diamond hell

Крылья ангела испачканы в пыли, в грязи, в крови грешников и бесстыдников. Ему их стремятся оторвать и окончательно оборвать связь с небом. Рисуют на его медовой коже следы жестокости людей и смеются над громким дрожащим плачем, стихающем лишь во время крепкого сна. Не жалеют. Не успокаивают. Не отпускают. Калечат. Ему всего восемнадцать, а его заставляют переживать тяжёлые моменты в жизни. Утро для Тэхёна будет ярким и мрачным одновременно — в этом не сомневаются. Проснётся, не поест, не поговорит и намочит слезами себе щёки. Больше не знает, как поступить. Ужасно красив и ужасно чувствителен. Ему с этой необыкновенной красотой не избежать уготовленного. Девять утра, а около пяти минут назад дверь ключом открыли для важного дела. Она распахнута, и о её косяк опираются плечом и складывают руки на груди, наблюдая за нерушимой тишиной в четырёх углах. Окно здесь одно, и оно совсем небольшое, но африканское солнце пробирается через него и разливает по всему помещению ранние желтые лучи. Этот цвет окружает человека, лежащего на белых простынях, и дарит единственное тепло его поврежденной коже. Парень находится во сне, свернувшись в кокон даже в жару, и сопит, прижимая к груди подушку. Заполняет всё подряд своим цветочным ароматом, что начинает казаться, что эти нотки преследуют. Им любоваться категорически запрещено, а останавливаться никак не решаются. Глаза продолжают скользить по загорелому и аккуратному лицу омеги, у которого разбиты колени, нижняя губа, обе брови и большие ссадины тянутся по скулам. Следы ударов явные и заживут не через несколько часов. Он искалечен, но не так сильно, как врагам этого хотелось. Кровь остановилась ещё вчера, но слёз в тот вечер было намного больше. Тэхён укрыться не успел и осознать, как тяжёлая рука американца легла на его черты и нанесла болезненные ощущения. Дрожал в конвульсиях и принимал унижения, сидя на грязном полу. Он ничего не смог сделать в ответ, пряча стеклянный взгляд, и трясущейся ладонью стирал алые бусины со рта, больше не предоставляя сопротивлений, из-за которых человек Болтона бил. Это произошло два раза: когда Тэхён отказывался с ними ехать в другое место и после звонка Чонгуку. Во время тех сцен Дуайт смотрел на омегу так же бездушно, как и сейчас, стоя в проходе небольшого помещения, где Ким спит. Не тревожит Тэхёна и усмехается себе под нос, разрешая себе без угрызения совести разглядывать его, точно он редкий экспонат, хоть и имеет несколько заметных ушибов и шрамов. Мужчине нравится брать то, что принадлежит Чон-Рено, поэтому наслаждается и вдыхает успокаивающий аромат. В какую-то секунду Тэхён начинает ёрзать в постели, громко хныкая и слабо пинаясь. Вскоре это прекращается, и Ким ложится на спину и тихо произносит себе под нос одно имя. То, от которого Дуайта уже тошнит. Его сейчас альфа слышит по несколько раз из уст омеги. Улыбка быстро слетает с лица. Ненавидит человека, носящего это имя. Но Тэхён не прекращает сонно звать и шептать «Чонгук». Повторяет и повторяет. Через сон пытается докричаться. В груди Болтона поселяется откровенная злость из-за этого нежного шёпота. Его скулы выделяются и вены набухают на шее от напряжения во всём теле. Звонящий телефон не уничтожает гнилые мысли. Мужчина будто бы не слышит рингтона и скрипит зубами, не отрываясь от Тэхёна, что постепенно замолкает и не давит на него упоминанием о львином Боге. Он заставляет себя отойти от помещения на несколько шагов. Выходя в коридор, альфа берёт смартфон и поднимает звонок, сразу же догадываясь, от кого он. — Надеюсь, ты порадуешь меня, — уголки губ тянутся выше. — Я ждал твоего звонка. Понимает, что разговор с ним не с таким же энтузиазмом желали. Только его чужие чувства нисколько не интересуют. — А я жду момента, когда смогу выкинуть этот телефон в мусор и забуду о том, что знал тебя. Даже не злится. Наоборот — включается в игру и пробует её сладкий вкус. Он лижет кончиком языка тонкие сухие губы и держит тёмный взгляд в одной точке перед собой, коварно ухмыляясь. — Я уверен, что такому человеку, как ты, точно приходилось встречать людей похуже, — голос становится низким и хриплым от того, что Дуайт говорит негромко. — Разве это неправда? Собеседник не думает ни секунды и мгновенно и грубо отрезает: — Нет. Болтон смеётся и откидывает голову, вводя пятерню в чёрные волосы и заводя их назад. — Мин Юнги, — тяжело вздыхает спустя несколько секунд. Болтон прекрасно знает об истинных чувствах парня к себе. Из-за его плана омега попал в особняк к американцам и не мог оттуда выбраться, нося тяжелый груз на чужой земле. Дуайту нравится такое отношение в свою сторону. От него ощущает себя правильно — сильно и величаво. Любит себя и гордится каждым совершенным шагом, оскорбляющим и опускающим всё ниже и ниже ботсванского кошмара. — Вы с предателем из ядовитой долины ужасный этап в моей жизни, — рявкает Юнги. У омеги чистое отвращение к Дуайту Болтону и Чон Хосоку. — В таком случае, забыть нас у тебя никак не получится, — ехидно добавляет мужчина и вздёргивает бровь. Тот это понимает. Молчит некоторое время и после паузы продолжает: — Надеюсь на лучшее, но сейчас я звоню тебе не для душевных разговоров. — Внимательно слушаю тебя. Интрига растёт очень быстро. Ему не терпится получить информацию, дабы он мог приступить к следующим действиям. — Я нашёл рабочий ноутбук Чонгука и узнал кое-что важное… — тон парня становится заметно тише. Он чуть ли не переходит на шёпот. — Алмаза нет у Чон-Рено, — от услышанного у Дуайта меняется выражение лица. — Его даже нет в Африке. — Нет в Африке? — непонимающе хмурится, потупив взгляд. — Тогда где же он? — В Арабских Эмиратах. Возникает нерушимая тишина. Мужчина пропадает в мыслях и без труда вспоминает недавнюю встречу с Чон-Рено около Саванны поздно вечером. Дуайт знал о его поездке в Абу-Даби и о том, когда Чонгук вернётся обратно. И сейчас, осознавая всё, он поджимает губы и сухо хмыкает, качая головой. — Точно, — хрипит. — Рено пробыл там месяц и вернулся в Ботсвану несколько дней назад. — Да, — подтверждает на том конце Мин. — Заключил договор с арабским бизнесменом и нефтяным магнатом… — Амином Аль Рашидом, — уверенно перебивает Болтон. В памяти Дуайта хорошо отпечатался этот человек и его многочисленные отказы во встречах. Это его злило, серьёзно выводило из себя, ведь Болтон был осведомлён в его крепкой дружбе с Чонгуком. — Верно, — в тоне Юнги нет абсолютно никаких эмоций. — Так, розовый алмаз именно у него? — Да. — Прекрасно, — чему-то вновь улыбается Дуайт. — Рашид избегал встреч со мной длительное время, но пора разрушить его принципы. В мыслях без труда возникают прекрасные идеи. Мужчина доволен материалом и собирается правильно его использовать. — Меня не интересуют твои планы, — грубо звучит омега, явно желающий поскорее закончить с неприятным для него разговором. — Я сделал то, что ты просил, и теперь не имею никаких отношений с тобой. — Нет, Юнги, — вполне спокойно отрицает Дуайт и выше поднимает уголок губ. — Камня нет в моих руках, значит, и твоя задача ещё не окончена. — Что ты несёшь?.. Болтон не собирается слушать его недовольства, поэтому докладывает ему приказ: — Машина с моим человеком будет ждать тебя там же, где тебя оставили вчера. — Грязный ублюдок, ты окончательно умом тронулся с этими алмазами, — рычит Юнги. Услышав посторонний шум, альфа спешит закончить беседу с корейцем. — Не будешь на месте в течение двух часов, твой ямаец лишится головы, — в следующую секунду отключается. Убрав телефон в карман, Дуайт сводит брови к переносице и внимательно прислушивается к возникшим звукам за спиной. Он медленно оборачивается и глядит в сторону помещения, откуда не так давно вышел и оставил дверь распахнутой. Видит бегающие тени и неторопливо наступает к ним. Оказавшись в проёме, застаёт нервно застывшего на месте омегу с расширенными и напуганными глазами. Мальчишка в дикой панике от неожиданности. Не успел… Хотел сбежать, увидев открытую железную дверь, — по потерянному блестящему взгляду несложно догадаться. Болтон перегораживает ему путь вовремя, отобрав все возможные шансы приобрести сладкую свободу и не дав перейти даже порог. Это невероятный азарт, и им старший быстро наполняется, склоняя голову и жадно разглядывая хрупкий вид напротив: пушистые растрёпанные волосы, сползающая с одного плеча футболка, распахнутые сухие губы, исходящий яркий цветочный аромат. Выглядит загнанным в угол зверьком с бусинами вместо глаз. Тэхён не ожидал встретиться с Дуайтом. Не знает, что сейчас говорить или каким образом действовать. Он, окутанный страхом, начинает отшагивать к кровати и не сводит взгляд с мужчины, что в свою очередь приближается к нему. Специально нагнетает его и не разрешает спокойно дышать. — Ты на что рассчитывал, малыш? Омеге некуда деться и не за кого спрятаться. Рядом нет Чонгука и его спины, за которой мужчина часто укрывал Тэхёна. Ким дальше отходит и натыкается на изножье небольшой кровати, замирает на месте и проглатывает крупный ком, хлопая длинными ресницами. — Не называйте меня так… — его шёпот отчаянный. Ему противно слышать ласковое слово из уст гадкого человека. — Почему? — усмехается Дуайт, остановившись в полуметре от него. — Только Рено разрешено? От воспоминаний о Чонгуке Тэхёну хочется плакать: громко и в голос. Во сне он в безопасности и невероятно счастлив, но стоит проснуться и вернуться в реальность, его навещают лишь боль и сильный страх. — Пожалуйста… Дышать невозможно. — Мне нельзя называть тебя малышом, а ты позволил себе подумать о побеге? — злорадно вскидывает бровь Дуайт. Ким больше не терпит и прячет взгляд, глядит куда-то в холодный пол и сжимает в кулаках конец своей футболки, закусывая порванную нижнюю губу и давя в себе плач. Ему надоели издевательства и собственная слабость перед другими. До слёз обидно ощущать себя побитым щенком. Тяжёлый взор мужчины вонзен в него, но парень не даёт себе смотреть на Болтона в ответ. Он не выносит его присутствие рядом с собой. Ему страшно, что рано или поздно американец сорвётся и сделает ужасные вещи с ним. Дрожь прокатывается с ног до головы от неприятных мыслей, и омега всячески пытается отдалить их от себя. Надеется, что всё обойдётся хорошо и на пороге скоро появится нужный человек с абсолютно другими чувствами к нему. — Я просто… — временно замолкает, дабы набраться сил, и продолжает более тихо: — Просто хочу домой… К Чонгуку, к Джухёку, к Диего и Амуру. Около них в груди цветы распускаются, а вдали — гибнут. — Бедолага, замучался, — шумно вздыхает альфа и мотает головой. — Вышел бы отсюда во двор, и что дальше? — задаёт вопрос, а ответа у омеги нет. — Ты бы далеко не ушёл. Вокруг мои люди. — Хотел попробовать… — тихо произносит Тэхён. Понимал, что повсюду будут американцы и точно не потеряют его из вида. Выбраться отсюда не из легких задач. Однако Ким устал находиться в четырёх углах и бездействовать, пока Чон-Рено не останавливается и продолжает искать способы добраться до него. Нашёл, но не успел застать. От этого сердце дробится на миллионы мелких кусков. — Вчера ты тоже попробовал, и это вышло тебе боком, — ещё один шаг. Ким это замечает и сильнее расширяет веки. — Твоё красивое личико пострадало из-за твоей же необдуманной выходки, — пальцы Дуайта снова касаются скулы омеги, его свежих ссадин, что по-прежнему болят. — Кража моего телефона и твои сопротивления не могли обойтись без наказания, ты ведь это понимаешь? Тэхён смыкает челюсти и отворачивает голову, запрещает трогать себя и вскидывает подбородок, заглядывая в потемневшие глаза Дуайта. — Понимаю, — отвечает Тэхён. — А вы не понимаете, что прикосновения ко мне тоже влекут за собой наказание, — уверен, чем немного удивляет Болтона. — Намного серьёзнее. Дуайт негромко и хрипло смеётся. — Угрожаешь мне Чонгуком? Это самое сильное оружие, что есть в руках у Тэхёна. — Никто не в силах убежать от него, и вам не удастся. — Не раздражай меня, ведь изначально ты мне понравился, — низким голосом говорит Дуайт и резко хватает грубыми пальцами его подбородок, приблизившись к лицу. — Мне очень жаль, что в тот вечер я попал вам в щеку, а не в глаз, — рычит львёнок. Ким пытается его оттолкнуть от себя — ничего не получается. Злится на отсутствие сил. Он практически ничего не ест и по этой причине в его теле нет никакой мощи. — Какой ты игривый, — давит на щёки, облизывая собственные губы. Эта близость противна Тэхёну. Ему бы под землю провалиться… — Ненавижу вас, — выходит у него очень твёрдо. Аромат, который сейчас чувствует, ужасен. Парню от Болтона целиком тошно. Тэхён крепко сжимает кулаки и ими въезжает Дуайту в грудь. Безрезультатно. Нахмурившись, он больно бьёт ногой ему в колено, отталкивая крепкое тело изо всех сил. Это действительно работает: Болтон отшагивает, но тут же возвращается к Киму с более агрессивными искрами в глазах, не одобрив его очередное, уже сидевшее в горле, смелое поведение. Дуайт замахивается и даёт сильную пощечину Тэхёну, павшему в следующую секунду на пол. Место удара горит огнем и приносит болезненные ощущения. Новая порция крови снова льётся из губ, но в этот раз парень не плачет и только отводит стеклянные глаза в сторону, царапая ногтями пол и скрипя зубами от обиды. Контролирует себя и свои эмоции — не издаёт ни звука. Ведёт себя максимально равнодушно и игнорирует брусничные капли, скользящие по подбородку. Не спешит их стирать и проглатывает ком, набираясь духом. Вытерпит всё, чтобы добраться до финиша, у которого ждёт Чонгук. Ещё немного… Осталось биться в конвульсиях недолго. Скоро придёт конец ужасу. Дуайт опускается на корточки перед ним и холодно глядит на профиль Тэхёна, ни о чём не сожалея. — Я не хотел прибегать к этому, но ты уже выходишь за границы, — разбавляет тишину