diamond hell

Высокие деревья шуршат: «Чон-Рено и Чон-Рено». Ветер на ухо шепчет: «Чон-Рено и Чон-Рено». Ядовитые и безобидные змеи шипят: «Чон-Рено и Чон-Рено». Пролетело несколько часов, а некоторые в стране распускают слухи и удивлённо говорят: «Чон-Рено и Чон-Рено». Никто не врёт. Под лунным светом у кристальной воды Ла Алегрии, спрятанный в диких джунглях Ботсваны, он уже Чон-Рено. Двое. Больше не один. Больше никогда не будет один… Ночь прекрасна, и эту ночь, как и утро с днём, приняли заворожённо и без страха. Сегодня нельзя было бояться и трястись. Но один парень с кольцом на безымянном пальце не изменял себе и не мог угомонить дрожь в руках, с улыбкой на заживших и вернувших прежний цвет губах, зрея в ярко-серых глазах твердость, решительность и непоколебимую силу. Благодаря им и крепкой хватке ни в чём не засомневался и произнёс одно нужное слово, подписав себя и ещё одного человека на вечные узы. Долго не мог поверить, что это событие происходит в жизни так рано — в восемнадцать лет. Но он этого желал: искренне и сильно. Ни на секунду не подумал поменять решение. Страшился, что всё испортится, и кто-то оборвёт ценное для него мгновение. …мгновение, когда дал ответ «да» на трепетный вопрос. Львёнок согласился выйти за львиного Бога и поклялся людскому любить супруга в горе и в радости, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит их. Произнёс клятву себе под нос, чтобы никто не слышал, и подписал документы. Поскорее избавился от всего, чтобы подойти, прижаться к родному телу и почувствовать сладость первого поцелуя в браке. Он не прекращал улыбаться и изливать смех, пока Чонгук в губы вполголоса говорил, как сильно любит. Сильнее, чем солнце Африку. Мужчина делился только с ним своими неподдельными эмоциями. Был счастлив и с блеском смотрел на мужа, больше не позволяя ему отходить от себя. Ни на шаг. Вцепился своей ладонью в более маленькую и сыпал на запястье и длинные пальцы поцелуи. Тэхён от проявленной нежности морщил нос и утыкался в грудь альфы. Всё прошло так, как они решили и обсудили, как они этого хотели: тихо и мирно. Это была не свадьба, а регистрация брака. Большего пока не смогли себе позволить, но спустя час благодаря чужим языкам быстро разлетелись говоры о том, что владелец ядовитой долины с этой поры имеет законного мужа. А после Чон-Рено от всех знакомых и незнакомых людей вновь сбежали. …к родимой и шумной Ла Алегрии. Струи летят вниз, сливаясь с кривым отражением луны. Вода течет с уступа и создаёт сказочные звуки, расслабляющие каждую напряжённую мышцу. Водопад совсем близко. Два тела лежат рядом с ним, не пожелав уходить слишком далеко. Мириады звёзд над головой, и эта красота пленит собой и на долгие минуты привязывает к себе спокойный взгляд серых глаз. Впервые за длительное время с чистыми мыслями отдыхает. Чонгук лежит на спине на мягких пледах, подложив под голову согнутую в локте руку, и смотрит на ночное небо, желая окунуться в него, но не в сон. Полностью обнажён, а тонкая белоснежная простынь прикрывает только область паха. Его окружает превосходная атмосфера: пение водопада и птиц, шипение змеи где-то поблизости и сладкое сопение Тэхёна под боком. Тот уже более двух часов крепко спит и вызывает улыбку своим сонным шёпотом. В этот раз он не прилип к телу Чонгука, что очень удивительно, и лежит лицом к водопаду и спиной к альфе, слабо пинается и опускает ногами простынь до колен, оголяя ягодицы. На его подвижность Чонгук моментально реагирует и поворачивает к нему голову, натягивая ткань обратно ему на плечи. Три недели прошло с момента возвращения львёнка обратно домой. Три недели Чон-Рено им насытиться не может. Мужчина приближается к аккуратной спине в шрамах и кладёт ладонь на бедро парня, касается губами гладкого плеча и едва целует, горячо выдыхая и прикрывая веки. Омега вскоре прекращает издавать звуки, а Рено же продолжает оглаживать пальцами его кожу и покрывать её поцелуями неспешно и чувственно, втягивая через нос чарующий аромат. Ему спокойно. Настолько хорошо, что даже сам не верит. Хватает одного маленького львёнка для огромного счастья. — Почему ты не спишь? — вопрос из уст Тэхёна звучит очень сонно и тихо. Чонгук незаметно улыбается тому, что парень так быстро проснулся из-за поцелуев, хотя в глубине души рад этому. — Наслаждаюсь временем с тобой здесь, у Ла Алегрии. Настолько близкое нахождение Тэхёна рядом греет сердце. — Но я ведь… — зевает, — сплю… — чмокает губами. — Мне хватает одного твоего присутствия, — и не врёт. Младший от такого признания немного оживляется и хлопает ресницами, переворачивается к мужчине и удобнее к нему прилипает, сплетаясь с ним ногами и заглядывая глубоко в глаза. Чон-Рено указательным пальцем водит по щеке парня в уютном молчании под сотнями звёзд и звуками джунглей и водопада. — Тебе тоже нужно поспать, Чонгук. Но, видимо, Чонгуку этого совершенно не хочется. Он не выглядит сонным. Ни капли. Действительно блаженствует даже в такое позднее, но волшебное время. — Ты боишься змей, — по непонятной для Тэхёна причине, говорит альфа. Вздохнув, он продолжает: — Я не могу их к тебе подпустить, иначе мне стоит ожидать в эту ночь громкие рыдания, скулёж и крики паники, — перечисляет и ужасает. — Твои, — даёт чёткое уточнение. Чонгук ожидал, что омега поменяется в лице, и это правда происходит. У Тэ немного, но заметно расширяются веки и губы поджимаются. Даже глотает слюну. — Опять твои шутки, — сухо хмыкает, не одобряя сказанное. — Совсем не смешно. — А ты и так никогда не смеёшься над моими шутками, — ноль эмоций. Когда мужчина пытается вызвать смех, он на самом деле вызывает только слёзы. — Ты пугаешь, а не шутишь, Чон-Рено, — серьёзно и уверенно подмечает Тэхён. — Но в этот раз я просто предупреждаю. Тэхён замолкает и задумывается, пока на него направлен сосредоточенный взгляд. Он ещё не определился, как ему стоит поступить: беспокоиться или не обращать внимания на слова Чонгука. Старший любит специально запугивать его, а в Абу-Даби делал это часто. Как-то Чонгук сказал Тэхёну, что им заинтересовались несколько успешных арабских бизнесменов и предложили огромную цену и караван верблюдов за него. В свою очередь омега не выходил из номера два дня и выбрался оттуда, только когда Квон Хан сообщил ему, что Чон-Рено над ним просто издевается и никто омегу покупать не собирается. Львёнок отомстил Чонгуку, отказав ему в сексе несколько раз. — Я тебе больше не верю, — тихо признаётся Тэхён. Чонгук приподнимается и упирается локтем в плед, вскинув подбородок и из-под полузакрытых век взирая на лежащего и взволнованного парня. — Не веришь? — хрипло переспрашивает. — Нисколько… — взгляд бегает, и сердце стучит слишком громко, чтобы это было правдой. Рено молчит некоторое время и в итоге невнятно кивает, чем удивляет Тэхёна. — Хорошо. Неожиданно. Омега щурится и анализирует человека рядом, не зная, в чём подвох его такого быстрого согласия. — Ты легко это принял… — с подозрением говорит Тэхён. — Странно… — Ничего странного, — пожимает плечами Чонгук. — Мне всё же придётся увидеть страх в твоих глазах. Тэхён мотает головой и цокает языком, не собираясь это выслушивать. — Неправда, я просто лягу спать и не буду с тобой разговаривать. На его заявление лишь мягко усмехаются и выгибают скептически бровь, а младший настроен серьёзно и хмурится, отодвигаясь от любимого тела и снова переворачиваясь на другой бок лицом к водопаду. Такое поведение не может не вызывать улыбку. Разозлиться тут невозможно. А Тэхён только сильнее заворачивается в простыню и дуется, игнорируя Чонгука, который приближается к нему и касается губами его уха. Мурашки, пробежавшие по коже, тоже старается игнорировать. Ему от близости всегда трудно дышать, но он назло альфе глядит только на Ла Алегрию и поджимает челюсти. Сегодня он отказывается бояться. — Спи, мой маленький, — вкрадчивый шёпот Чонгука путает мысли. — Если почувствуешь укус, то знай… — целует за ухом, — в этот раз это был не я. Глаза Тэхёна превращаются в два огромных блестящих шара. Младшего Чон-Рено запугали. Вновь. Очень сильно. Чонгук, наблюдая за подобной реакцией, довольствуется выигрышем и отстраняется, вставая с пледа и сверху вниз в последний раз огибая Тэхёна взглядом, после чего довольным и обнажённым направляется к водопаду. Сон его не преследует. В эту ночь он постарается не встречаться с ним. Омега моргает и переводит взор на отдаляющуюся спину мужчины, следя за тем, как тот медленно входит в прохладную воду и больше не сидит с ним сторожевым псом. Рено на него не смотрит и наслаждается дарами природы. Взяв смелость в руки, молодой парень тоже прекращает держать глаза на своём супруге и решается спать без него. Лежит смирно минуту и больше, прислушиваясь к тому, как Чонгук купается. Но помимо этого приятного звука возникает совершенно другой — пугающий и вынуждающий остолбенеть и встретить испуг в свои крепкие и уже родные объятия. До слуха точно доносится шипение, а Тэхён долго не отваживается проверить, есть ли где-то поблизости длинные ползучие существа. Стоит ему повернуть голову в сторону, он в темноте и в полуметре от себя видит ярко-зелёную змею, что смотрит на него и не шевелится, но и доверие не внушает. От возникшего страха ком в горле застревает, всё тело полыхает и голова кружится. Тэхён не вскакивает с места и только притягивает кулаки, в которых сжата простынь, к шее, закусив нижнюю губу и заскулив. Змея к нему приближается и вынуждает парня покрыться холодным потом, показывая ему свой тонкий розовый язык. — Чонгук… — пищит он, смотря мамбе в тёмные глаза. Они страшнее ночи. Рено его не слышит, находясь под водой. Пока он купается, змея не оставляет омегу в покое. Тот еле дышит и не сводит встревоженный слезливый взор с неё, гулко сглатывая и ощущая, как она забирается ему на бедро и устраивается на животе. Своим действием хочет добиться обморока Тэхёна, у кого уже всё плывет перед глазами и солёные капли катятся по вискам. — Чонгук! — крик эхом разлетается. Панический звук всё же еле-еле добирается до Чон-Рено, что мигом выплывает из воды и заводит отросшие русые волосы назад, встревоженно смотря в сторону супруга. Чётко не видя происходящее, он подбирается к суше и наступает на неё, идя к омеге. Скулы напряжены, торс тоже, а мокрая широкая грудь нервно вздымается и опускается. — Чонгук… — в третий раз зовёт. Брови у мужчины нахмурены, и зубы скрипят. Испугавшись и разозлившись, он не мог представить, что случилось. И, остановившись напротив пледа, на котором омега лежит, альфа немного расслабляется и глядит на зелёную мамбу, отдыхающую на до невозможности напуганном Тэхёне. Парень в панике и готов громко плакать. Хлопает уже мокрыми ресницами и стоном привязывает к себе острый взгляд Чон-Рено, дрожа и что-то губами ему проговаривая от безысходности. Будто бы молитву читает, но сегодня он с ней обращается к львиному Богу, которого все змеи боятся. — Она… — шепчет и замолкает, собирается с мыслями и продолжает: — Она лежит на мне… — А я ведь тебя предупреждал, — Рено качает головой и наступает к Тэхёну. — Предупреждал… — соглашается и кивает. — Ты даже, сидя на месте, умудряешься найти себе проблемы. — Умудряюсь… — шмыгает носом. — Неисправимый. — Ты можешь отчитать меня позже, но сейчас помоги… — дуется и бубнит. — Как же без этого. У Чонгука пожизненная должность — спасать маленького львёнка и помогать ему. — Сам выбрал меня… Хмыкнув, Чон-Рено опускается на одно колено перед омегой и осторожно подносит руки к змее. Животное не успевает среагировать, как альфа сначала хватает его за голову, а затем за длинный хвост. — Верно, — подтверждает его слова мужчина. — Поэтому с завтрашнего дня начну искать себе нового мужа, который будет доверять мне. Тэхён скулит и таращится на него. Чонгук же, не обращая на него должного внимания, поднимается и вместе с мамбой направляется ближе к джунглям. Он аккуратно и без труда выпускает её в высокие заросли и сразу же возвращается к парню, который обиженно закручивается в простыню и принимает сидячее положение, подняв взор на подошедшего старшего, что сегодня по-особенному невозмутим. — Я тебе не разрешаю, — вдруг говорит Тэхён очень уверенно. Рено не признаётся, но ему становится очень интересно, куда идёт их беседа. — Не разрешаешь что? — Искать нового мужа, — без колебаний отвечает. Такая твёрдость Чонгуку только сильнее нравится. Его выражение лица серьёзное, а в душе он ликует от поведения своего партнёра по жизни. Он присаживается рядом с ним и опирается локтями назад, на мягкий плед, склоняя голову к плечу и наблюдая за напряжённым Тэхёном, что действительно не думает делиться своим супругом. — Мне решать, искать или нет. Ничего решать не станет. Окончательно умом ещё не тронулся, чтобы отказываться от собственного счастья. И омега это понимает, глядя ему прямо в глаза, насыщенные этой ночью ярким серым цветом. — Мне, — утверждает Тэхён. — Мы с тобой супруги несколько часов, и я не собираюсь сразу же выпускать тебя из рук. Никогда не собираюсь, — на удивление старшего, он звучит твёрдо и смело. Это радует и удовлетворяет. — Будешь только со мной. Всю жизнь. В три часа дня поставил подпись и взял чужую фамилию — нарадоваться у него не получается. Он свою удачу и судьбу от себя не отдалит и прежнее полное имя тоже не вернёт. Ему необходимо совместное будущее с Чонгуком. — Я на это не согласен, — выждав несколько секунд, говорит альфа. — Не хочу всю жизнь быть только с тобой. — Но… — теряется Тэхён, удобнее повернувшись к нему лицом, — почему?.. — Мне тебя не хватит, — сдержанно ему об этом докладывает, вызывая догадки. — Пару лет — да. Потом, боюсь, буду желать чего-то большего. Омега глотает слюну и поджимает губы, вскидывая брови от своих мыслей. — Ты говоришь о… — Да, — не дав ему закончить, перебивает Чонгук и кивает один раз. — О детях. Ощущение, что Земля прекращает вращаться и останавливается вместе с Тэхёном. Он не моргает в течение долгих секунд, а Чон-Рено с наслаждением любуется им и ожидает ответа на откровение, что оказалось чем-то невероятным даже для него. — Ты думаешь о них? — тихо спрашивает парень. — Думаю довольно часто. …о прекрасном будущем. Поднял ту тему, к которой ни разу ни один из них не осмеливался приближаться хотя бы на шаг. Страшно и волнительно — эти два чувства в глазах только у младшего Чон-Рено. — Удивительно… — Тэхён никак не может поверить. — Почему? — выгибает бровь мужчина. — Ты не видишь меня отцом своих детей? Такое абсолютно невозможно. — Только тебя и вижу, — без страха и сомнений. — Я сейчас правда поражен, потому что был уверен, что тебе это не нужно. — Ты не представляешь, как сильно мне хочется видеть того, кто будет одновременно похож на тебя и меня. Сердце тает… Тэхён опускается к нему, к его лицу. — И мне… — вкрадчивый шёпот ложится на чужие