины не подпускать к этой земле чужаков. И они правильно выполняли и выполняют работу. — Из-за уже удалённых фотографий ты жесток ко мне… У Рено взгляд быстро сменяется на непонимающий и раздражённый. Омегу это невольно напрягает и пугает. Он тяжело проглатывает ком в горле, зажимая крепче вилку в пальцах, и старательно не сводит с него взгляд, даже когда готов от этих холодных глаз раскрошиться. «Ты не чаруй его взглядом, непредсказуем он и строг», — пелась первая строка в песне. Чонгук и правда непредсказуем. Не знать, когда от него нежность получить и когда суровость. — Я жесток к тебе? — мужчина стискивает зубы, слегка хмуря брови. — Ты моё поведение к себе воспринимаешь, как жестокое обращение? — Для меня это слишком больно и жестоко, Чонгук, — Тэхён и сам вкладывает в свой голос больше твёрдости. Ему неприятно, что мужчина не понимает, как сильно у них отличаются характеры. Он и сам вчера сказал, что омега слишком ранимый. Негромкий крик сразу может заставить его пустить слёзы. Не выдерживает такого обращения к себе. Очень мягкий и нежный. Родители до их смерти покрывали своих сыновей любовью, с концами откидывая грубость. В своём поселении Тэхён и не знал, что такое зло, а сейчас все отрицательные и негативные эмоции разом накинулись на него, заставляя переживать этот кошмар в одиночку: без родителей, без старшего брата. Рено очень холодный, даже если поверить его словам: «Рос в любви». — Анализировать чужие действия ты правильно не умеешь, Тэхён, — цедит мужчина. — Это ново для меня, я не привык к подобному. Ты должен это понимать… — Я ни одного человека, желающего перейти мне дорогу, не прощаю, — Чонгук отстраняется от спинки стула и чуть опускает подбородок, смотря исподлобья. — Ни за что. Никогда. Я им пытки дарю, не выслушивая жалкие оправдания. Тэхён не сомневается в его способностях. Верит, каким жестоким он может быть с объектом ненависти. Ботсванский кошмар. — Но и меня не простил, — говорит Тэхён, напрягая скулы. — Не простил, — смело отвечает Чонгук. — Но я веду себя так, будто бы ты мне жизнь спас. А всё бывало наоборот. — Чонгук… — шепчет, заламывая брови. — Я с тебя пылинки сдуваю, — грубо перебивает его альфа. — Я собственным людям угрожаю из-за тебя, — сквозь сильно сжатые зубы хрипит, а Тэхён больно кусает губу. — И ты ни за что не мог забыть, что я делал в Саванне, чтобы тебе было физически хорошо. Тэхён весь гореть начинает. Позавчерашний вечер на всю жизнь отпечатался у него в воспоминаниях. Коленки дрожали и сердце плавилось от касаний к своему телу. Не щадили и с каждым разом всё сильнее и сильнее пытали нещадными болезненными поцелуями. Он сам их просил — молил о смерти. В руках Чонгука Тэхён в пепел превращался. Сходил с ума от того, насколько хорошо может быть от новых ощущений. Летал и падал, плавал и тут же тонул в морской бездне, созданной Чон-Рено специально для таких слабых, как Тэхён. Стоны в себе держать плохо получалось. Карабкался ногтями по крепкому смуглому телу, просил о большем и жадно отвечал на поцелуи, пропитанные не только чувствами, но и его страданиями. Понимал, что выхода назад больше никогда не найти, а остановить себя и Чонгука превращалось уже в неосуществимое действие. Хотел, хотел и хотел. Одного его… Бороться со своими желаниями рядом с Чон-Рено настолько же сложно, как и любить его. — Тогда дай мне уйти, — просит его Тэхён. — Позволь вернуться домой к брату. — Я сказал, что я не простил. — И сколько времени мне ещё придётся находиться здесь? — Ким откладывает столовый прибор в сторону, полностью потеряв аппетит. — Не хочу больше слышать, что поблизости в кого-то стреляют или провинившегося в этом аду руки лишают, — сжимается и пропускает в мысли крик человека, которому отрубили конечность. — Это ужасно. Чонгук поднимается со своего места и пересаживается на ближний к Тэхёну стул, чем того немного пугает. Дышать в тягость. — Это не самое ужасное, что я делал. — Что ты имеешь в виду?.. — со страхом уточняет Ким. — Я своего льва натравил на прикованного к стулу человека, — глазом не моргнув, Рено произносит будоражащий факт для омеги. — Заставил вцепиться клыками в его плоть, чтобы тот переживал адскую, невыносимую боль в течение долгих минут, — Чонгук звучит опасно и невозможно дьявольски, а у Тэхёна в глазах слёзы собираются. — Прекрати… — А делал он то, чему учил его лично я. На лице омеги читается одна грусть и боль. Боль из-за того, кому решился отдать своё сердце. — Зачем, Чонгук?.. — искренне хочет знать, что именно даёт ему весь этот кошмар. — Это ведь неправильно. Нельзя так делать… Слова о чужую опасную ауру разбиваются. — Каждый должен пройти через то, что он заслужил, — по интонации и глазам понятно, что мужчина полностью уверен в своих словах. — Но не тебе это решать. — Мне, — рычит и убеждает, слегка приблизившись к омеге. — Только мне, Тэхён, — омега прикусывает губу, большими глазами шастая по лицу, находившемуся не так далеко от его собственного. — Судьбу ублюдков на своей земле определяю я, а не кто-то другой. Ожесточенная душа… — Что же спасёт тебя от самого себя? — нежно и негромко вылетает вопрос. — Ничто, — коротко, холодно. — Такого быть не может… Тэхён боится получить ожог, но он в любом случае рискует и поднимает правую руку, кончиками пальцев коснувшись щеки своего бесчувственного мучителя. Теплый, гладкий. Ведёт подушечками по коже и разглядывает яркий серый цвет. Красив. До ужаса красив. Его не отталкивают, Ким не получает сопротивлений, что не может хотя бы на мгновение не образовать тепло в области груди. Он, прикрыв веки, тянется вперёд и целует в уголок губ Чон-Рено, с которым сутки не целовался. Слишком понравился этот вкус… Вкус нежности с ним. Парень нуждается в ней вновь, но в этот раз в ответ ничего не получает. Горькая слеза от обиды скатывается по щеке, а омега не отстраняется — ужасно боится посмотреть в глаза и ничего в них не увидеть. Пустота сведёт его с ума. Он только расслабляет пальцы на щеке мужчины и медленно опускает руку, умирая изнутри. Сердце уж точно обожглось. Его не захотели в ответ поцеловать. Чонгук молча встаёт и направляется к выходу из шатра. Тэхён смотрит ему вслед и прикусывает губу, дрожащими пальцами подбирая свои же слёзы. Не это ли жестокое обращение? *** На второй стороне ядовитой долины без нужного общения и внимания стало намного тяжелее находиться. Почти невозможно. Хочется просто забиться в угол и впервые за последние месяцы выплакать все слёзы, излить душу тишине и одиночеству. Как можно было подпустить к себе настолько ранимые чувства из-за одного человека? Без Чимина сердце кровью обливается. К нему хочет. До сумасшествия, до боли… Если бы растаман с кем-нибудь посторонним поцеловался, то Юнги бы всё и всех вокруг себя разносил от злости и боли. Ничего нет хуже предательств. И омега чувствует, что правда предал Чимина, пусть даже его вынудили это сделать — заряженным пистолетом угрожали и целовали. Мину противно от себя. Никак не может смыть привкус губ Хосока. Ненавидит Чона ещё сильнее, чем прежде. На дух не выносит. У него сухая неприязнь к этому человеку. Будь воля омеги, он и сегодня пулю в голову ему пустит из-за боли, которую причинил Чимину своим раздражающим поведением. Омега без шуток, без прикрас мечтает, чтобы Хосок был подальше от него. Он согласится остаться в ядовитой долине, только пусть альфа исчезнет с его глаз и больше никогда не появляется на пути. Тошнит от одной мысли, что находится где-то поблизости и превозносит себя, как главаря, когда это абсолютная и глупая ложь. Юнги не против называть Чон-Рено боссом этих земель, он-то ещё ни разу никаким образом не пытался навредить ни ему, ни Чимину. На этой стороне африканец бывает очень редко, но омега был бы только рад, если бы он поменялся местом с ублюдком Чон Хосоком. Юнги проснулся и не получил ни взгляда, ни тёплого «доброе утро, злая булочка» от Чимина, в котором так сильно нуждается. Со стороны постоянно смотрит на него, кусает губы и нервно теребит пальцы, забыв обо всём и сосредоточившись только на одном привлекательном ямайце. Сжимая в пальцах бутылку воды и делая небольшие глотки, Мин держит всё внимание на растамане, сидящем около копи и смеющемся с каким-то посторонним темнокожим альфой. Совершенно не понимает, откуда взялся этот южанин. Прежде с Чимином никто не общался и не знакомился, а стоило Юнги день держаться подальше от своего партнера, так все разом вспомнили об омеге. Это раздражает. Ужасно раздражает, что Мин аж зубы стискивает и с дикой агрессией закрывает бутылку крышкой, прожигая незнакомого альфу своим слишком ревнивым взглядом. Рычит себе под нос, точно злая дикая кошка, и хочет мужчине оторвать поганую руку, которой он прикасается к плечу ямайца. Смотрит с недобрыми помыслами на то, как мило разговаривают и едят фрукты во время отдыха. Осталось Паку только марихуану предложить своему собеседнику, и тогда Юнги не выдержит и всю ядовитую долину подорвёт, никого не пожалев. Бесит. Ужасно бесит. Они каждый перерыв вместе проводили. Просыпались, могли улыбнуться друг другу, Чимин обязательно рассказывал другу очередной прекрасный сон, который он увидел, и Юнги с мычанием, но внимательно его слушал, и позже отправлялись завтракать. Из-за одного поцелуя всё рушится. Мин не может потерять единственную частичку своего счастья. К еде за сегодняшний день ни разу не притронулся. И кусок в горло не лезет, а только к воде тянет, хотя Юнги был бы рад в своих руках увидеть бутылку виски или красного полусухого вина. — Обидно, не так ли? — Мина выбивает