™™™
В палате повисает густая аура страха — Уёна, и гневная — Хосока. Уён бегает взглядом по его лицу, перекошенному от ярости, по неестественно широким зрачкам. Он глушит догадки и давится его агрессией. — Я просто хотел узнать, как ты. — невнятно сказал Уён, забыв, как вдохнуть. Хосок ухмыльнулся, одичало смотря на него. Он шагнул ближе, еще ближе, пока не встал вплотную. Уён увел глаза: сейчас Грей выглядел в мириады раз опаснее, чем был до. Он стирал его бойкость и уверенность в порошок голыми руками. — Убедился? — поднял бровь Хосок, презрительно осмотрев его. — Теперь проваливай, Торрес. Уён сглотнул тягучий ком поперек горла, когда он отвернулся. — Позволь мне, — он перевел дыхание, шагая за ним. Хосок затормозил, и он продолжил: — Помочь тебе. Он не видел свирепой ухмылки на лице Грея, не видел безумно блестящих глаз и рук, сжавшихся в кулаки. — Помочь мне? — с издевкой повторил Хосок, резко повернувшись. Уён попятился назад от его пугающего вида, но Грей схватил его за шею, отбросив к стене и зажав у нее своим телом. — Кому нахуй нужна твоя помощь? — он приложил его головой об плитку, яростно смотря в глаза. Уён ощутил слабость во всем теле от сильного удара, глаза готовы были закрыться навсегда. Он не мог сопротивляться, лишь сжимал руку, что без жалости душила, и глотал остатки воздуха. Взгляд Хосока был жестоким, как у голодного зверя, поймавшего наконец среди джунглей свою добычу. У дичи пощады не будет. Его голос будто заглох и умер внутри, кислород кончался, а ненависть в глазах напротив только росла. Хосок опустил взгляд на его открытые губы, жадно вдыхающие, и грубо впился в них своими, прикусив нижнюю до крови и доставив море боли. Уён не мог вскрикнуть, хоть нутро и выло от обиды, ненависти к тому, кто даже не равнял с землей, а голыми руками рыл ему могилу и закапывал туда. Ранку на губе обожгли теплые слезы, в глазах погасли последние крупицы света. — Хосок, бля! Отпусти его! Незнакомый голос донесся до его темнеющего сознания, он глубоко вдохнул, когда душащие руки исчезли. Уён скатился вниз по стене, трогая покрасневшую шею и безнадежно давая волю слезам. Он напряг зрение, видя, как какой-то парень отшвырнул от него Хосока к кровати. Ему было уже все равно, даже если Грея убьют. Так же, как он убил в нем все чувства, сгнившие внутри. Цветы, проросшие на мгновение в душе, растоптаны и умирают в грязи. После принятия неизбежного становится неважно, какой будет исход: эшафот или расстрел. Его спаситель повернулся, и Уён сквозь муть узнал в нем Вернона, одного из членов банды. В его черных волосах была бандана, кожаная куртка по дресс-коду и татуировки даже над бровью. — Ты как? — спросил он беспокойно, присев рядом на корточки. Уён вытер слезы, не желая позориться перед ними, как бы больно ни было. Он горько усмехается, ведь Хосок уже жестко унизил его по всем фронтам. — Прекрасно. — выдал Уён, презрительно глянув на него. Вернон раздраженно выдохнул, внимательно оглядев его. По коже прошли пугающие мурашки от его взгляда. Уён отвернулся, собираясь встать. — Не трогай. — зашипел он, когда Вернон протянул руку, чтобы помочь. Совесть трубила о том, что он неблагодарный, что Вернон спас его и заслуживает лучшего. Но нервы кололи все тело, ненависть, злость и обида заполнили его, отодвинув все другое. Хосок стоял у подоконника, не смотря на них и восстанавливая сбитое от гнева дыхание. В палату забежал Чимин и, увидев состояние друга, встревоженно взял его лицо в свои ладони, осматривая. Уён прикрыл глаза, что наполнились влагой от взгляда на Хосока и воспоминания, выжженного уродливым клеймом в памяти. — Что ты с ним сделал? — впервые позволил себе высокий, обвиняющий тон Чимин, надвигаясь на Хосока. Юнги застыл у двери, непонимающе наблюдая за ним. — В чем дело, блять? — стиснул зубы Юнги, осмотрев вид у всех. Он остановил Чимина, предупреждающе посмотрев, и подошел к Грею, повернув его к себе за плечо. Юнги нахмурился, его лицо потемнело от гнева. — Ебать тебя, Хосок, ты обдолбан! — рявкнул он, смотря в его огромные зрачки и безумное выражение лица. Грей дернул плечом, сжав челюсть. Уён выдохнул, вперив в него свой взгляд. Оправдать его себе же не мог, как бы сильно ни хотел: голос разума заткнул