diamond hell

Тысячу душ погубит. Тысячу тел разорвёт на части. Тысячу сердец вытащит собственными руками из груди виновников. Одно имя — и он мечется диким зверем. Одно имя — и возникает жажда крови. Кто-то решился рискнуть своей жизнью: сглупил и наломал дров. Тем же временем африканец без африканской крови убедился в том, о чём говорит уже давно, — только у него под боком маленький львёнок находится в безопасности. С глубокой ночи до полудня в погоне за невидимым. Ни следов, ни аромата, ни ауры, ведущей к нему, обнаружить не удалось. Тяжелый день, и мысли в голове в несколько раз тяжелее. Всё на пути рушится от кровавых рук жителя Ботсваны. Солнечные лучи разливаются по огромной территории ядовитой долины. Шаги по этой земле проделывает её владелец, вступив на неё ещё утром, дабы призвать половину своих людей вершить ужас. Творится путаница. Рабочие с корзинами в руках смотрят на всех смотрителей и не могут понять происходящего. Меньше всего надзиратели сейчас заняты ими. Нет дела до добычи алмазов, лишь двое десятков людей на первой стороне пытаются следить за работой в копях, каждый раз подталкивая всех и говоря им не отвлекаться. Отвлекаться легко, когда вокруг беспорядок. Американцев ищут повсюду. И никто место их укрытия найти не может. От гнева продавливает подошвой красную землю и в кулаке царапает ногтями себе прежде порезанную осколком ладонь. Здравый разум покинул мужчину, стоило ему войти в маленькую хижину братьев Ким и не встретить там свой источник жизни. Кроме желания выбивать дух у провинившихся, у него больше ничего нет с собой. Крест на нервно вздымающей груди блистает от капель солнца, и глаза, топящие в себе сумасшествие, сверкают ярче него. Никого не замечает и проходит мимо, держа путь к большому шатру, в котором уже присутствуют люди. Именно один из них ему нужен. По дороге пытается убедить себя, что должен сдерживаться, но у него отняли единственного человека, умеющего приводить его в чувства. Чонгук не похож на себя. Каждый дюйм его тела в напряге. Осточертевший до беса. Бежевые ткани личного шатра вздёргиваются, и Чон-Рено проходит внутрь, а вид за ним снова закрывается плотным материалом. Трое стоящих мужчин в ту же секунду реагируют на его приход: Хан, Намджун и Джухёк прекращают разговаривать и переводят взгляд на вошедшего человека. Последний, очнувшись утром в больнице, лишь спустя несколько часов впервые сталкивается с Чонгуком лицом к лицу. Тут молчание, и два серых глаза, сияющие яростью. Рено становится напротив брата Тэхёна и крепко смыкает губы, не издаёт ни звука и пока что контролирует себя, зрительно предупреждая альфу о своём ужасном настроении. Тот выглядит не лучше него. Оба кипят. Оба друг друга винят в случившемся. Оба чувствуют ненависть. — Давай, — первым начинает Джухёк грубым тоном, — перережь мне глотку, — словно не шутит и делает шаг вперёд. — Без колебаний делай что хочешь. Своим поведением старается привести Чон-Рено к пику. Старший действительно от этого не далеко: мрачнеет и готов выпустить когти. — Полегче, — говорит в стороне Намджун со сложенными руками на груди. Его не слушают и продолжают: — Меня ведь винишь, так действуй, Рено! — восклицает, потеряв страх. — Утоли жажду! Чонгук моментально выхватывает из набедренной кобуры магнум и снимает с предохранителя, направляя дуло на Джухёка и вскидывая подбородок. Сносит крышу. Не знает, куда деться и как заглушить монстра в себе. Ким даже не дёргается, уверенно стоит и выделяет острые скулы, смотря прямо на дикаря и не чувствуя тревоги. Вдох-выдох. Двое тяжело дышат — находятся на грани безумия. — Чонгук, ты что творишь? — недовольно хмурится Квон Хан, подошедший к другу и взявший его за локоть. — Не забывай, чей он брат, чёрт возьми. Будто бы не слышит его, находясь где-то в кошмаре. Рено утонул в боли и злобе. Со всех сторон в него кидают острые ножи, и он продолжает ровно стоять, хотя каждый сантиметр в крови, а сердце в груди и вовсе отсутствует. У него вырвали его. У него отобрали воздух. Без Тэхёна не чувствует себя человеком. — Чего ты добился, забрав его в поселение? — хрипит со всей агрессией Чон-Рено и отдёргивает руку Хана, так и не опустив пистолет. — Хотел показать свой никчёмный характер передо мной? — выгибает бровь и неожиданно повышает тон: — И что из этого вышло?! Терпения больше нет. Ни у Чонгука, ни у Джухёка. — Ублюдки, забравшие его, твои враги! — не сдерживается Ким и орёт на весь шатёр. — Ты их себе нажил, а расплачиваться должен Тэхён?! — зло хмурится, не скрывая обиду и ненависть. — Они вошли в наш дом только из-за тебя и твоих гнилых поступков! — Я знал, что творится, и лишь по этой причине держал его у себя. Со мной он в безопасности, — медленно и чётко выскальзывают слова сквозь крепко стиснутые зубы. Охота брызгаться ядом. — Разве ты в этом не убедился ночью? — выглядит сумасшедшим, неадекватным и потерявшим все людские качества. — Ты собственного брата защитить не смог! — ножом по сердцу. Наблюдающий за ними Хан напрягается и плохо оценивает возникшую неприятную сцену. Ему в данный момент абсолютно не нравится Чонгук. Не нравятся его диалоги. Старший не следит за языком и не имеет представления, какую адскую боль способен причинить своей речью. Об этом он подумает потом. А Джухёк не теряется и не показывает болезненные ощущения в груди. — Я всегда защищаю его, — говорит Джухёк и надвигается на Чон-Рено, встав напротив так, что дуло пистолета упирается ему в грудь. — Четыре года назад, когда ты занял место своего отца, я увёз Тэхёна в Южную Корею. Первые месяцы твоего властвования на алмазных копях дали мне понять, что Ботсвана будет худшим местом жизни для него, — в бешенстве рассматривает ненавистника. — Из-за тебя сейчас он страдает, — буквально рычит, желая задеть чужие чувства. Добивается своего и смотрит на результат. Чонгуку действительно нечем ответить, нечем нагрубить. Глядит на него и до боли стискивает зубы. Он потерян, потому что сам не сдержал обещание, и его мальчика, которого клялся носить на руках, снова коснулись. Ничем не лучше врагов. Ненавидит себя. — Порвать бы тебе рот, я слишком много позволяю тебе говорить, — хрип в голосе и пламя в глазах. — Ты ломаешь ему жизнь собой, почему ты этого понять не можешь? — тише произносит Ким. — Джухёк, — цедит Чонгук его имя. — Таких, как я, ты убиваешь. Так убей, я буду только рад, — кивает на пистолет, не остывая. — Это даст Тэхёну повод смотреть на тебя с ненавистью. Ему это нужно. В прошлом хотел оградить брата от Чон-Рено и сейчас преследует эту же цель. — Идиот, — сухо усмехается мужчина. — Многого же ты не знаешь. …не знает о силе их любви. — Что ещё я должен знать, помимо того, что ты сделал ему предложение, а он согласился? Чонгук не демонстрирует удивление, лишь в мыслях подмечает, что львёнок не стал терпеть и сразу изложил брату важную новость. — Подробности нужны? — выгибает бровь и склоняет голову вбок, нагло издеваясь. Джухёк каменеет, нахмурившись от его дерзости. — Блять, — ругается и бьёт альфу по руке, убирая дуло от своей груди. Он толкает Рено и накидывается на него, ударив в челюсть и схватившись за футболку для следующих быстрых действий. Разбивает ему губы, рассекает тонкую кожу и оставляет на впалых щеках алые следы. Чонгук не морщится, когда крепкие кулаки въезжают ему то в лицо, то в живот, он лишь сгибается и отбрасывает оружие в сторону, игнорируя обильно стекающую из носа кровь. Намджун и Хан трогаются с места с первых секунд и пытаются оттащить Джухёка, но становится только хуже. Чон-Рено избавляется от контроля, грубо убирает хватку друзей и бьёт ногой в колено Кима, что тот теряет равновесие и падает на землю. В серых глазах вспыхивает нечто плохое, а их носитель не даёт больше времени и жалости и садится на бёдра Кима, одной рукой комкает вырез чужой футболки и другой наносит мощные удары. Сам окровавлен и ту же красную жуткую картину дарит лицу Джухёка, который старается укрыться и отбросить от себя человека. Его долго не могут остановить. Чонгук не позволяет прикоснуться к себе и рычит, не щадя и калеча. Хочет разорвать Джухёка в клочья за всё: за то, что забрал его у него; за то, что не уберег; за то, что плюёт на чувства брата. И себя бы раскромсал: похуже и ужаснее. Хан с Намджуном с трудом поднимают Чонгука и помогают Джухёку вновь встать на ноги, но они вдвоём продолжают тянуться вперёд с пылом и гнилыми словами. Ким и Рено шумно дышат, восстанавливают дыхание и испепеляют друг друга взглядом, пока Намджун оказывается между ними и не позволяет возобновиться драке. — Вас привязать? — повышает тон и спрашивает Намджун, злобно посмотрев сначала на одного, а потом на другого. — Раздражаете до ужаса, придурки, — кривит в отвращении губы. — Не время разбираться, кто виноват, а кто прав. Тэхёна вытаскивать нужно из американских рук. Чонгук исподлобья смотрит на брата своего омеги и сплёвывает кровь. Хёк проводит тыльной стороной ладони по разбитым губам и ни на секунду не уводит взор с Чон-Рено. — Из всех вас в данный момент хуже всего Тэхёну, но вы решили вцепиться именно друг в друга, как голодные звери, — строго добавляет Хан и держит за предплечье своего близкого друга, не дав ему сделать шаг. — Берите перемирие, — не просит, а приказывает Ким. Проходят секунды, Чонгук с Джухёком не двигаются, не рвутся на разборки и обыкновенно стоят. На удивление, слушаются, но не лишаются злобных взглядов. Квон отходит от Рено и внимательно за ним следит. Намджун тоже делает шаг в сторону и поворачивает голову к Киму. — Кто стоит за похищением Тэхёна? — грубо задаёт вопрос Хёк, спустя паузу. — Что тебе даст имя? — сквозь кровавые зубы говорит осипшим от злобы голосом. — Я имею право знать хотя бы это. Чон-Рено глотает слюну вместе с бордовым соком и не торопится докладывать всё, как есть на самом деле. Думает и через некоторое время уверенно отвечает: — Дуайт Болтон, — произнося это имя вслух, он напрягает скулы, а разбитые губы слегка дергаются. — Бизнесмен из вашингтонской компании по добыче драгоценных камней. У него своя территория на другом конце города. Всё тело полыхает болезненной жаждой мести. Не может найти себе место, зная, что его львёнок находится рядом с врагом. Он ведь невероятно пугливый и не выносит бывать без своего мужчины. Рено чувствует всеми живыми клетками, что Тэхён сейчас до ужаса боится. Каждый раз, понимая это, Чонгук задыхается и колотит себя в области сердца. Ему в сотни раз хуже, чем в момент, когда он нашёл омегу у озера. Слышит тихий плач. Этот звук эхом звучит в ушах на протяжении долгих тяжелых часов. — И что ты ему сделал? — вылетает вопрос с подозрением от Джухёка. — Я? — усмехается, вопросительно выгнув окровавленную бровь. — Лишь ты способен портить людям жизнь. — Блять, — хрипло и нервно смеётся Рено, скользя языком по нижней разорванной губе и заводя назад падающие на лицо русые пряди. Сходит с ума. Он хочет подойти ближе к собеседнику, но Хан, не теряющий к нему внимание, не вручает волю и заставляет остановиться. Драка в этом шатре больше не нужна. И неважно, какое дикое желание сидит внутри двух альф, упустивших из вида общую ценность. — Рассказывай мне, что творится в Ботсване, Рено, — не имеет больше терпения Джухёк и снова сжимает кулаки. — Твой брат нашёл редкий розовый алмаз в моих копях и сразу отдал его мне, — делится причиной происходящего Чонгук. Ким меняется в лице. — Среди смотрителей появились предатели, которые сообщили моим врагам о находке, — качает головой и пальцами стирает со скулы кровь. — Американцам нужен этот камень и через моих родных они пытаются забрать его у меня. Младший обдумывает полученную информацию и несильно морщится от боли в челюсти и в носу, нервно вздыхая и прикрывая на некоторое время веки. — На кону жизнь человека, — почти шёпотом выходит у него. — Отдай им алмаз. — Он продан в Арабских Эмиратах, Джухёк, — сообщает не менее важный факт и вынуждает альфу поднять на себя потерянные глаза. — Его нет у меня уже больше месяца. Розовый алмаз у его давнего друга в Абу-Даби — Амина Аль Рашида. — Даже если бы он был у тебя сейчас на руках, ты не отдал бы его, — по новому злится Ким. — Ни ради кого. Плохо. Ужасно его знает. — Ради Тэхёна я отдам только одно, — Чон-Рено подходит к Джухёку и вырывает из сердца: — Свою жизнь. …и тысячу чужих. Джухёк молчит и не знает, что ему сказать. По нему сразу видно — верит. Не доверяет, но почему-то верит, поэтому не формируется никакой ответ. — Дуайт не увидит ни один камень от меня, — чистая сталь. Решителен и твёрд. — Я верну себе всё, что принадлежит мне, — специально чётко выделяет каждую букву Чонгук и демонстративно тычет