™™™
Громкие стуки в дверь ощущаются ударами по голове, отчего Чонгук разлепляет глаза. Он лежит на диване в своем доме, прикрытый собственной курткой, все в той же пижаме. Пустошь гуляет по комнатам; в душе смута. — Чонгук! По ту сторону двери раздается голос Уёна, беспокойный и звонкий. Чонгук подскакивает и распахивает двери, оказываясь в крепких объятиях друзей. Он обнимает в ответ, растерянно, приходя в сознание смотря на них. — Снова пугаешь, — упрекнул Чимин, оглядев его. — Ты только проснулся? Почему тебя не было в школе и почему не отвечаешь на звонки? — сыпал вопросы он. У Чонгука голова закружилась, он качнул ею, сипло сказав: — Проходите. Фотопленкой пронеслись воспоминания: приступ папы, ночь и рассвет в больнице, лес, мост, его готовность проститься с жизнью, объятия Хантера и поцелуй.. Чонгук глубоко выдохнул, почувствовав бабочек, режущих крыльями сердце. Все мысли разом прояснились, оставив только одну: папа. Он должен поехать к нему, быть с ним и больше никогда не оставлять. Вина колет. Как мог на падение себя обречь, как мог сдаться, не оглянувшись на родителя, который держится только благодаря ему. Чонгук нервно царапает пальцы, в нетерпении стоя в центре гостиной. — Расскажешь, что происходит? — спросил Уён, хмуро глянув на него. Чонгук сглотнул, чувствуя давление и стыд из-за их пристальных взглядов. — Я обещаю рассказать все, но сначала мне нужно в больницу, к папе. — выдохнул Чонгук, с мольбой смотря на них. Чимин оказался рядом, встревоженно выдав: — Что с ним? Чонгук прикрыл глаза, сжав его руку, накрывшую ладонь. — Ночью у него случился приступ. Мне нужно к нему прямо сейчас. Уён потер переносицу, тяжело вздохнув. Чимин сжал губы, хлопнув Чонгука по плечу и кивнув: — Я отвезу тебя. По дороге все расскажешь. Уён улыбнулся, приобняв удивленного Чонгука. — У тебя есть машина? — поднял бровь Блоссэм. Чимин подмигнул, звякнув ключами. — Старенький купер отца. Иногда дает погонять. Жду вас внизу. — Спасибо. — Чонгук тепло улыбнулся ему вслед, с Уёном проходя в комнату, чтобы переодеться. Часы на стене больше не отбивают время. Наверное, сели батареи. Наверное, они убиты горем, остановлены пустотой, живущей теперь в доме.™™™
Темно-красный купер проезжает по мокрой трассе, об стекла бьют капли дождя. Салон с потертыми, но удобными серыми сидениями, газетами, старыми кассетами на бардачке и ароматизатором с запахом апельсина. Трек и мерный гул мотора расслабляют. Чонгук смотрит на бесконечный дождь и пасмурное небо с призрачным полотном облаков. Он прислоняется лбом о потное стекло, прикрыв глаза. Чимин беспокойно поглядывает на него, остановившись на красный. Уён кладет руку на его плечо, пододвигаясь ближе с заднего сидения. — Чонгук? Тихий голос Уёна врезается в слух, и Чонгук вдыхает. Он знает, что должен наконец высказать то, что душу съедает, очиститься. Доверять — значит никогда не держать в себе, не лгать близким. Чонгук делится, до последнего момента рассказывает все, что так долго сжирало. Они молчат, руки сжимают, показывая, что рядом, с ним. Когда он доходит до попытки самоубийства, Чимин раскрывает рот, чуть не врезавшись в машину впереди. — Как ты.. — запнулся Уён, качая головой. Чонгук потирал губы пальцами, что дрожали. — Как ты мог думать, что один? Как забыл о людях, что любят тебя и нуждаются в тебе? — поломанным голосом говорил он, смотря на друга. Мысли о том, что не были достаточно рядом, не обняли, не согрели, разрывают сердце обоим. Потерять на время — значит осознать правильность, потерять навсегда — значит убиться горем. — Ты оставил бы