diamond hell

А в джунглях — там, где Ла Алегрия никогда не спит, колибри на ветках для двух людей под утро поют, и обезьяны с деревьев на них поглядывают, мирно и райски хорошо. Тут нет людских бед и их вечных погрешностей. Совсем одни, окружённые чем-то более ценным в этом мире. …живой природой и неподдельными вспыхнувшими чувствами. Время раннее. Чон-Рено сам лично следил за тем, как солнце вновь плавно выплывало из горизонта и поливало красками земли. Он практически не спал и слушал сладкое сопение. Делает это и сейчас. Сидит, сгибая одну ногу в колене и облокачиваясь спиной на большой булыжник, где разложено их бельё, и ясными серыми глазами расхаживает по медовой коже. Красивые изгибы, и шрамы на них так же прекрасно под солнечным светом выделяются. Ему показывается аккуратная спина, пока парень животом лежит на мягком пледе, который слабо прикрывает его голые ягодицы и поясницу. Лицо альфа не видит — голова повёрнута к большому водопаду, но не к нему. Пепельные волосы растрёпанные, блестящие, и за это утро мужчина несколько раз в них пальцы вводил и перебирал мягкие пряди. Целовал плечи, покрытые следами их первого и второго секса, а в ответ он получал только тихое сопение и непонятное бормотание. Глядит на него в данный момент и насладиться сахарным видом не может, чувствуя только цветочный аромат, перемешанный с гранатовым. Чонгук с ума сходит. Не желает ни на минуту от него взгляд уводить. Нужно до передоза. И надеется, что до него скоро не доберётся. Хотя бы не сегодня. Сегодня он обязан чувствовать своего львёнка: физически и духом. Рено сам ещё даже ни во что не оделся. Его одежда вместе с тэхёновой сложена рядом с пледом на траве. Сам мужчина полностью раздетый, нагой, и только пах прикрыт концом пледа. Рука его лежит на колене, голова закинута назад, томный взгляд из-под век на спящем Киме крепко держится. Омега во сне мычит, прижимает один кулачок к своему плечу и пальцами другой руки прорывается в свои волосы. Чонгук не наблюдает за лицом, но абсолютно уверен, что малыш сейчас еле-еле раскрывает веки и пытается понять, где находится, ломая свои брови. Он немного двигается, из-за чего мягкий плед слабо спадает с мягких медовых половинок и оголяет их. Рено пересохшие губы облизывает, выглядя довольно серьезным и сосредоточенным. Мышцы его расслаблены, тёплые, а на шее раскинуты несколько слабых засосов от неопытного Тэхёна. Долгое скольжение взглядом по бархатной коже возжигает в серых глазах небольшие, но ослепительные огоньки. Ему не хватает вечно напуганного взора и тревожного шёпота. За несколько часов проголодался… Ким сначала поднимает голову, смотрит вперёд, на водопад, и спустя несколько секунд он садится на плед. Волосы торчат во все стороны, что делает вид парня более детским и невинным. Он зевает, слабо прогибаясь в спине, заставив вонзить в неё тяжелое внимание Чон-Рено. Мужчина догадывается о возможной боли во всем теле Тэхёна, и убеждается в этом, стоит тому болезненно и тихо заскулить. Вскоре Ким оглядывается по сторонам — понятно, кого разыскивает так беспокойно. И, когда он оборачивается, Чонгук, наконец-то, видит сонное лицо. Омега щурится из-за солнечного света, быстро моргая, хмуря брови и чмокая опухшими сочными ото сна персиковыми губами. Возможно, они и занялись сексом, но Тэхён продолжает быть ребёнком. Рено еле сдерживает в себе улыбку, наблюдая за тем, как напротив него молча сидит растрёпанный и полностью расцелованный львёнок. Он вновь трёт кулачком себе глаз и слабо зевает, медленно на коленях начиная приближаться к Чон-Рено, который даже не двигается и не собирается. С хрупкого и прекрасного тела Тэхёна падает плед, больше не скрывая ни дюйм мягкой кожи. Идеален. Альфа контролировать себя больше не может: опускает взгляд на талию и позже переключается на ноги и бёдра. И его нисколько не стесняются. Раскрываются и ползут ближе и ближе. Тонет в аромате. Обжигается его нежностью и терпит эту приятную боль. Чонгук всю жизнь терпеть готов и держать только рядом с собой. Тэхён усаживается между расставленными ногами мужчины и, ничего не сказав, подается вперёд и мягко врезается в его губы. С прикрытыми веками младший упивается дурманным запахом и слабо раскрывает рот, впуская чужой язык внутрь. Упирается ладонями в крепкую грудь Чонгука, пока тот одну свою укладывает на его шею и в ответ целует с жаждой словить нотки своего кислорода. Всё аккуратно и медленно, без дикости и ненормальной страсти по сравнению со вчерашними действиями. Обыкновенный утренний поцелуй, расслабляющий каждую мышцу тела. Прикосновения осторожные, ласковые. Языки сплетаются, проходятся по губам и оставляют слюну. Они глубже целуются и вжимаются друг в друга, что плед сползает и с паха альфы. Тэхён встаёт на коленки, ведя горячими пальцами по крепкому торсу и издавая очень тихий стон. Отстранившись, Ким раскрывает веки и глядит на влажные чонгуковы губы, но вскоре поднимает взгляд на серые особенные глаза. — Ты спал? — первое, что говорит Тэхён. — Немного, — спокойно отвечает. Брови Кима грустно ползут на лоб. Мужчина же просто опускает ладони на талию омеги, оглаживая медовую кожу и едва сжимая. — Почему?.. — Не хотел, чтобы тебя покусали змеи, — его губы скользят на ключицы, оставляя поцелуи уже там. Медовые глаза становятся огромными. Тэ хлопает быстро ресницами и сильнее вдавливает подушечки пальцев в плечи альфы, чувствуя, как сердцебиение становится чаще, чем пару секунд назад. — Ты же шутишь… — ошарашенно пялится на Чонгука. — Не шучу, — отрицательно мотает головой и в ответ смотрит на младшего. — Поблизости проползала зелёная мамба, — и гладит его бёдра, словно в этом нет ничего страшного, и ближе притягивает к себе. — Чонгук… — проговаривает имя выпученными губами, сильнее заламывая брови. — Она была маленькой, — усмехается, пытаясь успокоить испугавшегося мальчика. — Когда будем уходить отсюда, ты понесёшь меня на руках, — выдвигает своё решение Тэхён и присаживается на свои ноги, не сводя взгляда с мужчины. Чон-Рено скептически оглядывает лицо парня, спустя небольшую паузу переспрашивая: — На руках? — Ты сам напугал меня… — сомнительно бубнит. Запугивать Тэхёна — это нечто элементарное. На него неправильно и холодно взглянут, так он сразу глаза слезами заполняет, а нижняя губа у него тут же начинает мелко дрожать. — Именно ты рвался в джунгли, львёнок, — мягко произносит Чонгук. Тэхён хотел к Ла Алегрии, и Рено не отказался, выполняя желаемое. Он взял его ладонь в собственную и увёл в сердце ботсванских джунглей, сбросив со счётов свои дела в ядовитой долине. Предпочёл считать более важным интересы и прихоти Кима, нежели свои, однако удовольствие от этого получил не только омега. Им двоим одновременно было хорошо. Вокруг не ходили раздражающие люди, и они отдались друг другу. Лежали под полной луной и ни на шаг друг от друга не отстранялись. Сошли с ума. Целовались, прижимались, а когда после их первого раза прошло около часа, они не сдержались и занялись сексом уже более нежно и чувственно. — Но я не думал, что меня правда могут покусать, а я не хочу умирать, — вполне серьёзным тоном высказывается Тэхён, будто бы готов сейчас заплакать. — Я ещё молодой… Чон-Рено тяжело вздыхает. — То есть, если меня укусит змея, то это вполне нормально? — Тебя не укусят, — абсолютно убежден омега, чем вызывает любопытство у альфы. — Ты очень, о-очень сильный, — тянет воодушевленно. — Мне кажется, даже змеи тебя боятся. Чонгук замирает и не позволяет себе моргать. Внимательно всматривается в парня, который так же молча сидит между его ног и кладёт ладони на голые колени, ожидая ответа на своё мнение. И правда дитя. — Вот как, — безэмоционально произносит Рено. Тот быстро кивает. — Ты же Чон-Рено — львиный Бог и ботсванский кошмар, — называет его Тэхён. — Тебя всё государство боится. И это далеко не выдумка. — Всех живых существ должно пугать мое имя? — спрашивает он, изогнув бровь. — Меня же пугало… — хлопает ресницами и поджимает губы. Чонгук, не дав и трёх секунд, быстро, но аккуратно валит омегу и нависает над ним, устраиваясь между его раздвинутыми голыми ногами и упираясь ладонями в плед. От неожиданности Тэхён широко раскрывает веки и прижимает кулачки к шее, таращась в серые глубокие глаза. Взгляд альфы яркий и довольно пугающий. Спокойная аура за секунду сменяется на более серьёзную и пропитанную легкой страстью. Мышцы тела у Тэхёна напрягаются, а Чонгук выглядит довольно самоуверенно. Его одна ладонь ложится под колено омеги, слегка приподнимая ногу и опускаясь губами к ключицам, покрывая их слабыми поцелуями. Ким тяжело сглатывает, ощущая бархатные прикосновения уже в области шеи, где ещё с ночи оставляют алые засосы. Дыхание вновь сбивается — Тэхёну не привыкать. Он с осложнением выдыхает и торопливо облизывает пересохшие пухлые губы. Вчерашние эмоции проливаются на него точно дождём. Перед глазами сразу всплывают сцены их первого раза, и хочется мурчать, как ласковый котенок. Тайно нашептать, что пора бы ещё раз повторить. Тело просит. Но у Кима кончики ушей от волнения краснеют, как и щёки. Может только кулаки плотнее к себе прижимать, несильно выгибая спину. — А сейчас не пугает быть рядом с Чон-Рено? — будоражащий взгляд поднимается на зажавшегося Тэхёна. — Львиным Богом и ботсванским кошмаром? — продолжает и вновь поднимается к красивому лицу. — Я… — тихо пищит и сразу затыкается. — Он держит тебя крепко в своих руках, а отпустит ли? — хрипит в персиковые губы. — Обнимает, целует, занимается с тобой сексом, — завершает шёпотом. Тэ совершенно не двигается. — Теперь мне страшно… — бормочет и сжимает крепко пальцы. — Чего именно ты боишься? — касается пальцами горящей щеки и упирается локтем в плед, пронзительно смотря в медовые глаза. — Ты прекрасно знаешь, что силой я тебя не возьму. — Никогда?.. — шёпотом. — Нет, Тэхён, — твёрдо и с долькой грубости. — Даже если сильно будешь… — Ни при каких обстоятельствах, — резко перебивает и хмурит брови. — Не подпускай в свою голову подобную глупость. Ты отказываешь — я отхожу назад. С каждым днём омега всё больше убеждается, что Чон-Рено — знаменитый своей бездушностью и одержимостью кровью — не так ужасен, как по людским слухам. Он жесток. А сердце до сих пор бьется, и там хранится человечность. Мужчина продолжает быть мечтой парнишки даже тогда, когда они уже тесны. — Я не против… — неуверенно произносит Тэхён и смущается ужасно сильно. — Не против этого сейчас… — Секса? — уточняет Чонгук. Альфа, конечно же, знает, о чем пытается сказать омега, но ему нравится смотреть на раскрасневшееся лицо. У Тэхёна не хватает духа говорить такие слова — слишком маленький и невинный. — Да… — почти неслышно и прикрывает в смущении глаза. — Ты легко возбуждаешься, — мягко говорит Рено и целует так же ласково в губы, слабо их сминая. — Но нам пора возвращаться, — оставляет поцелуй на кончике чужого носа. Чонгук отталкивается и поднимается, в то время как Тэхён шокировано смотрит на ясное небо и пытается восстановить дыхание после такой близости. Тяжело. Ужасно тяжело. Парень ничего не понимает и немного расслабляет кулаки, поворачивая голову в сторону и смотря на мужчину, стоящего на ногах к нему спиной. Без стыда гуляет взглядом по крепким ягодицам и каменным крупным бёдрам, невольно проводя языком по нижней губе. Тело альфы голову кружит. Он весь состоит из мышц. Высокий и рельефный, и каждый дюйм его смуглой кожи омывается лучами пока ещё тёплого солнца. Ким чувствует себя таким мягким и пухлым рядом с таким человеком, что коленки сводит. Медленно переводит пламенные глаза на широкую спину с царапинами от Кима, а позже и на шею, на которой может полюбоваться завораживающей большой татуировкой. — Но… — не договаривает Тэхён и садится на плед, немного им прикрываясь. — Всё дома. Рено берёт с камня своё белье и натягивает на себя, после чего движется уже к одежде, лежащей на траве. — Почему мы возвращаемся? — расстроенно спрашивает младший и внимательно следит за Чонгуком, надевающим на себя брюки-карго и чёрные берцы. — Нам ведь тут очень хорошо. Ничего не мешает и не тревожит. Не хочу уходить… — Тэхён, — вздыхает Чон-Рено и оборачивается к нему. Мужчина видит надутые губы и вскинутые брови. Тэхён жутко расстроен. Кажется, что вот-вот расплачется. Но и Чонгук ни капли не желает воссоединяться с внешним миром, где только люди и их зло на окружающих. — Там мы ругаемся… — говорит и теребит пальцы Ким. Рено меняется в лице и немного вскидывает подбородок, выгибая бровь. — Всё давит, и все пытаются что-то плохое сделать… Не с тобой и не здесь страшно, а за пределами джунглей, — опускает глаза, разглядывая свои руки. — Это там ад, и не только алмазный, — шёпотом завершает. Тэхёну нравится находиться среди зелёных зарослей. Нравится быть окружённым флорой и фауной. Нравится своеобразная тишина, смешивающаяся с пением птиц и шелестом деревьев. Нравится Ла Алегрия, которая в данный момент чарующе шумит у него за спиной. Нравится с Чон-Рено чувствовать себя живым. Чонгук, оставляя футболку лежать на траве, осторожно приближается к омеге и садится напротив него на корточки, протягивая руку и касаясь пальцами его подбородка. Он вынуждает на себя посмотреть. Тэхён этого не хочет, но внимательно глядит в серые глубины и сглатывает. Плотоядные глаза всегда кровь будоражат в венах. — У нас нет с собой еды, чтобы быть тут долго, — в голосе Чонгука одно тепло, что бывает редкостью. — Найдём что-нибудь в джунглях, — предлагает Тэхён и кивает на джунгли. Усмешка не задерживается в мужчине и вырывается сразу же, после сказанных омегой слов. — Этим не наешься. — Наемся, — уверен. — Ты — нет, — скептически озирает обиженное лицо. — Поэтому лучше не надо спорить. Тот даже отрицать не думает больше, ведь считает, что Чон-Рено абсолютно прав: не хватит ему пищи из джунглей. — Не буду… — тявкает. — А Диего? — неожиданно задаёт вопрос и застаёт омегу врасплох, видя, как расширяются медовые бусинки. — Он всю ночь был в одиночестве, и утро встречает точно также. Я просто пытаюсь думать о каждом, кого под крыло взял, — оглаживает большим пальцем скулу. — И ты понимаешь, что сейчас тигр скучает без меня и тебя. — Ему грустно?.. — тревожится, на коленках подползая ближе к Рено. — Ты чуть больше недели от него ни на шаг не