О чём мечтает сердце принца?

              Утро следующего дня стало… не то чтобы фантастическим, но запоминающимся. Мы остановились на ночевку в крохотном поселении у оазиса. Да-да, того самого, за который с годик назад воевал Чонгук. Приняли парня там с небывалым восторгом. Все были благодарны за то, что они с Хосоком отстояли оазис, так что готовы были не только в дом, в собственную постель впустить. Уступив место, разумеется. Но мы всё же остались ночевать в каретах-телегах, потому что поселение-то было бедненькое, собранное из чахленьких бараков и сомнительных домиков из деревянных панелей, которые, казалось, могут завалиться прямо посреди ночи. Нет, по пустынным меркам — нормальное жильё, которое и от солнцепека днем укроет, и от прохлады ночью убережет. Но зачем мешать кому-то, если в карете ровно то же самое? Мы с принцем уложили между скамьями деревянную панель, что обычно оставалась подвязанной под потолком, настелили там меховых шуб да плащей, и уютно устроились кучкой, совершенно не боясь, что кто-то заглянет. Уж в этот раз у нас точно было оправдание. Разбудила нас Шуга. Небо едва начало бледнеть по низу, солнце еще даже самым краешком не показалось из-за горизонта, а она уже с фырчанием заглянула в карету, прямо требуя подниматься. Не понимая, чего эта коварная морда хочет, я с трудом сел, потирая глаза. Чонгук переполз с моей груди на подушку. — Ну? — хрипло спросил я, глядя на Шугу почти не открывающимися глазами. — И чего ты хочешь? Что такого стряслось с утра пораньше? Шуга мотнула головой, ясно давая понять, что мне нужно выйти из кареты, чтобы узнать ответы на свои вопросы. Зевнув, я нехотя пододвинулся и выглянул в окно. Кобыла отошла, освобождая проем. Она стояла рядом с каретой и чуть подскакивала от волнения, переминаясь с копыта на копыто, происходящее привело ее в настоящий восторг. И восторгаться было чем, признаю. — Ух ты, — выдохнул я, пихая Чонгука в плечо. — Гляньте-ка, ваше высочество. — Ммм, — отозвался парень, с кряхтением и стонами отрывая лицо от подушки. — Шт там? — Джейраны. Наш скромный караван остановился у сетчатого забора, подальше от местных бараков, чтобы никому не мешать. За ним всё еще росли кусты и трава, и вот, среди невысокой травы, шуршащей на легком ветру, бродили джейраны. Целый десяток, настоящее стадо. И взрослые и совсем молоденькие. Одни оглядывались по сторонам, внимательно следя за обстановкой, другие спокойно щипали траву, малыши и вовсе беззаботно играли. Близко к поселению не подходили, но фырчащую и топчущуюся Шугу явно не боялись. — Ничего себе, — пробормотал Чонгук, выглядывая в окошко. — Никогда еще их не видел так близко… — А я вообще не видел, — улыбнулся я, отодвигаясь, чтобы уступить место. Они все без исключения выглядели грациозными и изящными. Самцы красовались изогнутыми рогами, перекликающимися с черными полосами на боках, нежно-песочные самочки гнули тонкие шеи, посматривая в стороны, а совсем маленькие детеныши легко скакали вокруг, как игрушки на пружинках. Их спины почти сливались с фоном из бесконечной череды барханов, а белые брюшки контрастировали с темной травой. Глядя на мерно двигающиеся челюсти и подрагивающие ушки, я не мог не улыбаться. Торжество свободной природы. Очаровательное мгновение, когда ничто вокруг не боится человека, продолжает жить своей примитивной и прекрасной жизнью, позволяя ему мирно любоваться со стороны. — Надо же, Хосок чем-то на них похож, — усмехнулся я, пихнув Чонгука локтем. Парень только хмыкнул. — Наверное, это по-своему хорошо, что мы их увидели сегодня, не думаете? Джейраны ведь — символ Рёмерии. Отличное прощание с провинцией. — Ты же, кажется, не веришь в приметы и символы, — прошептал Чонгук, как будто боясь спугнуть зверей своим голосом. — С вами начнешь… Вы ведь даже сегодня уложили свою берегиню с нами спать. — Парень тут же смущенно убрал куклу подальше. — Да не прячьте уже, поздно. — Мне просто с ней спокойнее спится. — Верю, я бы тоже не отказался вернуть своего игрушечного кролика. — Я похлопал его по колену и в последний раз обвел стадо взглядом. — Давайте-ка собираться. Солнце уже начинает выползать, скоро остальные проснутся. Хочу взбодриться и привести