из собственных мыслей знакомый низкий голос, звучащий рядом. — И позавчера у него были точно такие же чувства. Настроение окончательно портится. Его специально выводят из себя, пытаются задеть за живое, и славно это у них получается. Мин медленно начинает злиться. Хосок встаёт около омеги и с ухмылкой на губах смотрит на беседующего с альфой Чимина, хмыкнув и засунув руки в карманы штанов. Юнги же даже не поворачивает к нему голову — не имеет желания смотреть на него. Он только тяжело сглатывает и откидывает бутылку воды в сторону, напрягая скулы и вскидывая чуть подбородок, отводя взгляд с Пака на первого попавшегося человека в зрительном поле. Младший не отвечает на слова мужчины, откровенно их игнорирует и делает вид, что рядом с ним никого нет. Чон и правда для него никто. — Даже возмущений от тебя больше не услышу? — вновь раздаётся вопрос Хосока. — Меня тошнит от тебя, Чон Хосок, — довольно спокойно говорит Юнги и сжимает до боли зубы, давя в себе агрессию. — Почему ты этого не понимаешь? — Я понимаю, Юнги, — отвечает старший, взглянув на Мина. — Тогда прекрати издеваться, — цедит он. — Отвали, не приставай и не разговаривай со мной. Не будь таким паршивым дерьмом, — искренне молит об этом и надеется, что его послушают. — Покажи, что в тебе осталась хоть капля человечности. И сам сомневается. Альфа изнутри полностью сгнил. Ужасен и отвратителен. Эмоций и чувств без алчности и корысти в нём не отыскать. Хосок потерян в своей жестокости. Потонул в ней. — Если же не осталось и этой единственной капли? — вскидывает бровь Чон, рассматривая хрупкий вид. Юнги поворачивает к нему голову, окидывает взглядом, заполненным отвращением, и нацеливает на врага свои невидимые рога. Из-за Хосока не только сердце Чимина сейчас болит, но его собственное разрывается на части. — В любом случае помимо ненависти ты от меня ничего не получишь. …никогда. Омега Богом клянётся, приложив ладонь к груди. — Юнги, — усмехается Чон и склоняет голову к плечу. — Разве я прошу о чём-то ином? — Тогда зачем целуешь меня, ублюдок? — рычит блондин, вспоминая самый ужасный день за последние месяцы. — Что тебе это дало? — Обычное удовлетворение желаний, — выдаёт в ответ Хосок. — Хотел прикоснуться к твоим губам, — и не скрывает. — Прикоснулся — жажда утолилась. Всё просто, бедолага. Омега напрягается из-за его слов, только сильнее злится и очерчивает скулы, мечтая удовлетворить своё желание и убить Чона раз и навсегда. Он сжимает одну ладонь в кулак и скрипит зубами, хмуря брови и дыша через нос. Для Мина это был самым худшим и ужасным поцелуем в его жизни. Ничего волшебного и теплого не получил в секунды, когда его губы желанно сминали, кусали и облизывали. Вокруг себя почувствовал холод, негатив и все возможное отрицательное, имеющееся во вселенной. От Хосока в любом случае ничего приятное не исходит. В его глазах виднеется адское пламя, злость и вражда со всеми живущими на Земле. Юнги и эти глаза откровенно презирает. Его всего презирает. Пока мужчины не было на второй стороне ядовитой долины, омега летал и расцветал рядом с Чимином, чьи губы на вкус гораздо лучше чоновых. Они у него мягкие, нежные, полные и сладкие. Растамана целуешь и одно удовольствие получаешь. С ним расслабляешься и всего себя отдаёшь, откладывая в сторону все проблемы, собранные за несколько дней. А Хосоку искренне улыбнуться невозможно. Достоин только одной улыбки — улыбки смерти. — Я не твоя игрушка, с которой ты можешь делать, что вздумается. Вбей это в свою голову, — его начинает уже конкретно бесить этот разговор. — Обнимай других, целуй других, трахай других, а ко мне и на шаг не приближайся. Хосок тянет уголки губ: ядовито и желчно. — Тебя я еще не обнимал и не тра… — Закрой пасть, — резко перебивает его Юнги, испепеляя глазами. Поцелуй был первым и последним. Единственным. Больше ничего между ними не произойдёт. Никогда. Юнги лучше заживо попросит себя похоронить. — Ты обознался. — И ты знай своё место. Я соглашаюсь работать. Я добываю алмазы, как нужно, чёрт возьми, — смотрит на него, не зная, как заглушить в себе такую ярую злость. — А если сделаю что-то неправильно, так только тогда подходи и заговаривай со мной. У тебя нет совершенно никаких прав на меня. — Есть, Юнги, — самоуверенно произносит альфа. — У меня есть право на тебя. Мин устал это терпеть. Осточертел Чон Хосок. Омега издаёт раздражённый негромкий рык и со всей силы даёт пощёчину мужчине, гневно рассматривая его и отходя в сторону. — Нет у тебя ничего, смирись с этим. Альфа поднимает на него рассерженный взгляд, ничего не отвечает и даёт уйти Юнги своей дорогой. Мин весь горит от гнева и с прищуром движется в сторону Чимина и некого бестолкового альфы, люто желая уничтожить всех, кроме ямайца, на этой земле. Хосок вывел его из себя. Теперь блондин не успокоится, пока не заговорит с самым важным для него человеком в ядовитой долине. В мире целом. С каждым шагом ближе к растаману, но всё равно не может услышать ничего из их разговора. Да Мину больше и не надо. Он подходит к ним и хватает постороннего мужчину за вырез футболки, вынуждая его взглянуть на себя. Тот непонимающе дёргается на месте, однако от чужой крепкой хватки не избавляется. Смотрит, не может уловить, зачем его тревожит Мин и старается одними глазами в порошок стереть. У Чимина взгляд от альфы тоже почти ничем не отличается: хотел бы возразить и защитить беднягу от Юнги, но продолжает молчать и озирать слишком вспыльчивого человека. — Проваливай, — сквозь зубы говорит Мин. Мужчина хлопает веками и переваривает всё. — Я не по… — Проваливай, я тебе сказал, — повторяется Юнги и более резко добавляет: — Живее, идиот. Альфа смотрит на промолчавшего Чимина, но в итоге встаёт и покидает их. Юнги же присаживается на его место и смягчает выражение лица, когда уделяет внимание уже растаману, только тот отводит взгляд в сторону копи и рассматривает непонятно что, держа в руках банан. — Зачем ты его выгнал? — неожиданно начинает Пак и крутит фрукт в пальцах. — Потому что хочу поговорить с тобой, — Мин прикусывает губу и охватывает нежным взором профиль ямайца. — Пожалуйста… Омега готов даже горячую слезу пустить по щеке. — А нам есть о чём говорить? — спокойно спрашивает Пак. Юнги замирает, ярко ощущая, как слова ножом по его сердцу проходятся. — Разве нет? — Мин чуть наклоняется к парню. — Чимин… — он пальцами подхватывает его подбородок и ловит его взгляд на себе. Пак смотрит ему прямо в глаза и гулко сглатывает, не желая сильнее приближаться и отстраняться. Мин даже этому до безумия рад. Рад быть с ним близко — это успокаивает и расслабляет его напряжённые мышцы. Чимин прекрасен. Не только лицом и телом. У него душа и сердце прекрасные. Самые красивые и изысканные. Такого человека ни разу не встречал. Идеальный… И Юнги только для него одного хочет существовать. — Это из-за того, что я омега? — вылетает изо рта Пака глупый вопрос. — Что?.. — потерянно выглядит блондин. — Возможно, тебе хочется быть с альфой, но я ведь омега… Я не многое могу тебе дать, — и отводит взор. Какие же глупости… — Нет, — быстро отрезает Мин. — Боже, конечно же, нет, — мотает головой и удобнее берётся за чужой подбородок, оглаживая большим пальцем гладкую кожу. — Меня ни на секунду не смутил этот факт. Будь ты наполовину обезьяной, мне бы всё равно было хорошо рядом с тобой, — хочет улучшить атмосферу и дергает уголком губ. — Понятно, — обыкновенно отвечает, ведя себя немного смущенно. — Я не ответил на его поцелуй. — Мне не интересны подробности, — Чимин отодвигается и избавляется от чужого прикосновения. — Я в них абсолютно не нуждаюсь. — Но я хочу, чтобы ты знал… поверил мне, — Пак поднимает на него глаза. — Хосок никто для меня. Пустое место. Объект моей адской ненависти. Человек, не заслуживающий ни одного тёплого взгляда, которым я постоянно пытаюсь смотреть на тебя, растаманчик. Юнги не забывает о их мелко продуманных планах, мечтах и невероятных желаниях, которые осуществиться должны. Эти двое обязательно вместе за руку отправятся на Мадагаскар, где ни одна личность их не найдёт. Избавятся от ядовитой долины, опасных людей, грязной добычи драгоценных камней — от всего плохого, что Ботсвана им подарила. Ничто из памяти не выкинут — вспоминать будут и понимать, что удалось спастись от алмазного ада. Африку не покинут. От Африки убежать нельзя, она проклятьем своих жертв преследует и без себя не оставляет. Красную землю этого континента будут до старости видеть, трогать её и по ней ходить со свободой в крепко сжатых руках. Пак влюбился в это государство, а Мин смирился, что ему суждено здесь весь остаток жизни провести. — Но ты мог оттолкнуть, если не хотел поцелуя от него… — в голосе слышится обида. — Не мог, — с болью отрицает, а Пак лишь вопросительно глядит на него. — С приставленным к подбородку пистолетом я и пошевелиться не мог, Чимин. — Нет… — не желает верить. Мин сглатывает, поджимая губы. Пак, озирая его большими шокированными глазами, медленно к нему пододвигается и прикасается кончиками свободной руки к чужой. Получает долгожданное тепло и тает прямо на своём месте. — Я ненавижу то, что Чон своим действием сделал тебе больно, — блондин крепко сплетает их пальцы, получая приятный электрический ток, проскользнувший по позвоночнику. — Прости меня, прошу тебя. Прости… — шепотом заканчивает. И миллионы извинений согласен произнести… — Он действительно угрожал?.. — Этот человек ненормальный, Чимин. Настоящий псих, — говорит Юнги, смотря в чистые глаза. — Пожалуйста, держись подальше от него. Не заговаривай