отходил, вероятно, он подумает, что молодой парень оставил его уже навсегда. У Тэхёна сжимается сердце, кровью обливается. Появляется огромное желание вернуться обратно в особняк Чон-Рено. — Но я не оставил… Я люблю Диего очень сильно, Чонгук. — Знаю, львёнок, — поцелуй в лоб. — Хочу к кисе, — решительно сообщает и на четвереньках направляется уже к булыжнику, где лежит его бельё. — Давай вернёмся. А мужчина поднимается на ноги и без улыбки смотрит на одевающегося Тэхёна. Его странное чувство поглощает. Он собирается отвести Кима обратно в свой дом. В свой. А омега давно не заикался о поселении, в котором вырос и жил долгие годы. Молчит и не поднимает тему о брате: либо боится, либо смирился. Без споров и криков сидит на территории Рено, словно в собственном тёплом очаге. Ему комфортно — видно со стороны. И Чонгук понимает, что по большей части это его заслуга. Омега не желает отдаляться, и не он один. Тэ с радостью бывает у него, улыбаясь и наслаждаясь временем с Диего и его хозяином. Между ними тихо — никаких скандалов. Пока им подозрительно хорошо, только Бог знает, сколько времени они так будут держаться друг за друга, игнорируя внешние проблемы. А сейчас Чон-Рено молчит и не комментирует ничего, хотя считает поведение довольно странным, потому что только недавно Тэхён рвался на другую сторону Саванны и жаждал сбежать подальше. Чонгук надевает на себя футболку и никак не может полностью выбраться из мыслей. Изредка поглядывает на Тэхёна, который уже полностью одетый подходит к воде, вставая на колени, и собирает в двух ладонях немного жидкости, умывая ею своё лицо. — Когда вернёмся, правила останутся теми же, — включает свою суровость в нужную минуту Чон-Рено. Тэхён застывает и пялится на кристальную воду, видя своё расплывающееся отражение. Медленно поворачивает голову к Чонгуку и невнятно кивает, поднимаясь. — Не отходить далеко от твоей территории, — хорошо помнит и проговаривает приговор. — Не могу рисковать тобой. — Я не… — Ты меня услышал, — грубо перебивает, делая осторожные шаги к парню. Омега чуть напрягается, чувствуя, как меняется аура между ними с невероятной скоростью. — Прайд бывает дальше от твоего дома, почему я не могу хотя бы гулять там? — смело спрашивает у Рено, а тот останавливается напротив него. — Я не слепой — увижу, если хищник подкрадётся. — Ты сможешь спрятаться от хищника, а от человека — нет. Всё становится более непонятным для Тэхёна. — Что?.. — Это другая сторона Саванны. Здесь одна опасность и ничего другого, — напоминает о больном и прожигает по-новому глазами. — Мой особняк не так далеко от ядовитой долины, как бы этого хотелось. Мои люди ездят из одной точки в другую, они часто бывают около нас, — интонация серьёзная — какая и должна быть. Ким, не отвлекаясь, слушает и крутит всё в голове. — Я сказал не отходить от моей территории, это значит — ни на метр, Тэхён. Чон-Рено осторожен буквально во всём. — Я понял, Чонгук. — Хорошо, — слабо выделяет скулы. — Ты ведь со мной, — нежный тон и слабая улыбка, дабы сгладить возникшее напряжение. — В твоё присутствие моё любопытство к другим вещам исчезает. Тэхён быстро собирает плед и прижимает к груди, а правую руку тянет Чонгуку. Альфа долго не думает: берет его за ладонь и сплетается своими пальцами с его, поднося к губам и целуя костяшки. Они идут туда, откуда вчера вечером к Ла Алегрии подошли. А сегодня вновь с ней ненадолго прощаются. *** Лучезарного человека напугать довольно сложно, в особенности знаменитыми в Ботсване действиями. Он должен был привыкнуть, смириться и не реагировать остро на происходящее. Прошло несколько месяцев с момента прибытия в ядовитую долину, однако только в сегодняшний очередной солнечный день понимает всю серьёзность этой окровавленной земли. Всю её опасность. Тяжело воспринимать собственную радость, когда все вокруг топят себя в слезах, крепко держа в руках последние остатки своей смелости. Жуть. Многие до сих пор не могут прийти в себя — для них это главная проблема. Их глаза заполнены чем-то новым и страшным. На них больно смотреть. Взгляд на жизнь меняется ежедневно: сегодня жаждут жить, завтра — смерти. Возможно, это неправильно, но осуждать их никто не может в силу того, что они все просто-напросто напуганы из-за известного местного кошмара — львиного Бога. Порядок пошатнулся с момента последних ожесточённых его действий. Поселил в сердце каждого кошмарный страх и без слов покинул поле боя, где остались мертвые тела и души. Слухи оправдываются рано или поздно — рабочие ядовитой долины сами убедились в этом, позволив себе со стороны наблюдать за душераздирающей и свирепой битвой между слабым и сильным воином. У Чимина впервые за долгое время тревожность в груди бьётся вторым сердцем. Хочется сжать в ладони, чтобы заглушить боль. Пугает будущее — неизвестность. Несколько дней подряд переводит грустные глаза из одной точки в другую, шарахаясь из-за непристойного действия рабочих на этой территории. Кажется, что за любой шаг наказывать тут всех начнут. С глаз не уходит пролитая кровь предателя Чон-Рено… А Пак с каждым днём всё больше верил в человечность владельца долины, вспоминая слова его младшего брата, с которым он вместе с Юнги успел близко подружиться. Все ушли обедать, и Чимин, не имея аппетита, остаётся у алмазных копей и погружается в собственные бесконечные мысли на неизвестное время. Сидит на скамье и глядит на смотрителей, ходящих из одной стороны в другую, внимательно следя за теми, кто решил продолжить работать, а не принимать пищу. Пак вздыхает и перекидывает ногу на ногу, откидываясь на спинку скамьи и прикрывая в невероятной усталости веки. Он сейчас уж точно не отказался бы от долгого и крепкого сна, и желательно рядом со своей половинкой, которая где-то по близости ходит в хорошем расположении духа, в отличие от него. Вероятно, ямаец безумно вымотался за последние дни добычи алмазов. Сегодня нет никакого желания работать и дышать полной грудью. Чимин к тому же в какой-то момент морщится, вспоминая, что обед рано или поздно закончится. Кажется, и марихуана не поднимет ему настроение. Пак и не дергается, не раскрывает глаза, когда чувствует, что рядом с ним кое-кто садится. Он снова вздыхает — во второй раз за минуту. К нему приближаются и целуют в мягкую щеку, что кончики ушей от привычной нежности вспыхивают. Не может устоять перед ним, как бы плохо ему ни было. Но омега продолжает сидеть, не двигаясь и не собираясь целовать в ответ. Летающий аромат всегда расслабляет. От него становится чуточку лучше. Любит. Любит так сильно. — Мне страшно, — спокойно начинает Чимин. — Мне впервые страшно за то, что мы хотим сделать. Скоро придётся попрощаться с этим местом. Пришло время осуществлять задуманное, и неважно, глупое или безумное оно. Смотреть в лицо здешним людям всё более сложно. Устал видеть во всех хорошее и позитивное за последнее время. Ему нужен отдых, хотя бы совсем недолгий. Необходимо расслабиться и почувствовать отсутствие оков на руках и ногах. На его колено ложится аккуратная ладонь, и растаман тоже сам накрывает её своей, слабо сжимая и пальцами поглаживая кожу. — Это нормально, — мягко говорит Юнги. — Но, Чимин… — сглатывает и ближе пододвигается к парню, — если ты не хочешь, мы можем остаться. Пак раскрывает веки и медленно поворачивает голову к Мину, заглядывая в любимые бездонные глаза. Смотрит и замечает волнение вместе с сожалением в тёмных маленьких зрачках. — Я не хочу больше быть здесь. Искренен. Не выдаёт ложь, хотя знает, что Юнги хотел бы это услышать. Нет. Ему действительно хочется сбежать — подальше, дабы ни одна душа не смогла найти их двоих, направившихся за своей маленькой, но яркой мечтой. — Из-за того, что произошло неделю назад? — осторожно спрашивает кореец, слегка приподнимая брови. Чимин поджимает губы и коротко кивает. Сейчас все здесь напуганы именно из-за случившегося. — А если нас поймают, и Рено сделает то же самое, что со своим товарищем? — очень тихо спрашивает Пак, приблизившись к блондину. — Его знала вся долина. Линь Вэй был одним из главных смотрителей, он был тесен со всеми остальными, но сейчас он мёртв… — в сердце ёкать начинает. — Был отдан на растерзание льву, потому что заслужил, — сразу же в ответ роняет Юнги. — А мы не ужасные люди, которым можно устроить такие страшные пытки, — омега касается ладонью щеки ямайца. — Нам нужна просто свобода, и всё. …и ничего кроме неё. А за свободой последует бесконечное счастье. — Ты что-то знаешь?.. — подозрительно уточняет Пак, разглядывая лицо напротив. — Тут все об этом говорят. — Ничего не слышал. Юнги и не удивлён. От Чимина это вполне ожидаемо. — Вэй посягнул на чужое, — шепчет Мин. Веки у Пака расширяются максимально сильно и полные губы распахиваются. Он кидает взгляд в разные стороны и облизывается, поднимая ноги на скамейку и удобнее поворачиваясь к своему парню. — Что-то украл у Рено?.. — Притронулся к его омеге, — произносит и наблюдает за огромным удивлением Чимина. — Не знаю, что именно произошло в тот день, но, видимо, хотел взять его силой. — Бедный малыш… — сочувственно говорит Пак и прикусывает нижнюю губу. — Он же ещё ребёнок, несовершеннолетний… По крайней мере, это известно по слухам. Уже каждый знает о существовании молодого журналиста, у которого особые отношения с владельцем долины. — Он правда ещё маленький, — вздыхает. — Этого ублюдка Вэя должны были убить, как и его дружка. — Хосока давно не было видно, — скептически выгибает бровь. — Он ушёл из долины, — легко сообщает информацию и слегка приподнимает уголок губ. Выражение лица Чимина вновь меняется. Не понимает. Кажется, что ослышался. — Что?.. — одними губами. — Бог дремлет, но не спит, и он медленно наводит здесь порядок, — довольно кивает и усмехается. — Наконец-то эта истлевшая земля избавилась от ещё одного жестокого мерзавца. Пак улыбается: ярко и искренне. Их обоих устраивает эта новость, ведь об этом они могли только мечтать. Никто и не думал, что Хосок когда-нибудь оставит долину своего близкого друга. Любая душа была в курсе его десятилетней дружбы с Рено. Чон давно потерял совесть и перешёл границы, сея вокруг один ужас за другим. Он не умел останавливаться. Он не умел щадить невинных. Он умел только вредить своими издевательствами, сверкая змеиной улыбкой. У него было паршивое отношение к людям, которые ниже него на несколько рангов. Мужчина творил из себя короля второй стороны ядовитой долины, поскольку настоящего короля не было рядом. Когда серые африканские глаза не бывали на нём, то его самоуверенность росла со страшной скоростью. Хосок прогнил, рассудок потерял и забыл, кем на самом деле являлся. И к огромному счастью, ему вправили мозги, раз он решил покинуть алмазную территорию. — Ты уверен, что его больше не будет здесь?.. — сквозь улыбку уточняет Чимин. — Абсолютно, — твёрдо отвечает и берёт обе руки омеги в свои, сжимая их. — Он разругался с Рено, и сегодня рано утром собрал свои вещи и ушёл. — Такая радость, — Пак никак не может поверить в это, весь сверкая от положительных эмоций. — Мы всегда были под его наблюдением… — Теперь наша задача сбежать отсюда немного облегчилась, — Юнги целует его в уголок губ. — Всё получится. — Получится. — А теперь пойдём пообедаем, а то сидим одни, точно идиоты, — блондин поднимается со своего места, но не отпускает одну руку Пака. — Не одни. Там ещё какой-то альфа остался, — тише говорит ямаец и встаёт, кивая в сторону. Юнги, вопросительно оглянув его, хмурится и поворачивает голову в сторону копей. Сразу замечает сидящего на другой скамье молодого темноволосого альфу. Он упирается локтями в свои колени с опущенной головой, словно совершенно потерял силы. — Это же новенький, — непонимающе хмыкает и хлопает ресницами. — Выглядит не очень хорошо, — грустно произносит Чимин. — Давай познакомимся с ним, мне его немного жаль… — Ладно, — без споров соглашается и ведёт Пака за собой. — Это последний человек, с которым мы знакомимся, Чимин, — предупреждающе окидывает взором омегу. — Хватит с нас друзей из ядовитой долины. Растаман, улыбнувшись, кивает и топает рядом с Мином. Они крепко держатся за руки, чувствуя на себе прожигающие и пронзительные взгляды смотрителей долины, следящих, куда направляются омеги. Но они не смеют их обрывать, поскольку обед ещё не закончился, и парни пока что могут заниматься тем, чем хотят. Юнги даже успевает так же недовольно взглянуть на надзирателей, прижимая Пака ближе к своему телу и напряжённо двигаясь к ещё незнакомому взгрустнувшему альфе, который только спустя пару секунд поднимает голову и поворачивает её в сторону, замечая их. Его брови несильно сводятся у переносицы, поскольку понимает, что они направляются именно к нему. Чимин, желающий разбавить грустную атмосферу вокруг незнакомца, широко улыбается, сморщив нос, и ускоряет свой шаг. Тот выпрямляется в спине и скептически озирает их. — Привет, — радостно лепечет Пак и отпускает ладонь Мина, садясь рядом с растерявшимся альфой. — Я Чимин, а это, — кивает на блондина, — Юнги. У нас с ним роман. Обычный и служебный роман, — смущённо лыбится и вжимает голову в плечи, пока другой омега закатывает глаза. — Мы просто здесь начали встречаться, поэтому слу… — Чимин, — обрывает его Мин, стреляя недовольным взглядом. Незнакомец гулко сглатывает и осматривает их двоих немного взволнованно, всё ещё не улавливая суть их нахождения рядом с собой. — Хорошо, — кашляет и качает головой ямаец. — Как у тебя дела? Как проходит добыча алмазов? — альфа вновь переключается только на него, вопросительно глядя. — Что-нибудь сегодня нашёл или тоже не везёт, как нам? Юнги в стороне потирает пальцами переносицу, вздыхая и прикрывая веки. Растаман неисправим. — Вам что-то нужно от меня? — негромко спрашивает у них мужчина. — Нет, ничего не нужно, — хихикает Пак. — Мы просто хотели познакомиться с тобой, потому что ты выглядишь чересчур грустным. По изменившемуся выражению лица альфы становится понятно, что не такого ответа он ожидал от них. — Рабочим ядовитой долины свойственно ходить без настроения, но Чимин до сих пор этого не знает, — возмущённо пялится на свою вторую половинку Мин. — Я Ким Джухёк, — как-то спокойно представляется альфа, что омеги удивляются и переводят глаза на него. Кажется, что улыбка Пака становится