уста. Создают ломкий поцелуй, сопровождая его звуками удовольствия. Сладко и тепло. Пальцы омеги касаются щеки альфы и скользят по коже, пока он сам насытиться его сухими губами не может и скользит языком ему в рот, вырывая из своей груди и мычание, и тихий стон. Они никуда не торопятся и смакуют любимый вкус. Порывы овладели их душами. Пьяные и медленные горят ярким светом. Тэхён осторожно забирается Чонгуку на бёдра и подается вперёд, упирается ладонями в напряжённый торс и не обрывает поцелуй, что становится только глубже и чувствительнее. Мужчина кусает его за нижнюю подушечку и укладывает руки на прямую талию, стискивая мягкость до свежих отпечатков. Парень на нём ёрзает, дразнит и вызывает утробное рычание. Тэхён целует и пробирается пальцами в мокрые волосы, слабо потянув их и моментально получив за это сильный шлёпок от Рено по ягодице. Два часа назад тонули в нежном сексе в сердце диких джунглей, а им всё мало. Три недели жили без интима из-за травмы Тэхёна, и обоим понадобится время, чтобы удовлетворить потребности, что были на замке все эти дни. Чонгук рисует линии поверх глубоких шрамов, царапая прогибающуюся спину. Тэхён, отлипнув от губ, переходит к шее и неторопливо помечает горячие участки кожи, облизывает кончиком языка узоры большой татуировки и тяжело дышит от своих же действий. — В любом случае, подходить к этому серьёзному шагу ещё рано, — хрипло выходит у Чонгука. — Ты должен поступить, проучиться, стать более взрослым и только потом решаться на роль родителя. У нас ещё очень много времени для этого. Младший раскладывает короткие поцелуи на линии челюсти Чон-Рено и позже вжимается носом в его щеку. — Но Чонгук… — Ты пока сам ещё ребёнок, — строгий тон призывает к телу Тэхёна мурашки. — Когда дело касается секса, ты так не считаешь… — тихо говорит в ответ. Чон-Рено встречается с ним взглядом и сводит брови к переносице, сквозь зубы прошипев: — Маленький, но такой хитрый. — Не хитрее тебя, — тычет указательным пальцем ему в грудь омега. До Чонгука ему далеко. Словно нужно переходить сотни гор и переплывать столько же морей. На него похожих людей нет. Единственный и неповторимый. Его копия будет только с его кровью в венах. Только его будущее. Только его наследник. Только сын с тем же цветом глаз. — Настанет день, и твоя хитрость тоже перейдёт на новый уровень, — произносит Чон-Рено негромко и сипло, оглаживая бедро Тэхёна. — Не только она, но и ты сам. — Ты продолжишь работать надо мной? Чонгук сделает из него того, перед кем поклонятся в знак уважения. — Пока окружающие не будут бояться смотреть в твою сторону. Чтобы больше не смели вредить и открывать свой грязный рот. Враги научатся стоять на своём месте и не выходить за границы. Рено заставит их к этому прийти, поскольку у них нет других вариантов. Он не собирается убивать ряды людей, у него абсолютно другая цель — убедить всех, что самое жестокое наказание возникнет, если коснутся семьи Чон-Рено, в которую входит и человек, и зверь. — Мне кажется, они уже, — Тэхён опускает голову на плечо Чонгука. — Но причина не во мне, а в том, что они знают, что я за твоей спиной. Мужчина прижимается губами ко лбу омеги, протяжно целует и прикрывает веки, зарываясь пальцами в пепельные волосы. Пусть оно будет так. Львёнку разрешается быть за львиным Богом, пока крепнет и растёт. И через много лет взрослому и могущественному льву будет позволено прятаться за его спиной. — Я в клочья разорву всех, кто ещё раз приблизится к тебе, и та же участь ждёт тех, кто уже сделал это. Никому не простил и не простит… *** Быть может ищет сокровища по ту сторону моря. Не ждёт грозу, что может обрушиться ему на голову, и нагло движется по воде, смешанной со слезами и с кровью. Слеп, упёрт и зол. Мечтает расправиться с единственным врагом и вкусить запах его смерти. Гадкая месть сожрала его и сейчас грызёт кости, а слюни вытекают из уголков рта. Глаза мужчины покрыты темнотой. В эти дни он стал ещё хуже и опаснее. На него страшно смотреть. Страшно и противно. К нему имеется одна ненависть. Сбежав из Южной Африки, Дуайт Болтон не избавился от преследований из Ботсваны, от звонков из Штатов, от смеха Сатаны из Ада. Повсюду ждут. Везде он желанная жертва… За стеклом настоящее пекло. Кожа обжигается лучами, хотя парень находится в автомобиле. Эту машину он глазами успел проанализировать, как только сел в неё, выйдя из аэропорта. Теперь же Мин Юнги, не имея грамма эмоций и чувств к происходящему, сидит с пассажирской стороны и скучно разглядывает небоскребы, которых гораздо больше, чем зелени. Из зелёных джунглей перебрался в каменные без собственного желания. Спрашивать о его прихотях изначально никто не собирался. Его втащили в авто и приказали заткнуть рот, приставив острое лезвие ножа к глотке. Мин больше не сжимает челюсти от злости, но и отказывается смотреть на мужчину, чьи татуированные руки сжимают кожаный руль мерседеса и в чьих сухих губах сжата тлеющая сигарета. Хосок берёт фильтр двумя пальцами и выпускает густой дым, погружая и себя в него, и омегу, сидящего рядом. За всю дорогу ни единого слова. В салоне существуют нечитаемые взгляды со стороны Чона. Он часто анализирует Юнги и усмехается его, на удивление, тихому поведению. В душе тянется вцепиться в него клыками и оторвать кусок мяса, заставив громко плакать и дрожать. Но нет причин — это вызывает пассивную агрессию. Мужчина кончиком языка лижет нижнюю губу и возвращается обратно к дороге, стуча пальцами по рулю. Юнги краем глаза замечает его нервное и подозрительное состояние, но особо не обращает внимание, бездушно присутствуя и прекращая мечтать о свободе, которая отошла на километры от него, словно он её большая фобия. От Хосока Мина тошнит сутками и неделями. Именно он принуждает его проходить все жуткие пытки, превращающие его в нечто подобие человека. Устал. Парню не до переживаний. Проявить жалость по отношению к этому человеку он и в адском пламени откажется. В Ботсване был моральным уродом и в Абу-Даби таковым остаётся. Чон докуривает уже вторую за всю дорогу сигарету, выкидывает окурок в окно и снова тянется к полупустой пачке, зажимая между губ ещё одну никотиновую палочку и поджигая. Его не покидает тревога и стискивает крепкими прутьями. Какие черти залезли к нему в голову — никто не знает. Он скрытный и ненастоящий даже со своими американскими коллегами. Изредка поглядывает на экран своего телефона, сверяясь со временем, словно либо куда-то опаздывает, либо ждёт важного звонка. — Долго будешь молчать? — Хосок разбавляет тишину вопросом, что не вызывает никаких эмоций. Юнги вяло моргает и глотает вязкую слюну, не злится и не кричит, огибая мутным взглядом очередное высокое здание, где есть люди, у которых хотел бы попросить помощи, будь у него на это силы. — Да, — тихо. Мин не сторонник бесед с Хосоком, но всё ещё надеется, что достучится до него. — Поэтому ты тоже закрой свою пасть. Чон затягивается и выпускает дым в салоне, слабо улыбаясь. Действительно ожидал каких-либо слов от своего ярого ненавистника, чьё лицо становится бледнее с каждым днём. Теряет загар, приобретенный на границах Южной Африки. — Я привык с тобой разговаривать, ругаться, спорить, — картинно вздыхает. — Сорт удовольствия лично для меня, — чётко выговаривает буквы, насмехаясь. — Пошёл нахуй, — то же равнодушие и спокойствие от Юнги. — Обычно бывает наоборот, — ехидно выгибает бровь Хосок, глянув на омегу. После паузы добавляет: — Туда идёшь ты. Рассчитывал увидеть взрыв и искры гнева, однако желаемое его не приветствует. Мин отвергает приглашение играть в очередном спектакле. На протяжении трёх недель он терпит и терпит, выслушивает и выслушивает, кричит и кричит, сопротивляется и задыхается. Утром и ночью уже не оборачивается, когда дверь в комнату раскрывается и Хосок входит внутрь, чтобы продемонстрировать свою алчную ненасытную натуру. Юнги осточертело идти против омерзительной судьбы, что, не переставая, вонзает в него огненные стрелы. — Я впервые буду тебе благодарен, если ты сейчас врежешься со всей скорости в какую-нибудь стену. — От этой машины и от нас ничего не останется, — ухмылка не покидает лицо Чона. Юнги вздыхает. — Плевать. Уже и стремление прийти к Чимину его не спасает. Себя ни во что не ставит. Цену имеет только счастье и благополучие Пака. Другое уже совершенно не важно. Он не к Чимину вернулся, а в своё черно-белое прошлое. — Не стоит небрежно относиться к своей жизни. Юнги хотел бы громко засмеяться, но сдерживает себя и, наконец-то, впервые за долгие минуты переводит взор на Хосока. — Но ведь ты именно так относишься к собственной, — не раскрывая рта, тихо говорит. — У меня нет в планах умирать, — со всей уверенностью произносит Чон. Мину приходится ежедневно выслушивать бред от него. Он чаще убеждается в неадекватности Хосока. — Ты бывший коп, а чуйка у тебя хреновее некуда. Чон докуривает сигарету и избавляется от неё, посмотрев на Юнги как-то безумно. — Что мне грозит? — спрашивает, чуть хмурясь и бегая глазами по лицу напротив. — Расправа от Рено? Омега, слыша этот тон, немного напрягается и смыкает сухие бесцветные губы. Хосок только делает вид, что он спокоен и его не волнует Чонгук. — Находясь в Арабских Эмиратах, ты и Болтон не избавитесь от него. — Юнги, — смеётся Хосок и сжимает крепче руль. — Я знаком с Чонгуком десять лет. Лучше меня его никто не знает — в этом заключается моё преимущество, — объясняет медленно и отчётливо. — Я один наперёд вижу его шаги, действия и мысли. Его речь пугает Мина и вынуждает задуматься и окончательно запутаться в выяснении причины данной войны между злом и злом. — Раз оно так, то почему ты считаешь, что сможешь прятаться от него всю жизнь?.. — почти переходит на шёпот. — Я этого не говорил, — поворачивает к Мину голову, заставляя того поменяться в лице. — Наша с Рено встреча неизбежна так же, как и встречи Африки с жестокостью. Его цели непонятные и пугающие. Говорит загадками и закапывает в мыслях. Юнги обыкновенно страшно, что нынешняя жизнь способна стать ещё хуже. — Что ты задумал?.. — глаза блестят. Ему улыбку показывают: широкую и злорадную. — Получить ту жизнь, которую заслуживаю. Бред, абсурд… Такой человек, как Хосок, не имеет право желать подобное. Только не он. — Ты ничего в этом мире не заслуживаешь, — тихо говорит ему Юнги и сжимает кулаки на коленях. — Ни капель солнца и воздуха, ни небо над головой, — вспоминая все пережитые сцены кошмара, чувствует ком в горле. — Ничего, — дрожащий шёпот. — Значит… — хмыкнув, пожимает плечами и переключается на дорогу, — чем-то мы с тобой похожи. — Я не такой, как ты… — он в шаге от слёз. — Разве? — издевается, намереваясь вывести Мина из себя. Омега действительно стискивает челюсти и не собирается показывать большее. Отныне не будет давать то, что от него ожидают подобными словами. Он учится на своих ошибках. — Я не бегу обиженной сукой к врагу своего друга, — специально приходит к теме, бросающей Хосока в агрессию. — Он не был мне другом на тот момент! — внезапно кричит Чон, а Юнги даже не дёргается, вскидывая подбородок. — Никем не был! — злится, ударив ладонью руль. Пылает и мрачнеет. — Хотя раньше был братом! — эта фраза вырывается будто бы случайно. Поделился тем важным фактом, что не удавалось Мину прежде услышать. Из мести и унижения отступился и отказался от важного титула, лишившись ещё одного близкого человека. Отношение, что сейчас имеется в сторону Чонгука, никогда таким не было. Оно было в сотни раз лучше и теплее. Как у родных братьев. Их отцы дружили и надеялись, что сыновья будут состоять в похожих и надёжных отношениях. Желаемое получили — длилось оно десять лет и оборвалось на повышенных тонах и крови. Чонгук и Хосок в прошлом клялись в верности, а в настоящем — в смерти друг друга. — Ты его не ненавидишь… — для чего произносит это вслух Юнги — сам не знает. — Ненавижу, — рычит Чон, брызгая ядом. — Нет… Он просто путает боль с ненавистью. Альфа скрипит зубами и спустя несколько секунд переводит взор на парня. — Ненавижу, — хрипит тише. Он поник. — Я ненавижу Чонгука. — Тебе не тошно от себя? — вырывается из Мина нервный смешок. — Сердца и гордости у тебя изначально не было, раз сейчас ты помогаешь Дуайту Болтону. Хосок в ответ только дёргает уголком губ, чем вызывает больше подозрений, и ничего не говорит. Юнги в итоге тоже отворачивается и продолжает смотреть в окно, видя, что они приближаются к улице с частными домами. Он знает, куда они направляются, поэтому не удивляется и не боится. Вскоре автомобиль приближается к высоким воротам, открывающимися перед ним. Чон на небольшой скорости въезжает в огромный двор, где повсюду зелень и где стоят ещё несколько спортивных и крупных машин. Вокруг двухэтажного особняка находятся охранники, ходящие из одной точки в другую. Хосок паркуется и покидает авто, перед этим взглянув на Юнги, который не хочет выбираться наружу. Ему предстоят разговоры и очередные пытки. Он до безумия устал. Парень без охоты раскрывает дверь, выходит и закрывает за собой, оглядываясь по сторонам и медленно всё анализируя. Не имея шанса сбежать или спрятаться, омега направляется с Хосоком к владениям. Охранники легко впускают их внутрь, и один из них ведёт Чона с Мином к залу, где их уже ожидают. К нужному месту идут недолго и молчаливо. Не оглянувшись на застывшего на пороге Юнги, Хосок движется к длинному дивану, который заняли четверо альф. Мин воссоздаёт зрительный контакт с человеком, умеющим вызывать лишь холодные мурашки по коже. Он глотает ком и вскидывает подбородок, не показывая свой страх перед этими людьми. Страх не облегчит ему мучения. Привыкает, чтобы не было больно прощаться с жизнью. — Добро пожаловать, — удивительно радостно приветствует Болтон. Мин морщится от его голоса. Дуайт сидит в центре дивана, широко расставив ноги, и держит в пальцах стакан алкоголя, игнорируя день за окном. Хосок ни с кем не здоровается и располагается в одном из кресел, запрокинув голову на его спинку и закрыв устало веки. — Куда? — сипло спрашивает Юнги, вложив в голос отвращение. — В ад? Дуайт ему улыбается и отпивает крепкий напиток. — Здешние вырвали бы тебе язык за то, что ты подобным словом называешь их государство. — Пусть вырвут, — бесчувственно отвечает омега, пожав плечами. — Находясь с вами, моя жизнь прекратила иметь ценность. — Ты слишком впал в тоску, — мужчина склоняет голову набок, перекидывая ногу на ногу. — Разочаровываешь. Юнги глотает застрявший ком в горле и стискивает челюсти, не подпуская к себе гнев. — Чего вы ждали от меня, притащив в Объединённые, чёрт возьми, Арабские Эмираты? — шипит сквозь зубы, всё ещё не веря, что находится в этой стране. Раньше бы он никогда не подумал, что сможет оказаться здесь и с такими людьми. Для него это настоящее безумие, которое хочется просто стереть из памяти. — Как