***
— Дамы и Господа, скорее рассаживайтесь на свои места! Мы уже начинаем! — произнёс слишком громкий для данного момента голос. Всё опустилось в омут нескончаемого вопля в груди Гермионы, какая же она тряпка. Просто тряпка, не способная здесь и сейчас отстраниться от Малфоя, ударить его по груди, бить кулаками и орать ему о том, какой он гадкий. Это хотелось бы сделать, очень, если бы она понимала чувства, которые молят лишь о спокойствии. Она молит о спокойствии, хоть на гребаную минуту. Но сейчас она пылает, в прямом смысле, её щёки, руки, колени, бёдра, о Боже, её бёдра. Они трещат, разваливаются на мелкие деревянные щепки и готовы рухнуть на землю, а руки всё также увлекают Малфоя за собой, не разрывая этот невероятно склизкий поцелуй. Гермионе иногда становилось стыдно, что в свои шестнадцать до сих пор не умеет как надо целоваться, но сейчас ей было особенно неловко за это. И вроде бы казалось, сейчас это так неважно, но в глубине своего сердца она понимала, рядом с ней — всё тот же грубый Драко Малфой, который ни во что не ставит маглорождённых. Почему же тогда он до сих пор здесь, Гермиона? Он здесь только для того, чтобы потом вдоволь посмеяться над тобой со своими друзьями. И вдруг она отступила, отпрянула от него, отцепив его руки от своей талии, а свои от его всё таких же ледяных щёк. И он смотрел на неё, не отводя взгляд ни на секунду, неровно дыша и упиваясь её растрёпанным видом. Он потрепал её, выбил все нервы, помял рубашку и крепко сжал её душу обеими руками. И это всё, чего он хотел? Увидеть, как она разваливается? И вдруг он легко встряхнул головой, по его глазам было видно, что он только осознал, что натворил. Он поцеловал её. Ужасную, противную, грязную Грейнджер! Так бы и сказал, если бы не был в такой растерянности. Гермиона ужасно разозлилась. На себя. Она позволила случиться этому, почти не сопротивлялась, хотя должна была. Сейчас даже и сил не хватало сказать ему что-то, да и не хотелось совершенно. Поэтому просто пошла, толкнув его плечом. Но не так, как это было в начале года, в Большом зале, с пассивной ненавистью. Это было больше и одновременно меньше, чем ненависть. И голова раскалывалась от этого чувства. Почему нельзя отключить эмоции, словно старый, шипящий телевизор, просто нажать на маленькую красную кнопку или выдернуть с треском из розетки. Розетка. Прямо как его глаза, искрящиеся поражающим током. Ноги еле передвигались по деревянным ступеням, постоянно скрипящим под ногами и сопровождающим чувство, что прямо сейчас Грейнджер провалится под одну из них. И она снова на свежем воздухе, в её бледное лицо дует прохладный ветерок, который развивает нелепые локоны гриффиндорки. По полю шныряют игроки разных команд, в синей и красных одеждах, всё происходит быстро и очень громко. Наблюдая за игрой, Гермиона наконец-то зацепилась взглядом за Элио Бруно, который своими широкими плечами мужественно резал воздух, потом она заметила Гарри, который отчаянно пытается поймать Золотой снитч на пару с Ребеккой Мур, которая явно опережает ловкого Поттера. И вдруг она быстро перевела взгляд на врата, в которых безуспешно пытался отразить удары Когтеврана Маклагген, но что-то было не так. Уж слишком неестественно Кормак передвигался из стороны в сторону. И вот в ворота Гриффиндора снова прилетает мяч, который он снова не отбивает, хотя был всего в паре сантиметров от него. Что-то это напоминает. Буквально в паре метров от трибун пролетает Гарри, охотясь за снитчем, а в след за ним и Ребекка. Всё происходит настолько оживлённо, что Гермиона не может сконцентрироваться на Маклаггене, метла которого начинает быстро передвигаться, словно бык, на которого сели верхом не по его воле. Грейнджер начинает быстро хлопать ресницами и перебирать в голове десятки заклинаний, это очень похоже на Конфундо. Какое контрзаклинание может быть использовано против него? Давай же, думай! К Кормаку подлетел один участник команды и попытался помочь, но безуспешно, тот