фразой. — Не приближайтесь… — Ким отползает дальше. Болтон поражён тем, что омега не проронил ни одну слезу. Вчера сразу после нескольких ударов он скулил, не прекращал плакать, прижимался к стене и не смел раскрывать веки, чтобы посмотреть на тех, кто ему наносит вред. — Ведь сразу тебя предупредил: я не наврежу тебе, если ты будешь тихо сидеть и не рыпаться. Подняв на Дуайта взор, омега глядит на него в течение нескольких секунд, когда губы не прекращают кровоточить. — Чтобы вы убивали африканцев?.. — шёпотом недоумевает. — Правильно, — кивает Болтон. Он страшен. Непонятно, что стоит от него ожидать. — Вы сумасшедший… Устал это повторять. Каждый час убеждается в элементарном и боится вернуться к Чонгуку неживым. — Я адекватен до тех пор, пока меня глупыми поступками не выводят, — объясняет пугающую реальность Дуайт. — Ты допрыгаешься, малыш, и всё закончится так же плохо, как и у тебя с Линь Вэем. От поднятой темы Тэхён замирает и перестаёт двигаться, медленно моргая и рассматривая довольное выражение лица. Веет жутким холодом. Мурашки отвратительно проходятся по чувствительной коже. В потерянные глаза смотрят с удовольствием и упиваются мгновением чужой слабости. Ким не может ничего ответить и поджимает дрожащие кровавые губы, не желая вспоминать страшную ситуацию в своей жизни. Хочется другого — громко выть, чтобы этот вой стал путеводителем для Чонгука. — Больно вспоминать прошлое? — ничего не услышав от Тэхёна, Болтон продолжает и ядовито скалится. В груди щемит. Мысли в голове склеиваются в один комок, и все тело леденеет. — Прошу, оставьте меня, — очень тихо просит Ким, избегая мучительных вещей. — Заприте меня на замок, но выйдите… — Тот случай плавает у тебя в мыслях. Это большая травма, — не успокаивается и пожимает плечами альфа, забивая на состояние младшего. — Как-никак этот ублюдок кончил тебе в рот и был за это убит, — Тэхён крепко держится, несмотря на боль, которую сейчас получает. — А ты в курсе, что с ним сделал твой Чон-Рено? Вчера Тэхён услышал, как и где умерли родители. Ему больше ничего не хочется принимать. Он устал. Натерпелся жестокости людей и мечтает о недолгом отдыхе. Не такого периода он ждал в свои восемнадцать лет. — За что вы так со мной?.. Болтон снова игнорирует его и продолжает словами калечить: — Чонгук жестоко избил его, отрубил обе руки и натравил на него льва, — всё докладывает без колебаний, нагоняя на парня страх. — И всё это случилось на глазах других людей. Не успел закрыть уши. Не успел укрыться от информации, которую изначально избегает и о которой Чонгук тоже не давал омеге узнать. Ким понимал, что Чон-Рено страшно обошёлся с виновником, но не собирался расспрашивать о подробностях случившегося. Тэхён в этот раз тоже молчит и отворачивает голову, закрыв веки и прикусив губу. — Один минет взбесил его до ужаса, а что же с ним случится, если тебя полностью разбить? — мужчина пальцем поддевает вырез футболки омеги и немного опускает его, скользя плотоядным взором по шрамам. — Изуродовать твоё красивое лицо, как когда-то изуродовали твоё тело. — Хватит… — молит Тэхён и тянется в сторону, жмуря глаза. Его тело красивое — Чонгук повторял это часто, нашептывая на ухо. Тэхён верит лишь ему. Болтон отстраняется и в тишине разглядывает парня, что не сдаётся и на цепях держит свои эмоции. Альфе нужен лихорадочный плач, но не получает своего, стиснув зубы. Он поднимается и засовывает руки в карманы классических чёрных брюк, сверху вниз смотря на сидящего на полу омегу. — Дуайт, — за спиной раздаётся голос американца. Болтон неторопливо оборачивается к стоящим в проёме троим мужчинам. — Машина подъехала. Их босс им уверенно кивает. Те же синхронно переводят взгляд с Дуайта на Тэхёна, который не раскрывает век и не стирает с лица собственную кровь. Этому они усмехаются и негромко что-то обсуждают между собой. Тэхён слышит шёпот и царапает в кулаке ногтями себе ладони. Болтон в последний раз бесцветно озирает мальчишку и направляется на выход с поджатыми крепко челюстями. — Крови слишком мало, — кидает Болтон невзначай, не посмотрев на своих людей, и покидает холодное старое помещение. Раздаётся смех гиен, заставляющий Тэхёна прижаться к стене. Вокруг светло, но перед медовыми глазами внезапно темнеет. Разорвут на части. Поиздеваются и бросят. Они так же поступили с детенышем зебры… *** Раньше наслаждался тишиной и безлюдьем. Раньше — до встречи с молодым парнем. Но уже долгие недели мужчина не может терпеть одиночество. Ему от него дурно и некомфортно. Прошло двенадцать часов с момента, как Чонгук слышал голос Тэхёна. Ему не хватает его шёпота и лепета. Ломка начинается и крошит кости, принося адские мучения. Эти ощущения он уже презирает. Продолжает их принимать и злится, словно вырвался из настоящего Ада мстить тем, кто его туда отправил. Блеск в глазах. Не сдаётся и движется по кривой дороге за парнем, носящим его сердце с собой. И взрыв особняка американца, который понёс смерти десятерых человек, не даёт остановиться. Погибли молодые парни, чья жизнь только начиналась. За них Чонгук обязательно отомстит и следом за их кровью прольёт чужую. Многие ранены: ожоги, серьёзные травмы, ссадины и глубокие царапины. Хотели идти рядом с Чон-Рено и продолжить поиски врагов, только тот им это категорически запретил и отправил в больницу. Владелец алмазной территории следит за своими людьми и не желает видеть их в худшем виде на должности. Больше смертей своих он не вынесет. Не позволит ни одному покинуть его. Ряды смотрителей ядовитой долины не сократились — сегодня они увеличились. К ним присоединились трое десятков человек из ближних африканских стран и не меньше прибыли из Арабских Эмиратов. До Амина Аль Рашида дошла печальная новость, и в ту же минуту араб отправил помощь своему давнему другу, за что услышал благодарность от него по телефону несколько минут назад. Чонгук беседовал с ним недолго — множество дел. Ему хочется успеть во все нужные места одновременно. Ни секунду не отдыхает и не сидит, чтобы обдумать всё на свежую голову. Это он всячески не принимает. Не слушает других — только себя и себя. Чон-Рено сходит с ума. Не имеет разума и сил. Не спит, не ест, не пьёт воду и бродит агрессивным диким зверем в погоне за своим светом. Выходя из лифта на необходимый этаж, он снова натыкается на белые голые стены — больничные. Напряжение не покидает тело и преследует мужчину повсюду. Чон-Рено часто сопровождают удивленным и порой напуганным взглядом. Мимо проходят пациенты и медицинский персонал, которые нисколько не стесняются обернуться на него и распахнуть губы в шоке. Каждый без усилий узнаёт львиного Бога. Татуировка на шее и серый цвет выразительных глаз уничтожает их сомнения. Небольшие компании, стоя в стороне, шепчутся и пожирают взором альфу, что никого не замечает и уверенно идёт по заполненному людьми коридору. На нём брюки-карго, обтягивающие крупные бёдра, чёрная футболка и берцы. На его загорелой коже засохли пару капель крови — некоторые это успевают заметить и ужаснуться. Чонгук доходит до нужной палаты и уже тянет пальцы к ручке, но дверь неожиданно раскрывается перед ним. Он поднимает глаза на мужчину с гипсом на правой руке и хмурит брови. Тот удивлён не меньше него и хлопает ресницами, не понимая, зачем Рено пришёл сюда, а не просто позвонил. — Ты что здесь делаешь? — возмущённо спрашивает больной. Рено с подозрением анализирует друга, отмечая, что тот переоделся в личную одежду. — Почему ты встал? — вылетает встречный вопрос от Чонгука сквозь стиснутые зубы. Младший толкает язык в щёку и бегает взглядом по людному коридору, возвращаясь к железным зеницам и замечая недовольство. Он с самого начала понимал, что африканец не одобрит его решение покинуть больницу раньше положенного времени. — Хочу прогуляться, — всё-таки твёрдо произносит. — А ты ответишь на мой вопрос? Хочет не просто прогуляться, а выйти из самого здания. Он ненавидит больницы так же сильно, как Чонгук. Мужчина делает шаг, дабы перейти через порог, но ему перегораживает путь рука Чон-Рено, которая ладонью опирается на дверной косяк. На Чонгука смотрят недовольно и немного злобно. Пациент, что на несколько сантиметров ниже, напрягает скулы и шумно дышит через нос, не одобряя сильную заботу от этого человека. У него ничего не болит, и он в состоянии ходить — нет необходимости находиться среди врачей ещё пару дней. — Зайди в палату и не напрягайся лишний раз, — цедит Рено. — Сам знаю, как я чувствую себя лучше, Чонгук, — спокойнее пытается ему объяснить. — Я больше не могу лежать, окружённый белыми стенами и медбратьями. Мне хватило несколько часов, и я сваливаю. Слышен скрип зубов Рено. На это не обращают внимание и толкают его в нервно вздымающую грудь, выбираются наружу и закрывают за собой дверь, проходя мимо Чонгука и идя по коридору. — Ты попал под взрыв, Хан, — в спину ему говорит Чон-Рено. Слова долетают до Квона. Они кажутся некой глупой шуткой. Однако, мужчина замирает и смотрит перед собой, временно позволяя мыслям и воспоминаниям взять верх над собой. Перед глазами одно — дьявольское пламя, сжигающее красную землю и людей на ней. В ушах до сих пор звенит. До него эхом доносится звук огненной бури, которую никто не ожидал встретить. На коже лица Хана видны последствия вчерашнего кошмара: большие ссадины на щеках; в глазах ярко-красный оттенок — лопнули сосуды; губы разбиты. Чонгук ступает к Квону и становится рядом с ним, глядя на его профиль, но вскоре младший переводит на него немного потерянный взгляд. Не торопятся возобновлять разговор, а за ними люди втайне наблюдают. Уже все догадываются с какой территории они. — Но я выжил, находясь от особняка Болтона на приличном расстоянии, — продолжает Хан. — У тебя рука сломана. — Чонгук… — сглатывает Квон и поворачивается корпусом к нему. — Я в порядке, ты слушаешь меня вообще? — разглядывает мужчину и не находит в нём спокойствия. В его теле одно напряжение. — Если бы ты вовремя не сказал, что нам нужно уходить оттуда, мы бы с тобой, — тычет указательным пальцем ему в грудь, — точно сейчас лежали в гробу. Рено мог сказать об этом намного раньше, но не стал, не зная, что Болтон решится подорвать собственные владения. — Вот и цени жизнь, — рычит на него Чонгук. — Слушай меня и оставайся в больнице. — А почему ты собственную не ценишь? — тише спрашивает Квон. У Чон-Рено меняется выражение лица. — Чего? — недоумевает, выгнув бровь. Хан смотрит ему пронзительно в уставшие покрасневшие глаза, в которых словно нет жизни. Они у него потухшие. Причина отсутствия света серьёзная. Чонгук, стоящий перед ним сейчас, и Чонгук, что был в Абу-Даби неделю назад — разные люди. Там альфа был в сотни раз счастливее и ярче. На территории, где не было врагов и проблем, он наслаждался моментами рядом с друзьями, коллегами и своим омегой. С каждым днём Чон-Рено лишается всё больше энергии и ценного. Он теряется не только в жестокости, но и в адской боли. — Видел бы ты себя со стороны, — отвечает Квон. — Сколько ты уже не спишь и не ешь? — Не беси, — бесчувственно приказывает Чонгук. — Ты ходячий труп. Прекратил быть похожим на себя настоящего. Медленно умирает… — В отличие от тебя, я абсолютно цел. — Нет, — медленно мотает головой Хан, поджав губы. — Ты хуже меня искалечен, — сообщает ему элементарные вещи. Его потерянность и чужие видят. — Намного хуже, Чонгук, — уточняет. На его коже нет отпечатков огня. Не пострадал физически от вчерашнего взрыва. Но внутри у Чон-Рено всё разорвано, поранено, истоптано. — Прекращай, иначе тебе крупно влетит от меня, — от голоса и вида веет холодом. Беседа обязывает Чонгука вскипеть и откровенно злиться, сжимая кулаки. Не став больше стоять на месте и выслушивать Хана, он разворачивается и торопливо идёт по коридору, чувствуя на себе внимание людей и стремясь покинуть больницу как можно скорее. Квон позади закатывает глаза и все же мчится за ним, пытаясь успеть за быстрым шагом. — Хоть раз признайся, что тебе плохо и что ты нуждаешься в отдыхе, — младший не отстаёт. В этом Чон-Рено признавался только Тэхёну. — Ты сам всё видишь, зачем мне говорить? — Ты всегда винишь себя во всем, — негромко и с грустью говорит Хан. Чонгук неожиданно останавливается и поворачивает голову к другу, грубо сквозь зубы спросив: — А кого должен, Хан? — Не люди тебя ужасным считают, а ты сам. Рено чаще начинает ненавидеть себя и свои поступки, однако поменяться и сделать что-нибудь со своим характером уже не может. — Посмотри на них всех, — оглядывается вокруг. — Они меня знают и боятся, — раздражённо хрипит. И это правда: обсуждают, смотрят и шепчут двойную фамилию, сеющую в их сердцах страх. Никогда лично не видели, но понимают, кто именно присутствует здесь. — Может, стоит сказать им, что благодаря тебе эта больница пригодна для лечения пациентов? — с опасением проговаривает Хан и начинает уже жалеть, видя, что Чонгук от вопроса начинает сильнее беситься. Его серый взгляд моментально мрачнеет. Мужчина надвигается на Хана, как на кровного врага, и выглядит так, словно сейчас сломает ему другую руку. Квон взирает на него с прищуром и вскидывает подбородок, привыкший к резким и агрессивным выходкам Чонгука. — Не делай из меня святого отца, — чистое рычание. Ему не нравится быть правильным и добрым в чужих глазах. Ему не нравится делать хорошие дела публично. Он жертвует деньги не ради собственной выгоды и похвалы. Чон-Рено никому ни за что не даст знать, что деньги от продажи алмазов идут не только ему. Не признается и под дулом пистолета. — Чонгук… — Я тебя серьёзно ударю, и ты уж точно не скоро выйдешь отсюда, — перебивает его Чон-Рено и осторожно отходит, не сводя с младшего взгляд. — Ты хороший человек, — услышав это, Чонгук выгибает бровь, но Хан продолжает, игнорируя чужую реакцию: — И смерти