diamond hell

И утреннее пение птиц выводит из терпения. Раздражает даже маленький шорох, взявшийся неизвестно откуда. Мужчину захватывает в плен самая сильная ненависть — ненависть к себе. Злился на наивного парнишку, а ненавидит сейчас только себя. Ощущение никуда не испаряется, оно вкололо в него ядовитые шипы. Ничто мышцы тела не расслабляет. У алкоголя был шанс на это всю ночь, но Чонгук и к шести утра глаз сомкнуть не мог. Это было точно наказанием за все сотворенные им грехи и подлые поступки. Диего прилипал к его телу, не забывал и стремился вызвать положительные эмоции у своего хозяина, а Рено хотел в тот момент лично убедиться, что Тэхён не выплакал все слёзы от обиды и что он в порядке в его очередное глупое отсутствие. С подобными мыслями Чон-Рено сжимал хрустальный стакан с горьким напитком, почти разбивая его в своих искалеченных окровавленных пальцах. Боль игнорировал. Всё вокруг игнорировал и отодвигал на второй план. Не в состоянии был на чём-то сосредоточиться. Чувствовал себя виновным и чувствует по сию секунду. Возможно, ему не надо было разрешать омеге уходить, но Чонгук тогда посчитал нужным отпустить, раз младший так сильно этого хотел. Рено сам ему сказал: «Я не держу, просто ты не пытаешься уйти». Тэхён попытался и действительно ушёл. И лишь сейчас мужчина понимает, что эта фраза больше никакой ценности не имеет. Он хочет видеть парня рядом с собой, быть уверенным в его целостности, поскольку с ним под боком никто не посягнёт взглянуть на Кима неподобающе, а уж тем более прикоснуться грязными руками. Ни одной живой душе такую вольность не даст. Тёплое раннее солнце около двух часов назад разукрасило Ботсвану оранжево-жёлтой краской. Неровная пыльная дорога, виднеющаяся через лобовое стекло, пустая и одинокая, как ярость в груди Чонгука. Крепкие изведенные пальцы со всей мощи сжимают кожаный руль чёрного хаммера, чья скорость повышена чуть ли не до максимума. Ему плевать, сколько крупных камней на пути, волнует исключительно как можно скорый приезд на собственную алмазную территорию. Он словно старается себя убить, ни на минуту не отстраняет ногу от педали. Алкоголь полностью не покинул его, всё ещё в организме и не выполнил правильно своё поручение. Одурманенный взгляд страшнее и опаснее всех вместе взятых людских кошмаров. На лице не мелькает уравновешенность, Рено зубы стискивает до скрипа и жаждет выпустить пар, накопившийся в нём из-за одной причины — разрешил отойти от себя. Боль скребёт на душе. Он сходит с ума. У высоких ворот первой стороны ядовитой долины всё больше и больше машин. Смотрители и верные люди Чонгука медленно приступают к своей работе. Мужчина осторожно снижает скорость, паркуется около чужих автомобилей и заглушает мотор, выходя и блокируя хаммер. Альфа с напряжёнными скулами поворачивает голову к своей территории, наблюдая со стороны, как просыпаются все рабочие и двигаются к алмазным копям. Тэхён не должен быть здесь… среди них. Он не рабочий. Больше нет. Альфа переходит через ворота, с предупреждением наступает и держит путь к своему шатру, рассчитывая найти маленького львёнка именно там. Многие из людей Рено мгновенно замечают его, настороженно анализируя и переглядываясь между собой. Настолько агрессивным они редко его видят. Также Чонгук замечает Ким Сокджина, копающегося в своем рюкзаке и, видимо, собирающегося пойти в ботсванские джунгли. Мужчина смотрит на него и окружающих его людей, желая обнаружить рядом с ним Тэхёна. Но никого даже похожего не увидев, альфа сильнее стискивает зубы и двигается в нужное место. Когда Чонгук с шумом раздвигает ткани своего большого шатра, в нос тут же вбивается лёгкий цветочный аромат. Но лишь он. Мужчину ничего и никто не встречает здесь. Он сжимает мощные кулаки и ударяет одним по дубовому столу, после чего упирается ладонями на поверхность, дыша сквозь зубы. Держит взгляд на заправленной, как и прежде, постели, будто Ким даже сюда не входил. Даже лампа стоит на своём месте. Чонгук каждый угол Ботсваны обшарит, но глаза Тэхёна увидит. Малыш и на другой планете от него не спрячется. Рено покидает шатёр и сразу же обращает внимание на народ в алмазных копях. Он сомневается, что Тэ бы вернулся туда, но на всякий случай проверяет. Проходят минуты, а мужчина так и не видит вечно напуганное личико. Вместо Тэхёна Чонгук находит Хана, который внимательно смотрит на него и вопросительно выгибает бровь. Хан, видя какое-то странное состояние Чонгука, отходит от копей и идёт в его сторону, не обрывая зрительный контакт. Чонгук выглядит так, словно собирается всю эту землю подорвать от агрессии. И именно это настораживает Квон Хана, а Чон-Рено настораживает только отсутствие Тэхёна. — Что такое? — резко спрашивает Хан и хмурится, приближаясь к другу. Нервы начинают медленно сдавать; Чонгук ещё раз пробегается обезумевшими глазами по всей территории и шумно вбирает воздух в лёгкие. Темноволосый альфа недоуменно пялится, понятия не имея, что происходит с Чонгуком. Это немного начинает пугать. Впервые видит его таким, но напряженно выжидает. — Где Тэхён? — приводящий в ужас взгляд возвращается на Хана, а голос звучит очень хрипло, он весь пропитан недовольством. Полученный вопрос заставляет Хана задуматься. Совершенно не понимает, что сейчас происходит. А Чон-Рено просто необходимо узнать, куда делся Тэхён. — Что?.. — переспрашивает и щурится. — Ты видел Тэхёна, Хан? — тише, но грубее. — Разве он не должен быть с тобой? — отвечает, после поджимает губы. — А точнее, в твоём особняке? Должен. Рено сам упустил из своих рук. — Он вчера ночью снова приехал сюда, неужели ты не заметил его? — альфа с каждой секундой всё более раздражённый. — Я был на второй стороне, Чонгук, и вернулся сюда только полчаса назад, — с осторожностью проговаривает Хан, чуя что-то неладное. Чон-Рено, стиснув челюсти, делает ещё один шаг к Хану. Услышанный ответ ему определенно не понравился. Взор становится мрачнее, чем пару секунд назад. Хан даже не напрягается, не ведёт бровью, внимательно смотрит в ярко-серые выжигающие кожу глаза и ожидает дальнейших слов или действий от близкого друга, который в состоянии агрессии может войну начать. — С кем ты поменялся местами? — зло рычит Чон-Рено. Квон Хан глядит на него и через несколько коротких секунд выдаёт ответ: — С Линь Вэем. Лучше бы Чонгук этого не слышал. Он был абсолютно уверен, что, когда Тэхён приедет на первую сторону ядовитой долины, здесь будет Хан, обязательно защитивший бы его от опасности и его людей. Только ему, Намджуну и Сокджину может доверить львёнка, больше ни на кого рассчитывать не станет, а уж точно не на Вэя и Хосока. Ублюдки с первого дня держат зуб на молодого журналиста, не желая его в покое оставлять. Чон-Рено, больше ничего не сказав по этому поводу, качает головой и трогается с места. Он каждый метр проанализирует да и из-под земли достанет. Не угомонится. Ходит по шатрам, заглядывает в буквально каждый, и в этом ему помогает Хан, хотя Чонгук не просил об одолжении. Просто безмолвно к нему подключился, не получив в ответ возражений. Разыскивает в сооружениях, где по ночам отдыхают люди после добычи алмазов, однако и там его встречает тишина. Пока владелец территории вокруг ищет Тэхёна, Квон идёт к алмазным копям и начинает расспрашивать рабочих вместе со смотрителями о Киме. Так Рено со стороны слышит, что охранники у ворот видели омегу, вчера вернувшегося сюда. Чонгук был уже в курсе этого — ему сразу доложили, как только привезли Тэ. Он убеждён, что парень в долине, но где именно — один Бог знает. Проходит два десятка минут, а результата поисков нет. Хан не останавливается, а Чонгук отходит от копей и шатров, направившись дальше. Люди остаются позади. Рено движет непонятно что. Он хочет пойти сначала в дикие джунгли, подумав, что Тэ снова у Ла Алегрии, но в последний момент останавливается и решает посетить то место, к которому очень редко ходит, потому что смысла не видит, — небольшое озеро, окруженное растительностью и редко попадающимися животными. Туда Чон-Рено идёт совсем один, не предупредив Квона, и дорога к водоёму выходит не слишком долгой, потому что альфа довольно быстро шагает, но пристально оглядывается по сторонам. Доходя до нужной точки, безжалостный и помутневший взор цепляется за большое густое дерево, у которого видит и маленький сжавшийся комок. Нашёл. Но почему сердце больнее начинает биться, образуя противный шум в ушах? Чонгук больше не может стоять на месте, он стремительно движется к Тэхёну, желая быстрее заглянуть в эти нежные медовые глаза и вернуть парня обратно к себе. Чем ближе становится, тем больше замедляет свой шаг, в неясности ломая брови и утопая в тревоге. Тэхён не поднимает взгляд и потерянно, словно не в этом мире находится, смотрит на небольшое озеро, сидя на земле промокший до ниток. Пепельные пряди висят, как маленькие сосульки, а серая одежда, принадлежащая Рено, полностью мокрая и облегает не слишком худое тельце. Чонгук щурится и бесшумно продолжает идти, не подозревая, почему Ким выглядит подобным образом. Он залез в воду в футболке и шортах, и эти действия для альфы пока что обыкновенная тайна. Окидывает его взором и пытается спокойно дышать, не поднимая панику. Тэхёна, увидевшего чужое присутствие, ощутимо начинает потряхивать. Он быстро поворачивает к Чонгуку голову и дёргается, прилипнув спиной к дереву и прижав колени к груди. Глаза заполняются слезами, а ведь Чон-Рено только приближается и сжимает челюсти до боли в деснах. Тэ смотрит на него снизу вверх очень напугано, пуская по бледным щекам огромные слёзы и трясясь. Мужчина останавливается в метре от него, присаживаясь на корточки и тяжело сглатывая. Он в миг обращает внимание на персиковые губы, которые сегодня выглядят по-иному: засохшие, потрескавшиеся и с большой свежей раной на нижней. Увидев это, Чонгук ощущает, как его съедает острое ожесточение. Таращится тихо и разгневанно, не слыша ни звуков, ни внутреннего голоса. Серые влажные волосы прилипают ко лбу, и Тэ не спешит их убирать, смотрит через чёлку на Рено и вызывает у него больше вопросов. — Львёнок, — хрипит негромко и аккуратно, в бешенстве разглядывая заплаканное и до безумия красивое лицо. — Почему ты весь промокший? Тэхён молчит, ничего не отвечает и пальцами стирает слёзы, хлопая длинными ресницами, на которых искрятся маленькие солёные капли. Он глаз не отводит, просто отказывается говорить с Чонгуком. Альфа давно так ни за кого не переживал. Рено чуть приближается и тянет руку вперёд, собираясь коснуться пальцами нежной щеки, но Тэхён отклоняется и ползёт в сторону, замычав и по-новому начав плакать. Рено сжимает ладонь в кулак и отстраняет от парня, разглядывая и опуская взор с побитых губ на открытую шею, которая окончательно загоняет его в тупик. На бархатной коже отчётливо виднеются красные следы, вынуждающие Чонгука возненавидеть всё и всех на этой планете, кроме одного бесценного алмаза. И за секунду до Чон-Рено доходит мучительная догадка. Страшные, ужасные, вырвавшиеся прямо из ада желания заполняют разум. — Что произошло? — вновь вылетает изо рта вопрос, но Тэхён обыкновенно заглядывает в серые глаза и сжимается. — Поговори со мной… Тэхён, мотнув головой, шмыгает носом и мелко дрожит, а от холода или страха — непонятно. На часах только седьмой час утра, а Рено горит желанием мир в пепел превратить. — Намекни хотя бы мне на что-нибудь, — сквозь зубы говорит мужчина, пытаясь во время разговора с Тэхёном избавиться от грубости, но это плохо получается. — Тебя… кто-то тронул? — произносить это вслух гораздо сложнее. От этого вопроса Ким меняется в лице и сильнее плачет, а у Чон-Рено земля из-под ног уходит. Ненавидит себя яростнее. Смотрит в медовые глаза и читает в них одну душевную боль. Альфа ни о чём не знает, но обязательно без его слов всё поймёт. Его душит неизвестность и жажда пролить кровь. Он хочет дотронуться до маленькой ладони и притянуть к своему телу, согреть, укутать собой и уберечь от всего зла. — Скажи мне, назови только имя, — откровенно просит его, но тот не поддаётся и прикусывает нижнюю губу. — Я их всех перебью, виновных и невиновных, если не буду знать, кто именно довёл тебя до такого состояния. Тэхён распахивает губы и еле слышно произносит: — Боюсь… Рено, услышав охрипший и тихий голос, нисколько не успокаивается. Всё случается наоборот. Он в диком бешенстве. — Я увезу тебя отсюда, иди ко мне, — говорит альфа, вкладывая в слова чистую правду и каплю нежности. — Дай прикоснуться, дай прижать к себе, — он снова пытается приблизиться. — Нет… — шепчет и отодвигается. Чонгук рвано выдыхает и каждого в ядовитой долине хочет на куски своими же руками разорвать. В их собственной крови утопит. — Я не наврежу тебе. — Уходи, — просит дрожащим голосом. — Пожалуйста… Чонгуку невыносимо видеть Тэхёна настолько разбитым и напуганным. — Ни за что, — негромко отвечает и мотает головой. — Я не оставлю тебя здесь одного. …больше никогда в жизни. — Но я всю ночь был один, — сквозь тихие всхлипы произносит Тэхён, руками себя обнимая от холода. — Без тебя… Рено давно не было так плохо, как сейчас. Еле дышит, обвиняя в случившемся себя, свою глупость и гордость. Он бы вырвал из груди своё же сердце за то, что выпустил Кима из дома прошлым вечером. Смотрит на него и взором просит сотни прощений. Чонгук виноват перед ним, даже если