крики сердца. Чимин стоял рядом с ним, придерживая за спину и следя за тем, как Юнги сжал кулаки. — И когда успел? Тебе ведь нельзя употреблять, сукин ты сын! Забыл, как тебя еле вытащили из этого дерьма? Какого хуя лезешь обратно? — ругался Юнги, встряхивая его за грудки. Вернон подошел ближе, придержав Юнги, когда Хосок откинул его от себя. В его сумасшедших глазах сверкал животный блеск. Он был неуправляем под дозой, не знал меры, первозданная жестокость охватывала все его естество. — Не суйся в это дело, Юнги. — процедил Хосок, свирепо посмотрев на него, затем на Уёна, в груди которого разрушилось все невоздвигнутое. — Да пошел ты. — выплюнул Юнги, смерив его презрительным взглядом и повернувшись к Чимину: — Вышли отсюда. Чимин сжал руку Уёна и потянул за собой. Уён запнулся на месте, в последний раз посмотрев на Хосока, в глазах которого плескалась ненависть — ни капли сожаления. Он поднял голову и вышел из палаты. Через секунду за ними захлопнулась дверь. В груди Уёна эхом раздался вопль умирающих чувств, молящих о жизни.™™™
Чонгук на грани провала в сон после безумной реальности. Он чувствует, как метка на бедре горит, сердце бьется в агонии, чтобы вновь возродиться из пепла. Он ощущает только негу, растекающуюся во всем теле, приятно и липко. Он ослаб, едва дышит, жмясь к сильной груди Хантера, который несет его на руках вечность, по меркам Чонгука. Рассвет разгорается небесно-голубым над их головами, тьма рассеивается, оставляя место на сцене свету. Свету, который пригрел демон, свету, укротившему его чертей. Щека ощущает под собой мягкость, знакомый запах кондиционера ударяет в нос. Чонгук вдыхает его, пытаясь разлепить глаза, но в сон клонит нещадно. Он понимает, что дома, на своей кровати. Хантер надел на него одежду и принес сюда. Чонгук слабо улыбается этой мысли, шевеля ногами и скидывая кроссовки, еле стаскивая и куртку. Он чувствует присутствие Тэхёна каждой своей клеткой, слившейся с его и родившейся заново в его теле. Хантер стоит над ним, рассматривая прикрытые глаза, распухшие губы и подрагивающие от холода плечи. Он сжимает челюсть, затыкая демона хочет уйти, но мягкая хватка на руке заставляет остановиться. — Не оставляй меня. — просит по-детски Чонгук, смотря на него из-под ресниц. — «После этого я никогда больше не смогу быть один». Они были крещены цитатами Кафки. Хантер глубоко вдыхает, сжав его ледяные пальцы: власть над собой пугает, но сопротивляться Чонгуку, когда познал вкус его тела, когда стал с ним единым целым — выше его сил и табу. Тэхён снимает куртку и ботинки, ложась рядом с ним на тесной для них двоих кровати. Чонгук невесомо гладит его тыльную сторону ладони и обнимает себя его рукой, ощущая древесный запах и горячее дыхание, жар чужого тела своей спиной. Хантер накрывает его одеялом, впервые чувствуя тепло, что делает больно и приятно одновременно. Тело рядом с ним расслабляется, Чонгук затихает: его мерное дыхание разносится по всей комнате. Никогда еще сон не казался таким спокойным и сладким, никогда еще душа не была так безмятежна, никогда еще вселенная не замирала под биением двух сердец, засыпающим в унисон. Дом — это не место, куда можно вернуться, дом — это человек, который заменяет мир.™™™
Сквозь раскрытые шторы комнату озаряет полуденный свет, температура воздуха прохладная, отчего Чонгук просыпается, впервые не увидев кошмаров. Он приоткрывает глаза и сразу же смотрит на другую сторону кровати, где смятые простыни помнят тепло Хантера. Чонгук прикусывает губу: его отсутствие разлагает душу на части, пустота снова давит на него со всех сторон. Ему хочется выть, биться в истерике, но низ поясницы горит, во всем теле дикая слабость. Он ненавидит себя за низкий болевой порог, вызванный нарушенным пищеварением, худобой и истощением. Чонгук прячет голову в изгиб локтя, позволяя себе излить ком, застрявший в глотке. Его девственность, его тело, его душа и каждый миллиметр кожи отныне принадлежали Хантеру. Тогда, сейчас, вечно. Вальс ветра донес бы до демона его слезы и мольбы вернуться. Он боится, что его использовали и оставили с болезненными мемуарами о поцелуях и мечтах, разбившихся о жестокие, заново выстроенные баррикады Хантера. Догадка эта режет по ребрам, травит сознание. Чонгук примет от него все, кроме равнодушия. Он придумывает ему сотни оправданий, каждая из которых ножом в сердце — бессмысленное издевательство над самим собой. Чонгук снова сковывается в оковы льда, внутри и снаружи — чернь и пустота. Тэхён оставил после себя целое ничего и токсичный, уничтожающий запах, растворившийся в венах.™™™