наших и похищение Тэхёна не должны быть на твоей совести. Я хочу, чтобы ты это понял и не гнил изнутри. — Хороший человек, — сухо усмехается Чонгук, не считая себя таковым. — Вспомни Борея, воспитанного мной, и повтори это ещё раз. Рено создал из белого льва карателя. — Его многие знают в Ботсване и хотят издалека за ним понаблюдать, — пытается улучшить ситуацию Квон, качая головой. Чонгук еле сдерживается не закатить глаза, однако вместо этого снова отворачивается от Хана и идёт своим путём, а его правая рука сразу же направляется за ним, не желая отставать. — Воспитанный львами — львиный Бог в дом с жестокостью вошёл, — произносит знаменитую строку. — Это поют дети. — Дети тебя любят, поэтому и сочинили эту песню, — уверенно отвечает Квон. — К примеру, тот мальчишка, сын твоей прислуги. Он тебя же всем сердцем обожает. — Я устал с тобой разговаривать. Хан искренне ненавидит характер Чонгука и не скрывает этого даже от него. Но уходить от него не станет, поэтому лишь вздыхает и давит в себе не только очередные подбадривающие слова, но и громкий тон. Уже без различных доказательств и звуков заходит вместе с Рено в пустой лифт и нажимает на первый этаж, встав рядом с ним. Чонгук, всё ещё не одобряющий уход Хана из больницы, держит на нём ледяной взор и выделяет скулы, пока тот принципиально смотрит не на него, а на железную дверь лифта, делая вид, что не замечает друга. Спустившись на последний этаж, они так же молча покидают больницу и сопровождаются вниманием многих африканцев. Квон без машины, потому что вчера ночью именно Чон-Рено его привёз и оставил здесь. Он направляется за Чонгуком, который вытаскивает ключи из кармана и идёт к своему хаммеру, стоящему на парковке. Хан открывает дверь с пассажирской стороны и собирается уже сесть, но неожиданно останавливается и щурится, глядя вперёд на альфу с двумя медбратьями. Медленно отходя от автомобиля, он внимательно анализирует знакомое темнокожее лицо и удивлённо вскидывает брови. — Это не твой брат? — Хан спрашивает у Чон-Рено. Услышав вопрос, Чонгук застывает около открытой двери и оборачивается. — К сожалению, да. Во дворе больницы много транспорта и людей, среди которых Рено умудряется найти своего родственника. С обеих сторон чистокровного ботсванца держат за руки темнокожие омеги в своей рабочей белой одежде и громко смеются над тем, что им с широкой белоснежной улыбкой и энтузиазмом рассказывают. Сами во время яркой беседы картинно морщится, трогая своё плечо, откуда врачи недавно вытащили пулю, и довольно улыбается, когда молодые парни расстроенно опускают уголки бровей, внимательно слушая его трагичную историю и нежнее обнимая крепкое тело. Чонгук, наблюдая за этой сценой, отшагивает от машины и складывает руки на груди, а Хан, с другой стороны авто, впервые за эти сутки желает громко смеяться. Проходит около десяти секунд, как Сами удаётся обнаружить черный хаммер Чон-Рено и двух мужчин рядом с ним и растянуть губы в более сильной улыбке. Моментально беседа с омегами ему становится неинтересна, он что-то быстро им говорит, получает от них поцелуи на щеках и идёт к Чонгуку с Ханом. Больничный халат и тапочки Сами уже сменил на одежду от гуччи: белые брюки, жёлтая рубашка с короткими рукавами, кеды, чёрные очки, несколько цепей и колец. — Брат, — счастливо и громко лепечет младший Рено, подходя к старшему, — ты приехал забрать меня? — Нет, — мгновенно отрезает тот. — Не ври, — смеётся Сами, смотря на Чонгука через тёмное стекло солнцезащитных очков и кладя на его плечо руку. — Папа должен был заехать за мной, но ты захотел сделать это вместо него? — Нет, — тот же холод от Чон-Рено. — Ты очень соскучился по младшему братику, — никак не отстаёт темнокожий. — Сами, — вздыхает Чонгук. — Нет. — Зануда, — фыркает, осуждающее разглядывая лицо напротив. Квон со стороны глядит на них и незаметно улыбается. — Тебя выписали, Сами? — спрашивает Хан. — Ещё сегодня утром. Просто решил немного поразвлечься с миловидными медбратьями перед уходом, — с ухмылкой делится и лижет кончиком языка большие губы, отходя от Чон-Рено и пританцовывая от радости. — Они от меня без ума. — Кто бы сомневался, — равнодушно добавляет Чонгук. Сами переключается с брата на Квона и заметно удивляется, внимательно рассматривая его внешний покалеченный образ и не догадываясь, что произошло. В таком состоянии друга ещё никогда не видел, и это вызывает у него множество вопросов. — Но, Хан… — тормозит, начиная очевидно переживать. — Что с тобой? — улыбка с лица тут же слетает. — Где ты успел сломать руку? И твоё лицо… — глотает слюну, сводя брови к переносице, — не в лучшем виде. Беседовать о вчерашнем вечере у Квона нет никакого желания. Нервы на пределе, и от огненных воспоминаний физическая и моральная боль усиливается втрое. — Долгая история. Сейчас на это нет ни сил, ни времени, — спокойно ему объясняет Хан и дёргает уголком губ. — Прости. Младший Рено уже слышал от папы и Чимина о Тэхёне, и вспоминая об этом, он теряется и смотрит на Чонгука, отмечая, что для него это трудная тема. Его глаза меняются и скулы выделяются. — Вы его ещё не нашли? — негромко спрашивает Сами. Чонгук молчит, отводя нечитаемый взгляд, и Хан отвечает вместо него: — Не нашли. Напряжение в теле Чон-Рено заметно пополняется. Он словно готов в сию секунду сорваться и сесть в машину, дабы не разговаривать о своём омеге, который всё ещё не стоит рядом с ним. — Я абсолютно уверен, что Тэхён в порядке, Чонгук, — спокойно говорит парень. — Раз ему удалось держаться с тобой, значит он безумно силён и справится с другими трудностями. — Твой брат готов отрубить себе руки за то, что до сих пор не вернул его, — серьёзно добавляет Хан, встретившись с Чон-Рено взглядом. — Мы не в сказке, чтобы решать все проблемы щелчком пальцев, — пожимая плечами, Сами обращается к Чонгуку. — Я младше тебя на семь лет, но понимаю это. — И это ты говоришь? — вздёргивает вопросительно бровь Чон-Рено. — Когда тебе хреново, я пытаюсь быть серьёзным, — громко возмущается и кривит губы. — Цени, псих, это же большая редкость. Независимо от погоды Сами постоянно находится в прекрасном расположении духа. Но стоит ему увидеть не агрессивные, но отстраненные глаза старшего брата, то сам не находит себе места. На Чонгука в последнее время многое навалилось. Он предпочитает скрывать личное, а Сами обнаруживает в нём изменения. Особенно сейчас. — Проблемы действительно сложно решаются, но это не должно касаться Тэхёна, — тон у Чон-Рено мрачный. — Ему помогать я должен гораздо быстрее, несмотря на ситуацию. Темнокожий альфа снимает очки и имеет с ним зрительный контакт, вздёрнув подбородок и почти прошептав: — Не думал, что ты полюбишь кого-нибудь настолько сильно. …ненормально, по-неземному. Чонгук и сам представить не мог, что у него получится почувствовать то, что мощнее гравитации. Этому не учили в школе, в книгах, слова родителей. Тэхён подарил ему эти ощущения, разделяя с ним удовольствие и досаду любви. Львёнок добился своего и вынудил Рено окунуться в неё. Проигнорировав фразу Сами, Чон-Рено подходит к двери с водительской стороны и бросает напоследок: — Садись, Хан. Объездим город и попробуем найти высокие бетонные стены. — Я понимаю, что ты отчаялся, но за них тебя в любом случае не пустят, — в следующую секунду вздыхает Сами и скрещивает руки на груди, склонив голову к плечу. — Успокойся, ты неприкосновенен. Возникает нерушимая тишина, во время которой Чон-Рено распахивает сухие губы и вонзает ошарашенный взор в младшего брата, что пожимает плечами и весело усмехается. — Что? — Чонгук хмурится. — Ты неприкосновенен в Южной Африке, — повторяется тот и качает головой. Старший глотает слюну. — И при чём здесь этот факт? — Ты сказал «высокие бетонные стены», и я сразу зону вспомнил, — поясняет Сами. Позже закатывает глаза, продолжая: — Чёрт, Чонгук, если ищешь другие, то счастливого пути. Кулаки у Чон-Рено от перенасыщенности эмоций сжимаются до побеления костяшек, кровь в венах кипит, и зубы скрипят. — Тюрьма? — голос садится и звучит хрипло. Сами не понимает его реакции и слабо улыбается, кивая несколько раз. — А в каком месте ещё гигантской стеной отдаляют людей от внешнего мира, помимо тюрьмы? Жаждал отправиться топить в кровавых бассейнах государство в поисках ответа, но ему удалось его взять в руки, находясь в агонии и мучениях. *** На улице февраль: жаркий, яркий и нещадящий. Должен быть мороз и со снегом, но в Южной Африке увидеть белый пух на дорогах и деревьях нельзя. Парень никогда не встречал настоящую зиму, но даже это не даёт ему сегодня окунуться в печаль. Всё медленным ходом налаживается. Совсем скоро каждая мелочь вернётся на своё место. Проблемы испарятся в горячем воздухе Ботсваны… Пак Чимин верит в лучшее, благодаря своей субкультуре. Новый день пришёл к нему с отличными новостями — Сами возвращается домой. Услышав эту новость, омега с самого утра не убирает с губ счастливую улыбку, а с глаз — искры. Это значило, что всё будет так, как раньше — тепло и по-домашнему. Осталось дождаться Тэхёна. Но парень ни на минуту не засомневался в его возвращении. Чонгук не позволит никому держать омегу в постороннем месте без него. Чимин верил, что Юнги воссоединится с ним в ближайшее время, и получил желаемое. Верит, что и Тэхён вот-вот появится на пороге особняка Чон-Рено. За чёрной полосой обязательно следует белая. Окружённый дикой природой, он налюбоваться ею не в состоянии. Она притягивает внимание и восхищение Чимина, и тот легко их дарит Саванне с большим количеством животных. Находясь за пределами ядовитой долины, Чимин всё чаще понимает, что жаждет объездить всю Южную Африку. Ботсвана прекрасна, но его с Юнги ждёт другое государство — Мадагаскар. В автомобильном салоне стоит шум, разговоры и смех. Кто-то возмущается, кто-то перебивает, кто-то оскорбляет, кто-то издевается, кто-то рассказывает, как хорошо он выглядит в брендовой одежде. Они все едут к территории Рено. Не так давно выключили музыку, которую перекрикивал Сами, желающий беседовать о прожитых днях в углах больницы. Располагаясь в хорошем настроении, он не замолкает и заставляет омег улыбаться и смеяться, а своего папу иногда и злиться. Родитель с сыном часто спорят, а после нежатся друг с другом. За рулём Ким Сокджин, с которым Чимин, занявший задние сиденья вместе с Сами, познакомился только полтора часа назад. Даже имел диалог с его большой синей птицей Боа, что устроился на коленях у темнокожего альфы, пока хозяин ведёт машину. Рено Нео сидит на месте пассажира и оттуда спорит с Сами на очередную неважную тему. Мин Юнги с ними нет. Он отказался ехать в больницу за младшим Рено из-за плохого самочувствия. Чимин не заставлял корейца и лишь сделал ему зелёный чай, оставляя его в постели и отправляясь в путь за близким другом. — Намджун дурак, — обрывает споры громким голосом гиацинтовый ара, похлопавший крыльями. Услышав данную фразу не в первый раз за сегодня, Сокджин не сдерживается и тихо смеётся, подключая к себе всех остальных в транспорте. Война между Ким Намджуном и Боа не заканчивается и набирает интересные обороты. За разговорами и руганью омега наблюдает с диким удовольствием, не забывая снимать забавные сцены на камеру телефона. — Джин, сколько раз мне ещё сказать, что я обожаю твою птицу? — усмехается Сами и поглаживает попугая по маленькой голове. Рено не ладит с животными, и особенно с теми, которые были воспитаны его братом. Но с Боа он попытался найти общий птичий язык, чем доволен. Рядом с ним никогда не возмущается и порой кормит его фруктами и орешками. — Я не устану это слышать, — пожимает плечами Ким. — Нам с Боа очень приятно. — А мне будет приятно, если он научится ещё одной фразе, — с прищуром признаётся Сами и толкает язык в щёку. Сокджин не понимает и хмурится, интересуясь: — Какой же? Улыбка на лице Сами хищная и вызывающая вопросы у всех. Он осторожно обеими ладонями трогает ару и поворачивает к себе, дабы его глаза-бусины были на нём. Нео с Чимином переглядываются и вонзают взгляд в парня. — Давай, Боа, повторяй за мной, — предупреждает птицу. — Чонгук идиот, — проговаривает каждую букву чётко и громко, дабы его хорошо слышали. — Чонгук идиот, — смех Джина уже слышится. — Чонгук идиот, — в третий раз и с довольным видом кивает. Попугай внимательно глядит на человека и никак не действует, а Пак, сидящий рядом, откидывается на спинку сиденья и смеётся, уже жалея, что Юнги пропускает это. — Сами, — строго произносит имя младшего сына Нео. — Что? — хмыкает альфа, посмотрев на папу. — К Диего я осторожничаю подходить и учить его элементарным вещам, а эта птаха легко запомнит, что мой старший брат идиот, — улыбается и гладит Боа. Бесить Чонгука — удовольствие, которым Сами питается довольно часто. — Надо было оставить тебя в больнице, — вздыхает омега и снова отворачивается, с досадой покачав головой. — Чонгук так же сказал. Перед тем, как отправиться по своим делам, Чон-Рено не сдержался и признался в этом, на что Сами кидал ему в спину незначительные реплики. — И оказался абсолютно прав. Он всегда прав. — Джин не поддержит твоё мнение, пап, — хитро хмыкает Сами и запрокидывает голову на сиденье, глядя на сидящих спереди. Глянув на зеркало заднего вида, он ловит разгневанный взгляд Сокджина, стискивающего челюсти. Ким уже в мыслях душит альфу за длинный язык, ведь он ни капли не хотел поднимать данную тему рядом с Нео. А темнокожий парень доволен удивлением папы и друга, заводя руки за голову и опуская на глаза солнцезащитные очки. — Нет? — удивляется мужчина, вскинув брови и посмотрев на зажавшегося водителя. Джин прочищает горло перед тем, как дать точный ответ. Он в отличных отношениях с Нео, но осторожничает, зная, что омега всегда на стороне своего старшего сына. — Мы с Чонгуком немного