себя в порядок раньше, чем они начнут нудеть над ухом. Джейраны вскоре исчезли, обошли поселение, скрывшись где-то с другой стороны. Кроме нас с Чонгуком, никто их не видел, наверное, поэтому ничуть не впечатлились рассказом. Этакое чудо нужно было видеть собственными глазами. Обязательно нужно. И я мысленно благодарил Шугу за подаренную возможность застать момент. После тихого-мирного завтрака, мы снова отправились в дорогу. Я, честно, не предполагал, что в пути случится хоть что-нибудь еще примечательное. Но во время второй ночной остановки Чонгук о чем-то секретничал с Тильсин. Я проснулся из-за мучившей меня жажды, осмотрел карету и понял, что нахожусь в ней один. Первым делом, разумеется, подумал, что Чонгук просто отошел по нужде, но потом вдруг меня обуяла паника. А вдруг разбойники? Воры, душегубы, похитители принцев! Скрутили стражников, уволокли принца! Так что я тут же поспешил выпутаться из уютного гнездышка и вывалиться из кареты. Чонгук сидел на другом краю полянки. А Тильсин уютно устроилась на его колене. Крылышки светились в темноте, очаровательно подсвечивая кудряшки и сложное платье, похожее на укутанный паутинкой бутон розы. Они о чем-то очень оживленно, хоть и тихо, беседовали, но тут же замолчали, уставившись на меня, стоило только подойти. Рассказывать, что такого срочного случилось, что она даже явилась среди ночи, Тильсин наотрез отказалась. Причем, так умело меняла тему и заговаривала зубы, что я несколько раз чуть не забыл, для чего вообще подошел. Пришлось оставить их в покое и возвращаться. Хлебнув воды, я снова зарылся в меховые плащи и стал дожидаться. Спустя какое-то время Чонгук вернулся, и я приступил к новым попыткам хоть что-нибудь разузнать. Но и этот оказался крепким орешком. А на утро он стал смотреть на меня совсем иначе. Клянусь. И это совсем не тот случай, когда взгляды становятся кокетливыми и намекающими, как в прошлый раз. Он как будто думал о чем-то, что кажется безумно странным. Всё сходилось, одно к другому, они точно мне косточки перемывали! Так что всю оставшуюся дорогу я держался в стороне, пялился в окошко, любуясь сменившимся пейзажем, и время от времени вываливался из омута сумбурных размышлений о всякой чепухе и тоски по дому в реальность и снова пытался вычислить, что же именно они там обсуждали. Конечно, безуспешно.

***

Если вас интересует, на что походила Плюмерия, попытаюсь описать в двух словах. Представьте, что пышные и густые джунгли начали встречаться с симпатичным ельником, они поженились, родили милый лесочек, а потом нагрянула бабушка смешанный лес, которая оказала огромное влияние на внука. Чонгук был прав, тут росли все возможные виды деревьев. А у меня мозг закипал от размышлений — как? Как они умудряюсь все уживаться и чувствовать себя хорошо? Как может таким разным растениям быть комфортно в одинаковых условиях? Как они друг друга не губят?! Впрочем, город поразил меня еще больше. Это был настоящий рай для десятилетки, потому что здесь целый лес был превращен в огромное скопление домиков на деревьях. Сотни очаровательных избушек из тонких бревен или коричневой глины, устроившихся на крепких ветвях и выросших вокруг стволов. У кого-то — одна, у кого-то — целое семейство, соединенное мостиками. При взгляде на всё это великолепие у меня, во-первых, начала затекать шея, потому что смотреть приходилось с задранной головой, а во-вторых, возникал вопрос: а есть ли у этих людей вообще какой-то транспорт… и, если нет, куда же мы денем свои телеги да кареты? Чем дальше мы углублялись в лес, к центру города, тем больше появлялось огромных по местным меркам домов на высоких сваях. Они были порой причудливых и просто диких форм, ведь старались расположиться между деревьями, петляли зигзагами, как змейки, обползая стволы. Мы медленно ехали по выложенной камнем дорожке, которой еле-еле хватало на ширину колес кареты, проскальзывали под чьими-то домами и любовались, ведь снизу все они были украшены. Кто-то размещал под домом резные фигуры из дерева, так что над проходящими то и дело свешивались то протянувшая руку очаровательная русалка, то грозно рычащий медведь, то целый сад изящных цветов и птиц. Кто-то натягивал между