Бездонное печальное небо отражает душу Чонгука, он смотрит на серые облака и принимает каплю дождя, упавшую на его щеку. Он кутается в черное пальто и открывает дверцы больницы, проходя в отопляемое, но тошнотворно пахнущее медикаментами помещение. Желудок, пустой с самого утра, хочет извергнуться желчью. Ломота во всем теле подкашивает ноги, конечности ледяные из-за того, что он снова не поел, кожа бледнее, чем обычно. Чонгук ненавидит это состояние, но оно входит в привычку, как следствие истерии и боли в груди. Демон — его смерть и воскрешение, его бескрайняя радость и безнадежное горе. Чонгук проходит в палату Мэя, где он сидит на койке, в нетерпении слушая врача. Чонгук тормозит у дверного проема от резкого головокружения, но папа его замечает и с улыбкой окликает. Сегодня кошмарам придет конец, сегодня родитель вернется к нему, и его душа снова обретет покой. — Здравствуйте. — здоровается с Джерардом Чонгук, беря родителя за руку и целуя их. Мэй гладит его лицо, но затем хмурится. — Ты бледнее стен. Снова не ел? — укоризненно спрашивает он. Его голос мягкий, его касания нежные, его запах родной. Чонгук не сдерживается и обнимает его, глотая слезы. — Тише, тише. — успокаивает он, гладя его по спине. — Мы оформили вашу выписку и предоставили нужные лекарства. Обязательно принимайте их. — сказал врач, указав на пакет на тумбе и добро посмотрев на Чонгука. — Не плачь, он прошел очень хорошее лечение и стал свежим, как огурчик. Сейчас ты выглядишь гораздо волнительнее, чем он. Неужели хочешь к нам? — хмыкнул он, скрестив руки на груди. Чонгук через силу улыбнулся и помотал головой. Мэй вытер ему слезы и поцеловал в макушку, даря то родительское тепло, которое ему нужно было, чтобы не сломаться. — Вот и отлично. — улыбнулся Джерард, похлопав его по плечу. — Как будете готовы, жду вас у стойки. Чонгук прикрыл глаза и вдохнул, затем немного увереннее посмотрел на Мэя, который уже вставал с койки. Он протянул ему сумку с его одеждой и вещами. — Тебе не нужна помощь? — беспокойно спросил Чонгук, глядя, как он легко стоит на ногах и ловко вытаскивает свою кофту. Мэй рассмеялся, щелкнув его по носу. — Чонгук, мне будто дали новое тело. Столько процедур прошел, вчера даже прогулялся. Я готов ко всем начинаниям, чего не скажешь о тебе. — успокоил он. Чонгук улыбнулся: счастье от услышанного захлестнуло, как цунами. Он подошел к подоконнику, пока папа переодевался, и застыв, как статуя, смотрел на блеклые стекла окон, омываемые дождем. В душе расширялись дыры, они утягивали на дно наперекор сопротивлению до самой смерти. Чонгук прислонился лбом к холодному стеклу, чтобы заглушить боль в голове. На его плечо мягко, как перо, опустилась рука Мэя. Он улыбнулся и повернулся к нему, крепко обнимая и выходя с ним из палаты. — Я не буду скучать. — вздохнул Мэй, закрывая двери за собой и надеясь, что навсегда. Чонгук сжал его руку и повел по коридору к выходу. Он мантрой повторял про себя это «никогда»: никогда не позволит ему снова оказаться здесь. Джерард улыбнулся, увидев их, и выдал папку с документами. — Надеюсь, еще увидимся, но только за пределами этого места. — попрощался врач, слегка поджав губы. — Благодарю вас. — ответил Мэй, очаровательно улыбнувшись. Прохлада улиц и мелкий дождь как второе дыхание окутали его, он не насыщался, вдыхая и подставляя лицо навстречу слабому ветру. Чонгук смотрел на него, и в глазах сверкала любовь вперемешку со счастьем. Долгожданным и таким хрупким. — Зонт? — предложил Чонгук, улыбнувшись. Мэй покачал головой, полной грудью вдыхая запах влажной земли. — Пройдемся и сразу домой. — предложил Мэй, взяв сына за локоть и закутавшись в свое пальто, принесенное вместе с вещами. Чонгук кивнул и просто шел, смотря на кипящую трассу, позолоченные небоскребы и ряды деревьев, мерзнущие от холода так же, как снующие по улицам люди. От папы пахло чем-то