поспорили, можно сказать, на почве этого, — передает истину как можно сдержанно и стучит пальцами по кожаному рулю внедорожника. — Точнее, я на него давил и ругал, потому что был взбешён его поведением, — прикусывает нижнюю губу. Не понимает, откуда собрал столько смелости в тот день, который был больше месяца назад. Но рад тому, что именно он подтолкнул Чонгука поговорить с Джухёком о Тэхёне. Во время немного нервного разговора с Чон-Рено Намджун впервые услышал об альфе, появившимся в жизни его брата. Сокджин боялся реакции Джуна на его связь с Джухёком, но дома был приятно удивлён, слыша от него невнятное согласие. — Что произошло, милый? — любопытствует Нео, расширив веки. — Я… — глотает слюну. — Я встречаюсь с родным старшим братом Тэхёна, — наконец-то, признаётся близким в важном событии. — Его зовут Ким Джухёк. Сами позади закрывает глаза и свистит на весь салон, посмеиваясь. Чимин же удивляется тому факту, что у Тэхёна есть брат, а Нео просто таращится на Сокджина и мягко улыбается, пока тот сидит словно на иголках и ожидает дальнейших слов. — Это очень неожиданно и приятно слышать, — счастливо заявляет мужчина. — И давно? — Нет, — резко отрезает, стесняясь. — Нет-нет. У нас с ним только всё начинается, — его щёки краснеют и горят. — И я видел его состояние, то, как он скучает по Тэхёну и как у него не получалось с ним встретиться. — Почему не получалось? — Из-за Чонгука, — без колебаний говорит Сокджин. — Тот не позволял их встрече случиться. Нео меняется в лице и ошарашено хлопает ресницами, ведь прежде ему не удавалось слышать об этом. — Он бредит защитой Тэхёна, — вздыхает Сами. — Охраняет, точно сокровище. — В Африке так и нужно поступать, — негромко добавляет старший Рено, задумываясь. — У него много врагов, и он жутко боится. Чон-Рено помешан и не видит себя со стороны. Не знает, какими ещё способами оградить своего омегу от опасности в прогнившем мире. У него в голове только одно. И это немного сводит его с ума и пожирает весь контроль над собой. Чонгук имеет настоящий страх. Сами жил с ними под одной крышей и ежедневно наблюдал за их отношениями. Тэхён не сопротивлялся ничему, не выдвигал какие-либо нежелания и протесты и легко понимал альфу, соглашаясь с ним и сидя в особняке, окруженный охранной и самим Чонгуком. Молодой парень наслышан о всей ситуации, связанной с алмазным бизнесом, и по этой причине не воспринимал чрезмерно сильную заботу Чон-Рено чем-то плохим. Когда Сами целыми днями проводил время с ним, то ни разу не слышал, что тому не по себе находиться на этой территории. Ходил радостным, улыбчивым и ждал возвращения Чонгука. Не только Рено не позволял Тэхёну уезжать обратно в своё родное поселение. Ким сам этого искренне не хотел. — Знаю, — кивает Джин. — Но я предпочёл чувства Джухёка и привёз его к особняку, откуда он забрал брата в поселение. И, кажется, сейчас за это Чонгук возненавидел меня, — грустно дёргает уголками губ. — Это не так, Сокджин, — цокает языком Нео и утешающе гладит его по плечу. — Поверь, сейчас мой брат ненавидит только себя. Старший Рено настораживается от услышанного и поворачивается назад, вылупив глаза на Сами. — Ты серьёзно?.. — На него невыносимо смотреть. Их автомобиль останавливается, и мотор заглушается. Каждый поднимает взгляд на лобовое стекло и видит перед собой ворота, за которыми дом Чон-Рено. Так сильно разговорились, что даже не заметили приезда к нужному месту. Закрывая тему беседы, они покидают машину, и Джин ключами её блокирует. Охранники, увидев их, без лишних фраз раскрывают двери и на африкаанс приветствуют Сами, поздравляя с выпиской. Рено улыбчиво хлопает одного из них по плечу и проходит во двор за остальными, вздыхая полной грудью и радуясь своему возвращению. Веки Сами временно закрывает, но когда снова распахивает их, то ужасается и замирает на месте статуей, вылупившись на полосатое животное, отдыхающее на газоне под тенью большого особняка. Диего спит около лестниц, будто бы издевается и не желает впускать младшего Рено. Но Нео, Джин и Чимин спокойно проходят мимо находящего во сне тигра и поднимаются к парадным дверям, пока Сами никак не решится продолжить путь. Омеги вскоре оборачиваются к альфе, который стоит напуганным, и начинают негромко смеяться, из-за чего темнокожий парень хмурится на них и грубо снимает с себя очки. Находя в себе капли смелости, на зло им он осторожно приближается к ступенькам и поворачивает голову к Диего, раскрывшего веки и столкнувшегося с ним глазами. Но он по-прежнему лежит, ленясь подниматься, а Сами уже со всех ног бежит к близким. Омеги не держат в себе смех и шумно входят в дом, поглядывая на недовольного альфу. — Пойду, посмотрю, как Юнги, — предупреждает всех Чимин, улыбаясь. — И сразу спускайтесь на кухню. Я приготовлю нам всем поесть, — мягко говорит Нео и отправляется своим путём вместе с Сокджином. Сами сразу идёт за ними и через плечо обращается к Паку: — Не забудь ему сказать, что я уже дома. Я до ужаса соскучился по нему. Чимин усмехается и мчится на второй этаж. В груди спокойствие и счастье. Уголки губ не спускаются. Пак шустро идёт к гостевой комнате, в которой он проживает с Мином. Он уже распахивает рот, стремясь ворваться в помещение со словами, но, раскрывая дверь, видит пустую комнату, заполненную тёплыми солнечными лучами и перемешанным ароматом. Улыбка медленно испаряется с лица омеги, застывшего в центре и смотревшего во все стороны, в поисках нужной фигуры. Но Юнги здесь нет, и постель заправлена, а окна впускают тёплый воздух. Пак заглядывает в ванную и снова встречает безлюдье. Тревога уже возникает. Возвращаясь обратно, он кусает губы и медленно приближается к кровати, замечая на простынях небольшой клочок бумаги. Сердце затихает, прекращая биться из-за возникшего жуткого мгновения. Руки и ноги слабеют, и перед глазами темнеет. Чимин неохотно берёт в пальцы бумагу и вцепляется заплаканным взглядом в единственное слово — «Прости». Так много мучений получает от одного глупого «прости». Эту боль парень сжимает в кулаке и роняет на неё хрустальные капли, кусая дрожащие губы и давя в себе рвущийся наружу скулеж. У него кружатся стены. В душе остаётся пустота и вопли. Ушёл. Ушёл без него. Похоронив надежду и мечты, Пак отказывается в одиночестве захлебываться и нуждаться в теплоте объятий. Ему надоело ждать. Больше ни секунды не находится в помещении и выбегает из него, спускаясь на первый этаж со слезами в тёмных глазах. Он не собирается запираться в четырех углах и спешно идёт на кухню, где присутствуют все. Входя туда, Чимин привлекает внимание каждого и наблюдает за тем, как исчезают с их губ улыбки. Они не понимают, и Пак им ничего не говорит, подбегая к Сами и со всхлипами врезаясь в него крепкими объятиями. Рено пошатывается на месте от этого напора и с расширенными веками удивлённо смотрит, не отталкивает и ни о чём не расспрашивает, сжимая тело в своих сильных руках. Нео и Джин, сидящие у столешницы, видят в зеницах альфы одни вопросы. Сами не отходит от Чимина и прижимается губами к макушке, поглаживая ладонями спину и слушая тихий плач. Не знает, что случилось, но ему ужасно жаль. *** Кровь разливается в небе, окрашивая облака. Сегодняшний африканский закат подстроился под настроение Бога львов. Он мрачный. Ужасает народ своими красными и оранжевыми красками и ветром, что играется с листьями на деревьях и волосами людей, наблюдающими за суровой красотой. Кровь разливается по земле, рисуя жуткие узоры. На них не смотрят — устали от ежедневных бордовых картин под ногами. Они становятся всем скучны. Не вызывают эмоций и жалости. Каждый выдохся и просит Всевышних о минуте отдыха. …о минуте без жестокости. Кровь разливается по рукам носящих за собой не первый грех. Не интересует и не пугает предстоящий после смерти Ад. От запаха уже год как не воротит. Свыклись. Смирились с нелёгкой жизнью на континенте, что ни капли не похож на другие — благополучные и мирные. Африканцы духом сильны. И поведение у них беспощадное и приводящее в ужас. Выбрав себе лидера, они доверяются только ему и идут с ним до конца, спотыкаясь обо всё, что враги им подкидывают. Ненавидят чужаков, приезжих с богатых стран, и слабых личностей. Они так же сильно презирали Ким Тэхёна, за которого сейчас борются и обещают Чон-Рено его вернуть, невзирая на количество жертв. Смотрители из ядовитой долины поменяли своё мнение. Возможно, к этому их подтолкнуло отношение Чонгука к омеге, и, возможно, что за все дни, пока находились рядом с ним, они не увидели в нём то, что искали, — коварство, неверность и двуличие. Не нашли ничего плохого и спустя длительное время поняли: не за той добычей гонялись. Тэхён их не простит за страх, что вселили ему в сердце. Но Тэхён так же не тот человек, что будет плеваться в них. И мыслями об этом парне, мужчина вдали от нужного места в ожидании точности. Без неё не даст приказ совершать обдуманный план. Больше не совершит ошибок и не подпустит своих людей к опасной местности рисковать жизнью. Сегодня никто из ботсванцев не умрет. Уже восьмой час вечера. За городом очень тихо и почти безлюдно. Не слышны разговоры и звуки машин. На небольшой возвышенности, где Чонгук стоит около своего автомобиля, никого, кроме него самого, Намджуна и Джухёка, нет. Они втроём позволяют нарушать тишину только птицам. Ни один из них не жаждет начать разговор. Некоторое время назад Джун с Хёком переговаривались, но получить от Чон-Рено хоть одно слово не получилось. Тот занят собственными терзаниями. Он находится впереди, в нескольких метрах от них и своим напряжённым видом даёт понять, что лучше не стоит подходить к нему ближе. У него руки спрятаны в карманах чёрных брюк-карго и взгляд направлен в одну точку вдалеке, на одно здание с высокими бетонными стенами, о которых ему говорил Тэхён по телефону вчера. Тюрем в Ботсване немного. И к одной из них им удалось добраться. Не спешат подходить к ней, не зная всех подробностей. Уже около пяти минут смотрит на «Ягуар» и сдерживает себя изо всех остававшихся сил, чтобы не рвануть к нему и не начать искать своего мальчика. Не может больше ждать. Устал от бездействий. Ждёт нужного момента и переключается со здания для заключённых на чёрный внедорожник, едущий по неровной кривой земле в их сторону. За рулём сидит темнокожий альфа — надзиратель из ядовитой долины. Намджун и Джухёк меняются в лице и делают несколько шагов вперёд, равняясь с Чон-Рено. Автомобиль вскоре резко тормозит и разгоняет вокруг себя большую пыль. Водитель очень спешит поговорить со своим боссом: тревожно выбирается из салона, не закрывая дверь, и тут же сталкивается глазами с Рено, двигаясь к нему. Чонгук взволнован не меньше и полностью пропитан огнём и жгучим пылом. Ему нужны заключающие слова, которые станут зелёным светом. Хочет уже жить, свободно дышать и верить в спокойное будущее. — Где все, Муфаса? — приступает Чонгук, идя мужчине навстречу. У него нервы на пределе. — Уехало несколько человек, но почему вернулся только ты? Вид этого человека непонятный. Ничего по нему сказать никто не может. На него смотрят огромными глазами, пока он глотает слюну и становится напротив Чон-Рено, тяжело вздохнув. — Они присоединились к остальным около тюрьмы и ждут твоего приказа. Серые глаза сужаются. Чонгук не злится, что некоторые смотрители отошли от него, не услышав команду, ему обыкновенно интересно, зачем те поступают настолько уверенно. Чон-Рено ведь точно не знает, есть ли в тюрьме Болтон. — Должен ли я его давать? — вскидывает одну бровь. — Это тюрьма, а не частная территория определённого человека. Будь оно так, Чонгук бы давно вторгся в здание и искал Тэхёна в нём, ничего не опасаясь на пути. Но дела обстоят похуже. Лагеря обычно защищают серьёзные люди, и они напрямую связаны с органами власти, с которыми Чонгук не планирует портить отношения. Если будет действовать слишком поспешно, то может потерять свою значимость в стране. Рено воюет не со своими, не с африканцами, а с теми, кто приехал сюда из Соединённых Штатов Америки. — Должен, — уверяет Муфаса — один из лучших смотрителей на алмазных копях, что работал ещё при Саеде Рено. — И что это значит? Надзиратель поджимает губы, точно слова, что он собирался произнести, застревают в глотке. Своим молчанием только ухудшает атмосферу. Чонгук сжимает челюсти и не отцепляет от него взгляд. Волнуется… Боится понять, что тут нет львёнка. Он свихнётся, но не прекратит его поиски. — Ягуар, — начинает темнокожий мужчина, — это тюрьма для людей, обвинённых властями многих государств. В основном там держали серийных убийц и насильников, террористов и крупных воров, кому выдвинули пожизненный срок отбывания наказания. Их высылали сюда из-за чрезмерной жестокости, — делает паузу, пока другие внимательно его слушают и догадывается об одной вещи, переглядываясь. — Хотели, чтобы мучились сполна и до конца своих дней. В голове не укладывается. Звучит странно и жутко. Настолько, что Чонгук теряется и сводит брови к переносице, дёргая подбородком. Кажется, что ослышался. Такого быть не может и не должно. Настоящий бред. Когда его готовили к ядовитой долине, никто из старших не предупредил о существовании ягуара, расположенного в двух часах езды от столицы, дальше от его земли. — Это дубликат ядовитой долины? — вместо Чонгука, спрашивает Намджун, стоящий рядом с ним. — Верно, — подтверждает в ответ. — Там так же добывали драгоценные камни. — Чёрт, в Ботсване больше дерьма, чем я думал, — удивляется Джухёк. Голова заполняется мыслями. Всё усложняется. Рено не улавливает, как мог упустить данный факт из вида. — Почему никто из нас не слышал об этом? Мой отец ничего мне не говорил, — голос Чонгука негромкий, но спокойствие при этом не внушает. — Каждый второй в стране знает о ядовитой долине, и