указательным пальцем себе в грудь. Всё — это Тэхён. — И заберу всё, что принадлежит ему. Я присвою себе каждую мелочь и поставлю их всех на колени перед собой. — Как тебя ещё не засудили?.. — Джухёк поражен тем, что он говорит. — Засудили? — переспрашивает Чонгук и фальшиво удивляется. — Здесь? — И здесь есть законы. Но они не для Чон-Рено и его людей были писаны. — Я неприкосновенен в Южной Африке, — обычным тоном произносит. — Ненавидишь меня, но не знаешь таких подробностей? — вылетает риторический вопрос. Царит тишина после признания. Хан и Намджун наблюдают за реакцией Джухёка, который с первых секунд показывает растерянность в карих расширенных глазах. Думает, что неправильно понял сказанное Чонгуком, но тот выглядит серьёзно. Его лицо блестит от пота и крови, брови хмурые, и губы сильно поджаты. Чонгук в последний раз за это мгновение обводит взглядом альфу, режет острыми скулами густой воздух и поднимает пистолет с земли, пряча его в кобуру. Больше не остаётся здесь и покидает собственный шатёр, оставляя в нём троих замолкших мужчин. С его уходом Намджун шумно выдыхает, понимая, что ему больше не придётся наблюдать за дракой, и падает на стул у тёмного дубового стола, откидываясь на спинку и держа глаза на Джухёке. Ему его даже жаль. Тот снова и снова крутит в голове неожиданную фразу от Рено и глядит на выход, на бежевые плотные ткани, за которые вышел владелец этой алмазной территории. Неприкосновенен в Южной Африке… Точное значение этих слов знать хочется до безумия. — Что он имел в виду? Страшны догадки. И страшнее то, что они, вероятнее всего, вот-вот подтвердятся. Нет другого варианта. — Часть алмазов идёт стране, Джухёк, — спокойно говорит Намджун. — Государство на стороне ядовитой долины и её смотрителей. Тюрьма не ждёт Чонгука. Там не найдётся места для него, потому что в Африке он равняется с Богом. — Вы ведь контрабандисты… — Мы — да, — подтверждает Хан и складывает руки на груди, привлекая внимание Хёка. — Нашу долю мы действительно вывозим контрабандой, и только алмазы, что отдаются стране, считаются официальными и продаются легально, — с каждой секундой слушающий его человек сильнее удивляется, не веря собственным ушам. — Даже если делим, это не мешает Ботсване лидировать на международном рынке, а нам — на чёрном. — А какая страна признается, каким образом идёт добыча драгоценных камней? — хмыкает Намджун. Подозрения были, но убежденность тревожит. Изумление и обида заполняют Джухёка. Ни у кого нет шанса поменять нынешний строй жизни. Если уйдёт Рено, то обязательно появится некто другой. Но проблема лишь в том, что Чонгук никогда никому не уступит своё место. Свергнуть его можно одним путём — смертью. — Твоего брата поймали за фотографированием алмазных копей, — Хану лично неприятно говорить и вспоминать это. Слишком хорошо относится к Тэхёну и считает его своим другом. — Мы не могли допустить, чтобы информация вышла за границу. Тогда проблемы были бы и у нас, и у государства из-за тайного рабства на территории. Зарубежье бы не молчало, как молчит Ботсвана, и подняло бы большой шум. — Тут слишком много дерьма. Нужно учитывать, что в ядовитой долине работают преступники из разных стран мира, и вместо тюрьмы их присылают сюда отбывать своё наказание, — добавляет Джун. — С Тэхеном вы так же жёстко обращались, как с другими?.. — с горечью спрашивает Джухёк. Нет никакой надобности сообщать ему о трудных случаях, которые омеге пришлось пережить. Это не их дело. Тэхён сам должен решить, хочет он этим делиться с братом или же нет. — Рено этого не допускал, — чётко отвечает Хан. — И отпустить не мог, и относиться к нему, как к рабочему. Нисколько не врёт. Джухёк отводит взгляд, присаживаясь на стул, и упирается локтями в свои колени, прикрывая веки и вздыхая. У него больше нет сил говорить. Все мысли только о Тэхёне. Он ему ничем не смог помочь. Намджун смотрит на него и поджимает губы, никак не комментируя и переводя глаза на Хана, который без слов выходит из шатра. Улица сегодня целый день встречает его с диким шумом. Но в этот раз он оправдан серьёзной причиной. Квон вздыхает и оглядывается по сторонам, находя нужный объект за высокими воротами у чёрной машины. Мужчина идёт прямиком к нему — к Чонгуку, что ещё поздно ночью выпустил из рук спокойствие. Каждый замечает, каким помешанным он ходит. Без покоя и разума. Ему плохо, больно, обидно. Готов свихнуться без частички души. И свихнётся, если в скором времени не вернёт эту частичку обратно себе. — Ты всю ночь ищешь его, а сейчас куда идёшь? — спрашивает Хан, выходя за ворота и приближаясь к Чон-Рено. — Предлагаешь мне лежать на диване, смотреть телевизор и ждать, когда его отпустят ко мне? — африканец холодно его озирает и открывает дверцу своего автомобиля. Пятеро смотрителей тоже расходятся по машинам, планируя следовать за Чонгуком в поисках бесценного алмаза, который принадлежит только одному человеку. — Не разливай лишнюю кровь, — останавливается недалеко, спрятав руки в карманах штанов. — Не волнуйся, я разолью только американскую и ту, что течёт в венах предателей, — напоследок роняет Рено и залезает в салон, закрывая за собой дверцу и зажигая двигатель. Не остановится, пока не добьётся своего. *** Бросили, как щенка, на красную землю, где когда-то была пролита кровь. Солнце на этой стороне Саванны будто бы жарче и ядовитее. От него ни водой, ни тенью не спастись. Шаги здесь трудно проделывать, а дышать ещё хуже. Чувство такое, словно где-то поблизости разливается лава и течёт прямо к ногам Мин Юнги. Паршиво на душе, ведь придётся выживать и добывать свободу для себя и Чимина ложью. Тошнит от судьбы. Тошнит от самого себя. Американцы привезли корейца в нужное место, закрыв ему глаза и связав руки. Они лишили его возможности зрительно запомнить дорогу к их тайной берлоге. На это и рассчитывал омега, но даже не удивился, когда его глаза обмотали чёрной плотной тканью. Они ему не свободу дали. Он им нужен, как вор и добытчик информации, и убьют, если Мин позволит себе лишний шаг. А парень не желает рисковать ни своей жизнью, ни жизнью близкого человека. Сил ни капли не осталось в теле. Чон Хосок — чудовище. Этот человек всё из него высасывает в надежде уложить его в гроб. Но Юнги старается не думать о нём и не вспоминать оскал, возникающий на его сухих губах каждый раз, как ломал по ночам. Один голос, эхом звенящий в голове, вынуждает в ненависти сжать кулаки и расцарапать до крови кожу. Он не оглядывается, не хочет видеть автомобиль с иностранцами, которые выбросили его и сейчас возвращаются обратно к своему боссу. Пустым и разбитым идёт к одному — к своей родной любви. А тот в ожидании его — нет никаких сомнений. Идёт уверенно к особняку Чон-Рено, что становится всё ближе. Стыдно возвращаться, зная, что имеются плохие намерения. Предавать нет желания, но пока ещё не нашёл иной выход из ситуации. Дуайт Болтон и Чон Хосок вертят им, как хотят, угрожая самым ценным, что имеет. Насильно и временно выкидывая паршивые имена из мыслей, Юнги сжимает между зубов искусанную нижнюю губу и замедляет шаг, когда находится уже на территории Рено и в нескольких метрах от высоких решетчатых ворот, за которыми прячется крупный особняк. Чистокровные африканцы, охраняющие землю, отвлекаются и обращают внимание на блондинистого омегу и на его немного тревожный вид. Мин не знает, как уговорить их пропустить его к дому. Они видят друг друга впервые. Один из них берёт автомат в руки и хмурится, неторопливо направляясь к Юнги навстречу и заставляя того замереть на месте. Выглядит злобно, как и все люди Чонгука. Он готов убивать, если его ослушаются, а парню необходимо попасть в особняк к Чимину или дать ему знать, что Мин пока что на свободе. — Посторонним здесь нельзя быть, — в тоне одна грубость и твёрдость. Юнги не теряется, немного напрягается и глотает вязкую слюну, делая несколько шагов вперёд. — Позовите Ким Тэхёна, — просит на свой страх и риск Мин. — Мы с ним знакомы. Тэхён ни за что не оставит его на улице. Этот добродушный омега так не поступит. — Вы должны… — Пропустите его, — разносится знакомый голос, что целый месяц вселял тепло в сердце. Все охранники вместе с Юнги переводят взгляд на стоящего за воротами темнокожего омегу лет сорока пяти. Его подбородок вскинут высоко, а глаза имеют тот же тёплый отблеск, говорящий о чистоте и невинности души. Нео создаёт с Мином зрительный контакт и слабо приподнимает один уголок тёмных губ, и младший ему в ответ улыбается, сдерживая слёзы и вспоминая своего хорошего друга — Сами. Альфа был похож на своего папу. Воспоминания о нём душат. Африканцы слушаются и открывают двери. Омега больше не ждёт и проходит во двор, влетая в крепкие объятия мужчины, который сжимает его в своих руках и прикрывает веки, с облегчением выдыхая, словно встретил своего сына. Юнги без лести счастлив встрече с ним. Ему комфортно, и не присутствует между ними неловкость. Мин может расплакаться. Он вдавливает пальцы в тёплую кожу и жмурит до боли глаза, страшась испариться и вернуться в темницу к голодным к гиенам. Со львами спокойнее. Львы к нему в миллионы раз добрее. — Нео… — со всей любовью называет Юнги. — Как же я рад видеть вас. Боялся, что такая возможность у меня больше никогда не появится… Рено мягко отстраняется, но не отходит и прикладывает ладонь к его щеке, разглядывая лицо и замечая уставшие глаза и большие синяки под ними. Больно смотреть и догадываться об элементарном. Старший будто бы задаёт вопрос, а Мин на него отвечает: «Да, зверски издевались». — Почему они отпустили тебя?.. — у Нео не получается понять происходящего. Придётся врать с острой болью в груди. — Не отпустили, — через силу говорит Юнги. — Я сбежал от них, как только у меня появилась возможность, и сразу же примчался сюда, поскольку мне больше некуда идти. — Ты правильно сделал, что пришёл именно сюда, — привычным ангельским тоном успокаивает его Рено и целует в лоб, слегка обнимая парня. — Больше никто к тебе не притронется. Вы не заслуживаете этого: ни ты, ни Чимин, ни Тэхён, ни Сами. Услышав последнее имя, у Мина глаза застилаются слезами, и одна капля скатывается по горячей щеке. Он поднимает взгляд на Нео и поджимает губы, имея слизкий ком в горле. — Сами… — с придыханием. — Мне очень жаль, Нео… Вручает свои соболезнования и задыхается от того, как сильно разрывается сердце. Рено некоторое время глядит на него, не желает плакать и спокойно улыбается, чем удивляет Юнги. — Сами жив и здоров. Мин виснет и отстраняется, не веря услышанному и сводя брови к переносице. — Что?.. — потерянно шепчет. Ничего не ясно. Всё в голове путается, и только через мгновение слова, произнесённые Хосоком, вспоминаются. Они зарождают очередную дикую злость и ненависть. Альфа имел одну цель — раздробить на куски Юнги. — Вчера утром очнулся и чувствует себя превосходно, — Нео подхватывает большим пальцем слезу Мина и поджимает губы, видя чужое удивление. — Не прошло и часа, а он уже не мог замолкнуть и действовать мне на нервы, — негромко смеётся. — Он правда жив?.. — когда ему уверенно несколько раз кивают, то не сдерживается и плачет, дрожащими руками обнимая африканца. — Боже мой… — улыбается своей радости. — Даже чересчур живой, — Нео поглаживает спину младшего, успокаивая его. — Каждый раз, как к нему заходят медбратья, он не упускает момента пококетничать с ними. Юнги сквозь слёзы смеётся и неторопливо отходит. — Это на него похоже. — Сейчас поеду к нему и я бы забрал тебя с собой, но сейчас тебе необходим другой человек. Необходим, как глоток свежего воздуха. Который день не чувствует ничего хорошо без него, точно высосали душу из тела. Счастлив знать, что с Сами всё в порядке, но парень обязан услышать голос человека с Ямайки. — Где он?.. — шёпот и блестящий взор. — В комнате для гостей, — вздыхает Нео. — Он сегодня оттуда не выходил, а вчера весь день провёл с Сами. Мин шмыгает носом и смотрит на особняк, находящийся за спиной Рено. Он быстро находит глазами нужное окно и жаждет скорее встретиться с любимым. — Я пойду… — в спешке говорит и ловит на себе добродушный взгляд. — Очень хочу увидеть его. — Конечно, милый, — Нео понимает и не смеет останавливать Юнги. Мин не задерживается больше ни на минуту. В груди факелом разжигается жажда заглянуть в светлые глаза ямайца. Рено и Юнги вручают друг другу улыбку, после чего первый идёт к воротам, а второй — к парадным дверям. Никто не стоит у него на пути. Появился шанс воплотить в реальность сны, что приходили к нему на протяжении нескольких ночей. Без остановки и оглядывания Юнги врывается в особняк Чон-Рено и сразу же натыкается на прислугу, которая удивляется