родным, теплым, его голос, такой любимый и спокойный, убаюкивал лучше любой колыбельной. Чонгук в нем растворялся, и улыбка, сраженная болью в груди, все же цвела на лице. Возвращаться в квартиру вместе с Мэем — заветная мечта Чонгука, которая наконец сбылась. Он открывает двери и чувствует, что пустота рассеялась, часы снова отбивают время, жизнь маленькими шагами поселяется в каждом уголке. — Я приготовил тебе обед. — улыбнулся Чонгук, снимая пальто. Мэй потрепал его по мягким волосам. — Я приму душ и сразу на кухню. — подмигнул он, скрывшись в своей спальне. Чонгук прошел на кухню, чтобы разогреть ему еду. Самого тошнило нещадно, голова трещала по швам. Он поставил чайник на плиту и уселся на стул, массируя виски пальцами: боль и обида в душе разрастались сорняками внутри, кололи шипами, мешали дышать. Он не мог выносить беспрерывного потока мыслей, рвущих его на части. Все они — порождение, отголоски образа демона. Он прикрыл глаза, отдав себя им на растерзание. В воспоминаниях только его обжигающие губы, целующие, как перед апокалипсисом, руки, сжимающие, как перед провалом в вечность, глаза, выедающие его сердце зеленым. Чонгук освобождается из плена собственных мыслей только когда Мэй проходит на кухню, выключая чайник, что уже несколько минут кипит. — Что с тобой? — хмурится Мэй, тронув его за плечо. Чонгук мотает головой, накрывая на стол. — Надеюсь, ты понимаешь, что если сейчас же не поешь, я отведу тебя туда, откуда мы недавно вернулись. — серьезно сказал он, следя за сыном. — Пап, пожалуйста. — вздохнул Чонгук, сев рядом. Под пристальным и грозным взглядом папы он заставил себя выпить чай с купленным по дороге пирожным: больше в него бы не влезло. Мэй в нерешительности долго молчал, затем уверенно произнес: — Чонгук, нам нужно поговорить кое о чем важном. — он сложил локти на стол после того, как поел. Чонгук сглотнул, исподлобья смотря на него. — Как ты оплатил лечение? — без прелюдий спросил Мэй, проницательно глядя в глаза. Чонгук сжал губы, не думая ничего скрывать: — В больнице я столкнулся с одним состоятельным мужчиной, он оказался отцом моего.. — он запнулся, но быстро продолжил: — Одноклассника. Он предложил работать в его доме, я согласился. В тот день я обнаружил его супруга, он инвалид. Он нуждался в заботе, а я предложил свою помощь. Тем же вечером этот мужчина сказал, что нам нельзя медлить и что он уже оплатил твое лечение. Я обещал, что сделаю все, чтобы отблагодарить и отработать все. Чонгук прикусил губу, смотря на реакцию папы: его брови сдвинулись, во взгляде сверкало удивление. — Нам обязательно нужно будет поблагодарить их. — кивнул Мэй, еще не отошедший. — Ты еще следишь за его супругом? — спросил он. — Сейчас выходные, и Эдвард.. Мистер Хантер дома, он с ним. — исправился Чонгук, убедительно посмотрев на папу и накрыв его ладонь своей. — Не переживай, я все сделаю сам. Эти люди очень добры, они привыкли ко мне так же, как я к ним. — тихо сказал он. Мэй светло улыбнулся, погладив его щеку. — Тебя невозможно не полюбить, Чонгук. Чонгук увел свой взгляд, смутившись. — За тебя так же переживали родители Уёна и Чимина. Они сказали, что придут, когда тебя выпишут. — сообщил Чонгук, и Мэй вскочил с места. — Так, почему ты сидишь? Нам ведь нужно все приготовить к их приходу. — впопыхах Мэй метался по кухне. Чонгук встал следом, с улыбкой наблюдая за ним. — Мы успеем, пап. — закатил он глаза, убираясь со стола. Мэй цокнул, доставая свою книжку с рецептами. Он вдруг застыл, пристально посмотрев на сына. — Чонгук, надо ведь пригласить этих.. Хантеров? Чонгук провел пальцами по губам, размышляя. — Думаю, вам лучше посидеть одним, без суматохи. — ответил он, получив кивок папы. — Тогда дай мне их номер, чтобы я все разъяснил и поблагодарил. Чонгук кивнул и взял телефон с зарядки, беспокойно заметив несколько пропущенных от Чимина. Он прикусил губу и продиктовал папе номер, затем быстро набрав друга, когда он скрылся в гостиной. Он корил себя за то, что посмел забыть спросить у них, как все прошло в больнице, и не выходил на связь со вчерашнего вечера. Чонгук истрепал себе все нервы, пока ждал долгих гудков. Червь тревоги противно ползал поперек души. Наконец, в трубке послышался голос Чимина, злой