Тэхён абсолютно не придерживается этого мнения. Ким единственный, кто не заслуживает к себе подобного обращения. Чон-Рено воздаст за него. Обязательно. Без вариантов. Омега весь трясётся и мокрыми глазами глядит на мужчину, не желая получать от него тепло, в котором он жутко нуждается. Будь воля альфы, он бы его увёз в совершенно другое государство. — Теперь я рядом, и никого из тех, кому не доверяю, к тебе не подпущу, — враждебно настроено против всей Африки предупреждает Чонгук. — Ты защищаешь, но они всё равно… — договорить не может, точно в припадке находится. Его рыданиям конца не видно. — Малыш… — впервые зовёт Тэхёна так, впервые с трудом глядит на него. — Из-за алмаза… — слабо повышает тон и царапает ногтями кожу на ноге, а Чонгук беспокойно наблюдает за его действиями и не может уловить суть слов. — Из-за алмаза делаете ужасные вещи… Ты, — сглатывает Ким, обжигая щёки новыми слезами. — Он… — с трудом. — Вы все. Чонгук замирает, хмуря брови и обводя его быстрым взглядом. В немом шоке находится. Рено думает, что сейчас взорвётся. Он войну начнёт, тысячи душ уничтожит, головы на копья вонзит. — Имя, — опускает подбородок и исподлобья смотрит. — Мне нужно только имя, чтобы он во время пыток прощения просил. Спокойно жить не сможет, пока ублюдское существование не оборвёт. Дикий зверь внутри щерится, утробно рычит, не умолкает и вот-вот выберется наружу, чтобы посеять хаос. — Но я н-не… — чего-то пугается, оглядываясь по сторонам. — Не бойся. Тут только я, — как можно спокойнее твердит, а руки так и чешутся дотронуться до чужих щёк. — Я… — он сглатывает и принимает чужой мутный взор на себя. — Прошу, подойди ко мне. Мы уйдём отсюда вместе, хорошо? Это единственное, что сейчас им двоим требуется. — Я не хочу… — не идёт навстречу. — Мне очень страшно… — одними разбитыми бледными губами терзает. — Кто таким смелым-то стал? Кто к тебе подошёл? — устрашающе рычит, голодая. — Я ему сердце своей же рукой вырву и тело выпотрошу, изуродую, прямо в ад отправлю, — не угомонится и топит себя в опасных эмоциях. — Никто жалости не дождётся, и ты свидетель очередных моих слов. Тэхён только сильнее дрожит, плачет и задыхается, прикрывая ладонью рот и жмуря глаза. Не может больше слова связать, окончательно от страха пропадает в пространстве. Рено несколько секунд не решается, но всё же без чужого разрешения подходит и заключает в объятия. Тэ немедленно толкается, громче рыдая и ударяя его кулаками. Чонгук не поддаётся, заводит ладонь на мокрый затылок и прижимает к себе, утыкаясь носом в макушку и собирая в лёгкие цветочные нотки. В его глазах застывает чудовищная ярость и боль. Он ласково гладит его по спине, а Ким ни в какую этого не хочет и кричит куда-то в крепкую грудь. Пинается ногами, сжимает во влажных пальцах футболку мужчины и тянет в сторону, в попытках отстранить от себя Чонгука. Его чересчур крепко держат, словно кости переломать желают. Мужчина жаждет омегу успокоить, но ничего не выходит. Он вдавливает подушечки пальцев в медовую кожу и оставляет на виске поцелуй, который несёт сожаление. Целует, целует и целует, зарываясь пальцами в волосы и сжимая их в кулаке. Только хуже сделал. Ему боль не причинит. Не позволит себе этого. — Ты можешь молчать, скрывать, но я всему миру покажу, что за муки их ждут, если коснутся тебя, львёнок, — шепчет ему на ухо. — День страшного суда наступит сегодня же. Тэ его не слушает: громко плачет и раскалывается на миллионы осколков. Чон-Рено отходит первым, не выдержав надорванный и болезненный плач. Он ловит потерянный взгляд и осторожно поднимается, в последний раз проводя глазами по любимой фигуре и покидая Тэхёна, чьи всхлипы позади острым ножом по сердцу проводят. На этой прогнившей земле не бросит. Чонгук уходит от озера, двигаясь в сторону алмазных копей. Он изводится своими же отвратными мыслями, злясь и напрягаясь. Кто же знал, что будет настолько тяжело смотреть на мальчишку в таком разбитом виде. Ничего ужаснее на пути не встречалось. Никогда прежде не жаждал угомонить внутреннего монстра чьей-нибудь смертью. Никому ни одно непонравившееся действие и слово не прощает. Никому прикосновение к львёнку не простит. Понадобится — каждого в ядовитой долине устранит. Пусть снег в Африке пойдёт, пусть небо упадёт — не остановится. Альфа шумно дышит, в неистовом и слишком опасном гневе находится. Ходит, будто бы землю продавить хочет. Он оказывается у алмазных копей, где прежний шум и разговоры людей стоят. Хан продолжает мучить людей своими допросами и берёт в свои ряды Сокджина, который выглядит очень взволнованным. Квон чуть ли не за горло хватает смотрителей, выбивая из них слова, но те отталкивают его с неслышными фразами и пожимают плечами. Ким возле копей с рабочими говорит, однако и те никакую информацию ему не выдают. Чонгуку сейчас нужен только Джин. Никто другой. Поэтому нервно шагает именно к нему, что вскоре замечает и сам омега. Орнитолог быстро отходит от них и идёт навстречу, также привлекая внимание Хана. — Чонгук? — парень подходит к нему, чувствуя одну тревожность. — Объясни мне всё. — Забери Тэхёна, — рычит альфа и образует вокруг себя странную ауру. — Он у озера. — Что?.. — Сокджин расширяет веки и кидает короткий взгляд в ту сторону, откуда пришёл Рено. — Что с ним?.. — Увези его ко мне домой. Только ко мне, Сокджин, никуда не смей заворачивать, — указывает ему предупреждающим тоном, а другой кивает. — Пусть примет горячую ванну, поест и ляжет спать. Проследи за этим. — Я понял, Чонгук, но… — Иди, — резко перебивает. — Пожалуйста, просто забери поскорее его оттуда. Ким глядит на него, поджимая губы, и обходит, быстро направляясь туда, куда ему и указали. Чонгук остаётся на месте. Ничего не в состоянии заглушить вопль зверя. У него в расширенных зрачках только демоны скалятся, ожидая своего часа. Когда к нему подходит Хан, младший настораживается, в молчании рассматривая его и гулко сглатывая. Ничего адекватного на лице не видит. Рено и не собирается излучать сегодня что-то, помимо гнева. Чонгук, купаясь в ярких утренних лучах африканского солнца, выделяет скулы и режет ими тёплый воздух — Ты нашёл его? — всё же спрашивает Хан. Рено игнорирует, медленно проходит мимо друга и приковывает к себе взгляды смотрителей долины и её рабочих. Все боятся, сковываются страхом из-за отсутствия объяснения грозного образа своего сурового лидера. На них смотрят как на будущих мертвецов. Чонгук дожидается момента, когда Сокджин появится поблизости вместе с притихшим Тэхёном. Он провожает их прожигающим взглядом прямо до ворот, убеждается, что покидают алмазную территорию, после чего мужчина вновь поворачивает голову ко всем остальным. Они забывают о своей работе при таком стальном и воинственном взгляде. Долину сжирает душераздирающая тишина. Никто не знает, в чём провинился. Чонгук подходит к пню, в котором вбит топор, и ставит на него ногу, хватаясь за рукоять холодного оружия и с легкостью вытаскивая его из куска дерева. Глазами, рассказывающими о ботсванских кошмарах, он мечется по каждому сосредоточенному на нём человеку и мучает безызвестностью. Ищет в стаде кого-то особенного, кто обязательно под горячую руку попадёт. Крутит в мыслях все возможные методы расплаты для виновника. Он не в себе. Все это понимают и видят. Его слепит вожделение, кровавый вкус мести. Чонгук ходит как проголодавшийся лев то в одну точку, то в другую. Очередной грех пытается приобрести. Сейчас не в настроении, и ни один живой здесь молчать не станет. Нервы расшатаны, взгляд убийственен и сухие губы кривятся, нагоняя ужас. Топор не опустит, конечности не остановится рубить, пока не услышит имя. — Вы в ряд встанете, очередь займёте, а я каждого из вас руки или головы лишу, — повысив тон, начинает Чон-Рено и холодно озирает всех. — Кричите, надрывайте горло, зовите своего Бога или Сатану, и к вам на помощь не придут. Но чтобы голос был услышан и я оборвал начатые страдания, докажите свою верность, — проливает слова, пропитанные ядом, и опускает взор на топор, проводит по лезвию большим пальцем и специально режет кожу, тем самым проверяет, насколько он острый. — Для этого требуется короткий ответ на один вопрос, — глаза снова поднимаются. — Кто вчера вечером, этой ночью или ранним утром направлялся в сторону озера? Они начинают переглядываться и перешептываться. Хан сзади за ним наблюдает и не вмешивается, давая альфе разобраться в этом самому. Чонгук нисколько не шутит, и предупреждения несут чрезвычайную опасность. Молчание приравнивает смерти. И плевать, сколько жизней за этот день отнимет. Пусть вся Африка узнаёт, что Чон-Рено с ума сошёл. *** Это сложный день. В Ботсване таких бывает тысячи. К жестокости здесь не привыкать. Руки в цепях. Он весь закован с этих минут. Ни вздохнуть, ни выдохнуть. Сам себя к этому привёл ради освобождения своей кровинки, души и смысла жизни. Он ради младшего брата и пулю примет, лишний раз не задумываясь. Так был воспитан с самого рождения Тэхёна. Джухёк дышит одним им. Омега заполнил его сердце. Картина в мутном окне не меняется уже около тридцати минут. Мужчина наблюдает только за Саванной, в которой дикие животные давно пробудились и начинают искать себе питьё и еду. В тёмных глазах как яркая звезда сверкает беспокойство. Это было ожидаемо. Он не в рай направляется, а, как место это привыкли называть местные, алмазный ад. Хёк волнуется, теребит свои пальцы и редко отрывает взор от вида снаружи. Альфа еле слышно вздыхает и поворачивает голову в сторону, взглянув на молчаливого Джелани. Младший слов не роняет, смотрит вперёд и поджимает губы, плавая в собственных мыслях. Рядом с Мбиа сидит ещё один незнакомый татуированный альфа европейской внешности, он жуёт довольно спокойно жвачку и откидывается на мягкое заднее сиденье автомобиля. Ким быстро анализирует его, и спустя несколько секунд встречается взглядом уже с Джелани. Старший не хотел его забирать. В последний момент Джухёк пытался его отговорить, говоря, что со всем справится и в одиночку. Его слушать не стали, да и не собирались. Мбиа был серьёзно настроен и отходить назад отказывался. Верен своему близкому другу — с ним и на войну пойдёт, если понадобится. Ким действительно рад, что в сложный период в жизни рядом с ним такой человек. Джелани ровесник Тэхёна, но по поведению так совершенно не скажешь. Он силён и физически, и духом — настоящий чистокровный африканец. Джухёк опускает глаза на свои руки, на которых сверкают железные наручники. Стискивая зубы, мужчина сжимает кулаки и злится на паршивую ситуацию. Ни в чём не виноват. Не грешил. Он всё переживёт, вытерпит ядовитую долину, издёвки её надзирателей и услышанные от них правила. Останется живым. Выберется с территории ненавистного до судорог Чон-Рено. К нему нелегко попасть. Джелани и Хёку пришлось подделать несколько документов, придумать собственное криминальное прошлое и личностей, которым они, якобы, насолили. Подключили связи, и результаты видят прямо сейчас. Это страшно, а избежать уже невозможно. Слишком далеко зашли. — Ты в порядке? — шёпотом, чтобы никто посторонний не услышал, спрашивает Джухёк у рядом сидящего друга. Джелани поворачивает к нему голову, а на его губах зажигается ухмылка. — Я не слабак, — также тихо его извещает. Джухёк издает смешок и кивает головой, смотря прямо в тёмные глаза и проговаривая: — Я знаю. Далеко не слабак. — Мы почти приехали, — отвлекает их мерзкий голос темнокожего водителя, смотревшего в зеркало заднего вида и скалившего свои большие губы. — Время пропитаться ядовитой долиной, которую только мертвым покидать можно. Хёк отказывается в это верить. Он не собирается оставаться здесь до конца жизни. Вместе с Джелани и Тэхёном они оставят этот ботсванский ад. Джухёк с Джелани переглядываются и синхронно переводят взгляд на лобовое стекло. Видят большое скопление автомобилей у высоких чёрных решетчатых ворот. Они вдвоём сжимаются, не удовлетворяясь приездом сюда. На улице настоящий шум. Около некоторых машин стоят южноафриканцы, курящие, разговаривающие между собой и смеющиеся. Стая гиен. Джухёк на них с отвратностью смотрит и напрягает скулы. Больно от мысли, что младшему брату приходится быть в таком обществе. У мужчин в руках либо большие кинжалы и ножи, либо пистолеты и автоматы. Среди них опасно находиться, а притворяться рабочими долины — тем более. Джухёк царапает ногтями кожу на ладони и не может дождаться, когда, наконец-то, встретится с Тэхёном. Джелани сидит спокойно, будто ни о чём не переживает, и Ким рад видеть его таким крепким в непростой момент. Их джип останавливается, водитель вытаскивает ключи и покидает авто. Вскоре кто-то открывает двери с пассажирской стороны, и трое альф, сидящих там, выглядывают с непониманием. — На выход, — приказывает неизвестный африканец с автоматом, смотря на них через тёмные стёкла солнцезащитных очков. Джухёк, Джелани и европеец выходят из машины. Ботсванцы сразу начинают делать вид, что незнакомы друг с другом, дабы не вызывать подозрений. Они втроём от любопытства смотрят на ворота и через них замечают множество рабочих у знаменитых на всё государство алмазных копей. Теперь и им придётся работать здесь неизвестное время. Ким переводит глаза на блондинистого корейца, держащего между губ тлеющую сигарету. Он смотрит в некие листы и пробегает глазами по тексту, попутно поглядывая на