сваями веревки и развешивал разноцветные лоскутки, шевелящиеся на почти не заметном ветру, или бронзовые колокольчики, наполнявшие воздух тончайшим перезвоном. А кто-то даже украсил пол-потолок целой мозаичной дорожкой из небольших зеркал в разноцветных рамах, так что путник мог видеть собственное отражение. Должно быть, в этом доме жили очень богатые люди, подумалось мне, ведь зеркала тут стоят — ого-го, даже маленькие считаются роскошным подарком! Меня по-своему радовала и удивляла каждая провинция, ведь по натуре я не был путешественником, почти всю жизнь просидел в родном городе, мало что видел. Все они показали мне нечто новое и подарили впечатления, которые я не рассчитывал когда-нибудь найти. Но только Плюмерия по-настоящему поразила, ведь я не мог даже подобрать ассоциаций, я не знал ни одного подобного ей места в своем мире. Местами это напоминало мне чудесные обои для рабочего стола, которые я накачал из раздела «Таиланд/Индонезия», местами скорее походило на фотографии брата, сделанные в еловом лесу, а местами цвело так пышно и ярко, что даже пестрые аляповатые платья моей бабули не смогли бы сравниться с этой красотой. Я завороженно смотрел на ловко и грациозно порхающих по веревочным мостикам людей, занятых собственными делами, слушал доносящиеся со всех сторон звяканья, бряцанья и постукивания, сливающиеся в причудливую мелодию, что умудрялась всё же не превратиться в надоедливую какофонию, и совершенно не следил за разговором Чонгука с нашим кучером. — Цветы здесь такие мясистые, — усмехнулся я, наблюдая за крошкой-колибри, увивающейся вокруг красно-розового цветка размером с бокал. Вот из такого бы пиво хлебать… — А их есть можно? Пару цветов умять — и сыт полдня. — Конкретно этот — нельзя, — ответил Чонгук, через мое плечо выглядывая в окошко. — Но в Плюмерии очень много цветов используют в кулинарии, не только в качестве приправ, но и как основы для салатов. Съедобные цветы обычно выращивают в специальных садах, личных или общих. Учитывая, что цветет тут всё чуть ли не круглый год, можно предположить, что цветы составляют сравнительно большу́ю часть употребляемой местными жителями пищи. — О как, — улыбнулся я, опуская взгляд и рассматривая дорожку, которая вдруг из каменной и неровной превратилась в дощатую и идеально гладенькую, да к тому же поднимающуюся под углом. Высунувшись из окна чуть не по пояс, я оглядел строение, к которому она нас вела. Что-то вроде большого помоста, укрытого навесом. Через решетчатые стены было не очень-то понятно, но мне показалось, что внутри уже стоят какие-то телеги и повозки. — Куда это мы приехали? — Оставим тут карету. Дальше пойдем пешком, потому что лес и дорожки не позволяют передвигаться на колесах. — Ничего себе! Общественная парковка! Получается, в средние века такие штуки тоже существовали? Хотя… почему бы и нет? Есть транспорт — нужны и парковки. Здорово. — Ну, раз ты в таком восторге, ты понесешь сумки, — улыбнулся Чонгук, пряча в одну из них плащ, в который до этого кутался. — Так говорите, как будто не я бы их понес в любом случае. — О, если ты не заметил, большую часть вещей ты возишь на мне. — Ну… так вы ж здоровый и крепкий, — тихо отозвался я, скосив взгляд. Нет, правда. За время нашего знакомства он как будто даже еще чуточку подрос. Или это я утаптывался под давлением нового мира. — На таких пахать надо. Вот и… — Так уж и быть, — коварно улыбнулся Чонгук, — поделим ношу поровну. Но только, чур, на Шугу свои сумки не сваливать, даже если она будет сама предлагать. Идет? — Идет, — почти нехотя ответил я, пожимая протянутую руку. — Но сумки я выберу сам. И в этот момент карета окончательно остановилась. «Приехали!» — звонко объявил Тэ, и мы дружно распахнули обе дверцы. Увы, мой хитрый план не сработал, сумки оказались набиты примерно одинаково, так что разницы в весе не чувствовалось. Пришлось смириться, взвалить на себя половину и плестись вслед за бодро вышагивающим принцем. С того момента Плюмерия не казалась такой уж восхитительной. Я вдруг понял, что в лесах ее довольно душно, из-за чего трудно дышать, воздух слишком влажный, камешки в дорожках — острые, а сами дорожки — чудовищно петляют, как будто всеми