странно, что ягуара никто не обсуждает, раз там разливают кровь не меньше, чем на наших копях. — Потому что ягуар закрыли до появления ядовитой долины, — в следующую секунду говорит надзиратель. Затуманенный мусором и переживаниями мозг очищается. — Там никого нет? — Там нет заключённых, но есть кое-кто другой, — с коварной ухмылкой говорит чистокровный африканец, сцепляя руки за спиной. Не ошиблись. Пришли к правильной точке и не отступят. — Американцы, — в одном слове, вылетающем изо рта Чонгука, полно отвращения. Рено не боится встретить критику в свою сторону и стать более ужасным в глазах обычных жителей. Пусть плюются в него, пусть криками зовут его расистом и нацистом. Он таков. Признаётся и разводит руки. Они заставили. Вынудили сволочи возненавидеть целую нацию. — Вместе с Тэхёном, — поясняет важную вещь Муфаса. Чонгук уже об этом сам догадался и пробудил в себе что-то поистине страшное, кошмарное и опасное. — В какое ужасное место они его затащили, — интонация раскаляет воздух. Никто не знает, что именно Тэхёну пришлось или приходится до сих пор там переживать. Он там совсем один роняет слёзы, похожие на самые чистые алмазы Земли. Но Чон-Рено дал обещание найти его даже по камню и сделает всё ради этого. Мужчина уже здесь. Совсем близок к тому, чтобы окончить страдания Тэхёна и предоставить их другим людям, которые заслужили это своими мерзкими поступками. У Чонгука болезненные ощущения в груди. И он хочет через них переступить, а не добивается желаемого, переводя взгляд за спину стоящего напротив мужчины. Снова смотрит на тюрьму, окруженную высокими и длинными бетонными стенами. За ними бесценный парень, по чьему голосу и запаху Рено соскучился. Подвластен этому мальчику, как ненормальный. Тэхён забрал его сердце и душу. Тэхён забрал у него всё. Чонгук давно не принадлежит себе. — Эта земля до сих пор принадлежит Ботсване, но граждане Штатов проникли на территорию африканского государства, хотя на это у них не было никаких прав, — добавляет Муфаса. — Болтон идиот, — сухо усмехается Чонгук. — Я ничего не понимаю, — встревает Джухёк, привлекая внимание всех троих. — За то, что американцы сейчас находятся во владениях африканцев, где когда-то добывали драгоценные камни, мы можем легко привлечь федералов, — объясняет ему Рено. — И?.. Джухёк не понимает всего масштаба происходящего. Иностранцы посчитали, что за границей они останутся всевластны, но пришло время опустить их на землю. — Мы убьём двух зайцев одной пулей: заберём Тэхёна и прогоним грязных ублюдков из страны, — довольно хмыкает Намджун и складывает руки на груди. — Но я не упущу момента — разорву и сожгу тела многих собственными руками, — зло цедит Чонгук. — Они за всё ответят. За каждый промах и за безрассудство. Чонгук выведет их из Южной Африки, но до этого даст виновным прожить ужасные вещи. Ни за что мужчина не простит. Ни за брата, ни за львов, ни за Тэхёна, что всё ещё в их руках. — Связаться с нашими? — спрашивает Муфаса. Больше нельзя терять ни секунды, раз тюрьма освобождена от заключённых. — Пусть подрывают стену к чёртовой матери, — звучит грудной рык из уст Чонгука. Теперь им никто не помешает. — Всё будет, Рено, — тот возвращается к машине и вытаскивает из кармана телефон. — Наша очередь поглощать их в кошмар, — тихо заявляет Чонгук. Смотритель связывается с нужным человеком и на чистом африкаанс приступает с ним разговаривать. Намджун садится в чёрный внедорожник вместе с Джухёком, а Чонгук занимает место у руля своего хаммера, зажигая двигатель и выезжая с пустынной вершины. Энтузиазм и жажда мести кружится вихрем. Их сила, приобретённая проигрышами, горит сильнее особняка Болтона. Никто из их кругов не намерен кого-либо жалеть. Тела ботсванцев насыщены мощью и бронью. Две машины мчатся по сложенной пыли с грязью, что ничем не похожа на дорогу. Тут давно не ездил транспорт и не ходили граждане. Об этой части государства уже все позабыли. Чонгук давит на газ и смыкает сухие губы, сжимает в мозолистых пальцах кожаный руль и испепеляет взором тюрьму, которая становится к ним ближе и ближе. Уже не так далеко, как раньше. Уже видны её большие размеры. Уже заметны люди из ядовитой долины, охватившие всю территорию. Не медлят и совершают каждый шаг обдуманно. Они окружили высокие стены и готовятся обрушить одну из её сторон для дальнейших действий. Всё для этого готовят, и Рено за ними внимательно наблюдает, не сомневаясь ни в единой мелочи. Ждёт божественного момента… И случается взрыв, в этот раз являющийся ожидаемым для Чонгука. Он не дёргается, не моргает и словно под гипнозом смотрит на результат своего приказа. Сцена страшная. Но не для него. У него в глазах твердость и решительность. Обломки и осколки не попадают на его людей: те от них прячутся и заранее берутся за оружие, когда на фоне крики, вопли и звук ссыпающейся стены. Эта смесь сладка — к ней Чон-Рено едет, желая скорее в неё погрузиться. За взрывом сразу следуют выстрелы в сторону штатников. Американцам некуда бежать. Если выберутся, то снаружи их будут ждать пули и ухмылки африканцев. Надзиратели из долины очень громкие и довольные своим преимуществом. Ведут жестокий бой и смеются над гиенами, что постепенно падают и не могут увидеть лица противников из-за густой пыли, чувствуя, как из собственных глубоких ран течёт кровь. Автомобиль Чонгука тормозит у стены Ягуара, а за ним сразу Намджуна. Рено смотрит на происходящее через лобовое стекло, вытаскивает из кобуры магнум и снимает его с предохранителя, открывая дверь. Американцы кричат друг другу, уверяя покинуть территорию тюрьмы. Некоторые бегут, а некоторые остаются до последнего, тратя пули в пустоту. Ни в кого не попадают. В метре от Чонгука лежит на животе чужак с ранениями в двух ногах, но он с презрением глядит Рено в глаза и тянется к своему пистолету, расположенному вблизи. Он подступает к мужчине и откидывает оружие подальше от него, лишает того шансов победить и взирает сверху вниз, молча заявляя, что их торжество кончилось. Слышит рычание в свою сторону, и альфа уже раскрывает рот, дабы кинуть в Чонгука несколько слов, но Чон-Рено бьёт ногой ему в лицо и кривит в отвращении губы, когда американец закрывает веки и выпускает изо рта струю бордовой жидкости. Возмездие наступило. Африканцы шустро входят в огромный двор ягуара и бросают всех иностранцев на колени, собирая в кучу их пистолеты и автоматы. Здесь царит дикий плач и звон безвыходности. Больше никто не сопротивляется. Освободиться удалось одним — тем, кто с задней части тюрьмы сел в автомобили и уехал. Но за ними никто не едет. Взгляд Чон-Рено разгневанно блуждает и ищет знакомые лица, но не встречает ни Тэхёна, ни Болтона, ни Хосока. Вокруг Чонгука раздражающий шум, из-за которого он не может сосредоточиться на своих мыслях. Анализирует здание напротив и стискивает челюсти, сдавливая в пальцах пистолет. Тюрьма слишком большая. Чонгук выбирает для себя одного белого человека, стоящего на коленях. Не сдерживается и подходит к нему, сразу хватает его за светлые волосы и вынуждает запрокинуть голову назад, зашипеть и зажмуриться от резкой боли в теле. — Где Болтон? — хрипом вылетает вопрос. Не терпится показать Дуайту прелесть его смерти. — Чёрт… — корчится американец. От того, что тянут момент, Рено только распаляется и сжимает в кулаке копну волос, желая её вырвать. — Пять секунд, или я отрежу тебе голову, — вкрадчиво говорит Чонгук. — Один, — начинает отсчёт. — Уехал! — альфа орёт ответ и раскрывает глаза. Сделал хуже только себе, столкнувшись с серыми. В них война. — Блять, этот урод уехал несколько часов назад! — Куда? — сквозь зубы требует подробности. — У него по всей Африке потайные места разбросаны? Ему надоела беготня Болтона, его вечные прятки и страх оказаться с Чонгуком лицом к лицу. Он этого боится, поэтому скачет из одной точки в другую, надеясь быть незамеченным. — Я не знаю, — тяжело дышит, будто задыхается. Уж лучше задохнуться, нежели терпеть агрессию Рено. — Врешь, — Чонгук приставляет магнум к чужому подбородку и из-под полузакрытых век смотрит на напуганное лицо. — Нет! Богом клянусь, я не знаю, куда именно он отправился! — кричит и рычит, паникуя. — У него некий план. Я не обладаю таким статусом, чтобы он делился им со мной. — Почему вы остались, если Болтон свалил? — Он приказал… — затихает, глотая слюну. Мнётся рассказывать правду, взволнованно скользя взглядом по своим товарищам, что смотрят на него и ни жестами, ни словами не подсказывают, что ему нужно делать. В безысходности застревают. Выбраться нет вариантов. Им остаётся свыкнуться с уготованным. Больше не сопротивляются и опускают голову. Рядом с ними враги ликуют и злятся одновременно, на ухо произнося методы африканского самосуда. — Приказал что? — сильнее вжимает дуло в кожу. — Не молчи, в данной ситуации ты рискуешь одним — жизнью. Иностранец возвращается глазами к Чонгуку и гулко сглатывает, после чего произносит: — Приказал следить за мальчишкой и не дать ему уйти. От пульсирующего чувства в утробе Рено становится жарче. Грудь его, обтянутая чёрной тканью, нервно вздымается и опускается. Серый взгляд словно меч, режущий вены. Он здесь… — Где вы его держите? Больше ждать не станет. — Внутри тюрьмы, — тихо. Он о чём-то беспокоится. — Этаж. — Второй, — без промедления говорит американец. — Правое крыло. Сто сороковая камера. На Чонгука смотрят то ли с надеждой, то ли с мольбой. Мужчина хочет жить и страшится получить по заслугам. А Рено глядит на него без чувств. Сердце пропускает удар от этой хладнокровности. В его взоре сверкает сталь. Чонгука не интересует страх, вселённый в незнакомце. Его интересует лишь страх во львёнке. Насыщенная потребность прийти к нему, обнять и вдохнуть райский шлейф цветов вгрызается в нутро мужчины и не отпускает. Чон-Рено отказывается тратить на него пули и опускает пистолет, услышав облегченный выдох противника, прикрывающего веки. Чонгук получил от него необходимую информацию и больше ему ничего не нужно. Если убьёт не он, то убьют другие. А он проходит мимо альфы и движется к зданию. Пятеро его людей отправляются вместе с ним. Главные двери незапертые, и мужчины без труда проходят в сооружение, где когда-то держали преступников. Идут по многим коридорам и добираются до второго этажа. Смотрители бегут в нужном направлении, оставляя Чонгука позади. Они все оглядываются то влево, то вправо, ища необходимые три цифры сверху железной двери. Рено убирает пистолет в кобуру, сосредоточенно всматриваясь в камеры. Сто тридцать восемь. Сто тридцать девять. Сто сорок… Чонгук остаётся на месте, а африканцы, переговариваясь, пытаются раскрыть дверь всеми способами. Помимо их голосов, в длинном темном помещении не присутствуют звуки. Глухо, сыро, холодно. Над этим зданием навис страшный мрак. Сюда не пробираются оранжевые лучи. И Чонгуку гадко от одной мысли, что Тэхёна привели к этим тёмным стенам. Его тело напрягается от волнения. Стоит и выжидает, не отцепляя взгляд от спин мужчин, которым через две минуты удаётся справиться с задачей. Они открывают дверь и отходят в сторону, посмотрев на Чон-Рено. Ритм сердца всё быстрей. Внутри кровоточит и болит. Чонгук пахнет усталостью. Измучен, но поспешно наступает к порогу, в серости выискивая свою нежность. Прижат не к своей защите, а к холоду… Разбитый и игнорирующий приход других людей. Не поворачивается, не смотрит, не знает, кто за ним пришёл. Лица не видно. Сидит на полу, облокотившись на стену, и не издаёт ни писка, словно спит, но шум взрыва в любом случае должен был разбудить его. Из Чонгука силы вытекают, а злоба только прибавляется. Не срывается с места и не бежит к нему. Цепенеет и держит руки по швам, стеклянными серыми океанами разглядывает с расстояния и надеется, что тот сейчас поднимет на него глаза и скажет хоть слово. Его бездействия доводят до безумия. Лучше бы плакал, подавая какие-либо признаки. Рено страшно приблизиться и узнать, что львёнку плохо. Переступив через порог, Чонгук переступает и через себя. Он медленно идёт к нему и, когда Тэхён находится в шаге от него, то бесшумно опускается на колени. Теперь он всё видит. …видит то, что на территории ягуара все лишатся рук. В очередном жестоком жизненном испытании страдает Тэхён один. Без Чонгука принимал все удары. По-прежнему не чувствует, что он за ним спустя долгие часы пыток пришёл. Не пускает слёз и даже не раскрывает век, с затруднением дыша через нос. На губах нет привычного персикового цвета: они краснее сегодняшнего заката и разбиты вдребезги, что и поцелуи Рено не залечат в ближайшем будущем. Именно на них мужчина смотрит и распахивает рот, чтобы не задохнуться, со всем страхом поднося руку к избитому лицу и коснувшись пепельной пряди. Ким не реагирует. У Чонгука ком в горле: его никак не проглотить. Пальцы тянутся к коже, что когда-то была нежна, скользят по скуле, щеке и подбородку, ощущая негладкость и засохшие капли крови, и опускаются к губам. Рено сам тянется к нему и прижимается носом к виску, рвано выдыхая и запуская ладонь в мягкие волосы. Аромат тот же блаженный, но в этот раз он не успокаивает. Тэхён весь горит. Об него альфа обжигается будто бы о пески пустыни. Помимо повышенной температуры, Рено чувствует сильную дрожь: она начинается, когда он пытается аккуратно приобнять парня. А внезапно прозвучавший скулеж вынуждает Чонгука в замешательстве отстраниться и посмотреть в уже раскрытые медовые глаза, что в миг заполняются слезами и непониманием. Рено поджимает губы и внимательно следит за реакцией Тэхёна, бросающего на свои глубокие свежие раны бусины. Ангельское личико мокрое от слёз и засыпанное алыми рисунками и синяками. Душа кричит и рвётся из плоти. — Чонгук… Боль пульсирует сонной артерией от трепетного шёпота. По взгляду, которым Тэхён