новоприбывших. Хёк очень надеется, что мужчина ничего странного не заподозрит, иначе его с Мбиа просто убьют, и на этом всё закончится. Человек Рено, затягиваясь дрянью, откладывает документы с их данными и историей, пробегается по ним взором и щурится. — Мбиа Джелани, — блондин смотрит на темнокожего восемнадцатилетнего парня, который через силу ему кивает. — Йоханн Гильдиха, — незаинтересованный в происходящем европеец вяло поднимает руку и вновь её опускает, точно никто бы не понял, кто здесь какой национальности. — И, — альфа делает паузу и заостряет внимание на корейце, — Ким Джухёк. Джухёк не двигается и голоса не подаёт, внимательно смотрит в глаза этого человека и чуть вскидывает подбородок. — Второй Ким за этот месяц, — усмехается африканец в стороне, который облокачивается на крыло автомобиля и складывает руки на груди. Джухёк меняется в лице и пялится на него, не зная, правильно ли он понял сказанные слова. Первым был Тэхён? — Да журналиста рабочим не назовёшь, — подключается другой альфа и усмехается. Сомнения тут же отпали. Не может быть такого совпадения. И теперь он ещё сильнее путается. Какие выводы делать — понятия не имеет. — От него ситуация ухудшилась в долине, что аж бесит, — добавляет вновь тот, кто стоит у машины. — Только за Рено прятаться умеет, — фыркает, закатывая глаза. Джелани взволнованно переводит глаза на Джухёка и видит, как он начинает злиться. — Нашёл себе крепкую стену малыш. — Самому Рено осмелитесь в лицо это сказать? — серьёзным тоном прерывает их смех блондинистый кореец, беря двумя пальцами сигарету и окидывая их холодным взглядом. Ему никто не отвечает, молчат, словно языки проглотили. — Так и думал, — сухо хмыкает и делает последнюю затяжку, после чего отправляет окурок на землю и придавливает подошвой ботинка. — Ведите их на алмазные копи, позже разберемся кого из них на вторую сторону перевезём. Троих хватают южноафриканцы и насильно ведут к воротам, пока Хёк, погружённый в себя, раздумывает о словах, которые были произнесены. Ему хочется знать, что они подразумевали, но спросить слишком рискованно. Он не станет. Мбиа сглатывает и внимательно смотрит на старшего, вскоре встречаясь с его возмущёнными глазами. Джелани сам не в восторге от услышанного разговора. Двери раскрывают, и их заводят туда, больно сжимая им руки. Более детально открытая картина перед ними вгоняет в немой шок. Здесь стоит чужой вопль, плач и тихие молитвы. Все выглядят очень напугано и тревожно, со слезами на глазах смотрят на них, прижимая ладони к груди. Джухёк распахивает слабо губы и сталкивается взглядом с одним из людей Рено. Одет он в камуфляжную одежду, кепка около ног валяется, и сам альфа еле стоит на земле, сжимая челюсти. С носа стекает кровь, и он тут же её стирает тыльной стороной ладони, быстро сводя с Кима взгляд и хватаясь за свой автомат, висящий на спине. Хёк в ужасе его анализирует, но вскоре сам отворачивает голову, не догадываясь, что творится в аду. По дороге встречаются не менее странные люди: некоторые держат в руках корзины для добычи драгоценных камней, а некоторые, испачканные своей или чужой кровью, просто таращатся в одну точку, словно ожидают помощи. — Что здесь происходит? — осмеливается спросить Джелани у того, кто ведёт их. Джухёк, услышав голос друга, сразу переключается на него. — Чон-Рено вывели из себя, — стальным тоном в ответ говорят ему. — Каким действием? Африканец поворачивает к нему голову и шипит: — Кто-то снова довёл до слёз его мальчишку. Ответ ничего значимого им не даёт. Они продолжают идти к алмазным копям, и в момент Джухёк мрачнеет, ненавидит этот воздух ещё сильнее, потому что видит Чон-Рено, идущего в их сторону. Презирает его существование, жаждет его смерти, своими же руками был бы согласен убить. Прежде на пути не встречался ботсванский кошмар, но каждый гражданин узнает в лицо похитителя душ и нарушителя людского покоя. Сероглазый азиат с татуировкой морды льва на шее. Мужчина, как и сказали прежде, выглядит не в духе. Зол и опасен, об этом даже шаги его говорят. Откидывает окровавленный топор в сторону, вероятно, закончив со своим грехом. Ходит диким зверем, раскинувшим вокруг себя трупы невинных людей. Подбородок опущен, серые глаза иллюзию грозы воссоздают, а руки окрашены бордовой жидкостью. Он испачкан кровью. Ничего человеческого увидеть невозможно. Он убивал, резал, рубил конечности, а след от жалости на лице никакой не имеет. Рено с одной точки переводит свой сердитый взгляд на идущих ему навстречу своих людей, которые ведут за собой новых рабочих на алмазных копях. Когда они становятся чуть ближе, Джухёк сталкивается с ним глазами и очерчивает скулы, с отвращением глядя на него. Чон-Рено без какого-либо интереса сводит взор и проходит мимо, вместе с другим неизвестным корейцем двигаясь к высоким воротам, закрывающим доступ к внешнему миру. Придётся приглушить в себе желание лишить жизни львиного Бога, только чтобы спасти своего брата. Этот день посвятит не мыслям о Рено, а поискам Тэхёна, которого ещё не получилось мельком заметить. *** В полдень, когда иссякли все слёзы, он нарочно царапает себя изнутри. Смывает всё — остатки ночи. Только мысли очистить не удаётся. Не хочет чувствовать себя бесполезным и ненужным в этом мире. Хочет, как и раньше, быть чем-то большим и ярким. Хочет дышать воздухом и верить, что это подарок. Хочет продолжать видеть Чонгука своим личным святилищем, потому что так Тэхён особенный, ведь во всех глазах Рено грешен. Хочет и дальше бороться за невозможное. Но сейчас… Сейчас он пока угас. В этот раз без холодной воды. Ким греется в тёплой и старается не погрузиться в сон, когда этого ужасно просит организм. Засыпает на пару коротких минут и с испугом просыпается. Каждый раз взгляд потерянный: у парня не получается понять, где он находится. Надеется на собственный дом, но окружён Тэхён только богатым интерьером особняка Чон-Рено. Неясным взглядом водит по кафельной стене и медленно переводит на свои ноги, погружённые в воду. Он вяло скользит ладонью с колена к своей груди и сжимает пальцы, с тяжестью выдыхая и вновь прикрывая веки. Кожа тёплая и мягкая, на ней до сих пор ощущаются отпечатки одного человека — Чонгука. Оставленные им укусы всё ещё пульсируют и слабо ноют, о них Тэхён не забывает. Этому он немного, но искренне рад. Касается их, разрешая слезам наполнить глаза, и далеко не из-за физической боли. Тело пахнет Чонгуком — его поцелуями. Лишь его руки были на нём и с желанием сжимали в ладонях, разбрасывая алые следы, а губы плотоядно исследовали горячие сантиметры. От мысли, что только один мужчина касался, чуть спокойнее. Лицо болит, шея не меньше, губа разбита от тяжести чужой руки. Тэхён ненавидит то, что позволил так мерзко с собой поступить, но с другой стороны, он был и является по сию секунду слишком слабым перед ним. Не умеет драться, не получается правильно за себя заступиться, как с этим хорошо справляется Чон-Рено, которого просто не оказалось рядом в пугающий до дрожи момент. Ким с тихим стоном приподнимается, придерживаясь обеими руками за большую ванную. Вставая, он вылезает и хватается за мягкое белое полотенце, обматываясь им и спуская воду. Тэхён попутно сушит другим полотенцем свои пепельные волосы и становится напротив зеркала. Смотрит на себя и давит в себе желание заплакать. Не уделяет слишком много времени на очередной анализ своего тела, он босиком быстро подходит к раковине, включает кран и в третий раз за это время начинает чистить зубы и мыть рот. Надрывается, сильно надавливает щеткой, будто бы до крови десна и язык стереть собирается. Не выдерживает, безмолвно плачет и чистит зубы, сплевывая и параллельно тыльной стороной ладони убирая влажность с щёк. Не поднимает взор на зеркало, тихо хнычет от раздирающей душевной боли и мелко дрожит, цепляясь руками за раковину и жмуря глаза. Не прекращает пускать слёзы, откидывает в сторону зубную щётку и умывает лицо, стоя на ватных ногах. Сердце, что прежде стучало, как у льва, с ужасающей болью сжимается. Тэхён слишком мал, чтобы справиться. Он оттолкнул того, кто в своих руках хотел залечить чужие раны. И спустя несколько часов омега понимает, насколько сильно ему сейчас это нужно. Чон-Рено никогда прежде не обнимал его так искренне и чувственно. Тэхён через силу раскрывает веки и с таким же настроем вытирается полотенцем. Он голышом подходит к сложённой одежде, и она вновь принадлежит Чонгуку. Раздумывая ещё несколько секунд, омега всё же натягивает белую футболку и чёрные шорты, которые ему довольно большие, но он туго завязывает шнурки на бёдрах. Теперь ярче пахнет Чонгуком. Постоянно в его вещах, а омега не против, даже если не хотел бы в глаза видеть мужчину. Не хочет. Возможно, насильно вбивает себе это в голову. Стирая слёзы и зажимая в пальцах конец футболки, Тэхён выходит и попадает в светлую просторную спальню. Он зависает в моменте, просто вдыхает аромат граната и смотрит на расправленную заранее постель, где уже лежит Диего и мирно его ожидает. Сегодня бенгальский тигр очень игривый, но как только Тэхён приехал в особняк, у него не было никакого желания играться с ним, за что кошмарно стыдно. Сейчас хищник в своих острых зубах держит игрушку в виде банана: грызёт и облизывает её, пока рядом нет Тэхёна. Ким, смотря на него, медленным шагом приближается к кровати и садится на её конец. Его клонит в сон, а чего ждёт — не знает. Долго так одному с Диего не удаётся сидеть, вскоре в комнату входит говорящий по телефону Сокджин. Ким кидает на него короткий взгляд и залезает на кровать, пока старший, поджав губы, кладёт трубку и оставляет телефон на тумбе. — Кроха… — нежно его называет Ким и неторопливо приближается. — Я хочу знать, в порядке ли ты, — Тэхён поднимает на него стеклянные глаза и садится на кровати, прижимая к себе белое одеяло. — Скажи мне хотя бы это. Тигр даже толком не обращает внимание на Сокджина, поскольку рядом с ним находится Тэхён, и в какой-либо опасности его не видит. Старший на всякий случай кидает встревоженный взгляд на зверя и лишь потом присаживается на постель. — Не в порядке, — тихо признаётся Тэхён, зажимая в пальцах ткань. Сокджин слабо расширяет веки. — Тэ… — Я совсем не в порядке, Джин, — повторяется уже чуть дрожащим голосом. Сокджин мгновенно теряется и смотрит в медовые глаза, из которых скатываются по щекам блестящие при свете дня слёзы. Ему ничего не сказали, не объяснили, что произошло, — его окутывает изумлением. Сокджин больше не может терпеть: пододвигается ближе к Тэхёну, притягивая его к себе и обнимая со всей лаской, собранной в один комок. Младший ни в коем случае от себя не отталкивает Джина, как это было с Чонгуком. Он наоборот сжимает в своих руках и жмурит до бликов болезненно колющиеся глаза. Джин сочувственно вздыхает и укладывает ладонь на мокрый затылок парня, успокаивающе гладя и целуя его в горящую щёку, одновременно пальцами стирая с неё слёзы. Тэхёну так дышится легче. Знает, что этот омега ни в коем случае ему не навредит, и с лёгкостью может довериться. — Почему он взбешён?.. — неожиданно, но очень мягко спрашивает Джин, а Тэхён, распахнув веки, молчит. — Я о Чонгуке, — этими словами вызывает табун мурашек. — Я знаю, что его состояние как-то связано с тобой. Тэхён осторожно отстраняется, взглянув на Сокджина, который со слабой улыбкой на губах касается его щеки, поглаживая пальцами кожу. — Взбешён?.. Не понимает. Его настораживает это заявление, словно совершенно не ожидал слышать про агрессивного Чонгука, хотя сам наблюдал не так давно за его таким состоянием. Рено в лицо ему сказал, что грядёт страшный суд для тех, кто коснулся Тэхёна. Разве это может быть правдой?.. — До ужаса, — с подозрением отвечает Сокджин и задумывается на некоторое время. — Я видел его утром, а сейчас слышал от брата. Тэхён тяжело сглатывает, ни на секунду не отстраняя своего взгляда от напротив сидящего парня. Теперь становится намного страшнее. — Он может быть слишком опасен, если его разозлят?.. — хочет уточнения от человека, который больше него знаком с Чонгуком. — Обычно Рено наказывает виновных и никогда не поднимет руку на того, кто не сделал ничего плохого в его глазах, — спокойно говорит ему Джин. — А когда выведут из себя… — сухо усмехается, — он в каждом видит угрозу. Тэхён сжимается, стискивает зубы и стирает влажность с щёк. Чон-Рено не знает, кто обидел Тэхёна. Омега молчал и не намекнул даже, не понимая, правильно ли поступил. Он боялся и боится до сих пор. Сейчас бы парень точно не хотел бы, чтобы Чонгук вошёл в комнату и начал с ним разговаривать. Два часа назад в нём также не было этого желания. Мужчина его обнимал, целовал и гладил, пытаясь успокоить и привести в чувства, а Тэхён рыдал в голос и сильнее отталкивал от себя. Прикосновения не нужны были. Обида и боль душила, пока судьба за спиной откровенно и подло над ним насмехалась. Она омегу разбила, довольствуясь своим результатом. Ненавидит. Ненавидит всей душой. В данный момент просто мечтает испариться, исчезнуть на долгое время, чтобы не трогали и не давили ещё сильнее. Чтобы Рено его не видел. Исчерпали, поиздевались, избили изнутри. Ногтями бы себя исцарапать, кожу до крови разодрать, хуже её изуродовать и позвать криком на помощь Господа, чтобы увидел, до чего доводит своего ребёнка. Это не жизнь. Не может Тэхён это называть таким