минимум, благодарности, — смело предлагает Болтон. — За наш счёт ты здесь. — Зачем? — не догадывается Мин, хмуря брови. Сюда они привезли Юнги для своих целей: используют и убьют. — Почему ты недоволен? — Дуайт вопросительно выгибает бровь. Омега в открытую поражается его мышлению. — Из бедного государства ты прибыл в одно из самых успешных. Ты в Эмиратах, — уточняет, разводя руки. — Ты в центре богатства, благосостояния и нефти. Это в миллиарды раз лучше грязи, варварства и дикарства в Южной Африке, — с неприязнью произносит последние слова. — Какая разница, если тут и там помешанные на деньгах ублюдки? Болтон вместе со своими верными псами не станут лучше ни в одной благополучной для жизни стране. Они утеряли на это шанс. Им место под миллионами слоёв земли. — Ты не меньше нас любишь деньги, — альфа напоминает Мину о его прошлом. Юнги никогда не нравилось воровать, но поступал так гадко только с теми, кто ни в чём не нуждался. Его целью не бывали люди с маленькими и даже со средними заработными платами — их избегал и преследовал толстосумов, не имеющих меру и пропавших в своей же жадности. — Я воровал, чтобы выжить, — честно признаётся Мин, немного повысив тон. — Будем считать так, — хмыкает американец и дёргает бровями, облизывая сухие тонкие губы. Дуайт словно специально стремится вывести омегу на эмоции и ядовито улыбается, находясь с ним на расстоянии. Мин далеко не дурак и родился не вчера, чтобы не понимать элементарного. Если с ним играют, то он будет отвечать тем же. Он шагает в сторону мужчин без страха и сомнений, слыша тихие разговоры американцев, стоящих в стороне. Парень останавливается напротив дивана, где сидит Болтон, а между ними расположен стеклянный журнальный столик. Дуайт пьёт алкоголь и огибает его тело оценивающим взглядом, не избавляясь от наглой ухмылки. — Ты слишком весёлый для смертника, — с надменностью говорит Мин, приподняв брови. Дуайт, сделав последний глоток алкоголя, шумно ставит стакан на столик и хрипит: — Детские разговоры. — Детские, — усмехается Юнги, входя во вкус. — Ребёнок здесь ты, который прячется от собственных родителей, потому что крупно влип. — Лучше не лезь не в своё дело, — взгляд у него становится тяжелым. Мин в душе ликует, видя гнев, поглощающий Болтона. Но не может учесть, что старший хорошо себя контролирует и не собирается срываться с цепей. — Вам страшно, — продолжает своё омега и окидывает всех американцев и Хосока взором. — Каждому, — цедит. — Мне вас не жаль, — кривит бледные губы. — Нечего бояться, — Дуайт выглядит более серьёзным и сосредоточенным. — Я умею вылезать сухим из воды. Юнги чертовски смешно. Он с ним ни капли не согласен. — Чон-Рено приравнял тебя с землей, Дуайт Болтон, и не ты, а он вышел сухим из воды, пока вы все бежите за невозможным. — Мин Юнги, — чистое рычание. Чонгук добился своего — прогнал чужаков, но не закончил с ними расправляться. Только Мин понимает, что старший Рено ни под каким условием не позволит этим людям жить спокойно. — Захватил твою территорию с алмазами и анонимно доложил на тебя твоей же компании в Вашингтоне за мошенничество, — решительно напоминает, едва улыбаясь. — Они платили тебе и доверяли, а ты отправлял на Родину лишь часть от всех камней. Как же это подло. Ему ничего не говорят на протяжении нескольких секунд, чему он радуется. Все присутствующие американцы напрягаются и переглядываются, ожидая ответа от своего босса. Хосок раскрывает веки и вонзает взор в Мина, обыкновенно вслушиваясь в его речь и не проявляя признаки злости. Болтон молча смотрит Юнги в тёмные глаза и выделяет скулы, после чего тихо высказывает: — Подлость — приемлемое качество в случае выживания. — И тебя это привело к одному — ты окружен с двух сторон. С одной Америка, которая не простит тебе гадкую аферу, а с другой — Ботсвана, — Юнги приносит удовольствие видеть в Болтоне замешательство. Омега знает слишком много для пленника. — Ты влез в запрещенное тюремное сооружение, хотя не имел на это право, как гражданин чужой страны. Ты был гостем в Ботсване, но нарушил законы. И снова… — делает небольшую паузу, — именно Рено тебя раскрыл. — У тебя хороший слух, — подмечает Дуайт. — Люблю подслушивать, зная, что это пойдёт мне на пользу. — И что тебе даст эта информация? — склоняет голову. — Просто хотел обрадовать себя, унижая тебя, — пожимает плечами Мин. — Вы проиграли, — сухо ухмыляется. Альфа поднимается с дивана и прячет руки в карманах классических чёрных брюк. — Игра ещё не окончена. — Один розовый алмаз тебя не спасёт, — негромко произносит Мин. — Зачем он тебе? — Это уже не погоня за деньгами, — заявляет Болтон, а Юнги щурится. — Это дело принципа. Наша с Рено война началась с этого камня и закончится на нём и смертью того, на чьей земле он был найден. — Нелегко будет отобрать алмаз у нефтяного магната, — в этом парень абсолютно уверен. — Амин Аль Рашид очень влиятельный человек и круглосуточно окружён людьми. Дуайт едва заметно усмехается и поворачивает голову к своим людям, кивая в сторону Юнги и приказывая: — Уведите его. Мужчина подходит к омеге и хочет взять его за руки, но тот не позволяет и рычит на него, злобно глянув и нахмурившись. Альфа спокойно достаёт пистолет и тычет им ему в спину, подталкивая вперёд. Юнги скрипит зубами и идёт в нужном направлении, больше не предоставляя сопротивлений. Дуайт и Хосок провожают их взглядом, после чего смотрят друг на друга. Болтон тоже безмолвно покидает большой зал вместе с остальными американцами, оставляя Чона в одиночестве. Кореец поджигает ещё одну сигарету и сдерживает между губ, вытаскивает из кармана телефон и снова сверяется со временем, задумываясь и затягиваясь. Два часа разницы во времени… *** Спокойствие льва для врагов, как кость в горле. В стороне сидят и желают ему ещё несколько ударов судьбы. А судьба уже жалеет хищника и затихает, с улыбкой разрешая наслаждаться сладкими минутами. Тот слушается и ни секунды не теряет, исполняя свой долг. Алмазную войну не завершил, но лишать себя и спутника жизни удовольствия он не думает. Час дня. Высокие деревья и громкий водопад заменились на бежевые стены и потолки. Два сердца покинули дикие джунгли и вернулись в особняк ещё ранним утром, как только пробудились ото сна. Покидать райское место паре не хотелось, однако им пришлось. Тэхён долго бурчал, собирал свои вещи и тихо объяснял мужчине, почему они должны остаться в джунглях ещё на несколько часов. Причина была одна и серьёзная, по его мнению, — они молодожёны. Нахождение в джунглях омега называл свадебным путешествием, на что Чонгук только вопросительно вскидывал бровь. Альфа пытался не обращать внимание на этот лепет, но ему пришлось его слушать весь путь. Ругаться смысла не было. Тэхён с рюкзаком на спине топал рядом с Чонгуком, держась с ним за руки, и зло откидывал каждый камень, вздыхая и хмурясь на супруга. Даже слова Чон-Рено о том, что в будущем они обязательно отправятся в настоящее свадебное путешествие, его не успокоили. Он в этом не сомневался, а вернуться к Ла Алегрии желание не отпадало. Закончил он эту тему только около Саванны, когда Чонгук посадил ему на колени Амура, которого мужчина смог найти спустя полчаса, пока Тэхён ждал его в машине. Приняв в этот раз уже тёплый душ, Рено стоит напротив большого зеркала в ванной комнате и заводит назад пальцами мокрые русые волосы. Он надевает поверх боксеров чёрные спортивные штаны и откладывает полотенце, выходя в спальню с голым торсом и встречая тёплую картину: Тэхён вместе с Амуром спят на кровати. Как только они все приехали домой и омеге поменяли бинты на грудной клетке, он тут же уснул. Сейчас же к нему лёг уже подросший игривый львёнок, спящий на спине с торчащими в разные стороны лапами. Чонгук мягко усмехается и переводит взгляд на Диего, подошедшего к нему и утыкающегося носом в его ногу. Альфа гладит тигра по мягкой шерсти и с ним выходит из комнаты, оставляя львят одних. Они направляются к кухне, встречая прислугу, что с широкой улыбкой на губах приветствует Чон-Рено. Мужчина кивает, не посмотрев на них. Если бы Тэхён увидел взгляды этих омег, давно бы возмущался себе под нос и всем телом закрывал голый торс своего мужа, не признавая, что ревнует. Диего первым забегает в нужное помещение, а альфа немного замедляется, слыша доносящийся оттуда шум. Заходя на кухню, Чонгук видит нечто очень неожиданное, и с этим он обязан смириться ради счастливой жизни с Тэхёном. Чон-Рено останавливается в проёме и засовывает руки в карманы штанов, сводит брови к переносице и внимательно следит за действиями человека, на чьём лице уже давно зажили синяки, подаренные Чонгуком. Бенгальский тигр рядом с хозяином и не рычит на постороннего альфу, не проявляя никакого интереса. Ким Джухёк стоит у столешницы и отвлекается от готовки, подняв взгляд и встретив в серых глазах непонимание и лёгкое удивление. Они имеют долгий зрительный контакт, не сопровождающийся ничьим голосом. Чонгук искренне не понимает, почему брат мужа находится у него дома. Джухёк же не утруждается объясниться и продолжает нарезать манго на маленькие дольки, одновременно собирая бутерброды. — Чего вылупился? — спрашивает Джухёк, складывая фрукты на тарелке. Чон-Рено переводит недолгий взор на различную еду и графин с апельсиновым соком, а позже снова возвращает на Джухёка и щурится. — Ты какого чёрта здесь забыл? — охрипшим голосом недоумевает Чонгук. — Родного младшего брата, — вздыхает альфа. — Поздно за него ухватываться. Теперь место Тэхёна рядом с Чонгуком — об этом готов сказать не только мужчина, но официальные документы, доказывающие их крепкую связь. Он его больше не отпустит без себя и на соседнюю улицу. Такую ошибку не совершит в очередной раз. — Не тебе решать, — скучно произносит Джухёк, сдерживая в себе злость, что он любит выплёскивать на Чон-Рено. — Мне, — громко и чётко вбивает в чужую голову Чонгук. — Как его законному мужу. Джухёк после его слов поднимает на него глаза и поджимает губы. Для Кима данный правдивый факт остаётся таким же безумным, как и прежде, когда он только узнал о дате заключения брака. Три недели назад: Тэхёна только вырвали из рук американцев, а на следующий день омега сам сообщил брату важную новость. Джухёк отреагировал спокойно, боясь навредить словами чувствительному парню. Он безмолвно его выслушивал и ни с чем не соглашался и ничему не возражал, лишь попросив дать ему немного времени всё обдумать. И время старший Ким давал не омеге, а себе. Брата отказывался терять ещё раз по своей же глупости, и он должен был лично убедиться в надежности и здоровье отношений между Тэхёном и Чонгуком. Джухёку понадобилась всего неделя для того, чтобы увидеть в родных искренне чистых глазах огни, похожие на звёзды в ночном небе. В них не было боли и слёз. Всего за неделю почувствовал мурашки от улыбки, которую Тэхён мог дарить Чон-Рено каждый час, каждую минуту и секунду. Она носила непоколебимое счастье. Всего за неделю он понял, что Чонгук очень нежно и хорошо относится к омеге. Залечивал раны на лице поцелуями. — Как заговорил, — язвит Джухёк. — Джухёк, — как-то предупреждающе. У Чон-Рено крайне редко бывает настроение для шуток в свою сторону. — Даже не смей рычать на меня, Рено, — серьёзно предупреждает альфа и снова собирает бутерброд. Чонгук проходит дальше в помещение и задает действительно интересующий вопрос: — Кто тебя впустил сюда? — Охранники, — быстро даёт ответ. — Они неплохие парни, хотя немного агрессивные. Тебя только такие люди окружают, поэтому я не удивился. Рено хмурится и в это отказывается верить. Люди, охраняющие его территорию, не пустили бы внутрь Джухёка, даже зная о его родственной связи с Тэхёном. — Много не болтай, — надменность и хрипотца. Чонгук становится с другой стороны столешницы, напротив Джухёка и держит на нём тяжелый взгляд, получая на себе такой же от него. Открыто не терпят друг друга, но не рвутся к драке только из-за Тэхёна. Его обидеть ни один из них не желает. Приходится жить и не быть врагами — у них плохо получается. — Сами сказал им впустить меня. Тэхён не брал трубку, а твой номер я не сохранил и вообще не собираюсь, поэтому позвонил твоему брату, — наконец-то, объясняет и озирает альфу с едва незаметной неприязнью. — Он понимающий и адекватный человек, в отличие от тебя. — Ты пришёл действовать мне на нервы с самого начала дня? — негромко цедит Рено, упираясь ладонями в столешницу. — Мне, по-твоему, вообще нечем заняться? — выделяет скулы Джухёк. — Похоже на то, раз потратил на дорогу два часа, чтобы приготовить завтрак у меня на кухне. Тело Чонгука напряжено. Смуглая чистая кожа сверкает под солнечными лучами, входящими в помещение, и покрыто несколькими алыми следами, которые сложно не заметить. Царапины от ногтей на рельефных крупных плечах, и два-три маленьких засоса на шее и около ключиц. Джухёк всё замечает прямо сейчас, бегло рассмотрев все пометки на теле альфы, и не собирается никак это комментировать, сжав челюсти. — Тут живёт и Тэхён, а завтрак для него. — Ему приготовлю я, поэтому можешь уходить, — говорит Чонгук в нешуточной форме. Ким стискивает в пальцах нож, которым нарезал манго, и обрывает: — Нет. Чонгук подходит к холодильнику, стоящему недалеко от Джухёка, и открывает дверцу, заглядывая внутрь, а Диего сразу идёт за хозяином, зная, что пришло время долгожданного обеда. — Тигра натравлю на тебя за ещё один отказ. — Тэхён предупредил, что Диего умеет пугать, но не вредить, — Джухёк переводит взор на хищника, не показывая страх, что таится в сердце. — Да, — кивает Чон-Рено. — Когда не голоден, — хмыкает, поворачивает голову к мужчине и вытаскивает из холодильника свежий большой кусок сырого мяса, показывая его ему. — Обмазать тебя кровью? — ехидно выгибает бровь. Вместо словесного ответа и недовольства в форме мата, Чонгук наблюдает за вспыхнувшими адскими огоньками в тёмных глазах Джухёка и слышит скрип его зубов. Рено ведет кончиком языка по контуру губ и отдаёт Диего кусок его мяса, усмехаясь реакции Кима. Дикий зверь, получив пищу, уходит в другой конец кухни и приступает есть. — Грёбаный псих, — не сдерживает себя Джухёк и возмущается, зло всматриваясь в Рено. — Как я только мог согласиться на этот брак? Чонгук моет руки в раковине и наливает себе чёрный кофе в небольшую белую чашку, присаживаясь на высокий стул с другой стороны столешницы и вытаскивая телефон из кармана. — Твоё несогласие не играло бы роли, но оно бы расстроило твоего брата. — Знаю, — соглашается и тяжело вздыхает, убираясь за собой и откладывая столовые приборы. — Только по этой причине я не раскрываю рта. Он рядом с тобой горит, словно звезда, я давно его таким не видел, — вспоминает Тэхёна и его улыбку, которой он смотрит на Чонгука. — А к тебе у меня прежнее отношение, — хмурится на мужчину. — На что-то лучшее не рассчитывай. — Переживу, — безэмоционально