лишь сам чуть не слетел с метлы и выбил себе зуб. Финита! Но Гермиона не успела произнести заклинание, как и достать палочку из своей сумочки, Кормак не удержался и начал падать с средства передвижения. Не успев ухватиться за древесину, он начал падать туда, где не было песка чтобы смягчить падение, поэтому Гарри, отвлёкшись стремительно полетел вниз. Время замедлилось, сотни голосов кричали слова поддержки Поттеру и Маклаггену и совершенно перестали следить за игрой. У самой зелёной травы Гарри удалось поймать его, зазвучали всеобщие звуки ликования и… — Ребекка Мур поймала Золотой Снитч! Победа в этом матче за Когтевраном!***
— Этого просто не может быть, здесь какая-то ошибка! — Гермиона громко вышагивает по полу гостиной Гриффиндора, в которой сидят почти все сокурсники с озадаченным видом, никто не успел понять что произошло и сомневались, произошло ли вообще, всё казалось сном из которого не так просто выбраться. Гарри стоял у ближайшей стены, его глаза были пусты, а сам он о чём-то думал и не решался возвращаться в реальность. В ту реальность, в которой весь мир Гермионы переворачивался с ног на голову, а если быть точнее, то это делала она сама. Сама переворачивала свой мир. Рональд тихо сидел на стуле рядом с другом и, очевидно, как и все, мало понимал происходящее. — О чём ты говоришь? Гермиона, в том, что мы проиграли, нет ничего ужасного, — Поттер отстранился от стены, его волосы были влажными, а действия плавными и расслабленными, как можно быть таким, после того, как член его собственной команды чуть не погиб?! — Разве я о победе? Мне нет до этого дела Гарри, ты помнишь, что случилось на поле? Кормак мог пострадать! — Но не пострадал, ты просто наводишь панику, — заявил Уизли, сменив центр тяжести, чтобы приподняться со стула. Грейнджер глубоко вздохнула. Это же ее друзья, они должны её понять! Понять, что Мур ведёт себя слишком подозрительно, что она крадёт у Снейпа ингредиенты. Гермиона не знает какие, но должна узнать. Она чувствует, что за всем стоит эта когтевранка с бархатным голосом и безумно модной стрижкой. — Вы подумаете, что я сошла с ума, но на факультете Когтевран что-то происходит, — девушка заговорила в несколько раз тише. — И я думаю, что над этим «что-то» постаралась Ребекка Мур. Утром я заметила как она открывала дверь кабинета Северуса, точнее, не видела, но слышала, потом кусок мантии Когтеврана, всё сходится, нужно лишь уточнить пару деталей. Глаза Гарри обрели более живой и возбужденный вид, брови хмурились, а сам он будто чуть погрустнел. — Но это чушь! Она одна из милейших девушек, что я встречал, — проговорил он ещё тише, чем до этого Гермиона, и по его глазам было видно, что он не верит, точнее не хочет верить. Раздался смех сокурсников, от чего ребята притихли, чтобы не привлекать лишнее внимание. Почему Троица не хотела, чтобы другие знали о их размышлениях? Потому что найдётся хоть один человек, который может додуматься подслушать чужой разговор и тотчас побежать к портрету гостиной Когтевран, чтобы немедленно рассказать виновнице «сие торжества». — В тихом омуте… — прошептал Рон и подтолкнул Гарри в плечо. — Я думаю нужно проверить, вдруг она и правда… Что-то нехорошее замышляет? Гермиона кивнула и перевела взгляд на ужас озадаченного Гарри, который метался между хорошими отношениями с красоткой-Ребеккой и благополучием всего Хогвартса. И в его сердце, она почувствовала, победило второе. И душа заликовала. — Хорошо. Скажи, что нужно сделать, — он качнул головой вбок и скрестил руки на груди, что придало ему серьёзный и мрачный вид. — Ничего сверхъестественного. Рон, узнай, что особенного в очках Полумны Лавгуд. — А почему я?! — тихо прошептал Уизли, сморщив веснушчатый нос. — Хорошо. Если ты хочешь, то можешь пойти в кабинет Снейпа и узнать, что пропало, — Рон прокашлялся и стало очевидно, что теперь возражений у него не осталось. — Гарри, тебе понятна твоя задача? Поттер легко взмахнул рукой и провёл ей по