только ярче. — Мы рады корейцам, да, Юнги? — А тебя из-за чего сюда загнали? — проигнорировав полученный вопрос, спрашивает Мин и садится рядом с Хёком. — Я по собственному желанию пробрался в долину. Глаза блондина увеличиваются в два раза, а Чимин довольно счастлив после услышанного. — Вот видишь, — обращается ямаец к своему корейцу. — Не я один так делаю, а ты меня безмозглым обзывал, — фыркает и складывает руки на груди. В ответ он снова получает недовольство. Юнги корпусом поворачивается к Киму и заглядывает ему прямо в глаза, не веря его словам и действиям. Мужчина выглядит очень расслаблено, но в большей части устало. — Зачем ты сделал это? — осторожно уточняет Юнги, сглатывая. — Это был единственный выход, — мрачно дёргает уголком губ, наблюдая за ошарашенным лицом. Это и правда звучит очень глупо со стороны. — В каком смысле?.. — голос становится тише. — Неважно, — отмахивается, поджав губы. Пак и Мин переглядываются. — Вы давно здесь находитесь? Я бы хотел задать один вопрос… — с лёгким волнением спрашивает у них. — Я давно, Юнги — не особо, — говорит Чимин. — А что за вопрос? Джухёк потерянный. Они понятия не имеют, что настолько сильно покалечило его душу. Даже Юнги не выглядел так ужасно, когда сюда попал. Ким словно в шаге от собственной смерти. Огромные синяки, бледный цвет кожи и до ужаса сухие губы, чёрные волосы слегка прикрывают покрасневшие глаза, в чьих уголках блестят крохотные кристальные капли. Жизнь в нём отсутствует. Он так слаб, что невыносимо смотреть. У Мина никогда не болело сердце за других рабочих на этой территории. В этот раз попадается особый случай, и парень не знает, спасти или оставить на произвол судьбы человека, явно неготового справиться с трудностями на пути. Хочется обнять альфу и послушать все его переживания, однако с этим спешить не собираются. Что-то очень сильно ранило его, и вряд ли в этом виновато только место, где он сейчас находится. Ким очерчивает скулы и быстро взглядом пробегается по долине, беря во внимание и все шатры, у которых стоят смотрители с огнестрельным оружием. — Чон-Рено… — Хёк переводит взгляд на омег. — Он редко появляется? — Здесь его сложно обнаружить, в основном он на первой стороне, — задумчиво отвечает Чимин, дуя пухлые розовые губы. — Тебе так хочется с ним познакомиться? — ухмыляется. Джухёк кивает. Не этого хотел видеть Пак. — Зачем тебе это? — в неясности глядит Юнги на альфу. — Рено же псих… Мужчина проваливается в свои мысли на несколько секунд и таращится в одну точку. — Меня тревожит одна мысль, и надо убедиться, правда это или ложь, иначе я просто свихнусь, — сухо усмехается. — Мне сказали, что с ним живет один парень… — Его омега, — в следующую секунду кидает Чимин. Джухёка накрывает жуткий холод при таких высоких градусах в Ботсване. Не моргает, не дышит, замирая и собирая в глазах больше слез от возникшей в области груди раздирающей на части боли. Юнги, анализируя его реакцию, начинает больше переживать за него, а Чимин не знает, что сказал не так. — Его омега? — не дыша, переспрашивает Ким. — Его, — убедительно ему кивает Пак. — Как мы знаем, у них тесные отношения. Очень тесные, если ты понимаешь. — Не понимаю… Чимин тяжело выдыхает, и улыбка его медленно начинает исчезать с лица. — Это называется любовь, Джухёк. — Быть не может, — холодно отзывается и отрицательно мотает головой. — Настоящий бред. Пак поднимает взор на Мина, который поджимает губы. — Рено убил близкого друга у всех на глазах и угрожает смертью остальным из-за него, что ещё может быть, если не любовь? — Юнги говорит абсолютно спокойно и уверенно, привлекая взгляд нового знакомого. — Он с ума сошёл по этому маленькому… — Тэхён, — добавляет ямаец. — Его зовут Тэхён вроде бы. — Этот Тэхён получил самую сильную защиту во всей Южной Африке. Он за спиной Чон-Рено. И за этими словами в тёмных глазах Джухёка в одно мгновение следуют не только лишь слёзы, но и огромные неправильные огни. *** День неспешно тает, и вместе с ним мысли угнетающие и плохие. Нужно учиться ближе к вечеру быть свободным от самого себя. Нужно отдаться наслаждению и приятностям жизни даже при неприятных обстоятельствах. Истерзался. Почти погиб. Устал заставлять себя нестись во всех направлениях в поисках логичных оправданий своей неправильной судьбы с неправильным человеком. Слишком долго это продолжается. Время одуматься и принять всё, что получил в руки, не пытаясь назвать это наказанием. Не наказание, а сладкая пытка — образ его новой жизни. Высохли слёзы. Глаза не болят впервые за долгое время и отдыхают. А солнечные ярко-оранжевые лучи струятся в ветвях деревьев на территории богатейшего человека в Ботсване. Птиц и животных слышно из-за одного распахнутого окна. Помещение заполняется трепетом, жизнью, против которой никто не осмелится пойти. Каждый угол должен пахнуть Африкой — это правило львиного Бога. Солнце горит у облаков, не даёт никаких намеков на то, что сейчас декабрьская пора. Через две недели Рождество, а это государство словно об этом празднике ничего и не знает. Тут земля о каплях воды молит, что о снеге просто мечтать и мечтать. Небо меняет свои окраски почти каждый час, новая палитра нисколько не хуже предыдущей. Красивое время, и за этими минутами хочется следить словно под гипнозом. За тем, как в Саванне то ходят, то бегают животные, не зная о людских проблемах и их глупых поступках. Эти картины расслабляют. Тэхён спокоен. Ему нужно совсем немного, чтобы расплыться в улыбке и засверкать звездой в зале, в котором застыл и погрузился в изучение красот снаружи. Он стоит у огромного высокого окна, блестящими глазами бегая по большому двору Чон-Рено в его отсутствие. Ким принял горячий душ и вместе с Диего разгуливает по нескончаемому особняку, пока Чонгук зашёл после него в ванную комнату. Первые минуты Тэхён сидел очень тихо на кровати и с удовольствием игрался с бенгальским тигром, но, как только прошло полчаса, омега крутился около дверей в ванную и прислонялся к ней лбом, вздыхая и начиная грустить. Ему было до жути скучно, зная, что Чонгук дома и не с ним. Но в итоге парень сдался и ушёл сидеть в зале, ожидая мужчину. Тэхён задумчиво дует губы и поправляет на себе широкую белую футболку, отворачиваясь от окна и окидывая взглядом двух молодых омег, которые убираются в зале. Киму неловко. Очень неловко находиться в присутствии других людей в этом особняке. Ему хочется помочь им хотя бы чем-нибудь, но не знает, как об этом сказать. Он убирает прядь за ухо и медленно шагает к дивану, где лежит Диего с прикрытыми веками. Они негромко разговаривают между собой, словно не замечают парня, откровенно его игнорируя и хихикая над неизвестными вещами. Тэ только жаждет скорого возвращения Рено, иначе от неловкости задохнётся. Без него на месте сидеть не может. Хлопает ресницами и глядит на них, садясь на ручку дивана и касаясь горячими пальцами мягкой шерсти тигра. Диего с закрытыми глазами облизывает голое колено парня и после продолжает отдыхать, издав тихий спокойный рык. Как только Тэхён и Чонгук вошли в комнату, то к ним навстречу с рыком побежал тигр. Рено был прав: зверь соскучился без них. Чтобы загладить вину перед ним, Ким не отпускал Диего из объятий долгое время и много-много говорил о своей любви к нему. Чонгук со стороны наблюдал и незаметно улыбался, не смея вмешиваться и обрывать возникшую атмосферу между человеком и огромным хищником. — Могу ли я чем-то вам помочь? — внезапно тихо спрашивает Тэхён омег, взволнованно кусая губы и глядя на их спины. Те затыкаются, переглядываются и синхронно поворачивают к нему головы, окидывая молодого парня нечитаемым взглядом. — Нам не нужна помощь, мы справимся самостоятельно, — холодно говорит один из них, хмыкая себе под нос и продолжая разговаривать со своим товарищем. Тэхён, услышав очередную грубость, натягивает слабую улыбку, кивает и опускает глаза на Диего, не желая больше ни с кем в этом доме, кроме Чонгука и Сами, разговаривать. Почему-то стало больно от ответа, но парень очень сильно старается скрыть обиду, полностью переключаясь на хищника. Тигр самое нежное существо на этой территории. Нет никого более доброго и тёплого. Диего — джентльмен, и умеет правильно обращаться с омегой. Он единственный, кто не обижает его, а наоборот пытается поднять ему настроение своей лаской и мягким рычанием. Тэхён сидит в таком нерушимом молчании около десяти минут, никого больше не тревожит и боится помешать своим присутствием прислуге. Теребит пальцы, качает ногами и думает о своём, ожидая хозяина этих хором. Омеги мешкают, шушукаются и улыбаются, вместе смотря куда-то в сторону с диким любопытством. Тэхён быстро замечает их шевеление. Парень вопросительно вскидывает брови, выпячивая нижнюю губу, и поворачивает голову, находя глазами причину чужой суеты. И своей тоже… Чон-Рено разговаривает по телефону у входа в зал. Ни на кого не обращает внимание, сосредоточившись на звонке. Он слушает собеседника и неторопливо шагает дальше. Для него сейчас ничего не имеет значение, а самый младший делает резкий прерывистый вдох и сильно поджимает губы, сглатывая слюну во рту. У него по спине мурашки расползаются. Чонгук с голым торсом, а на одном плече висит чёрная безрукавка. Крепкий мужчина обнажён до пояса, не боится показываться ни перед кем с открытым видом на свои рельефные изгибы. Влажные отросшие русые волосы заведены назад, открывают аккуратный лоб, на который спадает тоненькая одинокая прядь. С головы до пят восхитителен. И правда Бог — не людской, но является им. Серые камуфляжные карго-брюки держатся на бёдрах, не пряча чёрную резинку боксёров. На ногах как обычно чёрные, вероятно, совсем новые грубые высокие берцы. На шее блестит серебряная цепь с крупным крестом, который Тэхён замечает не в первый раз. Тэхён силой заставляет себя отвести от него взор на прислугу, чьи глаза держатся на Рено. Брови омеги немного хмурятся. Понимает, на что именно они так увлечённо смотрят, улыбаясь и переговариваясь. Тэхён не жадный, но если речь идёт о Чон-Рено, то он и под дулом пистолета не поделился бы этим мужчиной ни с кем. Это всё его. Парень подскакивает с ручки дивана и таращится на омег, пока Чонгук незаметно оказывается уже около него, продолжая негромко разговаривать по телефону и подозрительно разглядывая встревоженного парня. Не понимает и не углубляется в подробности. Тэхён пытается своим телом прикрыть широкую грудь позади, вжимаясь спиной в неё и касаясь обеими руками бёдер альфы. Рено кидает безрукавку на спинку дивана и параллельно смотрит на недовольное, немного напуганное выражение лица, выгибая вопросительно бровь. — Вы можете нас оставить и чуть позже продолжить уборку здесь? — очень вежливо и мягко говорит Тэхён прислуге, в неловкости кусая губу. — Пожалуйста… — тише добавляет, невинно хлопая глазами. Омеги не двигаются, вскидывая брови и как-то насмешливо проводя взглядом по парню. Чонгук же сначала рассматривает Кима, а вскоре переключается на прислугу, с интересом ожидая их будущих действий на просьбу крохотного и стеснительного львёнка. Те не реагируют. Совершенно никак, продолжая убирать пыль с мебели. Не ставят ни во что слова Тэхёна, чей взгляд за пару секунд становится потерянным и блестящим. — Вам же сказали выйти, почему вы до сих пор стоите на месте? — тоном, пропитанным грубостью и резкостью, обращается к ним Чон-Рено, выделяя скулы и нагнетая своим адским взглядом сквозь мокрую прядь волос. — Да, мы уходим, — паникует прислуга и хватается за все приборы для уборки. — Извините, сэр… Тэ поднимает взор на альфу, наблюдая за откровенной лёгкой агрессией в его глазах. Чонгук обрывает звонок, отстраняя от уха телефон и пряча его в кармане брюк. — Воспринимайте его слова так же серьёзно, как и мои, иначе в будущем возникнут проблемы между мной и вами. Ким тяжело сглатывает, взглянув на кивающую несколько раз прислугу. Они в последний раз озирают Тэхёна и быстро покидают зал, оставляя их. Чонгук безмолвно обходит парня и садится на диван, широко расставив ноги и кинув руку на туловище почти спящего Диего. Тэхён облизывается и поворачивается к Рено, шагая ближе к нему. — Это было слишком грубо, — бубнит он и садится на пол у ног Чонгука и журнального столика, на котором лежит ноутбук. — Ты попросил их мягко и спокойно, и каков результат, Тэхён? Они тебя послушали? — хрипло спрашивает мужчина, смотря на него. Ким задумывается и поджимает губы. — Постарайся быть немного резким. Сколько раз мне ещё повторять, что никто не заслуживает твоей любезности и доброты? Никогда никого нежнее Тэхёна не встречал. Такой медовый и райски хороший. — Я не хочу быть грубым… — тявкает и кусает щёки. — Для этого есть ты. — Хорошо, — качает головой. — Тогда ответь мне, — Ким поднимает на него бусинки-глаза. — Зачем ты их выпроводил? Хотел поговорить со мной? — Нет, — быстро бросает ответ. — Просто они пялились на тебя… — и снова взгляд отводит, теребя пальцы. — А точнее на твоё тело… Чонгук меняется в лице. — Ревнуешь? — А если бы на меня так смотрели, ты бы не стал?.. — уточняет почти шёпотом Тэ, смущаясь. — Я бы им глаза выколол, — с лёгкостью подбирает нужные слова. Ким в удивлении таращится, а Рено и бровью не ведёт. Серьёзен как обычно. — Так нельзя… — Ты спросил — я ответил. Вновь возникает недолгая тишина. — Ты неисправим, Чон-Рено, — спокойно говорит Тэхён. — Как и ты, львёнок, — так же спокойно выдаёт Чонгук. Такие разные. И друг к другу безумно тянет. Диего поднимается со своего места, разворачивается и принимается нежиться со своим хозяином, утыкаясь носом ему в шею и отвлекая его от молодого омеги. Ким не против: он дёргает уголком губ и отворачивается к журнальному столику. Его руки касаются ноутбука, и парень притягивает его к себе, но перед этим с мольбой смотрит на мужчину, а тот ему кивает, предоставляя тем самым разрешение пользоваться его вещью. Чонгук, гладя тигра по бархатной шкуре, наблюдает за тем, как Тэхён включает ноутбук и усаживается по-турецки на пол, рассматривая вспыхнувший экран. Но пока ожидает, он облокачивается спиной на ноги альфы и откидывает голову назад, чуть её поворачивая и встречаясь с жёлтыми глазами большого хищника. Рено вводит пальцы в немного влажные пепельные волосы, перебирает их и наслаждается видом на аккуратные черты лица. Его