и возмущенный: — Мы скоро будем, и тебе конец. Чимин сбросил вызов, Чонгук не скрыл улыбку, продолжая прибираться на кухне, затем перешел к уборке дома, пока Мэй колдовал над ужином. Полчаса спустя послышался звонок в дверь, отчего Чонгук подпрыгнул с тряпкой в руках. Он открыл дверь, вскрикнув от неожиданности, когда Чимин набросился на него с объятиями. — Я хотел убить тебя, но ты слишком милый. — улыбнулся он, но все же ущипнул за бок. Его глаза тепло-карего цвета радостно блестели. — Простите. — прикусил губу Чонгук, посмотрев на Уёна. Он встревоженно потянул его на себя, обхватывая его лицо своими руками. — Ты плакал? — на грани шепота спросил он. Уён дернул головой, несмотря на опухшие веки, в его глазах были привычные, но слабые искорки огня. — Немного. Нам всем есть что рассказать друг другу. — усмехнулся Уён, обняв его. Они прошли на кухню, где Мэй крутился у плиты. По всей квартире разносился запах жареной курицы со специями. — Добрый день! — в унисон сказали Чимин и Уён. Мэй с широкой улыбкой повернулся к ним, поочередно обнимая каждого и приглашая присесть. Чимин отдал ему прозрачный пакет со словами: — Я испек этот торт специально для вас. Он покраснел от благодарностей и похвалы Мэя, пнув пародирующего его Уёна в бок. Чонгук рассмеялся с них, и в душе, казалось, дыры затягивались сами по себе. — Мы пришли помочь. — улыбнулся Уён, с энтузиазмом осматривая все, что лежало на столе. — Не стоит, вы итак много сделали. — упирался Мэй, чувствуя неловкость. Но Чимин и Уён были настойчивы, помогая Чонгуку сервировать стол в гостиной, купить нужные продукты и оформить блюда. Чонгук ощущал потоки счастья, захлестывающего так бурно со звонким смехом Чимина, шутками Уёна и детским дурачеством, которое бальзамом на душу, шелком утешения на сердце. Уён все время отвлекался на свой телефон, и на вопрос, кто ему написывает, он неохотно от смущения ответил, что Вернон. При упоминании его тень улыбки легла на его лицо, отразившись на щеках румянцем. Он пытается прогнать глаза демона из сознания, но пока жива его память, он будет помнить и умирать на зеленом дне бесконечного океана. К вечеру в квартире Блоссэм становится так оживленно и весело, как никогда раньше. Родители Чимина и Уёна сидят с Мэем, обсуждая их прошлое и будущее, переходя на темы о себе. Они сидят в гостиной, из которой доносится временами громкий смех и споры. В комнате Чонгука царит тишина после рассказов каждого, шоком ложащихся на всех троих. На долю демона прилетает сотня «хороших» слов и проклятий, что так жестоко поступил с ним снова. Они лежат на цветном пледе на полу, истратив все слова, молчаливо смотрят в потолок. И даже в молчании есть смысл рядом с ними, и даже боль затихает, когда ласковые руки сжимают его собственные.™™™
Тусклые пепельные облака нависают над Чикаго, шумный дождь бьет о стекла окон, туман дымится над небоскребами и крышами. Одинокие деревья не выдерживали натиска ветра, их ветки почти ломались под его напором. В школе царила мрачная атмосфера, как если бы помещение оккупировали, а на людей нагоняли бы страх пушками. Ученики стали олицетворением беспощадной в этом году осени: блеклые, меланхоличные и порой жестокие. Учебный день подходил к концу, коридоры стремительно пустели. Чонгук сидел на последнем уроке, оттягивая нижнюю губу карандашом и читая заданный на дом роман. Уён сидел рядом, положив голову на парту и незаметно от учителя переписываясь по телефону. Чонгук усмехнулся, прекрасно зная, с кем. Впереди них Чимин раскачивался на стуле, листая страницы небольшой книжки Брэдбери. В душе ныла пустота, по ее глухим стенкам гуляли боль и потоки слез. Чонгук не видел своего демона с того утра, скучал, каждой своей клеткой тянулся к нему. Тэхён заставил ощутить сладость близости, пекло обнаженных тел, чтобы затем уйти и дать горечи съедать его изнутри. Чонгук выдохнул: мысли сжирали заживо, травили сознание и терпение. Он нервно провел рукой по волосам, взъерошив их. За последним рядом сидели Кихён, надувающий жвачку и залипающий в телефон, и Дэхви, не сводивший с него царапающего взгляда. Банда Хантера появилась на первых уроках, но затем исчезла из виду, хоть он и был уверен, что они в школе. После того, как звонок