кидает Чонгук и отпивает кофе, листая что-то в смартфоне. Джухёк закатывает глаза и пальцами сминает переносицу, понятия не имея, как разговаривать с этим человеком и не злиться одновременно. — Но почему вы заключили брак так срочно? — Зачем тянуть? — Вдруг, Тэхён хотел свадьбу, — предполагает Ким и возвращает взгляд на Чонгука, как и тот на него. А омега её хочет, но вчера они просто подписали документы без церемонии, отложив важное событие на будущее. — Если он хочет, она будет, — спокойный внушающий тон. Рено убирает телефон в сторону и откидывается на спинку стула. — Но в данный момент в Ботсване из-за американцев творится неразбериха, а Тэхён, имея статус моего супруга, защищён от государства. Услышав это, Хёк не совсем всё понимает и прищуривается. — Но какую роль он играет в этом алмазном безумии? — Он бывший рабочий ядовитой долины, который был пойман за фотографированием наших людей и алмазных копей, — напоминает Чонгук и себе, и ему. Ким сводит с него взор и сжимает кулаки. Уже знает. — Ботсванским властям никогда не были в радость журналисты. Его бы съели целиком, но сейчас его фамилия не позволит никому приблизиться к нему ни на шаг. Люди, находящиеся на ступеньку выше, проверяют каждого, кто замешан в добыче драгоценных камней. После того, как правда о Дуайте Болтоне и его бизнесе вышла наружу по инициативе Чонгука, африканцы в бешенстве. Они отказываются кому-либо доверять, помимо своих людей, и готовы убивать и истреблять сорняк на земле. У них нет сомнений в Чон-Рено и смотрителях, но они проверяют преступников, работающих на алмазных копях. Среди них когда-то был Тэхён, а сведения о нём никуда не исчезли. Человек, специализирующийся на журналистике в Сеуле и имеющий в прошлом доказательства о рабстве в Ботсване, был бы главной добычей. А человек, стоящий под боком у владельца ядовитой долины и состоящий с ним в законном браке, так же неприкосновенен, как и его муж. — Тэхён больше не Ким… Чонгук кивает и с гордостью и уверенностью подтверждает слова: — Он Чон-Рено. Чон-Рено Тэхён… В это до сих пор очень тяжело поверить. Слишком поздно что-либо отрицать и возвращать тёплое прошлое, где омега был в попечительстве у Джухёка. — Да, — задумчиво произносит Ким. — Что не так? — без упреков уточняет Чонгук, вглядываясь в альфу. — Ты знаешь, что я не наврежу ему и рядом со мной он не будет несчастным. — Он не прекращает быть моим братом, Чонгук, а я никогда не прекращу переживать за него. Рено не спешит спорить с ним, не имея на это желания. Видит, что Джухёк старается принять новую жизнь члена своей семьи и проходит все перемены в собственной с большим трудом. Чонгук сам постоянно беспокоится за львёнка. Его сердце колотится больным, когда он не видит его перед собой. Прекрасно понимает Джухёка и не способен упрекать его. Они похожи. Любят одного человека абсолютно разной любовью. — Нашей с ним целью никогда не было убрать тебя из его жизни, — Чонгук говорит то, что вынуждает Кима вернуть на него взор. — Он хочет быть со всеми, кого любит, круглосуточно и одновременно. Продолжай ненавидеть меня, но уважай его выбор. — Сложно это делать, когда его выбор — это ты, — цокает языком. У Чон-Рено каменное выражение лица, а Джухёк, глядя на него, усмехается. — Я правда многое разрешаю тебе говорить, — томно. — А я терплю тебя ради него, — тычет в Чонгука указательным пальцем, подняв бровь. — Я слишком часто обижал его. Больше не хочу видеть страх и слёзы в его глазах. — У тебя есть время исправиться, — пожимает плечами. И у него у самого. — Я в любом случае ужасный брат, — Джухёк вводит пятерню в свои волосы и вздыхает. Чонгук отпивает крепкий кофе и уверенно кивает, прохрипев: — Хуже некуда. У Джухёка заканчивается терпение на эту прямолинейность. Он нервно стучит пальцами по столу и с прищуром смотрит на него, толкая язык за щёку. — Хотя бы честно, — дёргает бровями. — А я ужасный муж, — говорит Чон-Рено, не скрывая правду о себе. — Впервые с тобой согласен, — кивает Джухёк. Чонгук не злится и бесчувственно глядит в чужие глаза, неторопливо прикладывая стекло чашки ко рту и отпивая кофе. Ким молча присаживается на стул напротив Чон-Рено и хмыкает, закончив собирать бутерброды и нарезать свежие фрукты для брата. Отвлекаются друг от друга из-за негромкого и очень мягкого рычания, звучащего недалеко. Чон-Рено реагирует на это спокойно и приподнимает уголок губ, потупив взгляд. Сразу узнаёт, какому маленькому детёнышу принадлежит этот короткий рык. Тэхён стоит на пороге и одним кулаком трёт закрытые веки, а другой рукой держит Амура, чьи огромные чёрные глаза направлены на Чонгука и Джухёка. Другой же львёнок хорошо выспался, но окончательно не пробудился: зевает и чмокает опухшими губами. Чон-Рено переключается на омегу, отложив чашку, и скользит взором по хрупкому домашнему виду, наслаждаясь им. Вкушает счастье, рождающееся от одной мысли, что всю оставшуюся жизнь ему каждое утро предстоит встречать этого человека. Чуть растрёпанные волосы, серая футболка, принадлежащая Чонгуку, чёрные шорты выше колена — всё сводит его с ума. Тэхён вздыхает и улыбается, раскрывает веки и, наконец-то, встречается с двумя парами глаз. Ожидал увидеть только мужа, а не старшего брата с ним. Эта картина приводит его в шок. Она необычная, даже очень радостная. Брови ползут вверх, и рот раскрывается. В безмолвии смотрит то на Чонгука, одетого только в спортивные штаны, то на Джухёка, улыбнувшегося ему. Не верит, что они сидят вместе. Видит мягкое выражение лица Рено и сам расслабляется, тихо смеётся и морщит нос, опуская на пол Амура, который бежит к Диего. — Джухёк, — радости в голосе море. — Почему ты здесь? — Просто хотел тебя увидеть, — выкладывает правду старший. Тэхёну приятно его присутствие — греет душу. Он быстро сокращает расстояние, тянется к нему за объятиями и получает желаемое, согреваясь за считанные секунды. Хёк сжимает парня в своих руках и прижимается губами к пепельной макушке, гладя ладонью его спину. Чонгук, наблюдая за ними, понимает — не против делиться своим омегой с Джухёком, зная, что он заставит его улыбаться. — А бутерброды и фрукты для кого? — чуть отстранившись, Тэхён замечает еду на столешнице. — Для меня и Чонгука? — вскидывает подбородок, глянув на брата с надеждой. Хёк моментально меняется в лице. — Нет, только для тебя, — без колебаний рубит он. — Пусть сам себе готовит. — Не будь таким грубым, — бубнит омега, ударив альфу кулаком в грудь. — Он же не голодает. Тэхён недовольно цокает языком, переключившись на того, кто одними яркими глазами повышает ритм его сердца в несколько раз. Вечно сосредоточенный и создающий вокруг себя особую атмосферу. Дикий, суровый и чересчур серьёзный. С ним шутить бывает страшно. Выделяющиеся и покрытые бронзовой кожей мышцы на его плечах и груди кружат голову. Дышать тяжело и не желать его тоже. Омега гулко глотает слюну и не отрывается от него, а Чонгук держит плотоядный взгляд не на нём, а на стоящем рядом с ним мужчине. — Всё в порядке, малыш, — а интонация очень спокойная, отличающаяся от внешнего вида Рено. — Сейчас выставлю его за дверь. — Вызовешь охрану? — склоняет голову набок Джухёк. — Не сомневайся в моих силах, я с тобой и в одиночку справлюсь. Омега, поглядывая на них, чувствует, как накал на кухне неожиданно повышается. Ему это не нравится. Отходит на два шага от брата и напрягается от услышанного диалога. — Какой же ты самоуверенный ублюдок, — сквозь сжатые зубы бросает Ким. — Убедишься во мне ещё раз, Джухёк? — Чонгук поднимается с места, обходя столешницу. — Я давно не разминался, а твоя неугомонность только разжигает во мне жажду врезать тебе. — Давай, я устал сдерживаться, — кивает и сердито хмурится. — Сломаю тебе сегодня нос. У Тэхёна сердце в пятки уходит. — Прекратите! — повышает тон омега и встаёт между ними. Мужчины замирают и смотрят на него, позабыв о споре на мгновение. — Вы ведь шутите, да? Разыгрываете меня? — окидывает их напуганным и расстроенным взглядом, а те молчат. — Я не могу понять, мне плакать или не беспокоиться, что вы опять подеретесь… — шепчет, прикусив нижнюю губу. Чонгук сжимает до скрежета зубов челюсти. Ненавидит видеть страх в этих зеницах. Ненавидит обижать львёнка. Уже жалеет о сказанных словах. Омега не виноват в их разногласиях. У Чонгука с Джухёком за три недели наладились отношения и стали лучше, но порой они всё забывают и переходят грань. Не были серьёзно настроены на драку и не подумали о чувствах другого человека, который ежедневно просит их смягчиться друг к другу. — Ангел… — выдыхает Хёк. — Чего вы добиваетесь? — напрямую спрашивает, хоть и знает, что точного ответа не услышит. Он поворачивается к Чонгуку и воссоздаёт с ним зрительный контакт. — Джухёк мой родной брат и я не могу и не хочу избавляться от него, — тихо, как обычно это делает, говорит ему. — А ты… — переключается на другого. — Ты уже ничего не изменишь. Чонгук… — делает паузу и продолжает, не привыкнув к новой реальности: — Он мой муж, Хёк. Ты ведь не собираешься осуждать меня всю жизнь?.. — Боже, Тэхён, конечно же, нет, — правдиво отрицает Джухёк. — Я тебя не осуждаю и никогда не осуждал. — Тогда хватит смотреть на него, как на врага… Джухёк поджимает губы и взирает на Чонгука уже с остывшей агрессией. Оба мужчины молча приходят к одной мысли — они обязаны научиться многому ради того, кого любят. — Ему нужно на это время, — говорит за спиной Чонгук Тэхёну. Омега поднимает на него взгляд и шепчет со всей своей огромной любовью к нему: — Но ты не плохой… — Для тебя не плохой, львёнок, — его ладонь касается гладкой щеки Тэхёна. Для него он лучший из лучших… Для львёнка Чонгук настоящий львиный Бог. — А мне важно только это, — твёрдо говорит Джухёк, засунув руки в карманы. — Чтобы ты с ним вёл себя правильно, на другое мне уже всё равно. — И разве ты в этом не убедился, Хёк? — вопросительно вскидывает бровь альфа. — Убедился, — кивает. — К сожалению. Тэхён улыбается Джухёку и ловит его добрый взор, а позже поворачивается лицом к супругу и сокращает расстояние, тронув кончиками пальцев горячую кожу на торсе. — Иногда поговорить на спокойных тонах — лучший способ решить возникшую проблему, — хмыкает омега. Чонгук скептически выгибает бровь и вскидывает подбородок, следя за прикосновениями младшего из-под полузакрытых век. Львёнок снова игривый. Когда просыпается, всегда таким бывает. Ему необходимы долгие поцелуи, крепкие объятия и сладкие слова на ухо, но чаще всего секс. Альфе приносит удовольствие его поведение и тихий обаятельный шёпот. — Обычно во время проблем ты плачешь, — подчёркивает Чонгук. — Неправда… — прячет глаза, где плавает сомнение. — Правда. Омега прилипает к его телу и цепляется за резинку его спортивных штанов, уткнувшись носом в голую грудь и вдыхая аромат граната. — Я не так часто плачу… — неслышно бормочет, словно обижается. Снова. — Всегда, — Рено кладёт ладонь ему на затылок и целует в макушку. Джухёк сводит брови к переносице и садится на стул, не одобряя тот факт, что его брат, как оказалось, любит проливать слёзы. — Что это значит? — встревает Джухёк в их короткий то ли разговор, то ли спор. Тэхён смущается и сжимается. Ему больше нечего сказать в свою защиту. — Причин для слёз у него много, — Чонгук перебирает пальцами пепельные пряди омеги. — Непонимание происходящего, страх, не понравившиеся шутки, змеи, я на него не посмотрел в течение минуты или злобно посмотрел, я его не обнял и не поцеловал перед уходом, я не привёз к нему Амура, — ни на секунду не задумывается и вспоминает все моменты, вызывая в Хёке интерес и удивление. — И самое распространённое — я запрещаю ему делать глупые вещи. Последнее у него самое любимое. Две недели назад, когда у Тэхёна было поломано ребро и ходьба доставляла неудобство и боль, он убеждал Чонгука, что ему нужно срочно пойти в Саванну фотографировать слонов, ибо устал сидеть дома. В итоге парень просидел в комнате заплаканным целый день, ведь услышал строгий отказ от альфы. — Ты закончил? — смотрит на него Тэхён снизу вверх огромными бусинами. Чон-Рено опускает голову и томно отвечает: — Перечислять можно долго. — Не надо… — дует губы. В выигрыше постоянно Чонгук, а Тэхёну остаётся в очередной раз дуться, но он ни на шаг не отходит от своего мужчины, прилипнув к его телу пиявкой. — Ты любил в детстве много плакать, но не думал, что это осталось с тобой по сей день, — улыбается в стороне Джухёк. — Это моя особенность… — Ты сам ходячая особенность, — добавляет Чонгук. — Тебе же нравится?.. — омега невинно хлопает длинными ресницами. Вопрос глупый — сам понимает. — Нет ничего, что мне в тебе не нравится. Оба проснулись не так давно. Привыкли встречать утро сладко. Чонгук уже наклоняется к Тэхёну, желая встретиться с его губами, но Джухёк не позволяет громким тоном: — Только вот на ваши поцелуи я не готов смотреть, — корчится он, мотая головой. Тэхён улыбается и прижимается к мужу, пряча алое лицо. — Отойди от него на метр, Чон-Рено. — К которому Чон-Рено ты обращаешься? — проговаривает вопрос Чонгук, коварно посмотрев на Хёка. — Их перед тобой двое. И Тэхён в этот момент затаивает дыхание. Забывает, что его фамилия со вчерашнего дня уже иная, а Чонгук об этом помнит постоянно. — Просто… — Джухёк теряется, но быстро приходит в себя, зло пялясь на мужчину и продолжая: — Просто, Чонгук, чёрт возьми, убери от него свои руки, — хватается за кухонный нож. — Иначе я тебе лично их отрежу. Побудешь хоть раз на месте своих жертв. Африканец не собирается отступать, слыша угрозы. Свою жажду он исполнит любой ценой. Подхватив подбородок Тэхёна, он опускается к его губам и обращается к Джухёку, стоящему за спиной омеги: — Отвернись. — Ни за что, — цедит тот. Рено пожимает плечами. — Я тебя предупреждал, — хрипит перед тем, как столкнуться с Тэхёном в нежном поцелуе. Джухёк успевает лишь тихо выругаться матом и корпусом отвернуться от них, закатив глаза. Он не в силах что-либо отменить или изменить. Больше и не хочет. Молодой парень кошмарно стесняется, излучает жар и не планирует выпускаться из крепких рук ещё пару секунд. Чон-Рено подчиняет и управляет его чувствами хитро и искусно. Одним поцелуем сбивает почву из-под ног и стирает ненужные переживания. Тэхён помалу ослабевает и ни о чём, кроме блаженства, не думает. Вспоминает, что, проснувшись, требовал его, его и только его. Расслабляется и встаёт на носочки, самостоятельно углубляет неторопливый вялый поцелуй и умело сплетается с чужим языком, скользя ладонями с рук мужчины на скульптурные горячие плечи. Свою безумную любовь к этому телу проявляет ежесуточно. Так сильно нравится касаться и изучать снова и снова. Давит стон, ощутив крепкую хватку на талии и то, как грубые длинные пальцы Чонгука бессовестно пролезают под его футболку. Тэхён кусает его за нижнюю губу, жмурясь от заполыхавших цветков