словом, когда в него со всех сторон невидимыми пулями стреляют. То аморальная любовь, то испытания, от которых вылечиться неумеренно сложно. Но за какие грехи так тяжко наказывают?.. — Он ничего не знает… — точно в бреду шепчет Тэхён, отводя взгляд и сжимая кулаки. Джин озирает его очень странно, сильнее беспокоясь за состояние совсем молодого омеги. — Тэхён… — Сокджин берёт чужую ладонь в собственную и ловит потерянный взор, облизывая губы. — Что произошло? — аккуратно спрашивает, заглядывая прямо в глаза. — Почему ты был у озера один?.. — Тэхён моргает и роняет одинокую слезу. — Ты можешь мне довериться, рассказать обо всём. Я тебя не осужу ни за что, клянусь, — тише произносит, а его молча слушают. — Я вижу, как тебе плохо, а мне необходимо тебе помочь. Говорить не так больно, как молчать… От этого не спрятаться, не уйти. Погряз и не видит выхода назад. Ненавидит своё существование. Ненавидит воздух, которым дышит. Ненавидит то, что с ним сделали… — Я оттолкнул Чонгука, когда он собирался меня успокоить, — через силу проговаривает Тэхён, глотая слёзы и чувствуя, как дрожат пальцы. — Не давал ему к себе прикоснуться, потому что стыдился и боялся… — вцепляется ногтями в колени, до крови зажимая зубами нижнюю разорванную губу. Рено, обнимая Тэхёна, желал помочь и утешить, но его не приняли. — Он не оставит тебя здесь надолго, — старается привести в чувства его Джин, вкладывая в голос больше нежности. — Он приедет, Тэ. Обязательно. Тэхён мотает быстро головой, судорожно выдыхает и не прекращая плакать, пугая Сокджина. — Нет, — отрезает. — Пусть не приезжает. Я впервые не хочу этого, — ему самому невыносимо от произносимых слов. — Не хочу, — тише, заламывая брови. — Не хочу… — уже шёпотом. — Разве он тебе не нужен сейчас?.. — поджимает губы и притягивает парня обратно к себе. Тэхён подползает ближе к Джину и кладёт голову на его грудь, а тот успокаивающе водит ладонью по его спине. — Нужен. Как же сильно Чон-Рено ему нужен. — Что бы я ни сказал Чонгуку, я сомневаюсь, что станет слушать, — извещает его Сокджин, убирая с чужого лица пряди волос. — Он сегодня голову потерял… — Он хочет найти его… — произносит вслух и сжимает в пальцах руку старшего. — Кого?.. — не понимает парень и опускает взор. Ким сглатывает и закрывает веки, почти неслышно и устало отвечая: — Того, кто меня тронул. Джин замирает, не двигается и просто смотрит в одну точку, сидя в молчании. И Диего с места не встаёт, отлипает от своей игрушки и хлопает жёлтыми большими глазами. Никто не разговаривает: Тэхён совсем затихает в его руках, а Сокджин не собирается больше тревожить, понимая, что младший не имеет желания затрагивать эту тему. Он его единственно гладит то по спине, то по голове, слушая ровное дыхание парня. Никогда ничего и никого нежнее Тэхёна не встречал. Поражается его детской наивностью, взглядом и тем, как сильно он полюбил… Проходит только пять минут, а у Джина в руках засыпают, сладко посапывая, точно маленький ребёнок. Старший аккуратно перекладывает его на подушку рядом с бенгальским тигром и накрывает тонким одеялом. Омега встаёт с постели и обращает внимание именно на Диего, который слегка поднимается и пронзительно разглядывает Тэхёна, опуская маленькие пушистые уши, словно понимает, что Киму сейчас морально нехорошо. Зверь утыкается носом в щеку Кима, после чего проводит языком по его коже, но, не получая отдачу, ложится с ним довольно близко, укладывая голову на его плечах. Сокджин, с лёгкой улыбкой на губах поглядывая на эту тёплую домашнюю картину, покидает комнату. Тэ должен выспаться. Медовые глаза, собравшие в себя вселенную, сегодня ужасно утомленные и покрасневшие. Джин останется снаружи, но не уедет из особняка, пока не вернётся Чон-Рено. *** Второй день протекает в аду не ужасно, как это бывало с предыдущими. В данный момент на слишком много вещей жаловаться не удаётся. Причины на это совершенно никакой, что радует. Бессмысленно ругаться, когда действительно пока что всё у Юнги в полном порядке. Смотрители долины не надоедают, и с Чимином нет никаких проблем. А второе приносит больше сил и каждый раз поднимает настроение. Мириться с ядовитой долиной не собирается. Мысль о побеге ни на одни сутки не покидает голову бывшего вора — она при нём всегда. Может часы потратить, дабы обдумать каждый шаг ради его с Паком хорошего будущего где-то далеко от Ботсваны. А пока поездку на Мадагаскар не получается осуществить, Юнги наслаждается временем рядом с ямайцем и на алмазной территории, собирая малое количество драгоценных камней для ненасытного, алчного Чон-Рено. Приходится переживать то, что чистым сердцем ненавидит и презирает. Мин, присев на сухую землю, устало вздыхает и пялится в свою специальную корзину, разглядывая мокрые камни, среди которых не может найти ни один блестящий алмаз. Плечи висят, руки на коленях, а брови даже не нахмурены. Он выдохся, но совсем не зол, потому что часто отвлекается на Чимина, пока этого никто из собак Рено не видит. И сейчас, облизнув пересохшие губы, парень поворачивает голову в сторону и наблюдает за омегой с тонкими косичками. От его вида аж улыбка на лице разжигается, как самая яркая звезда вселенной. Пак на него взаимно не смотрит, так как занят разговором с каким-то посторонним альфой лет сорока. Растаман что-то с энтузиазмом ему объясняет, а тот внимательно слушает, попутно перебирая камни в корзине. Юнги понятия не имеет, как эти двое познакомились, но подозревает, что инициатором был Чимин, учитывая его общительность и большую любовь ко всем людям. Просто хочется схватить Пака за руку, увести с чужих глаз и заняться тем, чем им уж слишком понравилось заниматься. Они во вкус вошли и собираются в ближайшее время повторить, только обязательно должны поменяться ролями. Их нисколько не смущает, что являются омегами: им интересны их желания и чувства. Возле озера не задумались о сплетнях в свою сторону. Ни о чём не волнуются и не считают свои отношения чем-то ненормальным или неправильным. Даже если весь мир против них пойдёт, Чимин и Юнги продолжат с удовольствием целоваться, обниматься и заниматься сексом. Им никто не посмеет помешать, а иначе Мин будет жутко недоволен. Они с Паком только перешли на новый уровень — его это привлекает. Раньше и подумать не мог, что настолько замечательно начинать с любимым человеком половую жизнь. С чувствами секс в миллионы раз приятнее. Крышу сносит, не возвращая её обратно. Ни с кем Мину не было так хорошо. Останавливаться не желал, молился всевышним силам, чтобы продлили их сладострастие. Но, как бы хорошо им ни было, конец есть у всего, кроме их отношений и будущей крепкой любви. Юнги не может остановиться смотреть на Чимина, что вскоре тот замечает и улыбается шире, ярче и красивее. Забывает о разговоре с новым знакомым, полностью переключаясь на своего близкого человека, и кокетливо машет ему рукой. Блондин издаёт смешок и качает головой. Ямаец коротко прощается с альфой и вместе со своей корзиной двигается к Мину, по пути поглядывая на смотрителей долины, которые не были против его своевольной ходьбы. В последнее время им больше внимания уделяют, поскольку сами вызывают его поцелуями и объятиями. Люди Рено часто на них орут и призывают работать, не разрешая отвлекаться. После криков они, как лучшие работники месяца, собирают алмазы в течение часа, а позже снова прибегают друг к другу и приступают к обожаемой нежности. — О чём ты так яро с ним разговаривал? — улыбчиво спрашивает Юнги. Чимин усмехается и кидает рядом с чужой корзиной свою. — Не слишком ли он стар, чтобы ты ревновал к нему? — выгибает скептически парень бровь. — Я не ревную, — издаёт смешок Мин, мимолетно взглянув на мужчину в стороне, и поднимает голову обратно на Пака. — Просто мне тоже стало интересно. Не погоду ведь обсуждали. У Чимина улыбка с губ слетает, как и у Юнги. У блондина включается какой-то скучный взгляд, потому что уже сам понял. Они обсуждали погоду. — Это довольно интересная тема, тебе стоит прекратить ненавидеть её, — ворчит растаман и садится на землю поблизости со своей второй половинкой. — В Африке одна погода, — хрипло проговаривает Юнги и хлопает веками. — Тут всегда жарко, Чимин. — Ты не учёл сезон дождей. — Мы, — он указывает на себя и потом на Пака, — его не застали. Ещё ни один день не прошёл без палящего солнца, от которого меня уже тошнит, — вздыхает, посматривая на свои руки. — Я никогда таким чёрным не был. — А мне нравится, — пожимает плечами Чимин. Он проходится взглядом по любимому телу, задевая любимые участки и прикусывая губу. Больше времени обращает на изысканную шею и выпирающие ключицы, желанно анализируя яркие бордовые засосы. Оставлять на его коже различные следы — неописуемое блаженство. Чимин пометил, чтобы всем показать, что нервный рабочий из ядовитой долины принадлежит ему одному. Смотрит и наглядеться не получается. Хочется снова прикоснуться и расцеловать каждый изгиб, чтобы после прикусить определённый участок кожи и провести по нему языком. Юнги неловко становится, он смущённо сжимается и сразу принимает на щеки алый оттенок, поджимая губы и оглядываясь по сторонам, чтобы никто не увидел сексуального напряжения вокруг него. Чимину просто не терпится, когда солнце уже за горизонт уйдёт. Время уже ближе к вечеру, и огонёк в груди ямайца увеличивается с большой скоростью. Сегодня его очередь быть сверху. От одной мысли мурашки по коже приятно с ног до головы шастают. — Будешь так смотреть на меня, я снова побледнею, — говорит Мин и хмыкает. — Покраснеешь, — уверенно исправляет его. Юнги хмурится и приближается к чужому лицу, вблизи щупая взором. — Ты не прекратишь? — спрашивает и слегка напрягает скулы. — Когда ты злишься, я хочу тебя целовать, — сразу выдаёт свои пристрастия и расплывается в притягивающей улыбке. — Долго-долго. Мин кусает щёки изнутри, сдерживая порыв растянуть широко губы. — И что же тебе мешает это сделать? — непринуждённо интересуется. — Смотрители долины, — кивает он на мужчин с автоматами, дёргая бровями. — Пусть идут к Дьяволу. — Лучше марихуаны — это нарушать с тобой правила. Блондин смеётся и наблюдает за тем, как Чимин тянется и коротко целует его в губы, в следующую очередь приступая к шее и раскидывая на ней влажные горячие следы. В этих ощущениях утонуть добровольно можно. Его тело расслабляется, тает, как шоколад на ярком солнце. Постепенно начинает возбуждаться, не в силах сдерживать в себе этот порыв. Он жаждет своего растамана, а ничего с этим поделать невозможно. Он из-под век подглядывает за Паком, улыбается и прикусывает нижнюю губу, сильно оттягивая. Чтобы убедиться, что надзирателям пока нет до них дела, омега поднимает взор и цепляется им за совершенно другого человека, которого уж точно не был готов увидеть сегодня. Мин быстро выпрямляется в спине и расширяет глаза, а Пак не отвлекается и не отлипает от его кожи: кусает, облизывает и пальцами пролезает под светлую футболку, издавая тихие стоны от фантастического удовольствия. — Сами, — внезапно произносит Юнги. Чимин, непонимающе похлопав ресницами, отстраняется и внимательно смотрит на Юнги. — Меня зовут Чимин. Блондин, взглянув на ямайца, вздыхает. — Я говорю, Сами появился, наконец-то, — парень хватается за его подбородок и поворачивает в сторону. — Младший Рено, — радостно лепечет Пак, заметив их общего и немного странного друга. Темнокожий парень каждый день бывает в хорошем настроении. Сегодня ничего не поменялось. Он находится к ним неблизко, но они отчётливо ощущают эту счастливую энергетику. Сами ничего в жизни не напрягает. Сейчас стоит около Хосока, что-то ему говорит, но вскоре Чон уходит по своим делам. Африканец глазами быстро пробегается по алмазным копям, и, когда замечает нужных людей, он дарит им солнечную улыбку и поднимает руки, показывая стеклянные бутылки кока-колы. Парень снова пришёл не в ядовитую долину, а на очередной модный показ, переодевшись в белые дорогие кроссовки, классические чёрные шорты с ремнем от гуччи и зелёную рубашку с короткими рукавами. Ещё ни разу не появлялся здесь в обычной одежде. Чимин и Юнги, улыбаясь и переглядываясь, наблюдают за тем, как торопливо к ним двигается Сами, по которому искренне и от чистого сердца успели соскучиться. Им не хватало его бессмысленных разговоров и жалоб на своего старшего брата и его хищных питомцев. — Ты куда исчез? — первым начинает Мин, разглядывая высокую фигуру перед собой. Рено протягивает им напитки и хватается за небольшую табуретку, валяющуюся поблизости, ладонью проводя по ней несколько раз и садясь. — Вы не поверите, но я был на грани своей же смерти, — страдальческим тоном говорит им Сами и упирается локтями в колени, смотря на изменившиеся выражения лиц. — Я вчера чуть не умер. — Что произошло, Сами? — грустно и обеспокоенно спрашивает Чимин, вскинув брови. — Папа узнал, что я вернулся в Африку, — поджимая губы, Рено наблюдает за чужой реакцией. Чимин и Юнги, картинно ахнув, синхронно качают головой. Сами уже рассказывал им о родителе, который жутко на него зол из-за неожиданной поездки во Францию, а кореец с ямайцем пытались его поддержать. — И как всё прошло?.. — подозрительно щурится Юнги, открывая свою бутылку газированного напитка. — Если бы не паренёк моего брата, то, возможно, папа и правда бы отрезал мне член и голову. С головой бы я ещё смирился, но без члена