его приходу, но ничего против не говорит. Омега не обращает на них внимание и быстрым шагом направляется к широким лестницам, поднимаясь на второй этаж. Мин знает, куда ему нужно идти. Мин знает, к которой ручке прикасаться. Не верит, что сейчас услышит долгожданный голос с лёгким ямайским акцентом. Он замедляется, оказываясь около нужной комнаты. Юнги медленно раскрывает её, почти не создавая шум, и заглядывает внутрь, моментально чувствуя приятный аромат океана. Тут не пахнет марихуаной. Эти нотки в этот раз отсутствуют, чему не может не обрадоваться омега. А аура прежняя. Всё та же, что и была, когда пара заселилась сюда и навела свой уют. Но всё отходит на второй план, потому что сейчас для Юнги важно одно. Застывает и распахивает губы, смотря на Чимина, лежащего на белоснежных простынях в обыкновенной желтой футболке и того же цвета шортах и даже не раскрывающего веки. Видимо, крепко спит. Или же у него просто нет никакого желания ни с кем разговаривать. А Мин счастливо улыбается, глотает слёзы и закрывает за собой дверь. Стоит ещё пару секунд и только потом начинает приближаться, останавливаясь у изножья кровати и рассматривая парня с косичками. — Я правда не голоден, Нео, — неожиданно и нежно шепчет Чимин, так и не подняв голову с подушки. — Не хочу ни овощей, ни фруктов, ни тортов. Ничего не хочу, но спасибо. Юнги мягко усмехается. — А со мной не поешь? Пак этот голос ни с чьим не перепутает. Вероятно, ему кажется, что это всего лишь очередной реалистичный сон. Глаза Чимина спустя несколько секунд медленно распахиваются. Боится подняться. Но терпеть долго тоже не в состоянии. Парень поворачивает голову и сталкивается взглядом с Мином, проглатывая ком в горле. Находится в шоке, бегло рассматривая фигуру перед собой. — Юнги?.. — в бреду вскидывает брови Пак. Кореец быстро стирает пальцами слёзы с щёк, подходит и присаживается у ног Чимина, безобидно улыбнувшись. …так, словно всегда был рядом. — Я ужасно сильно по тебе соскучился. Секунда, и Пак подрывается и влетает в тёплые объятия, зажмурив глаза и укусив себя за нижнюю губу. Чимину мало. Он готов вот-вот раскрошить кости своей любви. Мин чуть ли не валится на простыни, но удерживается и обхватывает руками спину старшего, вдыхая родной аромат и дрожа от насыщенности возникшего счастья. Растаман немного отстраняется и берёт в трясущиеся ладони лицо Юнги, утыкаясь кончиком своего носа в чужой и торопливо облизываясь. — Ты правда здесь… — хриплый шёпот Пака будоражит. — Рядом, — добавляет Мин и умудряется засмеяться. Неважно по какой причине ему пришлось вернуться в этот дом. Важно лишь то, что Юнги смог увидеть Чимина. — Рядом, — слово влетает в раскрытый рот блондина. Сталкиваются в сладком и изнеженном поцелуе, пробуя на вкус реальность. Юнги сдерживает верхнюю губу Чимина между своими и прикрывает веки, пока его длинные чёрные ресницы трепещут. Окунается в мечту, которую придумал себе в первый же день нахождения с американцами. Руки младшего скользят по шее Пака и гладят горячую загорелую кожу, а длинные пальцы перебирают тонкие косички. Они тянутся ближе друг к другу, почти не оставляют место и вжимаются, углубляя свой неторопливый поцелуй и растягивая момент. Сердце Юнги, наконец-то, бьётся в привычном ритме. Не чувствует страха и горькости во рту. Ему даётся в удовольствие это мгновение. Нет отвращения. С диким азартом и железной любовью он отвечает на ласку, вручая собственную. Чон был с ним жесток. Не умел и никогда не научится вести себя правильно. Он ломал и спустя час старался холодными сухими губами залечить раны на бледном теле, которое сам и истерзал голодом. Хосок насиловал. Хосок делал слишком много плохих вещей с ним. Хосок заслуживает страданий и Ада. — К-как ты? — обрывая поцелуй, спрашивает Пак и заглядывает в раскрывшиеся стеклянные глаза. — Как себя чувствуешь? Тебе сделали больно? — от вопросов больно. — Прошу, не скрывай от меня правду. Расскажи мне всё. — Я не хочу рассказывать тебе детали, — негромко произносит кореец и склоняет голову в бок, поцеловав Чимина в уголок рта. Ямаец не понимает и мгновенно теряется, чуть расширив глаза и выпучив от обиды губы. — Но… — Сейчас с тобой я чувствую себя в миллионы раз лучше. Язык не поворачивается поделиться с ним всеми переживаниями. Честность ранит Пака. В данный момент Мину хочется наблюдать за его яркой улыбкой, но уж точно не за слезами. — Что они заставили тебя пережить?.. — шепчет Чимин. Самостоятельно догадывается, словно в зеницах читает текст, который гласит о каждом событии, пережитом в ледяных углах непонятного дома американцев. — Ничего хорошего меня с ними в любом случае не ждало. — Поговори со мной, — он берёт руки Мина в свои и несильно сжимает. — Поделись… — Я Нео сказал, что сбежал от американцев, но это неправда. Они меня отпустили и привезли на эту сторону Саванны, — говорит то, что изначально не планировал скрывать, и поджимает губы. Пак раздумывает некоторое время, крутит в голове полученную информацию и хмурится. — Я не понимаю… — Дуайт Болтон — враг Чон-Рено — угрожает мне моей и твоей смертью, Чимин, — сглатывает от отвращения к людям, в чьём окружении ему пришлось жить. — Он даст нам свободу в другой стране только с одним условием. — На что ты подписался?.. — с тревогой уточняет Пак, подозревая о возможном безумии. Юнги осторожничает. Боится, что может быть услышан, и тогда беда обязательно свалится ему на голову. Он ненавидит свои нынешние и будущие поступки. Собирался исправиться, забросить прошлое и попробовать нормальную жизнь в другом месте. Всё становится только хуже и опаснее. — Я должен узнать, где находится розовый алмаз. Звучит красиво, а ужаса в этой фразе больше, чем воды на Земле. — Розовый алмаз?.. — впервые о таком слышит. — Единственное, что я знаю, так это то, что изначально камень был у Чонгука, — делится и нервно дергает ногой Мин, явно не имея желания хоть как-то вмешиваться в это дело. — Найду его — мы с тобой, наконец-то, попадём на Мадагаскар. — Но, — глаза Чимина бегают, — это ведь предательство. — Знаю… Никогда бы не подумали, что предавать Чон-Рено будет кое-чем противным. За месяц поменялось многое, а в особенности взгляд на этого человека. — Мы не друзья с Чон-Рено, но я также не верю людям, которые похитили тебя, — нисколько не одобряет задуманное и слегка начинает злиться Чимин на всю ситуацию, демонстрируя это и выделяя скулы. — Легче сказать Чонгуку правду и дать ему решить всё самостоятельно. — Нет, ни за что, — не соглашается и в ужасе мотает головой. — Американцы убьют нас. Этого сейчас он боится больше всего на свете. Ублюдки довели парня до такого состояния. — А Рено, думаешь, простит, если обо всём узнает? — шепотом спрашивает Пак, на что Мин теряется и прячет взгляд. — Его омега привёл нас в их дом, папа весь месяц ухаживал за нами, как за собственными детьми, и младший брат был готов умереть, чтобы нас с тобой не трогали, — вздыхает и поднимается с кровати, прикрывая глаза и нервно потирая веки подушечками пальцев. — Чонгук разорвёт на части наши тела. — Что ты предлагаешь мне? — совсем теряет силы и не смеет смотреть на Чимина, стыдясь. — Я не знаю, как поступить правильно. Боюсь окончательно себя возненавидеть. Он бы поплакал. Громко, чтобы голос потерять. И этот тупик видит Пак, с болью глядевший на него и не выронивший больше ни звука. Рассматривает его и кусает щеки, подавив в себе всхлип. Ему тяжело видеть Юнги таким. — От отчаяния я не мог не согласиться на это идиотское предложение, — не услышав ответ, Мин продолжает произносить себе под нос и с выдохом закрывает глаза. Чимин молча стоит в полуметре от него и скользит взором по плечам, рукам и шее, прикусив задрожавшую губу. Юнги ничем не делится, но его тело сообщает о своих ранах. Видны следы испытанного, и это сводит с ума. Пак на ватных ногах приближается к нему и привлекает внимание, коснувшись конца чужой футболки. Мин растерянно смотрит на него, однако не сопротивляется и даёт парню стянуть с себя белую ткань. Тот судорожно комкает одежду в ладонях и анализирует бледную помеченную кожу, не двигаясь и ничего не говоря. Юнги напрягается и сжимает кулаки, уложив их себе на колени. Ему невыносимо поднимать эту тему. В какой-то степени он рад, что Чимин сам обо всём догадался. Он чувствует его боль, а собственная не менее сильная. Не прикрывается, не старается ничем спрятать отпечатки ненавистных рук и показывает самые глубокие шрамы, которые он мог хоть когда-то получить. Пак кладёт футболку на конец кровати и сам обратно присаживается, подняв взор на покрытые пеленой глаза и проглотив слюну. Ему так жаль… — Они должны умереть, а ты хочешь предоставить им помощь? — в этот раз без каких-либо упрёков задаёт вопрос Чимин, опуская уголки бровей. — Прости меня… Ямаец не позволяет ему больше ничего сказать и заключает в родные объятия, кладёт голову на его плечи и водит ладонями по голой спине, разбрасывая свои безобидные прикосновения и пуская слезу. — Я с тобой, Юнги, — шепчет Чимин. — До последнего. В ядовитой долине были вместе. Вместе оттуда сбежали. Вместе преодолеют множество других трудных задач. *** Всё приводит в ужас: яркое солнце за окном, шёпот за дверью, крики с улиц и вопль в сердце. День накрылся мглой. В этот раз проснуться является тяжелым наказанием для него. Лучше бы жил во сне, нежели в холодных четырёх углах. Незнакомое место пугает до дрожи в руках и ногах. Который час сидит вот так — в углу, замерзая от мыслей? Не знает. Не следит за временем и обыкновенно боится каждого шороха. Хочет отойти подальше от внешнего мира и закрывает веки, представляя всё лучшее, что случалось в его жизни. Ему страшно, и только яркие металлические глаза, глядевшие со строгостью на него, подают силу и надежду. Знает — Чон-Рено в него верит. Тэхён тоже должен научиться верить в себя и ни за что не преклоняться перед врагами. Сжимает кулаки и стискивает до скрипа зубы, отгоняя от себя горькие слёзы и жуткий страх. Он часто смотрит на своё обручальное кольцо на безымянном пальце и крутит его, кусая губы и шепотом прося Чонгука поторопиться. По множеству раз в тишине с ним разговаривает. Мужчина ни перед чем не остановится и обязательно придёт за ним. У омеги нет никаких сомнений. Лишь пугает то, что американцы могут сделать ему больно и как-нибудь навредить. Ким не силён физически и защититься не получится. Тэхён проснулся в небольшой комнате с высокими окнами с видом на внутренний безлюдный двор. Он пытался там найти хоть одну душу, однако ничего не добился и ни до кого не докричался. Когда раскрыл глаза, парень лежал на кровати, и затылок, которым он ударился об стену, был обработан. На тумбе заметил стакан воды и тарелку с легким завтраком. Ким ни к чему не прикоснулся и лишь утолил жажду. Утро ушло. Вероятно, время близится уже к вечеру — об этом сообщают тусклые оранжевые лучи, пробирающиеся сквозь тонкие шторы и разливающиеся по полу. Омега за весь день никого не видел и ни с кем не разговаривал. Похитители молчат, не тревожат и никаким образом не беспокоят. И бездействие рождает тревогу. Парень сидит на полу, в углу и прижимает колени к груди, смотря в точку перед собой и не имея сил больше плакать. Глаза и затылок болят, но боль в сердце ничего не перекрывает. Думает о своём льве, который сходит с ума в его отсутствие. Всё время оберегал и не подпускал к нему врагов, а теперь же, наверное, не может найти себе место. А Ким не может прекратить думать о нём и о своём старшем брате. Он облокачивается на стену и лижет сухие губы, безжизненно хлопая мокрыми ресницами и чувствуя, как становится слабее с каждой минутой. Не имеет никакой энергии. Только и делает, что представляет одно лицо и слышит один глубокий ледяной голос — этим успокаивается и не позволяет себе полностью упасть духом. Вздыхает во множественный раз и царапает себе кожу на коленях, оставляя алые следы. Плохо справляется без Чонгука. Медленно гаснет. Тишина нарушается. Тэхён резко дёргается, уставившись на запертую дверь и в удивлении вскинув брови. Он сильнее вжимается в стену и глядит на то, как некто шуршит и раскрывает вход. Там появляется мужчина лет двадцати пяти европейской внешности и в обыкновенной чёрной одежде. Альфа выглядит строго и таким же строгим взглядом озирает сидящего на полу омегу, вскидывая подбородок. — Встань и пойдём за мной, — страшно звучит он. Тэхён тут же мотает головой и закусывает дрожащую губу. — Я никуда не пойду с вами… Американцу сказанное не понравилось: мрачнеет и шагает ближе к нему, запугивая. — Не веди себя с нами так, как с людьми Рено, от которых тебя обезопасил твой папочка, — цедит и останавливается