и даже не смотри в его сторону. Пака пугают эти предупреждения, но всё же он уверенно кивает несколько раз и приближается к Мину, укладывая голову на его плечо и пропитываясь всей любовью. Он тоже скучал. Они толком не поговорили, а ямайцу это и не надо больше. Только сильнее прижимается к блондину и выдыхает сквозь стиснутые зубы, смотря на их руки. — Он может навредить нам? — Никто не навредит нам, — убежден Юнги. — Мы сами от них ничего не оставим. По отдельности они не слабые, а вместе могут стать смертельным ураганом для всех своих врагов. *** Сегодняшний день с утра протекает не слишком спокойно. И ближе к времени, когда янтарно-оранжевый закат покроет земли Ботсваны, более сильная тревожность окутывает сердце и неприятно сжимает его со всей силы. Все часы сидел либо спал в большом уютном шатре человека, задевшего его чувства. Ни с кем не разговаривал, только с самим собой беседы устраивал и ругал, бурча, Чон-Рено за то, что и дня не проживет, если не обидит его и не доведёт до слёз. После безмолвного ухода мужчины омега не стал доедать и завернулся в белоснежную простыню, смотрел в сторону входа в шатёр и дул по-детски губы, не имея желания даже видеть Чонгука. Только и тот в свою очередь сам не входил к нему, не проведывал, как делал это вчера. Мужчина находился рядом со своими людьми, занимался собственными делами и, вероятно, позабыл на некоторое время о существовании маленького львёнка на его территории. Тэхён тоже пытался выкинуть из головы Рено хотя бы на полчаса, однако это никаким образом не выходило. Он чувствовал, что альфа ходит где-то поблизости, и каждый раз воспоминания, связанные с ним, всплывали перед грустными глазами. Тэхён сотни раз успел за последние часы пожалеть о том, что решился сегодня утром прикоснуться своими губами к чонгуковым. Очень долго крутил это в мыслях и понял — не нужно было этого делать. Посчитал, что в его силах смягчить Чонгука. Чон-Рено воспитывался львами с маленького возраста. Такой же опасный, жестокий и хищный, как собственные большие кошки в огромной Саванне. Ким только двадцать минут назад выбрался наружу и в ту же секунду прикрепил на себя внимание Чонгука, который на тот момент стоял с другими альфами неподалёку. Парню надоело сидеть в его шатре уже второй день подряд и ничего не делать. Это невозможно. Ему нужно дышать чистым воздухом и видеть людей, даже если они не вызывают у него приятных чувств. Чонгук не подошёл, но внимательно следил за каждым шагом омеги, который неторопливо двигался к скамье, находящейся около большой алмазной копи. Тэхён был уверен, что пока Чонгук на первой стороне ядовитой долины, то к нему никто не посмеет подойти. На него смотрели, обводили анализирующим взглядом, и некоторые из омег презрительно кривили губы непонятно почему, однако ни один не умудрился перешагнуть через собственный страх в присутствии главного человека — старшего Рено. И сидит в одиночестве, жуёт свои губы и хлопает веками, смотря то на одних, то на других. Не знает, что ему делать. Да и всё равно одна особа не позволит заниматься чем-нибудь или разговаривать с теми, в ком он хоть немного сомневается. Если не для алмазов, то для чего тогда Чон-Рено держит Тэхёна здесь? Почему не отпустит, когда и работать не позволяет? Ким ни капли не желает искать в этих ямах драгоценные камни, он и без этого вполне хорошо жил. Только Чонгук сам сказал, что наказание Тэхёна — добыча алмазов. Подняв ноги на скамью, омега прижимает колени к своей груди и вздыхает, поворачивая голову к Чонгуку, который с нахмуренными бровями разговаривает с Ким Намджуном. Они шумно обсуждают некие вещи, что у Кима аж любопытство вспыхивает, но он быстро переключается на Квон Хана, двигающегося улыбчиво в его сторону. Тэ как-то выпрямляется в спине, замечая в руках мужчины оранжевый порезанный наполовину фрукт — манго. Слюни невольно собираются во рту. Ким не может поверить глазам. Улыбается одним уголком губ и готов разрыдаться из-за счастья, ведь он так жаждал этой сочной сладости. Уже представляет сладчайший вкус. И фрукт спасает сегодняшний день. Сокджин, Намджун и Хан — единственные, которые не вызывают у омеги страх и боль. Квон с первого дня отлично относится к омеге и старается чем-то помочь ему, дабы тот не чувствовал себя слишком плохо. Он хороший человек. У него доброе и искреннее сердце. Тэхён рад, что у Чон-Рено хотя бы близкие друзья достойные. Не замечал в них ничего отталкивающего. Короткостриженый альфа останавливается у скамьи и окидывает ярким взором омегу, протягивая порезанный на маленькие кубики фрукт и дёргая бровями. — Манго, — взяв в руки, радостно произносит Ким, будто об этом никто не знает. Квон, усмехнувшись, кивает ему и прячет руки в карманы брюк, рассматривая счастливое выражение лица. И не знал, что молодой журналист будет настолько рад. Чонгук в стороне поворачивается в их сторону и когда понимает, что рядом с Тэхёном Хан, а не кто-то другой, то расслабляется и продолжает разговаривать с Намджуном, не видя никаких угроз и переживаний. — Ты так радуешься фрукту, — издаёт тихий смешок старший. — Могу сказать, что это неожиданно. Просто прежде ты абсолютно ничего не ел, сколько тебя ни проси. Омега хотел есть, но не получалось ни куска в рот положить: вызывало рвоту от нервов. Больно вспоминать, насколько ужасен был первый и второй день в ядовитой долине. Сейчас Ким немного привык к обстановке и пытается в ней выживать. Рядом с Рено многому быстро научишься. — Вы не предлагали мне манго, — в ответ говорит Тэхён и откусывает маленький кубик фрукта, с удовольствием пережёвывая его. — Видимо, стоило. Стоило. Омега не против есть только такую еду. До безумия любит абсолютно все фрукты. Душу за них готов отдать. — Я вырос на них, — чмокает сладкими губами и рассматривает манго. — Отец часто приносил их в дом. Почти каждый день, — парень грустно улыбается, задумываясь на некоторое время. — В Сеуле редко их встречал, поэтому давно не ел. Разговор про родителей легко может сделать Тэхёна сентиментальным. Сейчас же крепко держится, не позволяя слезам скатиться по щекам. Больно. Ужасно больно, но прошлое, к сожалению, вернуть невозможно. Омега рано потерял папу и отца, а из сердца никогда не посмеет вырвать. Каждый день будет вспоминать о них и теплоте их рук, которыми с любовью обнимали. Годы и правда немного спасают его. Ким привыкает и взрослеет. Но и тысячелетия не заберут с собой страшные пугающие сцены, которые четырнадцатилетнему парню пришлось увидеть и прийти в ужас. Ким бы всё отдал, чтобы стереть это из памяти. Джухёк не хотел видеть младшего брата на похоронах родителей. И Тэхён не горел желанием. Слишком слаб и эмоционален. Но понять не может, что двигало им в те минуты… В один день потерял и отца, и папу. Прошло четыре года, а точную причину их смерти так и не услышал. «Плохие люди отобрали у нас самых важных, ангел», — сказал Тэхёну его старший брат. — Постараюсь почаще тебе их приносить, зная о твоей такой ярой любви, — своими словами Хан желает отвлечь омегу, замечая, что упоминание об отце образовало грусть на его лице. Омега мягко ему улыбается. — Спасибо, Хан. Спасибо буквально за всё, — благодарит его от чистого сердца. — Ты очень хороший человек… Даже зная, что я пришёл к долине для фотографий, ты был мягок ко мне. — С тобой по-другому и нельзя было, — сразу отвечает Квон. — Однако не все это поняли, — поджимает он губы. — И ты считаешь меня ребёнком, — не вопрос, Ким утверждает, разглядывая манго. Пора бы уже привыкнуть, что все видят в нём ещё маленького дрожащего от страха омегу. — Тэ… — шепчет, не отрицая и не соглашаясь. — Всё в порядке. Честно. Ведь это так и есть, — признаёт Ким, сдирая зубами сухую кожицу с губ. — Какой взрослый человек будет каждый раз в ком-то искать защиту, а сам ни с какими проблемами справиться не в состоянии. Чонгук — вечное спасение. Этот альфа может быть с ним груб, но ещё ни разу не дал никому в обиду. И в первый же день, когда имён друг друга не знали, мужчина отвёл Борея и не разрешил ему приблизиться к напуганному мальчишке. Предупреждал о себе и стае гиен поблизости, чтобы Тэ больше не гулял далеко от своего поселения. Не дал надеть на дрожащие руки наручники. Хосока взглядом и тоном разрывал на куски во время инцидента с чёрной мамбой. Выводил из диких джунглей, как личный телохранитель, и смотрел каждую минуту ему под ноги. Закрыл от Линь Вэя. Прострелил колено своему человеку, не желающему отпускать плачущего парня. От собственного прайда защитил. Усадил в своём шатре, где бы Тэхёна никто не тревожил. — Но ни ребёнку, ни взрослому человеку никогда не удавалось сделать из Чон-Рено свою защиту, — спокойно извещает его в чистой правде Хан. Тэхён медленно поднимает на мужчину медовые искрящие глаза и смотрит так, словно сообщили о чём-то невероятном. Это и есть что-то невероятное. — Рено превратился в мою защиту, когда для меня он является любовью… — очень тихо, трепетно открывает Хану своё сокровенное. Любит. Безумно любит. Любит и ничего с этим поделать не может Со своей любовью к нему в кромешной бездушной тьме находится. — Не веришь, что его чувства могут когда-нибудь стать взаимны? — мужчина даже не удивлён чужому признанию. — Не знаю… Но как понять, что такой человек, как Чон-Рено, влюбился?.. Хан молчит. В голове крутит слова и произносит вслух то, что вынуждает холод по коже прокатиться: — Когда убьёт за тебя первого человека. Тэхёна пугает это, а ничего ответить и не может: с удивлением пялится и теряется. Хан же оборачивается и обнаруживает