львёнок сегодня умиротворенный, даже не плакал и ни на что не жаловался. Словно подменили. Тихий и мирный. Дует губки и сюсюкается с Диего, обнимая одну ногу Рено. Чонгук не сдерживается. Даёт ещё несколько секунд, а затем наклоняется, грубо схватившись за подбородок омеги, и вгрызается голодным зверем в персиковые губы. Тэхён застывает с широко раскрытыми веками, сжимая кулачки и самостоятельно раскрывает рот. Его требовательно целуют, будто месяцами этого не делали. Ким не сопротивляется и медленно входит в эту страсть, отвечая и накрывая ладонью щеку Чон-Рено. Но стоило им углубить поцелуй, Чонгук отстраняется и открывает яркие глаза, вблизи исследуя сочные губы и проводя по ним языком. Мысли расплываются. Тэхён тонет и слабо улыбается, касаясь кончиком носа чужого. — У тебя есть фотографии на ноутбуке? — тихо задаёт вопрос прямо в губы альфы. — Хочу посмотреть, — целует в уголок и быстро разворачивается к столику уже с румяными щеками. Рено, облизываясь, вновь откидывается на спинку дивана, смотря из-под век на львёнка. — Там толком ничего нет. Только документы о делах с камнями. — Ты и фотографироваться не любишь? — Ким припадает правой рукой к мышке и шевелит ею в разные стороны, не зная куда щёлкнуть. — Мне это неинтересно. На ноутбуке действительно толком ничего нет. Он почти пустой. Одна лишь фотография в углу рабочего стола виднеется, на что и устремляет своё внимание омега. — А я вот очень люблю фотографировать себя, всех и всё, — делится с воодушевлением. Чонгук смотрит, как Тэ нажимает на кнопку мыши, и произносит негромко и бесцветно: — Знаю, Тэхён. Экран заполняется чистой качественной фотографией. Краски яркие, как и человек на ней. Воздух в лёгких у Кима заканчивается за считанные секунды. Замирает и судорожно выдыхает, сжимаясь. Не знает, о чём думать. Всё становится в тягость. Просто смотрит, смотрит и смотрит, ошарашенно вглядываясь в родную кровать. Кровать, на которой спал с самого детства. Взгляд блестит при ярких лучах в зале. В уголках глаз собираются маленькие капли слёз, и парень всячески не даёт им скатиться по щекам, сдерживаясь и глотая огромный ком в горле. Он сейчас только на себе сосредоточен. Кажется, что забылся, свихнулся и на самом деле в данный момент не своё лицо в экране изучает, словно оно ему незнакомое, а чужое. Это рвёт душу на куски, и кровь повсюду оставляет. Тэхён на фотографии улыбается: белоснежно, весело и добродушно. Так, что осветить планету готов своим светом. Сидит по-турецки на кровати в своей комнате в обычной белой растянутой футболке и искрится счастьем, не попробовав вкус боли. Тут он ещё не знал, каково это — отдаться одному лишь чувству целиком и полностью. Не знал, что погрузится в болезненные эмоции. Не знал, что не только физические шрамы получит. Не знал, что до беспамятства влюбится в человека, которого кошмаром в Африке называют. А сейчас он больше не тот, что когда-то был слеп. Ему больно. В сердце. Сильно, безумно, нестерпимо. Губа нижняя дрожать начинает, и Тэ тут же её зажимает зубами чуть ли не до крови. Позади него молчат, тоже ничего не комментируют и ждут реакции на такое открытие. — Это я… — шепчет одурманено, вцепившись взглядом в Чонгука. — Молодец, узнал, — хитро проговаривает, упираясь локтями в свои колени и оказываясь лицом к лицу с молодым растерявшимся парнем. В это сложно поверить. Это ли не сон? Видит одного себя. Никого другого. Одна фотография, одна пара светлых глаз, одна квадратная улыбка. Температура неожиданно повышается. Дышать трудно, невозможно. Мысли голову заполняют и только сильнее давят на него. — Откуда?.. — Забыл, кто забрал твой фотоаппарат, львёнок? — подхватывает пальцами подбородок, носом водя по чужому виску и вдыхая поменявшийся за ночь аромат. Теперь Чонгук и Тэхён друг другом пахнут. И эта смесь разум туманит, расширяя зрачки, окружённые одним серым цветом. — И ты сохранил моё фото?.. — волнительно до ужаса. — Я и не скрываю, что с первого дня ты очаровал меня своей необыкновенной красотой. — Не думал, что когда-нибудь услышу подобное от тебя… Хочется плакать. И почему-то не от горя и обиды. Чонгук считает его красивым, и говорит прямо. В миг ничего другого в мире не нужно, потому что никогда прежде не чувствовал, что он, наконец-то, близок к взаимности. — Я верну тебе твою вещь, — нежный поцелуй в лоб. — Подожди минуту, — мужчина поднимается с дивана и идёт на выход. Тэхён смотрит ему вслед, убирая лишние пряди за ухо и снова переключаясь на экран ноутбука, где по-прежнему сверкает его лицо. Ему приятно и одновременно невыносимо видеть перед собой это беспричинное счастье в своих же глазах. Это было недавно. Но если оглянуться, понять, что пережил за короткий промежуток времени, то он впервые действительно может себе сказать — «повзрослел». Столько боли перенёс, столько слёз пролил, столько бегал и кричал, укрываясь от людской злости, что недалекое прошлое кажется другой жизнью. Бред. Бред. Бред. Но всё так и есть… Сидя так ещё пару секунд, Ким всё же выключает ноутбук и закрывает его, откладывая в сторону. В тишине, без мыслей ожидает мужчину, который вскоре появляется вместе с ценным фотоаппаратом омеги. Тэ, заметив его, встаёт на колени, а Рено снова присаживается на своё место и восхищается сверкающими жемчужинами, направленными на вещь в его руках. Альфа спокойно протягивает его ему и поджимает губы, не имея прежде представления, что это так может обрадовать Тэхёна. Ким бережно прижимает фотоаппарат к своей груди и показывает тёплую улыбку, которая служит подарком для другого человека. Карабкается на диван и располагается между Чонгуком и следящим за ними Диего, вонзая драгоценное внимание в первого. Чон-Рено молчит. Не делится никакими эмоциями. Тэ привык к этому и не обижается. — Не боишься, что сделаю непристойные фотографии, как это было в прошлый раз? — осторожно интересуется Тэ. — Фотографируй всё, что тебе угодно, — сообщает, глядя в глаза. — Почему?.. Не понимает этого. Тэхёна посадили в ядовитую долину именно из-за серьёзно важных фото. Он запечатлел на фотоаппарат алмазную территорию и его смотрителей, и тяжело за это поплатился. — Ты не пойдёшь против меня, — хрипит и касается тыльной стороной ладони гладкой щеки. Доверяет — это очень сильно ощущается. В серых глазах нет ни капли сомнения. — Не пойду. Уже не могу, — мотает головой, слабо улыбнувшись, и ближе пододвигается. — Ты слишком важен для меня, — нежится и хлопает веками. — Не хочу тебя потерять. …никогда. Им бы до конца жизни быть так: мирно, тихо и без ссор. — Поэтому больше и не поднимаешь тему о своём брате, — напрягает скулы. Тэ теряется, застывает, а улыбка его тает. — Боишься, что не даст тебе быть рядом со мной. И я это понимаю. Упоминание о Джухёке причиняет страшные мучения душе. Оно сжирает с упоением его изнутри, не щадит, мучая всё сильнее. Ким так устал от этого всего. Задыхается и погибает. И надолго не подавить эту боль улыбками, смехом и временем с любимым мужчиной. Его брат никогда не примет любовь к Чон-Рено, у него к этому человеку чистая ненависть. Не терпит и презирает существование африканца — Тэхён догадывается. А омега больше не сможет никому вручить своё сердце, показывать свою кристальную преданность. Он раз так сделал и повторять не собирается. Никого не полюбит, когда настолько сильно сгорает от чувств только к одному. Уже слишком поздно что-либо менять. Буквально влюбился в своё наказание. Парень просто не в состоянии его бросить. Они вдвоём впитали друг друга, стали единым целым, отдались вместе одному греху ещё этой долгой ночью и сплели свои ароматы в одно — гибельное. — Он увезёт меня, Чонгук… — глаза наполняются горькими слезами и тон становится заметно тише. — Я очень сильно люблю своего брата и переживаю за него, ведь он даже ничего не знает обо мне. Но… я так хочу хотя бы еще немного побыть с тобой, пока Джухёк не отобрал это у меня, — гулко сглатывает и шмыгает носом, не лишая Рено своего нервно бегающего взгляда. Чонгук молчит, абсолютно спокоен. Оглаживает грубыми пальцами медовую кожу на скуле и откидывает голову на спинку дивана, очерчивая взором каждую линию лица, шею и плечи Тэхёна. Прекрасный. Он для него самый прекрасный. — Это глупо, — всё, что отвечает Чон-Рено. Ким удивляется. Искренне. — Что?.. — Глупо верить, что я позволю этому случиться, — слова сквозят уверенностью. — Я же сказал… — большой палец трогает нижнюю губу омеги, — пусть смертью мне угрожают, но тебя ни в одни руки не отдам. Тэхён выслушивает. Верит. Нисколько не сомневается. Он расслабляется, окончательно избавляется от напряжения в теле. Дышит полной грудью и благодарит всех и всё. Он откладывает фотоаппарат в сторону и без лишних предупреждений поддаётся вперёд, утыкается носом в шею альфы и слабо обнимает руками его плечи, впитывая желанное тепло. Рено снова мягко берётся за бедра Кима и заставляет сесть на свои колени. А тот и не против, только сильнее вжимается и вдыхает полюбившийся запах, который собрал в себя нотки природы этой планеты. Теснее и теснее, словно Чонгук вот-вот от него сбежит и больше никогда не вернется. Его из рук упустить нельзя. С ним он на край света. В другую вселенную… — Чонгук… — выдыхает и немного отстраняется, чтобы заглянуть своими стеклянными глазами в чужие — серые с нерушимой силой в зрачках. — И не смей проливать слёзы из-за этого, — предупреждает грубо. Должен вбить это ему в голову. — Я узнаю, и тебе не поздоровится. — Ты будешь кричать на меня?.. — взгляд дикий, ошеломлённый. Верит каждому слову. Такой ребёнок. — Очень сильно. — Не надо… — почти неслышно. — Тогда не зли меня. Тэхён быстро несколько раз кивает и снова впечатывается носом в шею альфы. — Ты надолго уходишь? — спрашивает куда-то в изгиб шеи. — Вечером вернусь, — Рено хмыкает и ладонями гладит его бока, ощущая горячие губы на своей коже. Тэ мычит и горячо выдыхает. — А сегодня… — пищит, но быстро замолкает. — Что? — с подозрением ожидает завершения фразы. — Мы будем сегодня вечером что-нибудь делать?.. — снова отстраняется и теребит пальцы, рассматривая их и не смея пересекаться с тяжелым взглядом альфы. — Что ты подразумеваешь под «что-нибудь»? — скептически вскидывает бровь, из-под век глядя. Ким не скрывает румянец на щеках. На глазах краснеет. Ужасно стеснительный. Рено не глупый, и легко догадался, о чём пытается спросить омега. — Ты же понял… — Не понял, — отрезает суровой интонацией. — Будь более точен в разговорах, Тэхён, иначе тебя никто не будет слушать. Всегда всему учит. Его учитель до последних дней. — Нет… — очень тихо, дуя расстроенно губы. — Хватит мямлить, и спроси меня прямо. — Я стесняюсь, — всё-таки поднимает взор. — Ты знаешь вопрос, тогда почему мучаешь? — заламывает брови. — Потому что хочу услышать это из твоих уст. Тут только я, больше никого нет, — грубо говорит Рено, сжав слабо талию. — Ты этой ночью полностью раскрылся мне, отдался, но всё равно стесняешься? Тэхён хмурится: впервые недовольно, очень возмущённо. Даёт пару секунд и резко швыряет в лицо вопрос: — Мы сегодня займёмся сексом? — но голос так и не потерял мягкость. Рено никак не реагирует, лишь пронзительно смотрит. Но зверь подкрепился и услышал то, что и требовал яро. — Так и нужно. — Ты не ответил, — настаивает по-детски, по-ангельски. Смущён до кошмара. Пытается быть таким, каким просит его мужчина. — Продолжишь быть таким смелым — мы сделаем это ещё раз, — высказывает ему ответ, из-за которого дрожь по телу Кима скользит. — Если тебе так понравилось… — чуть щурится, проводя взглядом по его телу. Ким напрягается. — Или же нет? — Нет-нет, — быстро тараторит и упирается ладонями в голую грудь Чон-Рено, сильно расширив веки. — Нет. Да, я говорю да, — кивает. И ничего не понятно. — У тебя болит тело? — ладонь скользит под футболку, обжигая подушечками пальцев талию. — Я был слишком груб? — Не был, — мгновенно отрицает и опускает руки на свои колени. — Только… — он задирает шорты, оголяя внутреннюю часть бедра с заметными следами укусов и засосов. — Тут болит… — бубнит, прикусывая нижнюю губу. — Ты так любишь кусать… Чонгук медленно переводит глаза туда, куда ему и указывают. Анализирует спокойно медовую кожу, на которой он сам лично ртом рисовал различные следы и совершенно не щадил. Он к этому телу дорвался, успокоился, коснувшись горящих изгибов. Сглатывает, вспоминая вкус и азарт, полученные не так давно. Его кровь сладка. Самая вкусная и приятная. Заводит, возбуждает, лишает способности здраво мыслить. Грубые пальцы осторожно касаются шрамов и чётко выделяющихся отметин, покрывает их нежностью и теплом. Сейчас Чон-Рено усмирён и молчалив. Слова не принесут никакого значения — действия говорят о многом. Сожалеет, но вернув время назад, это тело получило бы те же остатки их первого секса. Гладит ладонями, сминая мягкую кожу, массажируя и слыша судорожный выдох нежнейшего существа на белом свете. Чонгук не может не уделить время и изысканным шрамам, без которых парень потерял бы одну из своих изюминок. Тэхён, вероятно, и представления не имеет, как превосходен. Бабочки не видят своих крыльев. У них не получается узнать один элементарный факт — они волшебно красивы. — Я залечу свои ошибки сегодня же. Ким накрывает его руку своей и заставляет на себя посмотреть. — Это не ошибки, — хочет убедить в этом. — Что же тогда? — Доказательство того… — сглатывает, потерявшись в страхе, — что моё тело, сердце и моя душа только для тебя одного, Чон-Рено. Горячий, как огонь, поцелуй в самые губы от Чонгука пронзает Тэхёна насквозь, добирается до сердца и заполняет его, не оставляя ни для чего другого место. *** «Время всё меняет» — глупость. Меняет прожитое за это время. Идёт пятый год нахождения в Южной Африке, в ядовитой долине. Пятый год не предаёт и уверенно стоит рядом с человеком, которого даже взрослые боятся и избегают всяческим способом. А он… просто привык. К его холодной натуре, нерушимой грубости и неумению прощать за глупые чужие поступки. Пять лет… Кажется, что это всё выдумка. Хан прекрасно помнит первую встречу с Чон-Рено. Помнит, как вальяжно и величественно вошёл в зал сеульского акционера во время большого приёма в августовский вечер. Не потратил много времени и сразу приковал к себе внимание всех присутствующих. Он всегда это умел. Это у него в