в животе, и царапает короткими ногтями широкую грудь, алыми полосами спускаясь пока к кубикам пресса, а потом и ближе к паху. Больше черту не переходит, застывает и отлипает от немного опухших губ, лихорадочно выдохнув и посмотрев в раскрывшиеся серые глаза. Чон-Рено не отстраняется, дразнит руками и трогает в чувствительных местах, пристально созерцая реакцию омеги, которую стараются скрыть. — Хватит… — шепчет Тэхён, взяв Чонгука за руки и прекратив его действия. — Иначе я пожелаю тебя ещё сильнее… — И в чём проблема? — мужчина лижет его нижнюю губу. — Мы не одни… — У нас есть своя комната. — Чонгук, — омега изо всех сил отталкивает его от себя и отшагивает. Чон-Рено с диким и явным удовольствием рассматривает раскрасневшегося парня с головы до ног, ухмыльнувшись и вспоминая их совместную ночь у Ла Алегрии. Тэхёну плохо от этого анализа и человека напротив. Он будто бы высечен из камня: крепкий и идеальный. Пробудили друг в друге аппетит и совместно мучаются. Омега быстрее возвращается к Джухёку, который обратно поворачивается и стреляет в Чонгука кислым взглядом, ничего не сказав. Тэхён поспешно обрывает зрительный контакт с супругом и переключается на фрукты на тарелке, запихивая себе в рот кусочки манго и набитым ртом благодаря Джухёка за приятный завтрак. Отвлечь Чонгука от Тэхёна получается у его телефона, лежащего на столешнице. Альфа берёт его в руки и, увидев на экране имя друга, быстро поднимает трубку и отходит от братьев. Омега покусывает свой бутерброд, запивая соком, и смотрит на Чон-Рено, стоящего к ним спиной в трёх метрах. Разговора не слышит — тон Чонгука негромкий. Но мужчина беседует по телефону недолго — всего полминуты. Отключив звонок, он сжимает смартфон в ладони и глядит напротив себя, настораживая Тэхёна. Младший прекращает есть и сглатывает, не понимая, что могло произойти. Через какое-то время Чон-Рено оборачивается и возвращается к ним уже с совершенно другими эмоциями на лице. Ему сказали точно нехорошую новость. Выглядит напряжённым и раздражительным. — Я должен идти. Дурное волнение потом льётся по сантиметрам Тэхёна. Ему не хочется отпускать альфу. Тот и не должен был сегодня покидать этот дом, поскольку взял выходной. Они должны были целый день провести вместе. — Что случилось? — парень приближается к нему и вскидывает брови. — Куда ты? — В ядовитую долину, — Рено стискивает челюсти на мгновение и убирает телефон в карман, пока не раскрошил его в ладони. — Надо решить кое-какую проблему. — Ты же скоро вернёшься?.. — Постараюсь, — коротко целует его в губы и, заглянув ему в глаза, идёт на выход. Чон-Рено покидает кухню, а Тэхён всё ещё стоит на месте и нервно перебирает пальцы. Оборачивается к старшему брату, так же видит в нём непонимание и тихонько задыхается, заключая себя в мимолётную грусть. *** Нет страха перед человеческой толпой. Её бы одним щелчком пальцев уничтожить с лица земли, оставляя большую кровавую лужу. Она неугомонная и мерзкая. Безумцы в ней… Их нисколько не жаль. Чон-Рено длительное время жил без злости на отродья — один звонок всё поменял. К их сожалению. Его оторвали от Тэхёна в важный для них день — кусок гнева в Рено увеличивается по данной причине втрое быстрее. Он грубо вытаскивает ключи и убирает их в карман, грозно глядя на ворота ядовитой долины через лобовое стекло. Около них смотрители. И не только. Чонгук достигает пика раздражения и покидает машину, захлопывает дверь и внедряет острый взгляд в трёх чужаков, которые не дёргаются и делятся с ним похожими негативными чувствами. Люди Чон-Рено не понимают происходящего и не знают, как поступать с не своими. Чонгук пытается игнорировать присутствие посторонних и проходит мимо, чувствуя ядовитые взоры повсюду. Он идёт за ворота и быстрым шагом движется к шатрам, по дороге осматривая алмазную территорию, где в каждой точке разбросаны мужчины, не имеющие ничего общего с этой землей. В ядовитую долину пришли другие, и по их лицам видно, что покидать её они пока не намереваются. Смеются, переговариваются, ловят угрозы смотрителей и чуть ли не влезают с ними в жёсткую драку. Они на чужой собственности, но ведут себя неподобающе. Смотрители мстительные и не оставят их души в покое, обязательно напомнят им все полученные за последний час оскалы и гадкие фразы в свою сторону. У личного шатра Чон-Рено находятся Намджун и несколько африканцев. Они беседуют между собой на немного повышенном тоне: каждый напряжён и недоволен вторжением. Они поворачивают голову к Чонгуку и одновременно замолкают, а Рено, без интереса оглянув их, не раскрывает рта и приближается к шатру, грубо отодвигая его ткани и врываясь внутрь с голодными чертями в голове, что в данный час не затыкаются. Нет здравых мыслей. Есть жажда всё рушить вокруг. За его столом сидит запрокинутым на спинку стула темнокожий мужчина лет пятидесяти. Не должен здесь присутствовать. Ему нет места на этой земле: предатель и лжец. Улыбка трогает его губы, и тёмные глаза горят азартом при виде Чонгука. Приливы крови топят разум Чон-Рено. Свою чистую ненависть не скрывает и встаёт напротив старшего альфы, сдерживая в себе порыв достать пистолет либо нож. Не сейчас. Не с первых секунд. Он для начала даёт ему время не совершать глупых и поспешных поступков, у которых будут печальные и болезненные последствия. Но с человеком, что перекидывает ногу на ногу и скрещивает руки на груди, обнажая ровные белые зубы, Чонгук уже говорил. За Рено сразу заходят Намджун и один смотритель и остаются за его спиной, не давая в будущем ему сделать неприемлемые вещи. С Рено Рудо нельзя. Родному брату своего уважаемого отца Чонгук старается не сворачивать шею и не отрубать кисть. — Почему твои люди на моей земле? — начинает Чон-Рено сухим и монотонным голосом. — Они прибыли со мной, — забавляется чистокровный ботсванец. Его хорошее настроение и уверенное поведение не вызывают в Чонгуке никаких адекватных эмоций. Всё наоборот. — По какой причине? — цедит, не имея терпения. — Ты чего такой агрессивный, племянник? — тяжело вздыхает Рудо. — Агрессия пока не взяла надо мной вверх — тебе на руку, — Чон-Рено шагает вперёд, к нему и встаёт с другой стороны стола. — Отвечай на вопросы или уходи. Советую тебе второе. Старший негромко и недолго смеётся, из-за чего Намджун позади закатывает глаза. Тот тоже с трудом его выносит. — Я только пришёл, — после смеха заявляет, вскинув брови. — Глупо было вообще сюда соваться. Смотрители и Чонгук ни разу за последние пять лет не встречали Рудо без холодной ненависти в глазах и без опущенных автоматов и кинжалов. — Хотел признаться, — вдруг говорит мужчина и облизывает большие губы. — Я правда тебя недооценивал. Когда узнал, что Дуайту Болтону ничего не остаётся, кроме как прятаться крысой из-за твоих проделок, я был откровенно поражён. — Я ничего не делал, — ни эмоций, ни интонаций. Улыбка у Рудо фальшивая и широкая. Он только переводит дыхание и тут же продолжает: — Ты лишил крупного американского бизнесмена места работы, заменив её на место в тюрьме. — Его заслуга, — твёрдо произносит Чон-Рено. — Он был очень неаккуратен. Дуайт получал не одно предупреждение и был уверен в своих силах в абсолютно чужой стране. За всё поплатился, но потеряет и будет страдать морально и физически ещё больше. Рудо не удивляется его словам и не отвечает на них, задумчиво смотря на Чонгука, который присаживается на стул напротив него и откидывается на спинку, закинув руку на стол. — Слышал, — говорит темнокожий мужчина спустя полминуты. — Дуайт рискнул всем, забрав к себе твоего мальчишку. Чон-Рено стучит пальцами по дубовой поверхности и хрипло исправляет дядю: — Мужа. Рудо меняется в лице — каждый в шатре замечает потерянные глаза и слишком быстро тающую улыбку. Не ожидал услышать подобное и хоронит в себе потрясение, не демонстрируя его ярко. В голове случается взрыв эмоций. Он сужает глаза и не сводит их ни на секунду с Чонгука. — Что? — переспрашивает, считая, что понял неправильно. — Ты меня прекрасно слышал, Рудо. Между ними вновь виснет тяжёлая тишина. Рудо мгновенно теряет хорошее расположение духа и становится совершенно другим человеком. Раздражение входит в его тело, как желе. Они с Чонгуком меняются ролями. Чон-Рено в восторге от проявленной человеком напротив реакции. Не давит, не смеётся и ожидает дальнейших фраз от него, заранее зная, что загнал его в тупик и скоро сбросит с обрыва в кромешную тьму. — Ты заключил брак? — в этот раз мужчина звучит очень серьёзно. Улыбки и радостного тона больше нет. — Законный брак? — Именно так, — подтверждает Чонгук. — Тебя это пугает? Пугает. Сильно пугает. Догадки Чон-Рено, возникшие ещё с самого начала, оказались правдивыми — Рудо сейчас это подтверждает. — Когда это произошло? — встречный вопрос. Переживает до крайностей. — Вчера, прошли ровно сутки. Чонгук бесится от одной только мысли, что сейчас обязан быть рядом с Тэхёном, но находится в ядовитой долине перед дядей, что всю жизнь его презирал и не принимал как члена семьи. — И каков он? — спрашивает Рудо. — Это уже далеко не твоё дело, — сразу говорит Чон-Рено. — Тебя в любом случае не интересует его лицо, характер и душа. Старший Рено вот-вот запылает гневом. Остро смотрит и жаждет выплёскивать яд во все стороны. — Что ты, блять, натворил? — чуть ли не переходит на крик. — Именно то, о чём ты подумал в первую же секунду, — спокойно отвечает Чон-Рено. Он планировал это давно и выполнил желаемое вчера без страха и сомнений. Предательства не будет. Не со стороны Тэхёна. Омега на такое никогда не пойдёт. Его любовь и привязанность к Чонгуку не могут оказаться ложью и притворством. — Быть не может, — нервный смех. — Господи, ты не способен принимать таких поспешных решений. Что с тобой? — непонимающе и зло хмурится Рудо. — Сколько ты его знаешь? Месяц? Два? — возмущённо тараторит, догадываясь, что задуманное рушится: успешно и быстро. — Да, брось, Чонгук, кому ты доверился? — Не тому, кто хотел с помощью Дуайта Болтона избавиться от меня, — сказав это, Чон-Рено видит в глазах Рудо растерянность. Тот глотает слюну. — План провалился, да, дядя? — вскидывает бровь. Вопрос не требует ответа. — Подкинул его мне на дорогу, рассчитывая, что он растопчет меня, отправит прямиком в Ад и сотрёт моё имя. Вы бы оба были в выигрыше в случае моей смерти. Ему алмазы, а тебе — ядовитая долина, — без чужой помощи всё понял Чонгук и усмехается, исподлобья глядя на альфу. — Мой младший брат не тот человек, который бы взялся за такую грязную работу, поэтому единственный преемник земли был бы ты. Рудо не знает, что ответить. Отрицать нечего, и в этом нет никакого смысла. Не дают вздохнуть, оправдаться и что-либо исправить — поздно. — Голова у тебя на месте, — голос мужчины становится тише. — Да, но вы не учли это, когда решили действовать. — Ты умён, но вручить какому-то маленькому мальчику весь труд своего отца — поступок настоящего безумца, — сквозь зубы старается его убедить Рудо. На губах у Чон-Рено рождается хитрый оскал. Он с ним соглашается: — Я он и есть. Вмиг лицо Рудо искажается яростью. Альфа резко встаёт с места и поддаётся вперед, словно хочет схватить Чонгука за шею, но вовремя останавливается и упирается ладонями в стол, успокаивая себя. Младший не дёргается и сухо усмехается, продолжая стучать грубыми пальцами по дереву. — Любовь затуманила тебе разум, — рычит мужчина, почти плюясь. — Ты повёлся на красивое личико и аккуратное тельце, — от этих слов Чонгук становится мрачнее, а его глаза — насыщеннее. — Пожалуйста, мы можем ещё договориться и всё поменять. — Никаких изменений в ближайшие двадцать лет не будет. Ладони другого Рено сжимаются в кулаки. В висках у него барабанит, и вены на шее и руках набухают и выделяются под тёмной кожей. — Подписи стоят? — никак не закончит с вопросами. Чонгук кивает. — И его? — ещё один кивок. Чон-Рено поворачивает голову и обращается к человеку позади, не посмотрев на него: — Намджун, принеси бумаги. Услышав его просьбу, Рудо неясным взглядом бегает по мужчине за спиной у Чонгука. Ким без слов покидает шатёр, вынуждая старшего Рено судорожно выдохнуть. Рудо возвращается обратно на Чон-Рено, что расслабленно сидит и ожидает своего друга с доказательствами. Скорее хочет показать их своему дяде, который скоро начнёт кусать себе локти и грызть губы от волнения. Намджун раздвигает ткани шатров через две-три минуты и держит в пальцах необходимые документы, отдав их Чонгуку. Чон-Рено очень внимательно следит за Рудо, чьи веки расширяются при виде содержимого в руках племянника. Молчит и прекращает дышать, ни на что не отвлекаясь. Боится лично убедиться в чужих словах и потерять все надежды и мечты. Чонгук не торопится, дразнит и медленно опускает два листа на стол. Два. Не один. Вчера заключил не только брак, но и сделал кое-что другое. …не спросив Тэхёна. — Это свидетельство о браке, — Чон-Рено кивает на первую бумагу. — А это, — глядит на вторую, — завещание. — Нет… — не веря, бормочет мужчина. — Чон-Рено Тэхён станет владельцем ядовитой долины в случае моей смерти. Рудо всматривается в текст и действительно видит имя омеги в завещании, ужасается и давит яростный возглас, шумно дыша через нос. Всё так, как сказал Чонгук. Безумия в этом немало и превышает обычную дозу. Но Чон-Рено безумен твёрдой скалой. Пару месяцев назад руки бы себе лично отрубил за подпись, что гласила о нечто странном — Тэхёну достанется огромная территория по добыче драгоценных камней, если всё для Чонгука кончится остановкой сердца. Молодой парень ещё не знает об этом и будет недоволен, когда услышит правду. Ему это не нужно: очень ранимый, мягкий, только всему учится и с трудом пытается быть сильным перед другими. Работа в ядовитой долине его сожрёт вместе с костями. Такого напора не вынесет, но других кандидатов на роль владельца не существует. Чонгук хочет быть уверен, что алмазная земля достанется не предателям, а родному человеку с его же фамилией. Сейчас это только Чон-Рено Тэхён. В будущем владельцем может стать только их общий ребёнок. — Ты с ума сошёл… — поражённо произносит альфа, подняв на Чонгука взор. — Пока у нас не родится ребёнок, и я сам не передам ему навыки, обучив всему, чему обучал меня отец, завещание останется нетронутым. — Чонгук… — мотает головой, прикрывая глаза и скрипя зубами. — Твой шанс занять моё место снизился до минимума. Хватит пытать удачу и покинь страну, — предлагает Чон-Рено и поднимается со стула. Дядя ничего не отрицает и окунается в собственные мысли. — Убивать я тебя не стану из уважения к отцу и не дам приказ своим людям перебить всех твоих до единого, если сейчас вы без шума свалите с моей земли. У вас пять минут. Намджун и смотритель, желая поторопить Рудо, достают пистолеты и снимают с предохранителей. Этот звук старший Рено узнает моментально. Он никуда не спешит и отталкивается