в метре, взирая сверху вниз. У Кима ком в горле. — Ты ничего здесь не стоишь, и мы легко можем разрезать тебя на куски, котёнок. Не умничай и поднимайся. Младший не реагирует и не двигается, но мужчина опускает руку на бедро и вытаскивает из кобуры крупный кинжал, вздёрнув уголок губ. В этот момент холодные мурашки покрывают тело Тэхёна и вынуждают встать на ватные ноги. Чувствует себя рабом. Повторяется история, прожитая в ядовитой долине. Мужчина довольствуется его послушанием и прячет оружие, вместе с ним направляясь к выходу. Он закрывает дверь и толкает мальчишку вперёд, заставляя быстрее двигаться. Ким, подавив слёзы, теребит пальцы и плетётся туда, куда нужно, куда его насильно ведут. Даже не оглядывается, понимая, что повсюду только американцы, и спускается на первый этаж, где никого нет. Но в особняке они долго не задерживаются, и альфа, схватив ботсванца за локоть, тащит его во внутренний двор. Тэхён ничего не говорит и старается успеть за ним, несмотря на его большие и быстрые шаги. Оказавшись снаружи, Ким сразу замечает под большим навесом особняка не слишком длинный накрытый стол. На нём всякого рода еда и напитки. Омега не смотрит больше на пищу, а поднимает глаза на единственного сидящего за этим столом человека. Ненавидит и боится. Его остерегается с первого дня попадания на алмазную территорию. Хосок лживо улыбается Тэхёну и откидывается на спинку стула, детально его рассматривая и прекращая есть. Его нахождение здесь поражает парня и вынуждает в ужасе замереть. — Удивлён? — ехидничает альфа. Такого быть не может… — Что ты здесь делаешь?.. — одними губами произносит. Этот вид забавляет Чона. Он сильнее радуется и кладёт себе в рот кусок сочного стейка, пережевывая и запивая алкоголем. — А ты не знал? — играется старший и театрально удивляется. — Чонгук и все смотрители должны были сказать, какой я ужасный и противный предатель. Американец, всё ещё державший Кима за локоть, силой тянет его ближе к столу и сажает на стул напротив Хосока, после чего уходит и оставляет их наедине. Омега бегло скачет стеклянным уставшим взглядом в разные стороны и в итоге останавливается на черноволосом альфе, глотая слюну и сжимая кулаки на коленках. — Не могу больше терпеть Рено и его выходки, — презрительно кривит губы и ставит стакан на стол. — Хочу причинить ему жуткую боль, — смотрит на него и добавляет более тихо, но чётко: — Возможно, даже убить. Львёнку нельзя такое слышать. Его это ужасно тревожит. Боль внезапно окутывает сердце и крепко сжимает, не давая шанса нормально вздохнуть. Медовые глаза наполняются слезами. — Ты не можешь… — мотает головой Тэхён. — Он ведь твой друг… — Был, — грубо отрезает Хосок, нахмурив брови. — Был моим другом, — мышцы лица у него напрягаются от ненависти. — Не путайся в таких важных деталях. — Ты сходишь с ума, Хосок, — слышится от него поражённый шёпот. — Прекратил быть похожим на человека… Разглядывает его и не видит в нём души. — Давно прекратил. Ты просто только сейчас узнаёшь меня и убеждаешься в том, в чём другие убедились в прошлом, — отвечает Чон и склоняет голову к плечу, показав несильный оскал. — Твои родители тоже. Этого Тэхён не понимает и расширяет веки, сводя брови к переносице и не отрывая взгляд от Чона, который сейчас выглядит коварно и подозрительно. — О чём ты?.. Упоминание о родителях давит на него. — Многое же от тебя скрывают, — сухо усмехается Хосок. — Почему ты заговорил о них? — настаивает Ким и одновременно боится услышать ответ. — Боже, Тэхён, — хрипло смеётся и запрокидывает голову, вводя пальцы в чёрные короткие волосы. — Ты такой наивный. — Что ты знаешь? — голос предательски начинает дрожать. Парень в шаге от горьких слёз. — Ответь мне, пожалуйста… — опускает уголки бровей. Хосок не скрывает ухмылку и убирает столовый прибор в сторону, укладывая руки на стол и сцепляя их в замок, словно собирается беседовать на важные деловые темы. Этот образ младшему не нравится. Ему также не нравится свой настрой узнать правду о случившемся, которую старший брат таит в секрете от него несколько лет. Безумие творится в его жизни в последние дни. — Видел твоего отца и папу перед их смертью и наблюдал за тем, как всадили им пули в тела, — нет ни сочувствия, ни каких-либо других адекватных эмоций в глазах и тоне. Охваченный кошмаром, омега сидит и не понимает, что сказать. Весь дрожит и через пелену слёз смотрит на мужчину. — Что?.. — Они были членами Красного креста? — навеселе задаёт вопрос Хосок и не слышит ответа. — Я был не уверен в своих догадках, но твоя реакция подтвердила их. Это были твои родители, — подло улыбается и питается чужим горем. — Именно они пришли к воротам ядовитой долины и просили выпустить одного из рабочих на алмазных копях, а я не сдержался и дал приказ избавиться от них. Родители умерли в ядовитой долине?.. От шока отойти слишком сложно. С этим справляться одному невозможно. Тэхён потерян в данный момент. Больше не терпит и без звука плачет, царапая ногтями себе кожу на коленях. — Ты врёшь мне… — отчаянно шепчет Ким и не верит самому себе. Хосок в тишине около пятнадцати секунд рассматривает мокрое лицо мальчишки и сквозь зубы роняет: — Раз вру, тогда откуда мне знать, что они погибли в один день, Тэхён? Заставляет своей речью омегу окончательно затихнуть и провалиться в собственные запутанные мысли, откуда выберется нескоро. Ботсванец молча плачет и трясётся, сидя на стуле. Ему дышать внезапно становится тяжело. Прячет покрасневший взгляд, разрывается на части от боли в груди и пускает хрустальные капли, закрывая веки и кусая губы. Чон поднимается и без чувств сверху вниз смотрит на разбитого парня, чьи всхлипы почти не слышатся. Львёнок совсем один среди страшных людей. Со всех сторон его хотят искалечить, как они сделали это с Чон-Рено. Доводят до криков души детёныша. Хосок переводит взор с Тэхёна на подошедшего к столу главного персонажа ужасной пьесы. Дуайт держит руки в карманах классических брюк и вонзает тяжелый взгляд в плачущего омегу, который вскоре отлипает веки друг от друга и сталкивается глазами с американцем. Тэхён при его виде выпрямляется в спине и шмыгает носом, проанализировав раненое лицо. На правой щеке чётко нарисована глубокая длинная полоса, чей пепельноволосый художник сейчас искренне поражён тем, что сделал вчера ночью. Болтон кивает Чону, и последний покидает внутренний двор и входит в особняк. Мужчина прекращает стоять на месте и приближается, выдвигает стул рядом с парнем и присаживается, откинувшись на спинку и положив одну руку на стол. Недолго разглядывает чужой профиль и возвращает обратно на себя внимание, пристально вглядываясь в зеницы и мокрые длинные ресницы. — Боишься меня? — прямо спрашивает. Львёнок готов выскочить из собственной кожи от страха. Он не вручает вслух правду, а действует, отодвигаясь дальше от альфы и параллельно стирая слёзы. Дуайт не сдерживается и усмехается, из-под полузакрытых век наблюдая за ярко выраженными эмоциями на красивом лице напротив. Не скрывает своего восхищения. — Боишься, — утверждает американец. — Возможно, так даже лучше, — хмыкает и прикладывает указательный палец к порезу на своей щеке, добавляя: — Чтобы ты больше не смог творить подобное. Тэхён не чувствует ни капли вины и переводит взгляд на длинную рану, с любопытством изучает собственное творение и сглатывает слюну, снова посмотрев старшему в глаза. — Что вам нужно от меня?.. — От тебя — абсолютно ничего. От Рено — драгоценная вещь, — пожимает плечами и вздыхает. — Всё довольно легко, Тэхён, — с усладой произносит. А омеге же противно слышать своё имя от него. Оно звучит не так красиво, как из уст Чонгука. — Вы плохо его знаете, раз считаете, что добьетесь желаемого, — шепчет Ким. Болтон на его слова несильно улыбается и скользит острым взором с ног до головы, задерживаясь на глазах. Его лицо приобретает нахальное выражение. — Добился ведь одного — привёз тебя к себе. Тэхён дрожит. — Это ненадолго… — голос тоже. Чон-Рено не сидит на месте, никого не ждёт и точно обшаривает каждый угол Ботсваны. Он ищет его. Повсюду. Ему больно так же сильно, как и его львёнку. — Как же ты уверен в нём. Только в нём. — Чонгук заберёт меня, — говорит Ким и верит своему мужчине до последнего. — Он не оставит меня рядом с вами… — Но в данную секунду ты сидишь передо мной, и никого поблизости нет, — хочет окончательно добить Тэхёна и никак не угомоняется. — Что мешает мне воспользоваться этим и детально почувствовать то, что заставило Рено влюбиться в тебя? — вопросительно вскидывает бровь и лижет кончиком языка контур сухих тонких губ. Ким задерживает дыхание. Всё нутро парня выворачивает наизнанку. — Нет… — мотает головой и шмыгает носом. Когда американцы вчера ворвались в его дом, первое, о чём подумал тогда Тэхён — попытка изнасилования. Боялся, что над ним вновь надругаются, желая отомстить Чонгуку или разозлить его. Но они не тронули его, словно оставляют на другой раз. И сейчас, видя огоньки в тёмных глазах альфы, омега оказывается в объятиях паники. Судьба бьёт жестко. — Твоё слово ничто не значит на моей территории, — совершенно спокойно говорит. — Вы ужасны… — с очередными слезами на глазах. — А ты прекрасен, — не думая, отвечает Болтон и не перестаёт озирать хрупкий вид перед собой. — Я не могу на вас смотреть, мне тошно… — А с тебя глаз свести невозможно, — будто бы издевается и поедает его хищными глазами. — Я постепенно начинаю понимать своего африканского противника. Вещи, что он говорит, страшат и серьёзно играют с рассудком. Каждое его слово точно мерзкий червь под кожей. Мужчина специально доводит его до того состояния, когда кажется, что жизнь выскользнет из рук совсем скоро. Тэхён сжимается и желает ещё сильнее отодвинуться, но пока что не рискует шевелиться. Они сидят в молчании. Для Кима оно является мучительным, а для Болтона — приятным. Мужчина терпит несколько секунд и отстраняется от спинки стула, поднося правую руку к лицу застывшего парня и подхватив пальцами единственную слезу, скатившуюся по горячей щеке. От неприязни к чужим прикосновениям, Ким поджимает до боли губы и отворачивает голову, однако Дуайт резко хватает за подбородок и заставляет вновь посмотреть на себя, что тот и делает, пересиливая себя. Американец на этом не останавливается: очерчивает грубыми пальцами черты и на ощупь исследует красоту. Никак насладиться не получается, а своим интересом холодит кровь в жилах младшего. Тэхён сжимает кулаки, царапает ногтями себе ладони и стискивает зубы, мысленно прося себя продержаться ещё немного. Побежал бы в данный момент в ванную комнату стирать его отпечатки пальцев. Как только появится для этого шанс, избавится от них. Только один человек вправе дотрагиваться. И этот человек не опоздает. Скоро появится на его глазах и прижмёт к себе. По-другому Рено не может… — Он убьёт вас, — без сомнения произносит Тэхён. — За то, что вы касаетесь моей кожи. Чонгук ни с кем ничем не делится. Особенно своим омегой. — Я постараюсь убить его раньше, — вкрадчивый шёпот. Слышать во второй раз за данные минуты о том, что Чон-Рено планируют убить, невозможно. Старается не думать о плохом конце, но полностью вырвать мысли тоже не получается. Одно представление о будущем без него сводит с ума. Он сейчас ждёт его, сидит и верит, что в одиночку не справится. Они вместе обязаны проживать эту трудную жизнь. — Ничего не получится. …Рено слишком силён. — Это нужно проверить, — улыбается Болтон, едва тронув уголок побледневших тэхёновых губ. Ким, несмотря на хватку, отодвигается от Дуайта, который усмехается и самостоятельно отстраняется. Старший вытаскивает из кармана смартфон, проверяет время и хмурит брови, стоит ему услышать внезапный шум в особняке, что также привлекает внимание Тэхёна. Он оставляет телефон на столе и поворачивает голову к открытому входу в дом, где видит своих нескольких переговаривающихся людей. Атмосфера неожиданно меняется. Повсюду становится оживлённо. Кажется, что американцы злы и наводят большую суету по пока неизвестной причине. Омега оглядывается по сторонам и пытается что-то понять, но видит только встревоженных врагов, один из которых чуть ли не бежит во внутренний двор, где Тэхён находится вместе с Дуайтом за обеденным столом. Переводя глаза на Болтона, Ким наблюдает за тем, как меняется его выражение лица, а позже кидает короткий взгляд на принадлежащий мужчине телефон. Во двор вбегает американец и останавливается у стола, бешеным взором глядя на своего босса, напрягающего скулы от неясности. Ему не нравится происходящее. Случилось нечто плохое, о чём ещё совсем не торопятся говорить, не зная, с чего начать. Тэхён, видя