ужасно стыдно ходить, — дёргает уголком губ, вызвав смешок у Пака. — Так что я ему благодарен. — А что за парень? — попивая колу, обыкновенно уточняет Чимин. — Я с ним лично нормально не познакомился, но как понял из чужих уст: Тэхён был рабочим на первой стороне долины, а Чонгук просто не сдержался, — мягко усмехается Сами, хорошо прокручивая этот факт в своей голове. — Есть ли шанс, что Чон-Рено поменяется благодаря любви, и с этим адом будет всё покончено? — выгибает бровь Юнги, прикусив губу. — Хотел бы я в это верить, — как-то тихо выходит у альфы. — Но не остановлюсь верить, что вытащу… вас отсюда, — улыбнувшись, он окидывает их добреющим взглядом. В ответ получает не менее нежные и чувственные взоры своих друзей, которых нашёл в неправильном месте. *** А он в плен вторгся добровольно. В плен, который впивается в плоть острыми когтями и не отпускает долгое время. Из него не будут бежать. Не спрячутся от посланных Сатаной желаний. Бояться греха не умеют. Грех сам по пятам за избранником ходит, превращаясь во вторую тень. Эта земля прогнила, перекрасилась в красный цвет из-за многочисленных смертей и пролитой крови будущих жителей Ада или Рая. Трудно на правильном пути оставаться, когда перед глазами образ разбитого мальчика, которого оберегать считает своим долгом. Он сам слово дал: не позволит ни животному, ни человеку причинить ему вред. Всё упустил и заставил в себе засомневаться. Не углядел, и паршивцы воспользовались редким шансом, не заметив рядом с собой преград. Мужчина с внутренним голосом боролся, не получалось его понять и ненавидел это. И пока усердно гордость себе возвращал к мировому сокровищу дотронулись с неверными мотивами. До слёз и ужасного состояния довели, не посмотрели на возраст и детский наивный взгляд на жизнь, думая лишь о своём удовольствии. Никто его жалеть не стал, травму нанося на душу. Грязные руки осмелились протянуть к слишком чистому ангелу, грубо вырвали из него спокойствие и чувства защищенности, подаренное Чон-Рено. Только загвоздка в том, что Чонгук ошибки заглаживать умеет, а прощать поступки, которые ему не понравились, — нет. Львёнок в слезах себя купал — картина из памяти не исчезает. Так часто всплывает, будто бы специально напоминает Рено о его оплошности. И так в жестокости увяз, а сейчас цепи с себя снял, чтобы вольно, без угрызения совести он мог жизни лишать. Смотрит в глаза, видит в них любимое глубокое море и знает, что волны его ему обязательно помогут. Тот, кто грозные взгляды кидает по сторонам, посеяв в сердцах страх, смотрит на хозяина и превозносит его, как своего Бога. Стоит уверенно напротив него и зрительный контакт с Рено образует. Голубой цвет глаз Борея и серый Чонгука в кроваво-оранжевом свете заката кажутся более яркими. Зрачки у человека маленькие, его тяжелая ладонь водит по белоснежной чистой шкуре молодого хищника, который с каждым днём могущественнее выглядит, напоминая своего отца — Аида. Белый лев спокоен и сосредоточен на мужчине напротив. Чон-Рено молчалив — затих перед бурей. Давно никаких слов не произносил, а сейчас тишину вместе с крупным диким животным слушает и делится с ним сладострастными порывами. Вся Ботсвана замолкла в ожидании конечного решения Чонгука. От напряжения и птицы прекратили петь. А ведь глаза всё так же горят устрашающим блеском. А ведь Рено голод ещё не утолил. Бесконечное небо над головой уже окрашивается в тёмные оттенки. Чонгук вскидывает голову и суровым взглядом следит за большим солнцем, двигающимся за горизонт. Альфа поднимается с корточек и убирает ладонь со льва, который повторяет за хозяином и встаёт с красной земли, оглядываясь. Они абсолютно одинаковые. У них одна аура на двоих. И у обоих она враждебная. Чонгук воспитал из Борея наследника. Рено, опустив взгляд на хищника, хлопает ладонью его по брюху, и тот, сводя с него глаза, движется в нужном направлении. Чонгук ожидает несколько секунд и небыстро трогается с места, вместе со зверем идя к воротам второй стороны ядовитой долины. Охранники расходятся, с лёгким испугом анализируя белого льва и его преданного человека. Они раскрывают двери специально для них и шагают назад. Чонгук даже бровью не ведёт и не смотрит на них, а направляется точно голову врагу отрубать. Проходя на долину, мужчина видит ажиотаж — рабочие ещё не закончили с работой, но всё к этому двигается. Люди с непониманием и удивлением из копей наблюдают за уравновешенным Бореем, ловя его хищный взгляд и охая. Зверь разбавляет атмосферу негромким рыком, привлекая внимание Чон-Рено, который видит чужой испуг и гордо усмехается. Его мальчик на всех ужас нагоняет, а Чонгука приводит в настоящий восторг. Он Рено напугать никогда не сможет, как и другие его животные. Пусть постараются — ничего из этого не выйдет. Направляясь к шатрам, Чонгук обнаруживает Хана, с которым он и приехал на вторую сторону ядовитой долины и который сейчас снова идёт к нему. Не выглядит в хорошем настроении, и Чонгуку понятна причина такого расположения духа. — Я знаю, что ты задумал, — сквозь зубы грозно начинает Хан и недовольно пялится на друга. Его правда смущает внешний вид Чон-Рено. У альфы на одном бедре кобура с пистолетом, а на другом — кобура с большим наточенным ножом с гравировкой на ручке — «For our souls». К тому же Борея привёл. — Рад, что догадался, — сухо выкидывает Рено и обходит младшего, продолжая свой путь. Хана бесит такое обращение. Сегодня целый день напряжённые и агрессивные, друг от друга не отходят и вместе творят ужасы. Точнее, Чон-Рено грехи на душу берет, а Хан преданно стоит рядом и не отворачивается от него, что бы он ни сделал. Ему в любом случае суждено умереть при алмазном бизнесе. Бежать уже некуда, назад оглядываться невозможно. Хан, окончательно разозлившись, грубо хватает мужчину за локоть и вынуждает его остановиться на месте. Чонгук, не одобряющий этот жест, поворачивает к нему голову и хмурит брови, взглядом леденит кровь. — Ты кошмарно зол и должен хоть немного успокоиться. Не делай глупостей. Прошу тебя увидеть, наконец-то, границы, Чонгук, — с нотками грубости отчаянно добивается своего, однако понимает, что вряд ли его уроки жизни станут слушать. — Ты мне не говоришь, что произошло, но приди уже в себя. Не теряй разум. Уже потерял. Рено не в том положении, чтобы воспринимать сказанные слова серьёзно. Он разбивает их в своих же ладонях. И точно так же в состоянии переломать кости виновнику. — Убери руки, Хан, — ядом пропитанным тоном приказывает ему Чон-Рено сквозь крепко стиснутые зубы. — Понадобится — я и тебя разорву, не став лишний раз задумываться. Хан, поджав губы, кивает ему несколько раз. Не обижается и не расстраивается, потому что слишком хорошо знает Чонгука в гневе. В такие моменты мужчина может ляпнуть более ужасающие вещи. — Что он сделал? — Узнаешь, — шипит он и насильно отдергивает руку, отворачиваясь от Хана. Чон-Рено движется к определённому шатру, а Хан тоже на месте не остаётся и через силу следует за ним, заодно поглядывая на Борея, который ожидает своего хозяина. Чонгук подходит к белому льву и ведет ладонью по мягкой шерсти, после чего тот послушно ложится на землю и окидывает долину, смотрителей и рабочих взглядом. Хищник прекрасно понимает, что сейчас он над ними стоит. Силён, и сможет любое тело клыками и когтями разорвать, не прикладывая больших усилий. Чон-Рено подходит к шатру и раздвигает его ткани, вступая внутрь, а Хан сразу же за ним, напрягаясь и предчувствуя неладное. Внутри их встречают Ким Намджун, приехавший сюда не так давно, и Линь Вэй, сидящий за одним столом с южноафриканцем. Разговоры их мгновенно прекращаются, поскольку любопытно и одновременно поворачивают головы ко входу. Рено, засунув руки в карманы чёрных брюк-карго, шагает медленно и непринуждённо, окидывая их всех нечитаемым взглядом. Вэй с посторонним альфой быстро отвлекаются от вошедших мужчин и продолжают играть между собой в карты, пока Джун внимательно таращится на друзей и чуть очерчивает скулы. Ким замечает спокойствие Чонгука, и ему это абсолютно не нравится. Чон-Рено переводит ледяные глаза на спину Линя, который затягивается сигаретой и выпускает сизоватый клубок дыма в воздух. Секунды текут, а Рено уверенной, но неторопливой походкой приближается к их столу, ни на секунду не отвлекаясь от Вэя, вскоре получив его взор на себе. Линь дёргает уголком губ и снизу вверх смотрит на Чонгука, стряхивая пепел в небольшое блюдце. — Играешь? — хмыкает Вэй и вскидывает бровь. — Покер, — улыбка чуть шире. Чон-Рено опускает взгляд на карты и обходит стол, где валяются разобранный пистолет и один большой нож. — Играю, — негромким голосом соглашается Чонгук и занимает стул напротив китайца. Посторонний альфа просто встаёт и покидает шатёр, потеряв интерес к происходящему. Линь же размешивает колоду, сдерживая между губ тлеющую сигарету. — Ты редко появляешься на второй стороне долины, — говорит младший и делает небольшую затяжку, поглядывая на Рено. — Неожиданно сегодня тут тебя видеть, — и добавляет короткий смешок. Чонгук откидывается на спинку стула и укладывает одну руку на стол, а другую на колено, пронзительно всматриваясь в чужие глаза. — Мне стоит отныне чаще здесь бывать и лично следить за порядком, — обыкновенно извещает и мажет кончиком языка по контуру губ. Линь усмехается и раздаёт карты вместе с фишками для игры. — Не доверяешь нам. Хан и Джун в стороне молчаливо за ними наблюдают. Ким притягивает свободный стул к себе, поворачивая его, и садится, укладывая руки на спинку. Квон даже разговаривать не хочет, он был бы не прочь и вовсе покинуть этот шатёр. — Вы ничего не делаете, чтобы вызвать во мне доверие, Вэй. Абсолютно ничего, — мужчина берёт в пальцы карты и кидает на них незаинтересованный взгляд, затем вновь переключается на альфу. — Только лишь наоборот, заставляете засомневаться в вас ещё больше, — в словах с каждой секундой больше накала. — Отвернусь, а вы вольничаете. — Вспоминаешь случай с алмазом и журналистом? — Линь сводит с Рено взгляд и берётся за фильтр двумя пальцами, затягиваясь и через нос выдыхая дым. Чонгук молчит некоторое время, бегает глазами по лицу Вэя и проговаривает: — Вы подставили его. Выдвинули в качестве вора. — А он таким не является? — скептически спрашивает альфа и тушит сигарету, исподлобья взглянув на Чон-Рено. — С каких пор ты наивным стал, Чонгук? Раньше за тобой этого качества не наблюдалось, — на губах ухмылка, а у Рено на лице — кристальная серьёзность. — Не теряй хватку, ты для нас всех примером являешься. — В таком случае я разницу увижу? — щурится Чонгук, чуть склоняя голову. — До вас мои слова не долетают. Повисает очередная тишина. Линь стучит пальцами по деревянному столу, имея вполне напряженный зрительный контакт с владельцем этой территории. — Ты приехал на вторую сторону, чтобы отчитать за прошлые поступки? — голос китайца становится ниже. — Что такое? Ты и в ту минуту знал, что мальчишка ничего не крал. — Но я так и не сказал, что закрываю глаза на вашу выходку и больше не злюсь, — подозрительно спокойно объявляет об этом, чем смущает всех присутствующих. — Воспринимай это как прощение. Намджун вопросительно смотрит на Чонгука, не понимая, и вскоре поднимает глаза на Хана, который выражением лица ничем от него не отличается. Вэй сам слабо приподнимает брови и крутит в пальцах карты. — Щедро. — Сделаем ставки, — внезапно меняет тему. Линь ухмыляется и кивает, выдвигая фишки разных цветов вперёд. Чон-Рено даже не смотрит на свои и так делает ставку, намертво вкалывая взгляд в напротив сидящего альфу и не имея ни капли интереса играть в покер. Младший переводит глаза на Джуна с Ханом, которые совершенно ничего не говорят и не влезают в разговор. — А вы чего притихли? — насмешливо интересуется Линь и возвращает внимание своим картам. — Хан, до сих пор злишься? В прошлый раз в долине ты плюнуть в меня был готов. Он видеть его сегодня не хотел, как и во все последующие дни. — Я и сейчас готов это сделать, — не скрывает и сразу в лицо отвечает Квон, складывая руки на груди. — Я-то тебя не простил и не прощу. — Какой злопамятный, — тянет уголок губ выше и кидает недолгий взгляд на корейца. — Из-за чужака против своих же настроен. — Тэхён не чужак, — резко и грубо исправляет его Чонгук. — Не чужак? — переспрашивает Вэй, продолжая кривить губы. — Он ботсванец. Настоящий гражданин этого государства, как и я. Чон-Рено не видит в львёнке чужого человека для Южной Африки. Тэхён из своих. Парень знает здешние традиции и методы воспитания, и он рос при них, но только остался чересчур мягким и добрым. Чонгуку неприятно это. Меньше всего хочет, чтобы омега страдал из-за чужой жестокости, не ожидая её на своём пути. А её можно встретить каждый божий день. Африка на остальные континенты не похожа: здесь другие люди и принципы. В таких условиях не жить нужно, а выживать, — это собирается дать понять маленькому и крохотному человеку Чонгук. Розовые очки никак не получится с него снять. Ким отказывается верить в плохую сторону людей. Он готов всем подряд открыто и солнечно улыбаться, однако хорошей отдачи не получит. Рено дольше него прожил и многих вещей в своей жизни свидетелем стал. Был готов ко всему, и за это благодарен своему отцу. А сейчас Чонгук поможет Тэ, не разрешит ему получить больше ран на душе и теле. Пока Чон-Рено жив, и Тэхён не покинет