силами пытаясь, если не уморить, то хотя бы голову закружить. Кроме того, ни на секунду не прекращающийся шум раздражал. — Здесь всегда так шумно? — проворчал я, отмахиваясь от очередного ошалелого насекомого, которое как будто намеренно нарывалось, чтоб его прихлопнули. — Да, — ответил Чонгук, чуть оглянувшись через плечо. Он, как и стражники, замыкавшие строй, всё еще держался бодрячком, но любезно тащился престарелой черепашкой, чтобы группа задохликов, возглавляемая мной, не чувствовала себя совсем уж никчемной. — Звон и стуки отпугивают змей. Как я говорил, их тут очень много, поэтому местные пытаются максимально себя обезопасить. — Точно, — хмыкнул я, опуская взгляд, — спасибо, что напомнили. Кстати, пока мне на глаза не попадалось ничего, похожего на змей. — Я видел несколько. Но это были неядовитые. — Шуга, — шепнул я идущей рядом кобыле, та насторожила уши. — Ты змей боишься? — Она отрицательно мотнула головой. — Вот и отлично. Если что, будешь меня защищать. Потому что я их всех боюсь, ядовитых от неядовитых не отличаю и вообще не хочу связываться. Поняла? Кобылка кивнула и тут же принялась внимательно оглядываться, ища среди густых зарослей подозрительные лианы. Как ни странно, хоть это и была шутка, мне стало чуточку спокойнее. Хотя бы одной проблемой меньше. — А как долго вообще нам идти? — спросил я, из последних сил пытаясь поднажать и догнать Чонгука. — Я так понимаю, мы к наместнику опять идем, да? — Да, к нему. Только я и сам понятия не имею, сколько идти. Я ведь тут тоже впервые. Чонгук прищурился, что-то разглядывая в кустах за моей спиной. Я не хотел встретиться взглядом с какой-нибудь змеей, так что даже не обернулся. И зря. Обитали в этих местах не только полчища насекомых и змеи. Услышав новые странные звуки, я даже не сразу заподозрил, что они как-то связаны со взглядом Чонгука, так что, когда мимо меня с хрюканьем и визгами промчался целый выводок кабанчиков, с почти такими же визгами поронял свои сумки, не зная, в какую сторону убегать. Так и застыл на месте, стоя на одной ноге, как цапля, и вопя. Полосатые торпеды, добежав до огромного кедра, тут же развернулись и понеслись обратно, всё так же задорно визжа и врезаясь в стоящих на дорожке людей. Похоже, дикие кабаны в этих местах совершенно никого не боялись и не стеснялись. И вели себя дико в каком-то не том смысле. — Чертов бегающий бекон, — выдохнул-прорычал я, пытаясь отдышаться и собрать сумки. — Ни стыда ни совести. Ох, мой дед бы вас построил. Научил бы дисциплине. — Ты даже кабанчиков боишься? — улыбнулся Чонгук. В отличие от идущих позади церковных крыс и стражников, он милостиво сдержал смех, но веселье всё же не скрывал. — Они же такие маленькие. — Маленькие. Но нападают бандой. Нельзя судить врага по его габаритам, уж я-то знаю. На ферме моего деда самые большие проблемы доставляли не огромные хряки, а маленькие поросята. — Нужно будет приобрести для себя кабанчика. — Что? — Я вскинул последнюю сумку на плечо и снова неспешно поплелся, теперь уже настороженно озираясь и ожидая атаки с любой стороны. — Серьезно, что ли? — Буду держать его в своих покоях. Водить на веревочке. И кормить с серебряной тарелочки. Нужно же завести себе хоть какую-то живность… — Мне казалось, у вас это не распространено, — нервно усмехнулся я, представляя Чонгука, который гуляет по саду, неся на руках кабанчика в кружевном платье и нюхая цветочки. Прекрасное зрелище. Я даже готов был согласиться. — Разве нет? Разве у кого-то из принцев есть животные? — Сокджин держит двух лабрадоров, у Намджуна три черные кошки, Хосок разводит птиц в птичнике Генриха, а у Бомгю живет пара змей. — Тогда одобряю, — кивнул я, впечатлившись. — Кабан будет самым выпендрежным вариантом. Главное — подобрать ему пафосное имя. — А у тебя ведь тоже есть кто-то… — Чонгук осекся, хмыкнул и поправился, спеша продолжить разговор: — Был. Кажется, ты упоминал собаку. Правильно? — Да, — ответил я, стараясь не терять лицо. — Собачка. Щенок еще. Надеюсь, его забрали родители, а не брат, у брата совершенно нет времени ухаживать за животным. Малыш Холли был той частью жизни, которая никак не давала окончательно принять и смириться с новым миром. Я безумно