крови. Тогда Чонгук только начинал свой путь, а уверенность крепко держалась в его руках. Почти год сидел на троне, который достался ему после смерти отца, но уже каждый знал о его существовании и делах. Старший сын Саеда Рено — это говорило о богатстве, африканской силе духа и своеобразных моральных принципах. Воспитанный в Африке был легко принят среди светского общества. Только к нему и тянулись, точно околдованные зельем. Все нуждались в деталях добычи и качественности ботсванских алмазов, а тот и слов не ронял: не раскрывал тайны чужакам. Договаривался, умело подманивал, заключал невероятные сделки очень просто. Хану был двадцать один год, когда он впервые пересекся взглядом с Чонгуком. В то время парень не знал о нём ничего. Он присутствовал на приеме чисто случайно — его забрал с собой товарищ по работе, являющийся знакомым организатора вечера. Квон молчал, мало пил и не встревал в чужие разговоры, ощущая себя ненужным среди них. Ходил в разные стороны и поражался тем, сколько внимания было уделено Чон-Рено. Африканец заметил его довольно быстро, чего совершенно не ожидал Хан. Он стоял подальше от всех и пробовал на вкус дорогое виски, как за спиной послышался чужой голос. К нему подошёл Чонгук, который на тот момент уже знал, что молодой парень ветеринар, не так давно закончивший учёбу. Шокирован был до предела, и говорить нормально не мог. Но в конце концов Квон сумел справиться с напряжением в разговоре и сблизился с этим человеком в отличие от толстосумов, желающих быть на его месте. И сейчас эти двое неразлучны, несмотря на различные ссоры и разногласия. У Рено тяжёлый характер, но терять своего близкого друга не желает. И Хан не отдалится от него и не пожертвует ни за что их дружбой. Квон стоит у алмазных копей, держит руки скрещёнными на пояснице и следит за тихими рабочими на первой стороне ада. Рядом с ним стоит Намджун и точно так же молчит, не поднимает никакие темы. Они уже успели поделиться парочкой фраз, когда Чонгук прибыл в долину. Заметили изменения в нём. В его аромате. Но лично говорить не стали — не их это дело. Джун поблизости курит, пока Рено, сидящий в своём шатре, этого не видит. Выдыхает сизоватый дым и расслабляется, переводя глаза с копей на сосредоточенного Хана, медленным шагом идя к нему. — Выглядишь хмуро, — с насмешкой произносит Ким, становясь у него под боком. — Опять о всяком переживаешь. Квон толком и не реагирует на его слова, единственно смотрит на рабочих. — Хосок правда ушёл? — негромко спрашивает Хан. — Ты этому не рад? — Меня это беспокоит, — тяжело вздыхает. У Квона с Чоном никогда не было хороших отношений за все годы, что они здесь находятся. Неприязнь друг к другу всегда существовала, и, видимо, так всё и продолжится. Это уже навсегда. Но то, что с Хосоком уже не придётся бывать на одной земле, довольно странно и непривычно. — Тоже думаешь, что он пойдёт против нас? — усмехается Ким. — Чон сейчас слишком обижен, и может выкинуть всякое. В гневе он ужасен. Хосок никогда не умел себя контролировать. Это его огромная ошибка, мешающая жить в мире с другими людьми. — Не ужаснее Чонгука, — дёргает бровью. — И надеюсь, он вовремя поймёт, что далеко заходить не стоит. Намджун, улыбнувшись, хлопает его по плечу несколько раз и поворачивает голову в сторону высоких решётчатых ворот. Альфа меняется в лице, застывая и сводя брови у переносицы. Он опускает ладонь с Хана и делает несколько шагов вперёд, разглядывая приезжих к ядовитой долине. Три чёрных джипа, и из них выходят шестеро высоких крепких альф. Среди них Ким замечает врага Чонгука номер один, кого уж точно не ожидал увидеть на этой территории. Дуайт с заметной улыбкой на губах выходит из своего авто в камуфляжной одежде и переводит змеиные глаза на людей Рено, выстроившихся у ворот и говорящих с чужаками, держа в руках российские автоматы. Он с ними не беседует, вместо него этим заняты другие американцы. Сам бизнесмен поворачивается к алмазной территории, находящейся за воротами, и засовывает руки в карго-брюки, видом показывая, к кому именно он сюда приехал. — Хан… — шокировано шепчет Намджун. Младший вонзает в него свой вопросительный взор. — Американцы правда отваливать не хотят, — и кивает в сторону. Хан хмурится в неясности и смотрит туда, куда показывают. И хватает пяти секунд, чтобы пересечься с Болтоном взглядом. — Блять… — выпаливает он. — Что же им нужно? — цедит раздражённо. — Думают, что вокруг пальца удастся обвести нас. — Наивные ублюдки, — сухо хмыкает и переводит глаза на Намджуна. — Выйди к ним, а я пойду за Чонгуком. — Понял, — кивает и уверенно уходит к воротам. Хан вздыхает, разворачивается и быстрым шагом направляется к большому шатру, принадлежащему владельцу этой земли. Он не медлит, резко отодвигает ткани шатра и вступает внутрь. Чон-Рено стоит со сложенными руками на груди, обтянутой тканью черной майки-безрукавки, облокотившись боком о стол, и разговаривает с тремя темнокожими смотрителями примерно его возраста — они здесь с тех пор, когда долиной руководил отец Чонгука. Внезапно возникает тишина, в которой виноват Квон, приковав к себе внимание каждого. Плевать. Ему нужен Чонгук. Тот сразу замечает напряжение на лице альфы и вопросительно охватывает его полностью взглядом. — Болтон здесь. Рено слышит, но не показывает своё недовольство. Конечно же, не рад слышать подобные заявления. Как и сам говорил: он сдержанный человек, и нужно очень постараться, чтобы вывести зверя из клетки. Американцы этого и добиваются. Чонгук не дал ответ на предложение Дуайта, связанное с перевозом алмазов. Не отказал и не согласился. Тут всё не так просто. Уж лучше быть начеку, нежели получить пулю в спину. Рено негромко что-то говорит южноафриканцам и отталкивается от стола, двигаясь к выходу. Хан покидает шатёр, а за ним сразу же идёт Чонгук. Чон-Рено продолжает молчать, не смотрит даже на своего друга, держит взгляд на воротах и видит, как Намджун беседует с Болтоном. Квон сам уже не лезет и идёт рядом с альфой, который больше не желает стоять на месте. Его словно тянет кровь пролить. На его бедре крепко держится кобура с крупным ножом, а на другой — с пистолетом. Стоит ему пройти дальше копей, так Болтон сразу его замечает и расплывается в гадкой ухмылке. Чонгук не уверен, вытерпит ли ещё одну встречу с этим человеком. Может сорваться, оборвав его жизнь прямо здесь, поблизости с ядовитой долиной. Африканцу его же люди открывают двери, и он напряжённо выходит за них, намертво вцепившись взглядом, точно острым копьем, в черноволосого мужчину. Снова встретились гиена и царь зверей. Оба надеются, что и сегодняшняя беседа пройдёт без битвы. — Рено, — радостно лепечет Болтон и делает шаги к нему, отходя от своей машины. — Добрый вечер, — демонстрирует широкую улыбку и окидывает глазами территорию за спиной Чонгука. — Долина и правда огромная, как об этом и говорят. Невероятных размеров, — вскинув брови, кивает он. — Впечатляет. Всё создал отец Чонгука, — Саед — и только ему нужно быть благодарным за труд. — Зачем ты приехал? — коротко бросает, пока агрессия понемногу разжигается в крови. Всегда отличался прямотой. — Я на пять минут, но всё же ты очень груб с гостями, — склоняет голову к плечу американец, становясь в двух метрах от Чон-Рено. — Только с теми, кого не хочу видеть, — выделяет скулы, вскинув подбородок. — Как ты понял, ты в их кругу. Хан в стороне усмехается, но и Болтон повторяет за ним же, вытаскивая одну руку из кармана и потирая двумя пальцами переносицу. — Я думал, мы помирились. Разве это не так? — ведёт кончиком языка по контуру нижней губы. — Между нами больше нет разногласий. Я только наоборот хочу стать ближе, а ты кошмарно упрямый, — тычет в него указательным. — На это имеется множество причин. Ты идиот, раз считаешь, что так легко можешь получить от меня доверие. — Я просто хочу добиться этого, пойми же, — хмыкает. — Мы с тобой единственные крупные бизнесмены в этой горячей и дикой стране, у нас должно быть всё хорошо. — Не должно, — холодно говорит альфа. — Чонгук, — смеётся и приближается Болтон. Из-за каждого шага люди Чон-Рено становятся более сосредоточенными, крепче держа в своих руках оружие, направленное на американцев. — Всё это время я отлично выживал без тебя, — мужчина смотрит исподлобья: тяжело, недоброжелательно. — Мой бизнес процветал, процветает, так всё и продолжится. — Не торопись отказываться от моего предложения, подумай хорошо. Я тебя не тороплю, и я приехал сюда сказать об этом, — вздыхает и пожимает плечами, не прекращая улыбаться. — Не хочу, чтобы ты ошибся и позже жалел. Мы хорошо споёмся. Ты помогаешь мне, а я тебе, помнишь? — слабо хмурится и останавливается довольно близко, чтобы не повышать тон во время разговора. Хан, стоящий позади Чонгука, закатывает глаза и сжимает кулаки. Раздражается. Очень сильно. — Помню, — бесцветно кидает в ответ Чон-Рено и стискивает челюсти, не отрывая ни на секунду взор от Дуайта. — Ты говорил, что обеспечишь продажу моих цветных алмазов в Вашингтоне. Тот кивает. — Это бесподобный шанс, — воодушевлённо произносит мужчина. Затем почти шёпотом продолжает: — Не упускай его из своих рук, ты не глупый африканец. Вот именно. Он далеко не глупый африканец. — Я же тебе уже сказал, что здесь они не появляются. Предлагаешь мне сотрудничество, но сомневаешься в моих словах? — У тебя нет ко мне тёплых чувств. Ты способен мне соврать. На губах Чонгука возникает жуткий оскал, не раскрывающий ничего ладного за собой. Его трудно разозлить. Но почему Болтон так жаждет добиться его ярости одним тявканьем? — Я способен тобой крутить так, как хочу, — хрипло цедит Чон-Рено, серыми глазами вглядываясь в карие. Сейчас у обоих напряженное выражение лица. Все за ними внимательно следят. — Я способен сделать из тебя своего раба. Я способен отрезать тебе голову на этом же месте. Я способен вас всех здесь перебить. Я способен сделать всё, что не сможешь ты, — тише говорит, усмехаясь. — Неужели ты думаешь, что я не способен продать один камень без твоей помощи? Вмиг нависает гробовая тишина. По венам течёт раздражение. По крайней мере у переглядывающихся американцев. Африканцы ведут себя очень тихо, но готовы в любую секунду это исправить. — Если не помогать, так пожирать. Это приведёт к войне. Понимаешь, насколько это серьёзно? — спокойно спрашивает Болтон, выгибая бровь и поджимая губы. — Пострадаем не мы с тобой, Рено, — тыльной стороной слабо бьёт его в грудь. — А они, — смотрит на всех присутствующих. — И наши близкие. Те, которые в сердце засели, въелись в душу и кожу. — Пока жив я, не пострадает никто из важных мне людей, — прожигающе твердит. — Не сомневаюсь, — ядовито ухмыляется и опускает взор на чужую грудь, на которой сверкает серебряный крест. Почему-то предмет вызывает у него интерес. В личности этого человека. — Я повторяю ещё раз: не торопись и подумай, — возвращается к глазам и отступает. — Хорошо, обязательно подумаю, — чистая ложь. Болтон разворачивается и движется к своей машине, жестом показывая своим людям направиться ко всем авто. Те приказ выполняют и отходят от местных жителей. — Появись на днях в моём особняке на приёме. Будет много влиятельных людей — тебе же на руку. И… — Дуайт подходит к джипу и открывает дверцу, поворачивая голову к Рено и добавляя: — Приходи со своим омегой. Познакомишь нас, мне тоже интересно поглядеть на того, кто украл сердце самого львиного Бога, — дёргает игриво бровями, облизываясь. Чонгук злится. — Не стоит оставлять его дома одного, — проговаривает с интонацией, явно намекающей на что-то определенное. — Дуайт, — зло рычит Чонгук и наступает, точно землю желает продавить подошвой. — Сплетни быстро разлетаются не только на других континентах, — и растягивает губы в улыбке, подмигивая. — Не переходи грань, за ней жутко опасно, — предупреждение, пропитанное ядом, выскальзывает сквозь зубы. — Ещё увидимся, Рено, — Болтон садится за руль чёрной машины, закрывая за собой дверцу. Американцы медленно отъезжают от ворот ядовитой долины, а африканцы до последнего не опускают своё оружие. И расслабляются лишь тогда, когда чужаки находятся от них далеко. Проходит около десяти секунд, и все они переводят взгляд на Чонгука, но позже расходятся по своим местам, не услышав от него ни поручений, ни других слов. Чон-Рено стоит на месте, не двигается и глядит в сторону Саванны, находящейся через неровную пыльную ботсванскую дорогу. Хан и Намджун, встревоженные словами Дуайта, просто смотрят на своего задумавшегося друга. А Рено боится… Боится, что злость, проснувшись в нём, начнёт раздирать его изнутри, рассекать плетью до глубоких ран, царапать длинными когтями и выдирать зубами куски плоти. В тот момент уже ничто не остановит. Ни голос нежный, ни сладчайший шёпот на ухо. Он своими руками разорвёт тела тех, кто попадётся на пути. Тех, кто к бесценному львёнку, спрятанному в его доме, осмелится неправильно прикоснуться. Жалеть подонков не станет. На земле прольёт кровь, окрасит каждый метр планеты, не почувствовав угрызения совести. Из рук топор не выпустит. Уж лучше всем до единого знать, что дорого для Чон-Рено, дабы избежать адских издевательств от него. Линь Вэй поплатился. Поплатятся и другие. Никто безнаказанным от него не уйдёт. — Мы летим в Абу-Даби, — Чонгук медленно поворачивается корпусом к Намджуну и Хану, окидывая их взглядом. Альфы переглядываются, потонув в непонимании. Не такие планы у них были. Они шокированы до предела. На их лицах эмоции смешиваются. — А не рискуем перевозить розовый алмаз прямо? — возмущённо интересуется Намджун и приближается к Рено. — Как же обработка? — хмурится, задумавшись на короткое время. — Ты говорил, что сделаем это через Зимбабве и Ливию. — Слишком долго. — Но разумно, — грубо отвечает Ким, в бешенстве рассматривая Чонгука. — Ты, блять, никогда за эти годы не ввозил алмазы сразу в Эмираты. Хан тяжело сглатывает, сильно поджимая губы и глядя на них. — Сейчас другой случай. И разберись с покупкой перелёта, — обращается к Намджуну. — Сделаем это как можно скорее. — Кто летит? — встревает уже Хан. — Я, ты, Намджун, — Чонгук делает паузу, выделяя скулы, — и Тэхён. — Тэхён? — расширяя веки и пялясь на него, переспрашивает чуть громче Хан. — Именно, — твёрдо подтверждает. — Но, Чонгук… — Он будет там, где буду