папу, нас? — Чимин сглатывает, прикрыв глаза, из которых течет слеза. Чонгук прокусывает губу до крови, повернувшись к ним. Его глаза влажные и большие, в них раскаяние и просьба. — Простите меня. — он громко выдохнул. — Я нарушил свое обещание: не сдаваться. Дал слабину и хотел утонуть по-настоящему. Но из тьмы вырвал тот, кто и втянул в нее. Уён облизнулся, посмотрев в потолок, затем, осознав смысл его слов, спросил: — Кто тебя спас? Чонгук медлил, смотря прямо на дорогу, полную спешащих автомобилей. Он боялся их реакции, но отступать было некуда, но он и не хотел. Не мог связать себя молчанием и ложью, чистым и честным хочет быть даже перед собой. Тэхён уничтожал его, чтобы спасти, прижать к себе, чтобы дать услышать, как бьется его сердце. Чонгук ощущает бабочек на душе от мысли, что оно колотилось так дико от страха за него. Сейчас он может ясно осознать то, что Тэхён не бросил, взял на руки и довез до дома. Черти знают, как он узнал адрес и открыл дверь. Ему тепло от мысли, что демон уложил на диван, накрыв курткой, не оставив мерзнуть. Чонгук кислород вдыхает от этого, живет смелее. Он вырвал его сердце из объятий черни и боли, зашил его, отмыл от крови. Чонгук благодарен ему бесконечно, хочет увидеть снова зеленую бездну, поверить, что все не было красивым обманом. — Хантер. Чонгук вздернулся, когда Уён закричал удивленно ему на ухо. Чимин хлопал глазами, стараясь крепко держать руль. — Черт, серьезно? Как он там оказался? — не понимал Чимин, смотря на друга. Чонгук и сам бы рад получить ответы на тысячи своих «почему», «как» и «зачем». Он качает головой, выдохнув тихое «не знаю». — И что было дальше? — надавливал Уён, пытливо глядя в его глаза. Чонгук слаб перед их проницательностью, коротко улыбается. — Он меня, — он запнулся, ощущая дрожь в голосе. — Поцеловал. Чонгуку уши заложило от вскрика друзей. Не любит шум и готов покраснеть, как маленький мальчик. Он слушал пару минут их восхищения и слова о том, что он сломал Тэхёна, свет в нем зажег, но он не верит. Испытав море боли, Чонгук смущается от капли счастья. Оно миражом кажется: близко было, тянуло, чтобы потом раствориться в бескрайних песках. Чонгук точно знает только одно: должен поговорить с ним, и если не получит ничего, то хотя бы скажет простое «спасибо».™™™
Коридоры больницы все так же пахнут антибиотиками и обреченностью. Чонгук несется по ним к палате папы, друзья следом. Из кабинета по курсу выходит врач, что вчера разговаривал с ним. Чонгук подбегает к нему, расспрашивая про состояние родителя. — Изменений пока нет. Пульс слабый, но он есть. — с сожалением говорит мужчина. Чонгук втягивает воздух, почувствовав руку Чимина на плече. — Неужели нельзя ничего сделать? Он всю жизнь будет под трубками? — в Чонгуке кричит отчаяние, но его надежда живет. Врач поджимает губу и, пристально посмотрев в его глаза, просит зайти. — Подождите меня здесь, пожалуйста. — сказал Чонгук, улыбнувшись друзьям. В кабинете врача пахло медицинским спиртом и яблоками, что лежали на столе среди груды бумаг. В кресле у стены сидел мужчина средних лет в синем классическом костюме, покуривая сигары. Чонгук смущенно поздоровался, на что тот кивнул. — Итак, Чонгук Блоссэм. — начал врач, встав у своего стола. Он предложил Чонгуку присесть, но он отказался. — Есть специальный курс для лечения сердца, мы можем предоставить его не всем, потому что он платный. Лечение обойдется дорого, очень дорого. Чонгук коротко усмехнулся, смотря в одну точку. Мир погряз в болоте тщеславия и денег, и всегда всем мало. Все сбережения, которые они копили