бурно и бегло рассматривает человека напротив, становится ясно, что он не верит в реальность. — Я здесь, — оглаживая тёплую щеку, спокойно произносит Рено, хотя внутри него самый страшный ураган, разрывающий его. — Я пришёл за тобой. Ему тяжело: безмерно и чудовищно. Но нельзя это показывать чересчур напуганному Тэхёну. Перед ним он обязан быть сильным и крепким в такие ситуации. — Чонгук… — повторяется, отодвигаясь с мычанием от стены. — Всё будет хорошо, львёнок, — ради Тэхёна тон Чон-Рено становится мягче и мягче. Кима трясёт. Ему холодно, и это настораживает старшего, не прекращающего бешено разглядывать все повреждения на омеге. К любимому телу прикасались. Над ним жестоко поизмывались и окунули в кровь. Тэхён не похож на себя из-за множества травм. Он медленно двигается, будто бы опасается резкой боли. Будто бы кости сломаны. — Я так ждал… — вполголоса признаётся в элементарном парень, накрыв ладонью чужую, лежащую на его щеке. А слёзы не кончаются и добираются до пораненных губ. Тэхён лижет эту соль и ползёт к личному щиту, надеясь, наконец-то, согреться. Без него он пробыл рядом с айсбергами. — Прости, — хрипит Чонгук и осторожно тянет омегу к себе, боясь навредить. — Прости меня, что долго шёл к тебе. — Но дошёл… Тэхён требовательно и медленно прижимается к широкой груди, дрожащими пальцами вцепляется в чёрную куртку альфы и утыкается носом в изгиб его шеи, шумно и с большими перерывами дыша. Мажет губами по тёмной горячей коже и тихо плачет, чувствуя тяжелые ладони на своей спине и скрывая серьёзную боль. Чонгук кладёт руку на затылок младшего и другую опускает на талию, притягивая к себе и намереваясь поднять Тэхёна с ледяного пола. Ким не позволяет и резко дёргается, громко скулит и плачет, но не отрывается от мужчины и переходит на приступ кашля, окончательно пробуждая сильный страх в Чонгуке. У Рено взор потерянный. От безысходности сам отстраняется и рассматривает заплаканное лицо Тэхёна, который жмурится и отказывается дышать, приложив ладонь к боку. — Что такое? — в панике спрашивает Чонгук, нахмурившись. — Больно, — рычит Тэхён сквозь зубы и хватается за чужую руку. Острые ощущения усиливаются и доставляют нескрываемые пытки, изводя и заставляя парня откровенно рыдать. — Тэхён… — Б-больно, — омега опускает голову на плечо Чонгука и раскрывает широко рот. — Ужасно больно, — хнычет и приникает к рельефному телу. — Помоги, помоги, помоги… Чон-Рено оборачивается к своим людям, стоящим за спиной, и видит их негодования и волнение. Пятеро темнокожих мужчин в камуфляжной одежде на африкаанс шепчутся и огромными глазами смотрят на Тэхёна, не зная, что делать. Услышав рычание своего босса, один из них всё же убегает за помощью. Львёнок стискивает в пальцах руку Чонгука и возвращает его внимание на себя. Альфа ничего не понимает и опускает взгляд на ладонь Тэхёна, которой тот придерживается за свой правый бок через футболку. Рено прикасается к грязной ткани и поднимает её, едва пробегается по рёбрам, где присутствует крупное красное пятно, и слышит ещё один нестерпимый вскрик. Киму мучительно, когда его трогают там, однако он не отталкивает Чонгука, доверяя только ему. — Вероятно, у тебя повреждены рёбра, — гнев от принятия данного факта мерцает в Рено и доставляет дискомфорт. — Лучше не двигайся, малыш. — Пожалуйста… — продолжает тянуться к альфе, плотнее прижимаясь, и судорожно кашляет. Хочется присвоить всю его боль себе. В таком разбитом состоянии Тэхён толкает Чонгука в бездну. — Сейчас мы уйдём отсюда и вернёмся домой, слышишь? — стремится утешить и отвлечь своими словами, целуя омегу в взмокший лоб. — Всё скоро закончится. — Не могу дышать… — правда. В грудной клетке щемит слишком сильно. — Я задыхаюсь, Чонгук… Чонгук вместе с ним. — Диего соскучился по тебе, ты ведь тоже? — не даёт львёнку сосредоточиться на адских ощущениях. Младший стонет и кашляет, никак не раскрывая глаза. Он не слушается мужчину и обнимает его, веря, что именно таким образом укроется от боли, от всех. — Очень… — вручает ответ, сводя брови к переносице. — Соскучился… Чонгук, бережно придерживая его, стягивает с себя куртку и приступает надевать её на Тэхёна крайне медленно и без резких движений, одновременно раскидывая по его лицу поцелуи и ощущая привкус его крови. — Сегодня вы встретитесь, — едва трогает разбитые тэхёновы губы и ловит ртом скулёж. — И он снова займёт мою сторону кровати. — Ты будешь злиться?.. — Тэхён с затруднениями проговаривает вопрос. Застегнув замок до конца, Рено так же негромко отвечает с влагой в уголках серых глаз: — Буду, — врёт. — Не нужно, — голос становится тише, а боль в боку никак не угомонится. — Диего же меня любит… — Я люблю тебя не меньше. — И я тебя… — в шею ему шепчет Тэхён. — Сильнее, чем солнце Африку… Чувства в их сердцах растеклись на веки вечные. — Сильнее, чем солнце Африку, — подтверждает Чон-Рено, поглаживая по волосам. Ублюдки ломают крылья ангелу. За это Чонгук сломает им кости. Касания Чонгука аккуратные и масляные. Его ладони ложатся на бёдра омеги, чуть сдавливают, и мужчина вместе с ним поднимается с пола, а младший окольцовывает его за шею и кладёт голову на широкие плечи, закусывая губу и закрывая в себе звуки на крепкий ключ. Солёные капли, стекающие из закрытых глаз, падают прямо на кожу Чонгука. Объятия крепкие и чувственные. Парень беспокоится, что Рено окажется приятным сном, который в один момент исчезнет и оставит лишь воспоминания. Альфа выходит из камеры и перемещается в более тёмный коридор, не оглядывается на изумленных африканцев и водит пальцами по пояснице Кима, прислушиваясь к утомленному дыханию и направляясь на выход. Смотрители идут рядом с ними, окружая, и включают фонарь, светя Чон-Рено под ноги. Солнце полностью ушло за горизонт. На улице нет заката и вечерних лучей. В глаза бьёт искусственный свет из фар автомобилей людей Чонгука. Их много. Они повсюду. Надзиратели из долины в каждой точке и держат на мушке всех американцев. Они шумят и кричат, оскорбляют и смеются, но одновременно затыкаются, увидев выходящего из тюремного здания Чон-Рено с парнем на руках. Опускают оружие и освобождают тропинку, ведущую к разломанной части высокой стены — Чонгук к ней наступает, не прекращая по дороге целовать Кима в скулу, покрытую ссадинами. Тэхён прячет лицо и показывает только блестящие зеницы. Ими он смотрит на всю картину, хлопая влажными длинными ресницами: те, кто когда-то обижал, стоят ровно и на родном языке обещают парню наказать тех, кто обижал его недавно. Они все пришли за ним… Каждый из них проделал большую работу, чтобы вернуть львёнка в руки львиному Богу. Выполнили свою цель и вырвали из рабства, ведь Ким заслуживал его меньше всех на планете. Не имея грех, он не должен был быть наказан. Чонгук подходит к машине Намджуна, у которой стоит Джухёк и не находит фраз, озадаченно смотря на своего младшего брата, вцепившегося в тело Рено. Он по жесту Чонгука быстро открывает заднюю дверь и наблюдает, как тот ровно сажает омегу на сиденья, пристёгивая. Веки младшего Кима снова закрываются от бессилия, а старший Ким анализирует до ужаса разбитые черты родного лица. — Отвези его в наш особняк, — обращается к альфе Чонгук, вылезая из салона и закрывая дверь. — Пока будешь туда ехать, сразу вызови врачей и предупреди их о возможном переломе рёбер. Ничего не слышит в ответ и быстро оборачивается к Джухёку. Тот не двигается, молчит и теряет одинокую слезу на щеке, глядя на Тэхёна через стекло авто. — Джухёк, — невозмутимо окликает Рено. Ким моргает и переводит застекленные глаза на Чонгука, поджав дрожащие губы. — Хочу убить их за это, — выходит хрипло и весьма тихо у Хёка. — Впервые настолько сильное это чувство… Мужчина, стоящий напротив, как никто другой понимает его чувства. Но он держится в отличие от него и напрягает скулы до скрипа зубов, вскинув подбородок. — Садись в машину, — твёрдо настаивает. — Ты нужен брату. — А ты разве нет? Больше всех… — Он будет проситься ко мне, но ты говори, что я еду за вами, — выучив характер и поведение Тэхёна, предупреждает Чонгук. — Иди. Джухёк в итоге кивает несколько раз и берёт ключи у Намджуна, обходит внедорожник и занимает водительское место, зажигая двигатель и выезжая на пыльную дорогу. Выскальзывает тяжелый выдох из уст Рено, глядевшего им вслед ещё около пятнадцати секунд. Собирается мыслями и силами. Он очевидно слабеет, вяло стоя на ногах, но сдаваться не намерен. Глотая слюну вместе с изнеможением, мужчина движется к багажнику автомобиля, раскрывая его и вонзая безжизненный взгляд в лежащее холодное оружие. Чонгук берёт в ладонь тёмную деревянную ручку топора и разворачивается лицом к большому количеству людей, что до сих пор не ломают гнетущую тишину. — Начнём, — скучно оглядывая американцев, Чон-Рено вальяжно и неспешно шагает к ним. Ледяные глаза закрадываются в душу гиенам, пожирая изнутри, а львы шепчут им повторяющееся выражение, насмехаясь и рыча: «Око за око, зуб за зуб». *** Просит укротить свои физические и душевные мучения одним пугающим всех людей шлейфом. Но для него одного он лекарство от всех болезней. Упивался им сегодня недолго — пару минут. И в течение каждой секунды парень порхал в небе от счастья, невзирая на ломоту во всем искалеченном теле. Волны океана адских мук утихли. Самоистерзание закончилось пару мгновений назад. Окружённый родной аурой парень успокаивается, но не прекращает нуждаться в любимом человеке. Тревожности нет, потому что Тэхён дома. Не в том, в котором вырос. В том, в котором останется с мужчиной, чью фамилию себе возьмёт рано или поздно. Кима обманывали всю дорогу и все два часа, когда вокруг ходили врачи и ухаживали за его состоянием. На вопрос «где Чонгук?» ему твердили, что тот уже едет и будет с минуты на минуту. Омега верил и унимался, надеясь на скорое воссоединение с Чон-Рено. Прошло много времени, а вновь почувствовать тепло крепких рук не получилось. Обидно до слёз, но Тэхён держится и мирно ждёт. В больницу его не увезли, однако несколько раз пытались и уверяли, что парню там будет намного лучше. Джухёк отказал. Голос Чонгука в телефоне тоже — намного грубее, нежели это сделал брат Тэхёна. Омеге такой исход только в удовольствие: он не желает снова расставаться с этим домом. Его место здесь, как бы много ни было царапин на коже. Медики ушли не так давно, оставляя пострадавшего в главной спальне, из которой насильно пришлось прогнать бенгальского тигра во внутренний двор и запереть прозрачную дверь. Диего подобное абсолютно не понравилось. Громко рычал и злился, видя, что рядом с Кимом посторонние люди. Не терпел видеть их с ним. Тэхён порой опасался этого, но всё прошло хорошо. Большие зеркала в более большом помещении запотевают от влажности после горячей воды. Светлые глаза прикрыты, и побитые губы распахнуты. Уже не может стоять на ногах. Иссяк от принятия ванны. Расслабиться не удавалось из-за множественных повязок на груди. Едва дышит, боясь, что боль в ребре усилится. От каждого смешка, кашля и вздоха острые неприятные ощущения вонзаются в него. У него сломано ребро. Эту новость Тэхён принял тяжело и чуть не расплакался. Ему хочется бегать, прыгать, кричать и смеяться, а не морщиться и скулить из-за любого шага и движения. Это противно и чересчур сурово для него. И сейчас грустно дуется, опираясь ладонями на туалетный столик, пока Чимин заботливо кончиком полотенца стирает с его плеч последние капли воды, не разрешая Тэхёну сделать это самому. Пак говорит, что скоро всё излечится и не останется ни следа. Утешает. Ким с ним не спорит, со скромной улыбкой глядя в глаза. Ценит его внимание и не делится тем, насколько ему обидно. Поэтому ему скорее нужен Чонгук. Срочно. Желательно, в эту секунду, когда, смотря в зеркало, Тэхён ненавидит себя и свой разбитый вид. К старым шрамам прибавились свежие раны… Чимин помогает Тэхёну надеть серую футболку Чон-Рено. Омега четко дал понять, что хочет ходить в одежде своего альфы, а никто ему не возразил. После этого ямаец крепко держит ботсванца за руку и вместе с ним возвращается обратно в комнату. Но Пак в итоге покидает спальню под благодарность за ухаживание, видя, что Ким хочет впустить к себе Диего, который лежит у дерева и ждёт встречи с парнем. Раскрыв дверь, Тэхён возвращается к кровати, не имея больше сил стоять. Он осторожно забирается на неё и ровно садится у изголовья, опираясь на спинку и прикрываясь тонким белоснежным одеялом. Диего моментально замечает доступный путь и вскакивает с травы, бежит к комнате и врывается внутрь, запрыгивая на постель и вызывая у Тэхёна тихий смех, что образовывает боль в грудной клетке. Тигр оказывается у его лица и мягко рычит, утыкаясь носом в щеку парня и проводя языком по его подбородку. Нежен, чувствуя чужие физические мучения. Тэхён с лёгкой улыбкой вглядывается в жёлтые глаза и вводит пятерню в мягкую полосатую шерсть. — Мой мальчик, — называет тихо и безмятежно, почесав за маленьким ухом. — Заботливый и ужасно ревнивый страж, — посмеивается, вспоминая, как зверь сходил с ума, когда у Тэхёна кружились врачи. Диего места себе не находит: то приближается к ногам парня, то возвращается обратно к лицу, рычит и радуется его присутствию. Тэхён продолжает гладить тигра, умиляясь его поведению. Но тот спустя несколько минут устаёт и падает рядом с омегой, облизывая его руку и закрывая веки. — Правда займёшь этой ночью сторону злого и хмурого Чон-Рено? — усмехается Тэхён, но ему как обычно не отвечают. — Или поделишься с ним мной? — Ангел, — раздаётся в стороне родной голос. Не ожидавший этого, омега несильно дёргается и поворачивает голову к старшему брату, стоящему в проеме и не переступающему порог. Видя его, Тэхён приподнимает уголки губ, не переставая водить ладонью по зверю, чтобы тот не отвлекся на Джухёка