я, и никак иначе, — агрессивно перебивает, чуть ли не рыча и не щадя своим взглядом. Зол. Безумно. — Я его без себя не оставлю в этой стране. Простояв в молчании ещё недолго, Рено возвращается к алмазным копям, что делают и Намджун с Ханом, больше не возникающие принятому решению. Чонгук не может быть уверенным, что мальчика в его отсутствие не обидят. Но клятву даёт: посягнут на важных ему людей или его животных — вырвет сердце из их груди, кинув на поедание хищникам. *** Солнце погасло не так давно. Не оставило на небе своих оранжевых призраков. Отдало место луне, глубокой ночи, тишине спокойной и мирной. Но сегодня во второй раз случается это. Во второй раз волнение сердце сжимает и не отпускает, страшно рыдая и выпуская больше крови. И это не просто волнение — это бешенство. Лютая ярость на мир. Жажда убить, остановить. Чувствует себя единственным, кто действительно сможет защитить от алчных поступков ублюдков. Один рядом с ним стоит, выслушивает детский лепет и понимает, насколько звук, шаг и каждое слово от него прекрасно. И чтобы сохранить это всё, Чонгук оживляет свою более сильную сторону, которая пепел из города и людей создаст из-за злости. Но у него другого выхода нет. А как по-другому всем вбить в голову, что это слишком опасно? Опасно, практически смертельно касаться его собственности. Того, кого спрятал за своей спиной, укрыл своими крыльями только по собственному желанию. Сам во всём виноват. С самого начала не простил и сейчас мучается, ежедневно переживая за душевное и физическое состояния человека, который не так давно рыдал и работал на него в ядовитой долине. Он убережёт его, чего бы ему это ни стоило. Болтон неизвестно каким образом узнал о существовании молодого журналиста. Прекрасно осведомлён и тем, что сейчас Чон-Рено живёт с ним под одной крышей и является больше, чем обыкновенным гостем в его доме. Чонгук понимал — об этом узнают те, с кем он работает на одной земле. Но и представить не мог, что посторонним понадобится эта информация. Перемены в его жизни приобретают более масштабные значения. Будто связь между ним и Тэхёном становится чем-то публичным: темой для разговоров или угроз. Рено страшат не разлетающиеся сплетни, а их последствия. Этим обязательно воспользуются. И он догадывается, кто именно. Чем чаще они двигаются, тем хуже злость Рено. Уехал в три, а возвращается к десяти часам вечера. Слишком долго не видел и не слышал львёнка, поэтому и торопится, мчится как не в себя. Наверное, его мальчик плакал, скучал и просился к нему. Рено рычит на свою занятость и тяжелый бизнес. Он даже не может позвонить ему, чтобы поговорить минуту и успокоиться. И завтра это обязательно исправит. Купит телефон и всунет ему в руки, чтобы мог названивать, когда будет уходить из особняка. Чёрный крупный хаммер паркуется у высоких ворот особняка Чон-Рено. Сам же Чонгук вытаскивает ключи и откидывается на спинку сиденья, прикрывая на некоторое время веки и тяжело выдыхая. Обдумывает, не расслабляется и сжимает в кулаке ключи. Он у своего дома, но волнение его не покидает. Мужчина медленно распахивает глаза и цепляется ими за окна первого этажа особняка, видя, что свет ещё горит, и никто, видимо, ещё не лёг спать. Открыв дверцу, альфа покидает машину и блокирует её. Четверо охранников с огнестрельными оружиями ходят из стороны в сторону, но в миг останавливаются и вонзают своё внимание во владельца этой огромной территории. Свет с фонарей освещает их лица, позволяет только что приехавшему человеку обнаружить в их глазах блеск, не гласивший ни о чём хорошем. Именно это и настораживает Рено, хорошо концентрирует его на мельчайших деталях происходящего. Не нравится вид этих людей. Они будто бы перепуганы чем-то. Один из них, который оказывается более смелым, делает несколько шагов вперед, очерчивая острые скулы. Серые глаза сужаются, брови хмурятся. Его черты лица темнеют, а взгляд становится более ледяным, чем это бывает обычно. Чонгук прячет ключи в кармане карго и медленно, напряженно идёт ближе к воротам. — Сэр, — твёрдо произносит темнокожий мужчина, запрокидывая автомат за спину. — Нам есть, что вам показать. И вы обязательно должны на это посмотреть. Рено обводит каждого не щадящим взором и останавливается на том, кто с ним заговорил. — В чём дело? — зло уточняет Чонгук, напрягая мышцы тела. — Что-то с Тэхёном? — кидает в него важный вопрос, приближаясь ещё сильнее и скрипя зубами. В ответ мотают головой. Чонгук сглатывает. — Парень не выходил из особняка за последние три часа. Это совершенно другое. Чон-Рено один раз, но уверено им кивает, молча прося им показать необходимое и неизвестное пока что ему. Южноафриканец разворачивается и движется вперёд, вдоль ворот и по тропинке, а за ним следуют трое остальных охранников. Чон-Рено вопросительно смотрит на их спины, но в итоге тоже трогается с места и идёт позади них. Они оказываются на задней части особняка, скрывающегося за воротами. Чонгук понятия не имеет, что происходит. Мгновенно темнокожие мужчины одновременно останавливаются и включают фонари, светя в одну точку. Один из них снова оборачивается к Рено, кивает ему туда, куда направляет свет. Оказавшись рядом с ними, выражение лица у Чонгука сразу же меняется. Он напрягается. Глядит на мертвое черно-белое животное, лежащее на зелёной траве и освещённое искусственным светом. Делает ещё несколько шагов и анализирует молодое тело, вокруг которого абсолютно нет крови, что уже выглядит неестественно в дикой среде. Они в буквальном смысле у огромной Саванны. Чон-Рено опускается на одно колено у детеныша зебры и стискивает зубы, озирая его в бешенстве и касаясь одной ладонью полосатой шкуры. Ещё совсем крохотный, а жизни лишился. Не по своей вине. — Как давно он здесь? — спрашивает со спины охранников Чонгук. — Около часа назад мы услышали шум в этой части территории, а когда пришли проверить, то нашли его, — негромко отвечает африканец, становясь рядом с Чонгуком. — Сэр, — вздыхает. — Он убит не хищниками. Чон-Рено это видит. — На нём нет укусов, что показалось очень странным, — говорит второй позади. — Его застрелили, — тихо произносит Чонгук, рассматривая ногу жеребёнка и касаясь подушечками пальцев глубокой, но узкой раны. — Браконьеры? — широко распахнув глаза, спрашивает альфа рядом. — Браконьеры убили животное и оставили у моего дома? — задаёт встречный вопрос Рено, поджимая губы. — Нелогично… — И я так считаю. Они убивают животных из-за денег, а убийца этого детеныша решил просто знатно позлить. — Кого?.. — в замешательстве таращится. Чонгук поднимается на ноги и переводит взор на охранника своего дома. — Меня, — коротко проговаривает Чон-Рено. Они смотрят на него удивленно. — Не оставляйте его здесь, гиены могут обнаружить и покоя не дадут. Те кивают ему, соглашаются и переводят глаза на зверька на траве. Чонгук же больше не может на него смотреть, отшагивает в сторону с сожалением. Стоит около нескольких секунд и уходит, оставляя охранников у зебры. Они могли убить крупную особь, но убили беспомощного, ещё маленького и неопытного детеныша… И всё это было сделано не зря. У Чонгука тоже есть такой же беспомощный, маленький и неопытный детеныш. Чон-Рено подходит к воротам, раскрывает дверь и вступает во двор. Ему не терпится лично убедиться, что Тэхён в полном порядке. Это ужасно тревожит. Он быстро поднимается по лестнице и открывает парадные высокие двери, влетая в особняк. Оглядывается по сторонам в большом коридоре, разыскивает глазами и улавливает аромат, летающий уже по всему дому. Чонгук не медлит и идёт в свою спальню. Доходя до нужной точки, он заглядывает внутрь. Никого не встречает: ни Тэхёна, ни Диего. Белоснежные простыни на кровати, мятые и незаправленные, вход во внутренний двор открыт, и там нет никого. Рено проверяет ванную — пусто. Покинув комнату, альфа направляется в зал с камином, где обычно омега любит сидеть вместе с тигром. Он мечется как дикий зверь, разыскивая свою сладкую добычу. Не находит и медленно сходит с ума. Заглядывает во все попадающие ему комнаты, шарит каждый угол, а навстречу не выбегает мягкое прекрасное тельце. Ещё немного, и Чонгук покинет этот дом, чтобы прибегнуть к чьей-нибудь смерти. Тратит больше минут. Секунды исчезают и исчезают, а Рено спокойнее не становится. Вспоминает убитого жеребёнка и пропускает в глаза адские огоньки. В последнюю очередь мужчина идёт в сторону кухни. И его шаг в момент замедляется. Взгляд превращается в более сосредоточенный. Смех. Искренний и такой громкий. Чонгук прикрывает глаза и потирает пальцами веки, раскрывая рот и судорожно вбирая в себя воздух. Рядом. Рено неторопливо приближается к кухне и замирает на пороге, внимательно разглядывая домашнюю картину напротив себя. Сами, одетый в клетчатые серые штаны и красную футболку, копается в холодильнике, заодно поедая банан и что-то неслышно говоря себе под нос. Тэхён в голубых шортах и такого же цвета майке стоит на коленях на кухонной столешнице и роется уже в шкафчиках, ища там непонятно что. Диего сидит около Кима со вскинутой головой и любопытно следит за омегой и его действиями. А не так давно Чон-Рено жил в этом доме только с Диего. Теперь на его плечах ещё два неугомонных человека. И нисколько не недоволен этим. — Мелкий, — роняет Сами, и тот мычанием отзывается, не отвлекаясь от своего дела. — Упадёшь — мой псих-брат порежет меня на куски. Так что, прошу тебя, — вздыхает, — не забывай об этом. — Я осторожен, не волнуйся, — задумчиво бубнит Тэ, рассматривая прищуренными глазами какую-то железную коробочку в руке и вскоре отправляя её на место. — Но, — поворачивает голову к младшему Рено, — если что, ничего ему не говорим. Он не поймёт. Чонгук скептически выгибает бровь и складывает руки на груди, облокачиваясь плечом о дверной косяк. — Договорились, — кивает Сами, жуя банан. — Тогда глянь в верхнем шкафчике, возможно, он там спрятал бутылку. — Вдруг больше не осталось вина, Чонгук же пьёт только ром, — грустно вздыхает Тэхён и хлопает ресницами. — Быть не может, — цокает языком Сами. — И вообще, — хмурится он, образовывая зрительный контакт с Тэхёном, — как он пьёт эту дрянь? Ким смеётся и продолжает поиски, а Чонгуку всё больше интересна эта сцена. — Я тоже один раз попробовал, и это правда было ужасно, — корчится, вспоминая вкус. — Господи! — неожиданно орёт Сами, пугая омегу, и прикладывает ладонь к груди, огромными глазами таращась на него. — Он тебя что, спаивал? Ты же маленький. Старший Рено потирает переносицу пальцами, вздыхая. — Не-е… — тянет шокировано. — Я искалечу его за тебя, мелкий, если всё же окажусь правым, — воодушевлённо говорит, вызвав смешок у нового друга. Чонгук отталкивается и медленно проходит дальше. Сидящий тигр, замечая шевеление, оборачивается и сталкивается с хозяином взглядом, тут же подскакивая с места и приближаясь к мужчине. Чонгук, ухмыляясь, гладит ладонями по голове Диего, предоставляет очень важную нежность и получает взаимно точно такую же. Но позже он идёт к Тэхёну, который его не видит, как и темнокожий альфа. — А тебе в любом случае крупно достанется за то, что позволил ему туда залезть, Сами, — подаёт свой леденеющий голос Чон-Рено. Тэхён на столешнице от неожиданности дёргается, чуть ли не падает, но быстро хватается за ручки шкафчиков и удерживается. Сами с набитым ртом поворачивает к брату голову и вскидывает брови, не зная, что в ответ сказать, хотя пару секунд назад грозил побить его. — Ты вернулся, — радостно и совсем негромко лепечет Тэхён, слабо и искренне улыбаясь. Чонгук осторожно берётся за его локоть и сажает на столешницу, становясь между раздвинутыми ногами и продолжая хмуриться на Сами. — Я не виноват, — оправдывается младший альфа и недовольно упирается одной рукой себе в бок. — Я залезал на деревья и не падал, нечего переживать. — В моём доме живут хищники, а не обезьяны, — вонзает суровый взор в Тэхёна, разглядывая его надутое личико. Ким недовольно хмыкает и вместо ответа просто подаётся вперёд, утыкаясь носом в крепкое плечо и прикрывая глаза. Соскучился. И, вероятно, очень сильно. Взгляд Рено становится мягче. Он аккуратно вводит пальцы в шелковистые пепельные волосы и вдыхает аромат, заботливо целуя в макушку и расслабляясь, понимая, что мальчик в порядке. Тэхён на своих голых коленях сжимает кулаки, касаясь губами шеи мужчины, который другую ладонь кладёт ему на бедро и поглаживает. Сами наблюдает за ними в стороне и довольно улыбается, забирая необходимые продукты из холодильника и покидая безмолвно кухню. Не хочет мешать и разрушать приятную атмосферу, которая образовалась между ними. Те даже не замечают его отсутствие: настолько сильно заняты друг другом. Чонгук водит ладонями по коленям омеги. В него вжимаются, показывают, как не хватало его присутствия здесь. Тэхён цепляется пальцами за чёрную безрукавку альфы, притягивая его к себе. Когда мужчина понимает, что в помещении кроме них и Диего никого нет, он позволяет себе пролезть руками под футболку Тэхёна и сойти с ума от восхищения к этому телу. Медовая кожа от прикосновений покрывается мурашками. Так быстро реагирует. Не сдерживается. Ким почти неслышно скулит и выпрямляет спину, опаляя шею своим горячим дыханием. — Многие маленькие львята любят залезать на деревья, — шепчет Тэхён и тыкает указательным пальцем ему в плечо, — Ты же львиный Бог, должен это знать. — Но падают с них. Вспомни нашу вторую встречу, — говорит Чонгук. — Я подошёл, а ты уже валялся на земле. Ким быстро раскрывает веки, отстраняется и заглядывает в серые глаза. — Я тогда запаниковал. — Дитя, — мужчина закладывает непослушную прядь волос Тэ за его ухо. Омега быстро облизывает пересохшие губы и ведёт взглядом по груди альфы, касаясь её ладонью и сглатывая. — Знаю. — Главное — ты это признаешь, — говорит бесцветно Рено. — Теперь ещё раз признайся: ты плакал, пока меня не было? — мягко спрашивает Рено, наблюдая за его бегающими глазами по своему телу. — Не плакал, — бормочет Тэ. — Сами сегодня со мной целый день. Мы долго играли с ним в приставку, было интересно, — дёргает уголком губ и цепляет пальцем серебряную цепь на шее Чонгука. — А сейчас мы вышли поискать вино… Чон-Рено рад слышать, что брат решил уделить время омеге, поскольку тому бывает скучно одному. — Ты правда хочешь вино? — вскидывает