своей белоснежной щеке, на которой красовались несколько чётких, тёмных родинок. — Более чем. Ну, а что будешь делать ты? — Я буду следить за Мур. Если мои подозрения окажутся правдой, то, думаю, у неё есть сообщники, — она сжала руки в кулаки и глубоко вздохнула. Очень непросто осознавать, что тебе приходится следить за семикурсницей, которая в совместительстве профессионально занимается квиддичем. Придётся много времени проводить на играх Когтеврана. Хотя, о каком мастерстве идёт речь, если судить по тому, что случилось сегодня? Обман. Она подвергла опасности жизнь ученика ради дурацкой игры. Если, конечно, это сделала Ребекка. Очень странно быть уверенной на все сто процентов в своих убеждениях и в то же время сомневаться в них полностью. Ещё немного поворковав с Джинни на удобном бордовом диване у камина, Гермиона решила попробовать уснуть, поэтому, пожелав подруге спокойной ночи, она стала подниматься по лестнице. Подушка манила своей мягкостью, а одеяло сейчас казалось пушистым облаком, которое отправит Грейнджер на небеса и больше никогда не отпустит на землю. Но как только она опустила свою голову на эту подушку, мир превратился в ад. Температура поднялась, а коленки затряслись, лёжа на белоснежной простыни. Хотелось бы забыть, стереть с себя все прикосновения и желание стать ещё ближе, впечататься в него навсегда, остаться внутри. Навсегда потерявшись в грязных мечтах, она всё больше и больше тонула в болоте, в которое он загнал её. Загнал, а сам остался наблюдать, как она захлёбывается трясиной. Хочется быстрее погибнуть в этой вязкой грязи. Исправить то, что натворила. Прошло несколько часов с момента, как ты потеряла саму себя, как из тебя вырвали кусок и отдали на съедение собственным дементорам, поселившимся в мыслях. Всё же ты постепенно пытаешься привыкнуть к тому, что как раньше не будет уже никогда. Ты продолжаешь жить, но всё ещё лежишь в своей постели и пытаешься справиться с диким желанием разбить себе голову о балдахин этой проклятой кровати. Надеешься, что это всё иллюзия, которая стоит ему таких же огромных усилий, каких и тебе. Усилий для того, чтобы не броситься к нему при встретившихся взглядах или хотя бы поднять на него глаза. Ты не сумела всё исправить, как хотела, и задаешься тысячами вопросов, от которых хочется разрушить всё вокруг, а главное — уничтожить себя. А как бы хотелось повернуть время вспять и не задеть его плечом, да? Просто пройти мимо и ничего не сказать, остаться для него никем. Ты и так для него никто. Ты игрушка в его руках. Бесхарактерная тряпка, вот ты кто. В следующий раз оттолкнёшь его, скажешь какой придурок? А имеет ли это всё смысл? Имеешь ли ты смысл, Гермиона? Ведь твоё сердце и сейчас разрывается на части, даже тогда, когда он находится в подземельях, настолько далеко от тебя. А когда он рядом ты сходишь с ума. Кружится голова, и теряешь равновесие. И не нужно отрицать, этот момент был лучшим. Вспоминая свой первый поцелуй с Виктором Крамом Гермиона всегда закусывала губу и воспроизводила его в своей голове. О том, как он бережно взял её за затылок и не торопясь стал приближаться, давая время всё обдумать. Но она и не думала. До сих пор не может забыть то нежное чувство, которое он подарил ей в тот день. И никогда не хочется забыть. Но Малфой. Будто зверь накинулся на её губы, разрывая всё на своём пути, брал её так, как он захочет, а не так, как удобно ей. Ему было плевать, какие чувства она испытает при этом, хотел забрать её силы, перевернуть её мир и уйти победителем. Правда ушла она, но не победителем, скорее, проигравшим. Глаза сами стали постепенно погружаться в тёмную пелену, и вскоре Гермиона провалилась в глубокий сон.***