Чонгука, который идёт к ним, кивает другу и засовывает телефон в карман. Квон, посмотрев на Кима, слабо улыбается и покидает его, направившись в сторону высоких длинных ворот. Видя, что Рено движется к нему, Ким опускает взгляд на манго и непринуждённо откусывает квадратик, делая вид, что не заметил Чонгука. Тэ пытается сосредоточиться на сказанных Ханом словах, но снова пугается и обыкновенно продолжает есть свой фрукт, параллельно двумя пальцами аккуратно избавляясь от стекающего сладкого сока. Подушечки уже совсем липкие, но это нисколько не тревожит. Тревожит сейчас только Рено. Глаза волчонком скачут в разные точки и не могут сконцентрироваться на чём-то одном. На долю секунды Тэ кидает в Чонгука свой любопытный взор, мигом замечает его напряжённый внешний вид и снова разглядывает то ноги, скрещённые на скамье, то руки, испачканные сочным фруктом, то красную землю. Чем ближе альфа, тем громче бьётся сердце в груди. Оно вырывается, а Ким изо всех сил удерживает его на месте. Чонгук останавливается напротив него. В тишине рассматривает обиженного омегу, что ни в какую не смотрит на него. — Подними на меня глаза, — холодно, строго, привычно. Кровь в венах стынет. Низкий хрипловатый голос сводит с ума. А когда слышатся нотки грубости, Тэхён разорваться на части не прочь. — Не буду, — бурчит, пережёвывая фрукт. — Подними. — Сказал же, нет… — прикусывает губу, задумчиво поглаживая указательным пальцем своё колено. — Не хочу смотреть на тебя… Очень хочет. Чонгук сокращает расстояние между ними, хватает правой рукой подбородок омеги, давя пальцами на щёки, и глядит пока на полные вытянутые уточкой губы, сверкающие от сока манго, а позже заглядывает в ясные глаза, которые уже держатся на нём. Тэ удивлённо хлопает ресницами, не отстраняясь, и замечает ледяные серые огоньки напротив. Никогда ни у кого красивее глаз не видел. Раньше ни разу не встречал сероглазого азиата. Рено сам весь за гранью возможного. В такой близости с ним забывает буквально все обиды. Ким рассматривает его лицо и еле-еле сглатывает ком в горле, застывая и прекращая вдыхать в себя воздух. Чонгук же выглядит немного гневным и сосредоточенным. Вероятно, хорошее настроение мужчину сегодня стороной обошло. — Я уезжаю, — предупреждает Чонгук, и у омеги веки сильнее раскрываются. — Возможно, до завтра меня не будет. Легче львёнка сразу в плохие руки отдать. Тэхён не хочет оставаться здесь без него. Абсолютно не хочет — взглядом это даёт понять. Как маленький ребёнок боится находиться с плохими и злыми людьми. Возможно, на этой стороне ядовитой долины сегодня не видел ни Линь Вэя, ни Чон Хосока, Киму всё равно кажется, что среди такой большой армии людей Рено обязательно найдётся дюжина личностей, которые не желают молодому журналисту ничего хорошего. Обязательно почувствуют жажду задеть и обидеть. Позавчера и без присутствия Чонгука они собирались лишить его руки, обвиняя в краже. Ким не брал алмаз. Он поклянётся чем угодно, но то, каким образом драгоценный камень попал в его карман, понятия не имеет. Как-то таксист ему сам сказал, что смотрители алмазного ада могут поиграться и поиздеваться, когда им наскучит. Они как голодные гиены, разыскивающие невиновных в качестве своей жертвы. И, как понимает, он ему не врал. — До завтра? — переспрашивает, надеясь, что это неправда. Чонгук невнятно кивает и отстраняет руку от подбородка Тэхёна. — Но почему? — Возникли дела, — коротко отвечает Рено, не излагая подробности. — А если… — Ким поворачивает голову к алмазным копям, у которых с автоматами стоят африканцы. — Ничего не произойдёт, я их предупредил, — и без чужих слов понимает Чонгук. Тэ, вновь посмотрев на него, прикусывает губу. — И больше никаких джунглей, побегов и поисков водопадов, Тэхён. Всё понятно? — выделяет скулы альфа, разглядывая задумчивое личико. — Чтоб, когда вернулся, я видел тебя там, где и оставил. Оставил… — Опять мне быть на этой земле без тебя, — Ким стискивает зубы, не имея представления, как стоит реагировать на эту новость. И вновь они — слабость и страх. Незаменимая пара, преследующая Тэхёна. Не оставляют, жить без себя спокойно не дают. — Не ты ли говорил, что отныне всё будешь одолевать и без моей помощи? — либо правда просто напоминает, либо ему приспичило кольнуть иглой сердце. — А сейчас, когда ухожу, в очередной раз слёзы собираешься проливать? — Не собираюсь, — отрицает тихим мягким тоном. — Врёшь. Ким, засмущавшись, первым заканчивает с зрительным контактом и переключается на манго, откусывая его и медленно жуя. Чонгук со стороны окидывает глазами омегу и поражается тому, каким же ребёнком всё-таки он может быть. Ещё и делает вид, что взрослый и понимающий. Ничего подобного. Альфа видит кроху, которому, наконец-то, в руки дали любимый фрукт. К тому же, с уголка губ скатывается небольшая сладкая струйка сока, которую Рено, не раздумывая, сам убирает большим пальцем, будто нянька для мальчика. Щёки Тэхёна в миг покрываются румянцем, и их мужчина тоже слабо трогает: ведёт костяшками пальцев от скулы до линии челюсти, не вкладывая в свои прикосновения никакой грубости и резкости. Ужасно нежен. Омега прикрывает веки, выдыхая и растворяясь в чистом воздухе. Звёзды глубоко внутри зажигаются. От его ласки голову кружит. Тело само расслабляется — поддаётся самому сильному теплу. Дивное мгновение. Обжигающе-утешающе… Чонгук уходит. Оставляет призрачный порочный аромат за собой. Смесь граната и крови — пытка. А Тэхён эту пытку каждый раз с наслаждением проходит. *** Напряжение не спеша покидает мужчину благодаря крепкому напитку, который маленькими глотками пьют из хрустального стакана. Алкоголь заходит в тело, и мысли потухают на некоторое время. Но изредка всплывают фрагменты чего-то ценного, изнеженного, что слишком часто становится волнением для Чон-Рено. Голова гудит как бубен. Альфа проклинает это чувство. За окном уже не виднеется жаркое беспощадное солнце Африки. За окном виднеется безрадостная тьма, сопровождающая лунным светом. В Ботсване тишина. Пожалуй, в ядовитой долине тоже всё спокойно. Как минимум, Чонгук надеется на это. И представлять не хочет что-то непристойное, неприличное и дикое, что вполне возможно на алмазной территории в это время. Его ряды людей не знают, когда нужно прекращать начатое — безумны и жестоки. Такие, какими и должны быть. Они верные, и именно из-за этого главного качества Чонгук не может от них отвернуться. Как они готовы заступиться за друг друга и Чон-Рено, так и он своего человека может защитить перед врагом. Не первый год находятся плечом к плечу. Не один год будут братьями в государстве Южной Африки. Чонгук не жалеет об угрозах, связанных с Тэхёном. Они должны останавливаться хоть перед чем-то. И этим чем-то является львёнок. Альфа не шутил: разорвёт на мелкие кусочки, если волос упадёт с его головы. Не пощадит и того, с кем знаком давно. Все пальцы сломает, которыми притронутся, десятки следов от ножа и сюрикена на теле оставит, лишит в добавок полового органа, заставит глотать собственную кровь вместе с горячими слезами, а спустя долгие минуты оборвёт мучения — перережет горло, не дёрнув бровью. Но если же кто-то конкретно забудется и сделает недопустимое, то Борей обязательно поможет своему хозяину. Они прочный непобеждённый дуэт. По тысяче раз повторять не станет: журналист только его забота. Чон-Рено расслаблено сидит с широко раздвинутыми коленями в большом кресле, в правой руке слабо сдерживает стакан с ромом и откидывает голову назад, кончиком языка проводя по губе. Находится в собственном особняке и злится, что сегодня сюда пришлось приехать не ради Диего, которому обязательно позже уделит время. Из-под век без яркого интереса смотрит на Рено Сами, листающего социальные сети в телефоне, на Квон Хана, глядевшего в большое окно, открывающее вид на огромный двор, и на Ким Намджуна, кому Чонгук не разрешил курить в своём доме. Помимо них альфа также иногда замечает маленького Ези, тот готовится вернуться домой вместе с родителями, поскольку их рабочее время подошло к концу, и как обычно ищет поводы заговорить с Чон-Рено. Мужчина ничего против не имеет и с усталостью, но искренне отвечает на малозначимые слова мальчишки в свою сторону. Чонгук вместе с Джуном и Ханом были в городе и около часа назад прибыли в особняк Рено, и всё это время ожидают очень раздражающих для альфы гостей. Рено Рудо очень настоял на встрече с американцем — Дуайтом Болтоном. Чонгук согласился на самую бессмысленную вещь только по одной причине — угомонить дядю и врага своего. Никому навстречу не пойдёт, ни с кем партнером не станет, ни за что не поделит свои земли с чужим. Чон-Рено не сложно и не страшно устранить Болтона. С легкостью может избавить Ботсвану от такого лживого подлого человека. Он просто терпит и ждёт того, когда альфа сдастся алмазному бизнесу. Сколько ещё продержится в Африке? Рено отстраняется от спинки кресла и упирается локтями в колени, залпом опустошая стакан рома, который тут же кружит на несколько секунд голову. Он на этом не останавливается и вновь наполняет себе стакан, словив на себе какой-то тревожный взгляд Хана. Чонгук усмехается такому переживанию и пожимает плечами, делая большой глоток и хмурясь от терпкого вкуса напитка. Квон хмыкает и складывает руки на груди, вновь поворачивая голову к окну. — Ты разобрался с Линь Вэем и ситуацией с алмазом? — спрашивает Намджун и облокачивается спиной на стену, смотря на Чонгука. Рено, вспомнив позавчерашний вечер, напрягает скулы и разглядывает жидкость в стакане. — Нет. Как он только сам