бровь. — Немного, — невнятно кивает. Чон-Рено сдерживает ухмылку, отстраняясь. Он отходит к холодильнику, у которого сидит Диего, открывает его и вытаскивает заранее приготовленное сырое мясо. Хищник это замечает и поднимается, с мольбой в жёлтых глазах смотря на хозяина и издавая громкий красивый рык, вызвавший щенячий восторг у Тэхёна. Альфа отдаёт поздний ужин бенгальскому тигру. Тот всаживает в мясо острые клыки, отбегает к стене и кидает свой лакомый кусок на пол, устраиваясь у него и медленно начиная поедать. А Рено же подходит к определённому маленькому шкафчику. Находит для львёнка бутылку красного вина и хрустальный бокал, а для себя — ром. У Кима взгляд горит азартом. Ёрзает на столешнице и послушно ждёт, не лишая мужчину своего чуткого внимания. Чонгук молча подходит, лишь наполовину заполняет Тэхёну бокал и протягивает ему в руки. Парень тормозит, разглядывая бордовую жидкость и медленно трогает губами чистое стекло, пробуя алкоголь на вкус. Веки широко раскрыты, а брови высоко вскинуты. Рено упирается бедром о столешницу и открывает бутылку рома, начиная пить маленькими глотками прямо из горлышка и насмешливо наблюдая за омегой. В молчании друг на друга смотрят и наслаждаются вкусом напитков. Не проходит и минуты, как Тэхён спускается на пол босыми ногами и приближается к Чонгуку. Удерживая одной рукой бокал, омега тянет другую к шее альфы и становится на носочки, мягко вжимаясь в гранатовые губы и вовлекая их в дивный поцелуй. Чонгук отвечает грубо, хмуря брови и сжимая бутылку в своей крупной ладони. Они смешивают вино с ромом, как вчера позволили смешать свои природные ароматы. Маленькие струйки катятся у них по подбородкам. Киму больно. Мягкие подушечки зубами терзают. Он испускает стон в его раскрытый рот и тянется языком навстречу. Рено посасывает нижнюю губу и свободной рукой подхватывает парня на свои бедра, не обрывая поцелуй, постепенно превращавшийся в нечто ненормальное и приторное. Тэ крепко сцепляет ноги на пояснице, разливая крохотные капли алкоголя на чужом плече. Сердце бьется чрезвычайно быстро. Глухие удары отражаются эхом в ушах. Кровь стучит в висках. Желание густое, горячее, и оно разливается по животу. Вдвоём ждали наступления вечера. — Поражаюсь твоей сегодняшней смелости, — хрипит альфа, едва отстраняясь. — Но я… — смотрит вблизи на него и кусает щеку изнутри. — Продолжай. Тэхён прячет лицо в изгибе шеи Чон-Рено. — Давай просто молча уйдём в комнату, — обнимает одной рукой его за плечо и жмурится до бликов. — Не заставляй меня это произносить… — Ты не немой. Слов достаточно знаешь, чтобы излагать свои желания. — Прошу тебя, Чонгук… — бархатно, вызывая новый прилив жажды начать всё скорее. Мышцы сжимаются от сладостного томления. Это чувство жутко приятное. Пьянит слишком быстро. Рено всё же слушается очередного бормотания: выдвигается из кухни и направляется в свою комнату. — Я тоже прошу тебя поговорить со мной, — голос становится ниже. Невозможно контролировать себя и свою похоть. — Ты же любишь это делать, львёнок, ну же, — шлепает подбадривающе по ягодице. Тэхён лихорадочно выдыхает и выгибает плавно спину. Омега возбуждён, и кажется, что уже давно. Глаза с самого прихода Чонгука горят желанием. — Ты правда ужасно жёсткий и суровый… — Теперь ты меня ненавидишь? — усмехается альфа и продолжает свой путь, на ходу прикладывая к губам горлышко бутылки рома и делая небольшие глотки. — Да… — кивает, ни в какую не отцепляясь от шеи. — За то, что прошу поделиться со мной тем, как ты меня хочешь? Из-за этого я заслуживаю ненависти? — уже серьезным тоном интересуется он. В этот раз Ким мотает головой. — Нет… — неслышно пищит. — Ты уж определись, — зло рычит. Чон-Рено пугает, когда грубо впечатывает парня спиной в стену, рядом с дверью в спальню. Тэхён раскрывает веки и прямо глядит в прищуренные серые глаза. Зрачки в них вновь расширяются. Ким воздухом давится. Это действует на него гипнотически. Во рту пересыхает. — Я… — нижняя губа дрожит. — Я тебя не ненавижу. С ума по тебе схожу… Чонгук приближается к персиковым влажным губам и сквозь зубы цедит в них: — И я по тебе. Не дав осмыслить сказанное, он утягивает парня в очередной горячий поцелуй. Тэхён тает в его руках. Дрожит. А в носу перчить из-за подступающих слёз начинает. Забывает о бокале вина, сосредоточившись на своём бедствии. Рено раскрывает дверь и с Кимом проходит внутрь, закрывая за собой. В комнате темно. Лунный свет из внутреннего двора освещает лишь большую кровать, стоящую напротив длинных прозрачных открытых дверей. Прекрасная атмосфера. Они углубляют свою страсть, сплетаясь языками и толкаясь ими. Тэхён изнывает от желания. Не в силах больше держаться. Альфа, доходя до кровати, опускает его на ноги и со звуком отлипает от губ, перед этим оставляя на них обильно слюну. Её младший тут же слизывает, на что Чонгук хмыкает. Отбирая у Кима бокал, Рено ставит его на тумбу вместе с бутылкой рома. Руки освобождены, и он наконец-то стягивает с себя безрукавку, оголяя каменный торс, который днём омега ревниво прикрывал собой от посторонних глаз. Тэ садится на белые простыни и смотрит снизу вверх на мужчину, избавляясь от своей майки. Соски набухают, выпирают и требуют к себе внимание. Грудь быстро вздымается и опускается. Видом красочно высказывает, насколько сильно тело нуждается в своём хозяине. Взгляд молящий. Пока Чон-Рено снимает с себя обувь, Тэхён неуверенно тянет резинки своих голубых домашних штанов и трусов и следит за чужими действиями, вскоре кидая ткань на пол и смущённо сводя коленки. Выжидает и возбуждается сильнее. Чонгук с напряженными скулами исподлобья рассматривает его. Красив до боли, до помутнения рассудка, до одури сознания, до ломки костей, до настоящего ужаса. Пепельные волосы растрёпанные, некоторые пряди торчат в разные стороны. Плечи, наряженные засосами и укусами, хрупки и аккуратны. Глаза светятся, переливаются с лунным светом, и самое главное — ни на миг не уводятся с объекта любви. Он старается прикрыть вспотевшей ладонью свой вставший член, но каждое прикосновение даёт ему новый электрический разряд. Немного ерзает на матрасе, поджимая пальцы на ногах и через нос втягивая в себя капли воздуха. Ему так плохо… Ему так хочется снова почувствовать Чонгука. Рено не раздевается до конца, остаётся в брюках-карго и медленно приближается к Тэ. Он упирается коленом в матрас и вынуждает парня упасть спиной на простыни. Ким забирается выше и прерывисто дышит, глядя в серые глубины, проницательно смотрящие на него. В них отблеск магический. Сгибая ноги в коленках, младший чувствует сумасшедший жар, обволакивающий его в свои крепкие объятия. Это невозможно больше терпеть. Кончики пальцев мелко дрожат, жаждут коснуться горячей смуглой кожи Чонгука, но Тэхён больше никаких действий не в состоянии воссоздать. — Расслабишься? — опустившись к лицу, шепчет на губы Рено и ведёт ладонью по втянувшемуся животу. Ким быстро кивает. — Да… — И не думай обманывать меня, — напоследок хрипит и берёт в рот свой указательный, не обрывая зрительный контакт. Это как зажигательный снаряд. Тэхён следит, как слюна альфы скатывается по его пальцу и сглатывает собственную. Чонгук ухмыляется. Снова. Припадает ртом к правому соску, приступает его посасывать и слабо кусать, а палец приставляет к пульсирующей влажной дырочке и медленно проникает. Под ним парень вспыхивает, пылает и больно кусает губу, подавляя в себе стон, выбивающийся из-за тонкой боли. Она растекается точно ядовитой жидкостью по телу. Белая пелена застилает медовые большие глаза. Ким сжимает кулаки и выгибает пораненную грациозную спину. Он правда расслаблен, как и нужно. Чонгук лижет кончиком языка твёрдую бусинку, играется с ней изредка зубами и подушкой указательного давит на горячие внутренние стеночки, добавляя второй палец. Тот прикрывает веки, тихо отдаётся этому необычному ощущению и терпит боль, зная, что за ней обязательно последует нечто приятное. Рено толкается, осторожно растягивает и терзает уже другой сосок. Смазка стекает по ягодицам и крупными каплями падает на простыни. Кожа плавится под нужной лаской. Тэ вертит задницей, не угомонится и срывает с собственного рта протяжный блаженный стон. Голова кружится, а движения внутри него более быстрые и чувствительные. Ким приподнимает ногу и сам закидывает её на рельефное плечо Чонгука, из-за чего старший отвлекается и вскидывает бровь, оглядывая еле дышащего омегу. Рено берет свободной рукой длинную ногу и прижимается к коже губами, касается своих же укусов и засосов, целуя и залечивая закрытыми глазами. Он вытаскивает аккуратно пальцы, не спешит отстранять их и круговыми движениями мажет по колечку мышц, вырывая один стон за другим. Тэ хочет вскарабкаться вверх, однако Чонгук не отпускает, а издевается, то проникая фалангами, то вытаскивая. И так несколько раз. Быстро. Неравномерно и с хлюпающим звуком ярко пахнущей смазки. — Чонгук… — хнычет, сжимается и тянет руку к чужой, хватаясь за кисть. Мужчина останавливается и поднимает мутный взгляд, разглядывая раскрасневшееся лицо и выпрямляя спину. — Уже готов принять меня? — задаёт будоражащий вопрос и встаёт с кровати. — Хочется? — тянет змейку на брюках. — Пожалуйста… — молящим взором пялится на него, лежа и снова сводя коленки. — Там… зудит очень сильно, — очень тихо проговаривает и роняет слёзы по щекам. Рено лижет губы и опускает брюки с боксерами. Одежда ненужным хламом улетает к остальной. Чонгук сплевывает на правую ладонь и водит по крупному члену в небыстром темпе, возвращаясь обратно на простыни и поглядывая на блестящие глазки, направленные на его пах. — Ты сегодня начнёшь, — Чон-Рено оказывается у изголовья кровати и тянет запаниковавшего омегу к себе. — Будешь самостоятельно доставлять нам удовольствие. — Самостоятельно?.. — вскидывая брови, переспрашивает со страхом Ким и ползёт на коленях. — Раз ты не делишься желаниями, то я сам решу всё. Позу, скорость движений, количество оргазмов за эту ночь, понятно? — взгляд и тон такой, словно пытается испить его душу. Чонгук приподнимает подушку и ложится, запрокидывая голову и глядя из-под век. Тэхён садится рядом с ним и задумывается. В его глазах непонимание. — Я ничего не умею… — тихо бормочет, не смея поднимать взгляд от стыда и теребя пальцы. — Научишься, — твёрдо отвечает и берёт его руку в свою. — Нет… — Чего ты так испугался? — уже мягче продолжает и плотнее к себе притягивает. — Львёнок, тебе просто нужно оседлать меня и попробовать двигаться, — Тэ через силу глядит на альфу. Рено добавляет: — На моём члене. — Я… — Приступай, — указывает ему. — Иначе я возьму тебя грубо. Ким больше смущён, нежели напуган. Всё же парень неуверенно усаживается на бёдра Чонгука и зубами разрывает нижнюю губу до крови. Брусничная капелька катится кривой змейкой по подбородку. Чон-Рено утешающе гладит его ноги и молча смотрит на невероятное представление. Упираясь одной ладонью на напряженный торс Чон-Рено, Тэхён заводит вторую за спину и впервые обхватывает член своего партнёра. Уже на ощупь убеждается в больших размерах и нервно сглатывает, сомневаясь в своих способностях. Чуть приподняв задницу, он осторожно вводит в истекающую дырочку покрасневшую головку и задерживает дыхание. В зрачках Чонгука мнится какая-то порочность, животная ярость. Сжимает кожу до покраснений и стискивает зубы от узости, жара и, конечно же, красоты перед собой. Тэхён раскрепощен, и за Тэхёном виднеется звёздное небо — сумасшедшая комбинация. Персиковые сочные губы в немом стоне открываются, а взгляд устремлён лишь в одну точку перед собой — холодные глаза с заметным отражением естественного ночного света, входящего сюда. Рено хочет большего, чтобы быстрее и напористее, но низко рычит через закрытый рот и удерживает ненасытных демонов в себе. Сейчас с ним маленький львёнок, который правда многое не пробовал. К страстному нужно переходить плавно. Чонгук смирно временит и анализирует чужую скованность. Его крохотный, драгоценный. И так старается для него, что на мгновение просто хочется остановить, поцеловать в лоб и уложить спать, укрывая от самого себя. Но, видя его аппетит, Рено останавливает только себя одного, подмечая то, как божественно выглядит Тэхён, седлающий его. Внутри парня растекается пламя, и слишком быстро. Он кладёт ладони на грудь Чонгука и понемногу опускается на горячий твёрдый ствол, прерывисто выдыхая и царапая ногтями. Рено переводит грубые пальцы на мягкие ягодицы, сжимает, сминает их и разводит в стороны, навстречу медленно приподнимая бедра и входя наполовину. Тэхён прикрывает веки и откидывает голову, заполняя комнату тихими стонами и начиная насаживаться в желаемом ритме. Он очень осторожный и сдержанный, в данный момент пока думает только о себе и пробует долгожданный вкус — боль заметно превращается в наслаждение. Дыхание сбивается, тело пробирает дрожь, внутренние органы готовы скрутиться в узел. К ноющим соскам Рено в очередной раз прибегает, увлажнёнными слюной пальцами теребит и выслушивает прекрасное звучание в этом мире. Кровь бурлит и вскипает, а Ким чаще приподнимается и опускается, находясь где-то за гранью реальности. Его уносит всё дальше. Плывет и скользит на члене. Ему нравится быть сверху. Определенно. На седьмом небе от этой позы. — Молодец, малыш, — подбадривает осипшим голосом Чонгук и смотрит, как выгибается спина. — Продолжай двигаться и ускоряйся. — Да, да, да-а… — сладко тянет и быстрее насаживается. — Боже, Чонгук… — закатывает глаза и царапает каменный торс. Его слушаются, что удивительно. Растворяется в сладкой неге. Легко принимает Рено. Воспользовавшись моментом, мужчина сильно подмахивает бёдрами и заставляет вобрать ствол в себя полностью. Тэхён громко вскрикивает, быстро опускается к Чонгуку и хнычет ему в шею, лихорадочно дрожа и всаживая ногти в кожу на широкой груди. Альфа слабо улыбается и целует его в висок, быстрее толкаясь в узкое нутро. Держится за ягодицы, шлепает по ним, рисует свои нескончаемые чёткие отпечатки и сгибает ноги в коленях, ускоряясь ещё сильнее. Ким жмурится и затыкает себя, прижавшись губами к плечу альфы и рыдая от дивного удовольствия. Нереальные ощущения растекаются по жилам. У обоих. Вместе тонут, и не волнует это ни одну душу. Чонгук двигается резко, желанно