Чонгуку на колледж, были потрачены на похороны. Он не жалел об этом ни капли, смог бы — потратил для покойного отца больше. Ему нечем платить за жизнь папы, и на чудо не надеется — сказки в его душе, но про жестокую реальность знает: испытывает ее на себе стабильно по дням. — А если нет возможности оплатить лечение, вы оставляете людей умирать? — спросил отрешенно Чонгук, резко взглянув на смятенного врача. Мужчина в кресле ухмыльнулся, выпуская дым, внимательно смотрел на Чонгука. Врач собрался, оправдываясь: — Мы сделаем для него все, что можем. В курсе аппараты новые, лекарства.. — Во сколько обойдется лечение? — перебил Чонгук, воспитание свое заглушил. Стыд перед этим человеком — последнее, что он позволит себе. Есть люди, к которым относишься с вежливостью только из-за воспитания, но в душе к ним никогда уважения не будет. Чонгук наплевал сейчас и на этот принцип. Врач поджал губы, написав на листке сумму с несколькими нулями. Чонгук удивление свое скрыл, взял бумажку и, поблагодарив, сунул в карман черного пальто. — Я могу увидеть папу? — он впился взглядом во врача. Тот кивнул, попросив идти за ним. Чимин и Уён сидели на скамье у кабинета, подскочив, когда они вышли. — Все хорошо? — забеспокоился Уён. — Да, он отведет к папе. — сказал Чонгук, следуя за врачом. Чимин взял его за руку, проходя по бело-серым коридорам. В висках стучали сотни мыслей, и за каждую Чонгук цеплялся в надежде найти ответ. Он сможет добыть эти деньги только спустя годы тяжелой работы, а о более простых способах и думать не хочет. Он согласен на все, кроме унижения. Честь и достоинство превыше всего, даже если никто не примет и не поймет. — Даю вам пять минут, больше не могу. Простите. — проговорил врач, открыв ему двери в палату. Чонгук вдохнул отравленный спиртом воздух, кивнув.Он отпустил руку Чимина, который сжал его ладонь напоследок. Он улыбнулся им, проходя в палату, где в центре, на койке, лежал папа под десятками трубок. В сердце разошлись швы, из которых кровь хлынула. В горле ком слез застрял, ноги тяжело несли к нему. Он смотрел на родителя, такого сильного всегда, но сейчас лежащего при смерти. Аппарат рядом пикает о слабом, но все же сердцебиении. Чонгук падает на пол, с застывшими слезами в глазах смотря на него. Он трясущимися пальцами гладит его руку, проколотую иглами. Самая страшная в мире боль — видеть страдания близких. Чонгук не замечает, как уже плачет, целуя его ладонь, увлажняя ее слезами, и шепчет бесконечно «папа». Он все дни и ночи сидел бы с ним так, но уверенность внутри поднимает на ноги, сковывает сердце в броню. Он не может сдаться сейчас, когда каждая секунда отнимает шансы на победу. Не может бездействовать, когда ценен каждый миг. Чонгук нуждается в нем так же, как и папа в нем. Они привыкли проходить через все вместе, и бой проигран не будет, даже если соперник — смерть. — Я спасу тебя. — шепнул Чонгук, утирая слезы, смотря на него. Он шатко, но уверенно поднялся, поцеловав родителя в висок. Чонгук с трескающимся на осколки сердцем повернулся к выходу. С каждым шагом он чувствовал ответственность на своих хрупких плечах, которую сам же возложил на них. Любовь и преданность его сподвигли, дали силы душе и телу, направляя надеждой. Он собирался к входным дверям вместе с Чимином и Уёном, когда у стойки ресепшна заметил мужчину, бывшего в кабинете. Чонгук отвел от него взгляд, чувствуя что-то знакомое в его грубом лице. — Куда поедешь? — спросил Чимин, глянув на него. Чонгук повернулся, раскрыв рот, как жесткий голос окликнул его: — Чонгук. Чонгук удивленно посмотрел