скучал по родным и друзьям, скучал по былому комфорту, скучал по многому… Но Холли успел стать самым близким мне живым существом, расставание с которым я оказался не в силах перенести. К счастью, у меня уже имелся кое-какой план на этот счет. Шли мы, кстати, очень долго, но явно не потому, что далеко, просто идти в этом месте было ужасно трудно. Даже Чонгук в итоге замучился. Так что, увидев между деревьями просвет, облегченно вздохнул. Это была поляна, почти полностью занятая огромным двухэтажным зданием на всё таких же сваях. Под зданием густо росли папоротники и гуляли индюки. Над ним, на бамбуковых жердях, сидели десятки разноцветных попугаев. А внутри, похоже, готовили что-то очень вкусное… из какой-то птицы. — Замечательно, — с наигранной радостью протянул я, — нас уже встречают. Намджун, беседовавший с кем-то на веранде, как раз оглянулся и заметил идущих по дорожке путников. Его собеседник коротко поклонился и тут же засеменил прочь, исчезнув между бесконечными деревянными столбиками-колоннами, а принц, держа гордую осанку прямо-таки поплыл в нашем направлении. Спускаясь по бамбуковой лесенке, он улыбался и светился почти как Хосок, но ровно до тех пор, пока не поскользнулся, еле устояв на ногах. Разумеется, над ним хихикать никто не посмел. — Несказанно рад встрече, — начал Намджун, пытаясь не терять лица, и поочередно обменялся какими-то слишком величавыми и манерными рукопожатиями с принцем и церковнослужителями. Мы с воинами и кучером скромно отошли на второй план. — Я тоже прибыл только сегодня утром, уж слишком задержался в Пульсатилле… ничего не могу с собой поделать, как только попадаю в библиотеку, забываю обо всем на свете! — И точно ведь, — распевно согласился Тэхён, кивая с учтивой улыбкой. — Помню, первое время я даже поражался, ведь не было случая, чтобы я увидел вас без книги. Только лишь на торжественных приемах. Да и то, казалось, где-то под плащом его высочество прячет какой-нибудь свиток, который тайком почитывает. — Полноте, мой дорогой друг! — тихо рассмеялся Намджун. А я подумал про себя, что он начинает ассоциироваться у меня с мудреными словечками, которые в моем мире уже успели устареть. Никто не использовал их чаще. Видимо, в их реалиях именно так я мог отличить начитанного парня. Первое время и Чонгук говорил со мной как-то… старомодно. Но постепенно речь его стала куда проще. То ли он в путешествии расслаблялся, не пытаясь строить из себя интеллигента, то ли просто подстраивался под меня, простачка. Оставалось надеяться, что это он не тупел с таким шикарным собеседником. Было бы обидно. А пока я размышлял о подобной ерунде, Намджун всё вещал и вещал, и в итоге позвал нас всех, наконец, проходить. Желая немного помочь, он забрал у Чонгука самую объемную сумку и первым стал подниматься по лестнице, тут же сумку порвав, напоровшись на бамбуковые перила. В густые заросли у дорожки повалились все наши многочисленные банные принадлежности. Зубной порошок даже рассыпался белоснежным облачком, клубясь и оседая на траву. Индюки заинтересованно вытянули шеи. — Мне очень жаль, — выдохнул Намджун, удивленно оглядывая сумку. Я как ни в чем не бывало принялся собирать разбросанное, чтобы не создавать заминок, ведь хотелось хотя бы с одним из принцев наладить нормальные отношения без стадии взаимного презрения. — Прошу прощения. — Не переживай, — улыбнулся Чонгук, хлопнув его по плечу и ловко перевесив сумку другим боком, чтобы прекратила уже терять содержимое. — Все давно к этому привыкли. И вот тут я догадался, что он имел в виду, заявив, что Намджун мне не понравится. В голове сразу всплыло множество сценок, которые раньше не цепляли внимание, но теперь складывались в цельную и красноречивую картину. Точно! Намджун был не только ботаником, но еще и растяпой. Бесчисленные падавшие, ломавшиеся, рвавшиеся и разбивавшиеся вещи — тому свидетели. Как и я. Удивительно, что при этом он всё равно производил впечатление статного, представительного и даже грациозного мужчины. Ох уж эти дорогие костюмы, кого угодно превратят из гадкого утенка в прекрасного лебедя. А вот интересно, я бы тоже мог сойти за принца, если бы принарядился, плечи расправил и нос