прозвенел спасением, ученики подорвались с места и вышли из класса. Чонгук сложил вещи в рюкзак и перекинул его через плечо, глядя на поднимающихся друзей. — Кого куда подбросить? — вскинул бровь Чимин, идя впереди. — Какие планы? — Папа пока что дома, вечером я отправлюсь в поместье. — ответил Чонгук, подходя к шкафчику. — Райен, наконец, приехал из Форкса. Он меня заберет. — улыбнулся Уён. Чонгук хмуро глянул на него. — Твой старший брат? — вспомнил Чимин, получив кивок друга. — Я уже начал переживать. — прыснул Чонгук, отчего Уён обиженно толкнул его, и в компании послышался смех. Ветер хлестнул по лицу и растрепал волосы, когда они вышли на улицу. В сером дворе школы еще оставались ученики, на парковке редко гудели автомобили. — Вот он, кретин. — цокнул Уён, указав на черную вольво у ворот. Чимин присвистнул, оценив машину. — Пойдемте, познакомлю вас. — улыбнулся он, направившись к выходу. Чонгук старался не отставать, но фантомно ощутил взгляд на себе, врывающийся в душу и стирающий ее в ничто. Он подставил лицо каплям дождя и вдохнул, продолжая идти. Из вольво вышел высокий смуглый парень лет за двадцать, с русыми волосами и мощным телом. Его желтоватые глаза зацепились за Уёна, и на тонких губах появилась улыбка. — Это Райен, — представил его Уён, прижавшись к груди брата. Чимин смущенно кивнул, пока Чонгук не мог избавиться от тяжелого ощущения, что за ним следят, не спускают с него глаз. Он боялся шевельнуться, растерянно смотря куда-то в сторону. — Чонгук? Чонгук будто отмер, виновато посмотрев на встревоженного Уёна, зовущего его, затем на Райена, от пристального взгляда которого он смутился. — Рад познакомиться, Чонгук. — словно смакуя его имя произнес Райен, протянув свою руку. Чонгук смотрел в его глаза, затягивающие и цепкие. Он вложил свою ледяную ладонь в его, пожав и сразу же убрав ее. Он кожей чувствовал чей-то взгляд, пока их разговоры едва доходили до слуха Чонгука. Райен часто посматривал на него, выпивая чашу его терпения до конца. Чонгук вдруг обернулся и заметил Джина, подходящего к ним с папкой в руках. — Привет. — улыбнулся он, осматривая всех. За его спиной стоял Намджун, равнодушно кивнувший им. Чимин потерял дар речи, переглянувшись с таким же шокированным Уёном. — Ты точно нам? — поднял бровь Уён. Джин закатил глаза, открыв папку. — Нет, я тупой и не понял, к кому подхожу. — из-за его сарказма теперь закатил глаза Уён. Джин вытащил несколько конвертов и протянул им. — Я приглашаю вас в клуб «Heroin» в честь своего дня рождения. Завтра, в восемь. Чонгук приоткрыл рот, с подозрением смотря на него. — В чем подвох? — усмехнулся Чимин, скрестив руки на груди. Джин близко подошел к нему, щелкнув по подбородку. — Ни в чем. Жду вас. — он причмокнул губами и всучил им конверты. Джин глянул на Райена, и на его губах расцвела ухмылка. — Приглашаю и тебя, красавчик. Он дал Райену конверт, который с улыбкой принял его, не обращая внимания на удивленные глаза в свою сторону. — Ты ахуел, куколка? — прижал его к себе за талию Намджун, отчего ухмылка на лице Джина стала шире. Он облизнулся и стервозно посмотрел на него, вырвавшись из захвата и кинув им напоследок: — Оденьтесь как можно сучнее. Чимин смутился и посмотрел на друзей, сдерживая смех. Намджун распаленно смотрел ему в след, выплюнув: «стерва». Он вплотную подошел к Райену, предупреждающе схватив его за воротник куртки. — Явишься — и ты труп. Райен качнул головой и распрямил плечи, когда Намджун отошел. — Псих. — удивился он, посмотрев на Уёна, пожавшего плечами. — Так что, пойдем? — спросил Чимин, неуверенно глядя на конверты в руке. — Странная перемена в его поведении. С чего вдруг такие приглашения? — Почему бы и нет? Райен будет с нами, если они задумали поиздеваться. — сказал Уён, осмотрев всех. Чонгук сквозь вакуум слышал их разговоры. Бороться с собственным волнением, крошащим кости, давящим на нервы — было сильнее его. Он извинился и отошел, чтобы избавиться от червей, ползающих внутри вестниками беды. По аллее гулял ветер, перебирая ветки деревьев. Чонгук закутался в пальто, внимательно осматривая каждый уголок, пока тихие, но уверенные шаги сзади не заставили замереть на месте. — Я следил за тобой весь день. Венка на шее вздулась от