руки не отрубил виновникам? — Собираешься? — Пусть это останется на его совести, — хрипло и холодно говорит Чонгук, попивая ром. — А если вновь что-нибудь подобное случится, то будет уже совершенно другой разговор. Жалость не получит. Терпеть чужие ошибки уже надоедает. Скоро и не сдержится. Альфа ни одну душу не простил. Запомнил и обязательно в будущем напомнит. Злость тогда распирала его изнутри. Когда увидел Тэхёна, стоящего на коленях и плачущего в голос, в Рено проснулось не только желание прижать как можно быстрее беззащитного омегу к своему телу, но и обрушить на весь людской мир свой резко возникший адский гнев. Ким слишком невинный и нежный для такого обращения. И Чонгук надеется, что это поймёт каждый в ядовитой долине, иначе будет слишком поздно одумываться и жалеть о содеянном. — Не веришь, что Тэхён взял камень? — Ким задаёт рисковый вопрос и понимает это. У Чон-Рено спокойный взгляд моментально сменяется на смертельно опасный. Альфа всматривается в давно знакомые черты лица и сжимает хрусталь в пальцах, будто собирается в ладони её сломать. — Он его не брал, — цедит на раздражении, своим тоном давая понять, что обвинения в сторону Тэхёна слышать не собирается. — Я верю, успокойся, бык, — хмыкает блондин, вскинув бровь. Чонгук и правда бесится из-за этого слишком серьёзно и сильно. Хан за ними наблюдает и поджимает губы, не вмешиваясь и не комментируя ничего. Сами же просто косо поглядывает, шумно вздыхает и откладывает телефон, не зная, о чём идёт вообще речь. Хан и Намджун в любом случае на стороне Тэхёна, а Рено сразу рычать начинает, если кто-то плохое думает на омегу. Никто и слова по этому поводу не говорит, словно ничего не замечают. Чонгуку этим и лучше. Не хочет слышать от них лишние ненужные фразы. И сам разберётся в своём поведении. — А кто такой Тэхён? — влезает Сами и окидывает присутствующих любопытным взглядом. Квон на заданный вопрос сразу реагирует и смотрит на Чонгука, который в этот момент пялится в одну точку на деревянном низком столе, стоящем напротив, и пьёт ром, будто бы не слышит младшего Рено. — Твой старший брат лучше знает ответ, — улыбается Намджун. — Чонгук? — Сами тянет уголки губ и странно озирает мужчину. Чон-Рено неохотно поднимает глаза на темнокожего парня, но быстро перебрасывает взгляд на стоящего у входа Ези. — Сэр, — подаёт мальчишка свой голос. — К вам пришли. После его слов в большой зал, где они все сидят, входят Рено Рудо и трое мужчин, переодетых в чёрные костюмы, среди которых Чонгук узнаёт альфу, приезжавшего к ядовитой долине несколько дней назад, — Джек Тёрнер. Но Чон-Рено долго на них внимание не заостряет. Он припадает губами к стеклу, когда встречается глазами с ненавистным ему человеком — Дуайтом Болтоном. Американец, в отличие от африканца, улыбается и искрится непонятно от чего. Одет он в классическую лаковую обувь, обычную чёрную рубашку и брюки, слегка облегающие не слишком худые и длинные ноги. Чонгук же ни для кого не стал наряжаться: берцы, чёрные штаны-карго и этого же цвета футболка, чья ткань обтягивает мышцы торса, плеч и рук. Дуайт ни на кого из присутствующих не смотрит, полностью увлечён Чон-Рено, для кого отправился в такую даль. — Не хочу врать, мне было приятно твоё согласие на встречу, — первым начинает, конечно же, Болтон, проходящий дальше в зал к Чонгуку. — Так же не приветствую ложь и секреты, — недолго думая, отвечает Рено. — Я сдержанный человек, но прострелю тебе голову в своём же доме, если закончится терпение. Американец усмехается и присаживается в кресло, стоящее почти в двух метрах от того, в котором сидит Чонгук. Рудо устраивается на мягкий кремовый диван, отлично вписывающийся в интерьер дома. — С чистого листа, но с угрозами? — вскидывает бровь Дуайт, перекидывая ногу на ногу. — Это предупреждение, — исправляет Чон-Рено грубым голосом. — А предупреждения порой строят крепкие и верные отношения. — Рассчитываешь, что у нас всё так хорошо сложится? — на тонких губах играет ухмылка. — Я не могу видеть будущее, — язвит Чонгук и удобнее располагается в кресле, держа серые глаза только на одном человеке. — Но я могу сказать элементарную вещь — доверия к тебе у меня не имеется. Без доверия только врагами быть. — Не для этого я к тебе пришёл. — Ты можешь уйти, — спокойно сообщает ему Рено, смотря исподлобья и отпивая ром. Хан, Намджун и Сами усмехаются, поглядывая на напрягшихся американцев и Рудо. Темнокожий мужчина вздыхает и не вмешивается в их разговор, хотя сам и устроил эту встречу между двумя врагами. А колющее напряжение в зале не хочет их покидать: остаётся и каждого обнимает своими уродливыми руками. — Я ещё не выпил, — Дуайт, улыбаясь, тянется к столу и берёт в пальцы бутылку с виски. — Африканцы всегда такие негостеприимные? — он наполняет себе стакан и откидывается на спинку кресла. Чон-Рено проводит по мужчине насмешливым взором, выговаривая: — А американцы всегда готовы грамотно лизнуть зад ради достижения своих целей? Люди Болтона тут же переглядываются и раздражённо напрягают скулы, словно готовы подорваться с места из-за грязных высказанных слов, но получив на себе тяжелый взор босса, они успокаиваются и сдерживают гнев в себе. Чонгук же, заметив их шевеление и недовольство, только усмехается. — У нас алмазная война. Не дай случиться более опасной — построенной на национализме, — без злости говорит Дуайт и пьёт алкоголь. — Я не националист, — сухо и грубо, чтобы не дать засомневаться. — Я не рад видеть чужестранцев, которые притворяются здешними. — В тебе корейская кровь. Разве ты не чужестранец? — Кровь ничего не решает, когда человек с самого рождения воспитывался в другом государстве, — выдвигает свою точку зрения, ни в чём не сомневаясь. — Африка — это мой дом. Он свою Родину не покинет, если даже дуло пистолета ко лбу прижмут. — В твоём случае не только о государстве нужно говорить, но и о другой среде, — улыбается мужчина, немного склоняя голову к плечу. — Воспитанный львами — львиный Бог в дом с жестокостью вошёл, — проговаривает знаменитую на всю Ботсвану строку. — Тебя боятся и уважают, раз сочиняют песни. Слишком долго существует песня, придуманная детьми. Эти слова разносятся по всей африканской территории и каждому гражданину рассказывают, кто такой владелец огромных алмазных копей. — Однако ты не угомонишься, — Рено крутит стакан в крепких пальцах. — Я с хорошими помыслами. — Не думаю, что с хорошими помыслами ты всунул своего человека в ряды рабочих моей долины, — альфа сжимает зубы. Рено смотрит на Болтона и понять не в состоянии, как умудряется сдерживаться с ним. Он ведь ненавидит его, как и тот Чонгука. У них взаимная неприязнь. — Ты отдал его на растерзание льву, — напоминает ужас, который Чонгук действительно сделал. Чон-Рено издаёт смешок, облизывая губы. Он ни о чём не жалеет и хорошо помнит болезненные крики его и Борея жертвы. — Но не убил. — Он умер через день от инфекции. Рено это ожидал. Всё тело человека было в следах от клыков и когтей белого молодого льва. — В этом уже вина ваших врачей, — тянет улыбку, ужасно похожую на оскал, и пронзительно смотрит в карие глаза. — Не могу поспорить, — хмыкает и ничего не отрицает Болтон. Американцы наблюдают за хозяином этого большого особняка с лютой злостью. Они не скрывают свою ненависть к африканцу. Он без жалости их двоих товарищей к смерти привёл жестокими способами. Чонгук уверен в себе полностью и правильно. Ни страха, ни замешательства не чувствует в присутствии иностранных гостей, чьи акценты наточенные. Мужчина расслаблен, но неприятные чувства ко всем, кроме троих, ощущает в груди. Дуайт тоже пытается держать свой имидж непоколебимого штатского человека, отучившегося в Гарвардском университете, и терпит прямолинейность со стороны Чон-Рено. Рудо в стороне, спокойно смотревший и слушающий, замечает, что разговоры, пропитанные напряжённостью, скоро начнут резать воздух в помещении. Намджун и Хан только рады видеть, как их друг хорошо держит статус перед приезжим и не показывает слабину в этой небольшой битве. — Раз спорить ты не планируешь, тогда сразу излагай, зачем так рвался встретиться со мной. — Сделка, — Болтон улыбается уголком губ. Чонгук качает головой и опустошает уже второй стакан рома, затем отправляет опустошённый хрусталь на стол, не имея желания доливать себе. — Будь точнее. — Я хочу, чтобы ты также перевозил и мои алмазы контрабандой, — смело заявляет то, что вынуждает Чонгука сосредоточиться. — Каждый из присутствующих здесь знает, что у тебя отличные связи на Востоке, благодаря чему ты сказочно зарабатываешь на камнях. Чонгук единственный в Южной Африке, кто легко продаёт алмазы на Ближнем Востоке. — В чём толк помогать тебе? — щурится альфа. — Доля прибыли будет вашей, — театрально разводит руками американец. Хан с Джуном переглядываются, позже синхронно переводят взгляд на Чон-Рено. — Небольшая? — уточняет Чонгук. — Небольшая, иначе не вижу смысла договариваться с тобой, — подтверждает и кивает Болтон. — Но, — вытягивает указательный палец и дёргает бровями, — я поставлю за твоей спиной Вашингтонскую Компанию, работающую с цветными камнями. Они голову согласятся отдать за любой редкий алмаз из Африки, — уверенно рассказывает Дуайт, и его внимательно слушают, не отвлекаясь. — У тебя огромная территория, Чонгук, не исключено, что на ней попадаются и те драгоценности, которые радуют и глаз, и ненасытную душу бизнесмена. — У меня нет цветных камней, Дуайт, — без колебаний говорит Чон-Рено. О розовом алмазе от Тэхёна не многие обязаны знать. Он его существование