и не напугал его. — Диего тебя не тронет, — предполагает парень. — Он очень занят, — кидает короткий взгляд на тигра и после возвращается на альфу, слабо пожимая плечами. — Облизывает мою руку, — мило морщит нос. Старший Ким не скрывает негромкий смех, но всё равно не проходит дальше, с диким удовольствием зрея состояние Тэхёна. Он улыбается, вопреки всему. — Хотел посмотреть на тебя, перед тем, как вернуться в поселение. Тебе нужно отдохнуть, поэтому я уже поеду. — Но ты можешь остаться, — уголки бровей Тэхёна ползут вниз. — Дом большой, и Чонгук не будет против. Не хочется, чтобы он уходил, когда на улицы легла поздняя ночь. Рено не скажет «нет» близкому человеку омеги. — А я не против, чтобы ты был здесь, — голос мирный, не внушающий ничего плохого. — В безопасности. — Рядом с ним, — мягко, но верно уточняет Тэхён. Джухёк улыбается и кивает, вслух подтверждая: — Да. И до трепета парню приятно слышать это от своего родного брата, что был категорически против его отношений с Рено. — Мы ведь ещё поговорим об этом, Джухёк?.. — Поговорим, и я обязательно вернусь завтра утром, — предупреждает. — Буду возвращаться всегда, зная, что ты тут, — тише добавляет и, покинув Тэхёна, закрывает дверь. Подарил кусочек радости и ушёл, не оставляя парня перед выбором и запертым с вечными сомнениями наедине. О многом жалеет, а Тэхён беззвучно просит его не винить себя в случившемся. Он не знал, на что способны приезжие американцы. Джухёк просто привёл брата в дом, в котором они вместе росли, и понятия не имел, что это опасная зона. Они пройдут через всё и продолжат тепло друг к другу относиться, даже если в их любимой Ботсване полно плохих людей. Тэхён еще какое-то время смотрит туда, откуда вышел альфа, и поджимает губы, переводя взгляд на тумбу у кровати, а точнее на лежащий на ней смартфон. Поднимает его и сверяет время — одиннадцатый час ночи. Бесшумно вздыхая, находит в контактах номер Чонгука и думает довольно долго перед тем, как всё-таки нажать на кнопку вызова, поднося трубку к уху и прикрывая глаза. Гудки раздаются, голос — нет. Но слышит совершенно другое — рингтон телефона, звучащего где-то поблизости. Веки резко раскрываются. Пролетает очень мало секунд — две-три. А в уголках глаз застревают крошечные кристальные бусины. Парень понимает, что всё правда закончилось и ему не придётся содрогаться каждый раз, как кто-то входит. Рено стоит в проёме и держит телефон, на экране чьём светится имя омеги. Не отклоняет звонок, и Тэхён сам это делает и кладёт смартфон обратно на тумбу, прикусив нижнюю дрожащую губу. Двое обыкновенно смотрят глаза в глаза, не делятся словами. Делятся чем-то более важным. Пылко анализируют и подмечают на лицах все царапины, не комментируя и не разрушая приятную тишину. Чонгук проходит дальше в комнату и закрывает дверь, опускаясь взором на грудь парня. Тот одет в его футболку. Глубокий воротник обнажает острые ключицы и белые повязки. Чон-Рено, видя последнее, напрягается и злится. Хочет подойти ближе, пройтись пальцами и забрать всю боль, но осторожничает. — Где ты был? Тэхён понимает — начинает разговор не с правильной фразы. А маленькие бордовые капли, едва мелькающие на футболке Рено, доказывают, насколько глупый вопрос. Чонгук неспешно возвращается к блестящим огонькам. — Я не мог это просто безвозмездно оставить, — тон невозмутимый. Эта невозмутимость обыкновенная и очередная маска. — И ты успокоился? — Тэхён заранее знает ответ. Конечно же, нет… — Ни капли, — холод, мороз. Жестоко засудил за жестокие поступки, но не освободился от тяжести на плечах и сердце. Покрыт крепкой сталью. Окутан толстыми цепями. Невозможно двигаться, бежать. Он усталый. Отгоняет от себя желание присесть или опереться ладонью на стену. Даже слабость скрывает. Сегодня Чонгук спрятал в себе всё. В нём и страх, и ярость, а выражает перед Тэхёном лживое умиротворение. — Я… — Ким торопливо лижет пересохшие губы, выронив слезу и тут же её стерев. — Я успокою тебя. …укроет от его же кровожадности. Попробует в мыслях мужчины уничтожить томительные мысли. Он умеет это делать. У него отлично получается усмирять своего льва. — Рано, — сухо усмехается Чон-Рено. Тэхён становится напряженно-внимательным. — Я ещё не закончил. Не все поплатились за то, что ты сейчас страдаешь. — Пройдёт… — тихо-тихо, будто голос сорвал. Чонгук меняется в лице, нахмурив лоб и стиснув челюсти. Ему это слово не нравится. Его оно только раздражает. — Пройдёт? — Все ссадины уйдут, и кости окрепнут, — Тэхён теребит пальцы. — Не вечно же мне перевязанным ходить. Парень пытается не падать духом и не глядеть на всё через влажную пелену. Слёзы так и рвутся, преследуя цель намочить поврежденные щёки, но Тэхён учит себя быть крепким. — А внутри? — Чонгук медленно надвигается и выгибает бровь. — Там заживает дольше. Чон-Рено уверен в сказанном. Сам прошёл через многое и не от всего оправился. Раны в нём до сих пор кровоточат, никак не покрываясь страшными рубцами. — Но заживает, — убеждает Тэхён. — Прошлые раны рядом с тобой уже давно меня не беспокоят, и эти не будут. Специально не вспоминает неприятные моменты в жизни, чтобы он мог остаться тем человеком, которым многие его знают. Сам предпочитает больше улыбаться. Надоели рыдания, но без них пока не привык обходиться. — Львёнок, — просто ласково называет, не собираясь продолжать. Ему нечего сказать. — Всё позади, Чонгук, — дёргает уголком губ Тэхён. — Ты сам мне это сказал. Рено останавливается у изножья кровати и озирает омегу ещё раз, никак не выкинув из мыслей вопрос, что давит на него и не допускает расслабиться. — Что ещё американцы себе позволили с тобой? — вернувшись к глазам, напрямую спрашивает альфа. Тэхён теряется, глотая ком. — Они… — Нет, — резко отрубает, не дав договорить. Понял с первых секунд, о чём именно интересуется Чон-Рено. Старший волнуется до ужаса. И Тэхёну искренне жаль, что Чонгук грызёт себя. Мужчина будто бы не верит в это тихое отрицание. Приближается, садится на кровать рядом с Тэхёном и аккуратно сдергивает с него одеяло, не обращая внимание на непонимающего его действий омегу. Чонгук цепляется за чужие шорты и тянет их вниз вместе с нижним бельем, но рука Тэхёна, перехватившая его запястье, заставляет замереть и прекратить задуманное. Рено слушается и с выдохом закрывает веки, сжимая кулак и царапая себе ладонь. Хочет угомониться, прекратить пылать, сжигая себя и своего мальчика. Венки на его висках и шее набухают. Злится не на Тэхёна, а на себя. Парень с застывшей влагой в глазах таращится на Чонгука и прикасается к его щеке, вернув на себя покрасневший и уставший взор. — Нет, Чонгук, — шепчет, оглаживая большим пальцем ссадину на скуле альфы. — Если ты боишься, что это как-то повлияет на моё отношение к тебе, то выкинь такую глупость из головы. Тэхён нисколько этого не боится. Если бы врал сейчас, то скоро Чон-Рено лично бы убедился, что его омегу насильно не брали. Тело от него бы ничего не утаило. — Не повлияет, поэтому я тебе говорю правду, — заглядывает прямо в маленькие зрачки. — Они сломали мне ребро, они изуродовали мне лицо, они наговорили мне ужасных вещей, — огромный комок в горле застревает. Тэхён терпит и продолжает, грустно улыбнувшись. — Им этого хватало… Последняя фраза — хлыст, оставивший кровавый след на спине Чонгука. Горячие пальцы соприкасаются с грубой кожей на лице Тэхёна и слабо задевают все повреждения на ней. Кроме гнева и сожаления, Рено ничего другого не чувствует. Ему не паршиво гладить и изучать, покрывая сантиметры бархатными поцелуями. Ничего не оставляет без внимания. Чонгук опускается к ключицам омеги и кончиком носа скользит по ним, жадно вдыхает цветочные пылинки и целует, перебираясь к грудной клетке. Тэхён рукой залезает в русые волосы и играется с прядями, следя за мужчиной, который делится с ним нежностью. Парень лижет губы и ладонью съезжает пока на шею, потом и на плечо, нащупывая нагревшиеся крупные мышцы, спрятавшиеся под чёрной тканью. Большой и железный, покрытый усталостью и потом — весь для Тэхёна. Рядом с ним или за ним парня не тронут и не обидят. Рено не даст. Никогда не отойдёт в сторону, открыв вид на львёнка. — Но им не хватит огня в Аду, — говорит Рено куда-то в грудь Тэхёну. — Этого мало для них, — цедит. — Слишком мало. Младший разрешает себе пролезть пальцами под воротник футболки Чонгука, с тем чтобы обжечься подушечками о загорелую кожу. Телесные прикосновения его лечат получше лекарств, что сегодня дали и выписали врачи. — Я их предупреждал, что ты не простишь и обязательно вернешься за ними, — негромко выдаёт Тэхён. — Они смеялись надо мной… — Я каждого найду. — Никто от тебя не спрячется, — от собственных слов мурашки. Чон-Рено вонзается в него серыми глазами и напрягает скулы. — Ты единственный, кто не прятался от меня. — Сам пришёл, — голос Тэхёна звучит тише под диким давлением. Боялся львиного Бога, а тянуться к нему не прекращал, словно находился под чарами. Любовь к нему правда подобна чарам. Увидел раз в Саванне с белым львом и из головы выкинуть не смог. Последовал за этим человеком и в данный период находится в шаге от законного брака с ним. Ни о чём не жалеет, даже если из-за связи с Рено ему вредили. — А я защитить не смог, — начинает знакомую пьесу. Чонгук ложится на бок рядом с Кимом, упирается локтем в матрас и другую руку подносит к лицу омеги, убирая со лба чёлку. — Ты не виноват, — шепчет Тэхён, повернув к нему голову. — Это гадкое чувство из меня не выбить, — холодновато хмыкает в ответ мужчина. — Не старайся, львёнок. — За каждую царапину на моей коже винишь себя, — грустно произносит, выпучив нижнюю губу. — Ты когда-нибудь остановишься это делать? — А нужно? — вопросительно смотрит Чон-Рено. — Да, — в мгновение кивает несколько раз Ким. — А я же так не думаю. Тэхён очень недоволен: злобно хмурится и ударяет кулаком Чонгука в грудь. А тот продолжает лежать в той же позе, не жалуясь на боль после удара. Её просто нет. — Это всё испытания судьбы, — говорит Тэхён. — Я думал, что Бог меня любит, а сейчас… — прячет взгляд и молчит несколько секунд перед тем, как продолжить: — Сейчас мне кажется, что он просто меня ненавидит… Рено аккуратно подхватывает его подбородок и оглаживает кожу, окунаясь глубоко в глаза. — Тебя невозможно ненавидеть. Такого человека только любить позволено. Даже Чонгук не сдержался и лично убедился в данном факте. — Чонгук, — шумно выдыхает. — Одно твоё существование не лишает меня последних крупиц веры в него, — спокойным тоном излагается Чон-Рено. И шёпотом добавляет: — Ты доказательство невероятного, божественного. Заворожённый словами Тэхён раскрывает широко веки и хлопает длинными ресницами. Не знает, что на это ответить, и гулко сглатывает, разглядывая лицо альфы, покрытое несколькими неизвестными ссадинами. Ему не нужно продолжение этой беседы. Ему нужно абсолютно другое и более приятное: — Поцелуй меня. — Просишь? — хрипит Чонгук, приблизившись к нему. — Велю, — с опасением исправляет Тэхён, вводя пальцы в его волосы. — Учусь быть Чон-Рено, — тянет улыбку. — Вот как, — с ухмылкой вздёргивает бровь. — Не нравится? — Сводишь с ума, — почти неслышно. Тигр рычит, когда два человека, игнорируя его присутствие, сталкиваются в поцелуе, что сегодня вечером у них получается очень нежным, без грубости и ненасытности. Кладёт голову на свои лапы и не сводит с пары взгляд, моргая. Чонгук слабо вжимается в уста, не торопясь переходить к большему. Снова боится сделать больно, неприятно, понимая, что губы Тэхёна совсем другие, в отличие от прошлого раза. Они шершавые, грубые, пораненные, разбитые до невозможности, но всё ещё безумно любимые. Вытащив язык, Рено крайне медленно лижет их и позже скользит между ними. Ким раскрывает рот шире и оглаживает шею, плечи и сильную спину, в мыслях криком прося Чонгука снять с себя футболку. Ему хочется тепла его кожи, пылающих мышц. Его всего. С ним хорошо. Волшебно. Мирно. Безопасно. Так, как нужно… В полной тишине отчетливо срывается стон. И ещё несколько приглушённых. Тэхён их изливает то ли от острых ощущений в груди, то ли от насыщенных эмоций и чувств в ней, но не останавливается и Чонгуку этого не дозволяет. Он пренебрегает болью и выбирает удовольствие, о котором долгие часы мечтал, закрывая глаза. Задыхается, вдавливает подушечки пальцев в рельефную спину и сладко тянет мычание, хмуря брови, когда Рено осторожно сминает губы, посасывает их и отстраняется, утыкаясь носом в его. Чонгук запускает руку в карман брюк и вытаскивает кольцо из белого золота, следя за реакцией. Возвращает обратно его владельцу. Тэхён не сдерживает плач, видя своё украшение. Его оставил на простынях чужого дома ради альфы, чтобы знал, что не ошибся. Рено надевает кольцо на протянутый безымянный палец Кима, целует в тыльную сторону ладони и очарованно смотрит, пока ему широко улыбаются и одновременно стирают влагу с щёк. Переживают прекрасный момент уже на родном континенте. Во второй раз Чон-Рено делает Тэхёну предложение. Во второй раз он ему не отказывает. — Маленький Чон-Рено, — Чонгук целует парня в лоб. Тэхён врезается в губы мужчины, звонко клюёт несколько раз и отлипает. — Ты снова заставляешь меня плакать… — бубнит, заглядывая в серые глаза. — Когда получал один удар за другим, я им не показал слёз, а тут… Такое слышать невыносимо тяжело. Рено скрывает вновь пробуждающийся гнев и глотает его вместе со слюной, ложась с омегой и разглядывая его с постоянным интересом. — Моя гордость, — впервые Чонгук говорит это человеку, а не льву. — Теперь ты поменял своё мнение? — вдруг спрашивает Тэхён. — Я стану львом? Всплывает воспоминание: Чон-Рено твердил, что Ким до конца дней будет таким — крохотным, маленьким, беспомощным львёнком. — Для меня ты на всю жизнь останешься львёнком, но для остальных ты