вздернул? Разобравшись с вещами, мы поднялись по лестнице. Я вопросительно оглянулся на Шугу. Кобылка помялась на месте, как будто стесняясь, а потом уверенно мотнула головой, мол, не пойду я с вами. И тут же сорвалась с места, помчавшись гонять индюков. Я усмехнулся и выкинул это из головы: если что, не я буду отвечать за психологические травмы местных птиц. Нас очень быстро разделили на три группки. Один слуга повел стражников и кучера куда-то влево, второй повел священнослужителей вправо, а мы с Чонгуком поплелись за Намджуном. Прямо. — Сегодня господин Клематис уже не выйдет вас поприветствовать, он дурно себя чувствовал и отправился в свои покои отдыхать. Уж очень чувствительный, крепким здоровьем не отличается. — Намджун оглянулся и шепнул едва слышно: — Вовсе не зря, как мне подумалось, Бомгю величает его неженкой. — Вау, — выдохнул я, улыбнувшись. — Уже хочу посмотреть на того, кого даже Бомгю неженкой счел. — Намджун нахмурился, переведя на меня взгляд. Я улыбнулся шире, понимая, что план по нормальному налаживанию отношений провален, так что продолжил без всякого стеснения: — Если вас тоже интересует, чего это я рот раскрываю, могу ответить на ваш вопрос: меня повысили до советника принца. — Как это понимать? — Намджун недоуменно перевел взгляд на брата. — Я… — Чонгук закатил глаза, обдумывая, как всё объяснить. Вообще-то мог бы уже давно придумать правдоподобную легенду. Знает же меня. — Я предпочитаю старомодные отношения господ и слуг, когда слуга был для своего господина боевым товарищем, близким другом, надежным советником… — …и страстным любовником. — И молчаливым носильщиком! — повысив голос до грозного, закончил Чонгук, похоже, едва сдержавшись, чтобы не треснуть хорошенько самой тяжелой сумкой. — Который никогда не опозорит перед братьями. — Давно пора, — хмыкнул Намджун, отворачиваясь. При этом он умудрился задеть плечом висевшую на деревянной стене картину с чудесным морским пейзажем, заставив Чонгука спешно ее подхватывать. — Из-за того, что ты никак не мог себе кого-нибудь найти, мне было даже неловко заявить миру о новых отношениях… — Что? — Мы с Чонгуком удивленно переглянулись. Парень повесил картину и поспешил за братом. — О чем это ты говоришь? — О своей возлюбленной. — Намджун говорил спокойно, как о незначительных пустяках, но через пару секунд уши его начали краснеть. — Братья постоянно подшучивали, зовя меня ветреным и излишне влюбчивым. Уже третья женщина со дня приезда в замок. А у малыша Чонгука вон ни одной еще не было. Я давился смехом, слушая его. Чонгук же как будто головой ударился и теперь не понимал, что происходит. Не знаю, что его удивляло больше всего. Что Намджун держал свои отношения в тайне из-за него? Или то, что тот совершенно спокойно принял его выбор? Но когда долгая речь Намджуна сошла на нет, Чонгук ошарашенно пробормотал: — Погоди… какие три женщины? У тебя же… только одна жена была… — Д-две, — как-то неуверенно поправил Намджун, похоже, смутившись. Он распахнул резную дверцу и жестом пригласил нас пройти в комнату. — Но первая сбежала из замка с охотником через три дня после церемонии, и подобное бессердечное предательство позволило мне получить развод. Право слово, не стоит даже и говорить… К тому же, похоже, ты совсем не помнишь. Не бери в голову! Чонгук слабо кивнул и, наконец, зашел в комнату. Я тут же скользнул следом, делая вид, что и меня тоже пропускали вперед. Ничего такая, мебели много — это меня порадовало. Кровать, пара кресел, полки, стол, столики, пуфик... да куча всего. Даже огромный портрет на стене. — Так ты из-за женщины задержался, а не из-за книг?! — вдруг выпалил Чонгук, побросав сумки на пол. Я заботливо их поднял и дотащил до стоящих в углу странных полочек. — Из-за управляющей библиотеки? — Если уж говорить честно, да. И это такая проблема… — Намджун с досадой покачал головой, всем своим видом отлично выражая печаль. — Когда твоя женщина говорит, что нашла свое призвание и свое место в жизни, не желая перебираться жить к тебе в замок, это большая проблема. Ох, изменились времена. Женщины не хотят быть просто женами и матерями. А мне что прикажете делать? Мне теперь до конца жизни так ездить в гости несколько раз