глубоко в сердце хранит. — Но если появятся, ты будешь уверен в своём покупателе и в больших пачках денег от них. Найти человека или компанию, которые выкупят редкий камень за правильную сумму, очень сложная работа. Чонгук не может довериться ни Болтону, ни кому другому. *** Увидеть бы отражение в ярко-серых глазах, только тогда сердце угомонится и прекратит так сильно бояться чужих, грязных и жестоких рук. Ему нужно впитать ледяной взгляд до опьянения. Чонгук стал воздухом, которым Тэхён дышит. И сейчас парень задыхается. От боли ладони к горлу прижимает и содрогается из-за каждого шороха, шага и ядовитого смеха снаружи. Веки в наслаждении прикрыты, глаза усталые, и губы сегодня нецелованные. Дрожит в молчании прозрачный полумрак, тонкий тусклый свет, исходящий с одинокой лампы на столе, освещает аккуратные черты лица и длинные пальцы, касающиеся скулы. Костяшками ведёт по нежной коже и мечтательно-грустно глядит на мелькающие искусственные лучи, сгорая от призрачного прикосновения, которое было несколько часов назад. Не забыл ласку. Все прожитые без него минуты вспоминает и себя мучает мыслями, не зная, как послушать внутренний голос: «Остановись, иначе погубишь». Тэхёну хочется в ответ громко выкрикнуть, чтобы небо и горы слышали его отчаяние: «Погубил, уже погубил». Находящийся в большом шатре Чон-Рено Тэхён сидит на стуле у стола, положив голову на согнутую в локте руку, и тянет кончики пальцев к лампе, постукивая по ней и лениво хлопая ресницами. Который час в одиночестве? Забылся. Ему до ужаса плохо. Плохо не физически. Без желания, но от скуки смотрит на свет ещё в течение минуты, понимая всю глупость и несокрушимость своих безответных чувств. И ещё сильнее расстраивается, когда переводит взгляд в сторону входа в шатёр. Никто, помимо него самого, сюда не заходит и не выходит. Сердце ноет из-за отсутствия Чонгука. Ким от этой обиды крепко зажимает зубами нижнюю губу, поднимает голову и как маленький ребёнок надеется, что мужчина вот-вот появится в его зрительном обзоре. Однако укутанный темнотой и холодом не получает желаемого. Сон к омеге ни на шаг не подходит. Абсолютно не клонит спать. Тэхён этому и рад. Нисколько нет желания спать без уверенности в своей же безопасности. Чонгук ушёл и покой с собой забрал. Всё забрал, но не своего львёнка. Тэхён больше не может. Часы без него — это адское мучение. Он со всех сил держится не заплакать. Омега встаёт со стула, выключает лампу и движется наружу. Выбравшись, его встречает лёгкий вечерний ветер и играющая неподалёку музыка. На улице уже не первый час темно, но первый час люди Рено развлекаются и шумят на алмазной территории. Тэхён с осторожностью наблюдает за тем, как они смеются, пьют и громко разговаривают между собой. А когда видит, что некоторые из них проводят время с омегами, которые состоят в рядах рабочих на копях, то и вовсе всем телом напрягается и обнимает себя руками. Смотрители долины действительно не лезли к нему, однако Ким не глухой, и прекрасно слышал, сидя в шатре, как они говорят о нём неприятные вещи. Тэ страшно на них смотреть. Он вдыхает воздух и отводит взор от дикой толпы к высоким воротам: видит стоящих около них нескольких охранников с оружиями на спинах и бутылками пива в пальцах. Тэхён о глупости раздумывает. Чистое безумие — омега это понимает, но не хочет себя останавливать. Он слишком слаб… Ему нужна сила. Ему нужен Чонгук. Ким торопливо шагает к воротам и попутно поглядывает на всех остальных альф и омег, убеждаясь, что они продолжают игнорировать его. Зато мужчины, охраняющие ворота, быстро замечают омегу и прекращают разговоры, полностью переключаясь на него. Один из них делает несколько шагов навстречу парню, хмуря брови и опуская бутылку пива на землю. — Куда движешься? — грубым и низким голосом спрашивает темнокожий альфа у омеги, который останавливается в метре от него. Остальные охранники откровенно пожирают его взглядом, из-за чего Ким сглатывает, уже жалея, что подошёл. — Отвезите меня к Чон-Рено… — решается сказать о своём желании Тэхён. Мужчины переглядываются и заливаются громким смехом. Ким до жути смущается и в замешательстве бегает по ним глазами. — Малыш, — сквозь смех произносит альфа, а парню тошно от этого прозвища. — Ты что-то путаешь. Если Рено не разрешает к тебе приближаться, то это не значит, что ты можешь просить о всех своих прихотях. — Пожалуйста… — просит Ким шёпотом. — Лучше посиди в шатре и не провоцируй остальных. Потеряв интерес, африканец отворачивается и идёт к остальным. Тэхён судорожно выдыхает и делает маленький шаг вперёд, смотря на отдаляющуюся спину. — Позвоните, — неожиданно, но мягко заявляет парень, и альфа останавливается, медленно поворачивая голову и выгибая бровь. — Позвоните ему… — Слишком смелый, — усмехается мужчина. — Будь по-твоему. Охранник вытаскивает из кармана телефон и отходит в сторону. Тэ терпеливо ожидает, глядит на него и жуёт губы, видя, как тот прикладывает смартфон к уху и отворачивается от молодого журналиста. По выражению лица и шевелению губ омега понимает, что долго слушать гудки не приходилось, и Чонгук быстро поднял трубку от своего человека. Ким ничего не слышит, ему позволено только молчать, что он и делает, сминая от любопытства и волнения пальцами конец своей футболки. Африканец скептически окидывает взглядом Тэхёна и напрягает скулы, что-то говоря Рено и качая головой. Ким же взорваться на месте готов. Как решился? Всё ещё не понимает. Без Чонгука вздохи невозможны, а Тэхёну необходимо жить. Стесняется, боится и стыдится за свой поступок, но к Рено всё равно желает подойти, дабы успокоить своё сердце. Альфа, закончив разговаривать, засовывает телефон обратно в карман и вытаскивает оттуда уже ключи. — За мной, журналист, — равнодушно приказывают Тэхёну, а тот не осмелится противиться. У Тэхёна сердце тает. Тает от того, что Чонгук не против его прихода. — А куда именно мы поедем?.. — В особняк Рено, — мигом отвечают на заданный вопрос. Омега сдерживает улыбку, кивает и торопливо идёт за африканцем, который открывает двери ворот и выходит наружу, направляясь к своему джипу. Тэхён молча, без чужих указаний, садится на заднее сиденье, не желая быть с посторонним альфой настолько близко. В любом случае не слишком сильно и доверяет ему. А тот тоже не горит желанием разговаривать: заводит мотор и отъезжает от ядовитой долины, сворачивая на неровную дорогу и мчась по ней на быстрой скорости. Поездка к Чонгуку не сопровождается словами и фразами, к большому удовольствию для обоих. Поездка сопровождается невероятными картинами на лунную Саванну. В этом месте нескончаемая красота. Настолько завораживает, что Тэхён на мгновение забывает, куда именно едет, и с восторгом смотрит на спящих у высоких тонких деревьев жирафов и зебр. Где-то в дали удаётся увидеть львиный прайд, и Киму кажется, что эти большие кошки принадлежат Чон-Рено. Именно в этом месте, где отдыхают хищники, позавчера вечером Тэ находился с Чонгуком. Засмущавшись от собственных мыслей, Ким и не замечает, как быстро летят пару десяток минут. Они уже на маленькой скорости подъезжают к высоким воротам, за которыми виднеется огромный освещённый двор. Брови невольно поднимаются ко лбу и губы распахиваются, блистающими глазами рассматривая этот вид перед собой. Он представлял, что Рено богат, как арабский принц, но уж точно не рассчитывал, что его догадки подтвердятся. Территория, где стоит не только автомобиль Чонгука, но и несколько неизвестных, захватывает дух. Вокруг личной земли альфы полно зелени и жизни — всё у этого человека пропитано Африкой. Крепкие высокие охранники, одетые в военную форму, ходят кругами с автоматами в руках и зорким взглядом всё анализируют, не отвлекаясь даже друг на друга. Когда альфа паркуется около чьей-то машины и выходит на улицу, Тэ тоже решается следовать за ним и тянет руку к ручке, открывая и выходя. Пока африканец разговаривает с охранниками сказочного особняка Рено, Ким короткими шагами движется дальше и проглатывает язык от шока, впервые видя такие большие хоромы. Тэ отвлекается на мужчину, разговаривающего по наушнику и открывающего дверь ворот. Тот кивает омеге, чем даёт понять, что проходить ему разрешено. Ким быстро идёт мимо него и оказывается в этом самом дворе, слыша, как за ним сразу же закрывают. Тэхён не знает, куда именно ему нужно направляться, и просто смущённо топает к особняку, теребя пальцы. И стоит увидеть, что парадные двери раскрывают, Тэхён пропадает… Наконец-то… Видит и дышит… Чонгук его наваждение, и он идёт прямиком к нему, ускоряя свой шаг. Рено приближается к лестнице, спускаясь на несколько ступенек и останавливаясь. Живой тревожный взгляд держится на Киме, пока тот быстро подходит и поднимается к нему. — Что случилось? — не став терпеть, сквозь зубы хрипит Чон-Рено и опускает ладонь на шею парня, который встаёт на одну ступеньку ниже. У Тэхёна в глазах огоньки играют. Ему от прикосновения хорошо. И он как обычно тянет пальцы к его чёрной футболке, цепляясь за неё. Это уже в привычку вошло. — Ничего, — негромко успокаивает, и Чонгук облегчённо выдыхает, оглаживая пальцем бархатную кожу и прикрывая веки. — Просто хотел к тебе… — не скрывает, даже если днём был жутко обижен. Рено губами прижимается ко лбу парня и протяжно целует, притягивая плотнее к своему телу. Ким в его руках расслабляется и чувствует себя в полной безопасности. Вдыхает уже такой родной, но смертельный аромат, смешанный с несильными нотками алкоголя, и плавится, накрывая своей ладонью руку альфы, которая на его шее