от стола, выпрямляясь в спине и двигаясь в сторону выхода. Больше предупреждений ему не нужно слышать. — В конце концов, от ядовитой долины ничего не останется, — наконец бросает фразу и выходит из шатра, не взглянув на Чонгука. Чон-Рено усмехается. Никогда… Эта земля не погибнет и будет существовать веками, наказывая моральных ублюдков и грешников. Засунув руку в карманы, Чонгук поворачивается лицом к смотрителю и Намджуну. Первый выходит за Рудо, проследив, что они все уйдут с территории без проблем, а Ким убирает оружие обратно в кобуру на бедре и глядит на друга. — От твоего дяди тоже избавились, — с энтузиазмом говорит Намджун. — Теперь всё закончилось. Чонгук шумно вздыхает и вскидывает подбородок, ведя кончиком языка по контуру нижней губы и отрезая: — Ещё нет. — О чём ты? — непонимающе хмурится. Чон-Рено подходит к Намджуну и кладёт ладонь ему на плечо, взирая в его глаза. — До конца осталась ещё пара смертей, — тон тихий, хриплый, властный. Сбежавшие не считаются убитыми и побеждёнными. Африканцы обезвредили врагов, но не уничтожили их. Нельзя спокойно идти по дороге Ботсваны, зная, что дыхание некоторых людей не прекратилось. Ни вопль о прощении, ни белый флаг на горизонте не помешает завершить всё пролитием ярко-красного цвета, что уже давно принадлежит этой стране. *** Тяжело и тоскливо встречать африканский вечер с оранжево-янтарными облаками на небе без родного тепла и поцелуев на участках кожи. Тэхён сутки напролёт скучает по Чонгуку, если даже он в трёх метрах от него. Его зависимости пределов нет… Он себя успокаивает, шепча: «Всё хорошо». Старается не думать о плохом, надеясь, что в их жизни теперь только приятные и радостные события планируют случаться. Не должно быть страшно за своего мужчину: тот неимоверно силён, не даст навредить себе, вылезет из любого боя и вернётся домой с победой в руках. Страшнее задеть его и разозлить. Он сам ломает глотки со словами «Прекрати дышать». Теребить пальцы Тэхён никак не прекращает, как бы часто ни отвлекался и ни смеялся. Множество раз услышал из уст Джухёка, Чимина и Сами, что с Чонгуком ничего ужасного в ядовитой долине не способно произойти. Это правда — верит и не спорит. Ему лишь нужно скорее с ним воссоединиться. Его насторожил утренний звонок, после которого альфа быстро сменился в лице и уехал, толком ничего не объяснив. Тэхён ненавидит, когда Чонгук что-либо умалчивает, и неожиданно злится, показывая недовольства и другую сторону своего характера. Чон-Рено реагирует неостро на вспышки гнева маленького львёнка: немного удивляется и не воспринимает всерьёз. Омега стал смелее с ним и больше не опасается ругаться на него, хоть и понимает, что за это может легко обжечься пылающим взглядом. Чонгук обычно не кричит — он строго и долго смотрит, из-за чего и птицы над головой затихают. Тэхён затихает самым первым. Минуты сегодня для омеги длятся чересчур долго и мучительно. Часто поглядывает на циферблат и поджимает губы, возвращается к большому окну в зале и глядит на улицу, убеждаясь в пятый раз за полчаса, что супруг ещё не вернулся. За его спиной на диване сидят Сами и Чимин и смотрят фильм, который Тэхёну уже наскучил. Ожидание смерти подобно. А он продолжает ждать и ждать. Час за часом. Задумавшись, мечтает искупаться в бездонных глазах и не сразу замечает подъехавший автомобиль к воротам. Наконец-то… Грусть мгновенно сменяется радостью, и легкая улыбка красит губы. Без слов, но с тихим счастливым визгом, Тэхён покидает зал и мчится к парадным дверям. Проходит мимо прислуги, которая не упускает момента посмотреть на него с непониманием, и быстро покидает особняк, спускаясь по ступенькам. Во дворе не стоит шум, тут лишь вечерние чарующие цвета и охрана. Омега решается ждать Чонгука здесь, но тот не появляется ни через минуту, ни через две и три, что настораживает его. Он сам идёт к воротам и, его без проблем пропускают за них, поскольку Чон-Рено поблизости. Чонгук стоит около своей машины и разговаривает по телефону, но, заметив Тэхёна, сразу поднимает на него взор. Младший не чувствует в нём агрессии или враждебности: он словно чем-то обеспокоен, глотает слюну и оглядывается на Саванну, полную в это время дикими животными и звуками природы. Смотрит долго, ищет кого-то и обрывает звонок, убирая телефон в карман. Омега уже хочет сократить между ними расстояние и застывает в непонимании, когда Чон-Рено открывает дверцу автомобиля. — Ты снова уезжаешь?.. — решается прошептать Тэхён. Ждал не для того целый день, чтобы так быстро выпустить из рук. — Да, — быстро подтверждает Чонгук. — А ты поедешь со мной, — и садится в машину. Удивлённо похлопав ресницами, омега не торопится за Рено. Альфа сам изнутри толкает дверь с пассажирской стороны, приглашая к себе, и Тэхён тут же трогается с места и подходит к машине, заняв своё место рядом с Чонгуком. — А куда мы едем? — снова интересуется младший, комкая в пальцах конец своей футболки. Чон-Рено же зажигает двигатель и выезжает на дорогу, негромко произнося: — Скоро узнаешь. Ответ младшему не особо нравится. — Ничего же серьёзного?.. — глядит на него огромными блестящими зеницами. — Потерпи немного и сам всё увидишь, — глядя на дорогу, говорит Рено. Тэхён смотрит на него и обыкновенно моргает, после поджимает губы и невнятно кивает, отворачивая голову к окну. Чонгук опускает взгляд на руки парня и берёт его маленькую ладонь, целуя один палец за другим. Успокаивает в волнении бьющееся сердце. Омега мягко улыбается и расслабляется от полученной нежности, прекращая думать о плохом. Машина едет по неровной пыльной дороге уже несколько минут и всё это время Чонгук анализирует Саванну. Замечает в ней вдалеке стоящий чёрный джип и тоже сворачивает туда, снижая скорость из-за животных, окружающих их. Чем ближе они становятся, тем чётче видна вся картина — она родная для Чонгука. Его прайд находится вместе: взрослые и молодые отдыхают в степи, а совсем маленькие играются и бегают к другим диким зверям, которых пугаются и шустро возвращаются к своим родителям. Тэхён глазами находит Амура, которого Хан два часа назад вернул обратно к прайду, и тихо смеётся, видя, как львёнок не может сидеть на месте и носится повсюду. Чонгук останавливает машину и выходит из неё, а омега сразу за ним. Дальше от львов видят человека, стоящего к ним спиной и лицом к одной львице, и они направляются прямиком к нему. Чон-Рено идёт впереди, и Тэхён вцепляется в его руку и прилипает к крепкому телу, зная, что хищники в таком случае не будут на него рычать. Квон Хан со сложенными руками на груди смотрит на львицу, лежащую в трёх метрах от себя, улыбаясь и не оглядываясь на Тэхёна и Чонгука, которые становятся рядом с ним. Тишина людская. Здесь стоят лишь звуки живого — настоящего и неиспорченного. У обоих Чон-Рено в глазах плавает отражение заката, омывающего небо оранжевыми оттенками. Тэхён, зачарованный увиденным, поднимает взгляд на Чонгука: мужчина глядит на самку, не дышит, не произносит ни слова и ловит каждый миг, каждое аккуратное движения маленьких лап. Прекрасен в тусклых солнечных лучах, падающих ему на лицо, и в тихой радости, расцветающей в нём. Омега крепко сжимает его ладонь и целует в плечо, однако альфа не реагирует, сосредоточившись на рождении чего-то нового, что уже заполняет дыру в его сердце. Будет помнить минуты, наполненные короткими мягкими рыками, всю жизнь. Хан поворачивает голову к другу и тихо смеётся, вновь наблюдая за тем, как Чон-Рено сверкает не только потерянностью, но и настоящим счастьем. …родительским счастьем. Львиный Бог недавно потерял трёх львов и сейчас встречает других: более маленьких и ещё не открывших глаз. Три львёнка издают тихие звуки и прижимаются к матери, что облизывает всех поочерёдно и с любовью, несмотря на свою усталость. Детеныши пока ещё ничего не видят, кричат и ползают по траве рядом с львицей, а она возвращает их ближе к себе и проводит языком по мокрой шкуре, успокаивая. Так красивы на фоне заходящего солнца. — Поздравляю с пополнением в семье, львиный Бог, — тёплым голосом говорит Хан и хлопает его по спине. Чонгук улыбается: свободно и очень ярко, не сводя взгляд с львицы и её новорожденных львят. Тэхён, смотря на мужчину, сам не сдерживается и нежно обнимает его. Для него такой Чон-Рено что-то новое, неизведанное, а теперь, как воздух, необходимое. — Невероятно, — восхищенно шепчет Чонгук. Наслаждается сполна и начинает заново жить. Рождение новых членов в прайде вручает ему силы и желание биться за своё до потери последней капли крови. — Каждый раз смотришь так, словно в первый, — хмыкает Квон. — Просто каждый раз это новая жизнь, — спокойно объясняет Рено. Спустя пару секунд еле слышно добавляет: — И новое рычание. Оно такое ласковое у этих детёнышей. Лелеет слух человека, что с самого детства горит любовью к большим кошкам. — Рычание сразу трёх маленьких львят, — Хан поворачивает голову к львице. — Два самца и самка. И все они здоровые и уже игривые, раз на месте не сидят, — поднимает уголок губ, а в глазах умиротворение от красоты напротив. — Как всё прошло? — Хорошо. Персефона недолго мучилась, а сейчас больше не подпускает меня к себе: рычит, злится и не особо доверяет, — мягко усмехается альфа. — Это неудивительно, ведь она только родила. Чонгук переводит взор на Квона и от чистого сердца и тихо говорит: — Спасибо, Хан. Квон вздыхает. Устал, много переживал за беременную самку и за свои способности. Результат приятный и правильный. Хан со всем справился и не дал Чонгуку засомневаться в себе. — Я ветеринар, и ты поэтому забрал меня сюда, в Африку, зная, что я справлюсь со своей работой, — спокойно произносит Квон, наслаждаясь проделанной работой. — Тебе не за что меня благодарить. — Ты был с ней рядом, и я это очень ценю. Своих львов Чон-Рено доверяет только Хану. — Теперь побудьте рядом с ней вы, а я поеду, — оглядывает Чонгука с Тэхёном с улыбкой. — Оставлю вас. Чонгук усмехается и кивает, а Хан, постояв ещё недолго и оценив взглядом Персефону с детёнышами, уходит к машине. Занимает место у руля и на небольшой скорости едет к дороге. Тэхён кладёт голову Чонгуку на грудь и молча и с трепетом внутри себя наблюдает за зверьками и их матерью. Искры солнца падают прямиком на них, окрашивая им шкуру. Их существование — Божественный подарок и утешение для глаз. Омега счастлив и чувствует лишь спокойствие, чего долго не хватало. Стоит посреди Саванны вместе с Чонгуком, где больше нет людей. Здесь только одинокие африканские деревья, большие и маленькие животные, десятки птиц над головой и насыщенный закат. Их среда. Их дом. — Они такие крошечные… — один восторг в тоне Тэхёна. Рено улыбается и прижимается губами к пепельной макушке, целуя и гладя ладонью парня по спине. — Всего-то на каплю меньше тебя. Омега удивлённо хлопает веками и вскидывает подбородок, встретившись с Чонгуком взглядом. — Но я намного больше их, — объясняет Тэхён, всерьёз восприняв чужие слова. — Вы практически одинаковые, — альфа оглаживает пальцами пунцовую щёку. — Они жмутся к львице, в точности как жмёшься ко мне ты. Если она отойдёт от них, то малыши тут же начнут искать её. Уверен, что сегодня утром, когда я ушёл из дома, ты был готов плакать и рваться ко мне. Всё правильно. Нигде не ошибся и по блеску во взгляде омеги это понимает. — Как ты узнал?.. — Говорю же: ничем от львят не отличаешься, — хмыкает Чон-Рено. Различие между ними только в одном — в размерах. — Ты видел меня два раза, а на третий назвал львёнком… Из памяти никогда не исчезнут их моменты в Саванне. Тогда они ещё не знали друг друга настолько хорошо и близко, как сейчас. — Я и при первой встрече понял, кем ты являешься, — признаётся Чонгук, а омега удивляется. — В Саванне был совсем один и запуган. Настоящий детёныш, не справляющийся без помощи старших. — Запугал меня Борей… — вспоминает Тэхён и прячет взор. — И ты… Чон-Рено сегодня улыбается очень часто, а сейчас не может и вовсе прекратить. — И кто тебя пугал больше всего? — Ты, конечно, — бубнит ему куда-то в грудь парень. — Но я влюбился… — вздыхает тихо-тихо, — с первого взгляда… Пришёл в состояние гипноза и не имел сил прекратить смотреть в серые глаза, горящие в вечерней темноте. В них сжигали и оживляли. Было страшно и волнующе. Сразу понял: этот незнакомый мужчина станет ужасно опасен для его сердца. Он вмиг взбудоражил кровь в венах. Своей холодной натурой и предубеждением кружил голову и дал понять вкус любви, что из боли постепенно перетекла в чистое удовольствие. Подхватив подбородок омеги, Чонгук коротко целует его в уголок губ перед тем, как прошептать в них: — Ты мог представить, что, просто влюбившись, приобретёшь не только меня, но и целый прайд? Тэхён горячо выдыхает ему в рот и глотает слюну, задумавшись над сказанными словами и отрицательно помотав головой. Не представлял… Это ведь безумие. Друзья из Южной Кореи не поверят, если услышат, за кого вышел замуж и что за это получил. — Сегодня он стал ещё больше… — Познакомимся с новенькими поближе? — спрашивает Чонгук, кивнув на львицу со львятами. — А Персефона подпустит нас к себе? — омега оборачивается к ней. — Обычно львицы бывают агрессивными после родов. — Мне она доверяет гораздо больше, чем другим членам прайда. И сейчас она смотрит на Чонгука с добрыми искрящимися глазами. Рядом с ней нет Аида, но есть Чон-Рено. — Ты же львиный Бог, — вкрадчиво шепчет Тэхён. Мужчина отстраняется и становится позади омеги, обнимает его со спины и утыкает носом в его волосы, ухмыляясь. — А ты мой супруг. И это сыграет большую роль в его жизни. Со временем будут бояться и уважать так же, как и Чонгука. Альфа подталкивает омегу вперёд и держит его за бёдра, прижимаясь грудью к его спине и целуя в щеку. Тэхён не сопротивляется и сам шагает к большой кошке, располагается на траве и уже начинает паниковать, но Чонгук садится близко и успокаивает. Старший внимательно смотрит на Персефону, которая мягко рычит на своего человека и тычет носом в одного из львят, якобы показывая его ему. Чон-Рено мягко усмехается и поднимает одного детёныша, что пытается издать рычание, раскрывая рот, и двигает маленькими лапами. Прижимает его к своей шее, чувствуя тепло, и целует в голову, аккуратно поглаживая ладонью пятнистую шерсть. Вскоре мужчина отдаёт зверька Тэхёну. Тот этого не ожидал и заметно волнуется, но львёнка принимает на руки, тут же легко обняв, пока Чонгук берёт остальных двух и держит у себя. Львица не демонстрирует агрессию: спокойно реагирует, ложится, смотрит на двух людей со своими детьми и устало моргает. Вмиг Тэхён изливает райский смех, а стоит Рено повернуть к нему голову, то видит широкую улыбку и морщащийся нос. Парню происходящее нравится до безумия. Так нежно держит детёныша и гладит его, смотря зажжёнными радостью глазами на мужа. — Как ты их назовёшь? — сквозь улыбку задаёт вопрос