После собрания старост Грейнджер чувствовала себя довольно измотанной, учитывая ночь бесконечных конфликтов в своей голове. Когда-нибудь у неё точно поедет крыша. Но сегодня как назло на этом собрании присутствовал Малфой, который делал вид, будто ничего совершенно не произошло. Будто она так и осталась для него выскочкой Грейнджер, а он для неё аристократом-задирой Малфоем. На этом собрании старосты обсуждали предстоящий праздник — Хэллоуин, который должен состояться через два дня. С разрешения деканов факультетов они решили устроить школьную ярмарку, на которой младшие дети смогут обменяться вещами и как следует повеселиться. Естественно только младшие, а для старших курсов будут поставлены палатки, музыка, как и положено. Также после долгих уговоров ребята всё-таки смогли выпросить развести огонь и сжечь чучело, точнее уговорил всех Макмиллан, а он на самом деле отличный лидер! Ну, а если честно Гермиона провела бы этот вечер в библиотеке, но к сожалению старосты должны присутствовать и следить за дисциплиной на мероприятии, а особенно за детьми, которые будут ошиваться у огня. Уроки уже закончились, Гарри и Рон должны были приступить к своим заданиям, что Гермиона заметила, так как они разбежались в разные стороны с довольно-таки нервным видом. Хотя, нервничал только Рон, так как его немного пугала Лавгуд. Грейнджер должна была прямо сейчас найти Ребекку, которая точно бродила по школе. Откуда она знает? За углом послышался её бархатный голос. Прижавшись к стене, она попыталась расслышать, с кем та разговаривает. — Тебе всё ясно?! Ты и так подвергла нас опасности, когда пробиралась той ночью в этот проклятый кабинет! — с заметно скрываемой раздражительностью произнёс незнакомый голос, который на фоне голоса Мур звучал звонко. — У меня всё было под контролем. — Всё должно быть просто идеально. Не думаю, что он будет доволен твоей неосторожностью. Он? Кто он? Волан-де-Морт? Пожиратели смерти уже здесь? Плохо, очень, очень плохо. Может быть, они говорят о предмете? Может, хотели списать на контрольной по ЗОТИ? Хоть что-то, должно быть объяснение. Хватит драматизировать, Гермиона! В школе есть опасность и нужно как можно скорее сообщить обо всём Гарри, который в свою очередь сообщит всё Ордену. Мы нападём первыми. Нападём и спасём Хогвартс! Страх. Пальцы на руках затряслись, а сердце метало по всей грудной клетке. — Гермиона? — послышался знакомый голос с другой стороны, который начал зудеть в ушах. Подпрыгнув от неожиданности, гриффиндорка заметила Уизли. Приложила палец к губам и поняла — Мур и её спутник держали путь сюда. — Рональд! Сюда! — она потянула его на себя, встала у стены и взяла его за щёки, прижимая свой лоб к его. Она закрыла глаза, в ушах звенело — лишь бы пронесло. Рон закрывал её своей спиной, будто стеной, не давая другим видеть её, и сейчас было совершенно плевать, насколько они близко, главное, чтобы сработало. Послышались трое шагов, одни из которых грозно топали в их сторону, а потом остановились и пошли назад. Могла бы открыть глаза и посмотреть — но не хватало духу, дождалась, пока все разойдутся. — Ты как? Что случилось? — обеспокоенно отстранился и начал изучать раскрасневшееся от волнения лицо подруги. — Всё… в порядке, — Гермиона поправила волосы, переводя дух, они многое вместе пережили, но такие приключения ей точно были в новинку. — Как ты вообще оказался здесь?! — Я уже всё узнал! По её словам это… — он замешкался, очевидно вспоминая слова Полумны. —…спектрально-астральные очки, с их помощью можно увидеть мозгошмыгов, которые вызывают размягчение мозга. И… было что-то ещё, но я не могу вспомнить. Картинка начинала складываться. — То есть, похитителю нужны были очки для обнаружения людей? А вдруг у человека нет этих… мозгошмыгов? — Грейнджер потёрла щёки руками. Рон же просто пожал плечами. На самом деле ничего понятно не было, оставалось множество вопросов, на которые они так и не получили ответы. А вдруг и не получат? Вдруг опасность станет ещё более ужаснее, пока они пытаются докопаться до правды? Нет. Гермиона не допустит этого.***