находится. Впитывает тепло смуглой кожи, ластится и закипает от чувств, получив то, что так сильно жаждал за эти часы от африканской жестокости. Эти мгновения надолго в голове засядут. Тэхён подушечками пальцев аккуратно мажет по выделяющимся венам Чон-Рено чуть ниже запястья и в наслаждении приоткрывает губы, когда чужая ладонь оказывается на его пепельном затылке. Альфа перебирает пальцами пряди волос и несильно сжимает, опускаясь носом к виску и дыша цветочным запахом. Рено снова нежен с ним, и омега покорно разлетается отблеском временного счастья. Не хочет отдаляться от него, потому что… Слишком много «потому что». — Ох, львёнок… — с придыханием называет. Только его львёнок… — Ты не злишься? — кропотливо спрашивает Ким, взглянув на мужчину. Альфа чуть отстраняется и заглядывает в чужие бездонные глаза, несильно хмуря брови. — Злюсь? — не понимает он. — Почему я должен злиться? — Что я просился к тебе, как маленький ребёнок, — отвечает Тэхён, алея перед ним. — Я отвлекаю. У тебя дела и, видимо, гости тоже… — омега вспоминает припаркованные у ворот автомобили. — Гореть бы в аду этим гостям, — цедит Чонгук, проводя большим пальцем по линии челюсти парня. Ким не знает причину такой ненависти к ним, но интересоваться уж точно не станет — не его дело. — Значит… ты не зол на меня? — пялится оленьими глазами. — Не зол, но ты удивляешь. Совершенно нормально не воспринимаешь моё отсутствие. У тебя случается паника, когда меня нет рядом, — говорит Чон-Рено, и Тэ ещё сильнее смущается, вжимая голову в плечи. — На несколько часов оставил и слышу, что указаниями разбрасываешься, говоря себя ко мне привезти. Ведь не просто так… Сердце плакало. — Не указаниями, а просьбами… — старается исправить искажённое людьми Рено понятие. Чонгук дёргает бровями и аккуратно берет омегу за запястье. — Просьбу выполнили, а теперь пойдём. Альфа ведёт Тэхёна за собой к парадным дверям, и омега послушно топает, не сопротивляясь. Чонгук пропускает омегу первым в особняк и следует за ним, закрывая за собой и подталкивая немного удивлённого внутренним интерьером парня. Тот любопытно всё рассматривает, но вскоре прекращает, чтобы не выглядеть дурачком, который богатые дома никогда не видел. Далеко от Рено не отходит, идёт рядом с ним непонятно куда, но кажется, что в этом дворце бесконечное количество комнат. Они проходят в какой-то небольшой зал, и Тэ правда не знает, как реагировать, потому что здесь очень красиво и уютно. Даже свет с люстры поражает Кима. Застывает посередине помещения и с едва заметной улыбкой на мягких губах огибает взором четыре маленьких обработанных пня, которые стояли вместо обычного журнального столика. Не сомневается и в том, что буквально каждый уголок этого дома прекрасен. Тэхён привык жить в своём маленьком доме. В Африке он совершенно небольшой, однако ужасно любим им. В Корее омега находился в довольно большой квартире деда, откуда он мечтал сбежать. — Посидишь пока здесь, — нарушает возникшее молчание Чонгук и ловит на себе взгляд. — Ты скоро будешь? — Скоро, только не плачь, — выгибает бровь мужчина. — Я и не хотел… — бурчит, хмуря брови и отводя глаза. Чонгук безмолвно покидает его, а Тэхён скромно садится на конец мягкого дивана, разглядывая помещение. Он складывает руки на коленях и пытается взором отыскать здесь хотя бы личные фотографии Чонгука и его семьи, как это обычно и бывает в домах у людей. Но Киму ничего не встречается, и он просто огорчённо вздыхает. Находясь в особняке Чонгука и зная, что он сам где-то поблизости, Тэхён ощущает спокойствие на душе. Ким сидит так в абсолютной тишине около десяти минут и периодически посматривает на вход в зал в ожидании своего мучителя. И, не сдержавшись, он всё-таки встаёт и разгуливает в разные стороны. Ходит-ходит и оказывается около небольшого коридора, где замечает только высокую дверь. Оглянувшись назад и убедившись, что Чонгука пока нет рядом, Тэ из любопытства бесшумно плетётся туда и прикасается пальчиками к ручке, несильно дёргая и открывая дверь. По аромату, который моментально бьет в нос, не сложно догадаться, что Тэхён нашёл комнату хозяина этого дома. Ким толкает несильно дверь и заглядывает внутрь, видя перед собой заполненную лунным светом спальню. Проходя дальше, взор омеги цепляется за заправленную, но мятую кровать, словно на ней недавно кто-то лежал. Она расположена к стене, а напротив неё виднеются открытые панорамные двери, ведущие во внутренний двор. Здесь царит магическое спокойствие. Парень всеми живыми клетками тела чувствует энергетику Чон-Рено. Тэ приближается к личной постели альфы, приподнимает уголок губ и проводит двумя пальцами по белому одеялу, перекидывая внимание на двор. Видит там несколько деревьев, кустов, разную неизвестную зелень, а в самом центре фонтан, ласкающий слух своими звуками. Невероятно. Словно это джунгли — личные джунгли Рено. Чонгук необычный человек. В нём очень сильно отпечаталась Африка и её дикая природа. Тэхён движется в сторону внутреннего двора и замедляет шаг, когда видит какое-то шевеление в темноте. Ким застывает, прекратив дышать, и концентрируется на чём-то, что выдвигается из двора и направляется в комнату. Омега делает маленький шаг назад и закусывает губу, ощущая, что страх медленно подкрадывается к нему. Цвета плывут, но Тэхён всё же замечает жёлтые глаза во мраке. Бенгальский тигр появляется перед незнакомым для него парнем, анализирует, точно человек, и подбирается, тихо и страшно рыча. Никуда не спешит и своей осторожной походкой пугает Тэхёна ещё сильнее. Шаги его легки в этой напряженной атмосфере. Звуки, которые издаёт, пропитаны величием и силой. Омега же пропитан удивлением. Он отходит назад очень медленно, не желая провоцировать дикое животное, и взгляд с него свести не в состоянии. Сердце бьется в волнении и коленки почти подкашиваются от страха. Ким тянет руки назад и нащупывает пальцами стену, впечатываясь в неё как можно сильнее. Тигр демонстрирует свои клыки и чуть опускает голову, но не лишает еле дышавшего омегу своего зоркого внимания. Он сосредоточен только на нём и абсолютно уверен в себе. Ближе карабкается к своей жертве, грозным видом показывая, что недоволен его присутствием. — Киса… — называет его Тэхён и немного вытягивает вперёд руку, теребя два пальца между собой, будто не огромного тигра перед собой видит, а домашнего котёнка. Хищник подобный жест не одобряет и издаёт поистине громкий рык на парня, заставляя его запищать и прижимать ладони к груди. — Львёнок? Услышав хриплый голос, Тэхён поворачивает голову и выдыхает, только сильно не расслабляется, поскольку тигр продолжает на него рычать. Рено выглядит вполне спокойно, не так, как было в прошлый раз с прайдом львов. Он окидывает взглядом сначала хищника, потом кошмарно напуганного Кима, который трясётся на месте. Мужчина не паникует, не ругается и не орет на Тэхёна: закрывает дверь и вяло проходит в комнату. Тэ смотрит то на полосатого грациозного зверя, уверяясь, что он на него пока не планирует нападать, то на Чонгука, надеясь на очередную защиту с его стороны. Рено идёт дальше и устало стягивает с себя футболку, отправляя ткань на стоящее поблизости кресло. Ким язык проглатывает, и Чонгук вновь разжигает горячий вулкан в нём. Приятная электрическая волна охватывает его тело с ног до головы. Он пялится на каменный торс, рельефные длинные руки и широкие плечи, сглатывая. Но, вспомнив о тигре, омега поднимает взор уже на серые глаза, моля Чонгука уже что-нибудь сделать. — Знакомишься с Диего? — альфа скептически смотрит на Тэхёна. — Он рычит на меня… — шепчет Тэ и опускает глаза на хищника, который чуть успокаивается, когда замечает Чон-Рено, но не отходит от омеги. — Тигры на такое обычно способны, — язвит мужчина и присаживается на конец кровати, озирая хрупкое тело. Тигр вновь издаёт пугающий рык в сторону Кима, и тот сжимается ещё сильнее, зажмурив глаза. — Чонгук, пожалуйста, — в шаге от слёз. — Иди сюда, — спокойно говорит ему. — Боюсь. Я очень боюсь… — Продолжишь там стоять — твой страх никуда не денется. — Но… — Ким раскрывает веки. — Ко мне, Тэхён, — чуть грубее, выделяя скулы. В этот раз интонация Рено напугала больше, нежели настоящий тигр. Омега немного отходит в сторону, смотрит на Диего и делает на пробу первый шаг вперёд, ощущая, как властно на него смотрит хищник и его хозяин. Находясь так пару секунд, Тэхён подбегает к Чонгуку и становится между широко раздвинутыми ногами. Он быстро цепляется пальцами за голые плечи и вжимается в него, похлопав ресницами и почувствовав тяжелую ладонь мужчины на своём бедре. Тигр, рыкнув, тоже приближается к Чон-Рено, толкается носом в его колено и ластится, желая привлечь внимание. Чонгук его без себя не оставляет и гладит свободной ладонью по мягкой шкуре Диего, усмехаясь себе под нос. У Рено будто бы работа такая — ласкать всех своих тигров, львов и львят. И с недавних пор ему на голову свалился Тэхён. Он требует больше времени, когда животные Чонгука довольствуются тем, что дают, ни на что не жалуясь. А самый маленький львёнок — нет. Ему всегда мало. Ничего не получит — плачет. Ким тихо наблюдает за любовью между человеком и тигром с яркими искорками в глазах и не может прекратить восхищаться личностью Чон-Рено. — Он меня не укусит?.. — с тревожностью на всякий случай уточняет Тэхён. — Пугать Диего умеет, вредить — не особо, — отвечает альфа. — Он нежный и очень влюбчивый. Тигр ложится на пол и прикрывает глаза, а Чонгук продолжает его гладить за ухом. — Киса, — снова называет хищника очень мягко. Удивившись, Рено