их панику, не может определиться, ему нужно радоваться или переживать. — Случилось кое-что неприятное. — В чем дело? — у Болтона выходит очень грубо. Его человек вздыхает. — Не тормози и говори, — цедит. Ким в стороне смотрит на них огромными глазами и затаивает дыхание. — Наша территория по добыче драгоценных камней… — замолкает и напрягается, а вместе с ним и его босс. — Что с ней? — крепко стискивает зубы и резко встаёт со стула, приближаясь к альфе. — Что, чёрт возьми, с ней? — На неё напали и оккупировали, — наконец-то, отвечает. — Каждый её метр, Дуайт, — возмущённо уточняет. Тэхён внимательно прислушивается к их словам, закусывая губу и думая сразу на Чон-Рено. — Кто? — строго спрашивает Болтон, сжав кулаки. В следующий момент взгляд американца падает на вскинувшего вверх брови Тэхёна. Разглядывает его с ненавистью и кривит губы, заставляя того вжать голову в плечи. Болтон следит за его глазами и оборачивается к омеге, задумывается и возвращается обратно к своему человеку, самостоятельно догадываясь обо всём. Все возможные варианты отпадают. Захватить его землю могли только одни. — Африканцы, — вслух подтверждает подозрения своего босса. — Надзиратели из ядовитой долины никого не впускают, не выпускают за наши ворота и успели убить нескольких человек. Дуайт мрачнеет и пытается владеть своим гневом, хоть это у него практически не получается. Глаза словно стали в несколько раз темнее — Тэхён это замечает и боится, отворачиваясь и смотря на лежащий на столе чужой телефон. — Окончательно озверели, — кипит мужчина и сердито расхаживает из одной точки в другую. — Это частная территория Америки, — немного повышает тон. — Они не имеют никакого права пробираться туда! От крика омега прикрывает веки. Его лихорадит. Злость обрушится на него?.. — Они ищут вас и этого парня, — кивает на Кима. — Чон-Рено не уходит и угрожает смертью наших. Он всех перебьёт, если мы не вернём его. Творит ужас ради него… Омега роняет слезу и закусывает дрожащую губу, а Дуайт, взглянув на него и вскинув подбородок, сухо усмехается. — Слышишь, на какие подвиги идёт? — ядовито спрашивает Болтон. — Но своё этот алчный ублюдок не получит. В эту глупость Тэхён отказывается верить. Чонгук сильнее… Чонгук сильнее всего людского населения. *** Максимум гадких действий и минимум сожалений. Плевать на крики и просьбы о помощи, когда луч света этого гнилого мира находится в опасности. Ничего не интересует, кроме него. Он преследует одну цель и не оглядывается на боль остальных людей. Его не образумят. Его в чувства приведёт аромат цветов. Чон-Рено прожил много дней, где разлитие крови было точно ритуалом. Сегодня этот ритуал повторяется, даже если он сдерживает себя и не спешит рвать в клочья. Жалеет рабочих в алмазных копях, а не людей Болтона. Не волнуют их вопли. Без сочувствия смотрит, как работают смотрители, показывая свою преданность африканской земле и её законным жителям. Они расисты и нацисты. Чонгук тоже, но он не так яро выставляет свою ненависть в отличие от чистокровных африканцев. У них нет сочувствия к коренным американцам, которые прибыли грабить территорию Ботсваны. Бордовые свежие капли разбиваются о красную землю — бесчувствие пребывает с Чонгуком. Яркий закат заполняет собой небо над головой. Постепенно темнеет. Постепенно и ужас скользкой змеёй выползает на участок, что приобрели приезжие из Штатов. А глаза цвета серебра выделяются в полутьме и наводят тревогу. Они выглядят кошмаром для многих. Чонгук с одного человека переходит на другого и своим взором вынуждает его замереть, прекратить дышать и что-либо чувствовать. Опустошает их души, питается чужим страхом и уверенно ведёт себя, словно вот-вот спустился с небес. Его хотели прогнать и приставляли оружие к голове. Отрубил эти руки и опустил каждого на колени. Это было легче, чем он себе представлял. Друзья и коллеги останавливали и предупреждали, что из этой затеи ничего путного не выйдет. Всё случилось так, как желал Рено, и в сию секунду, он в ожидании рисует лезвием топора кривые линии на земле. Опасаются и ищут глазами выход из жуткой ситуации. Африканцы не дадут им выбраться из неё, пока не увидят перед собой причину боя — Ким Тэхёна. Чонгук стоит у чьей-то машины и кладёт топор рядом с колесом, выпрямляется в спине и облокачивается бедром о крыло. Напротив него лежит белый лев — Борей — и ждёт чётких поручений. Мужчина не торопится их издавать и окидывает тяжелым взором всех иностранцев перед собой. Они языки проглотили, поскольку им угрожали их отрезать. В нескольких метрах африканцы поставили на колени пятерых американцев и связали им руки, не позволяя лишний раз двинуться. Окружили и лишили свободы. Рядом с Чонгуком стоит Ким Намджун и помогает найти его источник воздуха. Они с Ханом лезут с ним в любое безумие. Верны ему, как и он им. Вместе ожидают того, когда враги прекратят сопротивляться и выдадут то, что у них просят. Чонгук никуда уходить не собирается. Старший брат Тэхёна тоже прибыл на землю Болтона и сейчас находится недалеко от Чон-Рено. Не одобряет задуманное, но никаким образом не возмущается и не уходит домой в поселение. Он с Чонгуком часто имеет зрительный контакт, как и сейчас, только ни первый, ни второй ничего не говорит. После случая в шатре в ядовитой долине, они немного остыли. Не хотят перебивать друг друга. Гонятся за одним и прислушались к словам Намджуна о перемирии. Джухёк вздыхает и идёт к Чонгуку, который во время его приближения, отворачивают голову в сторону и выделяет скулы. Младший останавливается рядом с ним и переводит взгляд сначала на спокойного большого льва, а позже на запуганных американцев. — Проблем не будет? Чон-Рено молчит пару секунд и потом без энтузиазма отвечает: — Проблемы уже давно, и их очень много у нас. Окончательно в них потонули. Они со всех сторон валятся мусором. Все в поисках выхода. Он виднеется, но плохо. — Ворвавшись на этот участок, может возникнуть более серьёзная и опаснее всех остальных, — негромко предупреждает Хёк. Чонгук негромко хмыкает, а Джухёк возвращает беспокойный взгляд на лежащего хищника, чьи голубые глаза вонзаются в Чон-Рено. Дикий зверь красив и могуществен. Он является поводом для американцев не сопротивляться. — Волнуешься за меня? — с издёвкой спрашивает Чонгук, посмотрев на Кима, как и тот на него. — К черту ты мне сдался? — грубо отрезает сквозь стиснутые зубы. — Тогда, как давно ты мой советник? — выгибает вопросительно разбитую бровь. Вопрос не особо нравится Джухёку. Он щурится и напрягает скулы, озирая лицо в сильных ссадинах. Никогда ему не быть его советником или другом. — Кто-то же должен тебя наставлять на верный путь, ибо ты совершенно не думаешь разумно. — Ты бы отлично подружился с Ханом, — всерьёз говорит Чонгук, видя в этих двух мужчинах сходства. — Вы одинаковые. Только его я терплю, а тебя не собираюсь. Джухёк не слеп и наблюдает за тем, как быстро Чон-Рено сходит с ума. Утром был менее вспыльчив, и под вечер он хочет делать всё, что только в голову придёт. Как только они все прибыли захватывать чужую землю, первым в рядах стоял именно Чонгук. Не заморачивался, не отступал и ничего не остерегался, твёрдо шагая к запланированному. Его же люди смотрели на него с опасением и сомнением. Не считали, что у них получится разобраться с соперниками. Пару взрывчатых веществ и выстрелов в наблюдающих за алмазными копями, и они достигли своего — перешли за высокие ворота. Сейчас приобрели ещё одну территорию. Возможно, навсегда, и, возможно, лишь на некоторое время. Чонгук прибыл сюда не за драгоценными камнями, а за тем, что не имеет цены. За тем, кто его сердце с собой носит. Рено не встретил львёнка. Болтона тоже. Тут небольшая часть всех американцев — около сорока человек, включая рабочих. А все остальные прячутся в том месте, о котором пытается узнать Чон-Рено. Ему о нём никто не говорит, но он не уйдет отсюда, пока не услышит ответ на вопрос, что будет ещё много раз звучать. — Повторим утреннюю стычку? — в ответ произносит Джухёк без каких-либо эмоций. — Я бы с радостью, но я должен найти своего мальчика, а ты меня только угнетаешь, — и снова отворачивает от него голову. — Ты действительно думаешь, что они сдадут своих же? Люди трясутся, но не предают. За это их Чонгук не осуждает. Приятно видеть преданных, а не лживых и грязных собак, что были у него. Он ошибся в них. И больше это не повторится. — Пытки никто не отменял. Особенно в Южной Африке, — находясь в своих мыслях, говорит Чон-Рено. — Что ненормально в Европе, нормально здесь. Другой континент. Абсолютно другой мир. Джухёк настораживается. — А если они свяжутся с Вашингтоном? — Глупости не говори, — строго отрубает Рено. — Ядовитая долина принадлежит тебе и Ботсване. До сих пор не понимаю, каким образом подобное произошло, но это уже неоспоримый факт, к сожалению, — задумчиво и нервно трёт переносицу. Чонгук, нахмурившись, переводит на него взгляд. — А эти владения Соединённых Штатов, — напоминает и поджимает губы. — И если узнают, что некий африканский бизнесмен захватил их территорию, они могут устроить дикий разгром, — зло тычет в него указательным пальцем. Рено скучно глядит на его руку в течение нескольких секунд и поднимает глаза на другие, показывая, до какой степени его это не интересует. — Мне плевать, — холодно и бесчувственно. На пути у Кима прежде никогда не попадалась более упёртая личность. Чонгук всегда стоит на своём. Полностью доверяет лишь себе. — Надо найти другой способ вытащить Тэхёна, как можно скорее, и при этом не дать никакой стране причину начать войну. Только вот Рено ради львёнка готов начать войну. — Даже если конец света наступит из-за моих действий, я не остановлюсь, — Чонгук поворачивается к нему корпусом, приближается ещё на один шаг и добавляет, не разжимая рот: — Я разрушу всю страну и брошу её под руинами, но Тэхёна верну. — Но… — Ты не знаешь Болтона, — не терпит и мгновенно перебивает, сильно смыкая порванные губы. Злится. Сильно злится. — Понятие не имеешь, сколько преступности за его спиной. Он тот тип людей, который попадает в ядовитую долину. Ким внимательно вслушивается в его речь. Незнание многих вещей в таких местах его озадачивает. Напряжение течёт по венам. — О чём ты?.. — Он ворует у государства, — без промедления даёт чёткий ответ. — Отправляет в штаты лишь маленькую часть из всего количества найденных камней. Поэтому эти люди, — грубо указывает пальцем в сторону американцев, — никогда не позвонят на Родину за помощью, поскольку понимают, что есть шанс раскрыться правде, а за правдой последует тюрьма. Им остаётся лишь ждать своего папочку, который прячется, как последний трус с остальными псами, — кривит в отрешении губы. Имя врага вызывает лютую злость. Всё тело полыхает ненавистным огнём. Серые глаза становятся в несколько раз ярче и кровожаднее. Он спать не сможет, пока не вдохнёт аромат крови Дуайта. Важно вынудить его пройти тяжелые испытания. Важно порвать его жизненную нить. — Ты хитёр, — прождав паузу, бесцветно говорит Джухёк и сосредоточенно смотрит на него. — Просто не люблю Америку. — Невинных тоже тронешь? — озвучивает волнующий его вопрос. — Нет, — сухо. — Твой брат не хочет, чтобы я причинял вред невинным. Слова Тэхёна многое для него значат. Ким удивляется услышанному и уже раскрывает рот, дабы продолжить разговор, однако хорошо всё обдумывает и решается промолчать, поджав губы. Чон-Рено отходит от него и шагает к своему льву, который тоже поднимается и идёт к мужчине навстречу. Борей вжимается в его ноги и садится рядом, подняв голову и глядя в серебряные глаза. Его поведению многие удивляются. Вокруг застывает глухая тишина. Кто-то дрожит, а кто-то молча проклинает пришедших африканцев и их кровожадного лидера. Взгляд со льва уходит — Чонгук переключается на рабочих и надзирателей и даёт им понять, что пришло время к принуждению, раз они самостоятельно не хотят раскрыть местонахождения Болтона. Мужчина делает несколько больших шагов вперёд, а Борей остаётся позади. Оба создают своеобразную атмосферу. Люди Рено повсюду: строят стену, через которую выбраться нет шансов. Чонгук готов продолжать начатое. Осточертело надеяться, что эти люди как-нибудь одумаются. Рассматривает их, чувствует взгляд каждого на себе и останавливается перед ними. Некоторые заложники на коленях, а некоторым позволили остаться в алмазных копях, откуда они испуганно наблюдают за Чон-Рено. — Мне жаль вас, — повысив тон, хрипит, дабы быть услышанным. — Вы так преданы Болтону, а он, как вижу, не особо беспокоится о вас. Тяжёлая судьба. Где-то в задних рядах слышится отчаянный плач самых слабых, а Чонгук вновь плюет на