на мужчину, вставшего перед ним. Он пристально смотрел в его глаза, смущая густой серостью радужки. Он вытащил из кармана своего пиджака черную карточку, где были адрес и номер телефона. — Меня зовут Эдвард. Я слушал ваш разговор с врачом. Не прими за оскорбление, но я понял, что тебе нужна помощь. Это адрес моего дома, он довольно большой и за ним нужно хорошо ухаживать. Плачу я щедро, но при условии, что все будет выполняться на отлично. — мужчина протянул ему карту, усмехнувшись на недоверие во взгляде Чонгука. Он опередил все его вопросы: — Я не в том возрасте, чтобы шутками разбрасываться. Подумай и приезжай, когда решишь. Чонгук держал в руке карту, настороженно смотря ему вслед. — Что именно сказал тебе врач, что этот мужчина захотел помочь? — сказал Чимин, глядя на растерянного Чонгука. — Папе нужно оплатить дорогостоящее лечение. — ответил Чонгук, отведя взгляд. Уён поджал губы, сжав его плечо. — Я хочу устроиться на подработку, даже на несколько. — Мы поможем, чем сможем. У меня есть кое-какие сбережения, и в дальнейшем тоже соберем. — улыбнулся Чимин, давая надежду. — Я тоже в деле. — поддакнул Уён, с готовностью смотря на друзей. Чонгук прикусил губу, не зная, как благодарить за бесконечную поддержку. — Я не хочу впутывать вас в свои проблемы и, опережая ваши возмущения, скажу: даже если мы будем пахать днями напролет, собрать эту сумму получится только через год или два, не раньше. — закончил Чонгук, с целью переубедить смотря на них. Уён запрокинул голову, тихо выдав: — Тогда, думаю, эта визитка действительно поможет тебе. — он заметил сомнения и неуверенность в глазах Чонгука. — Но странно все это. Возможно, в человеке играет добродушность. Чимин хмыкнул. — Нужно рассмотреть все варианты. Чонгук, — он тронул друга за руку, мягко улыбаясь. — Мы не оставим тебя одного, переночуем с тобой. И не смей возражать. Чонгук не смог подавить улыбку, прижимая к себе обоих в нежных объятиях. И печаль не так горька рядом с ними, и испытание кажется преодолимым, когда он чувствует тепло по обе свои стороны.™™™
Полутьма лежит над ночным Чикаго, луну затмили дождевые тучи. В гостиной блекло горит свет; ветер свистит во всю мочь; холодок бьет вдоль тела. На коврике расстелен большой пушистый плед, а на нем кружки с заваренным мятным чаем в кружках, сладости в мисках и десятки объявлений, карточек и газет, исписанных красным маркером. Чонгук прокусывает губу до крови, ставя с пометкой «доставщик еды» крестик и отключая звонок. — Отлично, — цыкнул Уён, закатив глаза. Он держал в руке листок бумаги, продолжая: — У тебя есть возможность работать либо официантом в мелком кафе, либо уборщиком там же или где-то еще. На другие вакансии несовершеннолетнего точно не возьмут. Чимин громко вздохнул, перевернувшись на спину в позе звезды. — На таких подработках только спину и нервы согнешь, и платят за смену гроши. Нужно что-то другое. — рассудил Чимин, задумчиво смотря в потолок. Чонгук подогнул ногу под себя, потирая виски, что уже ничтожно болели. Часы поиска приводили только к усталости. Как только они приехали, Чонгук быстро приготовил ужин на всех, затем, закончив домашнее задание, они уселись в гостиной. — Я попробую совместить работу в кафе и в цветочном магазине. — подвел итог Чонгук, набирая номера работодателей. Уён подпер подбородок рукой, грустно смотря на него. — Да, спасибо, до завтра. — впопыхах говорил Чонгук, записывая адреса. Он облегченно выдохнул, отложив телефон. — На выходные тоже нужна работа, я.. — Чонгук, — перебил Чимин, зло глянув на него. — Ты не робот. Учеба, дом, две