злости, из горла рвался крик. Чонгук повернулся и гневно посмотрел на Хосока, вальяжно прислонившегося к дереву. Он помнил, что он сделал с Уёном, и под чем находился. Хосок был опаснее, чем они ожидали. Огонь в нем горел сам по себе, сжигая всех на своем пути. — Что тебе нужно? — не смог сдержать ярости Чонгук. Хосок вскинул бровь, медленно подходя к нему. — Я ведь уже говорил тебе, Чонгук. — его голос глубок, в нем нотки угрозы и сумасшествия. Чонгук раскрывает рот, отступает, не ведая куда. — Ты не в себе, — качает головой он. — Оставь меня в покое, прошу тебя. — он большими глазами смотрит на Грэя, взгляд которого безумен, доводит до припадка. Чонгук чувствует страх, дикий и липкий, зная, что пощады не будет. Хосок сжимает челюсть, вдруг сломанно, разбито глядя на него. — Каждый ведь точно знает, что и как с другим. Что у него на душе, в сердце, о чем он думает. — начал Хосок, и его надрывный голос заставил Чонгука застыть. Грей надвигался, но он не отступал. — Они приписывают статус психа, больного только из-за того, что он зависим. Зависим от человека, который и диагноз, и лекарство, — он обреченно, неотрывно смотрел в глаза Чонгука. — Я помешан на тебе, и это стало моей болью, безумием, желанием. Хосок зажал его у дерева, рассматривая его лицо, потерявшее все эмоции. Чонгук, не моргая, смотрел в одну точку. Внутри плыла усмешка: жизнь чертовски несправедлива — чувства одного становятся целью другого, каждый влюблен, каждый страдает, каждый хочет. Но у всех безответно, пусто, жестоко. — Ты не можешь заставить чье-то сердце биться ради тебя. Принуждение пресекает рождение чувств. — говорил Чонгук, не смотря на него. Хосок прикрыл глаза и тяжело вздохнул. — В этой сказке ты — монстр, и по своей же глупости потерял принца, который любил тебя и помог бы снова стать человеком. Чонгук в упор, разочарованно глядел на него, а глаза Грея наливались темнотой и осознанием неизбежного. Он говорил про Уёна, и Хосок понял, но сожаления не ощущал. — Не разрушай и не посягай на то, что никогда не будет принадлежать тебе. — выстрелом в голову закончил Чонгук и, посмотрев на него последний раз, оттолкнул. Гнев охватил все нутро, когда Грей больно сжал его руку, не давая уйти. Чонгук со злостью смотрел на него, бешеного и необузданного. Он глубоко вдохнул: воздух вдруг отравил легкие, древесные ноты заполнили естество. Чонгук резко повернулся и раскрыл рот, из которого рвался немой вопль, истошно кричащий имя демона. Демона, что стоял за пару метров от них, сверкая диким взглядом зеленых, любимых глаз. Демона, который сжал руки в кулаки и ринулся на них. Чонгук забыл ему все: уход, унижение, молчание. Он не мог отвести взгляд, полный надежды вперемешку с обидой. — Грей, блядь, — рыкнул Тэхён, подойдя вплотную и, потянув Чонгука на себя, прижал к груди. Чонгук вдохнул его родной запах, бросающий тело в дрожь. Его рвало на куски от мыслей, как сильно он скучал по нему. — Заткнись, Хантер, — выплюнул Хосок, ненавистно глядя на него. — Что ты можешь ему дать? Пару ударов, когда тебе снова приспичит ранить его, или же блядское равнодушие, когда твои чокнутые черти прикажут тебе? — Я предупреждал тебя не трогать его. — низким, но опасным тоном сказал он, схватив Хосока за воротник кожанки и, заехав кулаком по лицу, повалил на землю. — Я тебе руки оторву, ебать. — зарычал Тэхён, приняв кулаки друга, попавшие в него, скрутил его кисти и вывернул их. — Тэхён, прошу тебя, остановись! — кричал Чонгук, пытаясь оттянуть его за плечо, но он не давался. На оглушающий рык Хосока прибежали Юнги и Намджун, отодвинув его и перехватив демона за грудки с двух сторон. Юнги остановил Хосока, который, дыша через рот, с трудом поднялся. — Бля, Тэхён, заглохни. — ругался Намджун, тряся его лицо в своих руках. Хантер рвано дышал, из носа шла кровь от удара Хосока, он стер ее рукавом куртки. Чонгук беспокойно смотрел на него, боясь подойти. Демон дико глядел в его глаза, убивал каждый раз и воскрешал снова. Хантер собственными руками бросал его в бездну, чтобы поймать у руин. Чонгук от бесконечного падения сходил с ума, но не сопротивлялся, доверял ему, крестив себя вечной зависимостью от него. На шум прибежали Уён и Чимин, встав рядом с ним и беспокойно