этот мир. — И каждого ботсванца мы сейчас будем жалеть? — спрашивает Линь уже вполне серьёзно. — А ты был глух, когда я говорил, что обращение только к нему требую совершенно другое? — роняет мрачно, сжимая в пальцах карты. — Будь он журналистом, полицейским или политиком, в его сторону вы и злобные взгляды не имели право кидать. И не имеете до сих пор. Никто из вас, — оглядывает всех троих, не вызывая в их груди чувство безопасности. — В моих предупреждениях нет ни доли шутки. Обстановка в шатре ожидаемо накаляется. Тут пахнет недоброжелательными эмоциями и возрастающей ненавистью. — Понятно, — сухо высказывает китаец. — Тебе ничего не понятно, Вэй. У тебя в голове это не засело, — агрессия на лице Рено уже читается. — Повторять не утруждайся, — хрипит Линь. — Тошно уже слышать об этом мелком. Чон-Рено качает головой и облизывает губы, опуская глаза на стол и задумчиво разглядывая фишки. Он без комментариев оставляет карты на поверхности и трёт переносицу двумя пальцами, опуская руку к своему бедру и вытаскивая из кобуры крупный нож. И ему хватает только пару секунд, чтобы схватить правое запястье Вэя и притянуть к себе, всаживая в тыльную сторону ладони нож, который через мясо вкалывается в дерево. Пока Линя одолевает боль и шок, Чонгук берется за другой нож и вонзает его уже в левую руку альфы. Намджун от неожиданности подскакивает со стула, расширяет глаза и раскрывает рот, таращась то на китайца, то на взорвавшегося, как бомба, Чон-Рено. Хан хмурится и пытается подойти к Вэю, но его останавливает Ким. Пострадавший и слово проронить не может, рычит сквозь боль и лишний раз двигаться отказывается. — Раз слушать тебе надоело, то будем действовать, — Чонгук поднимается со своего места и откидывает стул в сторону. — Я сам устал вам одно и то же по сотни раз повторять, — он обходит стол и следит за тем, как чужая кровь растекается по дереву. — Нервов у меня уже на это нет. Линь огромными стеклянными глазами смотрит на свои руки, в которые лезвия ножа вбиты. Боль впитывается в каждую мышцу тела, а багровых следов всё больше. — Подонок, — шипит, точно змея, резко поворачивая голову к мужчине и тяжело дыша. — Какого хрена, блять?! — орёт Вэй на весь шатёр. — Я простил тебя за то, что ты подставил Тэхёна, сказав, что он крал алмаз, — Чон-Рено хватает его за волосы, запрокидывая голову и напрягая скулы. — За другое — я молчал, — сжимает тёмные пряди в ладонях и заглядывает прямо в обезумленные глаза. — Ты слишком сильно руки распустил, прыгнул выше головы, возомнил из себя второго Бога на этой земле, — он с отвращением смотрит на его лицо, через нос дыша. — Но ты с треском провалился. — Ты с ума сошёл, Рено, — выдвигает диагноз и чуть морщится от боли в ранах. — Ты, сука, с ума сошёл! Чонгук об этом знает. Его разум тонет в жажде мести. — Я просто наказываю за грехи, накапливая собственные, Вэй, — негромко говорит Чонгук. Линь находится в бреду: смеётся и закатывает глаза, стискивая зубы и с затруднением вбирая через нос воздух. — Понял, — мямлит и улыбается как не в себя. — Малыш к папочке побежал и всё проболтал. У африканца в глазах темнеет, зрачки расширяются так страшно и так бешено. На него сейчас смотреть опасно. Цепи на нём разрываются, как своим же существованием разрывает спокойную жизнь жителям Ботсваны. Рено, сдерживая его за волосы, бьёт лицом об стол со всей силы несколько раз подряд и снова тянет голову назад, рыча. Из носа тут же брызгает густая кровь, пачкая подбородок и раскрытые губы. Линя пронзает новый холодный укол боли, от которого пока оправиться не в состоянии. Мужчина с закрытыми глазами без остатка анализирует неприятные колющие ощущения по всему телу. — Он молчал, — рычит зловеще Чонгук, ещё раз ударив чужое лицо об дерево и сломав китайцу нос. — Из-за страха он ничего не мог мне сказать! — срывается, орёт в разбитую физиономию и сплёвывает прямо на неё, специально крутя нож в чужой руке и разрывая мясо, точно фарш собирается сделать. — Его трясло настолько, что и твоё паршивое имя произнести у него не получалось. Он захлёбывался в слезах, а ты у меня будешь захлёбываться в своей же крови, — очередной самый мощный удар, и Рено отпускает волосы, отходя в сторону. У Вэя голова начинает кружиться, к нему слабость приходит вместе со звоном в ушах и стуком в висках. Прийти в себя абсолютно не получается, в глазах все плывёт, но альфа отчаянно старается сосредоточиться на одной точке. Чон-Рено добивает тем, что грубо вытаскивает свой нож с гравировкой из правой руки, желанно вырывая скулёж из ненавистного рта. Хан, наблюдая за творившимся ужасом, вырывается из хватки Намджуна и надвигается к близкому другому. — Чонгук, пожалуйста, остановись. Что ты творишь, чёрт возьми? — встревает Хан, чтобы привести Рено в чувства. Чонгук, повернув к нему голову, исподлобья глядит на младшего и вытягивает вперёд нож, говоря сквозь стиснутые зубы: — Не лезь в это, Хан. Квон останавливается на месте и переводит глаза на тяжело дышащего Линь Вэя, который всё же раскрывает прилипающие к друг к другу веки и умудряется ещё издать смешок, пропитанный желчью. — Чего ты так злишься, львиный Бог? — в открытую издевается Вэй и выплёвывает кровь на землю, вяло вскидывая подбородок, дабы взглянуть на Чонгука, обратившего на него внимание. — Его минет ничего не стоит, — и смех: скверный и отвратный. — Сосать нормально не умеет. Только мычал и слёзы проливал, как ребёнок. Так яро хотел отдалиться, но он чертовски слабый, ты знал об этом? — Линь слепнет от желания задеть за живое и наблюдает за нужным результатом. Его пища. — Беспомощный. И я этому беспомощному всё равно в рот и на лицо кончил, — ничего не боится, ведь знает, что подготовила ему судьба. — Он звал тебя, а там был только я. Рено застывает. Его руки на секунду ослабевают, как и всё тело, потому что перед собой видит ангельские медовые глаза. А в голове только: «Мой маленький, мой крохотный». Его маленький, его крохотный не заслуживает такого обращения… Чонгук, пробудившись словно от кошмара, надвигается на него и вырывает второй нож из левой руки. Вэй глаза закатывает и язык от безысходности кусает, выгибается прямо на месте и поднимается. Рено в следующую секунду снова хватается за его волосы и вынуждает упасть на колени, ударив своим по лицу. Затем мужчина тянет китайца за собой и выходит из шатра, швыряя альфу на грязную землю, как избитого щенка, и слыша шум на фоне. Рабочие и надзиратели не понимают, что происходит, и просто смотрят на открывшуюся им сцену с диким удивлением. Ужас, вырвавшийся прямо из Ада. Это и есть ад. Линя, в очередной раз захотевшего встать, Чонгук бьёт ногой в живот. От резкого движения русые пряди волос рассыпаются по лбу, и Чонгук снова ударяет скрючившуюся жертву, но в этот раз уже по и так изуродованному кровавому лицу. Из-за пробуждающейся внутри ярости Рено не может себя контролировать: отбрасывает нож и припадает пальцами уже к топору, лежащему рядом с пнём, который он укладывает напротив Вэя. Младший уже ни в какую не сопротивляется и, когда владелец долины молча тащит к куску дерева, он лишь выпускает новую струю крови изо рта и давит в себе болезненный стон. Чон-Рено укладывает его правую руку на пне, садится на корточки и, крепко держа за запястье, лезвием топора приподнимает подбородок Линя и специально разрезает кусочек кожи. Китаец шипит и дёргается в лихорадке, восстанавливая дыхание и через силу поднимая глаза на безумца. — Я убью тебя, Вэй, — каждая буква несёт за собой одну истину и свирепость. — Я в лицо тебе говорю: для тебя завтра больше не наступит. — Из-за мальчишки? — спрашивает, еле двигая челюстью, и тянет губы в коварной улыбке. — Я не оставлю тебя на одной земле с ним. — Убивай, — заявляет, сглатывая слюну, перемешанную с алым густым соком. — Но перед этим… вспомни, сколько лет мы дружим, и сколько недель ты знаешь Тэхёна. — Не смей произносить его имя своим грязным ртом, — злобно рычит Чонгук и прикладывает лезвие топора чуть выше запястья, вжимая в кожу и разрезая её. — Думай только о прощении, когда я буду лишать тебя руки, которой ты коснулся его. Линь Вэй терпит боль и дышит рвано. Безысходность давила удушающим грузом, от которого никуда не деться. — И потом ты скормишь меня своему льву? Блеснув дьявольским оскалом, с губ Чон-Рено вылетает фраза: — Мои львы дерьмо не едят. После этого Чонгук замахивается топором и рубит руку там, где оставил глубокую царапину. Вторую сторону ядовитой долины заполняет душераздирающий вопль, вонзающийся во всех присутствующих страхом. Не дав отдохнуть, Чон-Рено хватается за вторую кисть и отрубает уже её. Некоторые из людей, не выдерживая рева и плача, отворачиваются и закрывают ладонями свои уши. Линь Вэй не может сам смотреть на свои отсечённые плоти, крича во всё горло и через рот вбирая в себя воздух вместе с остатками жизни. Чонгук брезгливо озирает окровавленный топор и поднимается, окидывая территорию разгневанным взглядом и замечая Чон Хосока, которого сдерживают другие люди. Он взбешён, а Чонгуку плевать. Рено видит, как боль ему причиняет, вредя его близкому другу. Но в голове один львёнок, его физическое и душевное состояние. Чонгук сводит с Хосока взгляд, опуская его на рыдающего и сжимающего зубы Вэя. Мужчина резко берётся за окровавленный подбородок и давит пальцами на щёки, но тот сосредоточиться на нём не может от болевого шока. — С твоими мучениями не покончено, и будь благодарен за это своим же собакам, которые в пытках тебя сдали, — цедит громоподобно сквозь плотно стиснутые зубы и смотрит на него сверху, принижая ещё сильнее. — Я бы тебе твой член лично отрезал, но оставлю это на своего мальчика, — хмыкает, взглянув на вставшего на ноги Борея. — Ты в Африке, и умирать обязан по нашим правилам, чужак, — выжигает словами. Чонгук чуть оттаскивает Линя, встаёт за его спиной и держит за голову, внимательно смотря на своего белого рычащего льва и ладонью стуча по чужой вздымающей груди. Призывает точно быка к красному цвету. У китайца сил нет сопротивляться, он готов выскочить из собственной кожи, но пытки, что ему устроили, не дают пошевелиться. Хищник немного опускается корпусом к земле и подрывается с места, бегом направляясь к своему хозяину, который для него развлечение приготовил. Когда Борей кидается на Линя, Чонгук отходит в сторону и наблюдает за тем, как смело клыки зверя всаживаются в плечо альфы. Лев вырывает не только кусок мяса, но и надорванный панический крик. Музыка для ушей мучителя. Именно этого он и хотел. Кровь разливается по истлевшей территории, будто бы вода, и окрашивает красный цвет более ярким оттенком. У Чонгука глаза серые наполняются упоением и ничего хорошего не предвещают. Напряжение возле него растёт, не прекращая. Скалится и топор свой не отпускает. Рено — Дьявол людской и Бог львиный. Люди не встревают, не спрашивают ни о чём и в ужасе закапывают себя вместе с этим воспоминанием. Мужчина проводит тыльной стороной ладони по своей скуле, размазывая чужие капли крови и поворачивая голову к рабочим с надзирателями. — В аду один палач! — страшно повышает тон Чонгук и вальяжно наступает, двигаясь вперёд. — И вот он я! — прикладывает испачканное лезвие топора к своей груди и растягивает губы в пугающем оскале. — Никто безнаказанным из ядовитой долины не выйдет. За каждый грех судьба человека к Чон-Рено приведёт. *** По вечерней Ботсване гуляет прохладный ветер, несущий за собой лёгкий аромат крови и освободившейся из заточения жестокости. Солнце в небе уже около часа не виднеется, без него один мрак, разбавляющийся небольшим количеством звёзд. Изредка эхом в ушах отдаётся вопль, который расширяет зрачки и будоражит кровь в венах. Чувств никаких. Нет ощущения сожаления. Есть только сомнение, что хоть когда-нибудь подумает, что действие было неправильным. Ничего подобного. Душа слишком утеряла положительные эмоции и приобрела осторожность. И сутки без враждебных качеств не обойтись. Эта земля другого не заслуживает. Здесь люди должны учиться быть такими, какими молили их быть предки в африканских текстах. Не все к этому готовы. Боятся стать сильнее, боятся иметь совесть и страдают от последствий своих же глупостей. В Африке нет снега. В Африке солнце отнимает у жителей последние силы. Нет в них желания переживать о том, что сегодня вновь кто-то покинул жизнь и Богом забытый континент. В Африке закончился сезон дождей. В Африке обезвоживание не разрешает думать о чужих проблемах. Нет в них ума верить в предупреждения, твердящие им одно, — справедливость народ не покинет и с веками. Люди продолжат игнорировать посторонние роптания и рёв, веря, что с ними этого не случится. Пройдут недели, месяцы и годы, а они через пелену слёз станут свидетелями смертей своих родных. Но виноват ли Рено в том, что убил у всех на глазах? Виноват лишь в том, что отпустил от себя несовершеннолетнего омегу и дал плохому случиться, и за это ожидает собственного наказания. Пусть Бог обратит внимание и покарает за грех. Чонгук не углядел. Ошибся. Ужасно. Ненавидит себя и руки, которые не коснулись Тэхёна и не вернули в дом. После того, как отдаёшь себя агрессии, сложно восстановиться. Состояние вялое и потерянное. Взгляд по-прежнему горит, а движения безжизненные. Мысли склеиваются в один большой комок терзания для сердца. Высокими чёрными берцами наступают на каменные