поднимает на него глаза и выгибает бровь. — Киса? — переспрашивает Чонгук. — Для тебя хищный зверь является маленьким котёнком? — Так ты же сказал, что он нежный, — дует губы, водит пальцами по плечам альфы. — Поэтому и киса… Чон-Рено обводит взглядом Тэхёна и не сдерживает в себе порыв — тянет губы в улыбке. Поглаживая пальцами кожу на ноге парня, мужчина видит, как он вытаращивает глаза и пожирает ими его. Окунается в удивление увиденным, тая от восторга. Рено всё без затруднений понимает и не отбирает у омеги этот важный для него момент: продолжает мягко ему улыбаться, пристально всматриваясь в черты красивого лица. Ким же думает, что во сне находится — в сладком и лучшем. Ему было так необходимо это, что в данный момент сложно верится. Не хочет, чтобы это заканчивалось — искрящими глазами молит, готов и на коленях сделать это. Облизывает собственные губы и глядит на чужие, которые всё его тело в следах как-то покрывали. Тепло. Тепло не только от прикосновения к нему. — Ты улыбнулся мне… — восхищенно шепчет Тэхён. Никак не может успокоиться и сам дёргает уголками губ. — Верно, — подтверждает Чон-Рено, смотря на него снизу вверх. — Тебе. Лишь для него была улыбка. Потому, что сколько раз бы Чонгук ему ни говорил повзрослеть, Тэ продолжает быть собой. — Твою улыбку ужасно сложно получить. Это как какая-то игра. — С тобой дни проживать и правда, как в игру играть, — низкий голос, наполненный силой, заставляет все внутри всколыхнуться. — Не знаю, что ещё ты способен выкинуть, неугомонный детёныш, — сквозь зубы, но без злобы. — С первого дня на месте не сидишь. Постоянно проблемы ищешь. …а Чон-Рено каждый раз спасает. — Ты самая важная проблема, которую я когда-либо находил, — произносит одними губами. Нашёл в Саванне, в лабиринте африканских оранжевых лучей… Чонгук для него стал не просто маленьким кусочком Вселенной, теперь он его целый мир, личное святилище. Без него тишины в жизни лишается. Без него всего лишается и остаётся ни с чем. Так быстро… Неправильно быстро сотворил из сероглазого незнакомого мужчины свой источник воздуха. Полюбил и продолжает сильнее проявлять чувства даже тогда, когда из его уст услышал настоящий ужас. Слова о жестокости к людям напугали, но не оттолкнули ни на шаг. Этот человек кошмарно опасен и непредсказуем. От него бежать нужно, прятаться и не подпускать к себе ни при каких обстоятельствах. И, соглашаясь отдаться ему и душой, и телом, Тэхён добровольно пером на бумаге подписывает себя на смерть. Умрёт не от рук альфы, но по его вине. Чон-Рено раскрошит и устранит. Дикой натурой погубит и увидит капли крови на своих ладонях. Рука мужчины тянется вверх, оказывается на талии парня, сжимая её. Он смотрит прямо в медовые глаза, очерчивая скулы в полусвете. — Ты и представить не можешь, в какую огромную проблему перерасту, если не прекратишь быть зависимым от меня. Тэхён мотает головой. Чувствует, что никогда не сможет разлюбить. — Это не в моих силах, Чонгук. — Ты ходишь по тонкому льду, — предупреждает его Рено. — Слишком опасно, львёнок. — Чем же? — хочет знать детали. — Я могу сойти с ума по тебе, — страшно, пугающе и жутко. Поймёт, что Рено влюблён, когда он убьёт первого человека за него. Мужчина тянет омегу за руку и сажает на своё колено, укладывая ладонь на шею и вгрызаясь в губы, по которым успел соскучиться и которые утром не поцеловал, чем вызвал у мальчишки слёзы. Оба чувствуют, как время вокруг них замирает, и только один из них дрожать от переполненных в груди эмоций начинает, отчаянно отвечая на такой требовательный и мокрый поцелуй. Рено прижимает Тэхёна всё ближе и ближе, словно приклеить к своему телу жаждет. Целует, как одурманенный, и прорывается руками под футболку, обжигая гладкую кожу своими касаниями. Вихрь чувств и страсти закручивает Кима в своём танце, он мычит, стонет в поцелуй и кусает пьянящие губы, с такой близости носом ловя ароматные нотки алкоголя, которые исходят от Чонгука. Альфа вдавливает со всей силы подушечки пальцев в талию, безобразно раскидывает по невинности бледно-алые отпечатки и чувствует, как к нему просятся с дикой жаждой. В голову не ром ударил, а чужой аромат. Чон-Рено обрывает поцелуй, валит Кима на постель и подминает под себя, раскрывая веки и дыша через крепко сжатые зубы. Облизнувшись и взглянув на Чонгука, Тэхён пугается того, что видит в глазах. В них что-то новое. Хищник на жертву свою смотрит и жаждет языком по каждой косточке провести, обгрызть и сожрать, ничего никому не оставив. Тэхён сам к нему в руки прибежал. С его тела футболку сдёргивают и отправляют непонятно куда. Зубами припадают к подбородку, кусают и вырывают из груди немой крик. Медовые глаза смотрят на высокий потолок, а пальцы рук судорожно хватаются за простыни. Тэхён теряется, путается в этих узах и волной выгибается навстречу. Чонгук утробно рычит ему куда-то в шею, находит определённый участок кожи и вновь кусает, посасывая и во рту вылизывая. Омеге больно, и он этого не скрывает. Слёзы заполняют глаза, но не ползут на щёки. Такое чувство, что у альфы разум неожиданно помутнел, и он сам не понимает, что сейчас творит. Напрягаясь, Тэ терпит и тяжело дышит. Укусы на шее тут же целуют, пытаются залечить свои же погрешности. Чонгук опускается уже к ключицам, около шрамов от льва оставляет собственные следы, руками водя по талии и фиксируя пальцы на резинке шорт. Спустя мгновение Тэхёна лишают всей одежды, и белые простыни украшают его полностью обнажённым телом. Парень хочет свести коленки вместе, но Чонгук силой сдерживает обе лодыжки и губами касается разукрашенного живота, целуя и успокаивая. От жарких поцелуев Ким судорожно хватает ртом воздух и перекидывает напуганный взгляд на русую макушку, потянув кончики пальцев к плечам мужчины. По шрамам языком водят, как это было в первый раз. Чонгук на нежности не останавливается, добирается к внутренней части бедра и больно кусает, вынуждая омегу дёрнуться от резкой боли и немного отползти к изголовью кровати. Его быстро возвращают на место и продолжают свои пытки. У него все внутренности переворачиваются и пламенем горят, в пепел превращаясь. Тэхён не знает куда себя деть: крутится, хнычет и стонет, пускает первую слезу и царапает ногтями кожу альфы. Ему неприятно, и Чонгук, вероятно, этого пока не понимает. — Больно, — уже вслух говорит Тэхён и скулит от новой порции укусов и поцелуев. Альфа не слышит его. В нём бесы проснулись и запретили воспринимать слова, пропитанные просьбой. Омеге становится уже страшно. Тэхён дрожит, как в лихорадке, бесшумно плачет и желает вернуть Рено обратно к себе. Такой грубый и голодный. В ладонях крепко тело сжимает, шире ноги разводит и опускается пахом ниже, чтобы почувствовали, как до предела довели. Не останавливается и прикусывает мясо на правой ляжке настолько сильно и безжалостно, что брусничная тоненькая змейка скользит по мягкой коже. — Чонгук, — громче зовёт его. Рычание Чон-Рено смешивается с чужим — более сильным и пугающим. Бенгальский тигр со страшным рыком запрыгивает на кровать и всё происходящее обрывает. Тэхён дёргается и кулачки к шее притягивает, большими глазами смотря на полосатого хищника, который клыки своему хозяину показывает. Чонгук же даже никаким образом не пугается, он остаётся в той же позе, словно ничего не слышит. Лишь через некое мгновение, от понимания того, что сейчас произошло, брови у мужчины хмурятся и взгляд поднимается на Диего, чья морда не так далеко от его лица находится. На него собственный дикий зверь злится и не может угомонить своё рычание, приближается и пытается закрыть застывшего в немом шоке парня. Альфа огибает глазами два больших длинных клыка в огромной раскрытой пасти и напрягает скулы, чуть опуская подбородок. Тигр не выглядит по-доброму, как и Чонгук не выглядит напуганным хоть немного. Рено отстраняет руки от колен парня, позволяет ему прикрыться одеялом и вскарабкаться выше. Тэхён не имел никакого желания натравлять Диего на Чон-Рено. — Джентльмен, — сухо хмыкает Чонгук, без страха всматриваясь в жёлтые глаза. Зверь, лениво рыкнув на него, поворачивается и устраивается рядом с Тэхёном, положив свою тяжелую голову на его живот. Тэхён смотрит на Чонгука, ожидая реакции на случившееся. — Он защитил меня… — откровенно недоумевает Тэхён и боится лишний раз двинуться, ведь на нём никогда прежде не лежал тигр. Уберёг чужака от родного человека… — Ему не понравилось, что я не нежен с тобой, — хрипит Рено, взглянув на Тэхёна, который аккуратно стирает с щёк слёзы. — Мне тоже… — говорит ему и поджимает губы. Всё тело горит. Следы от Чонгука жгут и пульсируют, удовольствие не доставляют. Рено встаёт с кровати и приближается к её изголовью, где лежит Тэхён, и касается ладонью его мокрой щеки. Он разглядывает черты лица, видя, что на него, как и прежде, с любовью смотрят. Его любовь не умирает, ни на минуту не потухает и горит ярче африканского солнца. Хочется окружить лаской, сметая грубость, которую не заслуживает ни один сантиметр его прекрасного тела. — Да спасут тебя высшие силы от меня, львёнок, — негромко шепчет в губы и накрывает их своими. Ничего больше не спасёт. Чонгук целует очень мягко и трепетно, и ему с тем же настроем отвечают, прорываясь пальцами в русые волосы. Мужчина убирает руку омеги от себя и заканчивает с коротким поцелуем, направляясь к выходу. Тэхён глотает ком в горле и опускает ладонь на тигра, с лёгким волнением его гладя и провожая взглядом Чон-Рено, который покидает без объяснений комнату. Оставляет львёнка и его стража в тигровой шкуре одних.