уже давно сильный лев. Сказал то, что так хотел… Слова впечатляют, застревают в голове и образуют на губах Тэхёна слабую улыбку. Они снова целуются: недолго и очень сладко. Ким плотнее к нему ползёт и кладёт голову на его подушку, тыча указательным пальцем в вздымающую грудь Чонгука. — Не врёшь? — Не вру, — ответ даёт мгновенно. — А ответишь на мой вопрос честно? — Конечно. Коснувшись ссадины на скуле альфы, Тэхён произносит: — Что с твоим лицом? — зеницы большие, блестящие. — Кто тебя ударил? Рено шумно выдыхает через нос и поджимает губы, ничего не говорит и наблюдает за бегающим анализирующим взглядом, зная, что ответ ужаснёт Кима. Младший завороженно изучает лицо на ощупь и вопросительно хмыкает, подталкивая Чонгука сказать что-нибудь. — Твой брат, — без эмоций, как-то сухо. Улыбка расстаётся с Тэхёном, и его веки расширяются максимально сильно. — Почему? — Тэхён таращится на него и желает приподняться, но Чонгук не разрешает и злобно хмурится. Его ослушаться нельзя. — Почему он тебя ударил? — Ему сильнее досталось. — Боже мой, — омега в лёгкой панике. Забывает все буквы. — Вы решили одновременно с ума сойти? — возмущается. — Что произошло? Из-за чего вы подрались? — Это нужно было нам обоим, Тэхён, — серьёзно говорит Рено, не собираясь делиться подробностями. — Только после кулаков мы смогли остыть и прекратить рычать друг на друга. — Джухёк должен свыкнуться с реальностью, — грустно вздыхает Ким и дуется. — Ему тяжело. Старший Ким не хотел такой жизни для брата. Не здесь. Не в Южной Африке. Он верил, надеялся, что Тэхён найдёт себя и счастье где-то в Корее, где нет того уровня опасности и преступности, как в Ботсване. Только об этом думал — оградить от плохого. Не плевал на чувства, а защищал. И любовь омеги с тем, кто держит в страхе страну, не была радостной новостью. Для него это удар: мощный и опасный. И сегодня Тэхёну не удалось поговорить с Джухёком на две важные темы: отношения с Чонгуком и смерть их родителей. Он услышал о возможной причине гибели папы и отца и пока не может быть уверенным, правда это или ложь. Тайну о знании парень пока прячет в себе, сосредоточившись на кусочках счастья, которые Рено отдаёт ему, находясь под боком и прикасаясь каждый раз к рукам и щекам. Мечтал об идиллии и не даст ни себе, ни кому-либо ещё её разрушить. Не сегодня, когда сон отошёл от Тэхёна, чтобы парень мог насладиться временем с Чонгуком. Он не уснёт ещё долго. Ему не хватит разговоров, объятий и поцелуев. Будет образовывать предложения, пропадая в африканском мраке с ботсванским кошмаром. Ему бы сутки напролёт обсуждать с ним все существующие темы, заполняя в душе пустоту, что оставили чужаки. Пытались уничтожить его смысл жизни и мечты. Но Тэхён не подстроится под них, и слабость, и боль проигнорирует, продолжив путь там, где его остановили. Эту ночь отдаст себе и Рено. — Не переживай об этом и не заполняй голову плохими мыслями, — не просит, а приказывает своим обычным строгим тоном. — Тебе нужно восстанавливаться. Я в этом помогу. …поможет починить то, что разбито. С серьёзным Чон-Рено Тэхён не любит спорить. Это бой с предсказуемым завершением — с проигрышем младшего. — Ты всегда мне помогаешь, — напоминает парень. — Во всём. Словно мужчина только этим живёт. Постоянно следит за всеми проделанными омегой шагами, за его взглядом, дыханием и ртом, боясь что-нибудь случайно упустить. — Предлагаешь мне стоять в стороне? — Зачем? — смотрит на него Тэхён снизу вверх, лежа на подушечке, когда Рено немного возвышается над ним. — Ты ведь не послушаешь. — Не стану слушать это, — не отрицает. — Другое — да. Тэхёна такой ответ удовлетворяет. Он аж оживляется, хлопает веками и опускается взором на широкую грудь, но быстро возвращается обратно к глазам, сглотнув и сомнительно прошептав: — Тогда сними футболку… Рено сказанному не удивляется и обыкновенно в молчании взирает на парня, застывая и слыша, как громко бьётся сердце Тэхёна. — Мои слова подтолкнули тебя сделать из меня твоего подчинённого? — тем не менее спрашивает Чонгук. — Когда ты просишь меня раздеться, я раздеваюсь. Ни разу не отказывал. А альфа говорит ему это нередко. — И делаешь это каждый раз со страхом, — отмечает. — Видел бы ты свой взгляд в такие моменты, — прячет глаза. — Дышать бывает страшно, а не только снимать с себя одежду. Чон-Рено, недолго думая, отталкивается от матраса и встаёт на него коленями, схватившись за конец своей чёрной футболки и стянув. Ткань комкается и в итоге откидывается на пол. Тэхён строит из себя обиженного парня, но любопытство убить не может. Подглядывает и убеждается, что Чонгук действительно выполнил его желание. Быстро сдаётся и уже внимательно смотрит на мужчину, за которым двери во внутренний двор раскрыты и впускают лунный свет. — Доволен? — вопросительно и ехидно выгибает бровь Чон-Рено. Взгляд Тэхёна горит ярче солнца, ярче всех звёзд. — Очень, — кивает. Рука тянется к торсу, и пальцы желанно ползут по коже, раскаленной геенной огненной, и по выделяющимся кубикам. Омега сосредоточен на деле. Закусывает губы и испытывает блаженство, а Чонгук не двигается, не мешает и вскидывает подбородок, смотря из-под полузакрытых тяжелых век на весь спектр эмоций. — И всё из-за того, что видишь меня без футболки. — Надо уметь радоваться мелочам, — лепечет Тэхён. Но вдруг его выражение лица меняется. — То есть… — поднимает растерянный взор на Чон-Рено. — Ты не мелочь. Ты далеко не мелочь, — Чонгук щурится. — Наоборот, очень большой, крупный и здоровый… — смущённо исправляется, держа ладонь на прессе. — В тебе так много мышц. Сладок и невинен. — Хорошо, Тэхён, — качает головой мужчина. — Я понял. — Я просто очень соскучился по тебе… — тихо признаётся. — И боялся больше не увидеть… Они оба имели похожие чувства. Оба существовали и не дышали. Оба молились об одном. — Никто и ничто нас больше не разлучит, — Рено, опустившись к разбитым губам, горячо шепчет в них и едва касается. — Я верю. …в каждое слово. — Мой львёнок. …крохотный, маленький, беспомощный. Получает поцелуй в уголок рта. И этого ему мало. Тэхён продолжает целоваться: неторопливо и смакуя вкус. Контакт не короткий и не долгий. Вечный и воздушный. Мгновение как в сказке, переливающееся с красками высшей радости. Секунда за секундой, передыхают и снова сближаются губами. Ненасытные и уставшие от проблем и издевательств. Переполненные духом собственной любви не прощаются с трепетом и сплетаются языками, вздыхая от молний, светящихся где-то в сердцах. Грубая чёрная обувь вместе с футболкой у кровати, и альфа устраивается боком плотно к Тэхёну. Ким этого пожелал одним взглядом. Лежит на спине и трётся носом о тёплую грудь, трогает её, целует и периодически кусает за мясо, коварно хихикая. Всё ещё такой же игривый. Гладит широкие плечи и торс, расслабляясь от того, как Чон-Рено водит костяшками пальцев по разбитому лицу. Тэхён чувствует его умиротворенные глаза на себе и лениво улыбается. Поцелуи от мужчины часто ложатся на скулы, щеки, лоб и нос. Ими Чонгук залечивает раны в нерушимой тишине. Без слов, без звуков, без вопросов. Африканская ночь проходит правильно. Она отличается от дня, что был пропитан безумием, криками и кровью. Всё закончилось — надеются. Летят двадцать минут в облаках. Тишину так и не обрывают, закрыв веки. Только Диего, находившийся рядом и положивший голову на бёдра Кима, мягко рычит, когда сначала Чонгук, потом Тэхён чешут ему за ухом. Чон-Рено ныряет рукой под футболку омеги и вяло рисует узоры на его животе, целует в висок и кусает, посасывает мочку, изредка упиваясь слабыми стонами. Ким занят тигром и играется с пушистой шкурой, взамен получая от него излияние ласки. Его охраняют и лелеют два хищника, не оставляя в покое. Покой от них и не нужен нисколько. Тэхён ощущает себя на небесах. Наконец-то, дома. Ким открывает глаза и глядит вперёд, во внутренний двор, где фонтан не утихает, накрывая своей ладонью руку Чонгука, что расположена на животе, и вздыхая от трепета на коже. Чон-Рено, закончив расцеловывать его шею, падает на свою подушку. — Хочу во двор, — внезапно освещает желание Тэхён. — И не думай, — хрипит Чонгук и не раскрывает веки. — Лежи смирно. От ходьбы боль в рёбрах усилится — Ким знает. Но готов через неё переступить, дабы вдохнуть вечерний свежий воздух. — Пожалуйста, — просит, повернув голову к Рено. Тот не дёргается и отдыхает, будто бы сейчас уснёт. — Нет, — ответ не меняется. — На две минуты… — Я же сказал нет, — голос тяжелый и похожий на бурю. Волнуется о Тэхёне, и не может быть осуждён за это. Теперь каждый шаг под его контролем. — Строгий Чон-Рено, — фыркает Тэхён, нахмурившись. — Такой Чон-Рено отныне часто будет в твоей жизни. Тэхён пугается, задумавшись с слегка приоткрытым ртом. — Будешь многое мне запрещать? — осторожно интересуется. — Буду запрещать всё. — Так нельзя, — говорит Тэхён, вскинув брови — Можно, — продолжает отрезать. — Но Чонгук… Со сломанной костью Тэхёну точно временно не светят прогулки по джунглям до Ла Алегрии. От этого становится печально. Жизнь на долгие дни обязана поменяться. — У меня в голове одно — защитить тебя. Ничего другого не преследую, — объясняет Рено. — Когда буду уверен в твоей безопасности, тогда хоть Эверест покоряй. Энтузиазм в Тэхёне резко повышается, и улыбка трогает его губы. — Правда можно будет на Эверест? Чонгук вздыхает и, наконец-то, открывает глаза. — Нет. А Тэхён поверил. И теперь снова расстраивается. — А с тобой?.. — взгляд умоляющий. — Со мной можно куда угодно. Умеет охранять своё и всегда будет держать ухо востро. Только с ним есть чувство безопасности. — Тогда пойдём во двор вместе, — в последний раз более мягко говорит Тэхён. — Я долгие часы был запертым в четырёх стенах. Я устал от этой замкнутости… Сердце плачет по природе и тянется к растительности, к живому и нетронутому руками людей. Чон-Рено действительно поделился с ним своим рвением к дикой среде. Они созданы для неё. И без неё начинают капля по капле сходить с ума. — Хорошо, — спустя недлинную паузу, соглашается Чонгук. Сдаётся, видя в нём реальную потребность, за которой возникает довольная улыбка. Перед ней Рено точно не может устоять. Бессилен, а она наполнена магией и светом. Заменяет солнце в полночь и горит не хуже настоящего. Рено слезает с кровати и осторожно помогает Тэхёну, придерживая за спину, а его плечи вновь атакуют и умудряются смеяться. Но смех пропадает, и возникают болезненные «ай», слетающие с уст омеги. Невозможно нормально и с наслаждением смеяться из-за сломанного ребра. Тэхён ловит злобный взгляд Чонгука и кусает себя за губу, вдавливает голову в плечи и встаёт на пол, удерживаясь за тело, прижатое к нему. Чон-Рено уже жалеет и сердится, что парень поднялся в таком состоянии, но тот задабривает его поцелуем в подбородок и быстро хлопающими глазами. Альфа не смягчается. Мягко он сейчас только держит Кима за руку, а металлические огни мерцают в темноте. Львиный Бог сонный, суровый, угрюмый и потакающий неугомонному львёнку. Львёнок же хрупкий, нежный, чувствительный и умеющий управлять львиным Богом. Тигр не дожидается их и первым мчится к дверям, выбегая во внутренний двор. Своим действием вынудил пару, наконец-то, разорвать зрительный контакт и выдвинуться за ним. На улице прохладно и освещено полной луной. Приятный ветер щекочет кожу и развивает пепельные и русые волосы. Тэхён отходит от Чонгука и направляется к Диего, который пьёт воду из фонтана. Рено позади всё контролирует, смотрит, как Ким гладит хищника, и слушает, как он с ним о чём-то беседует, называя всеми возможными ласковыми словами. В Тэхёне больше сил, чем было до прихода Чонгука домой. С ним выплыл из кошмара и даже с физической болью чувствует себя нормально. Развлекается, даже если делает это медленно. Под бдительным наблюдением молчаливого мужчины, который прячет руки в карманах, ищет во дворе игрушки тигра и играется ими с ним. Дикий зверь этому до громкого рычания радуется и бегает вокруг парня. Пока Ким занят прогулками по траве босыми ногами с Диего, Чон-Рено присаживается на землю около самого высокого и пышного дерева здесь и опирается спиной на широкий ствол. Положив руку на согнутую в колене ногу, Чонгук не способен налюбоваться Тэхёном и прячет на мгновение адскую агрессию и желание превратить мир в пепел, лицезрея на его лице повреждения. Диего с резиновым бананом в пасти отбегает в сторону и приступает его грызть, а Ким, улыбнувшись, идёт к Чон-Рено. — Видишь, как прекрасно во дворе, — говорит Тэхён. Чонгук подхватывает омегу за пальцы и помогает ему сесть между своих ног. Ким аккуратно ложится спиной на грудь старшего и запрокидывает голову на его плечо, чуть съежившись. — Не во дворе прекрасно, а с тобой, — откровенно и неподдельно. — Природа, я, ты и твои животные — уже смесь чего-то хорошего, — мило усмехается, глядя на бенгальского тигра в нескольких метрах. — Наши, — неожиданно исправляет Рено. Не понимая, к чему это было сказано, Тэхён поворачивает голову к Чонгуку и воссоединяет их взгляды. — Что?.. — Тигр и все львы наши, — поясняет Чонгук, удивляя парня. — Все они имеют связь с Чон-Рено. И скоро я буду не единственным Чон-Рено в стране. Всё своё ему отдаёт, а его самого взамен забирает себе. На вечность. И в этой жизни, и в другой — бесконечной и безмятежной. — Насколько быстро наступит это «скоро»? — поражён и счастлив — не скрывает. Приблизившись к уху, Чонгук опаляет его дыханием и завораживающим шёпотом: — Не успеешь глазом моргнуть. Часы пролетят — не месяцы. Упав, вновь решаются на взлёт, прямо к оранжевому ботсванскому небу, что обрушат на головы всем, взявшим под сомнение их значимость на красной территории. Не погибшие. Они восставшие биться за своё на своей же земле. Здесь. В Южной Африке. На континенте дикости и жестокости.