ступеньки, поднимаясь к парадным дверям. Глаза опущены, а бежевая облегающая футболка деток отпугнёт, узнав, что кровь на ней уже умершего и сгнившего изнутри человека. Беспокоит такой вид и охранников у высоких домашних ворот. Усилившийся запах крови и граната самому носителю противен. Шаги его небыстрые, уравновешенные, словно в особняк не хочет входить. Он думает, что в этот раз вновь не примут, не подпустят к себе. Несёт за собой разрушительную ауру и не знает, как изменить её, дабы не запугать зверька в своём огромном логове. Мужчина действительно старается, однако никак не получается хоть на немного смягчить свой взор. Как быть спокойным, когда знает, что с Тэхёном произошло? Попросту не может. Так тяжело давно не было. Чонгук раскрывает дверь и проходит в дом, закрывая за собой. Когда он поднимает глаза, то сразу встречается с семьей Белло, которые в это время уже направляются в своё поселение. Они смотрят на него немного удивлённо, сразу же опуская глаза на испачканную кровью одежду альфы. Молчат, не смеют комментировать картину перед собой. Отец крепче зажимает аккуратную ручку Ези, с сожалением глядевшего на Чон-Рено, пока тот просто напрягает скулы и поджимает губы, не стоя на месте и проходя мимо них. Чонгук ни перед кем не обязан отчитываться. Сжимает слабо кулаки и двигается в нужное направление, где, вероятно, припряталось самое ценное, что имеет планета Земля. Его никто позади не волнует. Забывает осуждающие взгляды людей, которых знает почти год. Движется, не имея понятия, каким образом нужно унимать увеличивающееся с большой скоростью волнение. Лезвие от сердца не отстранится, не прекратит наносить глубокие раны, пока глаза не увидят Тэхёна. Чонгук должен немного расслабиться. Сутки прошли, а он в сон ни на минуту не окунулся. Тревога много часов никуда от него не отходит, вцепилась, не даёт вздохнуть. Чон-Рено входит в большой зал и глазами бегает по помещению, замечая одиноко сидящего на диване и читающего книгу Сокджина. Омега только через пару секунд обнаруживает чужое присутствие, отрывает взгляд от текста и слабо расширяет веки. Чонгук идёт к нему, и тот сразу откладывает книгу, поднимается со своего места и кидает взор на футболку Рено, тяжело сглатывая. — Чонгук… — тревожно шепчет Джин, пялясь на следы крови. Мужчина уделяет внимание возникшему шоку. Накидывает на Кима волнение. У него не было времени думать о своём виде. Это тревожило в последнюю очередь. — Он в моей комнате? — не тянет и сразу спрашивает Рено. А Сокджин никак не отцепится взглядом от окровавленной светлой ткани. Теряется и укутывается в страх, раскрывая губы и медленно поднимая глаза на чужие — серые с расширенными зрачками. Так пугает. Никогда подобного не было. Сейчас в присутствии Чонгука зал заполняется негативом. Кожу холод лижет и вызывает мурашки. — Ч-что?.. — запинается Джин. — Что произошло? Уж лучше ему этого не слышать. — Он поел? — игнорирует. — Чонгук… — Отвечай на мои вопросы, Джин, — грубее требует у него Чон-Рено, хмуря брови. Джин поджимает пухлые губы и, глядя на мужчину, затрудняется что-либо говорить. — Тэхён принял ванну и сразу же уснул в твоей постели, — пытается спокойно всё выложить и слабо теребит пальцы. — Когда проснулся, он отказался есть. Мы с ним немного говорили, и он снова лёг спать. Это было около часа назад, с тех пор я его не тревожу. Ему нужен отдых. — Ничего не утаивай. Сокджин негромко вздыхает. — Он мне рассказал, — через силу произносит парень. — Много плакал, но поделился… — Его… — стискивая больно зубы, не договаривает, но его без лишних противных на слух слов понимают. Омега ожидал, что Чон-Рено будет интересоваться этим, как только вернётся в особняк, но действительно не думал, насколько неприятна окажется для него эта тема. — Не совсем… — так тихо и со страхом. — Тэхён девственен, — после этих слов Чонгук облегченно прикрывает веки и разжимает кулак, не прекращая напрягать скулы. — Он не сказал мне имя, но этот человек всё равно сделал одну вещь… — темноволосый сглатывает, не в силах говорить вслух подобное. — Точнее, заставил его сделать ему… — Хватит, — прерывает сквозь зубы. — Я понял, — не желает слушать больше это. Виновник лично сообщил. Чонгук обходит Кима, но из-за заданного вопроса он снова останавливается спиной к омеге: — Кто?.. — через силу интересуется, а Рено оборачивается к нему. — Ты знаешь, — и взгляд на отметины наказания на футболке. — Я догадываюсь, что ты его убил, потому что успокоиться не смог бы. — До сих пор не смог, — бесцветно выдаёт. — Скажи мне… — Поезжай домой, Сокджин, — чуть спокойнее просит. — Спасибо, что находился рядом с Тэхёном, — коротко кивает и продолжает свой путь. Ким только ком проглатывает, берёт свою книгу и покидает зал, больше не пробуя узнать у Чонгука эту информацию. Уже понял, что с обидчиком Тэ был знаком. Рено путается в своих же чувствах. Стало ли легче от того, что Вэй молодого парня не обесчестил? Ему всё же паршиво. Ким в любом случае получил травму, и страдает из-за этого сейчас. С ребёнком, который рос в любви и радости, поступили грязно и низко. Царапин его прекрасное тело и сердце не достойны. Рено с самого начала увидел в нём ту нежность, что сломать очень сложно. Он себе не позволил неправильно с ним поступать, а другие и вовсе попытались сломать. Чонгук подходит к двери своей спальни и перед тем, как открыть её, опускает взор на свою окровавленную футболку. Он стягивает её с себя, зажимая в пальцах, и медленно тянет вниз ручку. Сильнее запугивать не хочет. Рено входит в комнату и бесшумно закрывает дверь, первое, на что обращая внимание — большая кровать. Видит спину, обтянутую белой тканью футболки, и расслабляет немного мышцы. Тэхён лежит, накрытый одеялом до талии, и обнимает неспящего бенгальского тигра, как свою плюшевую игрушку. Пепельные волосы и в темноте блестят, к ним прикоснуться бы и убрать с красивого лица. Здесь невероятно тихо, и Чонгуку это необходимо в конец такого тяжёлого дня. Он оставляет испачканную вещь на полу и медленно шагает к кровати, поглядывая на длинные руки парня, лежащие на оранжево-чёрном мягком туловище. С Диего сказочно вкусно спать — Чон-Рено знает. И мужчина рад, что тигр от омеги не отходит. Дикий зверь, заметив своего хозяина, немного приподнимается и издаёт негромкий очень мягкий рык, опуская маленькие уши. Чонгук становится свидетелем того, как тигр трогает носом щеку Тэхёна и держит жёлтый взгляд на Рено, словно хочет сообщить, что львёнку нехорошо. Альфа садится на конец кровати, а Ким, почувствовав чужое присутствие, медленно раскрывает веки и хлопает ими. Он чуть поворачивает голову и моментально сталкивается с серыми горящими в темноте глазами. Они глядят друг на друга, делясь эмоциями в невозмутимом молчании, и почти не шевелятся. Тэ больше не плачет и не шарахается его. От него исходит домашнее тепло, он так мягок и сладок. — Вы мало знакомы, но он переживает за тебя, — негромким безмятежным тоном разбавляет тишину Чонгук и коротко смотрит на Диего. — К тому же, очень сильно. Тэхён молчит, поворачивается обратно к тигру и пялится ему прямо в большие глаза, плотнее прижимаясь и укладывая на нём голову. Такой тёплый, что и во время снега на улице согреть сможет. Хищник проводит по чужой шее языком несколько раз, вызвав у Чонгука незаметный никому слабый смешок. Он смотрит на них и не верит в то, что разрешает другому человеку во всех смыслах быть близко к одному из своих животных. — Я тоже переживаю за тебя, львёнок, — ласково сообщает Чонгук и поджимает губы. Никогда от него не было слышно таких заявлений. Тэхён, быстро похлопав ресницами, ничего не отвечает на его слова и гладит тигра по мягкой шкуре. — Я не прошу сделать это сейчас, но улыбнись мне в скором времени. Хочу знать, что ты в порядке, — Рено чуть пододвигается к нему и кладёт ладонь на колено парня, не получив сопротивления. — Разве моя улыбка даст тебе что-нибудь? — шёпотом спрашивает Тэхён. Чонгук тянет руку вперёд и касается мягких волос, отвечая: — Ты и представить не можешь, что несёт за собой твоя улыбка. Ким осторожно поворачивает к нему голову и сглатывает, разглядывая Чон-Рено. — Почему в это так сложно поверить? — в голосе чувствуется слабая дрожь. — Не могу принять этот факт именно от тебя, Чонгук. — А говорил, что я не монстр в твоих глазах, — альфа заводит чужую прядь волос за ухо. Вот и всё. Они оба поражены. Мужчина заглядывает в медовые моря, ему это нужно, они всегда сообщают больше. — Не монстр, — нежно произносит. — Ты никогда не станешь монстром для меня. Хотел бы Чон-Рено на это надеяться… — Не говори заранее. — А ты не решай за меня, — моментально выдаёт Тэхён и глотает болезненный ком в горле, сверля старшего взглядом. — Я разберусь в своих чувствах и убеждениях без какой-либо помощи. Я сам лишу себя надежд, наивности и любви к тебе. Тэ старается быть взрослым человеком перед ним. Чонгук это понимает и нисколько не осуждает, не желая задевать за живое, когда на самом деле знает, что из себя представляет этот парень. Он ещё совсем маленький, неопытный и нуждается в чужом крыле. — Устал любить такого человека, как я? — буквально задаёт вопрос Чонгук и очень слабо ведёт костяшками пальцев по линии челюсти Кима. — Это сложно, — Тэхён чувствует прилив боли по всему телу, расплывающийся точно самый опасный яд для организма. Глаза блестят от слёз, и капли вскоре ползут по пламенным щекам, падая на пальцы Рено. — Тебе этого не понять… — голос предаёт в последний момент и дрожит. Никогда не понять… Ким от него отворачивается, избавляется от прикосновения и прижимается к затихшему Диего. Чонгук сжимает пальцы, не сумев правильно контролировать гнев, раздирающую в клочья душу. Его взгляд пылает адским пламенем во мраке. Он злится непонятно из-за чего, мозг заполняется едким и противным чувством. Чонгук сильно ощущает его, будто бы вот-вот сам превратится в него, окончательно отрёкшись от человеческой натуры. Рено весь пропах кровью, и Тэхён не может не заметить этого изменения. И всё ради справедливости. Мужчина стискивает зубы до скрежета, опускается корпусом к омеге и слабо трогает сухими губами плечо, целуя и прикрывая веки. Слышит, как гулко сглатывает младший, и на секунду в ушах эхом отражается собственное сердцебиение. Тэхён смотрит на тигра и не смеет двигаться, пока Чонгук целует его через белую ткань. Этот цветочный аромат. Он так быстро травит Чон-Рено, что за этим не успевает следить. Всё происходит слишком быстро. В пытках истерзал давнего знакомого, а сейчас в поцелуи для Тэхёна вкладывает тепло и нежность. Самому себе противоречит. Он целует его плечо и упирается позже в него лбом, собирая в лёгкие сладкие нотки, исходящие от кожи и волос. Кулаки на простынях сжимает и давит в себе животный рык, который ужасно просится вырваться из груди. Ему не хватает воздуха. Ему не хватает Тэхёна. Он задыхается в океане грёз. — Мой львёнок… — хрипло, низко и головокружительно. Тэхён прикусывает чуть ли не до крови нижнюю губу и пускает больше слёз. — Нет, — жмурит глаза и тянется к тигру. — Я не твой. Не твой львёнок… — самого себя бросает прямо в пропасть беспрерывной боли. «Но чей же ещё, если не Чон-Рено?», — в голове мелькает вопрос у Тэхёна. Чонгук негромко и сухо усмехается, словно спятил. Он отстраняется от парня и распахивает пропитанные нечто нехорошим глаза, смотря на Тэ и стирая с его щёк влажность, а тот всё дальше и дальше от него. Снова не желает прикосновений. Снова от рыдания в шаге находится. Снова показывает мужчине накопленные обиды. Снова не делится своим падением. — Мой, — повторяет, не собираясь принимать чужие возражения. — Ведь я в Саванне нашёл. Нашёл, и в настоящее время выкинуть из жизни не получается. Это безумие. Просто безумие, и Тэхён плачет из-за него, трясясь и проклиная свою же трусость перед очевидным. Это безумие разве? Это Тэхён безумен, потому что Рено ему в тяжелые моменты нужен. Чонгук встаёт с кровати, ведёт взглядом по чужому телу и разворачивается, двигаясь к дверям и покидая комнату. Оставляет омегу, раз он этого и добивался, не подпуская к себе. Мужчина стоит на месте около минуты, просто окуная себя всего в водоворот паршивых мыслей. От них блевать жаждет. Ему неспокойно. Его разрывает изнутри, и единственное, что может делать, так это в ладонях держать лютую агрессию на весь мир. Он убил, а легче почти не стало. Боль и сомнения в светлых глазах продолжает видеть. Утолил только голод крови жаждущего чудовища, сорвав его с цепи, а для себя практически ничего не сделал и не помог Тэхёну. Чон-Рено ни с чем остался. Он проиграл в этой игре и пустым шастает по необитаемой дороге. Чонгук в своём же доме находится, а место себе найти не может. Не знает, куда идти, куда отдаться. Альфа убирает пальцы с ручки и идёт по узкому коридору, выходя в зал, где горит только электрический камин, встроенный в стену, а большая люстра погашена. Его аромат цветов преследует, только нагнетает атмосферу сильнее. Тело напрягается с каждым шагом. Он действительно старается ни о чём не думать, а тем более о человеке, который в его комнате находится. Так близко и одновременно так далеко. Рено направляется к высокому окну и становится напротив него, засовывая руки в карманы брюк-карго и буйным взглядом скользя по большой территории, где темнота разбавляется светом фонарей. Чонгук ненавидит ночи. У него