это ради львёнка. Никто не обратил внимание на его непричастность к бизнесу. Тэхёну необходимо ещё немного потерпеть. Чон-Рено не оставит его. Вытащит и уничтожит мерзавцев. — Теперь убьёте нас до единого? — заговаривает тот альфа, который стоит на коленях с перевязанными руками за спиной и у кого лицо разбито. Услышав этот насыщенный ненавистью голос, Чонгук смотрит на белого мужчину со светлыми волосами. — Зачем? — надменно спрашивает. На его лице не дергается ни одна мышца. — Моим людям и мне не охота рыть могилы для всех вас. Он словно утешает, но напряжение в телах людей Болтона не исчезает и только втрое увеличивается от строгого тона и образа Чон-Рено. — Раз так, чего тебе надо? — скривив окровавленные губы, рычит тот с яростью. — Я пришёл сюда за тем, что вы украли у меня, — начинает кипеть и приближаться, опуская подбородок. — Вы гадко поступаете, — тише. — В точности, как гиены, только вот животные оказались умнее вас, — уголок сухих губ ехидно дёргается. Терпение кончается. Закончилось. Больше не выносит время с мыслью о том, что в доме нет Тэхёна. Это дразнит. На него смотрят и убеждаются, что выбраться живым с этой алмазной территории маленькая вероятность. Лишь гордые и преданные Болтону сдерживаются не вцепиться в Рено. Ведь один шаг — одна пуля в голову. — И всё это ради одной шлюхи? Неправильно поступает, так называя Тэхёна. Где-то за спиной Чонгука возмущаются африканцы, защищая права омеги, и рвутся к мужчине, но их удерживают другие. Чон-Рено же показывает невозмутимость, когда внутри него вулкан извергается. Только он извергается ещё с глубокой ночи. — Не ценишь жизнь, раз разбрасываешься подобными словами, — остановившись в шаге от альфы на коленях, негромко произносит Чонгук и глядит на него сверху вниз. — Я уже труп. Его коллеги, находящиеся поблизости, криками желают его образумить и говорят ему замолчать, однако тот гордо смотрит в серые глаза и напрягает скулы. — Частично ты прав: ради него я пойду на многое, — склоняет голову Чон-Рено. — Мне нужен только этот парень. Получу его и оставлю вашу землю, но не вашего босса, — коварно улыбается, заполняясь сладкой местью. — От меня он пощады не получит. За каждое действие Дуайт обязательно расплатится. И на другой планете ему не укрыться. Руки Чонгука рано или поздно доберутся до него. И подточенный топор. — С чего нам верить тебе? — сглатывает мужчина, а его взгляд волчком бегает по лицу Рено. — Ты можешь узнать, где находится Болтон, а в следующую секунду дать приказ нас расстрелять. — У вас есть другой вариант? Американцы переглядываются. Ответ один и он неоспорим. — Нет, — принимает реальность. — Тогда в чём дело? — щурится Рено. Пауза. Она сопровождается отвращением к Чонгуку, который четко её ощущает. — В том, что пошёл ты нахуй, Чон-Рено, — вместе со слюной, вытекающей изо рта, цедит так грубо, что вены на шее набухают. — Отправил бы тебя туда с парнишкой, но ему пожелаю только скорейшей и жуткой смерти, — дёргает завязанными руками и горит агрессией. — Скользкие африканцы и корейцы, — сплёвывает кровь на землю. Чон-Рено нервно улыбается. Не улыбка — страшный оскал. Хищник в нём давно свободен, без цепей, вне клетки. — Ненавидишь африканцев, но прибыл работать на их землю, — сухо хмыкает. — Двуличный расист. Позади ботсванцы достигли пика своей злости. Они громко угрожают на африкаанс иностранцу за его язык и ожидают момента, когда их босс закончит беседовать с ним. Этот человек превратился в кусок мяса для львов. — Меня тошнит от вас, — он оглядывает всех перед собой и хрипло дышит, — негров и азиатов. Расстояние между ним и Чонгуком сокращается. Львиный Бог устал. Он не спал. Он уже много часов не ощущал цветочный аромат. Он без чувства сожаления. Он без разума. Крупный нож с гравировкой вытаскивается из набедренной кобуры. Адское пламя отражается во взгляде Рено. Сжав челюсти, Чон-Рено хватает американца за светлые волосы, замахивается и вонзает острое толстое лезвие в его шею. Нет крика. У пострадавшего нет на это возможностей. В его больших голубых глазах шок и маленькие остатки жизни. Рот наполняется слюной и бордовым вязким соком, что течёт по губам и подбородку и крупными каплями разбивается о красный песок. Американцы громко ругаются, рыдают от паники и позволяют себе орать на Чон-Рено. Чонгук бесчувственно смотрит сверху и крепко держит рукоять ножа, крутит её в шее и выпускает больше крови, разрывая кожу до вялых краев и позже резко вытаскивая оружие. Тело падает тушей к ногам Рено, а тот присаживается на корточки и упирается локтями в свои колени, разглядывая лицо умирающего человека, чьи веки никак не закроются и густые ресницы дрожат. — Но сдох на территории темнокожих, — голос пропитывается мрачным удовлетворением. Завтра не наступит, если будет слишком поздно. Чонгук игнорирует крики в свою сторону. Он переводит взгляд на нож и подносит его к плечу лежащего мужчины, начисто вытирает лезвие о его одежду и поднимается обратно, брезгливо отшагивая от свежего трупа. Его люди довольны убийством. Ликуют, но не утолили голод. Боковым зрением Чонгук замечает шевеление, засовывает нож в кобуру и поворачивает голову в сторону, сразу же видя Хана, вернувшегося обратно с остальными смотрителями. Квон идёт к другу, но одновременно глядит на мертвого человека и сглатывает, заставляя себя свести с него взгляд и переключиться на Чон-Рено. — Нет, — подходит к нему Хан. — Наши не могут обнаружить поблизости никакого места, где Болтон мог бы укрыться. Будто бы сквозь землю все провалились. — Дьявол, — рычит Чонгук и сжимает кулаки. Около часа назад Квон вместе с несколькими людьми из ядовитой долины уехали искать поблизости какие-либо сооружения, в надежде, что там может быть Дуайт. Но снова нет ничего и никого. Это была последняя капля. — Что будем делать? — шёпотом спрашивает Хан, начиная переживать. — Нам нельзя опаздывать, а время течёт. — Я устал быть хорошим, пока они доводят до слёз моих близких, — жгучий яд полыхает в теле. — Не остановишь меня? — посмотрев на Квона, мужчина выгибает бровь. — Верни Тэхёна домой, Чонгук, — не задумываясь, твёрдо отвечает Хан. Квон не приветствует насилие, но ему омерзело слышать, что кто-то из друзей страдает. Чонгук слышит его и вопль внутри себя. Корпусом разворачивается к штатским рядам. Мужчина кивает своим людям, и те, не услышав его приказ, сразу обо всём догадываются и несут стул, поставив его недалеко от него. Это странный шаг для заложников. Они не понимают и до жути боятся следующих действий. Это обычный стул, находящийся в центре и никем не окруженный. Ощущения, что он электрический и предназначенный для казни, но это далеко от правды. Вызывает нечеловеческий страх. — Кто отвечает за алмазы? — Чонгук громко задаёт вопрос американцам. — Чья из надзирателей эта должность? — заглядывает каждому в глаза и видит в них ужас. — Лучше отвечать сразу, чтобы гора трупов не демонстрировалась перед вами. Никто не решается признаться или сдать своего человека. Секунды тают. — Я, — набравшись смелости, высказывает один из мужчин и сразу получает на себе взор Рено. — Все алмазы бывают у меня. Я передавал их Болтону каждый вечер, как садилось солнце. Смотрители в следующую минуту подходят к альфе и берут за его завязанные руки, вынуждают подняться и ведут к тому самому стулу. Он старается не переживать раньше времени и без сопротивлений присаживается на него, тем временем, как двое африканцев стоят с обеих сторон и чего-то ожидают. — Как твоё имя? Альфа смотрит на остановившегося в метре Чонгука, за которым спокойно стоит белый лев, и с трудом отвечает на несложный вопрос: — Майкл. — Майкл, — пробует Чон-Рено на вкус и качает головой. — Если хочешь камни, я отдам, — не став поджидать угроз, сразу бросает и напрягается от колючей обстановки. Африканцам становится смешно. Они не сохраняют в себе смех. — Ядовитая долина больше вашей земли в несколько раз, то есть мы и в количестве алмазов вас обгоняем, — объясняет ему Чонгук. — Ваше дерьмо мне не нужно. Мне нужен тот, кому Дуайт доверяет важную работу. Майкл не понимает. Его глаза быстро бегают то в одну точку, то в другую. Он не из самых смелых. Быть напуганным сейчас не стыдно. — Что дальше? — но голос не предаёт и звучит уверенно. — Раз ты с ним близок, то должен знать, где он находится. — Я не сдам его, Чонгук. Рено придерживается абсолютно другого мнения. — Сдашь, — сталь. Его уверенность немного странная. Майкл хмурит брови и сильно смыкает губы, желая разгадать все секреты в этом человеке. Задача не из лёгких. — Пристрели меня, но ты ничего не услышишь, — храбрость на это предложение берётся непонятно откуда. Всё не так легко. На его слова Чонгук тянет уголок губ и вытаскивает из кобуры магнум, показывает мужчине и анализирует потерянность на его физиономии. Стоит так ещё пару секунд, а позже откидывает огнестрельное оружие в сторону и хмыкает. Он не будет играть никакой роли в данный момент. Будет играть кое-кто другой. Чонгук оборачивается к Борею и хлопает себя по бедру. Это знак. Лев трогается с места и идёт к своему человеку властным шагом. Майкл наслышан о Чон-Рено и его диких животных и резко дёргается на стуле, однако его удерживают крепкие руки. Глаза иностранца намертво впиваются в Борея, и язык прилипает к гортани. Альфа поражается его масштабам. Кто-то успевает подметить и невероятную красоту животного. Чонгук вытягивает руку и касается мягкой белоснежной гривы, проводя по ней пальцами и смотря прямо в голубые глаза. Он им до безумия горд. Мужчина горд всеми членами своего прайда. И теми, кто покинул его недавно. Двухлетний лев ластится и проводит языком по ладони альфы, мягко рыча. Но, услышав в стороне тяжелое дыхание и чей-то шёпот, он умно поворачивает голову к сидящему на стуле человеку. Клыки хищника страшнее пистолета. — Его зовут Борей, — вводит пятерню в гриву и поднимает глаза-ледники. — В греческой мифологии это олицетворение северного бурного ветра, — не просто так подобрал это имя для льва. — Ваши люди убили его отца три дня назад, — взор от злобы и воспоминаний начинает блестеть. — Убили брата и сестру. Наш с ним гнев страшнее вашего страха в миллионы раз. — Это… ненормально, — не получается построить желаемые предложения. Майкл безвыходно глядит на Чонгука. — Ты не в себе, Рено. Чонгук трезв и ясен. Знает, что делает. — Он здесь для мести. Я здесь, чтобы услышать о местонахождении твоего босса. Что ты выбираешь? — Чонгук ведёт кончиком языка по нижней губе. — Быть разорванным Бореем или быть предателем? Ты должен определиться, что для тебя хуже. — Ты не можешь быть настолько бесчеловечным… Его человечность никто не ценил. — Проблема в том, что я только и делал, что закрывал глаза на ваши проступки в надежде, что вы образумитесь. Люди Рено берут в руки крепкие верёвки и приступают привязывать Майкла к стулу, дабы мужчина не попробовал сбежать от них. Американец сопротивляется, кричит и пинается, но его старания ничего не стоят. Ему никто не помогает и не поможет. Лишь некоторые коллеги начинают за него молиться раньше времени. — Нет! — вопит. Чонгук оказывается позади альфы и кладёт тяжелые руки на его плечи, глядя стоящему напротив и уже рычащему Борею в разожжённые зеницы. Нет людского Бога поблизости. Львиный Бог снова с ним соревнуется. — Говори, Майкл, — приказывает сквозь зубы. — Пожалуйста… Время заканчивается слишком быстро. — Выбор был за тобой, — бросает Чонгук напоследок, перед тем, как показать страшную боль. Воспитанный львами пощады не знает. Сомнений ноль. Ладонь Чонгука ложится на грудь мужчины и стучит несколько раз — даётся сигнал. Отчаяние застывает в глазах американца: он не успевает вздохнуть, а лев уже бежит и накидывается на него, вгрызаясь в плечо. Кровь брызгает, пачкает острые клыки хищника и одежду пострадавшего. Дикий вопль долетает до слуха каждого. Многие закрывают уши и жмурят глаза, отказываясь смотреть на жестокое представление мучителя. Чон-Рено не отходит и держится за стул, который шатается из-за Борея и судорожных движений иностранца. Слёз полно, но крови гораздо больше. Животное продолжает издеваться над телом и оставлять на нём множество укусов и царапин. Его когти скользят по животу Майкла и разрывают на нём одежду и кожу. Чудовищная картина и адский вой. До небес не докричаться, не призвать ангелов-хранителей. Чонгук оценивающе пробегается по глубоким ранам, откуда нескончаемо вытекает жидкость и разливается очередной рекой. Ничего не чувствует. Вслушивается в рычание своего мальчика — это единственное, что нравится сейчас. Ему плевать на чужие страдания. Смотрит и кривит губы. Противно слышать плач и крики о помощи. Они