вдалбливается членом в мокрый проход и рыкает куда-то ему на ухо. Толчки с каждым движением таза становятся только энергичнее, ненасытнее и грубее. Терпения уже не хватает. Окончательно иссякло. Не стесняются звука шлепков их вспотевших тел. Это увеличивает их животное желание. Тэхён от безысходности берётся за серебряную цепь мужчины, отстраняется и выпрямляется, взяв инициативу на себя. Теряет контроль над собой, вырывает из груди дух: буквально скачет и мычит, но через секунду переходит на стоны, без передышки кидает их по всему помещению. Ким оттягивает нижнюю губу и открывает глаза, встречаясь с любимыми. Его движения безумно соблазнительны. Чон-Рено моментально поднимается, садится на матрас и вдавливает пальцы в талию, зверски вгрызается в губы жадным поцелуем и бьёт по половинке. Тэ испускает скулёж прямо в рот, не замедляясь, а старший проникает языком глубже, ведёт им по небу и ровным зубам. Его дрожащие руки ложатся на выразительные плечи. Объёмные мышцы перекатываются под бронзовой кожей. Им кажется, что они просто помешанные, а возвращать рассудок никто не думает: не разрывают телесный контакт, трутся телами. — Тебе нравится?.. — осмелившись, шепчет омега, сливаясь короткими поцелуями и пролезая ладонями в русые отросшие волосы. Ему как воздух необходимо узнать состояние Чонгука. Это будто бы успокоит его, повысит самооценку. — Адски, — коротко. И снова поцелуй, похожий на крик о явном желании. — Правда?.. — на одном выдохе. — Лиши меня руки, если я вру тебе, — сквозь зубы цедит в губы Чон-Рено. — В тебе чертовски хорошо. Тэхён выдыхает и носом ведёт по острой скуле. — Каждой клеткой приятно от того, что ты во мне так глубоко… — находит силы признаться. — Львёнок… — завораживающе. Чонгук кусает его в шею, рассыпает багровые засосы, исследует каждый миллиметр, пропитавшийся сладким трепетом и волнением. — Не давай никому другому… меня трогать, — тяжело говорит Тэхён из-за интенсивных толчков. — Я хочу чувствовать только тебя, Чонгук, — нашёптывает на ухо, выцарапывая на нём ногтями кривые линии. А в сердце страх по-прежнему хранится. Не убегает от него. Не излечился полностью после случившегося в ядовитой долине. Однако с Рено со всем справится. Укроет от бури, метели и конца света. — Я на тебя смотреть запрещаю, а о прикосновениях и речи быть не может, — тон мрачный, страшный. Он всматривается ему в самые глубины глаз. Это реальность. Когда-то в Саванну из-за него бегал, метался из стороны в сторону, ужасные душевные удары получал, а сейчас является его бесценным алмазом, львёнком. Так просто и так легко. Чонгук валит парня спиной на матрас и нависает сверху. Хватает тонкие запястья одной ладонью и заводит над головой, наращивая темп и имея потрясающий зрительный контакт с чем-то небесным и тёплым. Эти хриплые стоны, шепот его поганого имени, взлохмаченные волосы — томление: глубокое, плотное, смертельное. Под ним задыхается, лёгкие безжалостно жжет, вот только Чон-Рено не помогает — удваивает энергию. Взгляд альфы наводит страх. Надо бы укрыться, а Тэхён принципиально веки не закрывает, обжигает свои щёки большими слезами, которые мочат распахнутые губы. Ноги слабо сцеплены на пояснице мужчины. В нём очень мало сил. Чёлка прилипает ко лбу, а Чонгук из-под своей глядит и рычит, становясь наравне со своими львами. Вколачивается в колечко мышц на пределе скорости, мучительно сдавливая запястья, понимая, что с завтрашнего дня они будут украшены новыми следами. Тяжелая рука ложится на живот, давит на него, на ощупь исследует изящество и специально едва касается головки члена Тэхёна, заскулившего и закатившего глаза. Альфа, опустившись лицом к нему, выпускает язык и проводит им по подбородку, ловя капельки пота. Ким собирает крупицы своего страха перед ним. Перед его властью над собой. Он под ним — ничто. Сердце колотится у самого горла и готово выскочить наружу в любую секунду. Ким совершает лёгкие глотательные движения и навстречу насаживается, догадываясь, что долго терпеть это уже не сможет. Близок. Очень близок. А Чонгук абсолютно нет. Он только вошёл в игру и включает свои жестокие правила. Делает грубый толчок, только чтобы услышать самый громкий стон, вызывающий чувство гордости. Уж точно не за себя. Мужчина питается им, как люди ежедневно принимают обычную пищу. Потрясающая беспощадность. Желает попробовать сахарную кровь. В этот раз за черту не переходит — прежние укусы ещё не зажили. Рот накрывает другой, утягивая в долгий опаленный поцелуй. Тэхён сгибает руки в локтях и мычит. Внезапно сводит мышцы в глубине живота, в глазах зажигаются яркие вспышки, и тело содрогается в приятной судороге приближающегося оргазма. Волна проносится по каждой мышце, и он сжимается вокруг члена, толчками изливаясь на собственный живот. Кажется, что кости переломаются от насыщенности. Рено отпускает его запястья, отлипает от губ и останавливается, замирая глубоко в нём и смотря, как сладострастно стонет мальчишка и до хруста выгибается, касаясь своей грудью его — мокрой и большой. Заботливо целует солёные от слёз щеки и убирает со лба влажные пряди волос, оставляя ломкие поцелуи и там, пока Тэхён восстанавливает дыхание после пережитого безумного оргазма. Чонгук плавно покидает его тело, так и не доходя до пика. Он слезает с кровати и приближается к тумбе, берёт бутылку рома и делает крупный глоток. Тэхён, лёжа на боку, в молчании рассматривает вспотевшее рельефное тело. Отдыхает, медленно приходит в себя и хлопает лениво веками. — Чонгук, — расслабляет тишину ангельским голосом просто так. Рено пьёт ещё немного и опускает алкоголь обратно, кинув на Тэхёна короткий нечитаемый взгляд. — Развернись передо мной спинкой, львёнок, — указывает ему и становится у конца кровати, водя ладонью по стволу. Омега не комментирует, не выдвигает нежелания, даже если кончил две минуты назад. Он послушно на коленках приближается и выполняет сказанное мужчиной, заново возбуждаясь. Разворачивается спиной к нему и прогибается, опускаясь корпусом на матрас и сильно выпячивая задницу, показывая красную дырочку, из которой смазка скользит по бёдрам. — Возьми мою руку, — положив голову на простыни, Тэхён закрывает глаза и тянет правую руку назад. — Пожалуйста… Чонгук никогда не позволит себе отказать ему в такой просьбе. Он берёт его маленькую ладонь в свою и проводит основанием члена по сжимающемуся проходу. Гладкое скольжение невыносимо приятное. Это пытка для них обоих. Он то давит головкой на проход, то вытаскивает, выбивая остатки сил Тэхёна. Но, не терпя, Рено одним толчком заполняет горячее нутро, запрокидывая голову и низко рыча от накинувшегося на него кайфа. Неподдельное восхищение. И ни с кем другим ему не было так хорошо. Срывается и толкается бёдрами вперёд, раскрывая несильно рот. Тэхён сжимает его пальцы и кусает губы до крови, ломая брови и вздрагивая от шлепков по своей мягкой половинке. Шлепает и шлепает, любуется отпечатками на медовом цвете кожи. Движения ускоряются настолько, насколько это вообще возможно. В комнате стоят рисунки лучей луны, стоит вскрик боли и вожделения, стоит жгучее сплетение ароматов. Кружатся в духе дикого секса. Ощущают сильные чувства и отдаются друг другу с концами, изливают душу и согласны гореть в Аду за свои ошибки и грехи. Но только вместе. Прямо как сейчас, когда Чонгук изящное тело пытает голодом и когда Тэхён без раздумий принимает своего африканского зверя, срывая связки и зажимая до побеления костяшек белую простынь. Ким надрывно кричит, захлебывается стонами и не стесняется своих эмоций. В глазах копится влага. Чонгук за руку тянет его к себе, припечатывает спиной к своей груди и умело, сильно вбивается, каждый раз доходя до простаты. Он держит Тэхёна поперёк живота, горбясь и прижимаясь щекой к его. Утробно рычит и кусает за щёку, во рту водя языком и ногтями царапает мягкий живот. — Чем чаще я бываю с тобой, тем больше понимаю, к какому ужасу это ведёт, — шепчет на ухо, сжав зубами мочку. — Что это за ужас?.. — чуть поворачивая голову, интересуется Тэхён и вводит пальцы в русые волосы, раскрывая глаза. — Скажи же мне… Чонгук роняет нежнейший поцелуй на его скуле. — И часа не было, чтобы я о тебе не думал. Проклятьем застрял в его мыслях. *** Произошедшее кажется сном. Чувства искрятся, как один из алмазов Рено, — это является надеждой, лучом света в кромсающей зловещей темноте, тем, что в состоянии утихомирить и ненадолго погасить агрессию. Агрессию, способную разрушить всё на своём пути. Три часа ночи. Солнце вскоре начнёт окрашивать Южную Африку. Без сна душа заполнена ласковым парнем. Сейчас его запах летает на каждом углу этого дома. Против никто не идёт — невозможно. Сердце долго билось в экстазе. Сливались в невероятных поцелуях. Прошли долгие минуты, и теперь спокоен. Наконец-то. Нет ни образов, ни звуков, ни движений возбуждающих. Лишь звезды, замирающие в бесконечном небе, смотрят и вместе с Чон-Рено делят ночь, не укрывая его сном. А тот вспомнит, как прежде жил, — безэмоционально и мирно, даже со сложной работой в руках. Вспомнит, что творится в данный период, — в собственную жизнь впустил мальчишку. Он сейчас сладко спит, едва слышно сопит и изредка шевелится в большой постели. Такой маленький в ней. Такой красивый со всех ракурсов. Полностью раздетый и облитый в характерных следах после времени с Чонгуком. Безумно утомился, потеряв все силы. Тело прикрыто белой простыней, она медленно скользит по гладкой коже, но бодрый мужчина часто заботливо натягивает ткань обратно на плечи. С Тэхёном рядом лежит спокойный бенгальский тигр. Его омега во сне крепко обнимает за туловище, закинув на него ногу и положив голову. У Диего яркие глаза раскрыты, но он ни в коем случае не двигается, только взглядом бегает по комнате и своему хозяину. Не хочет будить крошку на матрасе. Поступает точно так же, как и Ким, когда хищник спит. Они заботятся друг о друге. Бывает, зверь проводит языком по пепельным волосам и потом снова падает на мягкую белую подушку. Его отношение к Киму поражает. Так привык к нему. Два часа назад Чонгук и Тэхён в обнимку отдыхали, и отвлеклись, слыша, что в дверь кто-то стучит. Тэхён сильно перепугался, ведь время было совсем позднее. К нему лезли предположения, что в доме кто-то их услышал. Щёки от стыда пылали. Но стоило услышать мягкий рык снаружи, он облегченно выдохнул. И с тех пор омега так и лежит с тигром. Чон-Рено сидит на конце кровати в одном чёрном белье и упирается локтями в колени, держа голову опущенной. Ни минуты не спал, но комнату не покидает, охраняет сон Кима и думает о всём, что упало ему на плечи. Пока Тэхён отдыхает, он себя терзает и не присоединяется к нему, не принимает объятия. Выпил половину бутылки рома, и она бы лежала пустой, если бы через силу не заставил себя унести её подальше. Организм под градусом, однако Чонгук совершенно не чувствует себя пьяным. Будто бы и не пил. Трезвый, и спать не тянет, к большому сожалению. Он поднимает голову, тяжело вздыхая, и смотрит на распахнутые прозрачные двери. Видит впереди зелёную траву, высокие деревья и фонтан — и всё принадлежит тигру. Это его личная территория, где тот уже не особо любит бывать с тех пор, как в особняке появился Тэхён. — Почему ты не спишь? — неожиданно за спиной раздаётся сонный голос. Рено немного приподнимает брови, а когда поворачивает голову, сталкивается со сладкой картиной: парень растрепанным сидит и щурится, полностью не проснувшись и часто хлопая густыми ресницами. — Львёнок, — тепло произносит и снова отворачивается. — Ложись, ведь потом уснуть не сможешь. Омега убирает волосы с лица и на четвереньках подползает к мужчине. Обнимает его со спины, слабо целуя между лопатками, а позже кладёт на него голову и плотнее прижимается. — Тебя что-то тревожит? — спрашивает, медленно гладя ладонями торс альфы. — Не обращай внимания. Тэхён недовольно хнычет, зевая и закрывая глаза, желая продолжить спать. Ему так не хочется укрываться простыней без Чонгука. С ним вкуснее, уютнее, намного лучше. Он и во время сна дарит ему заботу и нежность. Часто водит по спине и утыкается губами в лоб, поглощая в свои объятия. А сейчас же этого совсем не хватает. Рено и Диего обязаны лежать рядом с ним. Они втроём за короткое время к этому привыкли. Уверен, хищник с ума сходит от того, что омега и альфа делят кровать именно с ним, никогда не выгоняя на свою землю. Тэхён чувствует себя защищенным. Пусть война начнётся — он под самой сильной стражей находится. — Скажи причину своей бессонницы, — не отступает назад. И не думает. Ничего не помешает ему услышать ответ. — Я тоже хочу помочь тебе, как это делаешь ты, — шепчет и трется щекой о кожу на спине. — Позволь быть твоим лекарством… Он и лекарство, и настоящая гибель. Он дитя, сладость, лакомство его. Весь мир. — Во мне пытаются найти слабость, — раскрывается и несильно напрягает скулы, бегая глазами по внутреннему двору напротив. — И, видимо, они к этому очень близки. Впервые. — И что с того? — хмыкает и снова зевает. — У всех свои слабости, — произносит закрытыми глазами. — Но я же уже говорил тебе утром. Чонгук непонимающе хмурится, отводя взгляд в сторону. — О чём ты? — Вновь вспомни своё имя, то, как тебя называют, — тихо говорит ему Тэхён. — Тебя даже змеи боятся. Все на этой земле, — ни в одном слове нет лести. Ким слишком сонный для неё. — Ты силён, Чон-Рено, — вздыхает. — Очень силён… Мужчина осторожно поворачивается к нему лицом, отчего омеге приходится еле-еле открыть веки. — И ты правда так считаешь? — выглядит серьёзно, сосредоточившись на мнении парня. — В твои глаза страшно заглядывать. А если тебя разозлить, то это хуже любой войны, — Тэхён трогает ладонью щеку Чонгука. — Для каждого опасен гнев Бога. И ты — Бог, — бессильно улыбается, немного склоняя голову к плечу. — Хоть и львиный. Он ещё ребёнок, а огонь в чужой груди разжигать умеет. Прибавляет к своей речи улыбку, что сообщает о приближении нечто нереального в сердце Чон-Рено. Сколько же искренности в нём… И мужчина понимает одну элементарную вещь — не заслуживает его. Но отпускать не готов. И никогда не будет. Он больше не научится жить без львёнка, который не знает, что является той самой слабостью Чонгука. Только вот Чон-Рено превратит слабость в силу и весь мир к ногам кинет. К ногам своим и Тэхёна.