омега. — Именами Богов, — Чонгуку думать долго не приходится. — Почему все твои львы носят имена Богов? Тэхёна всегда интересовало это, но он постоянно забывал спросить Чонгука лично. — Они всевластные в Саванне, как Боги в мифах, — негромко отвечает Чон-Рено. Омега временно выпадает из мира и задумывается над словами, что захлёстывают его своим смыслом. Ему с детства нравится власть львов над другими животными… — Ты был рождён, чтобы воспитывать львов и быть среди них, — завороженно улыбается парень. — Никого другого на твоём месте не вижу, но другой бы и не смог. Один таков — пропитанный дикой средой. — А как же ты? — выгибает бровь альфа. — У тебя на плечах Амур. Омега, не ожидавший услышать подобное, удивляется и глядит широко распахнутыми глазами на Чонгука. — Амур?.. — выходит у него тихо, даже пискляво. — Ты хочешь прекратить его воспитывать? — хмыкает мужчина. — А разве я это делал прежде? — откровенно не понимает младший. — Он целыми днями с тобой. Ты его кормишь, учишь, что Диего не страшный и с ним можно играть, бегаешь с ним по двору и спишь в одной кровати, — спокойным тоном объясняет Чонгук и параллельно смотрит на львят в своих руках. — Это воспитание. Тэхён поражается от одной мысли, что Чон-Рено действительно так считает. Сам парень боялся сказать, что маленький Амур принадлежит ему и в какой-то степени зависит от него. — Чонгук, ты сейчас серьёзно? — Серьёзно, — уверенно кивает. — Амур не вырастет похожим на того же Борея, потому что я воспитывал и воспитываю львов не так, как ты, — пожимает плечами и переводит на омегу взгляд. — Я делаю из них хищников, а ты из Амура одуванчика. Тэхён меняется в лице: хмурит брови, поджимает губы и с искрами свежего недовольства таращится на Чонгука. — Зато он мой одуванчик, — бубнит, вскинув подбородок. — Никто с тобой не спорит. — Подожди ещё, львиный Бог, — качает головой Тэхён, выделив скулы. — Амур вырастет и станет вожаком прайда, — твердости в голосе намного больше, чем пару секунд назад. — Я из него такого сделаю. Серьёзно настроенным Чонгук в последнее время видит омегу намного чаще. Это может только радовать. Мужчина с наслаждением его рассматривает, подмечая для себя то, что ему сносит крышу, когда он доводит Тэхёна до такого состояния. — Будешь соревноваться со мной львами? — ехидно спрашивает Чонгук, вздёрнув бровь. — Буду, — резко соглашается омега без колебаний. Чонгук сажает львят себе на бёдра, кладёт ладонь Тэхёну на затылок и притягивает к себе, врезаясь в его уста своими и погружаясь в омут, полный желания. Промычав, омега жмурит глаза и с диким настроем отвечает на поцелуй. Дрожь проскальзывает по телу омеги, и альфа продолжает ласкать его язык ещё некоторое время. Чон-Рено давит звериное рычание и внезапно отстраняется, раскрыв веки. — Удачи, — желает ему Чонгук. Тэхён вожделенно изучает его губы и быстро отодвигается, гулко проглотив слюну и заглянув в серые глаза. — А тебе не пожелаю удачи, ты и без этого сильный, — прочистив горло, говорит ему. — Хорошо, мой маленький, — Рено ведёт кончиком языка по нижней губе. Омега отворачивается от него, сухо хмыкает и приближается к львице, укладывая львёнка около неё. Персефона мягко рычит и облизывает руку Тэхёна, а после и своего детёныша. Парень улыбается из-за её действия и поднимается с травы, стряхивая с себя грязь. — Пусть львята покушают, а я пошёл, — вдруг заявляет Тэхён и уходит. Чон-Рено сводит брови к переносице, прищуривается и поворачивает голову к парню, внедряя взор в его спину и в недоумении спрашивая: — Куда ты идёшь? — Искать Амура, — отвечает омега, не замедляя свой шаг. — У нас с ним много планов, надо всё успеть за несколько лет, так что, мне не до тебя, Чонгук. Проснувшись утром, мужчина мог желать только Тэхёна, но у него нагло отобрали часы с ним. Больше Чон-Рено не собирается сегодня отдаляться от своего мальчика и делиться им с игривым Амуром. Чонгук аккуратно отдаёт Персефоне детенышей, целует её в голову и тоже встаёт с травы, направляясь уже за другим более неугомонным львёнком, что сейчас, виляя бёдрами, движется к прайду. Он быстро догоняет парня и хватает его руку, отчего тот дёргается и пялится на альфу. — Ты пойдёшь со мной, — Чонгук тянет в совершенно другую сторону. Омега послушно и быстро плетётся, не возражает и не отпускает ладонь Чон-Рено, крепко сжимая её. — Но куда? — всё же хочет знать подробности таких прогулок посреди Саванны, поглощённой закатом. — Покажу тебе красивое дерево, — без энтузиазма. — Это необходимо? — Чонгук мычаниям подтверждает. — А зачем нам смотреть на дерево? Альфа хранит в себе улыбку, вызванную заданным вопросом. — Сейчас поймёшь. Они уходят всё дальше и дальше. Туда, где людской глаз не заметит их силуэты и не осудит. Родные и любимые животные остаются позади. Стремятся остаться наедине. Действительно приходят к одному из деревьев: высокому, большому, густому и одинокому без зверей. Именно в него Чонгук резко прижимает Тэхёна спиной, не даёт сказать ни слова, ни выдохнуть и вновь примыкает к его губам проголодавшим и опьяненным дурманом. Страсть, разъедающая изнутри, не в силах больше сидеть в клетке и успешно выбирается из неё. От неожиданности руки омеги остаются в воздухе, и пальцы поджимаются, но вскоре ложатся на напряжённый торс, закрытый тканью. Поцелуй у них глубже, чувствительнее и не прекращается даже спустя долгие секунды. Альфа ладонями поглаживает поясницу парня и скользит на бёдра, нащупывает мягкость и стискивает, носом втягивая насыщенный аромат цветов. Солнце садится, на ветке поёт птица, где-то вдалеке рычит лев с другими хищниками, и мирные животные готовятся к отдыху. В который раз Чонгук и Тэхён остаются не с людьми, а в глубине дикой среды. — «Показывать деревья» означает пойти заниматься сексом? — отстранившись и сглатывая, тихо спрашивает Тэхён. — Нам стоит заменить эту фразу чем-то более интересным? — голос Чон-Рено переходит на хриплый шёпот, ложащийся на персиковые губы парня. Мгновенно омегу бросает в лёгкую неконтролируемую дрожь. Альфа к нему очень близко и полностью покрыт жаром, чаруя этим Тэхёна, который почти не дышит и пялится на его рот, одним взглядом требуя продолжить начатое. — Нет, мне нравится… — В таком случае, не будем останавливаться и забивать голову посторонними мыслями, — его рука оказывается под футболкой парня. — Я весь день думаю о тебе и больше не могу терпеть. Чонгук снова целует его и притягивает сладкое тело к своему, давая ощутить напряжение в себе. Тэхён насильно обрывает поцелуй и обнимает старшего за плечи, укусив его за нижнюю губу. — Просто обо мне?.. — стеснительно уточняет омега, покраснев от собственного вопроса. Зная, что именно вытягивает из него супруг, Чон-Рено вручает ответ быстро: — О том, что хочу тебя. Тэхён алеет ещё сильнее и вжимается в альфу, играясь с его волосами. — Насколько сильно?.. Чонгук опускается на колени и цепляется пальцами за резинку чужих штанов, подняв пронзительный взгляд наверх, на омегу. — Ты сам почувствуешь насколько. Видеть Чон-Рено перед собой на коленях — редкое пленительное зрелище для Тэхёна. Сердцебиение в груди омеги моментально ускоряется, и сводит дыхание. Внимательно следит за неторопливыми движениями и помогает мужчине стянуть с себя штаны вместе с нижним бельём, придерживаясь лихорадочными руками за рельефные плечи. Их зрительный контакт не обрывается. У обоих в глазах сильные ветры желания сносят вялые частицы сдержанности. — А если нас увидят?.. — шепчет Тэхён с красными щеками. — Кто? — Львы, леопарды, гепарды… — перечисляет и расширяет веки. — Слоны, — испуганно добавляет. — У них хорошая память, они все запомнят. Старший на этом не зацикливается и откладывает одежду омеги в сторону, не думая останавливаться. — Боишься травмировать их психику? — Да-а… — тянет он, кивая. — Поверь, животные не будут на нас смотреть, — поглаживая бедро парня, говорит Рено. — К тому же, они далеко. Здесь только мы с тобой и дерево, за которым никто ничего не увидит. Тэхён не в том состоянии, чтобы возражать: горит и требует продолжения. Продолжают… Не берут во внимание местность, в которой вновь отдадутся друг другу на растерзание. Жаркие губы встречаются с не менее жаркой кожей внизу живота Тэхёна, разгоняя электрические разряды. Мужчина осторожен и медлителен: задирает футболку омеги, закрывает веки и бросает лёгкие поцелуи на мягкой талии, увлечённо исследуя. Сантиметры гладкие, манящие, безумно приятные и разрисованные глубокими шрамами. Каждую линию Чонгук лижет, не оставляя ничего без внимания. У Тэхёна взгляд блестящий и внедрённый в альфу. Он запрокидывает голову и держится одной рукой за Рено, а другой за толстую ветку рядом. Его кусают за мясо, и парень мычит, задержав нижнюю губу между зубами. В теле Чонгука одна напряжённость, но в поведении — чарующая нежность. Он аккуратно целует шрамы, напоминая о своей любви к ним, и стискивает в ладони бедро омеги, оставляя на нём еле заметные следы от своих пальцев. Ему личное безумие и помешательство на Тэхёне не мешает обходиться с ним подобающе, как тот заслужил. Они часто переходят к сексу быстро, но сегодня Чонгук крайне осторожно дарит удовольствие и сам наслаждается процессом. Кость Тэхёна полностью не срослась, и альфа об этом не забывает: то гладит супруга по груди, заставляя его расслабиться, то по рёбрам, где под футболкой до сих пор ощущается толстый слой бинта. Чон-Рено подхватывает омегу под правое колено и закидывает ногу себе на плечо, отчего Тэхён крепче хватается за ветку. Чонгук ведёт языком по внутренней части бедра, плавно переходя к паху парня. Омега царапает ногтями дерево и сверху вниз смотрит на альфу, в чьих руках он останется на всю жизнь. Сдерживаться больше не может и постыдно течёт, заскулив. Ему много не надо. Возбуждение стремительно нарастает у обоих. Чонгук усердно лижет младшему яйца, зарывая его в ощущениях, пока у самого сильный дискомфорт. Однако он свободно берёт в рот аккуратный член Тэхёна, обсасывает, смакует и выпускает его, сжав в свободной ладони и проглотив слюну с каплями чужой смазки. У омеги всё плывёт перед глазами. В нём лавина эмоций от представления, за которым наблюдает. Он рвано дышит и чуть ли не теряет равновесие, но мужчина крепко его держит и не прекращает ублажать. С этого ракурса Чон-Рено необычно красив, покорен и готовый идти на всё ради своего львёнка. Он ласкает его ртом, наконец-то, открыв веки и посмотрев на Тэхёна, что влезает пальцами в его волосы и стискивает у корней. Парень начинает подрагивать, реагируя на все движения. На лице у Чонгука мелькает азарт. Кровь у него кипит и стучит в висках, и животное желание накатывает с бешенной силой. Рено утробно рычит, резко и больно шлепает омегу по бедру, вынудив того вырвать из себя первый и сладкий на слух стон, и снова освобождает его орган, покрыв покрасневшую головку поцелуями. Сокровище Чонгука из-за жажды раствориться в оргазме одновременно фарфоровое и дерзкое, и оно тает, как шоколад. Прекраснее африканского заката. Рено опускает ногу Тэхёна, возвышается перед ним непоколебимой стеной и большим пальцем проводит по его покусанным губам, вынуждая открыть рот. В следующую секунду вторгается в него языком, исследуя всё внутри, и быстро отстраняется, смотря глаза в глаза. — Вкусный, — горячо хрипит Чонгук, оглаживая подбородок омеги. — Но мне не хватило. Любовь и тягость сжирает их, а от логики остаётся туман. — А я даже не попробовал… — А хочется? — ухмыляется мужчина. — Очень… — Тэхёна почти не слышно. Чон-Рено самостоятельно снимает свою футболку и отбрасывает на траву. Его голый торс Тэхён огибает голодным взглядом и подушечками пальцев, едва проходясь с верхних выделяющихся кубиков к нижним и останавливаясь у паха. Линия тёмных волос пропадает под карго-брюками, и по ней парень скользит, вцепляясь в застежку и молнию. Чонгук упирается рукой в ствол дерева и из-под полузакрытых век наблюдает за Тэхёном, что быстро расправляется с его штанами. Младший приспускает их и с румянцем на лице запускает одну ладонь в боксеры, обхватывая стоящий и влажный от смазки член и высвобождая его из плотной чёрной ткани. Смотрит и сглатывает, торопливо облизываясь и медленно водя ладонью по половому органу. — Впервые встретив тебя, я и представить не мог, что ты будешь облизывать губы, смотря на мой член, — томно комментирует волнующий момент Чонгук. Омега с выдохом закрывает веки и подается вперёд, прижавшись к горячей груди. — Не смущай меня… — скулит он от сильного возбуждения и стыда. — Иначе? — хмыкает альфа и гладит Тэхёна по волосам. — Я уйду… — неуверенно отвечает. Из Рено вырывается хриплый тихий смех. — Не уйдёшь, — целует омегу в макушку и подхватывает его подбородок, заставив глянуть на себя. — Я тебе сейчас необходим, чтобы это было правдой. Друг другу, как глоток воздуха, нужны. Пальцы Тэхёна ездят по члену Чонгука. Старший заметно твердеет и сжимает челюсти, шумно дыша носом и анализируя лицо мужа. — Во мне терпения всё меньше… — все буквы летят в рот альфе. — Звучит, как угроза. — Возьми меня… — мольба в шепоте. — Пожалуйста… Чонгук к нему прислушается и выполнит всё, что только тот скажет, но чуть позже. — Не торопись, — командные нотки в голосе у него. Чон-Рено целует, и ему охотно отвечают, не замедляя действия рук, лежащих на горячем стволе. Тэхён массирует налившуюся кровью головку и сдавливает её, скользит по всей длине и дрочит, сплетаясь с Чонгуком языками. Сливаются в одном течении. Голодные поступки, громкие вздохи, стоны и рыки. Требовательно вжимаются потными телами и теряют вместе разум, целуясь и обжигаясь одними прикосновениями. Иногда отстраняются, глотая воздух, а затем снова вторгаются в сумасшествие. Чонгук обрывает поцелуй, перехватывает тонкие запястья и отшагивает чуть подальше от дерева, опускаясь с супругом на траву. Чон-Рено ложится на спину и разворачивает Тэхёна, который седлает грудь мужчины и подаётся вперёд, к его паху. Омега не теряется, но ужасно стесняется: они пробуют эту позу в первый раз. Его колени упираются в землю по бокам плеч Чонгука, и он сразу ощущает крупные ладони на своих бёдрах. Рено подтягивает его таз ближе к лицу и начинает целовать сжавшуюся промежность, посасывая мягкую кожу вокруг неё. Рот у Тэхёна раскрывается в немом стоне. Попадает в плен греховных наслаждений, улыбается ярким ощущениям и постепенно расслабляется, лихорадочно задышав. Чонгук раздвигает половинки, вылизывает глубже и ласкает языком, вводя его в сочащийся анус. Пробует снова любимый вкус, как крепкий ром, и опьяняется сильнее. Нежные круговые движения приносят долгожданную ласку. Тэхён тоже решается предоставить мужу удовольствие: берёт в ладонь его толстый член и обхватывает губами мокрую головку, лижет и сосёт, стоном разбрасывая по длине гортанные вибрации. Выждав небольшую паузу, приступает двигать