в год, что ли? — Да уж, с независимыми бабами трудно, — с некоторым сарказмом хмыкнул я, падая в кресло и ерзая, чтобы проверить на мягкость. — Ты не понимаешь, — тут же напустился Намджун. — Из-за этого мы не можем быть вместе. Я не могу бросить замок, она не желает оставлять библиотеку, а между ними три дня езды! — Да как раз очень понимаю. Я на втором курсе встречался с парнем из другой страны, общались только по переписке. Ну, один раз он ко мне в гости на неделю нагрянул… правда, после этого мы и расстались. — Предположим, — ответил Намджун, хмурясь. — Допустим, что ты понимаешь, что представляет из себя любовь, разделенная расстоянием. Тогда ты должен понимать, что я из-за ее упертости очень страдаю, я вынужден поддерживать и подпитывать нашу любовь редкими визитами, коих недопустимо мало для брака… — Гостевой брак — не про средневековье, да. — Я откинулся на мягкую спинку, закрыл глаза и постарался расслабиться. — Знаете, ваше высочество, простота в делах и отношениях, конечно, хороша... можно убиваться от горя, что ее нет. А можно вспомнить о плюсах. Вы ведь явно полюбили эту девушку не за красивые глаза. Я слышал, она обучалась в гареме господина Моруса. Должно быть, очень умная и интересная собеседница, какую начитанный и вдумчивый мужчина вроде вас и хочет видеть спутницей жизни. Так? Чонгук сидел во втором кресле, тискал подушечку и делал вид, что его вообще в комнате нет. Намджун смотрел на меня, скажем так, без восторга, но всё же было понятно, что я пока во всем прав. — Не знаю, чего я вообще разошелся. Я просто хотел коротко вякнуть, что хрена с два вы сможете не дать этим отношениям сдохнуть, если либо не откажетесь от жизни в замке, либо не обустроите в Орсдейл-Касл библиотеку. Не надейтесь. Или не переживайте, потому что до конца жизни ездить не придется. — Осмелюсь заявить, советник из тебя — так себе… — Зато любовник отличный, — улыбнулся я. — И всегда рядом, да, мой принц? Намджун что-то там фыркнул, видимо, выразив благодарность за содержательную и мотивирующую речь, распрощался с братом, пожелав приятного вечера, и ушел. С таким достоинством, будто и не было этого эмоционального, порывистого и сумбурного разговора. — И чего тебя вечно тянет всем гадости говорить?.. — вздохнул Чонгук. — Сам не знаю. — Я пожал плечами, всё продолжая улыбаться. Парень перевел на меня взгляд, совсем не злой, возмущенный или разочарованный, скорее — философски-довольный, как будто ему уже начинало нравиться наблюдать за моими мелкими склоками с его окружением. — А вы-то что об этом думаете? — О чем именно? — Плохо, что женщины теперь хотят не только женами и матерями быть? — Нет. — Чонгук улыбнулся. — Есть женщины, которые будто для того и рождены, чтобы какое-то важное дело сделать. Так пусть делают. Пусть управляют маленькой фермой, театром, библиотекой или целой провинцией, если у них получается. — Могут ли жить и процветать отношения на расстоянии? — Я уже чувствовал себя интервьюером, прям видел минималистичную студию с черным задником и десяточку-другую подписчиков на канале с моими видео. Дорогие подписчики, сегодня у меня в гостях четвертый принц королевства, название которого я до сих пор не знаю, парень, поборовший свое давнее проклятие, наложенное родным отцом, умелый наездник, любитель пикантных романчиков и просто красавец-юнец, Чонгук! Ах, если бы. — Зависит от того, чего вступающие в такие отношения от этих отношений хотят. — Чонгук с некоторой тоской вздохнул и продолжил: — То есть — почти не могут. Ведь в нашем мире и нашем обществе подавляющее большинство людей требует от отношений того, что подобные дать не могут. Брак, дети, семья в доме, совместное хозяйство, постоянное присутствие рядом. — Смогут ли продолжиться отношения Намджуна с управляющей библиотеки? — Может быть. Если он признается себе, что хочет именно этого. Душевной беседы. Но ему трудно перечить обществу, а общество не принимает подобное. Либо вы живете вместе, либо вы не пара. Именно из-за этого Намджун себе места не находит, как я думаю. Ему нравится жить так, писать бесконечные письма, наведываться в гости через пару лун, просто радоваться тому, что она счастлива посвящать себя любимому