смотря на разборки. В груди Уёна непрошенно кольнуло, когда он вновь увидел Хосока в таком состоянии. Но тело больше не слушалось зова сердца, оно подчинилось разуму, не дав сделать и шага навстречу. Хосок осмотрел их всех, с осуждением и злостью смотрящих на него и, сплюнув, ушел. Райен недоуменно посмотрел на него, когда проходил мимо, и остановился рядом с ними. — Чонгук, все хорошо? — спросил он, тронув его за плечо. Чонгук дернулся от касания и отошел. Уён боязливо посмотрел в сторону Тэхёна: он мог сделать с его братом то же самое, что и с Хосоком. Чонгук поежился от бешенного взгляда демона, в котором черти метали и рвали. Он судорожно задышал, когда Хантер медленно стал подходить к Райену. — Хах, чувак, на твоем месте я бы поджал яйца и ринулся подальше. — прыснул Юнги, прислонившись к дереву. Чимин покраснел от его пристального взгляда на себя, помня о его словах, до сих пор бьющих по больному. — Тэхён, пожалуйста. — встал перед ним Чонгук, положив руки на его грудь. Хантер выдохнул, убивающим без пуль взглядом посмотрев на него. На дне его зрачков бурлила ревность и ненависть к каждому, кто смел посягать на него. Душа Чонгука трепетала от этой нереальной смеси собственничества и ярости. Хантер взял его руки в свои обжигающие ладони и с угрозой выплюнул Райену: — Еще раз дотронешься до него, и я выпотрошу тебя. Тэхён поиграл желваками, во взгляде его — смерть и никакой фальши. Он крепко сжал пальцы Чонгука и повел его за собой, давая чертям то, что им нужно было для успокоения: преданные, но наполненные обидой глаза, касания, невинный запах детства, мягкую бледную кожу, каждый миллиметр которой принадлежал только ему. Демон не умеет делиться: он рвет глотки и проливает кровь за свое. Чонгук терпел его жесткую хватку, терпел порывы и падения, прощал недосказанности, ведь иначе не мог: воля его растоптана и нема рядом с ним. Он остановил его, потому что не хотел новых жертв, хоть сам и становился ею. Обида заполняет его душу, иссушает ее и бросает безжизненную к обрывкам. — Куда ты тащишь меня? — крикнул Чонгук, вдохнув, когда Хантер ногой открыл дверь в бывший спортзал, прижав его к стенке темного коридора. Взгляд его испепелял, в нем желание раздеть и отыметь прямо здесь смешалось с потребностью душить голыми руками. Тэхён несильно сжал его шею, пальцами оттягивая нижнюю губу и яростно цедя: — Что за долбаебы лезут к тебе? Чонгук часто дышал, сердце билось в сумасшедшем ритме, привычном рядом с демоном. Он — эпидемия его, сожженная новелла и вечная буря. Чонгук на дне зеленого океана себя находит, обессиленного и зависимого от него, как наркоманы от кокаина, ведущего их в постель смерти. Горячие пальцы на холодных губах, жар обездоленных, ставших теперь одним, тел, истомленные и жадные от расставания взгляды. — Ты винишь меня в этом? — возмущается Чонгук, голос его ломается. Он смотрит прямо на демона, преодолевая смущение. — Почему ты оставил меня в то утро? На это тебе все равно? — на грани плача выдал он, не справляясь с чувствами, отравляющими изнутри. Хантер сжал челюсть, мазнув пальцем по розовым губам и вперив в него темный взгляд. — Я должен был уйти, Чонгук, а ты — отоспаться. — не оправдывался, говорил по фактам Тэхён. Касания его стали нежнее, но так же обжигали кожу и сбивали дыхание. — В свои дела я тебя посвящать не буду. Чонгук пустил в душе горькую усмешку, понимая, что демон даже не извинится. Но он, ненавидя себя, принимал. Тэхён не оставил и миллиметра между их телами, хрипло, головокружительно шепча в губы: — Но до этой секунды я жил желанием исследовать твое тело вновь. Ненависть, смешанная с ревностью и тоской, создает безумный аккорд. Чонгук представляет, как истерит и сопротивляется, как оставляет его и убегает. А в реале целует так, словно завтра никогда не настанет, словно они обречены на гибель. Губы Хантера токсичны, отравляют и смакуют его собственные, передавая свой вкус. Чонгук задыхается, прокладывая ладонями дорожку к его шее, скуле, и оставляет на ней громкую пощечину. Тэхён ведет головой в сторону, играя желваками. Чонгук мысленно убивает себя, моля лишь о том, чтобы демону не было больно. Он вырывается из его объятий и бежит прочь, стирая дрожащими пальцами теплые слезы.