головой, расслабляет горло и берёт в себя больше, другой рукой сминая тяжелые яйца и сдавливая их. Чон-Рено рычит на него и сильно шлёпает по ягодице, размашисто облизывая дырочку и поднося к ней пальцы. Омега дёргается и протяжно мычит, когда два пальца оказываются в нём и давят на внутренние стенки. По телу вдруг расходится нестерпимая жаркая волна. Тэхён несильно выгибается, интенсивнее сосёт и заглатывает, пытаясь сосредоточиться на процессе и закатывая глаза от толчков. Слишком сильно течёт, и эти капли опускаются Чонгуку на язык. Мужчина всё проглатывает и облизывается, снова припадая губами. Вечерние лучи солнца обхватывают их тела, застрявшие в глубинах Саванны. Вокруг тишина, разбавляющаяся мычаниями и стонами то одного, то второго. Обоим хорошо, и они об этом знают. Мокрые от пота и горячие. Ладони Чон-Рено стискивают кожу до яркого покраснения. Тэхён очерчивает толстые набухшие венки на члене альфы и влажно целует у основания, утыкаясь носом в волосы на лобке и слыша позади тяжелое дыхание. Он выпускает гениталии и выпрямляется, упирается ладонями в напряжённый торс супруга и глотает сперму, вытирая испачканный рот рукой. Из него выбиваются разнообразные стоны: громкие, тихие, приглушённые. Его лижут и периодически с осторожностью растягивают, а он царапает кожу Чонгука и жмурится, запрокидывая голову и ерзая на чужом лице. Рено двигает в нём пальцы ножницами и оставляет утешающие поцелуи и слабые укусы на ягодицах, поглядывая на спину, перекрытую тканью, и пепельный затылок. В его хищных зеницах неудовлетворённая жажда разрядки. Минута идёт за минутой, а страсти и накала в воздухе больше. Им становится дурно от вожделения. Дышится тяжелее… Закончив готовить парня для себя, Чонгук хлопает его по бедру, и младший послушно встаёт с него, но далеко не отходит. Чон-Рено принимает сидячее положение и сразу сталкивается с Тэхёном в очередном недолгом и безумном поцелуе, попутно стягивая с него футболку, а с себя брюки и грубо откидывая их. Отстранившись, они возбуждённо смотрят глаза в глаза и шумно и громко дышат, находясь на самом пике. — Как же ты сводишь меня с ума, львиный Бог, — с трудом произносит Тэхён, задыхаясь. — Неправильно, слишком… Довели до головокружений. Ему плохо. Его всего лихорадит, и всему виной один человек. — Не рассчитывай, что я прекращу, — перенасыщенный всеми возможными эмоциями цедит Чон-Рено и проводит языком по подбородку мужа, больно укусив. По спине омеги бегут мурашки. — Не прекращай, — одними губами просит, оборвано выдыхая ему на ухо. — Не стоит этого делать никогда… — затихает. Мольбу в его расширенных зрачках читают и желают чем-то помочь и ему, и себе. Чонгук без грубости перехватывает тело Тэхёна и укладывает на траву, раздвигает его колени и встает между ними, оглаживая смуглые ноги. Не даёт ему больше шанса произнести какие-либо слова: берёт член в ладонь и приставляет головку к мокрому проходу, свободно проникая. Сантиметр за сантиметром оказываются в горячем нутре, стеночки их сдавливают, и парень хватается за предплечье Чонгука и сладко стонет, застыв и никак не привыкнув к этим размерам. Больно и приятно одновременно. С истечением томительных секунд в животе возникает мощное тепло — прекрасное чувство. — Съем тебя вместе с костями, — делится с ним тайной сквозь стиснутые зубы Рено, толкаясь вперёд и вырывая райский писк. — Не оставлю от тебя ничего, и у тебя не будет шанса пожалеть о своих словах. Несмотря ни на что, не пожалеет. — Сумасшедший… — и жалобно стонет, не сумев сфокусироваться на диалоге. И сам таков, связавшись с Чон-Рено. Чонгук склоняется над Тэхёном, который закидывает ноги ему на спину, и оказывается перед его лицом, упираясь локтями в землю и с одуряющей хрипотцой отвечая: — И говорит он с ангелом. — Кого только не сведёт судьба, — Тэхён обнимает его за плечи. Толчки в нём пока ещё неторопливые. Чонгук двигается осторожно, чтобы плавно перейти к обычному ритму, но омега очень чувствителен, ярко реагирует и целует мужа, хныкая. — Тебе достался не лучший из вариантов, — говорит Чон-Рено, растянув ухмылку. У Тэхёна во взоре замирают капли блеска. Согласен с партнёром по одной важной причине. — Мне достался единственный, — лезет пятерней в русые волосы. — Не похожий на других, — все слова пропитаны любовью. — Дикий африканец… И душой, и телом весь этот африканец Тэхёна. — Им ты так доволен, — вскидывает бровь Чонгук. — Ещё меня сумасшедшим назвал. — Мы с ним занимаемся сексом в джунглях, в пустыне и в Саванне, — омега слабо улыбается и пробегает пальцами по татуировке льва на шее Чон-Рено — С ним недовольным не останешься. Сильно любит, и Чонгук постоянно в этом убеждается и поражается. Как может?.. — Значит, тебе по душе секс в дикой среде, нежели дома на мягкой кровати? — вопрос рушится на губах Тэхёна. Тот, недолго размышляя, соглашается: — Небо красивее потолка. …бесконечность красивее искусственной грани. Тэхён для Чонгука красивее бесконечности. Одним плавным толчком Чон-Рено полностью оказывается в горячем теле, словив ртом бархатный стон. Член изнутри сдавливают мокрые стеночки, а большая ладонь мужчины проходится по рёбрам разгорячённого напряжённого парня, успокаивая его и не разрешая сильно прогнуться в спине из-за травмы. Биение пульса и скорость движений увеличиваются одновременно. Их смазка вытекает и смешивается. Все толчки отзываются хлюпаньем и шлепком ударявшихся яиц о ягодицы. Тэхён шепчет что-то неразборчивое и крепче обнимает альфу, сливаясь с ним в поцелуе с частыми передышками. У него не получается беречь в себе дрожь, а его длинные пальцы лихорадочно путаются в волосах мужчины. Он, сморгнув слёзы, собравшиеся в уголках глаз, жалобно скулит и шире раздвигает ноги. Сдержанность в Чонгуке медленно ломается. Пластичное изящное тело, одаренное красивыми шрамами, было создано для любви и того, чтобы срывать ему крышу. Гладкая, чувствительная кожа приглашает оставлять на себе бордовые засосы. Чонгук роняет рычание в изгибе шеи и зажимает между зубами небольшую область, посасывая и кладя руку под правым коленом Тэхёна. В серых зеницах дурман: танцует и возрастает каждый раз, как в воздухе застывает оторванный с уст омеги звонкий стон. Темп становится грубым, резким и бурным. Тэхён не успевает опомниться и привыкнуть. С трудом подстраивается, с громким мычанием прижимается губами к плечу мужа и царапает его крупные мышцы ногтями, покачивая и несильно подмахивая бёдрами. Чон-Рено жёстко толкается в истекающую и заалевшую дырочку, касаясь комка нервов, и стискивает челюсти, сжимая кулаки на земле. Набирает скорость, двигается всё быстрее и дышит всё тяжелее, проникая максимально глубоко и вдыхая свой наркотик, осевший на острых тэхёновых ключицах. Возбуждение не угасает. Никто не хочет отстраняться первым, чтобы перевести дыхание. Ныряют в глубину, в которой нежность и грубость заменяют друг друга. То больно до искусанных губ, то наоборот — приятно до восторга и крика. Целуются как не в себя, смотрят в отражение неумирающего помешательства и заодно теряются в нём. Оказываются в высшей степени наслаждения… Крайний поцелуй перед отстранением оказывается слаще предыдущих. Омега не желает отпускать от себя Чонгука, нуждаясь в его тепле, но ничего не говорит и ловит капли воздуха, глядя на него. Чон-Рено закидывает ноги Тэхёна себе на плечи, покрытые влажностью, потом, царапинами и укусами, и держится за них, целуя колени и возобновляя рывки. Парень под ним горит и мерцает, надрывая горло и отдаваясь ему безропотно. Идеальный, отзывчивый, по-прежнему райский и уставший. Теряет силы и мощь и плачет, шмыгая носом и дотягиваясь пальцами до чужих. Наблюдая за его состоянием, Чонгук звереет и заполняется пылом, вонзаясь в него и скрипя зубами. Выпускает контроль и мучает своего мальчика, что желает приблизиться к оргазму. Тэхён запрокидывает голову и широко раскрывает рот в немом крике, царапая кожу уже на себе, в области живота, и вздрагивает, когда до простаты снова дотягиваются. Движения накачанных бёдер грубее. Омега ломает брови, объединяя своё сладостное звучание с пением птиц, летающих у него над головой. Их он перекрикивает и стыдливо закрывает себе рот ладонью, роняя слёзы. Больше не взирает в ядовито-серые глаза: там смертельно опасно. Его взгляд направлен на плавающие оранжевые облака, но не может сконцентрироваться на них и задыхается. Заводит своим видом в настоящий экстаз. Чонгук гладит его по ногам и груди, перевязанной бинтом. На все его действия Тэхён реагирует, подрагивая в судорогах, и трогает свой живот, на ощупь чувствуя, как двигается в нём член. Утопает… Лёгкие горят из-за отсутствия кислорода. — Малыш, — зовёт Чон-Рено понизившим до крайности голосом. Тэхён сразу возвращается на него мутными зеницами. Мужчина убирает руку с его рта, подносит два пальца и надавливает на сочные губы, влезая внутрь. Омега вяло обсасывает фаланги и сдавленно мычит, слабо выгнувшись в спине. Огибает языком костяшки под тяжелым взором Чон-Рено и его рычанием и спустя ещё пару секунд выпускает пальцы, на которых блестит его слюна. — Чонгук… — шепчет, шумно сглатывая и облизываясь. Хочет вцепиться в него намертво. — Ты снова горишь в пламени, — озвучивает вслух богатую картину. — Главное, рядом с тобой… До самой смерти. Они перемещаются: Тэхён становится на колени и упирается ладонями в траву, а Чонгук оказывается позади и оглаживает ладонями бедра в полосах от когтей. Раздвинув половинки в стороны, он обильно сплёвывает на проход и размазывает влажность по коже, а по своему члену природную смазку. Проводя ладонью по длине ещё несколько раз, альфа подаётся вперёд и заполняет нутро, хмуря брови. Омега закрывает веки и сжимает в руках траву вместе с землей, покоряясь и в который раз доказывая, что он целиком Чонгука. Всё болит: руки, колени, челюсть и губы, изорванные до крови. Алые жемчужины скользят по подбородку, и их он не слизывает, отчаянно насаживаясь на долбивший его член. Стоны начинают переходить в громкий скулёж. Рено суровыми и быстрыми толчками вбивается в подающееся тело, обнажая стиснутые до скрежета зубы и впиваясь пальцами в мягкие ягодицы. Шлепает и сжимает до отпечатков, не насытившись моментом. Ощущают, что энергия утрачивается, высасывается из них, но не жажда. Она только разъедает. Словно в этот вечер Чон-Рено планируют закончить жизнь негой. Они продолжают испытывать друг друга. Тэхён плохо стоит, больше не выносит этот напор и хочет опуститься на землю, но мужчина позади берёт его поперёк живота и тянет на себя, столкнувшись грудью с его пораненной спиной. Сгорбившись над ним, альфа прижимается своей щекой к его мокрой и толкается вперёд, смотря на ресницы, на которых поблескивают хрустальные капли слёз. Его драгоценность бесшумно плачет и рвёт кожицу на губах от того, как ему хорошо и в то же время невыносимо. Чонгук целует в скулу и поднимается к взмокшему виску, оставляет поцелуй и там и запредельно сильно вколачивается в парня, стремясь привести их обоих к одной цели, что истребит последние частицы сил. Одна его ладонь ложится на шею Тэхёна и сдавливает, подбивая омегу запрокинуть голову на плечо альфы. Младший захлебывается стонами и вскриками от бурных ощущений и лёгкого удушения. Неистовая грубость поглощает. Сам вкушает её и перестаёт соображать синхронно с супругом. Солнце вот-вот исчезнет за горизонтом и оставит за собой янтарные следы, и в это дивное мгновение Чон-Рено осуществляет последние движения. Тэхён вытягивается струной и громко стонет одно только имя, эхом его разнося по степи и толчками изливаясь. Чонгук покидает дрожащее тело, не прекратив крепко его обнимать сзади, и кончает, оборванно и с тихим рычанием простонав на ухо омеге и нахмурив брови. Горячая сперма липко стекает по коже. Всё перед закрытыми глазами затапливается вспышками. Мышцы сокращаются и разум возвращается на место. Чонгук опускается спиной на траву, а Тэхён прямиком на него и устало кладет голову ему на грудь, громко восстанавливая с Чон-Рено сбитое дыхание. Выжатые и измотанные в дикой Саванне лежат и не могут ещё длительное время раскрыть веки и заговорить. Им никто не мешает. Живут в данные минуты в тишине, где порой вспыхивают звуки жизни. С одной стороны издали слышатся слоны и птицы, а с другой — львы и гиены. Первым глаза открывает Чонгук и видит перед собой, в местности и в безграничном небе необычный пейзаж: закат, животные и тонкие деревья, отражающиеся чёрным цветом. Тэхён тоже подключается к нему и лицезрит всё, спокойно моргая. — Красиво, — говорит Тэхён о закате. — Безумно, — добавляет Чонгук явно о другом. Их буйство заменилось умиротворением. — Всё, что нужно знать о нашей с тобой любви, — восторженно вздыхает. — Она безумная? — спрашивает мужчина, повернув к парню голову. Омега вскидывает подбородок и смотрит на Чон-Рено, удобнее к нему прилипая. Улыбка красит его лицо. Такой удовлетворённый и счастливый. — И красивая, — уточняет важную вещь. — Ты правда её такой считаешь? Ни разу не засомневался. — Вспомни, сколько всего мы пережили и каким образом, — мягко произносит Тэхён и гладит грудь и торс мужчины. — По-другому её не назовёшь. — Назову, — вдруг бросает Чонгук, вызвав в нём интерес и удивление. — Чистой. — Чистой?.. От этого слова всё внутри порхает. — Мы живем в грязной людьми и жестокостью Южной Африке и будем здесь до последних дней, но наша с тобой любовь, — Рено делает паузу, приложив ладонь к щеке Тэхёна, — чище быть не может. — Чонгук… Тэхёну всегда нечего сказать в ответ, когда слышит от мужчины такие глубокие, ясные признания, которые целенаправленно попадают ему в сердце на долгое-долгое время. — Я ужасный человек. — Нет… — мигом отрицает омега. — Это не так… — Такой же как Африка: алчный, грешный и борющийся за справедливость смертями и пытками, — продолжает Чон-Рено, большим пальцем водя по гладкой коже младшего. — Мои руки в крови уже много лет, но мои чувства к тебе так далеки от чего-то плохого и испорченного. Никого прежде не смел любить подобным образом. Во мраке жизни ради маленького львёнка старается быть лучшим. И свою задачу он исполняет, раз на него смотрят взглядом, о котором он мог только мечтать по нескончаемым ночам. — Для меня ты был личным святилищем и остаёшься им, — твёрдое признание от Тэхёна. Чонгук берёт его руку в свою ладонь и рассыпает на запястье поцелуи, выделив: — Ты стал таким уверенным и твёрдо стоящим на своём. — Я ведь Чон-Рено. …очаровавший его взглядом. Непредсказуемого и строгого, в чьих пальцах камень под солнцем горел. Воспитанного львами — львиного Бога, кто забрал его в свой дом. И свежестью, и улыбкой наполнен каждый элемент дыхания. Блещут оранжевые молнии в красивом, кровавом и странном закате, а в этот вечер, наполненный переменами, новым рычанием и новыми жизнями, губы сливаются в поцелуе. Сегодня они вновь победили…