работы и походы в больницу измотают тебя. Ты слишком много берешь на себя. — он сжал губы, погладив друга по плечу. Чонгук потер глаза, устало взглянув на него. — Я должен, Чимин. — Родители платят мне, когда я подрабатываю в нашей кондитерской. После школы я обязательно буду задерживаться, чтобы помочь тебе. — улыбнулся Чимин. Чонгук в душе чувствовал балласт из-за их желания и рвения помочь, но учился принимать это, благодаря снова и снова. — Я иногда пишу за наших богатеньких сливок их рефераты и доклады. Это тоже принесет пользу. — подбодрил Уён, щелкнув Чонгука по носу. Чонгук сморщил нос и хихикнул, с любовью в больших темных глазах глядя на них. Мысли все время возвращались к той визитке, казавшейся близким, но обманчивым светом в конце тоннеля. — Знаешь, — вдруг произнес Уён, внимательно смотря на него. — На твоем месте я бы все же поехал по данному этим мужчиной адресу. В жизни иногда стоит рискнуть, ведь нет ничего хуже, чем сожаление о несделанном. Чонгук думает, так, что раздумья мозг поедают. Ночь настигает медленно, но верно. Под ее покровом всплывает все скрытое, таившееся днем. Крупный дождь барабанит по крышам и стеклам окон, ветер гудит. С черно-мутного неба раздается раскат грома, и Чонгук ежится. Он привстает на локтях, сонно смотря на Чимина, лежащего рядом, затем на Уёна и, улыбнувшись, поправляет его одеяло. Они так и заснули на теплом пледе, закутанные в разноцветные одеяла. Чонгук смотрит на стену, где висят часы, показывающие три часа ночи. Смотрит вниз, на комод, на семейные фотографии в рамках, и ком встает поперек горла. Он скучает так, как никогда раньше. Он ценил и при жизни, но, видно, недостаточно. Судьба отняла у него близких, откусывая от сердца огромные куски. И если одну утрату невозможно вернуть, не восполнить никогда, другую может избежать. И если ради этого ему придется решиться на неизвестное, он готов. «В жизни иногда стоит рискнуть, ведь нет ничего хуже, чем сожаление о несделанном».™™™
Утро выдалось паршивое, туманное и дождливое. К полудню дым рассеялся, но капли дождя все еще орошали землю. В коридорах сновали редкие ученики, учебный день подходил к концу. Чонгук доделывал последний предмет в библиотеке, где тишина и одиночество давали свободу мыслям. Хантер в школе не объявлялся, и отсутствие его отзывалось эхом по кабинетам и фойе. Его банда просидела один урок и куда-то исчезла, и догадки о том, чем они снова занимались, сводили с ума, вызывая и ужас, и отвращение. Чонгук чувствовал истощение и ломоту во всем теле, тоску в душе и кровоподтеки на сердце. Рядом с друзьями боль немного притуплялась, но они не могли быть с ним двадцать четыре на семь, и он понимал и принимал это. Чонгук разлагался морально от желания взглянуть в глаза демона, услышать его низкий прокуренный голос, оказаться в надежных руках. Только узнать, что все не было сном, ложью, ошибкой. Чонгук смирится со всем, но не с отступлением, отрицанием. Головокружение долбит в виски, и он протяжно вдыхает, чувствуя, как мир темнеет и плывет, когда он резко поднимается с места. Время для его смены в цветочном скоро настанет. Он надевает куртку, еще пропитанную нотками густого парфюма Хантера. Чонгук на секунду вдыхает его, как опий, утоляющий вмиг всю боль. Он надевает куртку и берет рюкзак, выходя из библиотеки. Коридоры на третьем этаже уже опустели; сумерки начинают сгущаться над городом. В фойе слышатся голоса некоторых учеников, что собираются домой. За поворотом к лестнице Чонгука кто-то поворачивает к себе за плечо. Он хмурится, затем удивленно смотрит на