делу. Готов поспорить, именно так и есть. Но он принц. А у принца выбор невелик: либо живешь по установленным правилам, либо порицание неизбежно. — Так, может быть, Намджун еще и первее всех откажется от короны?.. — Я подпер щеку ладонью. Мне стало по-настоящему интересно, ведь ответы Чонгука меня безумно радовали и даже немного удивляли. Я был счастлив слышать от него подобные слова и рассуждения. Хотел копнуть еще глубже. — Может, — кивнул Чонгук, тоже откидываясь на спинку кресла и крепко обнимая подушку. — И я буду даже рад за него. Но для королевства это, возможно, станет огромной утратой… Так что, может быть, Намджун, понимая, что именно он — лучший претендент на трон, откажется от личного счастья. — Эх. — Я перевел взгляд на окно. Уже вечерело, над лесом разливался сочный закат, звучали совершенно новые птичьи трели, воздух начинал остывать. Я почувствовал, что ужасно устал и хочу спать. — Вам бы палату королей утроить. Чтобы все пятеро управляли… Вот это было бы дело. Или не дело. Не знаю. — Палату?.. Все пятеро? — Чонгук напрягся, выпрямляясь по струнке. — Как любопытно, я еще никогда не задумывался о подобном варианте. Расскажи-ка подробнее, у вас в мире такой строй? — Может, обсудим это завтра? — я жалобно сморщил нос. — Сейчас я хочу только завалиться спать. И, наверное, немного пообниматься. — Нет. Никаких «пообниматься», — почти холодно отрезал Чонгук. — Я провинился, да? — Нет. Просто, хм, мне будет неловко проявлять свои чувства… на глазах… у нее… — Он смущенно хмыкнул, а я перевел взгляд на огромный портрет, висящий прямо напротив кровати. Это была молодая черноволосая девушка в дорогом изумрудном платье. Тонкие пальчики держали хрупкий цветок, а на голове красовалась сверкающая тиара. — Уж очень взгляд пронзительный. — Да, точно, — нехотя кивнул я. Взгляд был очень живой, пробирал до костей, так что и у меня быстро отпало желание как-то проявлять перед ней свои любовные чувства. — Вы эту дамочку знаете? — Королева Вонхи. Жена Генриха. — Оу. — Я неловко поджал плечи, от души радуясь, что не успел высказать чего-нибудь грубого. Дженни говорила мне про королеву. Она умерла много лет назад, когда рожала единственного родного ребенка Генриха. Сына, который тоже скончался через каких-то три с небольшим месяца. Говорят, после этой утраты Генрих так и не захотел искать новую жену, потому и решил усыновить чужих осиротевших мальчишек. — Я слышал, она была очень понимающей и доброй женщиной. Думаю… она не обидится, если… Я встал. Подтащил к стене табуреточку и принялся ковыряться в сумках. А после осторожно, чтобы не свалить картину, накинул на раму легкий плед, подобрал концы, подоткнул под углы и отошел, оценивая результат. — Никакого неуважения, — честно заверил я, спеша развеять прорисовавшиеся на лице Чонгука сомнения. — Это просто занавес. Королеве самой так будет спокойнее, лучше выспится, и солнце утром в лицо светить не будет. — Уговорил, — неуверенно выдавил парень, поднимаясь и принимаясь готовиться ко сну. Забравшись в постель, мы еще долго тихо говорили, обсуждая всё то, что уже случилось в нашем путешествии, делились впечатлениями и надеждами, даже косточки кое-кому перетирали. В Плюмерии окончательно стемнело. Мы зажгли пару свеч и погрузились в чтение. Чонгук, как обычно в такие моменты, притих, внимая. Застыл, как настороженный олененок, погрузился в мысли. Я не сдержался. Закрыв книгу после последней строчки главы, потянулся к нему, Чонгук охотно позволил. Как только наши губы едва соприкоснулись, плед с шуршанием сполз за пол, обнажая портрет и тяжелый взгляд королевы. Чонгук хмыкнул. А дальше мы потушили свечи, улеглись на края кровати и больше не разговаривали. Как ни ужасно, всю ночь мне снилась королева. Она качала на руках крохотного младенца, нежным голосом пела ему колыбельные, а я просто наблюдал. У меня всё внутри холодело и так и хотелось сказать: «Это неправда, королева, вы уже были мертвы», но я молчал. К счастью, настало новое утро, и мы с Чонгуком, коротко посоветовавшись, тайком просмотрели соседние комнаты, выбрали одну пустую и заменили портрет королевы висевшим там натюрмортом с медным кувшином, арбузными дольками и звездочками карамболы.