Гермиона Грейнджер всегда следовала золотому правилу: «Если ты чего-то не знаешь, беги в библиотеку!». Так она поступила и в этот раз, надеялась найти подробное описание мозгошмыгов. Взяв пару книг о волшебных чудовищах и одну газету, в которой говорилось о спектрально-астральных очках, девушка принялась изучать материалы. В помещении горели свечи, так как день близился к концу, и в окна стал тихо опускаться розово-оранжевый свет заката, который вскоре превратиться в кромешную тьму. Гермиона нагнетающе стучала пальцами о страницы открытой книги, в которой красовался мелкий текст с картинкой гиппогрифа, на которой остановилась девушка, отвлёкшись на газету. Сейчас красно-золотой галстук был совсем не натянут, и эта деталь постоянно всплывала в голове Грейнджер и заставляла проверить не упал ли элемент факультета на не совсем чистый пол. На улице была самая настоящая осень — нет, не календарная, а именно та осень, которую описывают в магловских фильмах. Она всегда описывается слишком тихой, что делает её безумно романтичной, яркой, что делает восхитительно красивой и наполненной самыми хорошими воспоминаниями. Ох, если бы это было так. Её же осень была наполнена переизбытком непонятных чувств, злости и грусти. Друзья были заняты своими делами, а она — своими. Сидя напротив большого окна, Гермиона понимала, как же прекрасен тот момент, в котором она сейчас находится. Пытается зафиксировать его, оставить в голове навсегда, боясь, вдруг, такого уже не будет никогда. Безумно хотелось, чтобы всё было проще. Намного, намного проще. Но оставалось ещё много неразгаданного, и гриффиндорка понимала, что это только начало. Грейнджер встряхнула кудрявыми волосами, и в этот момент сзади послышались тихие, но твёрдые шаги. И она узнавала эти шаги. Хорошо, если ошиблась в том, кому они принадлежат. — Как твой вечер с Уизли? Плечи снова окаменели. Казалось, на них свалилась гора в несколько тысяч тонн. А его голос всё также действовал как электрошок. Внутри её кидало из стороны в сторону, как только она слышала его голос. Но снаружи она была абсолютно спокойна. По крайней мере пыталась быть таковой. — Что ты делал в запретной секции в ту ночь? — не поворачиваясь назад, спросила Грейнджер. — Какая тебе разница? — Хоть раз ответь. За этими словами последовала тишина. Ни вздоха, ни кашля, ни звука приближающихся шагов. Ничего. — Это тебя не касается, — резко, но слишком сдержанно и холодно ответил Малфой. — А что же меня касается? И снова в ответ тишина, ему просто нечего сказать. Просто пустышка, пытается выглядеть круто, стильно, аристократично, да как угодно. Но в нём ничего. Пустое место. А на что ты надеялась? — Почему ты целовалась с Уизли? — переспросил в более прямой форме. — Что. Пф, да я… — Только не нужно лгать. Она встала из-за стола, он хочет правду? Он получит правду. — Во-первых, я ни с кем не целовалась, не развлекалась, совершенно ничего, и даже если бы всё это было правдой, сомневаюсь, что ты именно тот, кому я без проблем могу рассказать об этом. Во-вторых, ты что, следишь за мной? — она приближалась к нему, но Малфой не двигался с места, а всего лишь грозно стоял, скрестив руки на груди и немного высокомерно приподняв голову вверх. — А что в-третьих, Грейнджер? Настолько холодно, что до дрожи. Он может довести тебя до проклятой дрожи. — В-третьих, что происходит, Драко Малфой? — его имя осталось в воздухе, ударяя током язык, который образовал в горле комок. Но не заплачешь перед ним, пусть и ты, и твой голос дрожит, но не покажешь свою слабость перед ним. Не сделаешь этого. И вдруг его глаза погрустнели. Глаза из самого холодного льда погрустнели! Оба чувствовали, что до ужаса устали противостоять, прямо сейчас упадут на пол и не смогут встать несколько недель от этой усталости. Она сделала ещё шаг к нему, потому что снова хотела прикоснуться к его щекам, плечам, рукам, да чему угодно. Просто почувствовать его. И тут его руки чуть дрогнули, будто бы он уже тянулся заключить в объятья Гермиону. Но остановился, рыкнул что-то под нос и ушёл. Почти бежал. Бежал от неё, от той, которую когда-то разносил в клочья. Какой же трус.