Хосока, все еще держащего его. В его глазах искрятся сомнения и рвение. Чонгук сдвинул брови, глянув на руку на своем плече. Хосок раздраженно поджал губы, убрав ее, но взгляд смягчил. — Чонгук, — Грей поиграл желваками, подходя ближе. Чонгук отошел сразу, помня, что случилось в прошлый раз. От Хосока веяло ложью и насмешкой, его действия казались жалкой игрой. — Я сожалею о твоем отце. И так же знаю про папу. Чонгук прикусил губу: в сердце кольнуло. Он кивнул, собираясь уходить, как Хосок снова остановил: — Я помогу тебе. Мой отец спонсирует эту больницу, он оплатит все лечение. Чонгук полубоком повернулся к нему, от него вдруг стало тошнить. Он не знал, что деньги теперь выше человеческой жизни даже там, где боролись со смертью. Чонгук никогда от него ничего не примет: не доверяет, не хочет дышать одним воздухом с ним. Хосок фальшивит жестко, думая, что обманчивая оболочка — способ достичь желаемого. Любопытство заставляет удовлетворить интерес: — Не поверю, что ты вдруг стал альтруистом, — Чонгук отвел взгляд, вперив его в стену: только бы не смотреть в эти прожигающие насквозь глаза. — Чего ты хочешь взамен? Лицо Хосока темнеет на несколько оттенков так же, как и взгляд. Он подходит вплотную, глядя прямо в глаза. Чонгук вжался в стену позади, с каплей испуга смотря в ответ. Грей наклоняет голову набок, в секунду осмотрев его всего. — Я хочу тебя. Чонгук расширяет глаза, принимая это за унижение, оскорбление. Его подбородок и пальцы трясутся от нервов, злости, во взгляде — пламя ненависти. Его рука сломана дрожью, едва слушается, когда он замахивается, звонко влепив Хосоку пощечину. Грей отводит покрасневшее лицо в сторону, прикрыв глаза и сжав челюсть. — Не подходи ко мне больше. — шипит Чонгук, вскрикнув, когда Хосок вжал его в стену своим телом. Взглядом его можно было разрезать мясо. — Я прощу тебе эту пощечину, Чонгук, потому что ты от утраты не отошел. — цедит Хосок. Чонгук брыкается, но он не выпускает. — Пойми, тебе никто не поможет, кроме меня. Я хочу, чтобы ты был рядом со мной. Всегда и везде. В чонгуковых мыслях он уже давно утонул или разбился, но в реальности доводит до нервного срыва. Дыхание сбито от гнева, касания его — как грязь — хочется отодрать, вырваться с криком отвращения. С лестницы слышатся шаги, и Чонгук, вдохнув, с силой отталкивает Хосока, с ненавистью глядя на него. Из-за угла выходит Джин в черной джинсовке и темных брюках с рубашкой. Он цепко осматривает их, покуривая сигарету. — Отвали уже от него, чувак. — усмехнулся Джин, насмешливо глянув на Грея. — Не лезь, Кавана. — рявкнул Хосок, в ярости ударив стену кулаком. Чонгук испуганно сжал руки в кармане куртки, быстро, на шатких ногах спеша на выход. Проходя мимо Джина, он уловил запах цитрусового парфюма и его холодный, но настороженный взгляд на себе. Он глубоко дышал, сходя с ума от адреналина и волнения от каждой стычки с бандой. Он остановился перевести дыхание за углом, как, напрягшись, услышал беспокойный, такой непривычный голос Джина: — Хантер убьет тебя. Затем были маты и ругань Хосока, говорящего, что он будет делать все, что захочет. Чонгук бежал вниз, его сердце ходило аттракционами. Любопытство душило: что значили слова Джина, реакция Хосока и его желания. Чонгук будет умирать по бесконечному кругу, но с ним не будет. Его душа, его тело, его стыд, кровь и слезы принадлежат одному только демону. Каким бы садистом, психом, жестоким и грубым он ни был, он любим до боли и самоотречения. Хантер — зависимость, токсичность его — вечный наркоз. Чонгук от него никогда не хочет просыпаться.