с самого детства засело в голове, что Африка должна быть окрашена только янтарным, оранжевым и желтым цветом. Ему неприятно видеть небо с таким же оттенком, как у его собственной души. А минуты растягиваются, как часы. Рено глядит на своё отражение в окне и параллельно наблюдает, как неслышно, тихо-тихо прокрадываются где-то за спиной. Его. Конечно же, его. Босыми ногами медленно и с детским страхом, бьющимся в груди с последних сил, тянется к нему и перебирает в пальцах тёплый воздух. Плачущее блаженство не смогло долго в одиночестве быть и само направляется к своему спасению. Чонгук только смотрит в отражение, и, когда малыш становится к нему ближе, мужчина поворачивает голову и вынуждает Тэхёна замереть из-за волнения. Его вид с ума сводит: пушистые волосы делают парня ещё на пару лет моложе, разодранные голые колени узел мучений для Рено связывают, широкая футболка спадает с плеч, оголяя их и засосы от Чонгука, красивые руки любого человека дара речи лишат. А взгляд… Заплаканный волчком бегающий взгляд пулей застревает глубоко в груди. Драгоценность. — Иди ко мне. …хотя бы в этот раз. Тэхён шмыгает носом и трогается с места, слушаясь и идя к Чонгуку быстрым шагом. Омега, не успев к нему приблизиться, сразу тянет руки вверх, словно маленький ребёнок, и альфа с лёгкостью поднимает, крепко обнимая, пока Тэхён сцепляет ноги на его пояснице. Чон-Рено одной ладонью держится за бедро Тэхёна, а другую укладывает на пепельный затылок, прижимая к себе и облегчённо выдыхая. Он впитывает его тепло в ту же секунду. Младший руками обнимает шею и утыкается носом в неё, прекращая плакать и единственно дыша гранатовым ароматом. Мужчина прижимает Кима спиной к окну и водит умытыми в крови людей пальцами по талии, опускаясь к бедру и позже к голому колену. Задевает горячую кожу и поворачивает голову, целуя в висок сразу несколько раз. — Я не хочу быть один, — искренне говорит Тэхён и вдавливает пальцы в чужие плечи. Ему объятий мало. Хочется крепче, сильнее и чувственнее. — Не оставляй меня, прошу тебя… — жмурит глаза до бликов. — Никогда, — с придыханием собирает в одно целое, протяжно целуя в скулу. — Я рядом. Всё хорошо, малыш, — ведёт носом по скуле, касаясь губами. — Никого к тебе не подпущу, и никто сам отныне не осмелится подходить, — уже сквозь зубы цедит. — Без уважения и в глаза твои не посмотрят. Тэхён первым осторожно отстраняется, дабы встретиться со своим губителем таким же губительным взглядом и пугается неспокойных искр в чёрных зрачках. Он сглатывает и поджимает побитые губы, переводя пальцы на щеку мужчины и скользя ими по мягкой смуглой коже. — Что ты сделал?.. — едва слышно и со страхом. — Разве это сейчас важно? — Рено приближается к его лицу и сталкивается с ним носом. — Ты мне только намекни, на ухо прошепчи имя, и ничья жизнь цены иметь не будет, — тихо хрипит в шершавые губы и слабо трогает их своими. Тэхён этих слов боится и судорожно выдыхает прямо в чужой рот. — Чонгук… — шепчет, а его целуют в подбородок. — Ты узнал?.. — Никто бы от меня не спрятался. Не дав произнести и слова, Рено сминает его израненные сладкие губы во внушающем безумие поцелуе. Оба нуждались в этом, как в глотке чистого воздуха. Тэхён теряется, как при первом разе, не привыкая и разрешая кончикам ушей смущенно покраснеть. Он пальцы на плечах Чонгука сжимает, аккуратно раскрывая рот, и Чонгук проталкивает пламенный язык и мажет им по чужому. Сердце сжимается. Они близко. Они рядом. Становятся одним целым и целуются нежно, ласково и медленно, изводя друг друга. Ким немного склоняет голову, ведёт правой рукой к волнистым русым волосам и прорывается в них, сжав в ладони. Чонгук постепенно ускоряется, добавляет капли страсти, кусая и плотнее вжимая тело парня в окно. Лижет нижнюю губу, слюной залечивает глубокие ранки и пролезает ладонью под свободную футболку, обжигая кожу подушечками пальцев. Не может сказать себе «стоп» и целует напористее, упираясь ладонью в стекло около головы Тэхёна. Потерялся. Его нежность с пути сбила. А на правильный ли… Тэхён насильно отрывается, но не раскрывает веки, тяжело дышит и облизывается, уткнувшись носом в щеку альфы. — Ты натворил что-то плохое… — без вопроса, потому что понимает. — Хорошего этот человек не заслуживал, — в своё оправдание проговаривает мужчина и пальцами изучает крупный шрам на талии. Тэхён поднимает на него глаза, глядя с опасением и блеском. — Ты его… — Не думай об этом, — резко перебивает Чон-Рено. — Как мне не думать об этом, Чонгук? Как?.. — в голосе четко слышится дрожь. Рено не желает видеть, как он снова плачет. Тэхён прижимает кулак к груди со стороны сердца. — Мне так больно здесь… — и зажимает зубами губу, сдерживая слёзы. — Я человечество в порошок сотру, чтобы здесь не болело, — Рено накрывает его руку своей ладонью, напрягая скулы от огонька агрессии. Тэхён пускает одинокую слезу по щеке, прикрывая веки и приближаясь к губам мужчины. — Ты больше всех делаешь здесь больно… — тихо шепчет, точно секретом делится. Как же много порезов на сердце из-за Рено… — Я и себя закопаю, — тем же тоном отвечает. — Уже закопал, — и снова целует, не в силах сдержаться. Ким мычит в поцелуй, сильнее раскрывая рот и ерзая в руках Чонгука. Мужчина разворачивается и идёт к выходу из зала, продолжая водить ладонями по тёплым участкам прекрасного тела. Он, отлипая со звонким звуком от сахарных губ, переключается на шею, расцеловывая и рыча, потому что снова замечает на бархатной коже красные следы. Злится. Люто злится. Двигается по узкому коридору прямо к своей комнате и водит языком, чувствуя пульсацию. — Не закапывай, — серьёзно говорит Тэхён, поднимает пальцами подбородок альфы и вгрызается наивным взглядом, яркими искорками делясь. — Ты же сказал, что не оставишь больше… — Маленький, — усмехается Рено его доверчивости. — Крохотный, — продолжает Тэ. — Беспомощный львёнок, — целует. Чонгук, желанно сминая губы, открывает дверь в спальню и толкает её, проходя внутрь и закрывая за собой. Сплетаются языками легко, чутко, чувственно. Синхронно растворяются в воздухе. — Уже не беспомощный, — вновь отстранившись, мягко сообщает и водит носом по скуле мужчины. — Моё личное святилище, моя защита… — от своих же слов мурашки расползаются по спине. Чон-Рено подходит к кровати и ставит младшего на ноги, прикасаясь ладонью к его щеке. — Я тебя не успел защитить. Он за это себя возненавидел… Тэхён хотел бы что-нибудь ответить, но слова в горле застревают. Глазеет на альфу и быстро отводит взгляд, цепляясь пальцами за конец своей футболки. Ему нечего говорить, и Чонгук за этим наблюдает некоторое время. Рено просто движется к высокому шкафу с одеждой, открывая дверцу. Ким залезает на кровать коленями и рассматривает лежащего Диего, садясь рядом с ним, теребя пальцы и переводя глаза на спину Чонгука, который расстёгивает ширинку и стягивает с себя чёрные брюки. Засмущавшись, Тэ кусает щёки и снова возвращает внимание на бенгальского тигра, краснея от стыда и шустро хлопая густыми ресницами. Любопытство в груди определённо имеется, но парень очень старается изучать в сотый раз гармоничные полосы на шкуре дикого зверя, приходясь по ним влажными от волнения ладонями. Тигр на его прикосновения сразу реагирует: поднимается с места и накидывается на Тэхёна лаской. Он волновался за мальчишку, даже если они знакомы очень мало. Слабо жмурится и хмыкает, разрешает Диего облизать себя, а сам в ответ гладит и гладит. Чонгук, слыша их шевеления, поворачивает голову и смотрит, как мило они резвятся между собой. Большой тигр и очень маленький львёнок. Настолько маленький, что в этой огромной постели легко потерять можно. Рено закидывает штаны в шкаф и в одних чёрных боксёрах идёт к постели, занимая своё законное место рядом с Тэхёном и натягивая одеяло до бёдер. Он сгибает одну руку в локте, подкладывая под голову, и спокойно глядит на спину парня, который сейчас очень увлечён его хищником. — Диего правда так переживает?.. — Тэхён, отлипнув от тигра, поворачивается к Чонгуку. — Правда, львёнок, — в ответ негромко говорит мужчина. — Он ужасно чувствительный. Омега залезает под одеяло и даёт Диего лечь около своих ног, пока сам находится под боком у Чон-Рено, искрящими глазами смотря на необычную азиатскую красоту и облизываясь. — Не хочу, чтобы переживал. А вдруг он так заболеет, — вполголоса, будто бы тигр поймёт их разговор, произносит Ким. — Из-за меня… — в уголках глаз хрустальные капельки собираются. Чонгук ближе пододвигается к Тэ и упирается локтём в матрас, приподнимаясь и сверху глядя на сжимающегося парня. — Тогда тебе самому нужно восстанавливаться. — Я один не справлюсь… Не так давно твердил, что без посторонних будет разбираться в себе и своих чувствах. — А я никуда и не ухожу. Рено опускается к его лицу и прикладывает губы ко лбу, целуя. Он осторожно переходит к глазам, роняет поцелуи на каждом веке и перебирается на горячие щёки, которые слезами слишком часто мочат. Сердце Чонгука отогревается, глыбы льда потихоньку испаряются. Снова падает в Тэхёне, выбираясь из жестокости, в которую его насильно поселили. Целует скулы, целует подбородок, целует линию челюсти, целует кончик носа. Ким молча лежит, пальцы на ногах поджимает, в то время, как нежное пламя по телу дрожью рассекается. От ощущений из мира вылетает, отдаваясь хорошему, что, наконец-то, судьба ему преподнесла. Пульс неожиданно ускоряется. Жаркие губы дыхание сбивают. Омега, намертво вонзив в него свой влюблённый взор, не двигается, а Рено спокойно берёт его ладонь в собственную и трепетными поцелуями засыпает каждый палец. Бабочки порхают в груди, в горле, в животе, по всему телу Тэхёна… — Почему ты с другими так жесток, когда я от тебя получаю неописуемую заботу и ласку? — сдержанно и нерешительно отвлекает Ким. Альфа смотрит ему в глаза и отстраняет костяшки пальцев от своих губ. — Все распускают слухи о твоём бездушии, но есть ли смысл говорить им о светлой стороне?.. — Никто не поверит этим сказкам. — Это не сказки, — печально мотает головой и укладывает ладонь на шею Чонгука. — Я ведь не слеп, и вижу, какой ты. В мире нет никого, кто имеет силу вылечивать раны, что оставила гордость Чон-Рено на омеге, но он продолжает крепко за него держаться, закрывая глаза на все леденящие до боли качества. — Ты многого не знаешь, Тэхён, — стальным тоном говорит Чонгук и отпускает его руку. Не знает, чем он сегодня занимался. Не знает, каким образом наказывал и голод утолял. Не знает, с каким блаженством и удовольствием зрел на то, как его лев плоть человеческую разрывал клыками и когтями. Не знает. Не узнает. — Не говори, — просит его и поджимает губы. — Не рассказывай мне о страшных вещах, что ты сделал. Даже если это было сегодня, не нужно, — каждая буква заполнена мольбой. Тэхён этого не выдержит. Чересчур добр. — Я пропах кровью, а тебя и это не отталкивает? — нотки грубости будоражат младшего. — Прекрати… — отводит взор и поворачивает голову в сторону, сжимая челюсти. — Почему ничего не заставляет от меня отвернуться? — сквозь зубы проговаривает вопрос, не обезоружив ярость на самого себя. — Чонгук… — волнуясь, произносит только имя и носом утыкается в его голое предплечье. — Когда ты уже увидишь во мне плохого человека? — Рено пальцами убирает с его лица пепельные пряди. — Когда поймёшь, что в этом истлевшем и грешном мире ты единственный, кто заслуживает лучшего? Тэхён прижимает кулаки к шее и закрывает из-за нагнетающего тона Чонгука веки. Малыш. — Зачем мне это понимать, когда я уже в твоих руках? Ты всё равно меня далеко не отпустишь… — голос затихает в конце. Чонгук опускается к его ключицам и тянет носом сладкий аромат, не сдерживая себя. — Уже нет, не отпущу, — дурманно и тихо хрипит. — Слишком поздно. Альфа ложится на своё место и смотрит в высокий потолок, чувствуя тёплое дыхание рядом с собой. — Поздно? — с непониманием переспрашивает Тэхён, раскрыв глаза и вцепившись ими в Рено. — Ты потерял свой шанс сбежать от меня, львёнок. Теряет шанс за шансом. Отпускает от себя своё же прошлое, к которому вернуться не разрешат. Мосты сожжены факелом, протянутым Чон-Рено. Хорошо ли это или плохо — Тэхён не знает. Пальцы ведёт к груди мужчины и, коснувшись её кончиками, электрические стрелы в него вонзаются поочерёдно, а он ни на сантиметр не отодвигается. Парень сутки без Чонгука в душераздирающей пропасти находился и выхода найти не мог. Ему не хочется обратно туда, поэтому крадётся к нему и боязливо обнимает руками горячий обнаженный торс, положив голову на грудь и закинув одну ногу на крепкие бёдра. Нежелания в ответ не получает и устало закрывает веки, расслабляясь и быстро засыпая. Рено тянет одеяло выше и накрывает им медовые плечи, из-за чего Тэхён трется носом о его кожу и сонно мычит. Чонгук вводит пальцы в шелковистые волосы парня, перебирает их некоторое время с прикрытыми веками и сам за всё это сумасшедшее время медленно погружается в сон. Диего устраивается удобнее в их ногах и поднимает голову, поворачивая её в сторону входа во внутренний двор, откуда в комнату проникает яркий свет полной луны, попадая на сплетающиеся тела. На часах только десятый час, и ещё полно времени до тёплого утра, когда Чонгуку с Тэхёном придётся вернуться в африканские будни. А пока… А пока они отданы ночи, которая не напомнит ни о грехах, ни о проснувшихся чувствах в двух сердцах.