отпугивают птиц над головой, но никаким образом не останавливают Борея, потерявшегося в своей свирепости. Чонгук становится рядом и влезает пальцами в белую гриву, из-за чего лев замирает и через открытую пасть рычит прямо в лицо американцу. — Я скажу… — отодвигается Майкл и закрывает веки, шумно дыша. — Прошу тебя! — орёт, чувствуя дыхания льва на коже. — Я скажу, где находится Болтон и остальные, только не давай ему меня трогать! С его тела вытекает множество крови и окрашивает землю под ногами. Рено победно улыбается и заставляет Борея отстранится от человека и отойти на несколько шагов. Сейчас услышит долгожданный ответ. Узнает, куда увезли Тэхёна и сразу же пойдёт за ним. Чон-Рено заставил его себя ждать слишком долго. *** Славится хладнокровностью. Часто не показывал эмоций и стал в глазах людей бесчувственным ублюдком. Но сегодня не тот случай. Сердце не успокаивается уже час. Оно стучит, как больное, и ломает изнутри кости, желая раздробить. Грудь заполнена невероятно сильным волнением. По жилам течёт нескрываемый страх. Сомнения не оставляют человека, вертятся в голове и давят с каждой минутой сильнее. Себя таким дёрганным и агрессивным одновременно не помнит. В таком состоянии Чонгуку не приходилось пребывать. Небо во тьме. Разум тоже. Нет оранжевых оттенков. Теперь смотрители из ядовитой долины вместе с Чон-Рено будут бороться во тьме. Африканцы выглядят готовыми побеждать все сражения с американцами. Они не боятся и горят желанием. Помнят все поступки своих врагов и не планируют прощать даже за крохотную мелочь, наказывая за всё. Чонгук за одного человека дал слово пойти войной на провинившихся. Сотрёт с лица земли, не дав им больше прикоснуться к нему. Необходимая территория поражает своими размерами. Её было видно издалека. Она пряталась не близко к городу и ядовитой долине, поэтому люди Чон-Рено никак не могли её обнаружить. Но уже всё закончилось. Они видят её и на большой скорости приближаются. Едут по отдельности, не желая привлекать к себе внимание. Некоторым уже удалось добраться до пункта назначения, но без приказа Чонгука они не смеют врываться внутрь. А он не спешит его давать, словно чего-то опасается. Мужчина остаётся начеку и боится ошибиться. Взгляд враждебный, как и намерения. По множеству раз узнаёт, правда ли особняк, похожий на замок, принадлежит Дуайту Болтону и постоянно слышит подтверждение. Это всё в его владениях. Чёрный хаммер постепенно подъезжает к началу территории Болтона. За рулём сидит Чонгук, а на пассажирском, как обычно, находится Квон Хан, который никак не расслабится. Его душит тревожность и отсутствие полной уверенности в плане. Чон-Рено напряжён так же сильно. Чонгук останавливается далеко от высоких ворот и заглушает двигатель, не ждёт и покидает машину вместе с Ханом. Посмотрев на особняк, он видит свет, выходивший лишь из трёх окон. Звенит тишина. Африканцы только шёпотом переговариваются и готовят оружие, прячутся в темноте и заседают в каждой точке, окружая территорию. Внутри двора также не слышатся разговоры, но оттуда выходит шум, вероятно, большого фонтана. Чон-Рено идёт ближе к воротам, которые, на удивление, никем не охраняются, и хмурится, задумываясь и подозревая неладное. Появляется ощущение, что хоромы пустуют. Где-то за спиной его люди говорят, что войдут первыми, однако мужчина их не слушает и вытаскивает магнум из кобуры, медленно раскрывая дверь и осторожно заглядывая внутрь. Остальные бегут во двор другими путями, пока Чонгук, никого не обнаружив, проходит дальше и детально всё оглядывает. Ничего не слышит. Никто не подаёт голос. Тут пусто. Нет ни единой машины. В некоторых участках двора разбросан мусор: обертки, бутылки пива, пустые пачки от пуль и гильз. Это доказывает, что не сейчас, но недавно здесь точно кто-то был. Чон-Рено останавливается и опускает пистолет, сильно стискивает челюсти и сжимает кулаки, смотря на трёхэтажный особняк, расположенный перед ним. Там никого. Но, чтобы убедиться в этом точно, понадобится много времени, потому что территория слишком большая. А Чонгук не уйдёт, пока не будет уверен, что львёнка здесь нет. — Сэр, — рядом оказывается смотритель из ядовитой долины, — вы позволяете войти в особняк? — спрашивает он и держится за автомат. — Мы пойдём впятером, осмотрим каждый угол и узнаем, есть ли кто-либо внутри. Над лёгким вопросом Чон-Рено думает довольно долго и поджимает губы. Он не может отвести взгляд от дома, но в итоге невнятно кивает альфе и даёт ему разрешение. Тот, шумя снарядами, отправляется вместе с коллегами к длинным лестницам, ведущим к парадным дверям. Сзади подходит Квон Хан, также не догадывающийся, что происходит и почему их никто не встречает. Он становится плечом к плечу с Чонгуком и задумчиво глядит туда, где закреплён взор друга. Либо их обманули, либо они слишком поздно пришли. — Сомневаешься? В прошлый раз, когда американцы затаились, случилось непоправимое. Сомневается. — Очень тихо, — сам звучит негромко. — Хочу верить в абсурд, что все внутри мертвы, кроме Тэхёна. Его люди уже пробрались в особняк без особого труда и начинают искать следы. А Чонгук так и остаётся на месте, никак не тронется с места и не пойдёт лично разыскивать цветочные нотки. — Возможно, Майкл сбил нас с толку и дал неверный адрес, — предполагает Хан. — У него не было другого варианта, кроме того, как сказать правду. На территории Болтона по добыче алмазов остались много надзирателей из ядовитой долины. Мужчина понимает, что если действительно солгал, то жёсткие пытки ему не избежать. Африканцы его в покое не оставят. — Думаешь, это и есть их логово? — с сомнением спрашивает Квон и вскидывает вопросительно бровь, посмотрев на Чонгука. — Смотрители обшарят всё, но оно, вероятно, пустое. — Они ушли, — говорит сквозь зубы Рено. В глазах безумие. — Услышали, что мы взяли их землю, и сразу удрали. — Куда ещё они могли уйти? — Не знаю, — почти шёпотом. — Я ничего не знаю. Ни их местонахождение, ни состояние Тэхёна, — он сжимает рукоять пистолета со всей силы. Грудь ходуном ходит. — Не знаю, как к нему обращаются, — с каждым словом сильнее на себя злится. — Знаю, что ненавижу себя за то, что отпустил его. К себе имеет чистое отвращение. Боль птицей в сердце бьётся уже который час. Чонгук не может от неё избавиться. Не получается заглушить. Она противная и разрывает грудь. Тэхёна могли обидеть. Его могли ударить и довести до истерических слёз. Мужчина находится на грани обрыва, когда не чувствует рядом с собой своего мальчика. Кажется, что лишается ума. А голос в голове не замолкает и продолжает раздражающе шептать фразу: «Ты не человек без него». Признаёт: не человек. Он никто без Тэхёна и своих зверей. — Ты не виноват, — Квон кладёт ладонь на плечо друга. — В каждой его слезе виноват один я, Хан. Если бы не разрешил омеге возвращаться в родное поселение, ничего бы не произошло. Его нельзя было отдалять от себя даже на полчаса. Ни на минуту, ни на секунду. С Чонгуком парень находится в безопасности, но никто не послушал Рено. — Прекрати, — альфа глотает слюну. — Прошли сутки, а я его так и не нашёл. Мысль об этом ранит, вкалывает в кожу острые длинные шипы. Дойдя до самого верха гнева, Чон-Рено идёт помогать своим людям и быстрым шагом направляется к особняку. Хан позади поджимает губы и смотрит ему вслед, а через пару секунд хватается за пистолет и вступает за ним, не желая отпускать его в одиночку. Они входят в жильё. Чонгук не боится того, что здесь кто-то может засесть в незаметное место и выстрелить. Он хочет быть уверенным, что Тэхёна нет в этих длинных коридорах и больших комнатах. Он заглядывает в каждый угол у себя на пути. Смотрит все помещения на первом этаже вместе с Ханом, не упуская ничего. Со второго этажа слышатся голоса африканцев, которые сообщают, что ничего подозрительного не встретили. Чем больше времени проходит, тем агрессивнее становится Чон-Рено. Добравшись до внутреннего двора, альфа замедляется и выходит наружу, пока Квон остаётся в доме и продолжает поиски там. Везде зеленые оттенки: кусты, деревья, цветы. А стоит повернуть голову, он находит обеденный стол под навесом особняка, на котором ничего не убрано. Не так давно за ним сидели и ужинали. Он неторопливо подходит ближе к нему и сводит брови к переносице, отрешённо разглядывая еду и напитки. Лишь на одной тарелке лежит кусок стейка, а другая посуда блестит от чистоты. Чонгук смыкает зубы и озирает также выдвинутые стулья. Здесь замерзло время. И мужчина абсолютно уверен, что в этом месте побывал Тэхён. Бредит?.. Любит, как ненормальный. — Чонгук! — зовёт из особняка Хан. Рено отходит назад и быстро заходит в особняк, взглядом начиная искать Квона, стоящего на лестницах в главном коридоре. — Ты что-то нашёл? — встревожено спрашивает Чонгук. — Нашёл, — кивает. — На третьем этаже. Хан поднимается по ступенькам, а Чон-Рено сразу же за ним. Оказываясь на нужном этаже, Квон подходит к открытой двери и останавливается около неё. Чонгук приближается, заглядывает в пустое помещение, в котором находится только одна кровать, и переводит вопросительный взгляд на друга. Тот без сомнений молча кивает. Рено не видит смысла входить в безлюдную комнату, однако слушает Хана и вступает внутрь, без особого интереса оглядывая голые стены. Темно. Тут застревает ночь, а лунный свет, пробирающийся сквозь высокие окна, освещает белоснежные помятые простыни. Именно на них и акцентируется внимание. Это единственное, что даёт мужчине ощутить впервые за долгий день аромат. Тот аромат, который ни с каким невозможно спутать. Но не аура цветочных полян важна, как важен предмет, размещенный у изножья кровати. Кольцо… Кольцо из белого золота лежит на ткани и блестит на лучах полной луны. Это украшение Чонгук отдал Тэхёну в пустыне Руб-эль-Хали, предложив ему стать его законным мужем. Альфа не понимает, почему оно здесь, а не на безымянном пальце омеги. Он долго анализирует, скрывает растерянность и не готов знать реальную причину. Чонгук убирает пистолет в кобуру и тянет руку к простыням, поджав разорванные сухие губы и взяв кольцо. Его собственное всегда сверкает на пальце. Рено его ещё ни разу не снимал. Он сжимает в кулаке украшение своего львёнка и со стеклянным адским взором, разворачивается обратно к Хану, что с сочувствием за ним следит и ничего не произносит. — Уходим, — твёрдо говорит Чонгук и идёт на выход. — Уходим? — Квон хмурится на мужчину, проходящего мимо него. — Нам здесь больше нечего делать. И они уходят, не оглядываясь. Отдаляются от комнаты, спускаются на первый этаж и идут к парадным дверям. Хан отправляется искать других смотрителей из ядовитой долины, дабы предупредить их о решении Чон-Рено, а сам Чонгук выходит на улицу и вдыхает прохладный вечерний воздух. Африканцев во дворе большое количество. Они повсюду и с оружием в руках. Ещё не видят Чон-Рено, который спускается по лестнице и застывает на нижних ступеньках, услышав рингтон своего телефона. Он убирает кольцо Тэхёна в карман и из другого вытаскивает смартфон, опускает взор на экран, где высвечивается несохраненный номер, и не спешит на него отвечать, задумчиво нахмурившись. А на том конце не успокаиваются и ждут ответа от Чонгука. Ярко-серые глаза ещё раз бегут по цифрам, и мужчина всё же поднимает трубку, прикладывает телефон к уху и готовится услышать голос собеседника, но его не встречают словами. — Да? — резко и грубо. У него нет нервов для разговоров. И, когда ему ничего не отвечают, он продолжает: — Я слушаю. Ему словно боятся что-нибудь сказать. Альфа постепенно начинает вскипать и чуть ли не рычать, однако звонок так и не обрывает. Когда во дворе повисает тишина, ему удаётся услышать в телефоне чужое дыхание: судорожное и шумное. Будто бы человек напуган. Очень сильно напуган. До крайности. Отчаянно плачет и тихо шмыгает носом, заставляя Чонгука застыть и потупить потерянный взгляд. Запомнил номер?.. — Львёнок… — на выдохе. Его маленький, крохотный, беспомощный. Рено выучил наизусть этот плач. Он оказывается прав, ведь, наконец-то, ему удаётся насладиться сладким и негромким: — Чонгук… Он. Это он. С дрожащим голосом и всхлипами, приносящими страшную боль. Охота схватиться за грудь в области сердца, потому что мужчина за эти три дня во второй раз чувствует, как он лишается воздуха. — Мой мальчик… — прикрывает веки. Его мальчик не выдерживает. Ему хочется домой, а, услышав родной тон, он начинает громче плакать и обжигаться горькими постоянными слезами. Звуками показывает свою печаль и захлёбывается, не прекращая нашептывать одно — «моё святилище». Омега нуждается в мужчине как никогда. В отсутствии его тепла губит себя и его одновременно. Чонгук уже в пропасти: темной и глубокой. Мощи в теле нет ни грамма. Глядит в бесконечное небо, медленно открыв глаза, в которых застыла жизнь и солёная влага. Губы, что слишком долго не касались ни кожи, ни персиковых уст, сухие и распахнутые. Картина плывет вместе с мыслями, а в ушах заглушенные рыдания нечто прекрасного на Земле. Чон-Рено склеить себя воедино отказывается. Ощущение, что он выиграл и проиграл. Слабость течёт по венам. Вновь существует в том состоянии, после которого начнёт тонуть в опасном гневе. — Забери меня, — задыхаясь, мягким и полным страданием голосом просит Тэхён. — Забери меня отсюда скорее, пожалуйста, — повторяет и плачет. Не прекращает этим закапывать Чонгука заживо. — Больше не могу терпеть… Рено до предела переживает за состояние омеги, но старается это скрыть. Ким должен слушать уверенность в его речи, чтобы не смел сомневаться в своём спасении. Его разыщут и в другой вселенной. — Я обязательно приду к тебе, — утешает альфа. Сомнений в собственных словах нет. — Я скоро буду с тобой, но ты должен помочь мне. Ты знаешь, где находишься? Пока есть шанс, Чонгук обязан опознать местонахождение Тэхёна. — Нет, — с болью отрезает. — Я не знаю, Чонгук… — сквозь всхлипы признаётся, доводя до головокружений. — Мне здесь очень плохо и страшно. Они… — делает странную паузу и очень тихо добавляет: — так жестоки. Сдавленный рык вырывается из горла мужчины. Брови сведены вместе, зубы скрипят друг о друга, и бешеный взгляд, носящий в себе все эмоции разом, скачет по местности. — Эти ублюдки навредили тебе? — грозно и с хрипотцой цедит Чонгук, стискивая в ладони телефон, словно сейчас сотрёт его в порошок. — У тебя что-то болит? Ты ранен? — наваливается вопросами. Тэхён молчит: долго и тревожно. В течение этого молчания Рено в мыслях похоронил десятки тел. — Не ранен… — без твёрдости. В это Чонгук совершенно не верит и горит огромным и грозным пламенем, который уничтожит всё на своём пути. — Не ври мне, — пытается произнести мягче, но не выходит. Изменения на лице и в поведении Чон-Рено видят смотрители, обратившие на него внимание и не понимающие, с кем мужчина разговаривает. Чонгук игнорирует взгляды на себе и хочет слышать только голос Тэхёна, который уже пару секунд ничего не говорит и лихорадочно плачет. Был бы Рено рядом, он бы уже давно стёр с горячих щёк влажность. — Я хочу к тебе очень сильно… — Ким переводит тему. — Когда ты найдёшь меня?.. Ответ на этот вопрос не возникает. Призраком летает и никак чётким для Чонгука не станет. — Час назад я думал, что уже нашёл, — тон становится на каплю спокойнее. — Но, когда подъехал к нужному особняку, тебя в нём не оказалось. Я нашёл только твоё кольцо. — Я был уверен, что приедешь… — будто бы с улыбкой произносит Тэхён. Рено это чувствует каждой клеткой и напрягается. — И оставил его тебе, чтобы ты знал, что не ошибся. Ты не ошибся. Ты никогда ни в чём не ошибаешься… — голос в конце еле слышится. — Прости меня… Чонгук хочет его обнять настолько сильно, чтобы тот больше не смел плакать и извиняться перед ним. Львёнок единственный, кто не должен чувствовать вину ни перед кем. — За что мне тебя прощать? — Что не слушался тебя и что мне не удалось сбежать, — слёзы, всхлипы, тяжелое дыхание, скулёж. — Я ничего не умею. У меня ничего не получается, кроме того, как нуждаться в тебе, — от этого дрожащего шёпота Чонгуку плохо. — Только в этом я профессионал — ждать тебя и проситься к тебе, — шмыгает носом и очень тихо смеётся. — Какой же я слабый… Слово «слабость» так далеко от этого человека, а он этого понять не в состоянии. Тот, кто переживает тяжёлые удары судьбы и продолжает ровно стоять на ногах, держа в руках прежнюю нежность и имея во взгляде добрый отблеск, не может быть слабым. Ему удалось пережить худшее на алмазных копях. Он вытерпел издевательства смотрителей из ядовитой долины, добившись их преданности к себе. Парень взял в первый раз огнестрельное оружие, желая защитить своего близкого. — Прекрати плакать, — мягко просит Чонгук. — Это неправда. У мужчины появляется ещё одна причина злиться на себя — ни разу не сказал Тэхёну о том, какой он у него сильный. Львёнок превращается во льва. — Прости… — бормочет себе под нос. Сердце Чонгука выбивает бешеные ритмы. — Ты не должен просить у меня прощение, но должен сказать, где именно ты сейчас. Отвлечь Кима на что-либо другое тоже одна из главных задач, чтобы он прекратил бросать слёзы и трястись при разговоре с Чонгуком и попытался помочь ему. — В какой-то странной комнате, — отвечает Тэхён. — Она маленькая и холодная. — Но в ней ведь есть окно? — задумывается Рено и спускается по лестнице, идя вперёд и проходя мимо своих людей, глядевших ему вслед. — Есть… — Хорошо, подойди к нему, малыш, — говорит Рено и прислушивается к несильному шуму. — Опиши мне местность. Докладывай мне каждую деталь, которую только видишь. Мне это поможет отыскать тебя. — Мне так страшно… Чонгуку тоже. За него. Очень сильно. — Тише… — давно его тон не был настолько тёплым. — Слышать твой плач пытка. — Дышать без тебя пытка, Чонгук… Шаг Чон-Рено вновь замедляется. Он позволяет себе растеряться в неподходящий момент. Застыв в самом центре чужого большого двора, альфа выделяет скулы и продолжает: — Скажи мне, что ты видишь. На том конце звонка появляются звуки шагов омеги, не прекращающего шмыгать носом из-за нескончаемого плача. — Нет ничего, кроме высоких бетонных стен и темноты… — тихо сообщает Ким. — Совершенно? — нахмурившись, сосредоточенно уточняет Чонгук. — Пустота. Я вижу лишь высокие стены, — и, кажется, чувствует себя виноватым из-за этого. — Лишь стены… Чон-Рено не подбирает нужных фраз, чтобы ответить парню. Он тонет в раздумьях и губами произносит «высокие стены», но ему нечего вспоминать. Мужчина не расстроит Тэхёна этим. Нельзя говорить ему, что Чонгук находится в тупике и не видит ни одного решения. Омега на него надеется, а Рено ни в коем случае его не подведёт и вернёт обратно в свои объятия. Он тянет время сильнее и сильнее, нервно пальцами трёт закрывшиеся веки и давит в себе грозное рычание. Его смятение, перемешанное с жгучей агрессией, видит уже каждый. Подобным видом создаёт множество вопросов. Кто-то из африканцев, глядя на него, опускает автомат и хмурится, беседуя с коллегой и кивая на их босса. Тот словно на крепких цепях. Серый взор мечется ураганом. Ещё никто не догадался, с кем разговаривает с такими яркими эмоциями и напряжением в теле. Рено заперт в клетке. Высокие стены… Дыхание львёнка сводит с ума. — Я тебя найду, — убеждён. — Я тебя и по камню, лежащему там, во дворе, найду, — сквозь зубы проговаривает Чонгук. — Знаю, — улыбка. Очередная и греющая душу с расстояния. — Ни на секунду, пока я с ними, я не засомневался в тебе. Его место не рядом с этими людьми. Он никогда не должен был попадать в этот круг. Они не обращаются к нему подобающе — Чон-Рено это чувствует. — Ты ведь правда в порядке? — задаёт волнующий его вопрос. Тэхён подозрительно молчит и не издаёт никаких звуков. Нет ответа, но есть поменявшееся выражение лица Чонгука. Он сам себе всё додумывает — это худший вариант. — Тэхён, — рычание не сдержать. — Что они сделали тебе? — Ничего… — шепчет Ким. Из груди Рено вырывается нервный и хриплый смех, а взгляд снова поднимается к небу. — Я их живьём сожгу. — Чонгук… — произносит перепугано и очень беспокойно. Спустя пару секунд он добавляет почти неслышно: — Дверь открывают… — Что?.. Его тело сдавливается удивлением и ненормально сильным волнением. Безумие волной катится по сантиметрам, ведь дыхание львёнка становится в несколько раз громче и быстрее. По нему у мужчины получается ориентироваться. Чонгук слышит присутствие ещё одного человека в помещении, где находится Тэхён, и пропускает в свои глаза хаос, как постоянного гостя. Топясь и в страхе, и в ярости Рено создаёт вокруг себя напряжённую ауру. Слышен неразборчивый шёпот Тэхёна. Он чем-то очень обеспокоен. Его бормотание разобрать невозможно. Ким разговаривает с кем-то другим, но чужой голос пока ещё не раздаётся, не давая Чонгуку ни дышать, ни соображать. Для него нет ничего важнее этого парня. Ради его безопасности он был готов на всё. Готов до сих пор. А для начала он ждёт и теряет терпение, сжимая кулак и желая почувствовать аромат крови своих врагов. — Тэхён плохо ведёт себя, Рено, — заговаривает по телефону тот, кому Чонгук уже роет могилу. — Нельзя брать чужие вещи, а он присвоил себе мой телефон. От мерзкого тона Рено скрипит зубами и опускает подбородок. Злость, вскипевшая в нём, придаёт глазам мужчины ядовито-серый оттенок. — Мой мальчик отобрал у тебя телефон, а я отберу у тебя жизнь, Дуайт. Отберёт, завалив его долгими мучениями. Болтон негромко смеётся и сквозь ненавистный Чонгуку смех продолжает: — Ты совершенно не боишься? — Бояться стоит тебе, а ты каким-то образом отрастил себе дополнительную пару яиц, но в скором времени я лишу тебя и родных двух. Его слова смешат американца. Тот не унимается и откровенно веселится, действуя Чон-Рено на нервы, пока он думает о Тэхёне, чей голос не слышит уже больше минуты. — Прекращай строить из себя Бога, — шумно вздыхает Болтон через несколько секунд. — Было плохой идеей оккупировать мою территорию. Было плохой идеей забирать у Чон-Рено его львёнка. — Так забери её обратно, в чём проблема? — в ответ играет Чонгук. — Ты рискуешь проиграть, — ухмыляется. — По твоей глупости погибли львы, теперь и этот парень должен? Напоминание о вечере, когда Чонгук пережил смерть трёх членов прайда и тяжелое ранение одного, ни к чему хорошему не приведёт. Угроза жизни его омеги тоже. Чон-Рено в немыслимом бешенстве. — Не вмешивай его, — зло цедит Чонгук. — Он ещё мал для ужаса. Он не предназначен для плохой стороны этого мира. Львёнок заслуживает видеть и чувствовать только лучшее. — Как же так? — картинно цокает языком Дуайт. — Тэхён живет в Африке и должен уже свыкнуться с жестокостью на этих землях. — Повторяю: разбирайся со мной, но не смей трогать его, — тон становится ниже. — Я его почти не трогал, но впереди есть ещё много времени. — Дуайт, — хрипло и мрачно. — Не трать минуты зря, тебе нужно вытащить свою драгоценность из моих рук, вручив другую. Намёк ясен. Снова затронута тема розового алмаза. Он был продан, но американец этого не знает. — Вопли из твоего грязного рта услышит твоя Родина, — вручает обещание, четко проговаривая каждую букву, Чонгук. Помимо ликования Болтона, Рено слышит и другие звуки: они рождаются за его спиной и образуют вопросы без ответов. Африканцы громко разговаривают и пытаются докричаться до Чонгука, который лишь спустя момент умудряется на них посмотреть и заметить, как несколько мужчин бегут к воротам непонятно от чего или кого. Чон-Рено оборачивается к особняку и медленно вскидывает брови. — Попробуй выжить, чтобы успеть, львиный Бог, — последняя фраза перед тем, как Болтон обрывает звонок. Паника не успевает лечь на плечи… Телефон скользит вниз — мужчина прекращает его удерживать, сосредоточившись на другом. Взгляд, носящий сразу несколько эмоций, держится на открытых парадных дверях дома, откуда выбегают африканцы. Они быстро спускаются по лестнице и что-то громко говорят Чонгуку, а услышать не удаётся. И без этого, Рено всё понимает. Огненный хаос настигает их чересчур быстро и обязательно заберёт с собой жизни. …жизни важных. От масштаба этого взрыва не удаётся остаться на ногах и, колени бьются о землю ожесточенной Южной Африки. От яркого огня обжигается кожа и глаза болезненно закрываются. В ушах звенит настолько сильно и гадко, что Чонгук стискивает зубы и роняет рычание куда-то в асфальт, когда позади адское пламя пожирает особняк и тела, не щадит никого вокруг и громко смеётся, усиливаясь. Оно ядовитое, призванное моральными уродами. Больно. Неприятно. Задыхается — воздух до него не успевает добираться. Мужчине кажется, что только оранжевые язычки дотягиваются до него и кусают до ожогов. А он не смеет шевелиться и оборачиваться к кровавому пейзажу, прижимая ладони к ушам и давя в себе агрессивный крик, что прячется в груди. Узнаёт истину, но не встречается с ней лицом. Там ужас. Там легли люди. Секунды идут — огненный концерт всё больше и длиннее. Минуты идут — получается встать на колени и повернуться к представлению. Глаза, сверкающие на свете горящего особняка ярко-серым цветом, ненормально бегают по лежащим во дворе мужчинам. Они были преданы ему и по его ошибке сейчас не двигаются. Ни один из них. Никто не подаёт признаки жизни. Вокруг Чонгука трупы и лужи крови. Вокруг Чонгука гордыня и алчность. Рено забрал себе землю, но не забрал то, что важнее земли в миллионы раз.